Часть V. Санкт-Петербург и его роль в преобразованиях Петра Великого

За полтысячелетия до появления Санкт-Петербурга на берегах Невы первый летописец Земли Русской монах Нестор писал в «Повести временных лет»: «И втечет в озеро великое Нево и того озера внидеть устье в море Варяжское, и по тому морю идти до Рима, а от Рима ко Царюгороду», называя две великих столицы мира – Рим и Константинополь. Славянские племена начали селиться на побережье Финского залива в V–VII веках. В «Повести временных лет» Ладожское озеро – озеро Нево – считалось лежащим в русской земле. Древними жителями края наряду с ильменскими славянами были малочисленные финно-угорские племена: ижора, чудь, корела, водь, весь. В конце VII века кривичи построили там крепость – Ладогу.

С IX века по Неве, Ладожскому озеру, Волхову проходил Великий торговый путь «из варяг в греки», путь между Балтийским-Варяжским и Черным-Русским морями. Он соединял города Древней Руси с Поморьем, Швецией, Данией, Готландом, немецкими княжествами и городами. На острове Котлин уже тогда были селения русских рыбаков и лоцманов.

Приневские земли на местных языках назывались Inkerinmaa – земля Инкери – территория вдоль реки Ижоры, на финском – Inkerejri. Древние славяне так и называли этот край – Ижорская земля. По преданию название Ingermanland – «земля людей Ингигерд» – появилось в XI веке – шведская принцесса Ингигерда, вышедшая замуж за Ярослава Мудрого, получила этот край в качестве свадебного подарка от своего жениха. Шведы, присоединившие эти территории после русской Смуты начала XVII века, назвали их Ингерманландией, очевидно забыв или не зная историю жизни своей принцессы – русской государыни.

С XI века Ижорская земля и Карелия, Ингрия, Ингерманландия входили в состав Водской пятины Великого Новгорода, и составляли Спасский погост – по имени села Спасского. Именно на земле этого села был позднее построен Смольный институт Санкт-Петербурга. Ингрия была покрыта непроходимыми лесами и болотами. Местные жители занимались охотой и рыбной ловлей, других занятий не было.

Шведы неоднократно пытались захватить Ижорскую землю. В 1142 году в Финском заливе произошел морской бой между шведами и русскими. В 1164 году шведское войско пыталось взять Ладогу, но было разбито и отброшено новгородцами.

В 124о году, когда русские земли были разгромлены монголо-татарами хана Батыя, большой шведский флот вошел в Неву. 15 июля 1240 года недалеко от устья Ижоры тысячная кованная дружина Александра Невского уничтожила пятитысячный шведский отряд – шведы пришли на ста судах, каждое из которых брало по пятьдесят воинов со снаряжением. Новгородские бояре войск Александру Невскому не дали, к нему присоединились только добровольцы.

5 апреля 1242 года победа Александра Ярославича в Ледовом побоище на Чудском озере на долгое время закрыла русские земли от рвавшихся на них крестоносцев.

В 1293 году на корельской земле шведы построили могучую крепость – Выборг. Весной 1295 года у впадении реки Вуоксы в Ладожское озеро шведами была построена еще одна крепость – Кексгольм. Новгородцы взяли крепость и разрушили её. В 1300 году большой шведский флот вошел в Неву и шведы высадились в устье Охты. На мысе была выстроена большая восьмибашенная каменная крепость. Назвавшаяся неприступной крепость, построенная присланным римским папой зодчим – итальянцем, получила название Ландскрона. Через год новгородцы в кровопролитных боях взяли Ландскрону и разрушили её, оставив за собой выход в Балтийское море.

В 1322 году московский князь Юрий Данилович пытался взять Выборг, но неудачно. На следующий год на месте, где река Нева вытекает из Ладоги, русские построили крепость Орешек. По Ореховскому договору 1323 года между московским князем Юрием Даниловичем и шведским королем Магнусом Эриксоном русско-шведская граница шла по реке Сестре и сворачивала на север, оставляя в руках русских Корелу, всю восточную часть Корельского перешейка и все побережье Ладожского озера. В 1348 году Магнус нарушил договор и вторгся в пределы русских земель. Шведские корабли вошли в Неву и захватили Орешек. По Водской Пятине разъезжали отряды рыцарей, гробя, сжигая, убивая. «Подошедшие новгородские ратники разбивали и уничтожали эти отряды, а вскоре ладьи новгородцев Волховом вышли в Ладожское озеро и напали на шведские суда, стоящие недалеко от истоков Невы. Учинив разгром шведского флота, новгородцы выбили шведов из Орешка», – писал историк В.Мавродин в середине XX века.

В 1478 году Великий Новгород со всеми окраинами, включая Водскую пятину окончательно вошел в состав Московского княжества Ивана III Грозного. С этого времени Ладожское озеро и Нева служили главным путем, по которому Россия вела заграничную торговлю – с Турку, Колыванью-Таллином, Швецией, Данией, Ригой, Ганзой, Готландом. В 1492 году против Нарвы была выстроена русская крепость Иван-город. В Финском заливе действовала русская морская стража.

В Ливонскую войну шведы в 1582 году захватили все русские крепости в Ижорской земле, оставив России лишь узенькую полоску от Стрельны до Лисьего Носа и устья Невы. В 1595 году по Тявзинскому договору Московское царство вернуло Карелию и Ингрию.

Во время русской Смуты в 1609 году шведы начали интервенцию и вновь завладели Ингрией, построив в устье реки Охты свою крепость Ниеншанц. Взятый ими Орешек был переименован в Нотебург. Столбовский мир 1617 года сделал Швецию полной обладательницей всей Ингрии, лишив Россию выхода к Балтийскому морю.

Опровергая своих будущих историков, шведские завоеватели вели себя «не лучшим образом» – русские и карелы, спасаясь от давления новых властей, лютеранской церкви, новых хозяев – феодалов, массами переселялись в новгородскую, тверскую, московскую области. Шведы заселяли «свою» Ингерманландию финнами из центральной Финляндии.

В ноябре 1702 года войска Петра Первого взяли Нотебург-Орешек, переименовав его в Шлиссельбург. В мае 1703 года был взят и Ниеншанц – камни этой крепости легли в основание «парадиза», который тут же начал строить Петр.

В Приневье ко времени основания Санкт-Петербурга существовало около сорока селений-мыз, в которых жили по нескольку человек, охотников и рыболовов. В их названиях четко звучали искаженные шведами русские имена – Фроловщина, ставшая Wralofsina, Кононова, ставшая Конау (именно там Петр создал Летний сад), Одинцово, ставшее Алитцовой. В Ниенщанце, располагавшемся между Большой Охтой и Невой, находились шведская, немецкая и русская церкви. Русский храм перед осадой шведы сожгли. Великий российский историк С.Соловьев писал:

«Что касается до выбора места для Петербурга, первого русского города при западном море, выбора, за который упрекают Петра, то стоит только взглянуть на тогдашнюю карту Восточной Европы, чтобы понять этот выбор: новый город основан там, где западное море глубже всего входит в великую восточную равнину и наиболее приближается к собственно русской земле, к тогдашним русским владениям.

Что касается неудобств климата и почвы, то нельзя требовать от людей физически сильных, чтоб они предчувствовали немощи более слабых своих потомков».

