Глава 9

Нет такой власти, которую бы не критиковали. Жесткую — за тиранию и диктаторство, слабую — за бесхребетность. Могут обвинять в милитаризме и тут же в недальновидности и подрыве обороноспособности страны. Ругают за зажим критики и тут же за потворство вседозволенности. За то, что одним повышают зарплату, а другим оставляют прежнюю.

Поэтому в государствах постоянно за что-то борются. Там, где есть смертная казнь, — за ее отмену. Где нет — за введение. Поднимают свои знамена новые партии и сразу же те, кто требует их закрытия. Идут баталии за принятие какого-то закона или его отмену. А если ни за то и ни за другое, то бесконечно за его уточнение и доработку.

Власть обречена на критику. Пока будет хоть какая-то власть, всегда найдутся и те, кто ею недоволен. Слабая в этом случае рухнет быстрее, но зато безболезненнее для народа. Крах сильной власти несет в себе большие социальные потрясения, так как она способна сопротивляться.

Дольше же всех держится вязкая власть — власть, издавшая сотни законов о самой себе, власть, не запрещающая, но и не разрешающая. Власть кабинетов и согласований, грандиозных будущих проектов и славицы о вчерашних достижениях, но только не о сегодняшнем дне. Власть многочисленных подписей, власть, когда в случае ошибки виноваты все, но никто конкретно.

Потом ее, конечно, будут ругать, для этого даже найдут двух-трех самых виноватых, и свора бывших соратников, очищаясь и оправдываясь, будет валить вину всей эпохи, просто вину обстоятельств, а заодно и свою собственную, на них. Хорошо выглядеть прозревшим, смелым, умным и деятельным!

Но страшно другое — если эти вечно праведные вновь окажутся у трона. Хотя конечно же самые опасные для народа правительства — это революционные. Мало того, что на гребень штормовой волны поднимается много пены и шелухи — карьеристы, сонмы обиженных предыдущей властью, проходимцы и подхалимы. Революционной власти еще всегда хочется и всей полноты правления. Без дележа с кем бы то ни было, даже с теми, с кем еще вчера, объединившись, шли на «последний и решительный». Редкая революция обошлась без раскола в стане победителей, потому что после победы всем группировкам кажется, что ее можно было бы добыть и без союза с остальными. Вот тут и начинается поиск и подсчет ошибок друг у друга, формируется оппозиция — где открыто, где тайно.

История человечества только и делает, что говорит и предупреждает об этом. Но, видимо, революции и разочарования их итогами неизбежны.

Первый заместитель премьер-министра Афганистана Бабрак Кармаль почувствовал на себе это более, чем кто-либо другой. Сброшенная ему с барского плеча халькистов должность ничего не решала и не значила в стране. Вернее, должность была первейшая, ничего не значил на ней именно он, Бабрак Кармаль, лидер «Парчам». Как и в прежние годы, вся власть, но теперь не только партийная, но и государственная, сосредоточилась в руках «Хальк». И Тараки первым открыто игнорирует заместителя-парчамиста, сделав вторым лицом в партии и стране министра иностранных дел Хафизуллу Амина. Человека, которого на последнем съезде партии не избрали даже в состав Политбюро, настолько все делегаты поняли его коварство, приспособленчество, хитрость и жестокость. Неужели Тараки слеп? Или ему выгоден такой человек, чтобы на контрасте с ним самому выглядеть более благородным? К чему в таком случае приведут страну сыновья скотоводов и, как стал в последнее время говорить о себе Амин, «выходцы из низших слоев среднего уровня»? Да, а вот он — сын генерал-полковника Мухаммада Хусейн-хана, получил образование, его избирали в парламент. Почему он должен стесняться этого и почему из-за этого теперь всю жизнь обязан довольствоваться вторыми ролями? Да уже и не вторыми, при нынешней ситуации только слепой не видит, что он, Бабрак Кармаль, уже вообще ни на каких ролях. Его нет. Нет его, его партии, идей «Парчам» — все подмято, растоптано, выброшено за борт истории…

Распалясь однажды от такого внутреннего монолога, Бабрак Кармаль пришел в кабинет к Тараки. Нет, не так, здесь все решают детали. Перед тем, как войти, его вначале остановили, попросили подождать и пошли докладывать. Какая низость! Какое пренебрежение! Не хватало еще, чтобы его не пустили или не приняли.

