Задумывают революции мудрецы, начинают их глупцы, а результатами их пользуются подлецы.

Отто фон Бисмарк

Убивал много людей, потому что был очень гениальный.

Граф Л. Н. Толстой

В 1794-1799 годах Франция представляла собой страшное зрелище. Погибло больше миллиона человек; большая часть из них — молодые мужчины, становой хре­бет нации. Экономика расстроена. Уровень жизни раза в дна ниже, чем в королевское время. Часть страны просто переспала существовать: мертвые, обезлюдевшие дерев­ни, где ветер стучит ставнями пустых домов, заросшие кустарником поля, сытые волки среди бела дня лежат по­среди сельских дорог.

Противоборствующие политические силы готовы сно­ва вцепиться друг другу в глотки, их удерживает только вооруженная сила правительства и страх вернуться к ужасам 1793-1794 гг. Во многих провинциях продолжа­ется гражданская война.

Правительство? Директория — это правительство раз­жиревших за последние годы спекулянтов. Называли их «нувориши», то есть «новые богачи». В современной Рос­сии не очень почетно название «новый русский». Пра­вительство «новых французов». Представьте себе пра­вительство России 1922 года, состоящее из нэпманов. Причем из трусливых нэпманов, боящихся порвать с революционными традициями. Нэпманов, которые называют себя «комиссарами» и клянутся именами Дзержинского и Троцкого.

Так и нувориши послереволюционной Франции не рас­ставались с «нивозным» календарем, с Пантеоном и други­ми революционными чудесами.

Если отменили максимум, не значит, что все проблемы сразу решились. Цены взлетели, подвоз продовольствия нерегулярный, Париж голодал. Уже на острове Святой Елены Наполеон вспоминал, как однажды на одной из улиц он и офицеры его штаба были остановлены боль­шой толпой возбужденных женщин. С возгласами: «Хле­ба! Хлеба!» они окружили плотной стеной офицеров. Одна из женщин, «чудовищно большая и толстая», обратилась с негодующей речью: «Вся эта свора в эполетах издевается над нами; они сами обжираются и жиреют, и им все равно, что бедные люди умирают с голоду». Бонапарт нашелся: «Мать, взгляни на меня хорошенько: кто из нас двоих более жирный?» В толпе раздался взрыв смеха: «Я был в то время тощим, как пергамент», — объяснял это Наполеон. Офице­рам удалось пройти.

Эта несчастная голодная страна, живущая вне времени и собственной истории, все время воюет со всем окружаю­щим миром. Страна, которой необходимо, во-первых, под­вести итог большому периоду своей истории. Во-вторых, прагматично и жестко решить — куда идти дальше?

Эти задачи смог решить человек, который до конца сво­их дней говорил по-французски с акцентом. Его титулы выглядят так: генерал французской революционной ар­мии, Первый консул Французской республики (с 1799 г.), император французов (18 мая 1804 г. — 11 апреля 1814 г., 12 марта 1815 г. — 22 июня 1815 г.), король Италии (с 1805 г.), протектор Рейнского союза (с 1806 г.).

При этом французом он себя никогда не считал.

Наполеоне Буонапарте родился 15 августа 1769 года в Аяччо, столице острова Корсика. Корсиканцы — особый народ, не итальянцы и не французы. Они говорят на языке, который обычно считают диалектом итальянского; сами же корсиканцы о своем языке более высокого мнения.

Корсика же с 850 по 1034 г. находилась под властью мавров. Потом остров перешел под контроль Генуэзской республики.

В 1755 году Корсика свергла генуэзское господство и с этого времени фактически существовала как самостоя­тельное государство. Многие страны Европы фактически признавали корсиканскую независимость. Во главе стоял глава повстанческой армии, Паскуале Паоли. Паоли воз­главил правительство, провел ряд реформ, основал уни­верситет. Отец Наполеона, адвокат Карло Буонапарте, был секретарем Паоли.

В 1768 году Генуэзская республика продала свои права на Корсику французскому королю Людовику XV. Корси­канцы не собирались идти под нового владыку, но в мае 1769 года в битве при Понтенуово французские войска разгромили корсиканских повстанцев. Паоли эмигрировал в Англию. Наполеон родился через 3 месяца после этих со­бытий.

В 1789-м Паоли приехал в революционный Париж, получил полномочия и вернулся на Корсику. Но в 93-м Конвент обвинил его в предательстве. Тогда Паоли со­брал совет-«консульту» и с согласия «консульты» передал остров Британии. Британия ничем не помогла. Не получив действенной поддержки, Паоли вновь отправился в изгна­ние. Умер Паскуале Паоли в Лондоне в 1807 году, когда его земляк Буонапарте, сын его секретаря, уже завоевал пол­Европы.

Карло Буонапарте был одним из составителей Кон­ституции Корсики. Его аристократичная семья известна на острове с начала XVI века. После поражения корси­канцев Карло проявил ценное, хотя и не очень уважае­мое качество — гибкость. Карло подчинился французской верховной власти. Он был на хорошем счету у оккупан­тов и занимал должность асессора.

Наполеон был вторым из 13 детей Карло Буонапарте и Летиции Рамолино. Пятеро детей умерли в раннем воз­расте, в семье Карло было 5 сыновей и 3 дочери. Первоначально дети учились в городской школе Аяччо, позже Наполеон и некоторые его братья и сестры обучались письму и математике у аббата. Особых успехов Наполеон достиг в математике.

Добрые оккупанты дали стипендии для двух старших сыновей Карло. В декабре 1778 г. Жозеф и Наполеоне по­кинули остров и были взяты в колледж в Отене. Главным образом учили их французскому языку. Наполеон был мало способен к языкам. Французский он выучил, но всю свою жизнь говорил с сильным акцентом. Немецкий он учил долго и старательно, но говорить на нем не мог. Уже став императором, Наполеон пожимал плечами: «Разве по-немецки можно понять хоть одно слово?!» Латынь он знал так плохо, что не был допущен к экзаменам.

На следующий год Наполеон поступил в кадетскую школу в Бриенне, а оттуда был переведен в Парижскую военную школу. Друзей в колледже у Наполеона не было, так как он происходил из не слишком богатой семьи. По-прежнему он шокировал учителей своим восхищением Паоли, Корсикой, неприязнью к Франции и к французам как поработителям Корсики. Он часто дрался в этот пе­риод и, судя по всему, оставался очень одинок. Друзей у Наполеона практически не было. Учился он в этот пери­од превосходно, очень много читал, составляя обширные конспекты. Бонапарт проявлял необыкновенную работо­способность и трудолюбие. Да и развлечений у него ведь не было.

Писал Наполеон по-французски плохо, делал много ошибок, но любил читать. Его хвалили за стиль. Историю он знал хорошо. Больше всего Наполеона интересовали такие персонажи, как Александр Великий и Юлий Цезарь. Уже с того раннего времени Наполеон чрезвычайно много трудился и читал книги в различных областях знаний: пу­тешествия, география, история, стратегия, тактика, артил­лерийское дело, философия.

На выпускных экзаменах он 42-й на курсе. Типично, кстати, когда гении в школьные годы вовсе не считаются очень одаренными людьми: видимо, стандартные системы образования малопригодны для нестандартных людей.

1 сентября 1785 года Наполеоне выпущен из Париж­ской военной школы в армию в чине поручика, во 2-й ар­тиллерийский полк Ла Фер. 10 апреля 1786 г. произведен в лейтенанты. В августе 1786 г. он впервые участвовал в «деле», и было это вовсе не генеральное сражение: пода­вление беспорядков в Лионе.

Буонапарте за 10 лет прошел всю иерархию чинопро­изводства в армии тогдашней Франции и вовсе не сделал карьеры. И жил чрезвычайно бедно, питался дважды вдень молоком и хлебом. Тем более, после смерти отца 14 фев­раля 1785 года Наполеон взял на себя роль главы семьи: с ним вместе жил его 11 -летний брат Луи.

Неудивительно, что Наполеоне не раз пытался най­ти себе службу получше. В 1788 году, в чине поручика, он пытался поступить на русскую службу: Российская импе­рия набирала волонтеров для участия в войне с Турцией. Генерал-поручик Заборовский готов был принять энер­гичного корсиканца, но недавно вышел указ: при приеме на русскую службу иноземцев понижать их на чин. При­няли бы, но подпоручиком.

Наполеоне пришел в ярость. Выбежав от Заборовского, он громко крикнул, что предложит свои услуги королю Пруссии: «Мне король Пруссии даст чин капитана». Что характерно, Пруссии свои услуги он не предложил.

Иногда с умным видом говорят, что от таких случайно­стей и зависят судьбы всего мира. Мало вероятно. Не будь Наполеона, французскую революцию «прикрыл» бы кто-то другой. Забавно представлять себе войну французского императора X с русской армией, возглавленной русским генералиссимусом Наполеоном. Хотя вероятнее всего, в России Наполеон стал бы «только» одним из генералов: не случайно же Отечественная война потребовала рус­ского главнокомандующего Кутузова.

