Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную. ...

Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.

ПОХОД РУССКОЙ АРМИИ В ИНДИЮ

Проект составил. генер.-лейт. Евгений Егоров в 1855 г.

Записка эта принадлежит перу покойного отца моего, инженер-генерал-лейтенанта Евгения Андреевича Егорова, и найдена в бумагах его, после его смерти. Она помечена его рукой 1855 годом. Заглавия она не имеет; я дал ей, сообразуясь с ее содержанием, таковое: “Проект похода в Индию”. Почему она не была напечатана в свое время — мне неизвестно. Полагаю, однако, что и теперь, не смотря на то, что протекло тридцать лет со времени ее написания, она все же представляет не малый интерес, как по живой и яркой характеристике английской колонизационной политики в Индостане, так и по тому положению, в котором находилась в то время Россия относительно Англии, — положению, мало в чем с тех пор изменившемуся.

“Проект похода в Индию” может показаться, пожалуй, слишком смелым и грандиозным, но, как будет видно из его содержания, России представлялась возможность, еще в 1850-х годах, нанести своей сопернице на востоке такой чувствительный удар, после которого последней пришлось бы значительно понизить тон и умерить навсегда свои нескончаемые требования по вопросу об урегулировании границ наших в Азии; возможность же выполнения такого похода и присутствие всех благоприятных к тому условий в рассматриваемую эпоху — несомненны. Во всяком случае, эта посмертная записка, в связи с настоящим положением дел на востоке, должны пробудить серьезные размышления о внешней политике нашей вообще и пожелать ей более определенного и точного установления.

Биографические сведения о составителе печатаемого здесь проекта см. в “Русской Старине”, изд. 1886 г., том XLIX, февраль, стр. 411 — 413. – прим. А. Е. [600]

Было время, когда Россия, по врожденному ей великодушию и рыцарскому благородству чувств, упуская из виду собственную свою пользу, почитала обязанностью помогать материально и нравственно всякому, просящему у нее помощи государству. Время это, в истории русского народа, можно назвать нашествием великодушия, которое не менее монгольского стоило России крови и несметных пожертвований. Самоотвержение ее доходило до того, что она, для спасения европейских держав, воевала со всей Европой и внесла в пределы свои войну со всеми ее ужасами: пожары, разорение городов и самой столицы государства, поругание церквей и святыни народной, — все было принесено в жертву этому неслыханному великодушно. И что ж? Вместо дружбы и признательности за всю эту вопиющую кровь и самоотвержение, ей всегда и везде платили неблагодарностью, клеветой, ругательствами и самой ожесточенной войною. После столь долгих и тяжких опытов и разочарований, пора, наконец, пощадить неповинную кровь русского народонаселения, так щедро до сих пор проливавшуюся за жизнь и благоденствие врагов России, и обратить должное внимание на участь собственных сынов ее и их поколения; пора восстать нам от постыдного рабства чужеземного и оградить веру и отечество наше от лжеучителей и наплыва безнравственных бродяг западного происхождения. Не корысть, не честолюбие, не расширение границ государства, и без того уже обширного, но чувство самосохранения должно побуждать нас к принятию мер против замыслов врагов наших и к ослаблению, по возможности, средств, которые они употребляют на нашу явную погибель. Мы имеем на то право, — в этом состоит наша обязанность к Богу и отечеству.

Вникнув в политику главнейших государств Европы, мы увидим, что все ее пружины, все усилия и замыслы устремлены постоянно к тому, чтобы уничтожить или, по крайней мере, ослабить Россию, убить ее производительные силы и лишить ее возможности не только действовать, но даже думать наравне с европейскими державами. Главный двигатель всех этих замыслов — Англия; она чутьем бульдога ощущает, что владычество ее в Ост-Индии никем не может быть так сильно и удобно потрясено, как Россией, которая, со времени Петра Великого, не переставала устремлять туда, хоти изредка, свое внимание и которая, по самому географическому положению своему, из всех государств твердой земли, как бы особенно предназначена служить складкой торговли между Европою и Среднею Азией. Главным препятствием к этому были только дикость прилегающих к ней азиатских народов и жадность англичан, не желающих ни с кем делиться своими выгодами. Следственно, обязанность и естественное стремление России должно быть направлено к уничтожению этих препятствий и изменению порядка вещей, от которого она терпит в настоящем и еще более будет [601] терпеть в будущем, если не примет скорейших и деятельных мер против британского властолюбия.

Присутствие английского флота в Черном море, занятие, с согласия Англии, дунайских княжеств Австрией, после срока, определенного парижским трактатом, торжественно подписанным этими державами, возмутительные речи Пальмерстона и бессмысленные, но злобные вопли английских писателей — не дают ли повода к заключению, что, с прекращением грома оружий, не прекратилась еще война Англии против русского народа; а потому, случай нанести ей удар в Индостане представляется сам собою в настоящее, весьма для того благоприятное, время. Для лучшего объяснения этого предположения, обратим прежде внимание на то, каким образом самое либеральное государство в мире, как величает себя Англия, управляет подвластными ей народами в Индостане и пользуется ли она там их любовью и сердечной привязанностью.