Бабрак намерился идти к председателю Ревсовета самостоятельно, не дожидаясь разрешения, но вовремя вышел порученец и пригласил в кабинет.

Еще одна неловкость при встречах с Тараки, может быть даже самая большая, — это то, что Кармаль так и не решил, как же ему называть главу государства, как обращаться к нему. По имени, но не так близки они для этого да и не так он воспитан, чтобы фамильярничать со старшим по возрасту. В традиционном же слове товарищ Бабрак видел и чтил первоначальный его смысл и не мог позволить себе поступиться принципами. До этого как-то обходились вообще без обращений друг к другу: вопрос — ответ, и до свидания. А теперь и встречи уже стали происходить все реже и реже, вернее, только на заседаниях.

Обойтись бы и напоследок без обращений. Да, напоследок, потому что есть гордость и совесть, чтобы отвергнуть должность пустого места. Он будет просить освободить его от обязанностей заместителя премьер-министра. Он готов даже уехать из Кабула, перейти на дипломатическую работу, лишь бы быть подальше от восторженных, занятых самими собой халькистов, не видеть их здравиц друг другу, не чувствовать пренебрежительности по отношению к своим сторонникам.

— Я слушаю, — поднял голову из-за бумаг Тараки, лишь только он вошел.

О, эта усмешка из-под усов! Нет-нет, надо иметь гордость, надо проявить твердость и уехать отсюда. Пусть ухмыляется кому угодно — Амину, готовому лизать пятки, Гулябзою, Ватанджару. А для него, Бабрака Кармаля, это в последний раз. В последний!

— Я пришел, чтобы сказать: я чувствую, что работать в правительстве на своем посту с полной отдачей не могу, — остановившись посреди кабинета, решительно начал Бабрак. Вновь удалось избежать обращения, никак не назвать Тараки — ничего, переживет. Он не Амин, чтобы рассыпаться насчет «великого учителя», это тому надо, чтобы сохранить титул «ученика». Он же будет краток. — Я считаю, что в данный момент я мог бы более плодотворно работать где-нибудь послом за границей. Это будет лучше и для партии.

Надеялся где-то в глубине души Бабрак, хотел верить, что Тараки замашет рукой, станет хотя бы ради приличия отговаривать, вспомнит его заслуги перед партией, революцией и страной. Напрягся, но… усмешка, опять усмешка.

— Хорошо, я подумаю над этим предложением, — ответил после некоторого молчания Тараки. Бабрак вдруг подметил, что Генеральный секретарь тоже никак не называет его. — Это только ваше решение или ваши товарищи думают точно так же?

Тараки наносил удар, и Бабрак Кармаль вспылил:

— Я говорю от себя, но мои товарищи по партии думают так же.

— Хорошо, — столь же выдержанно отозвался Тараки. И тут впервые Бабраку подумалось, что он делает ошибку, отдавая Тараки, халькистам свой пост. До этого он хоть как-то, но влиял на политику, ограниченно, но был в курсе основных дел. А теперь? Тараки неспроста спросил про товарищей, он может отправить из страны не только его, но и других руководителей «Парчам». Зря, зря он это сделал, поддавшись эмоциям. В политике побеждает только твердый расчет. Забрать свои слова обратно?

Тараки продолжал с улыбкой смотреть на него, и Бабрак, не попрощавшись, повернулся и вышел. Ладно, хуже все равно не будет. А борьба еще не проиграна, она только начинается.

…Через несколько минут после ухода премьер-министра к Тараки прибыл Амин. Вошел без доклада, поприветствовал учителя.

— Бабрак попросился на дипломатическую работу, найдется ему где-нибудь местечко? — с улыбкой спросил Тараки своего министра иностранных дел.

— Бабраку? Конечно, найдется. И для других, кто его поддерживает, тоже бы нашлось, — хитро глянул, все понимая, Амин.

