|
||||
|
Сухопутные путешествияС мая весь отряд занялся подготовкой к предстоящему морскому походу. Плотники, конопатчики и матросы ремонтировали судно и ялботы. Три морских кампании среди льдов заметно потрепали «Якутск». Пришлось заменять часть верхней обшивки и для прочности сделать Сдвух сторон «наделку сверх досок по длине полторы сажени, чтоб не так льдом терло», затем конопатили рассохшиеся пазы и смолили все борта, для чего дубель-шлюпку «повалилина левый бок, а потом на правый бок». Купоры делали новые бочки, необходимые для рыбы и пресной воды. Несколько человек в верховьях Хатанги, где уже не было льда, ловили неводом рыбу впрок. Шли последние дни мая, но Хатанга оставалась подо льдом, а река Блудная уже несла свои воды, разливаясь по, льду Хатанги. Было много «прибылой» воды, так что дубель-шлюпка, стоявшая на берегу Хатанги у кромки льда, «поднялась и стала на ходу». 6 июня 1740 года вахтенный унтер-офицер, отмечая состояние погоды, занес в журнал: воздух теплый, с гор потекли великие ручьи. Река Блудная наполнилась вся, а у берегов Хатанги воды очень много, но лед не взломало. Пользуясь возможностью прохода по Хатанге, Харйтон Лаптев послал на двух ялботах матросов Сутормина, Шеломова и канонира Еремеева за провиантом, завезенным туда весной по указу тобольских властей. В течение недели они доставили к «Якутску» сухарей — 50 мешков, крупы ячневой — 4 мешка, солоду — 5 мешков, масла коровьего — 8 пудов. Они же привезли большой якорь, весом пять с половиной пудов, присланный Дмитрием Лаптевым и сгруженный там в апреле. Как только прибыли с верховьев Хатанги рыболовы и привезли юколы 1650 штук, соленой рыбы 2 бочки и рыбьего жиру 23 фунта, началась погрузка судна. 12 июля Харйтон Лаптев переселился на судно, и на следующий день «Якутск» снялся с якоря и на парусах «грот и фок» пошел в поход. Медленно спускались по реке и вскоре стали на якорь. Возили с берега дрова и пресную воду. Оставив в этом месте на корге [179] большой ялбот «за неудобностью в походе от льдов», 14 июля в 6 часов пополудни пошли к устью реки. Здесь встретили «стоячие гладкие льды», лавируя между ними, смогли продвинуться только на две мили. Чекин поехал на берег, чтобы с высокого места осмотреть Хатангский залив. Возвратись, он доложил, что в заливе стоит сплошной лед и удобного места для стоянки дубель-шлюпки он не видел. Взяли обратный курс к корге, чтобы там «дожидаться, как губа очистится ото льда». Шли при сильном ветре, и «Якутск» из-за малой осадки имелбольшой крен. За коргой в реке Хатанге остановились и, бро-сив якорь, возили с берега балласт. Пришлось занести в трюмпятьдесят мешков, заполненных мелким камнем, «для того, что дубель-шлюпка в грузу мелка». [180] Две недели находились на одном месте, поставив на корге, маяк из камня, 30 июля опять пошли к заливу, продвигаясь между «частыми стоячими и носячими льдами». 9 августа достигли устья залива, и канонир Еремеев на ялботе пошел к берегу, чтобы с его высоты осмотреть ледовую обстановку. Доклад Еремеева вызывал тревогу: близко стоят «великие» льды, а дальше не видно, все закрыто густым туманом. Спустя двое суток льды несколько разредились и Харитон Лаптев осторожно повел «Якутск» на север. Видимо, в то время, когда выходили из залива в море, а это было 12 августа, Харитон Лаптев заметил, что ранее показанный им на карте мыс, простирающийся далеко к северу и находившийся в это время справа по курсу судна, прорезается проливом; получалось, что северо-западней от бухты Нордвик лежит остров. Действительно, в тот день «Якутск» миновал остров (названный в 1915 году именем Бегичева). Это наблюдение побудило Лаптева написать на своей карте в указанном месте — «надлежит изведать». Рано утром 13 августа «Якутск» на широте 75°26′ встретил невзломанные льды. Начали искать разводья, идя на северо-восток. В 6 часов вечера переменился ветер, и судно «окружило со всех сторон льдом, что ни где талого места нет, чего ради запустили балки кругом судна». Спустя два часа журнал пополнился записью: «Понесло нас ветром и течением к северо-востоку… доколе носячий лед уперся и стал недвижим на глубине 12 сажень».[181] «Якутск» оказался в плену у дрейфующих льдов. С каждым часом лед все больше сжимал судно, и в нем появилась опасная течь. Вся команда, проявляя самоотверженность и отвагу, вступила в борьбу за спасение судна. Харитон Лаптев около трех суток, без отдыха и сна, руководил спасательными работами. Из вахтенного журнала дубель-шлюпки «Якутск»: «14 августа, первый час пополудни. В начале сего часа стало льдом тереть дубель-шлюпку и, одною льдиною прижав, надломило форштевень, такоже и всю дубель-шлюпку помяло; хотя подле бортов были бревна запущены, токмо то не помогало и учинилась великая течь. Того ради мы поставили три помпы, стали выливать воду, а дрова из трюма, воду пресную и провиант выбрав на верх. Стали искать течи, вырубая подтоварник нижней палубы. Второй час. Течь засыпали мукою и пеплом. В то же время погрузило у дубель-шлюпки корму, а нос на Льдине приподняло и мы с наружной стороны на носу то место законопатили. Выливали из дубель-шлюпки воду в три помпы и ведрами, токмо воды не убывает. Третий час. Сделали доску и наложили небольшой мешок муки на то место, где течь пробилась с наружной стороны у надломленного