Империя Индо-британская занимает пространство, равное половине Европы; народонаселения на нем исчислено: в подвластных Англии народах — до 105 миллионов жителей, и в народах, покровительствуемых ею, — до 47 миллионов, кроме приобретений ее в Яве, на берегу моря. Теперь здесь считается 220 королевств, княжеств и главных владений, платящих дань Ост-Индской компании, кроме маленьких князьков или второстепенных владетелей, связанных с ней различными обязательствами. Покровительство с одной и совершенная покорность с другой стороны, — вот главное основание этих обязательств.

Либеральная английская политика в Индии всегда имела одно направление и из какой бы точки она ни брала свое начало, всегда достигала одной цели, а именно: убедить природных владетелей, что, как для собственной своей защиты от восстания их подданных, так и для отражения внешних неприятелей, они должны, по необходимости, принять предлагаемое им компанией войско, под начальством английских офицеров, содержать его, натурально, на свой счет и платить положенное жалованье из своих доходов. А как некоторые провинции, выведенные из терпения жестокими налогами и бесчеловечными поступками своих правительств, а часто подстрекаемые самими англичанами, действительно подымали знамя бунта, который усмирить весьма трудно национальной милицию, между тем, как английское регулярное войско, а особенно пехота и артиллерия, наводят большой страх на народ и туземную милицию, то владетельные особы, полагая найти в этом предложении личную выгоду, защиту и безнаказанность своих зверских поступков, равно прочность и ограждение их престолов, без сопротивления принимали к себе это вспомогательное войско (contingent), которого число всегда увеличивалось по обстоятельствам, непременно того требовавшим, потому что владетельный князь или его правительство, [602] под защитой компании, не опасаясь более своих подданных, не имели надобности и щадить их. А по увеличении вспомогательных войск, национальная милиция распускалась, как уже ненужная; наконец, приходило время, когда таким образом все военные силы этих государств попадали в руки англичан. Но как в то же время, благодаря дурному управлению индийских правительств, по мере увеличения этих войск, средства к их содержанию истощались, то необходимость заставляла оставаться более и более в долгу у компании. Чтоб обеспечить уплату этого долга, владетели принуждены были уступать ей часть своих земель, которых пределы нечувствительно увеличивались. Независимо от того, некоторые из них, как, например, аудский король и проч., нашлись в необходимости предоставить англичанам часть своей власти по гражданскому управлению, как средства к обеспечению скорейшего сбора податей. Из этих двух родов уступок рождалось всегда одно общее, постепенное стремление лишить незаметным образом природных владетелей гражданской и правительственной власти так же, как они уже допустили лишить себя военной. Такими невинными средствами владетельные князья превращались в политические нули. Это положение дел они оставляли своим наследникам, которые еще более теряли свое значение, — и, наконец, династия прекращалась.

Англичане, убежденные на опыте, что система эта весьма полезна и имела всегда верные результаты, никогда не упускали употреблять ее при всяком удобном случае в течении более 40 лет. Как скоро у них рождалось непреодолимое желание проглотить какое-нибудь новое государство, то они, вместо завоевания его оружием, что потребовало бы усилий и излишних издержек, при том могло бы произвести дурное впечатление и даже тревогу в соседних владениях, довольствовались тем, что навязывали обреченному на жертву правительству свой союз и вспомогательную силу, с обязательством платить компании условленную сумму денег, что в настоящем смысле составляло подать. Это значило посадить зародыш разрушения, подвести мину под укрепления осажденного города. Потом, показывая вид равнодушия и притворной умеренности, терпеливо ожидали последствий. Им было очень хорошо известно, что затруднение при покрытии наложенной подати, введет их, мало по малу, в управление государством, а потом непременно доставит случай и совсем захватить его в свои руки. Такого рода система имела еще и ту выгоду для правительства, в полном смысле слова адского, что набрасывала завесу на все скрытные пружины его честолюбия. Лишая собственности законного владетеля, оно имело вид делать ему одолжение: его избавляли, наконец, от трудов управления, которое сделалось невыносимо тягостным. Это услужливость ростовщика, который, для уплаты долгов, продает ваше имение и пускает вас по миру.

Владетельных князей, которые находятся теперь под покровительством [603] Ост-Индской компании или в ее зависимости, можно разделить на четыре разряда:

1) Владетели, независимые в отношении внутреннего управления их государств, но не в отношении политическом; сюда принадлежит король лагорский с 5-ю миллионами жителей.