Через неделю в афганском руководстве произойдут изменения. Лидеры «Парчам» оставят свои посты в правительстве и будут назначены послами: Бабрак Кармаль — в Прагу, Н. А. Нур — в Вашингтон, Вакиль — в Лондон, Анахита — в Белград, Наджиб — в Тегеран и Бариалай — в Пакистан. За Кадыром, Кештмандом, Рафи и другими активистами «Парчам», оставшимися в Кабуле, установится слежка.

«(Дата и номер неразборчиво).

Из посольства США в Кабуле.

Госсекретарю. Вашингтон. Немедленно.

Конфиденциально.

Тема: Новый афганский посол в Тегеране — еще один высокопоставленный парчамист.

На № 6250 из Тегерана.

1. Мы мало что можем добавить и информировать о биографии молодого доктора Наджиба, который прежде использовал имя Наджибуллы… По имеющимся данным, он только год назад окончил медицинский колледж и после революции 27 апреля в течение нескольких недель был заместителем министра внутренних дел. В результате борьбы за посты в правительстве (что явно продолжается и сейчас) Наджиб, член крыла «Парчам» в НДПА, стал специальным помощником председателя Революционного совета Н. М. Тараки, о чем публично не сообщалось.

2. Назначение Наджиба в Тегеран, несомненно, является составной частью продолжающейся чистки парчамистов из верхнего эшелона политического руководства. Из шести афганских послов, на которых были недавно запрошены агреманы, один является известным халькистом, а остальные пять — установленные парчамисты. Больше всего слухов в Кабуле распространяется о будущем заместителе премьер-министра Бабрака (лидер крыла «Парчам»). Наиболее широко распространен слух, что он отказался от поста за рубежом и останется в Кабуле, чем бы это ему ни грозило.

Амстутп[12]»

— А-а, Владимир Владимирович. — Густав Гусак поднялся навстречу советскому послу Мацкевичу, долго дружески тряс руку. Но потом, что-то вспомнив, посмотрел на часы и перешел, как понял посол, сразу к делу: — Я почему вас попросил зайти ко мне. Вас уже посетил новый афганский посол?

— Нет. Он только приехал, а нас, послов, ни много ни мало, а более ста, — попытался сгладить неприятную и для себя в общем-то ситуацию Владимир Владимирович. Уж так повелось среди дипломатов, что вначале посещают друзей, а раз Афганистан становится на социалистические рельсы, то и отношение к тем, кто помогает, должно быть подобающим. Новый афганский посол прибыл в Прагу уже несколько дней назад, но с визитом вежливости не спешил. — Наверное, осматривается, привыкает к новой роли.

— Да, роль эта для него новая, — согласился Гусак. — Он ведь бывший секретарь ЦК партии… Да. Надо будет помочь ему побыстрее освоиться. По-товарищески, как коммунисту, попавшему в беду в какой-то степени…

— Хорошо, товарищ Гусак. Это без проблем…

Бабрак Кармаль попросил приема в советском посольстве через день. Мацкевич, к тому времени объехавший практически весь мир, Афганистан каким-то образом пропустил и теперь с любопытством смотрел на невысокого, с него ростом, афганца. После протокольных любезностей сели на диван. Переводчик, приехавший с Бабраком, осторожно пристроился на краешке стула, и Владимир Владимирович опытным глазом отметил, что это не посольский служащий, видимо, новый посол взял себе и нового переводчика. Значит, старым работникам не доверяет.

— Я знал только одного афганца — короля Захир Шаха, — продолжил разговор Мацкевич. — Когда-то, когда я был министром сельского хозяйства СССР, устроил однажды на ВДНХ сельхозвыставку. Вот тогда среди приглашенных и был ваш король.