16(27) мая 1703 года на островке Еннисаари – Заячьем в устье Невы была заложена крепость, получившая название «Санкт-Петербурх» – во имя святого апостола Петра. Название города прочно связалось с именем тридцатилетнего царя. Предание говорит, что когда галеры с русской морской пехотой подошли к острову, который шведские офицеры называли «Веселым» и приезжали туда на пикники, очередные гуляки еле успели унести оттуда ноги, бросив накрытые различной снедью «шведские столы».

В первую очередь на Стрелке будущего Васильевского острова была построена сильная батарея, прикрывшая Еннисаари и домик Петра.

«На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И думал Он:
«Отсель грозить мы будем шведу;
Здесь будет город заложен,
Назло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать на море.
Сюда, по новым им волнам,
Все флаги в гости будут к нам».

Домик Петра, сохранившийся в специальном футляре до нашего времени, состоял из спальни и кабинета. Крепость, заложенная в присутствии Петра, была названа «Санкт-Петербург». Позже это название перешло на город, а крепость стала называться Петропавловской. 29 июня во главе Преображенского и Семеновского полков Петр заложил в строящейся крепости деревянный храм во имя святых апостолов Петра и Павла. План крепости был составлен самим Петром. Только в 1720 году государь впервые поднялся на колокольню Петропавловского собора.

Началась и застройка окрестных невских берегов. Над возведением города, росшего не по дням, а по часам, работали русские солдаты, карелы, олончане, новгородцы, пленные шведы. Петр повелел присылать из внутренней России мастеровых, работавших посменно. После Полтавской битвы указы «Об определении в Санкт-Петербург к городовому строению работников из городов и уездов, из крестьян из бобылей, каменщиков и кирпичников» с инструментами, с хлебным жалованьем и оплатой по полтине в месяц, издавались ежегодно. В 1705 году указом Петра было предписано беглых солдат «бить кнутом и ссылать на каторгу в новопостроенный город в Сакт-Петербург, чтоб и впредь иным таким с службы и из полков бегать было неповадно». Сохранился указ Петра о рабочем дне адмиралтейских рабочих, ставший первым актом российского трудового законодательства:

«Чтоб мастера и подмастерья и плотники ходили на работу на свои дела с марта 25 дня по 15 число сентября в 5 часу пополуночи и работать до 11 часу, а с первого на десять часа отдыхать до 1 часу, а с первого часу быть на работе до 7 часу, а как ударит 7 часов, отдыхать, не отпуская в домы полчаса и с полуосмого часа работать до вечернего с крепости пушечного выстрелу».

Смертность среди строителей была очень высока – болотистая местность, плохое питание и условия жизни, тяжелая работа уносили тысячи жизней. Против цинги тогдашние медики прописывали пиво. В октябре 1705 года по приказу губернатора Петербурга А. Меншикова был построен первый питейный дом – «пиво стоит там обыкновенно в огромных открытых кадках, из которых теснящийся около них народ зачерпывает свою долю деревянным ковшом, а чтобы не проливать ничего даром, выпивает пиво над кадкою, в которую стекает таким образом по бороде то, что не попало в рот». Эпидемии косили работных людей, и власти развернули на строительстве аптечно-фельдшерские пункты. Для постройки кабака надо было выиграть тендер у конкурентов.

«Положив основание Петербургу» Петр в октябре 1703 года на Олонецкой верфи в Лодейном Поле заложил шесть фрегатов и девять шняв. Весной 1704 года Петр возвратился в свой город на фрегате «Штандарт» – первом российском военном судне, выдержавшем бурю на Ладожском озере и вошедшем в Неву – под залпы береговых батарей.

За зиму 1703–1704 года для защиты Петербурга с моря на острове Котлин была построена крепость Кроншлот, в 1723 году ставшая Кронштадтом – Коронным городом. 18 мая 1704 года в присутствии Петра над будущей базой Балтийского флота взвился российский флаг. На сооружение Коронного замка была выбита медаль с текстом: «Кроншлот посреди зимы сооружен Российским государем – Сама Паллада хранит замок ею построенный». За год до этого была выбита медаль на заложение Санкт-Петербурга: «Царь Петр Алексеевич, Создатель Петербурга – верфи и гавани, эти крепкие стены сооружает». Пробразователь оставил приказ коменданту Кроншлота:

«Содержать сию цитадель с Божией помощью, аще случится, хотя до последнего человека».

Первое нападение шведов на Петербург было отбито лично Петром еще летом 1703 года. Второе нападение произошло в июле 1704 года. Первый налет на Кронштадт был отбит огнем бастионных батарей, высадка шведской морской пехоты блокирована гарнизоном крепости – с большими потерями для нападавших. Шведская эскадра ушла в море, высадив десант на поддержку восьмитысясного корпуса генерала Майделя, шедшего брать Петербург. В кровопролитном дневном бою на нынешней Выборгской стороне русские артиллеристы «довольным числом пушек» отбросили шведов. Повторив несколько бесплодных атак на град Петра 9 августа 1704 года генерал посадил остатки войск корпуса на суда и убрался восвояси.

Летом 1704 года Петр прибыл в свой город, впервые назвав его столицей. На валы Петропавловской крепости и бастионы Кронштадта были установлены триста медных и чугунных пушек, в том чисе отбитых у шведов. Тогда же он отменил обычай становится на колени перед монархом – «поклонись и проходи, а то меня отрываешь от дела, да и сам попусту тратишь время». Среди рабочих свирепствовала дизентерия, и аптекарь Леевкенс придумал водку из сосновых шишек. За год было продано 250 ведер по 4 рубля за одно. Петр на свои деньги вызвал «рыбных ловцов» – для улучшения пищи рабочих. Дизентерия утихла.

Несмотря на опасность постоянного нападения население Петербурга росло. Историк Петербурга Н.Федотов писал в начале XX века:

«Финны, эстляндцы, лифляндцы и даже шведы, лишенные в продолжение войны своих жилищ, приходили селиться в новостроящийся город, если не охотно, то по необходимости. Иноземные художники, ремесленники и матросы также являлись сюда целыми семействами, для поиска пропитания. Охотнее всех приезжали в Петербург молочные торговцы, в особенности из Новгорода. Кроме того, татары и калмыки, вызванные из дальних областей для крепостной работы, добровольно оставались в Петербурге».

В середине ноября 1704 года была заложена судостроительная верфь «Адмиралтейский дом». Через десять лет на ней работали более десяти тысяч человек, она стала самым крупным промышленным предприятием новой столицы.

В октябре 1705 года началось строительство Адмиралтейской крепости, прикрывавшей подступы к верфи. 28 апреля 1706 года со станелей Адмиралтейства был спущен на воду первый, восемнадцатипушечный корабль.