2) Владетели, которых государства управляются министром из туземцев, по избранию английского правительства и состоящего под непосредственным покровительством его представителя или агента, имеющего постоянное местопребывание при дворе владетельного князя. К этому разряду принадлежит низам Гайдерабада (бывшее королевство Голкондское) и Декана. В его владениях 12 миллионов жителей; доходу с них получается до 75 миллионов франков. Этот низам обязался в 1812 году трактатом иметь у себя при самой столице 10 тысяч вспомогательного войска, за содержание которого он задолжал компании значительную сумму, почему и принужден был уступить ей прекраснейшие провинции свои в Мейсоре с тем, чтобы доходами с них сама компания покрывала издержки на содержание этого войска. А чтоб избавить, сверх того, низама от излишних доходов, которых он не знал бы куда девать, его принудили содержать еще, для наблюдения за внутренним порядком в государстве, отряд в 12 тысяч человек туземцев под начальством английских офицеров. На содержание этого отряда, министр его высочества должен ежегодно представлять 300,000 фунтов стерлингов британскому резиденту, который принял на себя труд распределения их по своему усмотрению. А как сумма эта, по соображению резидента, оказалась недостаточной для содержания сказанного отряда и притом случались еще различные требования со стороны компании, то гайдерабадское правление должно было постоянно прибавлять к этой сумме еще до 300,000 ф. стерлингов, т. е. 7,500,000 франков в год, отчего оно пришло в такое положение, что все ее земли в скором времени поступят в полное владение компании.

3) Владетели, которых государства управляются под их именем самим английским резидентом или агентом по его выбору, и

4) Владетели, лишенные земель. Они состоят на пенсии и пользуются подобающим их званию уважением.

Но здесь, весьма естественно, рождается мысль, что необразованное народонаселение Индостана, вероятно, много выиграло в отношении его быта и умственного образования, перейдя из рук варварских правителей под управление христианского и притом самого либерального народа в мире. Науки, художества, земледелие, мануфактурная промышленность должны получить там, конечно, необыкновенное развитие при чрезвычайной щедрости природы, богатой растительности и плодородной почве земли. Посмотрим, что говорят очевидные свидетели, как, например, граф Варрен, которого [604] отец был 25 лет в английской службе в Ост-Индии; сам он родился в Мадрасе и служил 9 лет в английских ост-индских войсках, находился в кампаниях и изъездил все ост-индские владения по всем направлениям, в качестве английского офицера; следственно, мог видеть вещи с настоящей точки зрения и судить о них без всякого пристрастия.

“Спросите, — говорит он, — у райота, сидящего на пороге полуразвалившейся хижины своей, в которой семейство его, покрытое рубищем и насекомыми. валяется в грязи, не защищаемое даже от влияния атмосферы; спросите у хлебопашца, живущего как рабочая скотина, — любят ли они англичан? они вам ответят, указывая на нищету свою: “могу ли я любить руку, которая осудила меня на такое существование”. Спросите у ткача без работы, который смотрит на продажу перед его дверями английских перкалей и кружев; спросите у прежних земендариев, т. е, у древних фамилий зажиточного и уважаемого прежде класса людей, из которых выжали все, что можно было выжать, и потом бросили без пропитания; спросите у индийца вообще: любит ли он этих пришельцев, исповедающих различную с ним религию и презирающих веру отцов его, — племя, по его мнению, проклятое, употребляющих в пищу скверных животных, — которых невоздержность, увеселения и привычки производят в нем отвращение, и которое привезло к нему пороки и болезни, до тех пор вовсе неизвестные, от всех вы получите один ответ, выражающий ненависть к иностранцам”.

В сердце мусульман, здесь обитающих, английское правление, своими постановлениями и действиями, поселило к себе также ненависть и презрение.

Прежние владетели татарского происхождения жили в великолепных дворцах и издерживали огромные суммы, как для собственных своих прихотей, так и на построение храмов, дорог, мостов и проч. Из этих денег доставалась часть и бедному классу людей. Тогда были устроены огромные плотины для задержания воды, после бывающих здесь летом проливных дождей; вода эта служила к орошению полей во время засухи. Теперь, при правлении компании, все это пришло в разрушение до того, что поля риса и других продуктов, служащих главной пищей народа, совершенно выжигаются палящими лучами солнца, и голод часто истребляет бедное народонаселение края. Капитан английской службы Бест, как личный свидетель, сделал исчисление, что в 1833 году, в одном округе Гунтура, Мадрасского президентства, из 518,318 душ умерло с голоду в четыре месяца до 150,000 человек! Между тем, компания собирает ежегодно значительные суммы на устройство плотин, путей сообщения и других общественных построений.

С другой стороны, парламент, для удовлетворения ненасытной жадности своих великобританских фабрикантов, издал закон, обязывающий индийских подданных принимать в свои гавани все английские мануфактурные [605] произведения, с пошлиною не более 2-х или 3-х процентов на 100, тогда как индийские произведения допускаются в Великобритании с пошлиною от 30 до 1000% на сто! Это имело последствием совершенный упадок некогда столь знаменитых мануфактурных изделий Индии и лишило несчастных ремесленников дневного пропитания. Даже ввоз в Великобританию простых произведений земли и щедрой природы Ост-Индии почти вовсе запрещен, для обогащения Канады и других колоний. В удовлетворение жадности антильских колонистов, кофе, хлопчатая бумага, шерсть, льняное семя, шелк, кошениль, должны платить 100, 200, 300 % на 100; наконец, на табак, самое богатое произведете индийской почвы, наложено пошлины более 3000 на 100! Одним словом, заставляя индийцев питать английскую промышленность потреблением ее товаров, им прегражден путь к сбыту своих произведений. Следственно, искусный промышленник, терпеливый земледелец, отличный ткач принуждены оставить свою работу и, не имея других средств к существованию, приведены в нищету и умирают с голоду.

