ГЛАВА VI

РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОБЛЕМА

Религиозная проблема имела в Византийской империи исключительно важное значение. Мы знаем, какую существенную роль играла церковь в византийском обществе. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с книгой "О церемониях", где описывается церемониал, которому должен был подчиняться император. Справедливо было сказано, что император, выполнявший эти предписания, по существу вел образ жизни первосвященника. С того дня, когда Константин превратил христианство в государственную религию, он дал императорскому правительству право вмешиваться во все церковные дела и самовластно распоряжаться церковью: управлять ее материальными ресурсами, назначать на церковные должности. Власть императора в вопросах религии казалась, таким образом, почти абсолютной. Император созывал соборы; когда он не мог лично присутствовать на заседаниях собора, его представляли высшие сановники. Он утверждал решения "отцов церкви", и эти решения приобретали силу закона лишь после ратификации императора. Многие из них гордились тем, что были выдающимися богословами, и на этом основании они присваивали себе право устанавливать религиозные догматы. Некоторые из них, например Юстиниан, писали длинные трактаты для обоснования своего мнения по тому или иному вопросу религии. 

Император вмешивался даже в назначения высших духовных сановников. Когда происходили выборы константинопольского патриарха, синод представлял императору три кандидатуры. Но император оставлял за собой право выдвинуть четвертое лицо, если предложенные кандидаты его не удовлетворяли, так что фактически "патриарха назначал император. И точно так же он имел возможность сместить патриарха, когда считал это необходимым, либо приказывая низложить его по религиозным или политическим причинам, либо заставляя его отречься. Так, при Льве VI патриарх Николай, обвиненный в государственной измене и заговоре против императорской власти, был смещен и заменен другим, близким другом и любимцем императора. При Исааке Комнине патриарх Михаил Керулларий, претензии которого вызывали тревогу у императора, был арестован и заключен в монастырь в ожидании процесса, для которого Пселлу было поручено написать длинную и резкую обвинительную речь. Только смерть избавила Керуллария от неизбежного приговора. При Алексее Комнине патриарх Косьма, поддержавший требование императрицы Ирины торжественно короновать ее на равных правах с мужем, навлек на себя гнев императора и вынужден был отречься.

Подобным же образом действовал император и по отношению к высшим сановникам церкви и даже к римскому папе. Юстиниан велел арестовать папу Сильвестра, дурно обращался с папой Вигилием, прибывшим в Константинополь и не выразившим покорности императорской воле. В VII в. папа Мартин был арестован солдатами Равеннского экзарха и доставлен в Константинополь, где против него возбудили политический процесс; он был приговорен к изгнанию и сослан в Херсонес. В VIII в. папы тоже находились под угрозой насилия, и если они от нее избавились, то лишь благодаря вмешательству и защите римского войска. Та же политика насилия, чередовавшегося с подкупом, проводилась по отношению ко всему духовенству.

Таким образом, церковь была в полном подчинении у императора. Церковь, впрочем, воспринимала это вмешательство императора в свои дела как вполне законное явление. Патриарх Мина говорил в VI в.: "Ничто не должно совершаться в святейшей церкви против воли и приказаний императора". Один хронист XII в. пишет: "Император является для церкви высшим господином и хранителем веры". К тому же времени историк Никита в любопытном отрывке сообщает, что "императоры считают для себя оскорблением, если в них не хотят видеть существ боговдохновенных, наподобие Соломона, глубоких знатоков божественной науки, основателей церковных канонов, одним словом непогрешимых толкователей дел божественных и человеческих; они полагают, что и в церковных делах император не подчиняется никому и является неоспоримым толкователем, судьей и определителем догматов". Очень характерно поэтому, что из всех светских лиц только один император имел право вместе с духовенством переступать порог царских врат алтаря. Таким образом в отношениях между государством и церковью ничто не ограничивало императорской власти.