Шведские власти до 1709 года и далее не оставляли попыток уничтожить град Петра. В конце января 1705 года тысяча шведов ночью перешли Финский залив, но были отбиты гарнизоном. В середине июня шведы генерала Майделя были отбиты от Петербурга. Они ждали поддержки своего флота, подошедшего к Кронштадту, но не дождались. 22 корабля с 34 пушками начали бомбардировку Коронного замка – им ответили кронштадские бастионы и пушки с галер. Шведская морская пехота попыталась высадится на остров, но была сбита с большими потерями, достигшими трехсот человек. Кронштадт обстреливали почти из четырехсот пушек и российский вице-адмирал К. Крюйс, созвав офицеров, передал им приказ: «Надо победить, или умереть». Поддержанный кронштадтскими батареями Балтийский флот атаковал шведскую эскадру и отогнал их от своей геройской базы. На русских галерах сидели гренадеры коменданта Кронштадта генерала Брюса. «Птенцы гнезда Петрова» не подвели своего государя. Шведы, потерявшие более 400 человек убитыми, писали о стойкости, выдержке и храбрости русских. В тех местах, где шведы пытались высадиться, были построены батареи – больше на остров неприятель высаживаться не пытался.

После почти двухлетнего отсутствия в марте 1706 года в свой Парадиз приехал Петр. Он писал А.Меншикову в армию: «С Божией помощью, я здесь нашел все изрядно, и живу, как в раю». В 1706 году в городе была создана специальная Канцелярия городовых дел во главе с У. Синявиным. Петр лично контролировал ее работу, чертил эскизы строений.

В 1708 году Петр выехал из Петербурга к войскам – предстояло генеральное сражение со шведской армией. Через месяц после его отъезда 14-ти тысячный шведский корпус генерала Любекера штурмовал Парадиз. Его гарнизон под руководством генерала Апраксина, где на каждого русского приходилось десять шведов, помнил слова воевод Александра Невского в Ледовом побоище – «Умирай, где стоишь», и дрался насмерть. В переломный момент боя, когда героизм русских воинов мог быть подтвержден только их смертью, над Петербургом разразился вихрь, поддержанный небывалым морозом в 45 градусов. Потомки викингов из Северной Швеции ушли от города, защитники которого не умели произносить слово «отступление». Петербург никогда не был осквернен ногой неприятеля. Счастливый Петр выбил медаль «За спасение Петербурга».

В 1708 году Санкт-Петербург стал главным городом Ингерманландской губернии, через два года ставшей Петербургской; в её составе было 32 города.

Полтавская победа 1709 года упрочила существование Петербурга, о котором Петр писал с поля сражения генерал-адмиралу Апраксину: «Камень основания невского нашего города наконец утвердился». Россия стала «спокойным» властелином Ингрии и Карелии.

В 1710 году царь повелел переселяться в Петербург министрам и вельможам, «где строить каменные дома». В 1712 году в Петербург переместился царский двор, приказы– коллегии, Сенат, правительство, гвардия, переехали послы – «Парадиз» стал столицей государства. Петр приказал: «недорослей всех городских жителей и фамилий, и знатных и низких чинов, которые для наук в школах и в службу ни к каким делам не определены, выслать в Петербург на житье бессрочно».

Строительство петербургских домов было обязательным для всех дворян, имевших не менее 30 крестьянских дворов. Каменные дома строили вельможи, имевшие более 500 дворов – «а каким манером строить – брать чертежи у архитектора Трезина, и печи делать с фундаментом».

Указом от 6 июня 1712 года переселяемые на жилье в Петербург рабочие, уже принимаемые по найму, получали земельные наделы – под дворы и огороды, даже под пашню. Землю получали мастера, иностранцы, все дворяне, чиновники. С 1712 по 1716 год в Петербург приехали работать более 150 000 человек. Губернаторы отвечали за то, чтобы не присылались «малолетние, больные и дряхлые рабочие и чтоб неправд и коварств и негодных не было».

По указу 1717 года «выбрав из купеческого и ремесленного сословия первостатейных и средних людей добрых и зажиточных, выслали их с женами и с детьми в Петербург бессрочно». К концу царствования Петра население Петербурга превысило 100000 человек.

В 1710 году почти на том месте, где в 1240 году Александр Невский разбил шведское войско был основан Александро-Невский монастырь. Князь стал небесным покровителем Петербурга. В 1715 году Петр одобрил проект монастыря архитектора Д. Трезини. В 1720 году в монастыре была создана типография, открылась Словенская школа. В 1724 году Петр Великий перевез из Владимира в будущую лавру мощи святого благоверного Александра Невского.

В 1711 году началось строительство Большой перспективы, позднее ставшей Невским проспектом – Петр велел прорубить от Адмиралтейства к Невскому монастырю прямую дорогу к лесу. Его длина составила около пяти километров, ширина – от 25 до 60 метров.

Петербург стал первым российским городом, строившимся по заранее разработанному плану. Впервые дома строились фасадами на улицу, хозяйственные постройки находились внутри дворов. Улицы Петербурга были выложены булыжником и освещались фонарями, едва ли не впервые в Европе. Указ 1711 года «О содержании в Санкт-Петербурге по улицам фонарей, чищеньи и мощеньи камнем улиц» предписывал мостить камнями у домов тротуары и иметь фонари. До этого мостовые были деревянными и Петр издал еще в 1715 году указ о запрете жителям Петербурга подбивать сапоги и башмаки гвоздями и скобами – «А ежели у кого с таким подбоем явятся сапоги или башмаки, и те жестоко будут штрафованы, а купецкие люди, которые такие скобы и гвозди держать будут, сосланы будут на каторгу; а имение их взято будет». Указ 1721 года приказывал, «чтобы каждый житель токмо против своего двора навоз в груду сгреб, а оные определенные люди-возчики брали и отвозили в удобные места». Все домовладельцы должны были подметать улицы перед домом – рано утром, или поздно вечером – чтоб не мешать прохожим. По указу 1720 года было приказано «при Санкт-Петербурге для лучшего порядка к поиманию и пресечению воровских проходов и прочих непотребных людей сделать по концам улиц шлагбаумы, которые по ночам опускать и иметь при них караулы с ружьем».

В 1720 году на дрова была порублена березовая роща на Адмиралтейской стороне, на месте нынешнего Гостиного двора, охранявшаяся особым указом. Петр приказал разыскать виновных, каждого десятого повесить, остальных отправить на каторгу. Указы Петра всегда исполнялись, виновных быстро нашли и только Екатерине удалось добиться замены смертной казни на ссылку.

Указ 1714 года запретил каменное строительство по всей России, кроме Петербурга – «понеже здесь каменное строение зело медленно строится». Указ действовал до 1741 года. Указ «О приводе на речных судах и сухим путем на возах приезжающим к Санкт-Петербургу по определенному числу диких камней» приказывал брать с каждого воза по 6 килограммов камней, с корабля – от 40 до 80 килограммов. Указ отменили только в 1776 году.

22 мая 1717 года первая петербургская типография напечатала первый в Петербурге номер «Ведомостей». 20 декабря того же года в Парадизе прогремел и первый фейерверк.

1 марта 1712 года в деревянном Исакиевском соборе состоялось бракосочетание Петра и Екатерины. За год до этого в Петербурге открылся Почтовый двор – почта отправлялась по понедельникам и пятницам; началось строительство большой дороги из Петербурга в Москву с почтовыми станциями через Старую Руссу и Ржев. Были построены Адмиралтейство, Партикулярная, Охтинская, Галерная верфи, Арсенал, Смоляной, Канатный, Монетный дворы, Крестовский и Охтинский пороховые заводы. Открылась Морская академия, инженерная, артиллерийская, медико-хирургическая школы, Пажеский корпус, кунсткамера – первый естественно-научный музей страны. Город быстро рос и в 1715 году Петр издал указ об обязательной полицейской прописке жителей Петербурга.