форштевня. Четвертый час. Положили на носу драй, чтобы не так льдом ломило нос, и лили воду в три помпы и ведрами в грот и фок-люк, токмо от упомянутой течи воды в дубель-шлюпке не убывает. Пятый час. Ветер затих. Туман и снег. Беспрерывно отливали воду, а вода все не убывала. Наступила ночь. Одиннадцатый час. В начале сего часа стало очень тереть дубель-шлюпку льдами и мы запускали около бортов балки, которые льдом приломало и отломило у дубель-шлюпки пониже ватер-штага весь форштевень из внутренних и наружных досок, от киля и по ватер-штаг, и выбросило на лед, отчего течь учинилась больше прежнего и нос погрузило, а корму приподняло и вдруг воды в дубель-шлюпке прибыло очень много. В это время стало свежеть от северо-востока, льды тронулись и дубель-шлюпку понесло вместе с ними к западу. Через час времени ее прижало к стоячей льдине. Течь все усиливалась. Поврежденное место засыпали мукою с пеплом и закладывали старою парусиною, токмо от того помочи не имели. 15 августа, третий час ночи. Течь стала становитца весьма велика, так что уже более половины налилась дубель-шлюпка и потопила весь погруженный в ней провиант, а льдом корму высоко подняло и нос очень погрузило и мы, искав способу, подвели под нос грот-стаксель и засыпали между им и дубель-шлюпки мукою и наложили грунтов, чтобы льдом не так стирало, токмо тем способом не получили, чтоб унять течь, но вяще умножается. Четвертый час. Выливали из дубель-шлюпки безпрестанно воду, токмо течь весьма велика стала и льдом наклонило-дубель-шлюпку на правый борт очень низко. Того ради, сняв фока-реи и гик, подвели их под тот борт близ форштевня. Ветер между тем все становился свежее, а течь все усиливалась. Утро наступило весьма морозное и в то же время не переставал идти снег. Седьмой час. Видя, что спасение судна не в нашей воле, стали доставать из трюма, какой можно достать провиант, выкидывая его на лед и продолжая в то же время отливать воду. Так прошел целый день. К вечеру вода налилась уже по самую палубу. Девятый час вечера. Ветер северо-западный велик. Сего часа прибылою водою и ветром тронуло лед и понесло дубель- шлюпку со льдом к востоку, ибо туда течение воды. Того ради командующий с унтер-офицерами сделав консилиум, что дубель-шлюпку спасти никак уже невозможно и дабы спасти хотя людей, сошли все служители на стоячий лед». [182] Всю ночь команда приводила в порядок спасенное имущество и провиант. Из оставшихся бревен и досок сделали восемь саней. Погрузив продовольствие на них и на имевшуюся на судне одну нарту собак, пошли по льду к берегу. Часть людей несли имущество на себе, другие тащили сани, до предела нагруженные. Только по прошествии полутора суток, усталые и промокшие, они добрались до берега. Как только вступили на землю, командир приказал немедля копать землянки, искать лес для обогрева и постройки юрт, а утром идти к месту гибели судна для спасения оставшегося там груза… Трое суток чрезвычайно тяжелой и утомительной работы сломило волю некоторых членов команды. «Все равно пропадем, — говорили они, — будем ли работать, не будем ли, спасения нет. Скорей бы конец». Властью командира и своим личным примером Харитон Лаптев сумел восстановить дисциплину. На следующий день, оставив на берегу шесть человек для постройки юрт, вся команда во главе с боцманматом Медведевым носила и перевозила провиант и имущество, оставшиеся на льду. На месте гибели «Якутска» оставалось еще много имущества, а между тем ветер в любую минуту мог перемениться и всё унести в море. Это все понимали, однако 19 августа Харитон Лаптев разрешил всем отдыхать. Беспрерывная работа сильно утомила людей, а впереди их ждали новые лишения и трудности. 20 августа все перешли жить в две вновь построенные юрты в районе безымянной бухты на 75°26′ с. ш. [183] Всё последующие дни занимались переброской провианта на берег. Однако 30 августа поездки прекратились, лед и сложенное на нем имущество и провиант далеко отнесло от берега. Положение отряда еще более осложнилось. Чтобы спасти людей, оставалось одно: как можно скорее, пока не наступила полярная зима, — идти к населенным местам. Прежде всего надо было позаботиться о доставке дополнительного продовольствия, и Харитон Лаптев отправил Чекина с двумя солдатами на Анабарскую базу. Через три дня Чекин вернулся: путь преградили незамерзшие реки и заливы. Чекин еще раз пытался: пройти к цели, но безуспешно. Пробовал на плоту переправиться через залив, однако помешали льды, и он опять возвратился. Крохотные домишки-юрты, построенные второпях, плохо защищали от холода. Приходилось круглосуточно поддерживать костер внутри дома. Доставка дров требовала много сил. Плавник, валявшийся на берегу около места высадки отряда, сожгли в самом начале, Теперь приходилось ходить за топливом очень далеко. Как ни стойки и выносливы были люди, но в начале сентября многие уже болели цингой. Заготавливать дрова и пресную воду, готовить пищу и ухаживать за больными было некому. Чем больше становилось больных, тем трудней приходилось здоровым. Они работали и за себя, и за других, падая от усталости. Фейерверк в Петербурге. 1720 г. (Из коллекции гравюр рукописного отдела библиотеки Академии наук СССР)Прошение X. Лаптева. 