Как я стал гвардейцем

До войны я жил в деревне Маринище, Россонского района, Витебской области. Мама работала в колхозе, а отец был начальником пожарной дружины. Я окончил два класса Маринищанской школы. Летом купался, ловил рыбу в Дриссе.

Когда началась война, отца в Красную Армию не взяли: он был болен. Мы выкопали в саду землянку — убежище от бомб. Там спрятались я, мама, отец и бабушка.

В тот день, когда немцы первый раз обстреливали нашу деревню, мы сидели в этой землянке. Когда стрельба затихла, мы вылезли, и я увидел, что стены нашей хаты во многих местах пробиты пулями.

Потом в деревню пришли немцы. Но я их вблизи не видел. Мы убежали в лес. Корову привязали за било, положили на воз пожитки и вместе во всеми подались в самую глухомань.

Я прослышал, что в нашей деревне немцы забирают свиней, кур — все, что осталось по дворам. Мы с Петькой Широковым решили сходить в Маринище.

Пришли. Видим — солдаты в зеленых френчах с белыми воротниками бьют деда Михала. Положили на досках и секут плетьми по голой спине. Мы с Петей — назад, спрятались за хлев, а потом огородами, огородами — ив лес. Рассказали все, что видели. Отец отругал меня и велел никуда больше не отлучаться, держаться своих.

Потом семья наша вернулась в деревню. Однако, как только немцы заглядывали в Маринище, мы каждый раз снова уходили прятаться в лес. Жить стало трудно. Пришла зима. Наша бабушка простудилась, заболела и умерла.

— Пойду в партизаны, — сказал как-то отец матери.

Я был очень рад, что отец мой станет партизаном. Он ушел, а мы с мамой остались дома. Иногда, выбрав свободное время, отец навещал нас.

Это было в 1942 году. Наш район стал партизанским краем. Партизаны создали здесь мощную оборону. Я сам ходил копать канавы, чтобы танки не могли прорваться к нашей деревне.

Однажды отец взял меня с собою в лес. Мне хотелось увидеть партизанский отряд. В лесу я встретил много знакомых мужчин. Я хотел тоже остаться в отряде, но надо было помогать маме.

Летом немецкие самолеты сожгли наши хлеба. Я помогал маме по дому, время от времени вместе с нею мы прятались в лесу. Немцы устраивали по деревням облавы. Начиналась блокада.

Прошла вторая зима. Наступил март. В тот день, когда я услышал первых жаворонков, вечером к нашей хате вдруг подъехала подвода. Вооруженные люди настежь распахнули двери и внесли в горницу что-то длинное, закутанное в тулуп. Это был убитый отец.

Мама заплакала, заголосила. Партизаны рассказали, что отец смело, по-геройски бился с немцами. Я тоже плакал, особенно когда закопали на кладбище отца и поставили над его могилой памятник — белый столбик с красной звездочкой.

Остались мы с мамой вдвоем. Партизаны помогали нам, даже дали корову.

Я решил обзавестись оружием. Стал мастерить наган, чтобы он стрелял настоящими патронами. Вырезал подходящий сук, прикрутил к нему проволокой трубку, в нее вставил еще одну трубку. Гвоздь, оттянутый на резине, ударял как раз по капсюлю патрона. Оставалось испытать мое самодельное оружие. С первого выстрела наган разорвало; пальцы у меня на левой руке были разодраны до кости.

Когда Красная Армия стала гнать гитлеровцев и мы услыхали первые разрывы снарядов, все жители Маринища двинулись в лес. Как мы ни спешили, немцы на мотоциклах возле самого леса догнали нас. Началась стрельба. Я слышал последний крик мамы: «Сынок!»

Многим, в том числе и мне, удалось бежать. Пока бежали, я не думал и не помнил ни о чем, но когда остановились, вдруг понял, что теперь у меня нет и мамы, и заплакал от горя и жалости. Потом стал думать, что мне делать, куда податься, и вспомнил про партизан. Я пошел к ним, в отряд, чтобы отомстить немцам за все.

В отряде я рассказал, что каратели захватили наших людей и многих перестреляли. Партизаны с боем пошли к тому месту, где немцы догнали нас, и тогда я увидел убитую маму.

Долго драться с немцами отряд не мог. Каратели большими силами, с танками стали наступать. Партизаны отошли, и я не успел похоронить маму.

Была осень 1943 года. В партизанском отряде я стал помогать повару — мыл ложки, миски, чистил на кухне картошку, до блеска драил ржавые патроны.