Если ко всем этим правительственным распоряжениям прибавить личное обращение англичан, которые надменными и презрительными выходками и в Европе оставляют по себе везде неприятное впечатление, не изглаживаемое даже и золотом, которое они рассыпают в путешествиях, то в Индии, особенно, уверенность в безнаказанности позволяет им производить такие насильства и угнетения, которые заставляют краснеть за них человечество.

Когда победитель с побежденным находятся в таком отношении, что несправедливость и высокомерие с одной, а страх и ненависть с другой стороны, то любви здесь существовать уже не может. А потому, могущество англичан в Индии основано единственно на страхе. У сипаев этот страх имеет очень большие глаза, потому что народ этот глубоко убежден в своем бессилии свергнуть британское иго без помощи европейцев, чувствуя преимущества своих победителей в отношении физической силы, храбрости, познаний и способностей вообще. Притом, порядок и благоустройство английского войска и артиллерии, которым счастье постоянно благоприятствовало во всех их индийских экспедициях до последнего гибельного для них похода в Афганистан. Наконец, непреклонная воля англичан и преувеличенное понятие о неистощимости средств компании к приобретению денег и людей по ее желанию, все это вместе представляется индийцам какой-то гидрой, у которой, если отрезать сто голов, то на место их немедленно вырастут другие для того, чтоб их проглотить. Сипаи совершенно убеждены, что всякое восстание с их стороны послужит к их истреблению, что все их легионы будут разбиты одним регулярным полком европейцев. Индийцы вообще хорошо сложены и имеют прекрасные черты лица; но [606] члены их слабы и бессильны, грудь как будто вдавлена между плечами, руки и ноги чахоточные, без мускульных выпуклостей, а потому они боятся всякой рукопашной схватки с европейцами. Во время сражения они следуют за своими европейскими офицерами, как бараны за пастухом, без всякого увлечения, но единственно из страха остаться позади; почему все сражения в Индии всегда решаются на расстоянии пушечного выстрела. Сипаи созданы действовать и наносить вред неприятелю, когда он разбит картечью и обращен в беспорядочное бегство. Тогда они в своей сфере; но как скоро противник решится атаковать их стремительно, хотя бы с несравненно меньшими силами, сипаи не устоят ни минуты, покажут ему тыл и разбегутся во все стороны. Так говорят о них все беспристрастные очевидцы и самые английские газеты. Были примеры, что один слабый регулярный батальон в 500 человек разбивал 20 тысяч синайского войска.

Таков вообще, с некоторыми исключениями, характер индийского народа. К тому должно еще присоединить, что здесь существует множество сект, разделяющих этот народ на различные верования, и что они питают такую ненависть друг к другу, что одна секта не прикасается даже к другой. Хотя и бывают иногда частные восстания в некоторых провинциях, особенно между мусульманами, однако ж они не имеют общей для всего края цели и не берут начала в любви к отечеству; а потому, не находя сочувствия в соседних владениях, падают сами собой или уничтожаются одним или двумя полками, нередко сформированными из людей того же края. Для всеобщего восстания необходимо нужно единство мысли и совокупление больших масс народонаселения, не разъединенных между собою никакой ненавистью, чего никогда не позволит в Индии различие верований. Если бы две какие-нибудь секты составили заговор, то можно быть уверенным, что одна из них изменит другой прелюде наступления решительной минуты. Так случилось во время возмущения в Бенгалоре в 1833 и в Кейкнуле в 1839 годах.

Итак, очевидно, что Англия не должна ничего опасаться со стороны этих народов до тех пор, пока они предоставлены самим себе, без постороннего для них влияния.

Но если бы другой великан, равносильный Англии, явился на берегах реки Индуса и, развернув военное знамя, сказал этому подавленному поколению: “Народы и владетели Индостана! Именем Аллаха и царя русского мы пришли освободить вас от ненавистного ига англичан, — пришли не покорять, а возвратить вам похищенное. Мусульмане, райпуты, маграты, полигары, раи и набобы, восстаньте на изгнание чужеземцев, завладевших вашими престолами, землями, золотом, мануфактурами, — проливших столько крови вашей для собственного обогащения, — вступите в ваши прежние права и владения!” О, тогда обстоятельства совершенно изменятся; тогда! все эти, [607] по наружности, разъединенные народы, как песчинки степей их, гонимые вихрем, вздымаясь, понесутся под знамена своих избавителей. Одно уже столкновение этих двух великанов произведет внезапную бурю и потрясет политическую атмосферу Индии. Разделенные прежде частицы начнут теперь, по закону притяжения, притягиваться, соединяться на всех точках, одной общей всем идеей, — и горе тому, на кого будет направлено их нападение. В стране, раздробленной на бесчисленное множество партий, без общей политической связи, готовой всегда подчиниться новому победителю, наполненной всякого рода бродягами, ищущими случая присоединиться ко всякому явившемуся предводителю, — в такой стране первое успешное дело, первая разделенная добыча послужат к быстрому образованию целых легионов. И чем дольше продолжится борьба, тем более новые конфедерации будут возрастать, укрепляться и, наконец, составят одну несокрушимую массу народа. Одним словом, день, когда русская армия станет на берегах реки Инда, будет последним днем Ост-индской компании.