1737 г ЦГАВМФ) Первой жертвой цинги оказался канонир Федор Еремеев, он умер 15 сентября 1740 года. Харитон Лаптев принял решение отправить людей на место прежней зимовки, как только станут реки, преграждавшие путь. 20 сентября по первому льду отправилась партия из девяти человек во главе с Чекиным. На следующий день выступили в поход Харитон Лаптев, Медведев, Бекман и с ними еще восемь человек. Последняя партия, из десяти человек, под командованием Челюскина покинула юрты 22 сентября. Остались в юртах только трое тяжелобольных: солдаты Зыков, Борис Панов, писарь Матвей Прудников и с ними для присмотра один здоровый конопатчик Василий Михайлов. Путь трех партий был очень труден. «И в том пути от великих стуж и метелиц претерпевали великую трудность, едва не все были одержимы цынготною болезнью», — писал впоследствии Харитон Лаптев. [184] На пятый день партия Лаптева достигла зимовья Василия Сазоновского. Здесь уже был Чекин. Собрав пять нарт собак, Харитон Лаптев срочно отправил три нарты с провиантом навстречу Челюскину, а солдата Егора Рябкова и лоцмана Дорофеева на двух нартах — к юртам за больными. Оставив в зимовье Сазоновского трех больных (матроса Михаила Шеломова, солдат Ивана Грязнова, Егора Голованова) и воспользовавшись подводами промышленников, партия Лаптева и Чекина 15 октября была уже на своей основной базе в Хатангском зимовье у реки Блудной. Спустя две недели из зимовья Сазоновского приехало трое поправившихся больных, и с ними Репков и Дорофеев. Репков сообщил, что умерли трое: Панов еще до их приезда, Прудников при них 15 октября, а Михайлов, оставленный для присмотра за больными, сам заболел и умер в пути. Только один Зыков выздоровел и явился вместе с ними. Партия Челюскина на посланных Лаптевым трех нартах собак приехала на Хатангу 24 октября. Вскоре после прибытия отряда на место зимовки Харитон Лаптев организовал регулярные поездки за провиантом на Анабару и Оленек. Эти дальние вояжи первыми совершили солдаты Богочанов, Евдоким Камынин и подконстапель Василий Григорьев. 15 ноября на оленях местных жителей они доставили на Хатангу большой груз провианта. Это спасло отряд от голода, так как оставленный на зимовке запас провианта к этому времени уже кончался. Предусмотрительность Харитона Лаптева и на этот раз помогла отряду. Идя в поход, он взял на «Якутск» только 34 человека, остальных разослал по базам: на Оленек к Толмачеву послал трех человек, на Анабару троих и три человека оставил на Хатангском зимовье у реки Блудной. Они сторожили провиант и пополняли его запасы рыбной ловлей и охотой на диких оленей. За зиму солдаты Фофанов, Репнев и Реутов на восьми нартах собак совершили несколько поездок за имуществом, спасенным с погибшей дубель-шлюпки и сложенным на берегу моря у юрт, и все доставили на Хатангскую базу, в том числе лекарские медикаменты [185] Учтя неудачи четырех плаваний, состоявшийся 8 ноября 1740 года консилиум в составе Харитона Лаптева, Челюскина, Чекина и Медведева пришел к выводу, что Таймыр нельзя обойти морем. Теперь, после гибели судна, уже не приходилось думать о том, чтобы попытаться еще раз пройти от мыса Фаддея до устья Пясины и сделать опись участка этого берега в летний период. Консилиум решил не снятый берег «описывать сухим путем» в зимнее время, используя для передвижения, собачьи упряжки, поскольку в июне, июле и августе можно передвигаться только на оленях, но для них северней мыса Фаддея нет корма. Кроме того, олени для летней езды «весьма неудобны, потому что по самой крайней нужде возят на санках по два с половиною пуда, а запрягают в санки по два оленя и больше той тягости поднять не могут». Инструкция требовала, «не упущая достойного к применению», производить опись по всем правилам навигации и географии: отмечать состояние льдов, делать промеры глубин, искать удобные места «к стоянию и охранению судов и к зимовью», определять географическое положение устьев рек, заливов, островов и полуостровов и т. д. Учитывая это, консилиум отметил, что зимой все требования инструкции выполнить невозможно и опись может оказаться менее полной и менее точной, «ибо состояние льдов ломанных и неломанных, частых и густых, також и речной глубины инако не могут погнаться, как в августе месяце». [186] Кроме решения консилиума, 25 ноября Харитон Лаптев написал для Адмиралтейств-коллегий рапорт относительно предстоящих работ отряда. В рапорте, между прочим, Харитон Лаптев указал, что для дальних путешествий приходится брать у самоедов и тунгусов много оленей, это вынуждает их бросать свои промыслы и терпеть голод, поэтому, отмечал Харитон Лаптев, «я не смею делать, что сверх их силы… дабы от ясашного платежа не отогнать, ибо и ныне, что по их силе, то несут по приласканию подарошными вещями». [187] Разъясняя решение консилиума, Харитон Лаптев пишет: «На собаках ехать в оное же летнее время… нельзя, затем, что море ломает и реки все выходят… и корму человеческого и собачьего поднимают малое число». Далее Харитон Лаптев сообщает, что начнет опись в августе 1741 года, «чтоб всуе время не прошло», а людей, которые для работы по описи морского берега не будут нужны, отправит в жилые места на Енисей, где «довольно провианта»; сам он также предполагает выехать на Енисей и «на сие всепокорнейшее доношение» ждать решения Коллегии. 