В 1710–1714 годах «на том месте, где из большой Невы истекает река Фонтанка» Петру построили Летний дворец. Царь любил Летний дворец и вместе со всей семьей жил там с весны почти до первых заморозков. В это же время рядом с Летним был построен почти такой же по размеру Зимний дворец, в 1720 году значительно перестроенный. В этом дворце Петр всегда жил зимой, здесь же и скончался. При императоре маленькие мосты были устроены только через Фонтанку и Мойку, сообщение между петербургскими островами производилось на лодках. Петр приказывал придворным приезжать во дворец только по Неве. Хозяева домов обязаны были иметь у «своего» берега «во всякое время перевозные суда, кои должны быть употребляемы также, как на сухом пути кареты и коляски». Сам Петр всюду, где можно было «подъехать водою», использовал катер.

Летний дворец стал составной частью Летнего сада, разбитого в 1704 году по плану Петра в регулярном стиле со строгой симметричной планировкой аллей. Сад украсился галереями, беседками, гротами, оранжереями, фонтанами, прудами. Петр считал, что Летний сад должен был стать не только местом отдыха, но и просветительным «учреждением». В Италии было куплено более сотни мраморных статуй из европейской истории и мифологии. Петр сам купил скульптурную аллегорию «Победа и мир» о победе России над Швецией в Северной войне.

В 1711 году для осушения болотистой местности вдоль Летнего сада прокопали Лебяжью канаву, соединившую Мойку с Невой и сад стал островом. Именно там проводились ассамблеи, празднества, иллюминации, фейерверки, даже приёмы иностранных послов. Царь праздновал в Летнем саду именины и бракосочетания членов своей семьи.

Петербург стал единственным городом в России, где на каменных тротуарах горели фонари, каменные фасады домов составляли уличные «перспективы», где создавались парки и сады с мраморными скульптурами. Ничего подобного не было ни в одном городе Российской империи. Историк Петербурга Н. Федотов писал:

«Велики были заслуги Петра, строителя величия и славы России и основателя Петербурга, в котором совершилось перерождение нашего Отечества. Петр, казалось, вещал миру: «Как восстала столица моя из болот севера, под творческой моей волей, так из политического небытия слабого царства Русского возникнет под мудрой державой могущественная и славная Империя Российская».

Еще в начале Северной войны на южном побережье Финского залива были устроены «попутные станицы» с пристанями, где Петр отдыхал во время поездок из Петербурга в Кронштадт – Стрельня и «Петров двор» – Петергоф. Н. Федотов писал:

«Первый загородный двор – Екатерингоф, названный так в честь Екатерины, в марте 1711 года всенародно объявленной супругой царя и ей подаренный. Он был основан в память победы, одержанной близ этого места в 1703 году над двумя шведскими судами.

Недалеко от этого места, на острове, лежащем перед выходом из Большой Невы в протоке между нынешним Гутуевым островом и Екатерингофским берегом, был построен ещё небольшой каменный дворец с башней, названный Подзорным: из него открывался вид на море. Петр любил смотреть оттуда, не идут ли к Петербургу иностранные суда.

В это же самое время был заложен еще каменный дворец в 15 верстах от Петербурга, по финскому и карельскому берегу, между деревнею Лахтой и Сестрорецком. Царь, прельщенный положением этого места, откуда взор простирался к Петербургу и Кронштадту, основанному одновременно с градом Петра, повелел насадить там дубовую рощу, и потому дал дворцу наименование Дубки.

На другой стороне залива, на ингерманландском берегу, Петр избрал еще два места для постройки увеселительных дворцов, из которых один в 17 верстах от столицы, при реке Стрельне, подле моря, назвал Стрельной и подарил царевне Елизавете Петровне, второй украсил садом и фонтаном и назвал Петергофом».

Стрельнинский путевой дом «в две залы и восемь комнат со светелкою» был построен на возвышенном берегу в версте от реки Стрелки в 1711 году. Недалеко от него у древней липы была сделана беседка, в которой проезжающий в Кронштадт Петр пил чай и смотрел на море. В 1720 году там же был построен четырехэтажный каменный замок длиной в пятьдесят метров и высотой в десять метров. Парадная лестница вела на великолепную террасу, выложенную камнем, специально привезенным из Пудожа. От террасы было прорыто к реке несколько каналов, на одном из которых был создан небольшой круглый остров, где Петр посадил смолистые сосны, семена которых привез из своего заграничного путешествия.

В 1711 году был построен небольшой домик и пристань на берегу против Кронштадта – Петергоф. В 1716 году здесь началось строительство Большого дворца. Петров двор стал любимым детищем Петра и великолепным бриллиантом в императорской короне. Петр сам рисовал эскизы скульптур для петергофских фонтанов, до 1723 года никто не смел приезжать в Петергоф без позволения государя; он всегда сам принимал гостей и показывал все окрестности своего «двора».

20 августа 1721 года, на следующий день после открытия Ропшинского канала начали работать фонтаны Петергофа. К этому времени Петров двор был благоустроенной загородной резиденцией, с двухэтажным дворцом, беседкой Марли, которую Петр называл «Mon bijou», маленьким домиком в голландском стиле «Монплезиром». Кровать Петра стояла у окна и просыпаясь, первое, что он видел, было море и Кронштадт.

Официальное открытие летней резиденции Петра состоялось 26 августа 1723 года – в великолепных торжествах участвовал император, дипломатический корпус, высшие сановники и многочисленные гости.

Первая постройка южнее Петербурга была начата в 1717 году – в Сарской мызе, владении царицы Екатерины. С 1725 года эта мыза стала именоваться Царским Селом. Дворцы Петербурга, Стрельны, Петергофа, Ораниенбаума стали символом петровских преобразований, Российской империи. Триста лет последователи Петра украшали петербургские земли изумительными дворцами – резиденциями с прекрасными парками – Петергофом, Стрельной, Ораниенбаумом, Царским Селом, Павловском, Гатчиной, – восстанавливали их после фашистского нашествия, создав произведения искусства, «которые описать трудно, забыть нельзя и можно только восхищаться».

Град Петров действительно рос не по дням, а по часам, несмотря на сложные природные условия – низкое месторасположение, близость моря и сильные северные ветра не раз подвергали Петербург опасным наводнениям. Первое зафиксированное историками наводнение, затопившее основание Ниеншанца, произошло в 1691 году. В ноябре 1715 года вода снесла все мосты и разломала набережные, в 1716 году на Неве было разбито несколько судов, низкие части города затоплены. 5 ноября 1721 года «после жестокого юго-западного ветра, дувшего сряду 9 дней, вода выступила из берегов; в высоких частях города она доходила лошадям по грудь, в низких частях поднялась до двух с половиной метров; по всем улицам ездили в лодках».

В новом городе шла новая жизнь. 8 декабря 1718 года в доме вельможи Бутурлина на Городском острове прошла первая петербургская ассамблея; ассамблеи поочередно проводились знатными горожанами – на них играли, пили, танцевали. Город салютовал победам, проводил маскарады, стрелял фейерверками, складывая в небе целые горящие фразы, смотрел спектакли, проводил смотры флота российского. На замерзшей Неве шли народные гуляния, во дворе и парках делались катальные горки.