Однако константинопольский патриарх был весьма могущественным лицом, с которым нельзя было не считаться. Со времени Халкидонского собора он был в церковной иерархии лицом второго ранга, непосредственно после римского папы. В VII в., когда Александрия, Иерусалим и Антиохия попали в руки арабов, он остался единственным патриархом Византийской империи и намеревался играть на Востоке роль, какую на Западе играл папа. Некоторые патриархи, например в эпоху Григория Великого, принимали титул вселенского патриарха и считали себя равными римскому первосвященнику. И действительно, константинопольский патриарх был как бы папой Византийской империи. Сфера его влияния была огромна. В X в. он управлял 57 митрополиями, 49 архиепископствами и 514 епископствами, вследствие чего обладал ни с чем не сравнимым влиянием в империи. Он руководил всей религиозной политикой Византии - обычно в согласии с императором. Патриарх располагал мощными средствами воздействия на императора. Он мог оспаривать и порицать с высоты амвона храма св. Софии действия правительства, мог отлучить императора от церкви, наложить на него тяжелое покаяние, запретить ему вход в церковь на более или менее длительный срок. Патриарх Николай в день большого праздника осмелился остановить на пороге храма св. Софии императора Льва VI с его великолепной свитой и запретить императору вход в святилище. Патриарх Полиевкт после женитьбы Никифора Фоки на Феофано запретил императору вход в великий храм и наложил на него длительное покаяние. Этот же патриарх под угрозой отлучения от церкви заставил Иоанна Цимисхия отказаться от мер, направленных против церковных привилегий. И перед этими строгими мерами, достаточно унизительными для императорского авторитета, император вынужден был хотя бы временно склониться. Это еще более возбуждало властолюбие патриархов и толкало их на открытую борьбу с императорами. Патриарх Николай дошел до того, что писал: "Если император, по внушению диавола, издает приказ, противоречащий божественному закону, ему не следует подчиняться; надо считать, что безбожный приказ, исходящий от безбожного человека, не имеет никакой силы". Патриарх Керулларий пошел еще дальше: он объявил, что первосвященнику наравне с императором принадлежит привилегия носить пурпуровую обувь в знак того, что его власть в области церковной равна власти императора в области политической. Он говорил: "Между патриархом и императором нет никакой или почти никакой разницы, а что касается почестей, которые должны им воздаваться, то права патриарха даже выше императорских". Таким образом, патриарх обладал огромным авторитетом. Наконец, глава византийской церкви был очень богат, что оказывалось не менее сильным орудием. Он был очень почитаем в столице, пользовался большой популярностью, и это часто толкало его на попытки вмешиваться в важные политические дела. Мы видели роль патриарха Полиевкта в перевороте 963 г., Михаила Керуллария в событиях 1057 г. Успех этих переворотов показывал, какой угрозой могла стать власть патриарха для безопасности императора и благосостояния государства, и бесспорно свидетельствовал о необходимости почтительного отношения к главе константинопольской церкви.

Развитие монашества создавало в церкви наряду с патриархом другую силу, с которой также следовало считаться. Византийское общество относилось к монахам с благоговением; императоры первые выказывали глубокое уважение к людям, отказавшимся от земных благ, чтобы принять "чин ангельский". Юстиниан говорит в одной из своих новелл, что мо-нашество является "не только по природе своей святым, так как оно приводит души к богу и, следовательно, спасительно для тех, кто принимает иноческий чин, но и полезным всему обществу святостью нравов и молитвами, которые оно обращает к богу", и далее: "Если эти чистые руки и святые души молятся за империю, армия будет крепка, благополучие империи упрочится, земледелие и торговля будут процветать под благодетельным влиянием божьим". И все общество рассуждало так же, как император. Богатый византиец считал за честь основать и щедро одарить новый монастырь. Почти все византийцы, даже наиболее с виду равнодушные, в предчувствии смерти проявляли желание вступить в монастырь, надеть на себя облачение монаха и умереть в святости, чтобы обеспечить себе вечное спасение. В столице было множество монастырей, да и во всей империи расцвет монашества вызвал к жизни большое количество монастырских общин. Некоторые из этих монастырей прославились, в том числе Студийский монастырь в Константинополе, монастыри на Олимпе и в Вифинии, на далеком Синае, на "святой горе" Афон. Некоторые монастыри хранили в своих стенах знаменитые реликвии или святые иконы, к которым по временам стекались толпы паломников, поклонявшихся этим святыням и ожидавших от них чудес. Это служило для монахов источником большого· влияния. Другие монастыри, как Студийский, были центрами умственной или художественной деятельности, что также усиливало их авторитет и являлось орудием распространения их влияния. Монашество имело гораздо большее влияние на умы, чем белое духовенство, и поэтому направляло соответственно своим стремлениям развитие сознания византийского общества. Наконец, монастыри были очень богаты, и их богатства благодаря новым даяниям без конца росли. Все это превращало монашество в могущественную силу, и эта сила неоднократно вмешивалась в важнейшие дела государства. Нередко константинопольские монахи целыми процессиями шли в императорский дворец и несли туда свои жалобы и требования. И не раз случалось, что шумные манифестации, производившие большое впечатление на население столицы, определяли решение императора. Известно, какую большую роль играли монахи в борьбе за иконы и какое сопротивление они оказали императорам-иконоборцам. Они пошли еще дальше и под влиянием студитов, в начале IX в., пытались освободить церковь от императорской власти, что несколько напоминает происходившую на Западе борьбу за инвеституру. "Церковные дела, - объявлял Феодор Студит императору Льву V, - касаются священников и ученых богословов; император управляет внешними делами. Первым принадлежит право принимать решения, относящиеся к догматам веры; ваш же долг повиноваться им и не посягать на их права". Студиты также утверждали: "Власть над божественными догматами не была дарована императорам, и если они попытаются ее осуществлять, то это им не удастся". Это были большие новшества, но они не привели к победе над императорской властью. И все же попытка, с большой твердостью предпринятая студитскими монахами, показывает, что монахи, как и патриарх, были силой, которой нельзя было пренебрегать.