— А теперь вот знаете и бывшего секретаря ЦК НДПА, — грустно усмехнулся Бабрак. Помял пальцы, собираясь то ли с мыслями, то ли с решительностью. — Я, наверное, коротко расскажу о ситуации у нас в стране и в партии, чтобы вам было легче разобраться во всем. В партии с самого начала существовало два крыла — «Хальк» и «Парчам». Я возглавлял «Парчам», а нынешний глава государства Тараки — «Хальк». Революцию тем не менее делали вместе, но вот сейчас разногласия вспыхнули вновь, и нас, пятерых лидеров «Парчам», убрали из страны, назначив послами. Я оказался здесь. Нет-нет, я не жалуюсь, — уловив некоторое нетерпение советского посла, заторопился Бабрак. — Я даже скажу больше. Когда произошла революция, а если быть честным, то сделали ее не мы, а подполковник Кадыр, мы все сидели в тюрьме, и вот после революции мы решали, кто должен стать во главе государства. Я сразу же категорически отказался. Народ только что сверг власть богачей, и вдруг вместо Дауда приду я, сын генерала. Я ведь сын генерала. А Тараки — сын чабана. Конечно же, он должен был стать во главе революции, чтобы за нами пошел народ. И он стал.

Принесли кофе, и Бабрак замолчал, ожидая, когда уйдут посторонние.

— Только, к сожалению, Тараки оказался дураком, — продолжил посол. — Он поддерживает во всем Амина, своего ученика и министра иностранных дел, не понимая, что тот карьерист и думает только о себе. Тараки на этом свете жить осталось мало, я уверен, что Амин уничтожит его. И рассказываю я вам это потому, что я должен предупредить советских товарищей о том, что в моей стране назревает трагедия. Если вас уполномочат меня выслушать, я готов буду рассказать очень многое.

— Хорошо, товарищ Бабрак, я свяжусь с МИДом, доложу о вашей просьбе. Поймите, я ведь всего-навсего посол в ЧССР и, наверное, не в моей компетенции давать вам какие-то обещания, а тем более советы и рекомендации, — ответил Мацкевич. — Но о вашей просьбе я сообщу сегодня же.

— Да, я понимаю, — чуть огорченно, не встретив горячего соучастия к своему сообщению, проговорил посол. — Я понимаю, я подожду.

Однако на телеграмму, посланную в МИД, Владимир Владимирович так и не получил ответа. Не выдержав, Бабрак Кармаль еще несколько раз приезжал на виллу советского посла на частной машине и уже настоятельно требовал:

— Мне надо переговорить с Москвой. Мне надо что-то сказать вашему ЦК.

Мацкевичу как раз выпадала командировка в Москву, и он пообещал афганцу лично переговорить по этому вопросу с Громыко.

Мацкевич выполнит просьбу афганского посла. Однако Громыко отмахнется.

— Слушай, что ты лезешь в Афганистан? Занимайся своей Чехословакией.

— Да я не лезу, Андрей Андреевич. Бабрак очень просит.

— Ладно, я еще раз переговорю в ЦК.

На следующий день Владимиру Владимировичу позвонят на квартиру:

— Владимир Владимирович, это из ЦК. Вам просили передать, чтобы вы никоим образом не влезали в афганские дела.

— А чье это указание?

— Суслова.

— Хорошо, не буду. Главное, чтобы знали о ситуации вы.

— Кому надо, тот займется, — успокоили со Старой площади.

Информацией от Бабрака займется КГБ. Формировать впоследствии новое правительство во главе с Бабраком будет сам Суслов.

Все как обычно: стул посреди комнаты, три человека в разных углах за столами. Лица их скрыты в тенях от настольных ламп, но по голосам, наверное, можно будет узнать, новые это следователи или прежние. Хотя что от этою изменится? До вчерашнего дня он молчал, отрицая все, кроме своего имени — Султан Али Кештманд. Но вчера начали пытать электрическим током…

Конвоир подтолкнул, и он прошел, молча сел на стул. Сейчас начнется перекрестный допрос, когда нет возможности перевести дыхание, подумать над ответом. И в угол, в угол, после каждого вопроса-удара Кештманд физически ощущал, как его загоняют, вбивают в четвертый, никем не занятый угол. Единственное, чему научили первые допросы, — это не теряться после каждого вопроса, не пытаться угадать того, кто спрашивает, а тем более поймать его взгляд. Лучше всего опустить голову, прикрыть глаза, что Кештманд, еще не дожидаясь первого вопроса, и сделал.