25 ноября матрос Кузьма Сутормин повез в Петербург решение консилиума и рапорт Харитона Лаптева. С ним поехал солдат Семен Лутчев до Туруханска с требованием к Сибирской губернской канцелярии о снабжении Отряда в период работы сухопутных партий по описи Таймырского полуострова. Сутормин довольно быстро доставил почту по назначению и уже в первой половине апреля 1741 года покинул столицу. Он вез с собою указ Адмиралтейств-коллегий о разрешении Харитону Лаптеву «описание от реки Хатанги до Енисейского устья чинить по объявленному его мнению сухопутным путем». [188] В нелегких условиях вели они сухопутные изыскания в этом суровом неизведанном краю. Обширные долины сменялись возвышенностями, и приходилось делать большой крюк, чтобы объехать их. Населения на полуострове не было, и рассчитывать на какую-либо помощь не приходилось. Все необходимое для жизни, работы и передвижения надо было возить с собою. Отсутствие ясного представления о трудностях пути и неумение обезопасить себя от многих случайностей и неожиданностей часто оказывались роковыми для людей. Отсюда неудачи или малый успех первых сухопутных путешествий Медведева и Чекина. Надо было совершить не только дальние поездки, но и произвести большие работы по съемке еще неизвестных труднодоступных участков побережья Таймырского полуострова и его центральной части. Съемку вели на основе инструментальных наблюдений: на возвышенном месте устанавливали на треноге пель-компас (компас с визирной планкой) и пеленговали приметные мысы, утесы, скалы, обрывы, измеряли углы между ними с помощью астролябии или, с меньшей точностью, по азимуту. Затем, поставив на этом месте бревно или пирамиду из камней, переходили на одно из ранее запеленгованных мест и там все повторяли. В ясную погоду, а чаще в полдень определяли полуденную высоту Солнца и по ней рассчитывали широту. Направление и расстояние между приметными местами вычисляли с одновременной привязкой по широте места. Шел последний месяц 1740 года. Отряд жил заботами предстоящих сухопутных путешествий. Собирали собак и оленей, ремонтировали нарты, заготавливали продовольствие. Предстояли дальние поездки по тундрам восточной и западной части Таймырского полуострова. В ночь с 21 на 22 декабря с 4 до 6 часов пополуночи наблюдали частное затмение Луны, а 1 января 1741 года в журнал записали: «с утра и во все сутки безмерно великий ветер и прежестокая пурга, такая, что в пяти саженях видеть зимовья никак невозможно, которой набило в помянутое зимовье великое множество снегу и все зимовье занесло». [189] Но уже на следующий день пурга прекратилась и погода установилась ясная, но морозная. 14 февраля пришлось похоронить пятого человека из отряда. Умер от чахотки солдат Тобольского гарнизона Енисейского полка Яков Богочанов. Сказались шестьдесят дней тяжелой жизни в холодных юртах на берегу, где спасался отряд после гибели «Якутска». Не дожидаясь указания Адмиралтейств-коллегий, Харитон Лаптев начал осуществлять намеченный план. Опись морского побережья он решил осуществить сразу тремя партиями на двух участках: от Хатанги до Таймыры и от Пясины до Таймыры. Как уже говорилось, в то время предполагали-, что устье Таймыры находится в районе мыса Фаддея, то есть на восточном побережье Таймырского полуострова, и поэтому второй участок представлялся очень длинным. На его обследование выделялось две партии, идущие навстречу друг другу: от Пясины до Таймыры и от Таймыры к Пясине. Лаптев ждал солдата Лутчева, и вот 15 февраля он приехал и привез ответ туруханской канцелярии, что требования о заготовке собачьего корма на устье Пясины и в других местах побережья, а также о предоставлении транспорта для перевозки людей будут выполнены. Однако, как оказалось в дальнейшем, собачий корм не был заготовлен вовсе, а собаками и оленями обеспечили в меньшем количестве, чем требовалось. В тот же день 15 февраля отправили на Енисей четырнадцать человек во главе с боцманматом Василием Медведевым. 17 марта 1741 года в четвертом часу пополудни на трех нартах собак в сопровождении двух солдат штурман Семен Челюскин покинул зимовье. Ему поручалось произвести опись от устья Пясины до устья Таймыры и на том пути встретиться с лейтенантом Лаптевым. Но, чтобы достигнуть начального пункта работы, предстояло проехать более тысячи километров по пустынным местам тундры. Одна группа за другой покидали обжитое Хатангское зимовье. По разработанному плану 8 апреля 1741 года Харитон Лаптев отправил провиант к устью Таймыры. На двенадцати нартах собак, нагруженных рыбой, сухарями и крупой, выехали квартирмейстер Толмачев и солдат Хорошев. На устье Таймыры сходились маршруты всех трех партий, производящих опись морского побережья Таймырского полуострова, и поэтому Харитон Лаптев решил создать там запас провианта и собачьего корма. Позднее две нарты, груженные собачьим кормом, были посланы на север по восточному берегу Таймырского полуострова в район залива Фаддея. Большая группа, свободная от участия в дальнейшей работе экспедиции, 10 апреля на шестидесяти оленьих упряжках под командованием подконстапеля Василия Григорьева выехала на Енисей. Туда же спустя пять дней на трех нартах собак подлекарь Карл Бекман, солдат Семен Лутчев и новый писарь Алексей Тропин повезли денежную казну, карты и вахтенные журналы отряда. 