10 сентября 1723 года на Государевом бастионе Петропавловской крепости торжественно был установлен ботик Петра Первого, перевезенный в Петербург из Москвы. По указу Петра Первого ежегодно в этот день ботик спускали в воду Невы. В 1761 году для ботика был построен специальный Ботный дом.

Петр внимательно смотрел за своим Парадизом. Указ 26 ноября 1718 года «О назначении рынков в Санкт-Петербурге, о наблюдении чистоты торгующими съестными припасами и о ношении ими белых мундиров» запрещал торговать вдоль больших улиц, «ибо проезд по большой дороге от тесноты за многолюдством весьма труден и от того чинятся великие драки». Белые халаты продавцов-торговцев, как и все нововведения Петра расходились по всей России.

В Европе с начала XVIII века постоянно рос интерес к новой России, ее истории, географии, экономике, культуре, быту. Сохранились сочинения современников-иностранцев о Петербурге первой половины XVIII века:

«С утра до вечера в городе промышленники и рабочие строили корабли и галеры, деревянные и каменные дома, мостили улицы и копали каналы. По реке большие корабли везли различные строительные материалы, в том числе камень для мостовых и домов, кирпич и черепицу для стен и крыш. Все были заняты тем или иным делом и не было видно ни одного бездельного человека».

«В Петербурге совершается публичное отправление четырех религий».

«Численность работающих на Охтинском пороховом заводе около пятисот человек; более ста женатых рабочих имеют дом и небольшой участок; остальные живут в казармах; у них есть хлеб и крупа».

«Ямщики и кучера носят на спине жестяную бляху с номером, под которым они зарегистрированы в полиции; в городе более 3000 саней, запряженных одной или двумя лошадьми; цена поездки из одной части города в другую большая».

По заведенному Петром обычаю жители Петербурга почти весь XVIII век 1 мая встречали лето в Ектерингофе. В Екатерингофском парке был построен одноэтажный дворец, находились два выложенных булыжником пруда, небольшой зверинец, аллеи вели сквозь рощу к воде. Рядом для дочерей Петра были построены летние дома – Анненгоф и Елизаветингоф. В этих летних дворцах до 1720-х годов жила царица с дочерьми.

1 мая петербуржцы гуляли по Екатерингофскому парку, в котором кроме иллюминации бывали и фейерверки, а также «пуски» воздушных шаров. Встречал лето в Екатерингофе и А. Пушкин.

По распоряжению лейб-медика Петра Л. Блюментроста на Аптекарском острове был разведен огород дал выращивание лекарственных трав и ботанический сад. На петербургских островах на зайцев и тетеревов охотились императрицы Анна Иоанновна и Екатерина Вторая. Указ Екатерины 1769 года гласил: «для пресечения истребления дичи, коя почти совсем выведена в заповедных местах, брать в солдаты и наказание всех тех преступников, кои будут изыманы без билетов в тех запретительных местах в произвождении охоты с борзыми собаками, с фузеями, или же с какими-то ни было орудиями около Санкт-Петербурга, Петергофа, Царского Села и Кикинской мызы в трех верстах».

На островах в белые ночи играли военные оркестры, гуляла «блестящая публика» – по аллеям, на которых для отдыха были установлены «деревянные диванчики», – «вся знать собиралась на эти вечера, так как их иногда посещал Государь и Императрица с детьми».

Часто на петербургские гуляния «собирался весь город». Самые грандиозные проходили на масленицу и на пасху – с каруселями, иллюминациями, фейерверками, ярмарками, маскарадами, карнавалами, цирковыми представлениями, народными театрами. Большой популярностью пользовались катания на санках с ледяных горок. Иностранцы – современники Петра оставили описания любимой забавы петербуржцев:

«Находили высокую крутую гору или строили деревянную и поливали водой до тех пор, пока она не обледенеет. По одну её сторону устраивали длинный каток, по другую – лестницу. На вершине горы стоял стол с водкою, с которого катавшиеся получали сначала выпить на дорожку. Вместо санок для спуска использовался соломенный коврик, на который один за другим садились два или три человека. Подавался знак подтолкнуть их, и они скользя, стрелой летели вниз.

С наступлением масленицы там всю неделю напролет с утра до позднего вечера гуляют множество людей обоих полов. Они садятся на специальные маленькие санки, ждут, пока их подтолкнут вниз, и мчатся далеко вниз по катку с неописуемой скоростью. Зрителей при этом бывает столь же много, как и катающихся».

Большой популярностью пользовались святочные потехи, кулачные бои, гонки на санях, сопровождавшиеся разгульными пирами. Гуляли по всему льду Невы, на городских площадях, на островах. Места гуляний иллюминировались: «отражение сей массы разноцветных огней в снегу, мешаясь с тенями, представляет необыкновенное зрелище». В балаганах выступали кукольники, фокусники, циркачи и актеры, представлявшие «наиувеселительнейшим образом всякие комические и трагические важные деяния, басни, сказки, чудеса». Представление приезжало смотреть множество людей – «Нева почти покрыта вокруг гор людьми, каретами и санями, ибо большая часть жителей едет туда один или несколько раз, чтобы видеть гулянья». Постепенно народные гулянья и празднества из Петербурга распространились по всей Российской империи.

Автор биографии Петра Первого российский историк Н.Павленко писал об императоре и его городе:

«Санкт-Петербург был не только любимым детищем и гордостью Петра, но и символом его царствования, выражением эпохи преобразований.

Петербург по праву можно считать примером того нового, что Петр стремился дать России. Оно только появилось. Понадобятся еще десятилетия, чтобы ростки этого нового окрепли и распространились по всей стране, но начало положено, и процесс стал необратимым.

Сам Петр также считал создание новой столицы одним из важнейших итогов своего царствования. Сохранились несколько описаний Летнего сада, по которым можно судить о размахе и скорости преобразований Петра, изменивших все Российское государство. В 1711 году «Сад сам по себе довольно велик и хорошо разбит, но я не нашел в нем ничего особенно примечательного». Описание 1720 года совсем другое: «Летние сады красивы. Сюда привезено морем из Венеции, Италии, Англии и Голландии множество статуй и колон. Даже целая беседка из алебастра и мрамора привезена из Венеции для сада. Здесь множество замечательных вещей, беседок, галерей, насосов и удивительно красивых деревьев. К реке ведут галереи, где можно сесть на ботик, галеру, яхту, чтобы ехать на море и гулять по каналам и большой широкой реке. Изумительны грот, Готторпский глобус и статуя Афродиты».

В 1782 году «Петру Первому Екатерина Вторая» поставила в северной столице памятник – между Адмиралтейством, Сенатом и Синодом. Историк Н. Федотов писал:

«Вы видите колоссальное бронзовое изображение Петра, одетого в полу-римскую, полу-славянскую одежду, с лавровым венком на голове. На пламенном коне взлетает Он на крутую, дикую скалу. Под копытами коня извивается придавленный Им змей. Простирая правую руку к Неве, адмиралтейству, академии и крепости, Петр как бы напоминает, что флот, торговля, науки и могущество России возродились и пришли в цветущее состояние под Его покровом, и, кажется, вещает: «Чудеса этти – творение Моей руки!» Полагают, что художник Фальконе, изображая змея под ногами коня, имел в виду бесчисленные препятствия, преграждавшее Петру быстрый полет Его к совершенству и устраненные твердостью Его непреодолимой воли.