Где же он находится? Что за подвалы? Судя по носилкам, которые он видел в коридорах, это может быть центральный военный госпиталь. А где госпиталь, там обязателен и морг. Подумаешь, появится однажды в нем чье-то неопознанное тело, кому до этого будет дело? Бабрак Кармаль перед отъездом предупредил, что в случае раскрытия заговора каждый должен принять любую судьбу, уготованную правительством. А догадаться, какой она будет, несложно. Лишь бы только больше не пытали…

— Когда вы в последний раз видели Бабрака Кармаля? — послышался голос из-за настольной лампы. Кештманд, забывшись, поднял голову, но тут же торопливо опустил ее.

— Дней за десять до его отъезда в Прагу.

— Что он говорил?

— Он говорил, что халькистское руководство изолировалось от народа и народ недоволен им.

— Было ли общее собрание «Парчам» по подготовке восстания? Кто на нем присутствовал?

— Общего собрания не было. Мы встречались друг с другом поодиночке.

— Кто должен был руководить восстанием?

Кештманд замялся, опустил голову еще ниже. По некоторым вопросам он уже понял, что Абдул Кадыр тоже арестован и тоже что-то рассказал. А руководить восстанием, поднимать войска поручалось именно ему…

— Кто должен был руководить восстанием? — повторил вопрос более жестко другой следователь.

«Каждый должен принять любую судьбу…»

— Кадыр.

— Дата восстания?

— Праздник разговения, третье и четвертое сентября.

— Почему?

— В этот праздник каждый занят собой, своей семьей…

— Какие указания отдал Бабрак Кармаль Кадыру?

Опять про Бабрака. Значит, они хотят как можно больше собрать материала именно на лидера «Парчам». Можно, конечно, не заметить этого, не уточнять какие-то детали, но… но каждый должен принять любую судьбу. Далась ему сегодня эта фраза.

— Указания Кадыру давал я, а не Бабрак. Я сказал ему, что нынешнее руководство страны отклонилось от главной цели — строительства социализма.

— План восстания?

— Офицеры-парчамисты и те, кто их поддерживает, должны были взять контроль над частями и подразделениями, гражданские — над государственными учреждениями. Восстание планировалось начать сразу во всех провинциях. От жителей городов и селений должны были организовать прием жалоб на действия нынешнего правительства. Школьников нужно было вывести на митинги… Бабрак Кармаль, — перебив какой-то новый вопрос, торопливо добавил Кештманд, — Бабрак Кармаль подчеркивал и настаивал именно на демонстрациях, на мирном исходе восстания.

— Какой строй вы планировали установить в стране?

— Народно-демократический. Название страны — НДРА, Народно-демократическая республика Афганистан.

— Какую участь в своих планах вы уготовили правительству страны?

— Арестовать и держать до тех пор, пока не согласится на сотрудничество.

— Вы были уверены в победе?

— Да. То есть нет… Вернее, никто ничего не гарантировал.

— Роль Кармаля, Анахиты, Нура, Вакиля и Наджиба в восстании?

— Они должны были приехать в Афганистан накануне.

— Каким образом?

— Нелегально. Через Иран или Пакистан.

— Должности в новом правительстве уже были распределены?

— Нет. Только Кадыр предполагался на пост главы правительства и министра обороны. Остальное зависело от лидеров «Хальк». Операция могла идти несколько дней, и, если бы правительство пошло на переговоры с нами, восстание можно было приостановить и приступить к формированию нового руководства страны, где «Парчам» соответственно предстояло занять надлежащие ей посты.

— Председателя Ревсовета, министра иностранных дел?

— Видимо, да.

— Кадыр был готов к руководству восстанием?

— Не совсем. Он говорил, что у него возникнут трудности с летчиками, поскольку они все халькисты или сочувствующие им… Извините, сердце, — Кештманд помассировал грудь. — За месяц до восстания я должен был встретиться с ним и… извините, дайте воды… Мне плохо.

— И что? Что за месяц до восстания?

— Посмотреть… готов ли он… психологически… Воды, умоляю…

— Эй, санитары! Быстро в реанимацию.

По длинному, гулкому коридору двое санитаров везли на каталке потерявшего сознание члена Политбюро ЦК НДПА…

Кадыру и Кештманду революционный суд вынесет смертный приговор, остальным членам заговора будут назначены длительные сроки заключения.