22 апреля также на трех нартах собак выехал из зимовья геодезист Никифор Чекин в сопровождении солдата Андрея Коновалова и одного якута. По данной Харитоном Лаптевым инструкции он должен был двигаться с описью вдоль восточного берега Таймырского полуострова от устья Хатанги «около моря к западу до устья Таймыры». Таким образом, предполагалось описать весь берег Таймырского полуострова, ведя работу с двух сторон: Челюскин шел с запала на восток, а Чекин — с востока на запад. Последним покинул зимовье лейтенант Харитон Лаптев. Его партия в составе плотника Андрея Замятина и якута Никифора Фомина выступила в путь на двух нартах собак 24 апреля. Сопровождали их два хатангских жителя, которые везли на двух нартах собак часть провианта и собачьего корма. Первоначальной задачей этой партии было произвести опись реки Таймыры и от ее устья идти навстречу Челюскину. Шесть дней ехал Лаптев по тундре до озера Таймыр. Это были первые полярные дни: с 24 апреля солнце перестало заходить. Постоянная темнота, порядком уже утомившая людей, сменилась круглосуточным присутствием на небе солнца, что вызывало радостное чувство у путешественников и как бы снимало усталость. Собаки бежали бодро, требовались лишь короткие остановки для их кормления. Отряд по льду пересек озеро, и здесь Лаптев отпустил сопровождающих. Достигнув истока реки Таймыры, он быстро продвигался по ее долине на северо-запад. Только яркий блеск солнечных лучей, отражавшихся от необозримой белоснежной поверхности, мешал путникам, вызывая резь в глазах и слезоточение. Свои первые наблюдения Лаптев занес в журнал: «Здесь на вершине реки Таймыры и до половины озера, сколько можно видеть, северный берег весь состоит высокими горами каменными, камень собою желтоват… и вниз по реке, по обе стороны, берега каменные утесные». Не доезжая устья, остановились обедать в приметном месте — «подкаменной», где окончились «утесные берега». Подкаменною называется потому, записал Лаптев, «что устье на конечности сделалось пещерою длиною сажень на 5, поперек сажени на 3 и вверх сажень на 6. Сия гора утесная, вся состоит из черного камни, подобная аспиду, меж слоями на дюйм толщиною камень белой подобной алебастру, таков внутри в оной пещере». [190] 7 мая Лаптев достиг места впадения реки Таймыры в Таймырскую губу. На восточном берегу он увидел небольшую избушку, сложенную из стволов плавника. Это было зимовье, в котором жил якут Никифор Фомин, промышлявший песцов и рыбу. Этот человек многим удивил Лаптева: он знал русский язык, бывал в дальних уголках Таймыра, имел хороших собак, очень удачно выбрал место зимовья, так как здесь ловилось много различной рыбы, а на островах, лежащих в заливе, постоянно зимовали дикие олени, а это был один из признаков обилия песцов в этом районе. Понимая, что такой промышленник мог оказать много полезных услуг экспедиции, Лаптев пригласил Фомина участвовать в работе отряда. Здесь, в зимовье Фомина, уже находились ранее посланные сюда Толмачев и Хорошев. Они «объявили, что до сего места ехали двадцать три дня». Произведя маршрутную опись от Хатанги до берега моря и определив широту места, оказавшуюся 75°36′, Лаптев установил, что устье Таймыры находится значительно западнее, чем ранее предполагалось, и, следовательно, путь Чекина оказался самым длинным и трудным, а путь Челюскина, наоборот, значительно сократился. Поэтому Харитон Лаптев изменил свой маршрут. 10 мая, переменив собак и пополнив запас продовольствия, Лаптев с солдатом К. Хорошевым и якутом Н. Фоминым поехал навстречу Чекину. Описывая западный берег Таймыра, ехали по прибрежному льду в направлении к северу. Кругом расстилалась бесконечная снежная равнина, только местами имелись возвышения, по которым угадывалась малозаметная черта берега. Прозрачная даль, искрившаяся мириадами снежинок, ослепительная белизна снега и яркий блеск отраженных солнечных лучей утомляли глаза. Лаптеву и Хорошеву приходилось часами ехать, надвинув шапку на глаза, а якут Фомин, невосприимчивый к заболеванию снежной болезнью, вел в это время нарты. Однообразие следующего дня было нарушено неожиданной встречей с белым медведем. Он появился со стороны моря и шел к берегу, не обращая внимания на людей. Видимо, это была его первая встреча с человеком. Только суматошный лай собак заставил мохнатого полярника остановиться; этим воспользовались и меткими выстрелами убили зверя. Разделав тушу и накормив собак свежим мясом, продолжали путь. Подул сильный встречный ветер, поднялась пурга, и собаки шли с трудом. Решили переждать непогоду, соорудив из нарт и оленьих кож укрытие наподобие юрты, где можно было только лежать. Сутки стояли на одном месте, а когда утихла вьюга и выглянуло солнце, Лаптев с трудом произвел астрономическое определение: болели глаза, начиналась снежная слепота. «И тут у меня и имеющегося при мне солдата глаза оною непогодою перебило так, что на пять сажень не можно видеть; чего ради, видя крайнюю гибель от очной болезни в худых и пустых местах, возвратился назад на прямой курш», — писал в своем рапорте Лаптев. Поставив здесь знак с указанием даты — 13 мая 1741 года и широты — 76°42′, партия прибыла в зимовье Фомина 17 мая. Оставив в зимовье значительную часть провианта для Чекина, Харитон Лаптев 19 мая выехал на запад, на встречу с Челюскиным. К этому времени болезнь глаз несколько прошла. В тот же день подъехав к