Однажды немцы напали на нас и весь отряд разогнали по лесу. Мы с Шурой Шумилиным, который был на 6 лет старше меня, забрели так глубоко в лес, что не знали, где мы и куда идти. Моросил дождь, со всех сторон слышалась далекая стрельба. Мы переночевали под елкой. Проснулись голодные, а есть нечего. У Шурика было масло для смазывания карабина. Был и карабин. Сели мы с ним под деревом, почистили карабин и отправились искать отряд.

Пять дней, питаясь одной ягодой клюквой, мы бродили по лесу, пока не набрели на знакомую тропинку. Осторожно, чтобы нас никто не заметил, стали подкрадываться к лагерю. Но там никого не было, только одиноко ходила курица. Мы так проголодались, что поймали ее, ощипали и, поскольку у нас не было спичек, стали есть сырую.

Потом пошли дальше. Наконец нашли свой отряд.

— Мы уже думали, что вас немцы схватили, — сказал командир.

— Где им нас поймать! — ответили мы.

Нас отвели в новый шалаш и хорошо накормили. Повар налил нам перлового супу с бараниной, а вдобавок еще по миске затирки. Хлеба не было.

Пришло время, и партизаны соединились с Красной Армией. Меня скачала брать не хотели, но я сказал, что у меня нет ни отца, ни матери, и тогда лейтенант Красных, командир взвода связи, зачислил меня на довольствие и даже стал звать сыном. Я и сейчас переписываюсь с ним.

Во взводе я стал изучать воинское дело — проходил уставы, разбирал и собирал телефонные аппараты. Тут впервые в жизни мне дали карабин. Я был так рад, что нигде с ним не расставался. На мне была военная форма. Называли меня — воспитанник Первого Прибалтийского фронта.

Наша стрелковая бригада находилась в Витебской области до 15 мая 1944 года. В этот день мы пошли в наступление. Я уже умел тянуть связь, знал все неисправности телефонных аппаратов — и наших и немецких. Я принимал участие в освобождении города Полоцка.

В Полоцке нашу бригаду расформировали. Я попал в отдельный батальон связи. Когда мы снова пошли в наступление, мне дали гвардейский значок. Я стал гвардейцем. С нашим гвардейским батальоном я прошел Польшу, Литву, Латвию. Мы освободили много городов, только названия у них все такие, что не запомнились. Помню, в Риге какой-то мужчина долго расспрашивал меня, как я попал в армию, а потом дал мне большой букет цветов. Я поблагодарил.

— Держись, сынок! Скоро кончится эта война.

Я ответил:

— Как до Берлина дойдем.

Но я не дошел до Берлина. В Пруссии произошел такой случай. Я и трое разведчиков — Кузьмин, Савченко и Бойкодамов пошли к немцам в тыл. Нам нужно было узнать, сколько у них батарей и где они находятся. Пошли ночью. Взяли автоматы и две катушки с проводом. Через линию обороны идти было страшно, но мы пробрались удачно. Шли вместе, пока хватило провода. Потом я остался налаживать связь, а разведчики пошли дальше. Я подключил аппарат, сообщил своим, что все в порядке, и стал маскироваться. Начинало светать, когда Савченко принес мне листок бумаги. Там были записаны квадраты на карте и количество немецких батарей. Он велел передать это командиру, а сам пошел назад, к товарищам. Я дал звонок, чувствую — ручка аппарата крутится легко. Значит, связи нет. Пошел искать обрыв на линии. Иду, иду, а уже становится светло. Наконец нашел один конец провода, потом второй и стал их связывать.

Вдруг из-за кустов показалось двое немцев. Они шли прямо в мою сторону, по пока еще меня не видели. Я схватил автомат, прицелился и дал очередь. Немцы упали. Я хотел идти к аппарату, но подумал, что у немцев могут найтись какие-нибудь важные документы. Вернулся, забрал все бумаги, какие у них были: оружие забросил в кусты. Потом передал по телефону сведения о батареях гитлеровцев, а заодно рассказал и про свою встречу с немцами.

Командир отвечает:

— Спрячься где-нибудь там, чтобы осколки не задели. Сейчас открываем огонь.

Когда пехота пошла в наступление, меня подобрали наши бойцы. На другой день капитан Анохин вызвал меня из строя.

— Гвардии рядовой товарищ Козлов, вы награждаетесь медалью «За отвагу».

Я ответил:

— Служу Советскому Союзу!

А потом снова наступление. Я бил немцев, мстил за отца и мать до самого Дня Победы. День 9 Мая я встретил в Данциге и на радостях расстрелял все патроны и ракеты.

После войны наш батальон три месяца стоял на берегу Балтийского моря. Я часто катался по морю на лодках и на кораблях.

Когда начался учебный год, меня послали учиться.

Алик Козлов (1932 г.)

г. Минск. Железнодорожное ремесленное училище № 3.