А у Наполеоне, кстати, был и другой вариант устрой­ства, даже получше России. Офицера французской королевской армии Буонапарте неудержимо тянуло на Корсику.

В 1788 г. он приезжает в отпуск на Корсику и разра­батывает проекты укреплений для обороны Сен-Флорана, Ламортиры и залива Аяччо. В августе 1789 г. он вновь ис­просил отпуск и уехал на Корсику.

Революцию Наполеон встретил восторженно, в 1792 г. вступил в Якобинский клуб. В августе 1791 г. обратился с просьбой о переводе на Корсику. Отказали, и тогда он просит трехмесячный отпуск.

На Корсике Наполеон 22 февраля 1792 г. зачислен в состав Национальной гвардии в чине капитана. 1 апреля 1792 г. избран 2-м подполковником батальона волонтеров Аяччо.

В тот же день Наполеона исключают из списков фран­цузской армии: корсиканские волонтеры — сепаратисты. Это вовсе не дружественная армия. Но и на Корсике с Паоли начинаются трения: слишком восторженно отзыва­ется Наполеон о революции во Франции. Тихое оливково-виноградное захолустье хочет независимости, но совер­шенно не хочет революций.

И вот тут рождается Наполеон, каким мы его знаем: сочетание великолепного специалиста и политического прагматика, чтобы не сказать — циника. Много говорили о связях Наполеона с местной мафией. Называли даже ор­ганизации: «Братья из Аяччо» и «Друзья Свободной Кор­сики». Смутные литературные отзвуки этих слухов есть и у Конан Дойля в его «Приключениях бригадира Жерара»[39]. Было? Не было? Во всяком случае известно, что Наполеон несколько раз делал странные назначения корсиканцев на хлебные интендантские должности. Радел соплеменни­кам? Может быть, и так, а может, и что-то большее.

Во всяком случае, в 1793 году Наполеоне Буонапарте дважды пытался захватить цитадель города Аяччо. После первого раза он бежит с Корсики один. Второй раз он пы­тается захватить крепость вместе с депутатом Народного собрания Аяччо Саличетти (который уж точно связан с тайными обществами). После этого приходится бежать не ему одному, а всей семье: Народное собрание объявило всю семью Буонапарте изменниками отечества.

Семья Буонапарте в полном составе бежит на юг Фран­ции, в Тулон. Франция не мстит неудачливому сепарати­сту, назначает Наполеона командиром береговой батареи в Ницце.

Но вот вопрос: а если бы Наполеон все же взял бы кре­пость Аяччо и стал бы диктатором Корсики? Вряд ли он отдал бы власть Паоли или Народному собранию, правил бы сам. А вот тогда какой вид могла бы принять история?

В мае 1793 г. Тулон, куда собралось много недо­вольных роялистов, восстал против Конвента. Для усми­рения белого восстания послали республиканскую армию под начальством генерала Карто.

Тогда тулонские роялисты отдались под защиту Велико­британии. В конце августа 1793 г. они передали крейсиро­вавшему в Средиземном море адмиралу Худу все форты, рейд и 46 судов. Худ признал законным королем Франции пребывавшего в заключении малолетнего Людовика XVII, по похоже, и приди Людовик к власти, не спешил бы отдать город, важный стратегический пункт. В Тулон прибыло до 19 тысяч английских и испанских войск, вместе с находив­шимися в нем роялистами гарнизон возрос до 25 тысяч.

Вошедший в состав Франции в 1481 году Тулон рос как военный порт, он постоянно строился и перестраивался. При Людовике XIV знаменитый военный инженер маркиз Во Бан возвел новые городские стены и защитил рейд си­стемой фортификаций. Армия Конвента бессмысленно идет на штурм. Огонь артиллерии фортов и британских кораблей раз за разом отбрасывает армию Конвента. Тяжело ранен начальник осадной артиллерии республиканцев. Наполео­на назначают на его место: просто некого больше. Случай­ность? Если и так, Наполеоне использовал случайность сполна. В этой случайности проявляется в первую очередь талант Наполеоне: он перестраивает артиллерию так, что артиллерия фортов и кораблей подавлена.

А Наполеоне лично принимает участие в атаке на важ­нейший форт Мальбуке (Мюльгрейв). Он получает шты­ковую рану, но скрывает это: создает миф о своей неуяз­вимости. Когда труп Наполеона будут обмывать, на нем найдут много следов ранений. Но ни одно из них при жиз­ни он не упоминал. Неуязвим для пуль, и все тут!

После занятия фортов армией Конвента англичане 18 декабря 1794 г. уходят в открытое море. Город сдал­ся, красные его сожгли и разграбили «в наказание».

Вот с этих пор никому не ведомый Наполеоне Буонапарте и начал делать стремительную карьеру. Что харак­терно — никакое восхищение Наполеоне революцией не помогло ему выдвинуться как демагогу и политикану. Сама по себе политическая карьера «патриота» в смутные дни — откровенно «не его». Как и обычная, повседневная служ­ба: на ней он тоже не продвинулся, оставаясь почти 10 лет просто младшим офицером, одним из многих. Наполеон стремительно взлетел на своей профессиональной рабо­те, но притом в обстановке чрезвычайной, исключитель­ной. Особый человек — особые задачи. Но — профессио­нальные задачи. Не демагогия и не интриги в клубах.

22 декабря комиссары Конвента произвели 24-летнего Наполеона в бригадные генералы — нечто среднее между чинами полковника и генерал-майора.

С 26 декабря он уже инспектор береговых укреплений, составил проект обороны побережья от Тулона до Ментоны. 24 марта 1794 назначен начальником артиллерии Итальянской армии.

Для множества романтических карьеристов слово «Ту­лон» стало метафорически означать момент блестящего начала карьеры никому не ведомого молодого военачаль­ника. Так про «свой Тулон» мечтает и герой Льва Толстого Андрей Болконский, когда со знаменем бежит на францу­зов под Аустерлицем.

Нет никаких оснований считать, что Наполеон воюет за Конвент вопреки своим убеждениям. Его под­держивают комиссары Конвента, покровительствует брат Максимилиана Робеспьера, Огюстен, — для всей этой рево­люционной компании Наполеоне однозначно «свой». Быть корсиканским сепаратистом не значит не быть революцио­нером. Несостоявшийся диктатор Корсики занимает высокие должности в Итальянской армии. Карьеру прервал переворот 9 термидора и падение якобинской диктатуры. Наполеон очень уж близок с якобинцами! Его обвиняют в тайных сношениях с Робеспьером, арестовывают и заклю­чают в форт Каре. Но уже через 13 дней освобождают и на­значают в Западную армию, в Вандею. При этом Буонапарте переведен в пехоту — оскорбление для артиллериста.

И тогда Наполеон не поехал к месту назначения, а от­правился в Париж: искать правды. За непослушание его даже исключают с действительной службы. Зато есть кому помочь! Всемогущий Баррас знает Наполеоне по Ту­лону и по Италии, приближает его к своей особе. Важны даже не официальные места. В революционных системах важнее «быть вхожим» в те или иные места, к влиятельным людям. Судя по всему, система «блата» Наполеоне не осо­бенно симпатична, но пользоваться ею он умеет.

Баррас не ошибся в выборе: Наполеоне Буонапарте проявил и энергию, и активность при подавлении монар­хистского мятежа 13 вандемьера (5 октября 1795). Напо­леоне презирает толпу, не уважает тех, кто не способен на точный расчет. Плохо организованная, еще хуже воору­женная толпа на улицах Парижа сметена огнем артилле­рии. Симпатичны ли Наполеону убеждения этой толпы? Всю жизнь он метался между якобинством и монархиз­мом, а в своей собственной империи создал причудливый гибрид того и другого. Если роялисты ему и симпатичнее зажравшихся нэпманов-нуворишей, действует он вполне прагматично.

Менее года спустя, 9 марта 1796 г., Бонапарт женился на вдове казненного при якобинском терроре генерала, графа Богарне. Жозефина Богарне (1763-1814) роди­лась на острове Мартиника, где служил ее отец. В бра­ке с виконтом Александром де Богарне она родила сына Евгения и дочь Гортензию. Александра убили якобинцы. Жозефину — просто не успели. Покровителем генеральской вдовы сделался сам Баррас. Он и устроил ее судьбу через брак с мало известным тогда, только начинавшим Наполеоне.

Описывая эту пару, биографы обычно кидаются в одну из крайностей: одни толсто намекают, что брак с очень богатой Богарне устроил многие дела Наполеона. Другие упоенно описывают пикантные подробности брака: что Жозефина была старше супруга на 6 лет и при заключе­нии брака «скинула» себе 4 года, а Наполеоне «прибавил» полтора. Или пишут о письмах Наполеона к жене: «Я еду, не мойся». В музее-квартире Наполеона и Жозефины в Париже показывают шест, который супруги использовали для изощренных занятий любовью.