возвышенному мысу, расположенному северо-западнее устья Таймыры, увидели с его высоты трех медведей. Они неторопливо уходили прочь. Когда спустились к подножью утеса, неожиданно появился еще медведь. Он и стал второй добычей, а место, около которого все это произошло, положили на карту под названием Мыс Медвежий Яр. Обследовав этот район, Лаптев отметил: «Здесь начались торосы свежие, где чаятельно быть море открытое». [191] Такое заключение Лаптев сделал на основании своих наблюдений за состоянием льдов. Он подметил, что присутствие торосов определяет место, где ледяной покров взламывается летом. Двигаясь по льду вдоль берега, на пятый день достигли мыса, далеко простирающегося в море. Определив его широту, поставили знак «с подписанием года, числа и ширины места. Оный именован Северо-Западный мыс, лежит не выше пяти сажень». [192] На другой день миновали место, отмеченное геодезистом Чекиным в 1740 году. На всем пути Лаптева не покидала забота о Чекине. В одном покинутом зимовье он опять на всякий случай оставил для его собак часть корма, рассчитывая на запасы, имеющиеся у Челюскина. Переезжая по льду небольшой залив, 26 мая убили еще медведя; свежей пищи не хватало, и удачная охота порадовала путешественников. 1 июня, находясь на мысе Стерлегова, близ знака, поставленного в 1740 году подштурманом Стерлеговым, в честь которого и назван указанный мыс, Лаптев увидел Челюскина, ехавшего на исхудавших и усталых собаках. Оказалось, что у Челюскина продукты и корм для собак были на исходе. Охота на белых медведей и диких оленей заметно пополнила запас провианта. Лаптев принял решение собраться всем партиям в Туруханске и там готовиться к новым походам по описи Таймырского полуострова. Надо было спешить. Солнце с каждым днем портило санный путь, и путникам грозила опасность надолго застрять в этих пустынных местах. Шли по рыхлому льду прибрежной морской полосы. Полозья нарт глубоко врезались в мокрый наст, и собакам приходилось напрягать последние силы. Старались ехать как можно прямее к цели и, сокращая путь, часто пересекали большие и малые заливы. На одном из мысов (75°09′ с. ш.) сделали лабаз [193] и оставили в нем часть юколы для собак Чекина. Идя по высокому берегу, заметили в море несколько островов и, определив их положение, занесли в описание, указав широту места. На широте 73°56 нашли знак, поставленный штурманом Мининым в 1740 году. В начале июня Лаптев и Челюскин с трудом добрались до устья Пясины; весна была уже в полном разгаре. Отсюда 12 июня Лаптев отправил Челюскина к Енисею, отдав ему все нарты и собак и указав идти по льду моря вдоль берега, сам же решил переждать половодье, а затем следовать по рекам на лодках и через тундру на оленях. Продвигаясь по льду моря, Челюскин уже 18 июня записал в журнал: «Воды весьма много и ехать едва можно». [194] Через два дня он достиг зимовья Стрелово и решил «в оном зимовье весновать… понеже по морю стала» вода сверх льду и собаки не идут». [195] Вскоре Челюскин отправил нарочного в Гольчиху за оленями, и через три недели двое служилых доставили четыре подводы. 15 июля группа Челюскина приехала к мысу Ефремов Камень и спустя два дня была в зимовье Волчйно. К. этому времени с Енисея пригнали две лодки. Пройдя на них по Енисейскому заливу, 3 августа прибыли в Гольчиху. Здесь уже ждал их лейтенант Харитон Лаптев. Чтобы достигнуть этого пункта, Лаптеву пришлось идти на лодке вверх по Пясине, затем рекой Пура и часть пути — по тундре на оленях. В Гольчихе оказался один дощаник. Все перенесли на него, и уже 5 августа шли вверх по Енисею. В полдень 11 августа дощаник подошел к устью реки Дудинки, где на правом берегу располагалось большое зимовье Ленское, на левом — такое же зимовье Троицкое, а напротив устья, на противоположном берегу Енисея, имелось маленькое зимовье Дудинское, где стоял только один домик типа юрты. В Ленском зимовье Лаптева встретила группа боцманмата Медведева, которая еще в феврале выехала с Хатанги. [196] Здесь находился и Чекин. Он доложил, что до реки Таймыры не доехал, так как он сам и его спутники заболели снежной слепотой. Опись произвел только до широты 76°35′ и от залива Андреевского возвратился на Хатангу, затем направился на Енисей. От Медведева Лаптев узнал о бедственном положении второй части отряда, которая выехала с Хатанги в апреле. Оказалось, что все они застряли в пути и находятся на озере Пясино. Везшие их проводники оставили людей и грузы на реке Дудыпте, а сами ушли в тундру на промысел. Подконстапель Григорьев, раздобыв несколько лодок, отправил людей по рекам к озеру Пясино, дав знать об этом в зимовья, находящиеся близ устья Дудинки, и стали дожидаться помощи. Лаптев срочно собрал обитателей Ленского, Троицкого и Дудинского зимовий и на сорока оленях отправил их к озеру Пясино для перевозки команды. В этих зимовьях оказался еще один дощаник, требующий ремонта. Вся команда включилась в работу: конопатили, делали новые мачты и весла, заменяли обшивку. Тем временем, офицеры отряда приводили в порядок материалы описи. Здесь, возле устья Дудинки, подвели итоги работы и наметили план дальнейших исследований. За прошедшие шесть месяцев 1741 года в картографировании Таймырского полуострова были сделаны заметные успехи. Чекин обследовал часть восточного берега. Челюскин