Но чтобы все эти рассуждения не показались воздушными замками или игрою одного воображения, мы можем вперед вычислить, почти математически, сопротивление, которое в состоянии противопоставить завоевателю великобританское правительство.

Предположим, что русская армия расположилась в верхней части р. Индуса перед Пешаваром или Дера-Измаил-Ханом; посмотрим, какую наибольшую силу она может встретить при первом нападении на Индию. Мы определим эту силу по той, которую лорд Эленборо считал необходимым развернуть, чтобы поразить воображение индийцев и восстановить высокое мнение о могуществе британского правительства в Индии, прежде бедственных потерь его в Афганистане. Не подлежит сомнению, что лорд Эленборо употребил для этого всевозможные усилия, потому что английское могущество, уничтоженное в то время, имело крайнюю нужду восстать во всем своем величии, чтобы устрашить вселенную. Итак, чтобы прикрыт отступление на Кабул и собрать остатки первых неудач, англоиндийское правительство двинуло четыре армии: две действующие и две резервные. Первая действующая армия генерала Поллока в Жюллалабаде, состояла из двух дивизий, силою обе в 14,500 человек; вторая, под начальством генерала Нотса, в 21,500, в двух дивизиях; резервные армии имели 18,600 человек. Все же четыре армии заключали в себе до 55,000 человек европейцев и туземной милиции.

Если к этому добавить 6,000 разбитых в Кабуле, то окажется, что Англия доказала возможность, в случае необходимости, сосредоточить на северо-западной границе Индии армию в 61,000 человек под ружьем, в числе которых до 15,000 европейцев. Имеет ли она средства выставить более, если бы русское войско явилось когда-нибудь на этой границе? Можно [608] положительно отвечать, что при настоящем ее военном устройстве она не только более, но даже и показанного числа 61,000 чел. выставить не в состоянии, и вот почему именно: для сформирования резервных армий, о которых мы говорили выше, потребовалось бросить без защиты некоторые весьма важные пункты: города Лудианах и Кернуль, где было сложено огромное количество провианта, оставались каждый под прикрытием только одного батальона туземцев. Варрейли, находящийся в центре народонаселения афганского племени, буйного и многочисленного, прикрывали только 2 батальона туземной пехоты и 2 эскадрона иррегулярной кавалерии. Из гарнизонов многих других городов нельзя было взять ни одного человека, так что из мадрасского и бомбейского президентств взяли все, что только можно было взять, — и это для нападения на афганское нерегулярное войско. При нравственном же впечатлении, которое произведет нашествие русской армии, такие слабые гарнизоны были бы уже недостаточны для содержания края в повиновении, и тогда никак нельзя будет отважиться оставить все, сколько-нибудь, важные пункты, без особенного наблюдения.

Из этого следует, что если допустить самый усиленный и разорительный для компании состав армии 1842 года, т. е. в 50,000 европейцев и 263,000 туземцев — всего в 313,000 человек, которых содержание стоило ежегодно 63.000,000 франков, то англо-индийское правительство и тогда не в состоянии выдвинуть на Индус более 50,000 человек, в том числе 13,000 европейцев. Здесь могут возразить, что в таком опасном положении Великобритания вышлет вооруженную милицию и часть своих регулярных войск, не находящихся в Ирландии. Но самое большее число, какое она может таким образом набрать и выслать морем, на столь огромное расстояние, составит не более 15 или, maximum, 20 т. человек; предположив, что большая часть этого подкрепления успеет придти во время для принятия участия в первом сражении, местное правление, во всяком случае, не может ввести в дело более 25 т. европейцев и 35 т. туземной милиции, всего до 60 т. человек, даже не оставив у себя в тылу никакого резерва и распределив в индийских владениях только самое необходимое число войск для удержания их в повиновении и обеспечения продовольствия армии.

Сверх того, следует заметить, что Англия без системы конскрипции производит наборы свои весьма медленно и с большими издержками на волонтеров, которых потом еще надобно несколько месяцев обучать, чтобы сделать солдатами, а потому подкрепление из Англии не может подоспеть прежде года и даже еще позже.

Не смотря на то, допустим, что, при усиленных средствах, европейцев будет на лицо в первом деле 23 т. человек, и поставим против них 30 т. русских штыков; положим, что сипаев будет в строю от 25 до 30 т. Сообразуясь с тем, что было о них сказано выше, мы [609] сделаем им много чести, если употребим против них 15 т. русских солдата; на 11 т. кавалерии английской и туземной вместе будем считать столько же русской кавалерии; на артиллерию английскую, вместе с туземной, положим 3 т. артиллеристов; затем 1000 человек инженеров, саперов и пионеров и, наконец, несколько сотен линейных казаков, не беря в рассуждение помощи, которую, по настоящим обстоятельствам, можно ожидать, как мы увидим ниже, от Персии и от Афганистана.