Если же обойтись без подглядывания в замочную сква­жину, то увидим: «устроенная судьба» Жозефины пере­росла в очень близкие и теплые отношения. Если хотите, назовем их любовью. Наполеону бурная страсть не осо­бенно мешала подумывать о разводе и новом браке с не­вестой, более «подходящей» для императора. К тому же детей у Жозефины больше не было, а Наполеоне хотел династию. Жозефина же все больше привязывалась к мужу. Чтобы убедить ее дать развод «для блага Франции», потребовались 2 года, наполненных бурными сценами и упорной борьбой за место в жизни Наполеона.

Впрочем, и после развода супруги переписывались, встречались. Жозефина хотела приехать к Наполеону на остров Эльба, но союзники ей запретили.

А дети Жозефины прочно вошли в семью Бонапартов. Евгений де Богарне носил титулы Его Императорского вы­сочества, принца Франции. С 1805 года он — вице-король Италии, с 1810 г. — еще и великий герцог Франкфуртский.

От брака с принцессой Баварской имел двух сыновей и пятерых дочерей. Один из сыновей, Максимилиан Лейхтенбергский, был женат на Марии Николаевне, дочери им­ператора Николая I Павловича.

Гортензия де Богарне стала женой голландского коро­ля Людовика Бонапарта, родного брата Наполеона, и ма­терью французского императора Наполеона III. Ходили, впрочем, слухи (их активно распространял Виктор Гюго), что Наполеон III — вовсе не сын своего титульного отца, брата Наполеона I. Вряд ли это правда, но основание для слухов было: супруги жили очень недружно. Наполеон I насильно поженил тех, кого считал нужным, а что они при том испытывали, было только их личное дело.

Во всяком случае, семьи Богарне и Наполеонов имеют общих потомков.

Жозефина умерла в 1814 году, в ее последней резиден­ции в Мальмезоне ее дети воздвигли ей памятник в 1822 г. Памятник сохранился.

А в 1796 году некоторые считали назначение Наполео­не Бонапарте командующим Итальянской армией своего рода свадебным подарком Барраса... Или отступным лю­бовнице, переданной другому.

Есть и другая версия: произведенный за подавление бунта в дивизионные генералы, назначенный главнокоман­дующим Внутренней армией, Наполеон сделался очень уж популярен в политических кругах. Баррас хотел удалить Наполеона из Парижа...

Наивные политики «в упор не видели»: армия может быть намного опаснее для них, чем любой, даже самый изощренный политический деятель. Наполеона отправи­ли из Парижа подальше? Но воюющая армия — сила куда более грозная, чем внутренняя. А вот Наполеон это зна­ет. И перевод в Итальянскую армию, свадебный подарок, принимает очень спокойно.

В Итальянской армии Наполеон сначала встречен ста­рыми генералами осторожно, если не неприязненно: мо­лодой выскочка, личный приятель влиятельных людей. Каков-то он будет в деле? Но кто-кто, а Наполеон умел утвердить свой авторитет. Во-первых, он был блестящим полководцем.

Австрийский генералитет феодальной, отсталой армии ничего не смог противопоставить молниеносным маневрам Наполеона. К тому же итальянцы с восторгом встречали французов: Наполеон избавлял их от австрийского вла­дычества. Французы этнически и по языку, и по культуре были ближе итальянцам, чем немцы. Во главе французов стоял «почти итальянец» Наполеон.

После целой серии побед: под Монтенотто, Лоди, Ми­ланом, Кастильоне, Арколе, Риволи, Австрия потеряла все свои земли в Северной Италии.

Во-вторых, Наполеон был и прекрасным политиком. Он создал в Италии целый ряд новых государств. Началось с того, что в Неаполе провозгласили Партенопейскую ре­спублику. К 1798 году Франция была окружена союзными государствами: республиками Батавской, Цизальпинской, Римской, Партенопейской и Гельветической (на месте Швейцарии).

С папой римским Наполеон поступил так же, как с лю­бым другим светским владыкой. Светская власть пап рим­ских основывалась на подложном «Даре Константина»: якобы еще римский император Константин в IV веке по­дарил некие земли папам, наследникам апостола Петра. Но когда же Наполеон чтил традиции?! Власть пап ему мешала, он с ней боролся последовательно и жестко. Во время бунта, вспыхнувшего в Риме в конце 1797 г., был убит французский генерал Дюфо. Наполеон тут же занял Церковную область французскими войсками. 16 февраля 1798 г. «народ» в Риме провозгласил уничтожение папской власти и учреждение республиканского правления. Папа принужден был отказаться от своих прав светского вла­дыки. Через несколько месяцев его отвезли пленником во Францию.

Позже Наполеон будет договариваться с папой и даже заключит Конкордат с церковью. Но начнет он с жесткого подчинения пап своей власти.

В результате политики Наполеона не просто двигалась и одерживала победы армия, но победы получали по­литическое выражение. Перекраивалась карта Европы, создавались новые государства с другим политическим строем.

Достижения Французской революции приходили к итальянцам, изменяя до полной неузнаваемости затхлое полуфеодальное общество. Рядовые итальянцы счита­ли, что завоевания Наполеона не наносят им большого вреда, а вот пользы от него больше, чем от собственных властителей. Военачальники феодальной Франции, даже гениальный маршал Во Бан, никогда не имели бы такого отношения.

В-третьих, Наполеон поставил на поток ограбление за­воеванных стран.

Уже в 1796 г. герцоги Пармский и Моденский принуж­дены были заключить перемирие, купленное значитель­ной суммой денег. С города Милана Наполеон тоже взял огромную контрибуцию.

Общей участи не избежал папа римский: и он заплатил 20 миллионов, да к тому же позволил французам увезти в Париж значительное число произведений старинного искусства.

В Италии у Наполеона появились свои деньги. Не день­ги жены — а его собственные. И не только у него одного.

Вот только грабил он герцогов и купцов, а не простой народ, и это ему тоже помнили. В-четвертых, Наполеон прекрасно владел искусством пиара.

Бонапарт гораздо раньше и в гораздо большей степе­ни, чем многие титулованные монархи, постиг значение агитации и пропаганды. Лишь только он принял командо­вание армией Италии, он сразу издал знаменитую прокла­мацию от 26 марта 1796 года. В частности: «Солдаты! У вас нет ни сапог, ни мундиров, ни рубах. Вам не хватает хлеба, а наши склады пусты. Тем временем у врага все имеется в изобилии. От вас лишь зависит, чтобы все добыть. Вы хотите и можете это сделать. Итак, вперед!»

Пока Наполеон еще не император, а скромный генерал Директории. В этой роли он регулярно посылал членам Директории бюллетени — краткие справки о боях и по­ходах.

7 октября 1796 года вышел первый бюллетень в виде печатной листовки: уже не для членов правительства, а для народа. Бюллетень был украшен профилем Бона­парта, увенчанного лавровым венком и императорским ор­лом, держащим в шпонах гром и пучок ликторских розог. Весь бюллетень состоял всего лишь из одиннадцати строк. Он вкратце описывал переправу через Рейн, окружение австрийских войск, названия взятых городов. Простая форма и короткий текст с картинками помогали понять сол­датам, в каких славных исторических событиях они только что участвовали. А обыватели видели, какие великие дела совершает армия под командованием Наполеона.

И эту, и все последующие прокламации, разумеется, широко распространяли среди солдат. Но, кроме того, Бо­напарт быстро понял, насколько важна поддержка всего французского народа. Поэтому он принял все усилия для того, чтобы прокламации распространялись не только среди солдат, но и среди гражданского населения. Он до­бивался этого посредством публикаций газет, плакатов и листовок, передаваемых из рук в руки.

Первоначально Наполеон хотел издавать бюллетени регулярно: через восемь дней. Вскоре он решил, что луч­ше издавать их реже, но зато уделять больше внимания ве­ликим битвам и взятым городам. Быстро сформировалась целая серия бюллетеней Великой армии. В последующих походах в обозе армии шли целые походные типографии. Бюллетени уходили во Францию чуть ли не сразу после сражений.

Наполеон, как правило, сам диктовал тексты бюллете­ней, а редактировали их секретарь или начальник штаба. Первые экземпляры бюллетеней печатались в полевых типографиях или типографиях ближайших к месту по­стоя городов. Зачастую у бюллетеней бывало несколько редакций, их печатали разными шрифтами. Затем бюл­летени распространялись в войсках, причем младшие офицеры или сержанты читали их вслух перед строем рот. Раздавать бюллетени в виде листовок «на руки» не было принято из-за относительно небольшого их коли­чества.