«Над ограждённою скалою
Гигант с простёртою рукою
Сидит на бронзовом коне…
Какая дума на челе!
Какая сила в нём сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О, мощный властелин судьбы,
Не так ли ты над самой бездной,
На высоте, уздой железной
Россию вздернув на дыбы?»

16 мая 1803 года перед Медным всадником праздновалось столетие Петербурга. Перед бронзовым Петром прошла созданная им Российская гвардия, преклонив знамёна перед монументом. 20000 воинов салютовали величию Петра. На его саркофаг Петропавловской крепости была положена специальная медаль с его профилем и надписью – «От благодарного потомства».

В 1903 году празднества по поводу 200-летия Петербурга продолжались 3 дня. Золотая медаль, отлитая к юбилею столицы, была торжественно положена на саркофаг Преобразователя, у монумента которого состоялся парад войск гвардии и собрались представители всех сословий Империи, исполнившие государственный гимн. Из домика Петра под эскортом Балтийского флота по Неве к памятнику первого императора подошёл его знаменитый ботик. На торжественном заседании городской думы был прочитан исторический очерк Санкт-Петербурга. Во всех театрах города, украшенного флагами и великолепно иллюминированного, прошли парадные спектакли. Народные гуляния, на которые были приглашены городские головы всех губернских городов Российской Империи, всех уездных городов Санкт-Петербургской губернии, городские головы иностранных столиц и городов, в которых побывал Пётр, завершились изумительным фейерверком.

В городе были устроены детские праздники, все учащиеся и солдаты гарнизона получили «угощение от города». Подарки от города были поднесены офицерским собраниям всех гвардейских полков и всех полков, созданных Петром.

На Неве все три дня за украшенным цветами и лентами ботике Петра Великого стояли корабли времён Преобразователя, построенные специально к юбилею. Музыканты Санкт-Петербургской консерватории сыграли исторический концерт из музыкальных произведений начала XVIII века, завершившийся Петровским маршем. Именно этим маршем идёт новая Россия – Россия XXI века, в 2003 году салютовавшая 300-летию Санкт-Петербурга.

О Санкт-Петербурге, его роли в преобразованиях Петра, его месте в истории Российского государства писали русские и иностранные поэты, писатели, философы, общественные и государственные деятели все триста лет существования Северной Пальмиры.

Великий российский историк С. Соловьев писал:

«С детства в школах мы узнаем из учебников русской истории, что у нас переносятся столицы из одного места в другое, из Новгорода в Киев, из Киева во Владимир, из Владимира в Москву. Откуда это явление, отчего мы не видим его в других государствах, государствах Западной Европы? Причина уясняется при первом взгляде на карту. Чрезвычайная обширность государства, особенно при малочисленности народонаселения и отсутствие цивилизации необходимое условие этого явления. Как человек, находящийся в очень обширном помещении не может, оставаясь неподвижно в одном каком-нибудь углу, ясно обозревать всего помещения, всего разнообразно находящихся в нем предметов, и потому необходимо сосредотачивает свое внимание на одном каком-нибудь круге предметов, особенно ему нужных, и остается какое-то время там, где они помещаются, и потом переходит на другое место, обратившее на себя его внимание, и здесь опять останавливается: так и правительство большой страны принуждено переносить свое местопребывание из одной части страны в другую по мере надобности, про мере прилива и отлива сил народных в ту или другую сторону, по мере сосредоточения народных интересов, народного внимания здесь или там, следовательно, это перенесение правительственных местопребываний не может являться в истории чем-то произвольным».

Историки писали, что суть города определяет его столичный статут, а ключом к его развитию является политическое движение. Петербург не просто сменил Москву, как столичный город, он встал во главе новой державы – Российской империи. Российский энциклопедист В. Даль приводил народную пословицу: «Новгород – отец, Киев – мать, Москва – сердце, Петербург – голова». Через Петербург в русскую культуру и быт ворвались европейские традиции, со временем ставшие нормой для российского общества, для всей России. Роль Петербурга в военной, политической, экономической истории нашего государства начала XVIII века очевидна.

Великий поэт А. Пушкин, создавший великолепного «Медного всадника» и «Полтаву», в 1835 году написал в «Путешествии из Москвы в Петербург»:

«Петр I не любил Москвы, где на каждом шагу встречал воспоминания мятежей и казней, закоренелую старину и упрямое сопротивление суеверия и предрассудков. Он оставил Кремль, где ему было не душно, но тесно, и на дальнем берегу Балтийского моря искал досуга, простора и свободы для своей мощной и беспокойной деятельности».

Великий Н. Гоголь писал в «Петербургских записках 1836 года»:

Как вытянулся в струнку щеголь Петербург! Перед ним со всех сторон зеркала: там Нева, там Финский залив. Ему есть куда поглядется.

Москва женского рода, Петербург мужского. В Москве все невесты, в Петербурге все женихи.

Петербург – аккуратный человек, совершенный немец, на все глядит с расчетом.

Москва – большой гостиный двор; Петербург – светлый магазин.

Нева вскрылась рано. Льды, не тревоженные ветрами, успели истаять почти до вскрытия, неслись уже рыхлые и разваливались сами собой. Ладожское озеро выслало и свои почти в одно время. Столица вдруг изменилась. И шпиц Петропавловской колокольни, и крепость, и Васильевский остров, и Выборгская сторона, и Английская набережная – все получило картинный вид.

Когда открылась передо мною Нева, когда розовый цвет неба дымился в Выборгской стороны голубым туманом, строения стороны Петербургской оделись почти лиловыми цветом, скрывшим их неказистую наружность, когда церкви, у которых туман одноцветным покровом своим скрыл все выпуклости, казались нарисованными или наклеенными на розовой материи и в этой лилово-голубой мгле блестел один только шпиц Петропавловской колокольни, отражаясь в бесконечном зеркале Невы, – мне казалось, будто был не в Петербурге: мне казалось, будто я переехал в какой-нибудь другой город, где уже я бывал, где все знаю и где то, чего нет в Петербурге».

Прекрасный панегирик Петру Великому и Санкт-Петербургу одновременно с А.Пушкиным и Н.Гоголем написал выдающийся российский критик В. Белинский:

«В конце XVII века Московское царство представляло собой уже слишком резкий контраст с европейскими государствами, уже не могло более двигаться на ржавых колесах своего азиатского устройства: ему надо было кончиться, но народу русскому надо было жить. Ему принадлежало великое будущее, и потому из него же самого Бог воздвиг ему гения, который должен был сблизить его с Европой.