Итак, для совершения этого великого предприятия, потребуется до 61 т. русского войска, с которым можно пройти Индостан от Аттока до мыса Коморина, без всяких особенных препятствий и затруднений.

Здесь, для большего подтверждения этих соображений, любопытно сравнить вывод наших исчислений для атакующей армии с планом Наполеона I, найденном в его бумагах. Он должен был исполниться после счастливого похода в Россию.

План Наполеона I для экспедиции в Индию сухим путем: “35 т. русских войск спустятся по Волге до Астрахани, сядут здесь на суда и отправятся для занятия Астерабада, где будут ожидать французскую армию.

“35 т. французов спустятся на судах по Дунаю до его устья; оттуда они будут перевезены в Таганрога на русских кораблях: они подымятся, потом сухим путем по берегу Дона до Пятизбянской, оттуда пойдут в Царицын на Волге, по которой спустятся на судах до Астрахани; наконец, водою достигнута на соединение с русскими в Астерабаде. Таким образом, французский корпус придет туда без изнурения. “Из Астерабада оба корпуса вместе двинутся на Индус”. Из этого видно, что Наполеон считал свою армию в 70 т. человек, но в то время она встретила бы несравненно большие препятствия, нежели теперь; одна из них особенной важности: Афганистан, которого география тогда была совершенно неизвестна и которого неприязненные племена наполнили бы все неисследованные еще пути сообщения армии дикими гверильясами, между тем, как теперь они восстанут, как один человек, при одном воззвании отмстителя, кто бы он пи был. Они не забыли и долго не забудут недавнего еще злодейства англичан в Кабуле и Жюллалабаде, и с радостью возьмутся за оружие к уничтожение ненавистного племени. Потом, тогда еще существовали на Индийском полуострове троны независимых владетелей, которых англо-индийское правление сумело бы искусно бросить на жертву между собой и новым завоевателем. Теперь все эти троны развалились и остатки их обратились в прах. Английское правительство в Индии, на всем ее пространстве, не оставило себе ни одной подпоры; оно теперь само должно держаться в равновесии на волнующемся песке народной ненависти. [610]

С другой стороны, неприязненные действия англичан против Персии и отправление из Бомбея в Персидский залив войска, для принуждения ее оставить Кабул, поставляет теперь шаха между двух огней, а потому он с радостью не только примет в свои пределы русские войска, но и доставит им всевозможные средства при переходе их через его владения. Персияне, обеспеченные со стороны Афганистана, получат возможность с большей силой, при незначительной помощи русских, отразить высадку англичан около Бушира, что послужит сильною диверсией для русского наступательного корпуса. Если же английские отряды, посланные в Персидский залив, чувствуя невыгодность своего разъединения, возвратятся к главным своим силам на Индусе, то персияне, примкнув к русскому корпусу, будут служить ему подкреплением.

По всем этим соображениям, нельзя не согласиться, что настоящее время так благоприятно и представляет столько очевидных выгод к сокрушению колоссального владычества Ост-индской компании, что, кажется, само Провидение, утомленное злодействами англичан, указывает всевозможные средства к их прекращению.

С корпусом такого состава, как мы сказали, русскому генералу можно будет дать сражение англо-индийской армии, при первой с ней встрече, где того позволит местоположение, и стремительно атаковать ее, приняв только в соображение, что для равновесия в силах, против регулярных войск англичан, должно быть выставлено, если не более, то по крайней мере равное число войск, с надлежащим резервом. Если же он будет иметь дело с сипаями, то после нескольких выстрелов из орудий может смело атаковать эту сволочь, не считая их числа, и лишь бы нападете сделано было решительно и дружно, — они не выдержат удара, бросят оружие и разбегутся с тем, чтобы в другой раз уже не показываться. Одни европейские офицеры умрут или достанутся в плен победителю.

Что касается до продовольствия наступающей армии, то в персидских пределах она не будет иметь в нем недостатка; по вступлении же в Пенджабу русскому генералу нужно только иметь мешок с золотому он найдет и там пособие в народной ненависти к англичанам. Притом же здесь находятся громадные комиссариаты, превосходно устроенные с давних времен и служившие всем прежним завоевателям Ост-Индии. Эти комиссариаты будут готовы к его услугам при первом востребовании. Дело состоит вот в чем:

В Индии есть кочующая каста или племя людей, известных там под именем “ламбадий” или “бринжарий” — это то же, что у нас цыгане. Эти бринжары кочуют по всему Индийскому полуострову, разбивают довольно большой лагерь в одном месте, потом уходят в другое и, таким образом, встречаются везде. Они-то, преимущественно, ведут торговлю зерновым хлебом во всем Индостане. На спинах своих волов или [611] верблюдов они проносят хлеб на огромные расстояния и с таким конвоем, который можно принять за целую армию. Бринжары никогда не живут в домах, но всегда в лагере, довольно правильно устроенном. При нападении на них, они храбро защищают свою собственность. Во время войны, они являются всегда в обе воюющие стороны; расстройство и беспорядок привлекают их туда, как чутье плотоядных животных на иоле сражения. Они стекаются сюда со всех сторон, пристают к той или другой стороне, вообще же к обеим, если они пожелают воспользоваться их услугами; всегда готовы действовать за деньги, и служат верно — до последней копейки. Соблюдая строгий нейтралитет в отношении к воюющим, они имеют только в виду продать свои зерна и наняться для перевозки тяжестей к тому, кто им лучше заплатит.