Затем наиболее удачные бюллетени переиздавали в виде плакатов, которые расклеивали на стенах по городам, прибивали к деревьям в деревнях. С самого начала Напо­леон издал указ о перепечатывании бюллетеней государ­ственными типографиями и официальными газетами. При­чем не только в Париже или во всей Франции, но и во всех покоренных или зависимых странах.

Бюллетени трактовали исторические события настоль­ко своеобразно, что в войсках скоро появилась поговорка: «Врет, как бюллетень». Но быть упомянутым в бюллетене считалось великой честью даже для генерала или марша­ла. А солдаты гордились, если бюллетень упоминал их ди­визию или корпус.

Под конец Итальянского похода, 20 июля 1797 г., Напо­леон основал даже «корпоративную» газету «Курьер Ита­льянской армии».

С тех пор в армиях под командованием Наполеона, а затем и во всей французской армии, полевые типографии печатали не только императорские прокламации и бюлле­тени, а и постоянную военную прессу.

Опыт оказался бесценным. Бюллетени выпускали и в кампаниях, которые вел уже Наполеон-Император: в 1805, 1806-1807, 1809, 1812 и даже 1813 гг.

В 1811 году Наполеон приказал Александру Бертье собрать все бюллетени предыдущих походов и издать их в виде книги. Тут уже речь шла не об информировании французов о победах Великой армии, а об укреплении легенды о победах и культа личности Наполеона Бона­парта.

Можно спорить, планировал ли Наполеон уже тогда, в Италии, свержение Директории и приход к власти? Подумывал ли он о том, чтобы сделаться новым импера­тором, не хуже Людовиков? Скорее всего, первые мысли о свержении Директории у него возникли под конец Ита­льянского похода, после ряда блистательных побед. Сам он об этом не рассказывал, а больше спросить не у кого. Фактом является то, что после первых же побед Наполеон стал претендовать на самостоятельную роль.

Не менее важный факт: у него в руках оказался мощ­нейший аппарат пропаганды. Аппарат, который он сам придумал и создал! Этот аппарат повседневно делал из Наполеона живую легенду. И из него лично, и из тех сол­дат и офицеров, которые были верны Бонапарту и шли за ним. Пропаганда укрепляла связь Главнокомандующего и армии, она делала всех участников событий участниками одной пропагандистской легенды.

И благодаря победам, и благодаря пиару к концу Ита­льянского похода имя Бонапарта гремело по всей Ев­ропе.

Наполеон никогда не был демократом в том смыс­ле, в каком это слово упоминается чаще всего: он не считал людей равными. У него хватало ума понимать, что если дать людям свободу, они очень быстро станут неравными — ни по положению в обществе, ни по имуществу.

Но он считал, что способности человека не зависят от места, где он родился, от сословия и от богатства. Свиде­тель великих потрясений, он скорее считал, что место в обществе и богатство должно следовать за талантливым и предприимчивым. В этом отношении военная косточка Бонапарт был очень аристократичен.

Действительно, есть много примеров того, что демокра­тия не умеет оценивать людей, выделяющихся из толпы. Если все равны независимо ни от чего, если каждый равен другому без условий и оговорок, то какой смысл в заслу­гах, выдающихся особенностях и чертах характера? Они лишние, за них никаких дополнительных преимуществ не получишь. Они даже подозрительны, потому что разруша­ют иллюзию одинаковости.

Демократия волей-неволей помешана на деньгах. Это единственный вид неравенства, который она способна признать. И получается, что каждый сам себя может «вы­брать» в верхи общества, разбогатев. А к любому другому неравенству демократия подозрительна.

Аристократическое сообщество, во-первых, выбирает себе членов. Можно самому стать миллионером, но никак нельзя самому стать генералом, крупным чиновником, ар­хиереем или профессором. Для этого нужно потрудиться, и нужно, чтобы твою работу оценила верхушка аристо­кратической системы.

Во-вторых, аристократия предъявляет жесткие требо­вания к своим членам. Если ты не соответствуешь предъ­являемым требованиям, ты не станешь генералом, профес­сором... жрецом Амона-Ра... нужное вставить.

Демократизм демократии определяется допуском каж­дого к обогащению.

Демократизм аристократической системы определя­ется допуском каждого к проявлению нужных качеств — и тем самым к карьере.

Корсиканский дворянин Наполеоне Боунапарте был глубоко аристократичен. Генерал Конвента и Директории Наполеон Бонапарт был глубоко демократичен. Он видел, как проявляют прекрасные качества люди самого скром­ного происхождения.

19 мая 1804 г. Наполеоновским кабинетом был опубли­кован декрет, которого ждала вся армия. 18 популярных генералов назначались маршалами Франции, причем чет­веро из них считались почетными, а остальные — действи­тельными.

Всего маршалов за все время наполеоновских войн было 25 человек. Из них только 7 — выходцы из дворян­ства. Причем только племянник последнего польского короля Жозеф-Антуан (Юзеф-Антоний) Понятовский и Этьенн-Жак-Жозеф-Александр Макдональд входили в верхушку аристократии, и сделали бы карьеру в лю­бом случае. Даву, Груши, Серюрье, Периньон, Мармон, скорее всего, остались бы офицерами и не вышли в ге­нералитет.

Большинство — выходцы из горожан, причем если Сюше, Удино, Массена, Мортье, Виктор, Лефевр — из богатых, процветающих буржуа, то Сульт, Бессьер, Брюн, Монсей, Журдан — из тех, кого мы назвали бы интеллигенцией, дети адвокатов, врачей, нотариусов. А пятеро маршалов Напо­леона (20%!!!), Ней, Мюрат, Лоран, Ланн, Ожеро — выходцы из городских низов. Пьер Ожеро (1757-1816) - сын лакея и до вербовки вел совершенно люмпенское существование. Вербовка в армию стала для него возможностью получить гарантированную еду и одежду.

Много говорилось о комплексе неполноценности неро­довитого, незнатного Наполеона. Да, в сравнении с цар­ствующими особами, с потомками участников Крестовых походов он выглядел неродовито, неказисто. Тем более в свете своих невероятных амбиций.

Но в феодальной системе всегда кто-то выше вас, а кто-то ниже. Наполеон — родовитый провинциальный дворянин, семья которого известна уже 250 лет. Из его маршалов он по происхождению ниже Понятовского и Макдональда, примерно равен остальным пяти дворянам, незначительно выше «дворянства мантии», но, конечно же, несравненно выше всех потомков буржуа. Для пяти люм­пенов происхождение Наполеона — такое же поднебесье, как происхождение Людовика.

Получается — Наполеон достаточно типичный выдвиже­нец для своей армии. Пример для всех остальных. В армии Наполеона каждый реально мог сделать карьеру. Сделав­ший — такой же, как мы, только лучше. Ведь никто не ме­шал делать карьеру, это вам не королевская армия.

Наполеон — такой же, как мы. Выдвиженец, простой человек. Продвинулся, начиная с Тулона. Каждый мо­жет продвинуться. Даже в грабежах такой же. Откуда у него деньги? Оттуда же, откуда у нас всех. Выдвинулся — и остался солдатом. Живет просто, не бегает от опасно­сти. В атаках — впереди, руководит войсками.

Наполеон — не из верхушки аристократии. Он демо­кратичен и прост, он может разговаривать с любым, кто ему интересен, — в том числе с рядовыми артиллеристами или младшими офицерами. У него такая же еда. У него в походе нет особых одежд и особой мебели, обычная рас­кладная кровать.

Наполеон мог потрепать за ухо того, кто ему понравил­ся, вызвал его одобрение. Жест не аристократический, не версальский.

А одновременно творился миф о Наполеоне — отце солдатам. Это не только миф, Наполеон и правда был за­ботливым, разумно-строгим, но и снисходительным на­чальником. Итальянская армия действительно обязана была Наполеону тем, что из толпы полураздетых и полу­голодных превратилась в организованную корпорацию сытых, одетых, обеспеченных. И тем не менее миф о На­полеоне — отце родном, и творился вполне сознательно.

Еще более важной частью культа личности Наполео­на был миф о его исключительности. Наполеон прав — это правители по праву рождения, Бурбоны и Гогенцоллерны, могли быть заурядными людьми и оставаться на тронах. Та­кой, как он, был исключением в роли военачальника. Зна­чит, он должен обладать исключительными дарованиями!

Наполеон — абсолютный гений войны. Наполеон не мо­жет проиграть сражения. Армия под командованием Напо­леона — непобедима. Это почти соответствовало истине, но многократно обыгрывалось в пропаганде.

Наполеон неуязвим, его не берут пули — тоже часть мифа. В Италии, на Аркольском мосту, позже в войнах с Пруссией Наполеон не раз был легко ранен. И всегда скрывал свои ранения. Если ему и оказывали помощь, то тайно. Творилась легенда, культ личности.

Идеалы революции никто и не думал отменять. Солда­ты несли на своих штыках Свободу, Равенство и Братство. Причем свободу от феодальных порядков они и правда несли. И при том солдаты все сильнее чувствовали себя членами корпорации, которая к ним справедлива, принад­лежать к которой хорошо и правильно и в которой им воз­дается по достоинствам.