произвел маршрутную опись рек Хатанги, Пясины и участка западного берега: от устья Пясины до мыса Стерлегова. Лаптев положил на карту реки Балахна, Таймыра, озеро Таймыр и значительный участок западного берега: от знака, который он установил северней устья Таймыры, до мыса Стерлегова. Лаптев также вкратце описал местность, по которой он проходил. Ознакомившись с озером Таймыр, он записал, что оно «собою велико» и на севере берега — высокие, а на юге — «ровные». Лед расходится в начале июля, в это время к озеру приходят много оленей, и «самоеды бьют их на плаву». [197] О тундре, расположенной возле Таймырского озера, Лаптев отметил: «К югу от озера вся тундра покрыта мхом, годным для корма оленям, чего ради в летнюю пору самоеды здесь кочуют великие орды». [198] Зовут этих «самоедов» тавги. Они кроме оленей никакого скота не имеют и в пищу их не употребляют «разве в крайний голод» [199], а питаются только рыбой. Ездят на оленях и платье носят из оленьих кож. «По сей тундре, — замечает автор, — а паче близь моря, находятся мамонтовые рога, большие и малые». [200] О реке Таймыре Харитон Лаптев заметил, что эта река вытекает из Таймырского озера и вначале идет меж высоких крутых гор, которые «одни из камня желтого и мягкого, другие из камня аспиду черного и лежат в горе слоями». [201] В таком состоянии тянутся берега на двадцать верст, а потом до самого устья идут берега пологие и низкие. Много мха на берегах, и здесь бывает «великое множество диких оленей». [202] Впадает река в широкий Таймырский залив (губу), где «летом лед не ломает». [203] Не имея возможности сделать промеры глубины этого залива, Лаптев все же заметил интересное явление, которое давало возможность предположить, что Таймырский залив мелкий. «У сих берегов чаетельно быть великим в море отмелям, — записывал он, — понеже торосы изретки и во льду не видно прорубей нерпчьих, которые на глубоких местах великое множество продувают для отдыха-своего». [204] Закончив ремонт дощаников и погрузив вещи, 21 августа «пошли из речки Дудино в путь свой» по Енисею. В Туруханск прибыли 29 августа, в 6 часов пополудни, и вскоре, 17 сентября, приехала остальная часть отряда, вывезенная с озера Пясино. Полгода люди отряда были разбросаны по различным местам Таймыра, и вот опять они вместе. Туруханск в то время чаще называли Новой Мангазеей, в отличие от старинного города Мангазеи, уже не существовавшего. Находясь в Туруханске, Лаптев пополнил свое «Описание» такими заметками: город расположен близ устья реки Туру-ханки в пятнадцати верстах от левого берега Енисея. Здесь одна церковь и семьдесят домов, в которых живут сибирские казаки и пришлые люди. Население довольствуется привозным хлебом и выращивает капусту, редиску, репу и свеклу, а «более ничего». [205] В Туруханске завели новый журнал под названием: «Журнал, содержащий при городе Мангазейске». Как и прежде, ежедневно в него заносили все события жизни отряда и состояние погоды: По-прежнему много было забот у квартирмейстера Толмачева по снабжению отряда снаряжением и провиантом. Боцманмат Медведев готовил транспорт для предстоящих дальних путешествий. Снаряжали новые партии для продолжения исследования Таймырского полуострова. Оставалось произвести опись наиболее трудно доступного самого северного участка — от мыса Фаддея на востоке Таймырского полуострова до знака, который поставил Лаптев 13 мая 1741 года на западном берегу полуострова. Эту часть работы командир отряда поручил своему помощнику Семену Ивановичу Челюскину. В то время, когда отряд X. Лаптева производил обследование Таймыра, отряд Дмитрия Лаптева упорно продвигался на восток, направляясь к Камчатке. Еще по пути из Петербурга в Сибирь, будучи в Иркутске, Д. Лаптев начал осуществлять свой план. В сентябре 1738 года он направил в Якутск предписание штурману М. Я- Щербинину изготовить бот к походу и срочно послать матроса Лошкина и геодезиста Киндякова для описи берега от устья Лены до Святого Носа и реки Индигирки. Бот «Иркутск» под командованием Д. Лаптева отправился из Якутска вниз по Лене 7 июня 1739 года. В море на третий день плавания бот попал в шторм, судно прижало к сплошному льду, «и если б ветер не переменился, то б мы спастись не могли» [206], сообщал позднее Д. Лаптев. Только спустя месяц подошли к мысу Буорхая. Здесь бот вошел во льды. Лавируя и отталкивая льдины шестами, удалось достичь реки Яны и продвинуться к устью реки Индигирки. Наступили морозы, и судно сковало льдом. Выгрузив с бота на берег все припасы, команда в первых числах октября 1739 года прибыла в поселение Русское Устье. В ту же осень и весной 1740 года Д. Лаптев, Щербинин, Киндяков и Лошкин произвели опись Колымы, Яны, Индигирки, Хромы и большей части морского берега. Со 2 по 27 июня 1740 года вернувшаяся на «Иркутск» команда и 85 человек «здешнего края всяких народов» [207] пробили во льду канал длиной около 850 метров до открывшейся в это время полыньи. Как только «Иркутск» был заведен в полынью, поднялся ветер, взломал льды, и бот выжало на мель. Только 31 июля «Иркутск» смог пойти дальше на восток. В начале августа подошли к острову Крестовскому, который был назван островом Св. Антония; Не заходя в Колыму, Д. Лаптев прошел на восток, но у мыса Большой Баранов путь был прегражден льдом. Повернули обратно, и 23 августа «Иркутск» стал на зимовку у Нижне-Колынекого острога. Летом 1741 года Д. Лаптев сделал последнюю попытку пройти морем к Камчатке. В этот год было весьма теплое и раннее лето, но это не способствовало успеху. Несколько раз подходили моряки к конечному пункту прошлогодней экспедиции — Баранову Камню и каждый раз должны были отступать. Пробиться через густые многолетние льды не было никакой возможности. Начальник отряда созвал консилиум, который, констатировав, что «за вышеобъявленными препятствиями пройтить на Камчатку невозможно», решил возвратиться в реку Колыму «и впредь на оное море ботом не выходить» [208]. Морскую экспедицию теперь следовало считать законченной. 