Казалось бы, что Англия, располагающая всеми средствами в крае, могла бы их откупить — но это гидра с миллионом голов. Хотя различные касты бринжар, в случае нужды, помогают одна другой, но у них нет никакого взаимного обязательства; интересы их подобны, но нисколько не связаны между собой. Материально нет возможности откупить их всех; а как те, которые не подкуплены, немедленно же перейдут к неприятелю, то об этом нечего и думать — это тоже, что желать осушить океан. Из всех каст Индии, каста бринжар самая жестокая, грубая, дикая; они приносят еще людей в жертву своим богам. Но в тоже время это самый крепкий и неутомимый народ: какие бы усиленные переходы ни делала армия, которую они продовольствуют, она всегда найдет их в назначенном пункте. Бринжары имеют еще странный предрассудок: никогда не пить из рек или прудов, почему они полезны при переходе армии по степям. Если хотя капля воды находится в окрестности, они ее достанут, на какой бы то ни было глубине. Во время военных действий, лорд Корнваллис Велингтон и другие военачальники прибегали к помощи бринжар и даже при быстрых переходах предпочитали их медленной системе английского комиссариата. Равным образом и в перевозке тяжестей, помимо помощи бринжар, с деньгами и при хорошем обращении с жителями, никогда не будет остановки.

Английские журналы в Индии и, за ними, великобританские писатели приводят публику в заблуждение, повторяя, что атакующей армии трудно перейти через Индус, защищаемый с левого берега англичанами; но те, которые там служили, особенно в последние войны, совершенно убеждены в том, что на расстоянии до 150 верст между Дера-Измаил-Ханом и Аттоком трудно остановить переправы неприятеля, особенно при тихом течении этой реки и множество бродов и отмелей, которые находятся на этом пространстве. Притом же и глубина ее — от 12 до 15 футов — не более. Линия эта оказывается самою выгодною для операционного базиса в сравнении с остальным течением Индуса еще и потому, что напротив лежат [612] беспрерывной полосою плодородные страны с достаточным количеством воды и что, направляясь сюда, армия оставит в стороне песчаные стопи Райпутана. Здесь же переправлялись все предшествовавшие завоеватели Индии.

Можно бы было опасаться, что наибольшие затруднения встретятся в самом начале похода от Астрахани до Кабула. Несколько лет тому назад, это было действительно справедливо, но англичане сами сгладили эти препятствия бесчеловечной экспедицией своей в Афганистан в 1843 году.

Рассмотрим главные этапы на пути следования русской армии:

1) Из Астрахани на судах или из Грузии сухим путем в Астерабад. Здесь особенных препятствий встретиться не может и места эти уже совершенно известны. Персия же, как было объяснено, примет русскую армию с радостью и предоставит ей все средства в своей земле, особенно если обещать ей присоединить после победы какой-нибудь кусок земли к ее владениям и посредничество в бесконечных ее ссорах с Турцией. Она будет помогать искренно и усердно. Ее верблюды, волы и лошади принесут большую пользу в походе.

2) Из Астерабада в Герат, но прекраснейшей и плодоноснейшей долине Гери-Руд не представится никаких затруднений ни в продовольствии, ни в чем.

3) Из Герата в Кандагар. Во время пребывания в Герате английского посланника с 1839 по 1841 год частые передвижения обозов и артиллерии доказали возможность сообщения и заставили привести дорогу между этими двумя городами в отличное состояние.

4) Из Кандагара в Кабул. Экспедиция генерала Нотта в 1842 году показала, какие источники продовольствия находятся в этой стране и с какими удобствами может проходить здесь армия даже и тогда, когда народонаселение края было ей неприязненно.

5) Наконец, неужели в Кабуле завоеватель Индии встретит сопротивление со стороны афган? Нет, они с восторгом примут того, кто придет доставить им случай отмстить за себя англичанам. Афганы, как жители Корсики или испанцы, приобрели мрачную известность своею наследственной ненавистью. С рыцарским жаром в сердцах понесутся они на новым завоевателем, как во времена Тимура и Надира, пожинать богатства и мщение на полях Индостана.

6) Из Кабула в Пешавар, Лагор и Дели, — места вообще плодородные и с удобными сообщениями.

