Незабываемое

Когда началась война, мой отец ушел на фронт, а мать, сестра Нина и я остались дома. В нашей деревне не было немцев, они приезжали только для того, чтобы набрать хлеба, масла, сала и других продуктов. Сначала они вывезли из деревни все добро, а потом начали забирать и вывозить в Германию здоровых людей.

В это время в районе организовался партизанский отряд, и все, кто мог, ушли в лес. Много фашистов полегло на территории нашего сельсовета от партизанских пуль.

В 1943 году Красная Армия погнала немцев на запад и освободила часть нашего района. Население стремилось перейти за линию фронта. Жители нашей деревни и наша семья не успели сделать это. Чтобы не попасть в руки к немцам, которые стали Теперь еще злее и бесчеловечнее, мы уехали в лес. Там выкопали себе окоп, замаскировали его и стали жить. Все, что оставалось из вещей, спрятали в деревне. Ночью мы ходили и ездили туда, брали и понемногу переправляли в лес. Это продолжалось до тех пор, пока немцы не сожгли деревню.

В окопе нашем было сыро, грязно. Вскоре все мы, за исключением дяди Якова, заболели тифом. Он один ухаживал за нами. Когда мы выздоровели, заболел он. Немного полежал и в феврале умер.

Немцы узнали, что в лесу живут люди, и стали устраивать облавы. Пойманных они угоняли в концлагерь или на строительство Змитровского моста, взорванного партизанами.

Мы только ночью были в окопе, а днем уходили в лесную чащу и отсиживались там до темноты.

Однажды утром недалеко от нас раздался выстрел. Мы выскочили из окопа и оцепенели: к нашему окопу бежали немцы. Мы схватили кое-какие вещи и бросились удирать. Немцы с криком «Хальт, хальт!» побежали за нами. Бежать по густому лесу было тяжело, но мы не останавливались… Чтоб легче было бежать, побросали узлы, скинули с себя одежду и обувь. Я осталась в одних чулках и фуфайке. Люди разбежались кто куда. Я потеряла свою маму и бежала одна.

Когда я выбежала на поляну, немцы дали по мне из автомата очередь. Пуля попала мне в ногу и задела кость. Я упала в снег. Людей вблизи не было. Немцы подошли ко мне, посмеялись и, ударив несколько раз прикладом, ушли дальше.

День был холодный, морозный. Я лежала босая и почти голая. Замерзала — зуб на зуб не попадал. Чтоб не замерзнуть совсем, я решила подняться и идти. Напрягая все силы, с трудом встала, но сразу же упала на снег. Кровь лилась из раны струей, снег вокруг сделался красным. Я лежала почти в луже своей крови. Темнело. Я уже не чувствовала ни боли, ни холода. Наоборот, мне стало очень легко и тепло, так тепло, что казалось, будто я лежу на печи со своей мамой и она рассказывает мне какую-то интересную сказку. А потом затянулось все густым туманом и померкло в глазах: я потеряла сознание.

Пришла в себя в окопе своих соседей, которые случайно набрели на меня и подобрали. Около меня стояла грустная сестра и вся в слезах мама. От них я узнала, что наш окоп фашисты разрушили и все сожгли. Помимо того, что нога моя была ранена, я ее еще и отморозила. Лекарств не было, и мама лечила меня как умела.

После этого немцы не оставляли в покое наш лес. все чаще и чаще приходили они ловить людей.

17 марта 1944 года утро было холодное. Женщины в окопе занимались своими делами. Мама и Нина стояли около моей кровати и горевали. Вдруг около окопа послышался топот чьих-то ног. Мы быстро спрятались: мама под кровать, а я с сестрой на кровати под матрацем. Отворилась дверь, и в окоп вскочил немец с автоматом на изготовку. Мы замерли от страха. Немец начал кричать во все горло:

— Матка, давай яйки, масло, млеко!..

Другие солдаты ловили кур около окопа.

Потом всех людей повыгоняли из окопов.

Один немец собрал наши кошелки, корыта, решета и другие вещи, сложил их на нары в кучу и поджег.

Все это вспыхнуло ярким пламенем. Дым наполнил окоп, ел глаза. Огонь подбирался все ближе ко мне. У меня на голове затрещали волосы. Я тушила их руками. Мне стало дурно, но я лежала не шевелясь. На наше счастье, накат в окопе был сырой и не загорелся.

Когда немцы ушли, мама вылезла из-под кровати, потушила огонь и пошла куда-то в глубь леса. Меня она не могла взять с собой. Нина тоже ушла, и я осталась одна.

В окопе было полно дыму, даже не видно было двери. Внизу дыма было меньше, и я хотела сползти с кровати, но боль в ноге не давала шевельнуться. Тогда я собрала последние силы и скатилась на пол. Ушиблась и долго лежала без сознания. Ночью пришла мама и облила меня водой. Когда я очнулась, то не могла открыть глаз: они будто склеились от дыма. Оказалось, это дым выел мне глаза, и я недели две ничего не видела. Потом понемногу я стала видеть, и теперь вижу хорошо, но пережитого тогда никогда не забуду.

Я рассказала только два факта из моей жизни. Но сколько их было после этого!

Весной я стала немного ходить. 13 мая немцы цепью — на расстоянии вытянутой руки один от другого — пошли на наш лес. Это была последняя блокада. Меня с мамой схватили в лесу, а Нина осталась. Она вместе с моей тетей Наташей и ее дочерью Маней спрятались в воде, в озере.

Нас и других крестьян погнали в концлагерь, в местечко Клясицы. Оттуда мы решили удрать: там было очень плохо. В небольшой пекарне находилось человек 800, а возможно и больше. Не было даже где сидеть. Держали нас под замком, на улицу выпускали один раз в сутки. Есть давали по пол-литра бурды с кониной и сто граммов хлеба с опилками.

Когда сменилась комендатура, мама, я и еще одна женщина из соседней деревни Павлово подлезли под проволоку и бросились бежать. Удрать удрали, но горя хлебнули немало. Мы бродили по лесам и болотам и никак не могли прийти в свой лес. Нас поймали немцы и отвезли в Латвию. Нина с тетей, как мы после узнали, жили на старом месте в лесу. О нас они ничего не знали.

Однажды какая-то женщина с девочкой подорвались на мине недалеко от нашей деревни. Кто-то сказал, что это я с мамой. Нина с тетей собрали остатки трупов и похоронили их…

Когда Красная Армия освободила Латвию от немецких захватчиков, мы тут же отправились домой. В соседней деревне остановились отдохнуть. Знакомые люди, увидев нас, очень испугались: они считали нас погибшими и похороненными… Мы рассказали, что с нами было.

В своей деревне мы встретились с Ниной и тетей. Сколько было радости. Но жить нам вместе долго не пришлось. Осенью заболела и умерла мама. Меня и Нину взяла к себе тетя. У нее я прожила год, а потом она отдала меня в детский дом.

Отец мой с фронта не вернулся.

Таня Семенова (1932 г.)

Полоцкая область, м. Опса, детский дом.