На словах Наполеон всегда презрительно относился к человеческой жизни, к «пушечному мясу» солдат. Он от­кровенно говорил, что «...вырос на полях битвы. Такому человеку, как я, наплевать на жизнь миллиона людей!».

Тем не менее солдаты чувствовали, что ими интересу­ются, о них заботятся, у них есть Отец Родной, выросший до масштабов Главнокомандующего батяня-комбат.

Солдаты французской армии воевали под командова­нием исключительной, чуть ли не мистической личности. Они чувствовали связь своей личной судьбы с судьбой Наполеона Бонапарта. Он был выше и лучше любого дру­гого генерала. Исключительнее и особеннее. Личность этого выдающегося человека бросала отблеск на армию и связывалась с армией. Армия все больше боготворила своего «маленького капрала» в неизменной треуголке и се­ром походном сюртуке.

Столетием позже другой человек, в другой стране су­меет вырастить аппарат, преданный лично ему, поддержи­вающий лично его и идущий лично за ним. С помощью этого аппарата Иосиф Виссарионович подомнет и уничтожит своих врагов, придет к неограниченной власти и станет диктатором СССР.

Так и Наполеон в Итальянском походе начал растить СВОЮ армию. Ту армию, которая пойдет лично за ним и поддержит лично его.

До сих пор не очень понятно, почему Наполеона послали в Египет. Историки говорят о том, что француз­ская буржуазия хотела таким способом конкурировать с английской, стремилась утвердить свое влияние в Азии и в Северной Африке. Говорят о геополитическом противосто­янии Британии и Франции, о желании нанести болезнен­ный удар в направлении Британской Индии. Еще говорят о том, что сам Наполеон охотно предложил себя в качестве Главнокомандующего Египетской армии. И совсем редко говорят о том, что правительство не прочь было отправить его подальше от Франции: слишком уж популярен, очень уж известен, чересчур любит его армия. Наверное, были все причины.

Египетская экспедиция 1798-1801 гг. была откровен­ной неудачей. Французская армия лихо громила турок, но для местных мусульман популярной и любимой не стала. Не Италия, британский флот разгромил французский при Абукире и отрезал французскую армию в Египте от Евро­пы. Египет Наполеон захватил, но поход в Сирию оказался неудачен.

Тем не менее Египетская кампания сделала Наполеона еще более знаменитым. Что справедливо: он командовал не хуже, чем в Италии. Врагов он громил, власть Франции утверждал. Замечательные афоризмы, как при битве у пи­рамид: «Солдаты! Сорок веков смотрят на нас с этих гроб­ниц!». И не худшее, при атаке арабской конницы: «Ослов и ученых на середину!»

Пока Бонапарт воевал в Египте, кризис власти в Париже достиг своего апогея. Становилось очевидно, что бездарная и невероятно коррумпированная Директория не способна обеспечить завоевания революции. Пока На­полеона не было в Италии, туда вошли русская и австрий­ская армии, которыми командовал Александр Суворов.

Суворов ликвидировал все итальянские приобретения Наполеона, сковырнул республики-однодневки. Возникла реальная угроза русского вторжения во Францию. Увы, Римский-Корсаков был вовсе не Суворов, его операции в Швейцарии особого успеха не принесли.

Слухи обо всех этих ужасах достигли, конечно, и Египта. Это был повод, которым просто невозможно не воспользо­ваться. И спасать отечество надо, а то Суворов его завою­ет, и в Египте уже все понятно, пусть лучше неизбежное поражение будет не на совести Наполеона. 22 августа 1799 г. Наполеон передал командование генералу Ж. Кле­беру и самовольно покинул экспедиционную армию. Он вернулся в Париж в октябре 1799-го, когда кризис режима Директории достиг уже крайней степени.

Слабость Директории, ее постоянные колебания, вя­лость, трусливость, жадность заставляли французское общество искать «твердую власть» и «сильную руку». Ка­кая же рука сильнее руки Наполеона? Кто же лучше него установит сильную власть? Тем более армия за ним. 9-10 ноября 1799 г. (18-19 брюмера VIII года Свободы, Ра­венства и Братства) Наполеон совершил типичный воен­ный переворот.

То есть действовал он не один, а вместе с несколькими членами Директории. Только у политиков вооруженной силы не было, а у Наполеона — была.

Совершенно неожиданно Наполеон явился в зал Со­вета старейшин и заговорил об опасностях, грозящих республике, о необходимости защитить свободу и ра­венство. «А конституция?» — перебил его один член. «Конституция! — воскликнул генерал. — Но вы ее наруши­ли 18 фрюктидора, вы ее нарушили 22 флореаля, вы ее нарушили 30 прериаля! Конституция! На нее ссылаются все партии, и она всеми партиями была нарушена; она более не может нас спасать, потому что ее никто более не уважает».

Наполеона сопровождали гренадеры. Депутаты стали орать: «Вне закона!» и вытолкали Наполеона; его букваль­но вынесли на руках гренадеры. И тут же вошел уже целый батальон гренадер во главе с Мюратом. Солдаты настави­ли штыки на депутатов, те выпрыгивали в окна, а внизу их уже поджидали. Солдаты даже ловили падающих деяте­лей, никто не расшибся. Но всех отстранили от власти.

Назначили временное правительство из трех консу­лов — Бонапарта, Роже-Дюко, Сийеса. Новая конституция 22 фримера (13.12.1799) объявила Наполеона на 10 лет первым консулом, фактически диктатором страны.

— Революция закончилась! — произнес по этому поводу Наполеон.

Видимо, историки до сих пор слушаются Наполеона, потому что этот государственный переворот 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) считается концом Французской рево­люции.

С тех пор, кстати, он окончательно стал называть себя исключительно Наполеон Бонапарт. Без всякого корсиканско-итальянского акцента. Если о нем при дво­рах врагов Франции говорили как о Буонапарте, то было в этой форме имени и пренебрежение, и как бы отрицание его прав на престол: он же не француз! Он — «корсикан­ское чудовище».

По новой конституции, законодательная власть дели­лась между Государственным советом, Трибунатом, Зако­нодательным корпусом и Сенатом. Классический принцип Наполеона — делить власть между многими учреждениями. Чтобы без него никак нельзя было обойтись.

А вот вертикаль исполнительной власти, напротив, со­биралась в один кулак, и это был кулак первого консула, то есть лично Наполеона Бонапарта. Второй и третий кон­сулы имели лишь совещательные голоса.

Эту совершенно тоталитарную систему Наполеон ввел вовсе не вопреки воле народа. Он провел плебисцит, и все имеющие право голоса высказались в пользу или против новой Конституции. «За» было около 3 миллионов голосов. «Против» — 1,5 тысячи. Так что народ был целиком и полно­стью за Наполеона и его власть.

Позже Наполеон совершенно законно провел че­рез сенат Декрет о пожизненности своих полномочий (1802). Франция быстро начала превращаться в монар­хию, даже внешне.

Наполеон поселился в Тюильрийском дворце, его окружал блестящий двор. Многие из бывших эмигрантов появились при этом дворе и в значительной степени со­действовали возвращению в обществе старых монархиче­ских традиций и нравов. В законодательном корпусе был поставлен бюст Наполеона, а в «день Наполеона» (15 авгу­ста) везде в Париже засверкал его вензель.

Монархии — своеобразные явления. При монархах всегда собираются люди блестящие и несколько консер­вативные. Так же точно и при дворе Наполеона, при самом прямом участии Жозефины, возник «кружок моралистов». Членам того кружка очень не нравились материалисты и вольнодумцы.

Либералам, материалистам и республиканцам сде­лалось во Франции неуютно. Вольтеру и Дидро в коро­левском государстве было вполне даже уютно. Ну, король накричит, самое большее, арестуют на две недели, а по­том можно годами принимать картинные позы и расска­зывать, как ужасно страдал в Бастилии, в компании из­биваемого охраной маркиза де Сада. Тебе еще и посо­чувствуют. В отличие от Людовиков Наполеон шутить не любил.

Впрочем, и с ним обращались серьезнее. На фран­цузских королей после Генриха Наваррского не было ни одного покушения. А вот на Наполеона покушались мно­го раз.

Враги были с обеих сторон: и либералы, и республи­канцы, и роялисты, верные знамени Бурбонов. Заговор­щиков охотно снабжала деньгами и оружием Британия.

Последний из важнейших заговоров сам по себе — важ­ное историческое событие. Во главе этого роялистского заговора стоял граф д'Артуа, давно уже живший в эми­грации в Британии. Активное участие в заговоре приняли генералы — политэмигранты, Пишегрю и Дюмурье, втянувшие в него еще и республиканского генерала Моро. Пишегрю неосторожно приехал во Францию — нелегально, конечно. Исполнителем политического убийства склонили стать старого вождя вандейцев, Жоржа Кадудаля. Каза­лось бы, вандейцам-то что делить с Наполеоном?! Но для Кадудаля Наполеон был живым воплощением революции, якобинцем на троне.