Совершенные невежды и фанатики обвиняли его в презрении к родной стране, но они обманывались. Петра тесно связывало с Россией обоим им родное и ничем непобедимое чувство своего великого призвания в будущем. Петр страстно любил эту Русь, которой сам он был представителем по праву высшего, от Бога истекавшего избрания. Но в России он видел две страны – ту, которую он застал, и ту, которую он должен был создать: последней принадлежали его мысль, его кровь, его пот, его труд, вся жизнь, все счастье и вся радость его жизни. Ученик Европы, он остался русским в душе, вопреки мнению слабоумных, которых много и теперь, будто бы европеизм из русского человека должен сделать нерусского, и будто бы всё русское может поддерживаться только дикими и невежественными формами азиатского быта.

Прилежащие к Балтийскому морю страны исстари знакомы были русскому мечу. Много пролилось на них русской крови, и оставить их в чужом владении, не сделать Балтийского моря границей России значило бы сделать Россию навсегда открытой для неприятельских вторжений и навсегда закрытой для сношений с Европой.

Петр смотрел на Петербург, как на свое творение, любил его, как дитя своей творческой мысли. Может быть, ему самому не раз казалось трудной и отчаянной эта борьба с дикой, суровой природой, с болотистой почвой, сырым и нездоровым климатом, в краю пустынном и отдаленном от населенных мест, откуда можно было получать продовольствие, – но непреклонная сила воли надо всем восторжествовала. Гений упорен, потому именно, что он – гений.

Петербург строился экспромтом: в месяц делалось то, чего бы стало делать на год. Воля одного человека победила самую природу. Казалось, судьба хотела, чтобы спавший дотоле непробудным сном русский человек кровавым потом и отчаянной борьбой выработал свое будущее, ибо прочны только тяжким трудом одержанные победы, только страданиями и кровью стяжанные завоевания!

Планы и предначертания Петра Великого должны были продолжаться вековечно. Таковы право и сила гения: он кладет камень в основание новому зданию и оставляет его чертеж; преемники дела, может быть, и хотели бы перенести здание на другое место, да негде им взять такого прочного камня в основание, а камень, положенный гением, так велик, что человеческими силами нельзя и мечтать сдвинуть его. Петербург не мог не продолжаться, потому что с его существованием тесно было связано существование Российской империи, сменившей Московское царство.

Иностранец Альгаротти сказал: «Петербург есть окно, через которое Россия смотрит на Европу», – счастливое выражение, в немногих словах удачно схватившее великую мысль! Вот в чем заключается твердое основание Петербурга, а не в сваях, на которых он построен, из которых его не так-то легко сдвинуть! Вот в чем его идея, его великое значение, его святое право на вековечное существование!

Петербург есть образец во всем, что касается до формы жизни, начиная от моды до светского тона, от манеры класть кирпичи до высших таинств архитектурного искусства, от типографского изящества до журналов, исключительно владеющих вниманием публики.

Петербург – представитель новизны, и в этом его великое значение для России.

Петербург не верит, а требует дела. В нем каждый стремится к своей цели, и какова бы ни была его цель, петербуржец её достигает. Это имеет свою пользу, и притом большую: какова бы ни была деятельность, но привычка и приобретаемое через нее уменье действовать – великое дело. В Москве больше, чем в Петербурге, молодых людей, способных к делу, но делают что-нибудь они опять-таки только в Петербурге, а в Москве только говорят о том, что бы и как бы они делали, если бы стали что-нибудь делать».

В середине XIX века из Лондона о роли Петербурга в истории России писал общественный деятель и революционер А.Герцен:

«Говорить о настоящем России – значит говорить о Петербурге, об этом городе без истории в ту и другую сторону, о городе настоящего, о городе, который один живет и действует в уровень современным и своеземным потребностям на огромной части планеты, называемой Россией.

Петербург – удивительная вещь. Я всматривался, приглядывался к нему и в академиях, и в канцеляриях, и в казармах, и в гостиных, – а мало понял. Я видел разные слои людей: людей, которые движением пера могут дать орден Станислава или отнять место; людей, беспрерывно пишущих, то есть чиновников; людей, почти никогда не пишущих, то есть русских литераторов; людей, не только никогда не пишущих, но и никогда не читающих, то есть лейб-гвардии офицеров; видел львов и львиц, тигров и тигриц; видел таких людей, которые ни на какого зверя, ни даже на человека не похожи, а в Петербурге – дома, как рыба в воде. Наконец, я видел поэтов в III отделении собственной канцелярии – и III отделение собственной канцелярии, занимающееся поэтами; но Петербург остался загадкой, как прежде. И теперь, когда он начал исчезать в тумане, которым Бог завешивает его круглый год, чтоб издали не видно было, что там делается, – я не нахожу средств разгадать загадочное существование города, основанного на всяких противоположностях и противоречиях».

Литературовед и историк начала XX века А.Анциферов писал:

«Само существование столицы на покоренной земле говорит о торжестве её народа в борьбе за свое историческое бытие, и о предназначенности её увенчать великую империю и стать Северной Пальмирой.

Столица на отвоеванной земле указывает и на возможность бурного разрыва с прошлым, свидетельствует о революционности своего происхождения, об обновлении старого быта, ибо неизбежен здесь обильный приток свежего, порой животворящего, а порой и мертвящего ветра из краев далеких. Туманы и болота, из которых возник город, свидетельствуют о той египетской работе, которую нужно было произвести, чтобы создать здесь, на зыбкой почве, этот «Парадиз». Здесь все повествует о великой борьбе с природой. Здесь все «наперекор стихиям». И город создается как антитеза окружающей природе, как вызов ей».

Прекрасно писали о северной столице французы, побывавшие в Петербурге XIX века – А. де Кюстин, Т.Готье, А.Дюма-отец.

В 1839 году А. де Костин писал:

«Очарование Петербурга – в магии туманных северных ночей, в светлом сиянии, полном величавой поэзии.

Со стороны заката все было погружено во тьму. Город черный, словно вырезанным из бумаги силуэтом вырисовывался на белом фоне западного неба. Мерцающий свет зашедшего солнца ещё долго горит на западе и освещает восточную часть города, изящные фасады которой выделяются на темном с этой стороны небе. Таким образом: на западе – город во мраке и светлое небо, на востоке – темное небо и горящие в отраженном свете здания. Этот контраст создает незабываемую картину. Медленное, едва заметное угасание света, словно борящегося с надвигающейся неумолимой темнотой, сообщает какое-то таинственное движение природе. Кажется, что едва выступающий над водами Невы город колеблется между небом и землей и готов вот-вот исчезнуть в пустоте.

Стоя посредине моста, переброшенного через Неву я долго любовался этой красотой, стараясь запечатлеть в памяти все детали двух столь различных ликов белой петербургской ночи».

В 1867 году Т.Готье вспоминал о своем путешествии в Россию и в Петербург:

«Мы вошли в залив, куда впадает Нева. Гладь воды, казалось, простиралась выше земли, выглядевшей узкой черточкой, проведенной кистью на монотонной акварели. Яркий, но холодный свет струился с ясного неба: то была северная, полярная лазурь молочных, опаловых, стальных оттенков, о которой мы под нашим небом не имеем ни малейшего представления. Чистое, белое звездное сияние исходило бы будто не от солнца. Под этим молочным сводом огромная пелена залива окрашивалась в непередаваемые цвета, среди которых обычные тона воды вовсе отсутствовали. Как в створках раковин возникали то перламутрово-белые оттенки, то неописуемой тонкости жемчужно-серые. Дальше – матовая или струйчатая голубизна как на дамасских клинках или ещё радужные отсветы, похожие на поблескивание пленки на плавящемся олове. За зоной зеркальной глади следовала муаровая лента, и все такое легкое, расплывчатое, такое смутно-прозрачное, сияющее, что палитра и словарь оказываются бессильными перед эдакой красотой. Самый свежий тон кисти художника окажется грязным пятном на этой идеальной, божественной прозрачности.