Через год, когда к власти придет Амин, он издаст Указ № 6 (от 14-го числа месяца мизана 1358 года — 6 октября 1979 года): «Принимая во внимание прогресс и гуманные цели Великой Апрельской революции… с тем, чтобы ликвидировать всяческое чувство угнетения и страха, а также проявляя доброту и в целях обеспечения атмосферы уверенности и спокойствия для дорогих соотечественников…я издаю данный Указ, связанный с нижеследующими политзаключенными, которые были осуждены 3 сентября с. г.:

1. Абдуле Кадыру, сыну Мухаммед Акрама, смертная казнь заменяется тюремным заключением сроком на 15 лет.

2. Султан Али Кештманду, сыну Наджафа Али, смертная казнь заменяется тюремным заключением сроком на 15 лет…

Настоящий Указ вступает в силу с момента его опубликования».

После 27 декабря 1979 года все парчамисты будут выпущены из тюрем, Султан Али Кештманд войдет в состав правительства Бабрака Кармаля.

«Посольство СССР в ДРА.

24 августа 1978 года.

Зав отделом стран Среднего Востока МИД СССР.

На Ваш № 210 (осв. от 13 июля 1978 года).

…М. А. Мехр (зав. канцелярией МИД ДРА) просил уточнить, сколько будет стоить изготовление в СССР стандартных флагов в массовом количестве, например в количестве 1000 или 10 000 штук.

…В случае если цена будет устраивать афганскую сторону, флаги, возможно, будут заказаны в СССР.

(Посол СССР в ДРА А. Пузанов».)

«Запись беседы с послом ЧССР в ДРА Зденеком Кармелита.

28 августа 1978 года.

Принял посла у себя в посольстве. З. Кармелита информировал о том, что его сегодня приглашал к себе X. Амин и просил сообщить Г. Гусаку и Б. Хноупеку о том, что, по показаниям арестованного члена Политбюро ЦК НДПА С. А. Кештманда, к недавно раскрытой заговорщической группе принадлежал и Б. Кармаль, посол ДРА в ЧССР. В связи с этим Бабрак Кармаль отзывается в Кабул. X. Амин просил чехословацкое руководство, если возможно, принять меры к тому, чтобы Б. Кармаль приехал в Кабул через Москву, а не другие страны…

(Посол СССР в ДРА А. Пузанов».)

«Министерство внешней торговли.

17 октября 1978 года.

Заместителю министра иностранных дел СССР Земскову И. Н.

Сообщаем, что В/О «Востокинторг»… подтверждает возможность изготовления в декабре — январе месяцах по 1000 штук государственных флагов ДРА большого и малого размеров. Стоимость изготовления одного флага большого размера (200х90 см) из сатина артикул 520 составит 3 — 40 американских долларов фоб и одного флага малого размера (36х18 см) из сатина артикул 520 составит 0—50 американских долларов фоб.

Флаги малых размеров могут быть изготовлены только с желтой бахромой, поскольку красную бахрому промышленность СССР не выпускает.

(Зам. министра И. Гришин».)

«Отношения между ДРА и социалистическими странами.

6 сентября 1978 года.

До Апрельской революции… доля социалистических стран, без СССР, во внешнеторговом обороте Афганистана составляла лишь 3,2 процента.

…В настоящее время ДРА имеет дипломатические отношения кроме СССР с 11 социалистическими странами…

В вопросах развития отношений с ДРА наибольшую активность проявляет Болгария…

Планирует активизировать свои связи с ДРА также ЧССР…

В первое время после Апрельской революции начали активизироваться отношения между ГДРи ДРА.

…Отношения между другими соцстранами и ДРА за время, прошедшее после Апрельской революции, или существенно не изменились, или развиваются медленными темпами. В частности, остаются на прежнем уровне отношения ПНРи ДРА.

…Кубинцы обещали быстро открыть посольство и оказать помощь ДРА, однако эти обещания не выполнены…

КНДР пригласила афганскую партийно-правительственную делегацию на торжества по случаю 30-летия образования КНДР в сентябре 1978 года».

Примечания:

1

Цуканов Георгий Эммануилович — помощник Генерального секретаря ЦК КПСС с 1966 года.

12

Временный поверенный в делах США в ДРА.