Заговор даже не начали осуществлять. Полиция зна­ла буквально о каждом шаге заговорщиков и мгновенно арестовала их. Они довольно откровенно рассказывали о своих планах, причем их не пытали и не пытались шанта­жировать амнистией.

Кадудаль и члены его группы были расстреляны. Пишегрю найден был в тюрьме, удавившимся собственным галстуком. До сих пор спорят, действительно ли это было самоубийство.

На допросах Кадудаль заявил, что в заговоре участво­вали принцы королевского дома. Якобы герцог Энгиенский тайно пересекал границу и появлялся во Франции, был близок с Дюмурье. Так ли это, до сих пор не известно. Но Наполеон, судя по всему, решил преподать всем урок, какие длинные у него руки.

Молодой герцог Энгиенский в это время находился в великом герцогстве Баденском и жил на пенсию, получае­мую от английского правительства. Отряд драгун пресек Рейн, 15 марта 1804 г. захватил герцога Энгиенского и до­ставил его в Страсбург, а потом в Венсенн.

На суде герцог категорически отрицал всякую прикос­новенность к заговору на жизнь первого консула. Ника­ких доказательств его виновности не было, тем не менее судьи, повинуясь воле своего повелителя, приговорили его к смерти. В ту же ночь, во рву Венсеннского замка, молодой принц был расстрелян. Эта казнь невинного принца возмутила всю Европу, и как это ни странно, но именно эта пролитая кровь легла неизгладимым пятном на памяти Наполеона в глазах потомства, прощавшего ему потоки крови, пролитые им на полях битв. Жозефу Фуше приписывается фраза: «Это более чем преступление. Это ошибка».

Малоизвестный при жизни, герцог Энгиенский бо­лее известен своей смертью во рву Венсеннского замка. В 1816 г. останки герцога были перезахоронены в часовне Венсеннского замка. Отец и дед пережили смерть герцога, но род Конде пресекся навсегда.

А есть и такая версия, что никакого заговора во­обще не было. Что Наполеон просто дал задание сво­ей тайной полиции создать заговор из ничего, выдуть мыльный политический пузырь. Ему просто нужен был такой заговор, чтобы расправиться с несколькими вра­гами сразу.

И не только с врагами, с конкурентами. Генерала Жана Виктора Моро считали соперником Наполеона — тоже очень популярен в армии. В 1800 г., на посту главнокоман­дующим Рейнской армией он одержал ряд блестящих по­бед над австрийцами и подошел к Вене на 75 км. Перепу­ганные австрийцы заключили с Моро перемирие, а потом уже с официальными представителями Франции — Люневильский мир. Армия охотно кричала: «Да здравствует На­полеон!» и «Да здравствует наш маленький капрал»! Но она охотно кричала «виват» и генералу Моро.

Моро судили, за связи с роялистами приговорили к тю­ремному заключению. Добрый Наполеон амнистировал Моро, заменил тюрьму изгнанием. Моро уехал в США, в Европу он вернулся только в 1813 г., по прямому пригла­шению императора Александра I.

Он играл видную роль в качестве советника союзников, часто встречался со всеми монархами. 27 августа 1813 года под Дрезденом Жан Моро был смертельно ранен ядром, когда он объезжал с большой группой офицеров передний край союзных войск.

Рассказывали, что Наполеон заметил группу людей в расшитых золотом мундирах. Вроде кто-то даже сказал императору, что в этой группе находится Моро. И тогда Наполеон дал приказ артиллеристам перенести огонь на эту группу генералов и высших офицеров.

Этот залп и стал для Моро роковым. Тело его погре­бено в католической церкви Святой Екатерины в Санкт-Петербурге.

Верить ли этой истории? Скорее всего, да. Во всяком случае, версию, что никакого заговора вообще не было, отстаивают многие историки, в том числе российские[40].

Это заговор не заговор на жизнь первого консула по­служил предлогом для превращения его в императора.

Народ радовался неудаче заговора, а ему объясни­ли: смерть Наполеона угрожала всему государственному строю! Необходимо сделать верховную власть наслед­ственной, это навсегда обезопасит французский народ от заговоров и от смут.

Все ссылались на революцию, свободу и равенство, кото­рые должна была обеспечить наследственность верховной власти. Это последний случай потока революционной дема­гогии. В законодательных учреждениях был поднят вопрос о поднесении Наполеону императорского титула. Вроде как римский цезарь теперь Наполеоне Буонапарте у нас будет.

В особом комитете была составлена конституция (ше­стая с начала революции), получившая название органиче­ского сенатус-консульта XII года и доверившая республику императору. «Наполеон Бонапарт, первый консул Респу­блики, является императором французов». Как ни ссылались законодатели на историю Рима, ни взывали к теням великих людей в тогах, а ведь не было в Риме ничего даже отдаленно похожего. Император республики — это уже интересно.

Наполеон и это решение отдал на плебисцит. Три с половиною миллионов голосов высказались за то, чтобы предоставить Наполеону права наследственного импера­тора французов. Только 2,5 тысячи высказались против. Так что провозглашение Наполеона императором состоя­лось совершенно законно и с соблюдением всех демокра­тических норм.

18 мая 1804 года Наполеона провозгласили импера­тором. 2 декабря 1804 года Папа Римский Пий VII торже­ственно помазал Наполеона на императорский престол.

А тут еще такое вот дело. До сих пор в Европе было только две империи. Священная Римская империя германской нации. Рыхлое образование, в котором император играл роль скорее представительскую. Эта империя мыс­лила себя как продолжение Римской империи и империи Карла Великого VIII-IX веков.

Был еще император Российской империи, к Римской явно не имевший никакого отношения.

Теперь в Европе появился еще третий император, фран­цузский! Не к добру.

В трудное время возникли Консульство и Империя. Франция находилась в состоянии войны с Австрией и Англией. Новый итальянский поход Бонапарта (1800-1801) напоминал первый и по блистательности, и по результатам. Перейдя через Альпы, французская армия неожиданно появилась в Северной Италии. Население по-прежнему встречало ее восторженно. После битвы при Маренго (1800) и рейда Моро к воротам Вены всякая угроза французским границам была ликвидирована. Тем более к тому времени Суворов был отозван в Россию и умер в опале.

Жаль, но два этих великих полководца ни разу не встре­тились на поле боя.

«Брат мой, если подданные говорят, что король добр, — это означает, что царствование не удалось...» — пи­сал Наполеон Жозефу, которого пристроил королем Гол­ландии. Жозеф пытался оправдывать свои малые успехи тем, что зато он хороший человек, любимый народом.

Это при том, что народ Наполеона любил и Наполеоном восхищался. Культ личности Наполеона был ничем не сла­бее культа личности Сталина. Но считаться «добрым» На­полеон не хотел, он хотел быть великим, а для этого мало быть добрым.

Пропаганда периода революции сосредоточивалась на идеалах самой революции, на борьбе идеологического ха­рактера.

Пропаганда периода Консульства и Первой империи возвеличивала лишь одного человека - Наполеона Бона­парта и созданного им государства.

Творить такую легенду для Наполеона же не только вы­годно, но и жизненно необходимо.

Наполеон прекрасно понимал, что в отличие от старых европейских династий, сидящих на тронах «божьей мило­стью» веками, он не легитимен. В июне 1813 года он заме­тил в разговоре с Клеменсом Меттернихом: «Ваши госуда­ри, рожденные на троне, не могут понять чувств, которые меня воодушевляют. Они возвращаются побежденными в свои столицы, и для них это все равно. А я солдат, мне нужна честь, слава, я не могу показаться униженным пе­ред моим народом. Мне нужно оставаться великим, слав­ным, вызывающим восхищение»[41].

Узаконить его власть могли только военные победы и поддержка всего французского народа, — а она в огром­ной степени зависела от этих побед. И от того, что знают об этих победах.

Прекрасно сознавая важность воздействия на обще­ственное мнение, Наполеон закрыл 60 из 73 парижских газет, а остальные поставил под контроль своего прави­тельства. Вскоре газет осталось всего 8, а печатать поли­тические новости разрешалось только трем. Из этих трех главной была «Монитер».

Наполеон постоянно следил за тем, чтобы французские газеты перепечатывали передовицы и все статьи о войне, о внешней и внутренней политике из главной парижской газеты «Монитер».

На всех оккупированных территориях все газеты долж­ны были поступать точно так же. При малейшей попытке вести собственную линию они немедленно закрывались.

Это была первая в мире система управляемой прессы.

Принципы пропаганды Наполеона были просты:

- постоянно «опускать» врагов;

- запаздывать с сообщением плохой новости или не со­общать вовсе;

- давать строго дозированную информацию.