На последнем пути придется иметь несколько сражений, а именно: на Индусе, в Лудиане на Сетледже и на прославленных битвами полях Панипута. Но англо-индийская армия, по мере приближения к Дели, будет уже уменьшена до половины; большая часть сипаев погибнет и разбежится при первых сражениях, а англичан останется, конечно, не более 10 или 12 тысяч под ружьем. [613]

В Дели должно будет на время остановиться для восстановления сокрушенного трона Великого Могола и водружения его знамени. Это значит затронуть слабую струну, которая произведет сильное потрясение в сердцах 16.000,000 магометан, народа самого воинственного в Индии. А чтоб приобрести также привязанность индийцев, стоит только поднять священное знамя Бенареса, где живут в заточении все лишенные земель законные владетели Индии, и возвратить им похищенные престолы. Между тем, пользуясь всеобщим смятением, немедленно разослать во все концы прокламации. Курьеры для распространения их явятся сами во множестве. Факиры и их товарищи будут служить ревностными проповедниками восстания, которое распространится таким способом по всему полуострову с быстротою электричества. Надобно только, чтобы темой этих прокламаций было: независимость Индии и уничтожение британского правительства.

Из Дели, вместо Калькуты, выгоднее принять направление чрез Агру, Гвалиор и Кандейш на Бомбей, восстановляя справа и слева разбитые англичанами престолы и формируя конфедерации из прилегающих сюда самых предприимчивых племен в Индии, райпутов и магратов.

Занятие Бомбея нанесет смертельный удар британскому владычеству. Это его точка опоры в Индии; отсюда имеет оно главное пароходное сообщение с Европой. Отнять Бомбей — значит отрезать все сообщения, уничтожить все средства, все жизненные силы ост-индской компании, — это тоже, что отрубить голову у змеи, тело которой еще будет трепетать несколько времени, но уже только в конвульсиях и предсмертных страданиях.

Из Бомбея стоит протянуть руку низаму гайдерабадскому и он не замедлит свергнуть тягостное иго, его уничтожающее; затем восстанет Майсар и его жители будут готовы нести победителей на себе до самого Мадраса, который нужно будет осаждать — но как это очень посредственное укрепленное место, то осада его но может продолжиться на долгое время. Наконец, отсюда в Калькуту армия пройдет триумфальным маршем. Здесь, правда, находится одна из самых сильных и обширных крепостей, но она имеет тот важный недостаток, что для защиты ее нужно до 15 тыс. человек гарнизона, продовольствовать которых будет весьма затруднительно, по причине небезопасного плавания по реке, особенно, если она будет находиться под выстрелами неприятеля.

Занятие Калькуты положит конец владычеству Ост-Индской компании. Для большего успеха в этой войны, следует еще заметить, что в Индии, от начала февраля до конца мая месяца, бывают невыносимые жары. Солнце в это время, вместо света и теплоты, разливает в атмосфере целое море огня и раскаленная природа, кажется, горит, как бы в пожаре. Тогда человек ищет только спасения в домах, запираемых так, чтобы ни малейший свет не мог в них проникнуть. Ощущение, которое производит на него этот жар, так тягостно, что, кажется, вся кровь [614] поднимается в голову, дыхание останавливается, усталость и изнеможение овладевают всем телом, — и он не в состоянии ни мыслить, ни двигаться, ни действовать. К концу мая, воздух делается тих и удушлив; затем наступают жестокие бури; дождь льет рекою, сначала периодически, изредка, потом чаще, а к половине июня он уже почти не прекращается: идет тридцать, сорок часов беспрерывно и, притом, не тонкими, изломанными и едва заметными нитями, как в нашем климате вообще, но прямыми, параллельными линиями, а часто и сплошной массой воды низвергается, как водопад, с ужасной силой и ожесточением. Овраги и малейшие ручейки делаются быстрыми реками, и всякое сообщение прекращается. Утлые глиняные хижины несчастных жителей расплываются под действием этой беспрерывной водяной лавы; кровли падают и погребают под собою целые семейства или же оставляют их без пристанища, отчего они вымирают во множестве. Это самое гибельное время для всего народонаселения, не исключая и тех, которые живут в великолепных дворцах и окружены роскошью и богатством. Самые отвратительные гады выползают тогда из затопленных нор своих и ищут спасения в жилищах людей; бесчисленное множество разных пород ужей, ящериц и скорпионов поднимается по лестницам, вползает в дома, проникает во все комнаты и покрывает собою стены, полы и потолки, так что ночью без огня нельзя сделать ни одного шага, не наступив на какое-нибудь ядовитое животное, которое ужалит вас смертельно. До всего должно дотрагиваться с осторожностью: можно получить язву в сапоге, в рукаве платья, и всякая вещь делается смертоносной.

Наконец, к исходу августа, муссон прекращается, и от начала сентября до самого февраля, в течении 5-ти месяцев, наступает здесь для жизни и растительности самая благотворная погода: воздух делается прохладным, природа очаровательной — все тогда дышит жизнью и наслаждением.

Из этого следует, что весь период времени, от начала февраля до сентября месяца, можно считать для передвижения войск и военных действий не только неудобным, но даже гибельным на Индостанском полуострове. А потому, поход наступающей армии должно сообразить так, чтоб она могла придти на Индус в конце августа месяца, и между тем, как английские войска, в борьбе с муссоном, не успеют еще сосредоточиться и поспеть для воспрепятствования переправам на этой реке, русский корпус вступит без всякого сопротивления в Индию и совершит предстоящий поход в самое благоприятное время года.

1855 г.