27 октября 1741 года после трехлетних неудачных попыток пройти морем к Камчатке Д. Лаптев, взяв сорок человек команды, покинул Нижне-Колымск и на 45 нартах собак отправился в Анадырский острог. Перед отъездом в Анадырск пришлось много поработать над картой исследованных мест. В начале сентября 1741 года ее повез в Петербург штурман Михаил Яковлевич Щербинин. Этот верный спутник Дмитрия Яковлевича Лаптева, выполнявший наиболее ответственные и трудные задания, уже давно болел — сказались годы северных странствий. Учитывая это, Д. Лаптев послал его с надеждой на скорейшее выздоровление, но Щербинин доехал только до Иркутска, где 1 июня 1742 года скончался.[209] Во время пребывания в Анадырском остроге отряд Д. Лаптева произвел обширные географические съемки. Зимой 1742 года был описан берег моря от Анадырска до реки Пенжины. а за два летних месяца Д. Лаптев сделал опись реки Анадыри до ее устья. Этой работой завершилась деятельность отряда. 27 марта 1743 года Д. Лаптев направил в Адмиралтейств-коллегию донесение, в котором сообщал, что, идя по реке Анадырь, опись вел до Охотского моря и таким образом географическая съемка соединена с описью капитан-командора Беринга, сделаны исправные карты и только Чукотский мыс показан по опросным ведомостям. [210] В конце ноября Д. Лаптев выехал в Нижне-Колымск, затем в Якутск, куда прибыл 5 марта 1743 года. В Якутске встретился с капитаном А. И. Чириковым, которого не видел более пяти лет. Друзьям было о чем поговорить, ведь их странствия по морям и далеким окраинам Сибири являлись яркими страницами их жизни. В декабре того же года Д. Лаптев был уже в Петербурге. Карты, составленные Д. Лаптевым и его помощниками по результатам походов и плаваний у берегов Азии в 1738 и 1742 годах, отличались большой точностью, несмотря на несовершенство тогдашних инструментов и методов. Известный исследователь Севера Ф. П. Врангель, путешествовавший через 80 лет по местам, посещенным Д. Лаптевым, отметил, что его (Врангеля) географические определения, производившиеся более совершенными инструментами, были точнее определений Д. Лаптева только на 1–4 минуты. Примечания:1 Записки Гидрографического департамента, ч. IX, СПб, 1851, с. 256. 2 Основная литература по истории Великой Северной экспедиции: А. П. Соколов. Северная экспедиция 1733–1743 гг. «Записки Гидрографического департамента», ч. IX, СПб, 1851; Г. В. Яииков. Великая Северная экспедиция. М., 1949; М. И. Белов. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века. История открытия и освоения Северного Морского пути. т. 1, М., 1956. В. И. Греков. Очерки из истории русских географических исследований в 1725–1765 гг. М., 1960. 17 ЦГАВМФ, ф. Адм. канц., д. 100, л. 47. 18 ЦГИАЛ, ф. 1343, оп. 32, д. 1235, л. 51; 21 19 ЦГАВМФ, ф. 176, оп. 1, д. 115, л. 39 об.. 20 Там же, л. 406 об. — 408 об. 21 Там же, ф. 233, оп. 1, д. 142, лл. 38–38 об. 179 Каменистая отмель. 180 ЦГАВМФ, ф. 913, оп. 1, д. 41, л. 75 об 181 Там же, л. 87 об 182 Соколов А. П. Летопись крушений и пожаров судов русского флота от начала его до 1854 года. СПб, 1855, с. 4–5 183 это время команда «Якутска» находилась в районе бухты Марии Прончищевой. 184 Материалы для истории русского флота, ч. IX, СПб, 1880, с. 72 185 ЦГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 51, лл. 295 об. — 298; д. 52, лл. 391–392 об 186 Экспедиция Беринга. Сборник документов, подготовленных к печати А. Покровской. М., 1941, с. 247 187 Там же, с. 248 188 Материалы для истории русского флота, ч. IX, СПб, 1880, с 72 189 ЦГАВМФ, ф. 913, оп. 1, д. 41, л. 104 190 Там же, л. 115 191 Там же, л. 117 об 192 Там же 193 Хозяйственная постройка, распространенная на сибирском севере. Сооружалась из жердей на высоких помостах для защиты имущества или запасов продовольствия от зверей. 194 Там же, л. 122 195 Там же 196 В литературе указывается, что X. Лаптев всех людей, свободных от участия в экспедиции (1741–1742 гг.), послал на Енисей в селение Дудинку (Дудино). В архивах этому не нашлось подтверждения. Отряд собрался в селениях, расположенных в устье реки Дудинки, где имелось два больших зимовья — Ленское и Троицкое и одно малое — Дудинское. 197 Там же, ф. 216, оп. 1, д. 52, л. 439 об 198 Там же 199 Там же, л. 440 200 Там же 201 Там же, л. 439 об 202 Там же 203 Там же, л. 435 об 204 Там же, л. 436 205 Там же, л. 441 206 Там же, д. 14, л. 177 207 Там же, д. 6, л. 285 208 Там же, д. 51, л. 461 209 Многие указывают, что он умер в Якутске. Это ошибка (см. ЦГАВМФ, ф. 216, оп. 1, д. 48, лл. 243–244). 210 Там же, д. 42, лл. 7–7 об |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|