До какой степени была выдрессирована им француз­ская пресса, говорит хотя бы известный факт.

26 февраля 1815 года Наполеон бежал с острова Эльба и вскоре с отрядом в 1000 человек высадился во Франции. По мере его триумфального шествия по Парижу резко из­менялся тон газет и отзывы о нем. Линия была примерно такая: в начале: «Корсиканское чудовище высадилось в залив Антиб». Через два дня: «Генерал Бонапарт подошел к Лиону». Еще через два дня: «Вчера Его Величество Им­ператор прибыл в свой дворец в Тюильри».

Естественно, пропаганде своего величия, могущества своей армии, справедливости ведущихся войн Наполеон уделял самое пристальное внимание. Как и шельмованию своих врагов. В изображении французской прессы все его противники и внутри страны, и за ее пределами выгля­дели личностями совершенно ничтожными, жалкими, не­достойными.

Наполеон не ограничивался печатной пропагандой. Был разработан целый церемониал парадов и смотров. Каждое воскресенье во дворце Тюильри в Париже давался смотр гвардейским отрядам, с участием самого Наполеона и многотысячной толпы жителей французской столицы, посетителей со всей Франции и заграницы.

В иных смотрах или парадах участвовало по нескольку десятков тысяч солдат. Так было по случаю награждения первыми крестами Почетного легиона в Булонском лаге­ре, при вручении новых — уже императорских — знамен, императорской коронации в соборе Нотр-Дам в Париже, рождения Короля Рима и пр.

Начиная с 1806 года ежегодно 2 декабря празднова­лись очередные годовщины Аустерлицкого сражения; эта дата к тому же совпала с годовщиной императорской коронации. Военные церемонии, хотя рангом поменьше, давались и в дни рождения маршалов и генералов. Напо­леон всячески поддерживал подобные традиции.

По личному приказу Наполеона лучшие художники Франции и Европы писали портреты самого Наполеона и его маршалов и генералов. По его заказу писались портре­ты многих выдающихся полководцев, которыми впоследствии украшали императорские резиденции: Тюильри, Сен-Клу или Мальмезон, или государственные учрежде­ния: Государственный совет, Сенат, Казначейство, мини­стерства и пр.

По его же заказу писали батальные полотна, прослав­ляющие эпизоды из наполеоновских кампаний. Так воз­никла впечатляющая картина Антуана-Жана Гро «Битва при Эйлау» с центральной сценой ухода хирургов Великой армии за ранеными — французскими и русскими. Сразу видно, какие они гуманные, эти французские врачи: ока­зывают помощь и врагам.

Кисти того же художника принадлежит и знаменитая картина «Наполеон в госпитале чумных в Яффе». На этой картине изображен штабной офицер, который с отвраще­нием, не в силах вынести отвратительную вонь, отвора­чивает голову, прикрывая рот и нос платком. А Бонапарт, изображенный в центре полотна, бесстрашно протягивает свою руку одному из больных. Это полотно заняло особое место в истории военной пропаганды, так как оно должно было разоблачить английские обвинения в том, что Напо­леон приказал расстрелять всех больных при отступлении из Яффы. На самом деле больных действительно расстре­ляли, но ведь зрители этого не знали.

Подобные картины в обязательном порядке выставля­лись на Парижских салонах, где опять же их зрителями было в основном гражданское население.

Роль в деле пропаганды играли и знаменитые миниа­тюры из Эпиналя. В то время работало много артелей, ко­торые выпускали лубочные гравюры на дереве, сюжета­ми которых стали Наполеон и его армия. Кроме наивных миниатюр, представляющих, в весьма фантастической обстановке, битвы у Пирамид или Аустерлица, там выпус­кались и гравюры иллюстраций к ставшим уже знамени­тыми сериям «Наполеон и его солдаты», представляющим императора и его армию во всевозможных ситуациях. Эти гравюры широко поступали в продажу, особенно во время ярмарок, раздавались детям в награды за школьные успехи или мелким служащим за прилежную работу. Про­столюдины охотно покупали миниатюры и украшали ими свои жилища, а это, в свою очередь, способствовало рас­пространению легенды о Наполеоне и Великой армии.

Идеологическая пропаганда Наполеона внушала фран­цузам идею особой миссии Франции и непобедимости армии, ведомой императором. Так, поражения маршала Мессена в Испании в прессе выдавались за победы. По­ражение в битве при Лейпциге трактовалось так, что ста­новилось неясно, кто же все-таки победил.

Уже во время битвы при Ватерлоо, 18 июля 1815 года, явно проигрывая сражение, Наполеон все же в 3 часа дня отправил в Париж сообщение о полном разгроме ан­глийских войск. Опубликовать его не успели, потому что спустя два часа гвардия Наполеона побежала, поражение стало катастрофическим.

Как сильно воздействовала пропаганда на людей и какие фантастические представления о мире она сеяла, говорит хотя бы такой факт: уже после захвата Франции союзниками англичане были крайне удивлены. Оказалось, что французы даже не слышали о битве при Трафальгаре, в которой адмирал Нельсон разгромил французский флот. Им об этой битве решительно ничего не сообщили.

В годы Французской революции 1789-1993 годов во Франции не построили ни одного долговечного соору­жения. Это была эпоха временных построек, в основном деревянных, которые, конечно, просуществовали очень недолго. Эпоха использовала наработки прежнего, пыта­ясь их переосмыслить в «революционном» духе, но не соз­давала ничего своего.

На площади Бастилии, на руинах старой крепости, воз­двигли павильон с надписью: «Здесь танцуют». Площадь Людовика XV была названа площадью Революции и обе­зображена триумфальными арками «в честь побед, одер­жанных над тиранией», статуями Свободы, фонтанами с эмблемами.

На месте конной статуи Людовика XV в центре площади установили гильотину.

В Париже появились скульптурные памятники «Воз­рожденная природа» и «Слава французского народа».

А вот при Наполеоне Париж продолжали пере­страивать, как это делалось при королях. При Наполео­не Париж серьезно перестроили. В круговерти кривых средневековых улочек прорубали новые широкие авеню, построили два моста. Средневековый, хаотично растущий город сделался хотя бы частично регулярным, построен­ным (вернее, перестроенным) по единому плану.

Важнейшая часть «правильного» города — огромная па­радная площадь, основное назначение которой — напоми­нать о могуществе империи. Площадь Конкорд (Согласия) — прекрасный пример подобного имперского пространства.

Площадь Людовика XV (позже площадь Согласия) воз­ведена в Париже в 1753-1775 гг. (Ж.А.Габриель). Напо­леон ничего не перестроил на ней. Он только «украсил» площадь вывезенным из Луксора гигантским обелиском, прославляющим фараона Рамзеса II.

Теперь широкие проспекты связывали не «королев­ские» и не «революционные», а «имперские» сооружения: Лувр и Тюильри с площадью Согласия. Отсюда новый про­спект Елисейские Поля вел к западной окраине города, на скрещение несколько ведущих в город дорог.

Улица Риволи (1801 г., Шарль Персье и П.Ф.Л. Фонтен), ведущая от площади Согласия к Лувру, была запол­нена типовой застройкой.

При этом архитектурные формы приобрели особую пышность и торжественность, а масштабы строительст­ва — грандиозный размах. Неоклассицизм времен Наполео­на I получил название ампир (франц. empire — «империя»). Он должен был символизировать величие и могущество державы, созданной генералом Бонапартом.

Бонапарт стремился превратить Париж в эдакий «вто­рой Рим», столицу громадной и чуть ли не вечной империи.

Приемы античного зодчества использованы в архитек­туре Триумфальной арки, Биржи, церкви Мадлен, фонта­на на площади Шатле.

Нередко античные памятники просто копировали. Три­умфальная колонна на Вандомской площади (1806-1810 гг., архитекторы Жан Батист Лепер, Жак Гондуэн) повторила форму Колонны императора Траяна.

Триумфальная арка на площади Карусель (1806-1807 гг., архитекторы Ш. Персье, П.Ф.Л. Фонтен) — уменьшенная копия знаменитой Триумфальной арки императора Септимия Севера. До 1815 г. арку венчала бронзовая колесница Победы, увезенная с фасада собо­ра Сан-Марко в Венеции.

Фонтан Победы на площади Шатле (1806-1808 гг., Ф.-Ж. Бралль (1750-1832), главный инженер служ­бы водоснабжения Парижа) установлен в память побед, одержанных Наполеоном Бонапартом.

Фонтан Победы известен также как «Пальмовый фонтан». Построенная в 1806 году колонна украшена пальмовыми листьями, между которыми выбиты назва­ния наполеоновских побед в Италии, Египте и Герма­нии (Лоди, Пирамиды, Маренго, Ульм, Данциг). Венчает колонну богиня Победы, творение Луи Симона Буазо (1743-1809).