В дали, между молочной водой и перламутровым небом опоясанный венком зубчатой стены в башенках, медленно вставал прекрасный силуэт Санкт-Петербурга, аметистовые тона которого границей разделяли воздух и воду. Золото куполов и шпилей сияло на самой богатой, самой изумительной диадеме, которую когда-либо мог нести город на своем челе. Что может сравниться в великолепии с этим золотым городом на серебряном горизонте, над которым вечер белеет рассветом?»

Автор «Трех мушкетеров» А.Дюма восхищался Санкт-Петербургом:

«Я не знаю, есть ли в мире какой-нибудь вид, который мог бы сравниться с развернувшейся перед моими глазами панорамой. Передо мной справа, соединенная двумя легкими мостами выступала крепость, первая колыбель Петербурга. Среди её строений вырисовывались золотой шпиль Петропавловского собора и зеленая крыша Монетного двора. Против крепости находился Мраморный дворец, далее шел Эрмитаж, великолепное здание, Зимний дворец, Адмиралтейство со своими двумя павильонами и гранитными лестницами. Здесь берут начало три главных улицы Петербурга: Невский проспект, Гороховая улица и Вознесенский проспект. За Адмиралтейством шла Английская набережная с её великолепными зданиями.

Прямо передо мной находился Васильевский остров, биржа, её лестница спускается к самой Неве. Тут же неподалеку находятся видные ученые учреждения, Университет, Академия художеств, Горный Институт. С другой стороны Васильевский остров омывается рекой Малой Невой, отделяющей его от Вольного острова. Здесь в прекрасных садах, за позолоченными решетками расцветают в течение трех месяцев, пока длится петербургское лето, всевозможные редчайшие цветы, и здесь же расположены шикарные дачи богатейших жителей столицы.

Если стать спиной к крепости вид панорамы меняется, все ещё оставаясь грандиозным: на одном берегу находится Троицкий собор, а на другом – Летний сад. Далее по другой стороне Большой Невы находятся Военный госпиталь, Медицинская академия, деревня Охта со своими окрестностями. На этой стороне реки расположен Таврический дворец, с его изумрудной крышей, кавалергардские казармы и старый Смольный монастырь.

Не могу сказать, сколько времени я оставался на мосту, восхищаясь этой дивной панорамой».

В 1926 году философ-эмигрант Г.Федотов писал в «Трех столицах»:

«С Невы тянет влажный морской ветер – почти всегда западный ветер. Не одни наводнения несет он петровской столице, но и дух дальних странствий. Пройдитесь по последним линиям Васильевского острова или к устью Фонтанки, на Лоцмановский островок, – и вы увидите просвет моря, отшвартовавшийся пароход, якоря и канаты, запах смолы и соли – сердце дрогнет, как птица в неволе. Тоска целых материков – Евразии – по Океану скопилась здесь, истекая узким каналом Невы в туманный, фантастический Балт. Оттого на встречу западным ветрам с моря дует вечный «западнический» ветер с суши. Петербург остается одним из легких великой страны, открытым западному ветру.

Не сменил ли он здесь, на Кронштадской вахте, Великий Новгород? Мы в школе затвердили: «Шлиссельбург – Орешек», но только в последние годы с поразительной ясностью вскрыли в городе Петра город Александра Невского, князя Новгородского.

Богат и сложен Великий Новгород. Мы и сейчас не понимаем, как мог он совместить с буйным вечем молитвенный подвиг, с русской иконой ганзейский торг. Все противоречия, жившие в нем, воскресли в старом и новом Петербурге. Васька Буслаев предсказал уже нигилизм, как Садко, гусляр и купец – вольнолюбивое, широкое творчество. Есть в наследстве Великого Новгорода завещанное Петербургу, чего не понять никому, кроме города Святого Петра.

Первое – завет Александра – не сдавать Невской победы, оборонять от ливонцев (финнов) и шведов невские берега. Второе – хранить святыни Русского Севера, самое чистое и высокое в прошлом России. Третье – слушать голоса из-за моря, не теряя в виду ганзейских маяков. Запад, некогда спасший нас, потом едва не разложивший, должен войти своей справедливой долей в творчество национальной культуры. Не может быть безболезненной встреча этих двух стихий, и в Петербурге, на водоразделе их она ощущается особенно мучительно. Но без их слиянии – в вечной борьбе – не бывать русской культуре. И хотя вся страна призвана к этому подвигу, здесь, в Петербурге, слышна её историческая задача, здесь остается если не мозг, то нервный узел России».

Захватчики не раз угрожали Петербургу – его взятие могло решить исход войны. Летом 1788 года в Выборгской бухте Балтийский флот разбил шведскую эскадру. В 1812 году французские войска Наполеона под командованием его маршалов Удино и Макдональда были разбиты 30 июля у Клястиц русскими и отброшены к Полоцку. «Нас мало, зато в бою тесно не будет», – говорили российские «чудо-богатыри».

В 1864 году, во время Крымской войны, англо-французский флот попытался пройти к Петербургу. Кронштадт «разрешения» на это не дал, и «союзную» эскадру унесло «попутным ветром» от грозного телохранителя града Петрова.

Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов Ленинград-Петербург не покорился гитлеровским захватчикам, выдержав чудовищную блокаду. Разрушенные фашистами практически до основания дворцы под Петербургом титаническим трудом тысяч реставраторов и музейных работников были восстановлены – каменное ожерелье города на Неве заблистало вновь.

Через Петербург проходят трансконтинентальные пути сообщения стран Востока и Запада. Это крупнейший транспортный узел, промышленный гигант, научный и культурный центр. Северная столица – европейский центр туризма и культуры. Ежегодно в город со всех концов света приезжают миллионы туристов. В XXI веке успешно решаются стратегические цели и задачи города – сохранение тех традиций, благодаря которым Петербург стал центром мирового значения; создание новых стимулов развития Петербурга, достижения качества жизни, соответствующей лучшим европейским примерам.

Петербургу принадлежит особое место в истории России, в нем запечатлена история Российской империи. Град Петров навсегда вошел в сознание народов России. С Северной столицей связаны имена, которые являются национальной гордостью Российского государства.

Санкт-Петербург XXI века – среди великих и красивейших город мира, вызывающий восторг и восхищение.

Великий поэт А.Пушкин воскликнул:

«Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия».

Через двести лет другой бард – Булат Окуджава – задумчиво произнес:

«Плывут дома, как корабли из дальних стран,
Спокойных дум не нарушая.
Ночь белая, сегодня ты – мой океан,
Мне по душе твоя душа большая».

Говорят, если июньской белой ночью медленно пройти по дворцовому мосту Санкт-Петербурга, можно ощутить всю мудрость и красоту города на Неве. И сразу же захочется сказать вслед за А. Пушкиным:

«Люблю тебя, Петра творенье!»