Мы видели, что в сношениях с патриархом последнее слово почти всегда было за императором и что императорское правительство пресекло попытку монахов избавить церковь от опеки императорской власти. Однако за монастырями необходимо было зорко следить как в виду последствий роста их социально-экономического могущества, так и по причине смуты, которую часто поддерживали монахи. Монастыри привлекали в большом количестве религиозно настроенных людей. Это отрывало работников от земледелия, солдат от армии, облагаемое население от выплаты налогов. Имущество монастырей часто освобождалось в ущерб казне от налогового обложения; усиление могущества монастырей вызывало тревогу у центрального правительства, а их непрерывно возраставшее богатство вызывало зависть у императоров. Это определило политику в отношении земель, принадлежавших монастырям. В течение долгого времени императоры сами способствовали росту богатства монастырей. Но мало-помалу наступила реакция. Императоры-иконоборцы закрыли многие монастыри и конфисковали их имущество; в X веке были проведены и другие мероприятия. Никифор Фока был набожным человеком; он оказал большую помощь св. Афанасию при учреждении самого древнего из афонских монастырей Лавры - и осыпал монастырь своими благодеяниями. Тем не менее, став императором, он издал закон, по которому запрещалось открывать новые монастыри и дарить землю уже существующим, а монахам - присваивать земли бедняков. Эта суровая мера оставалась в силе в течение четверти века - до того момента, когда Василий II, стремясь заручиться поддержкой церкви во время крупных восстаний феодалов, оказался вынужденным пойти на большие уступки. В новелле 988 г. было объявлено, что закон Никифора Фоки был "началом зол, от которых страдала империя, ибо он посягал не только на благочестивые монастыри, но и на самого бога", - и эдикт Никифора Фоки был в конце концов отменен. Такой же политики по отношению к монахам придерживались императоры XII в. Алексей Комнин основал Патмосский монастырь, который должен был служить для остальных монастырских общин образцом дисциплины, расшатанной во многих монастырях. Мануил Комнин также основал на Босфоре образцовый монастырь, но вместо того, чтобы наделить его богатыми дарами в виде земельных владений, он ограничился пожалованием ему денежных сумм на содержание общины и восстановил закон Никифора. Эти энергичные меры имели, однако, незначительный эффект. В живописной картине монастырской жизни, которую дал нам Евстафий Фессалоникийский в конце XII в., показано, до какого упадка дошла дисциплина в монастырях. Главной заботой монахов было обогащение и выгодная эксплуатация земельных владений. Вместо благочестивой жизни, предписываемой монастырским уставом, они принимали участие в светской жизни, увлекались лошадьми, охотой; невежество же их доходило до крайнего предела. И если они не заражали благочестивые души этой деморализацией, то смущали их бесплодным умствованием. В монастырях Афона возник в XIV в. спор вокруг учения исихастов, который волновал империю около двадцати лет. В этот период монахи, не колеблясь, вмешивались в политическую борьбу и приняли сторону Иоанна Кантакузина в борьбе с его противниками. Не меньшую активность они выказали, когда в XIV и XV вв. императоры пытались восстановить унию с Римом. Все это убедительно свидетельствует о том, что монашество подобно патриархату представляло опасность, с которой император должен был постоянно считаться.

Тем не менее в итоге религиозная проблема была решена в желательном для императорской власти направлении. Законодательные тексты отчетливо показывают, что императоры играли большую роль в жизни церкви. Юстиниан, установив принцип, что "хороший порядок в церкви - оплот империи", объявил первой обязанностью государя "сохранять нетронутой чистую христианскую веру, защищать против всякого потрясения государство святой вселенской апостольской церкви"; он думает, что "ничто не может быть более угодно богу, чем согласие всех христиан в единой и чистой вере". Этим и руководствовались в своей политике византийские императоры на протяжении всего существования империи. Разумеется, некоторые честолюбивые патриархи, сталкиваясь со слабыми императорами, оказывали на них сильное давление. Михаил Керулларий в 1054 г. навязал Константину Мономаху разрыв с Римом и окончательно освободил восточную церковь от подчинения Риму. Когда в XIII в. Михаил VIII на Лионском соборе и его преемники в XIV в. и в первой половине XV в. пытались восстановить унию с папством, патриарх стал во главе оппозиции и оказался для императора серьезным противником, неоднократно одерживавшим над ним победу. Однако в целом восточная церковь оставалась покорной приказам императора, в то время как римская церковь, управляемая великими папами, превратилась в независимую силу. И если мы находим в истории византийской церкви славные страницы, - вспомним историю христианских миссий, руководимых в IX в. патриархом Фотием, - все же остается неоспоримым, что она чаще всего оставалась орудием императорской политики.