Монумент является характерным образцом наполео­новского ампира («стиля Империи»), сочетающего в себе черты классической архитектуры императорского Рима с вошедшими в моду египетскими мотивами.

Многие отмечают, что сталинские павильоны и фонта­ны ВДНХ напоминают облик фонтана и его декор.

Громадье планов императора, стремившегося превра­тить Париж в столицу мира, помешало их осуществле­нию. Некоторые монументы были закончены только в пе­риод Июльской монархии и Второй империи. Наполеону Бонапарту не хватило нескольких лет, Сталин оказался удачливее.

Такова и Триумфальная арка, которую строили с 1806 по 1836 год, или арка Звезды (от ее подножия отходит 12 улиц).

Эту арку после Аустерлицкого сражения в 1806 году Бо­напарт распорядился соорудить на парижском холме Шайо в честь военных побед, одержанных Францией. 50-метровый памятник воинской доблести строился 30 лет по про­екту архитектора Шальгрена. Арку окружают сто гранитных тумб (в честь «ста дней» правления Наполеона), соединенных между собой чугунными цепями.

Получается: Наполеон Бонапарт строил столицу СВО­ЕЙ империи. И одновременно продолжал традицию эпохи Просвещения. Его империя опиралась на эту традицию, была воплощением Разума, и это давало моральное право «нести Просвещение» всем остальным народам Европы.

Вполне очевидно, что по крайней мере в одном отношении Наполеон был продолжателем королевской Франции: он продолжает рассматривать Францию как культурного лидера Европы. Вся его архитектурная по­литика — это визуализированная претензия на лидерство в Просвещении.

Его Империя — логическое развитие идей этого лидер­ства: Франция, по его представлениям, на штыках его сол­дат несет Европе свет Просвещения. Напомню, что в обо­зах Великой армии, вторгшейся в Российскую империю в 1812 году, везли два изваяния Наполеона в тоге и венке римского императора, со свитком в руках: символ Напо­леона, дающего России свободу (предполагался манифест об упразднении в России крепостного права).

Наполеон с его политикой — только продолжение тех амбиций, которые вынашивались Францией с 1648 года. Если бы во Франции сохранялась королевская власть, война за лидерство в Европе тоже была бы неизбежна — вопрос, когда именно и в каких формах.

Возможно, без революции 1789-1794 годов и без по­рожденного ею Наполеона войны начались бы не в 1792 г. и были бы менее грандиозными по продолжительности и масштабу. Но и только.

Какое бы значение Наполеон ни придавал пропа­ганде и созданию своего культа личности, его политика стояла на четырех «китах»:

1. Сохранение результатов революции.

2. Создание правового государства.

3. Подъем экономики.

4. Имперская политика.

Наполеона упрекают в том, что он стал «могильщи­ком революции». Действительно, от утопической части ре­волюции он последовательно отделывался.

Не успев стать императором, он прекратил демагоги­ческие вопли об опасностях, угрожающих революции и народу, о врагах и заговорщиках. С 1 января 1806 г. он от­менил «революционный» календарь.

Наполеон восстановил отношения с церковью. Хотя и на совершенно других основаниях. «Общество, — говорит он, — не может существовать без неравенства имущества, а неравенство имущества не может существовать без ре­лигии. Голодный человек не мог бы терпеливо переносить того, что рядом с ним другой утопает в излишестве, если б не существовало власти, говорящей ему, что так угодно Богу».

Прагматический подход, в котором Наполеон очень походил на Вольтера с его «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Если теория мироздания Ла­пласа, в которой не было места Богу, его и не устраива­ла, то именно потому, что Бог нужен был ему для управ­ления.

Он всегда был на стороне положительных, установлен­ных вероисповеданий, видя в них нечто вроде «прививки оспы, удовлетворяющей стремление человека к чудесному и гарантирующей его от шарлатанов». Он говорил: «Попы лучше, чем Калиостро, Канты и все немецкие фантазеры!» Заметим — философ Кант был для него ничем не лучше, чем авантюрист Калиостро, объявлявший самого себя вечным, бессмертным и «волшебным» существом.

Но сам Наполеон отнюдь не был религиозен. Он даже прямо заявлял: «Я — никто! Я был мусульманином в Егип­те, а здесь я буду католиком для блага народа. Я не верю в религии!»

Святая правда: Наполеон говорил республиканцам, что враги французской свободы — это роялизм, феодализм и религия.

А в первый же год своего консульства, в речи, ска­занной перед миланским духовенством, он уже говорил, что, по его мнению, католическая религия одна только в состоянии доставить настоящее благополучие правиль­но устроенному обществу и утвердить основы хорошего правительства.

Он высказался при этом и против философии XVIII века, и против революции, преследовавшей католицизм, и зая­вил, что ни одно общество не может существовать без мо­рали, а хорошая мораль невозможна без религии!

В его представлении религия и государство должны быть тесно связаны между собой. Но эту связь представ­лял совсем не как Людовики. Для тех папа римский был не ниже королей, его власть существовала параллельно с ко­ролевской.

Наполеон же таких вещей не терпел. Он превратил католическое духовенство во Франции в своего рода «священную жандармерию», часть государственного ме­ханизма. Он даже сам издал «органические статьи като­лического культа». А когда он сделался императором, то по его приказанию был составлен для школ новый кате­хизис, в котором власть императора возводилась почти в степень религиозного догмата.

В катехизисе, составленном тогда с одобрения карди­нала-легата Капрера для употребления во всех церквах французского государства, был такой вопрос: «Какие осо­бенные обязанности наши относительно императора наше­го Наполеона I?»

В перечислении обязанностей находятся и военная служба, и горячие молитвы о его здоровье. «Почему обя­заны мы исполнять эти обязанности относительно нашего государя?» — «Потому что Бог в высшей степени милосер­ден к нему в мире и войне и, создав его по своему подо­бию на земле, поставил его правителем у нас. Потому, если мы уважаем и служим императору, то мы чтим и служим самому Богу!» «Нет ли особенных побудительных причин, по которым мы должны усилить свою преданность нашему императору Наполеону?» — «Да, потому что он тот, которо­му в тяжелых обстоятельствах Бог дал прозреть и восста­новить святую религию отцов наших».

Такой вот катехизис. Остается согласиться с крупным германским историком: «С нахальным лицемерием пустил он в дело религию для своих целей: он, который ежеднев­но попирал ногами божественные и человеческие права. Ту самую религию, которую он поносил и от которой отре­кался на берегах Нила, когда ему нужно было прикинуться магометанином! В этой душе тирана все было делом рас­чета, самолюбия, лжи и своекорыстия»[42].

Наполеон не верил в пользу политической демократии. На его глазах именем политической свободы и равенства совершалось столько преступлений, что и более упертый человек мог бы в них усомниться. К тому же для чего про­возглашались утопические идеалы? Наполеон считал, что эти идеалы выдвигались теми, кто хочет прийти к власти. Каждый, кто добивался власти, вел себя как обладатель абсолютной истины и брал свободу только для себя и для кучки единомышленников и приспешников. А свободу всех остальных давил.

Такой хитрый лозунг, манипуляция властолюбцев. Опыт подтверждал это мнение: Наполеон давал должности вла­столюбивым республиканцам, и они служили ему не хуже монархистов. Значит, дело вовсе не в идеалах.

Причины революции он видел в несправедливости со­словного строя, в неравенстве подданных короля. А вот в стремление к демократии — не верил.

При Наполеоне Франция опять стала монархией. Вся­кое местное самоуправление отсутствовало или вообще было подавлено. При Людовиках существовали различ­ные выборные учреждения. Королевская Франция в этом смысле была более демократическим государством, чем Империя Наполеона.

Что, и правда «могильщик революции»? Не торопитесь... Не так много он похоронил, как казалось.

Пропаганда всячески заверяла, что империя Напо­леона не имеет ничего общего с монархией Людовиков. И в этом она лгала мало — Наполеон действительно строил совершенно другое государство, основанное на совер­шенно других принципах.

Людовики правили феодальной страной, население которой было жестко разделено на сословия. Если пони­мать демократию как право избирать и быть избранным, то в королевской Франции демократии было больше, чем у Наполеона. Но почему непременно надо понимать демо­кратию так узко?

Демократия — это еще и гарантированные права отдель­ного человека. Это и возможность изменять свою жизнь, свое место в обществе, свободно владеть имуществом, распоряжаться доходами. И по всем этим параметрам им­перия Наполеона была намного более демократичной, чем королевская Франция.

Однажды он заявил: «Свобода может быть потребно­стью лишь весьма малочисленного класса людей, от при­роды одаренного более высокими способностями, чем масса, но потому-то свободу и можно безнаказанно пода­влять, тогда как равенство нравится именно массе»...

Наполеон считал важным приобретением революции вовсе не политическую свободу, а гражданское равенство, которое могло существовать и под властью самого автори­тарного правительства. Такое равенство, без сословий и без наследственных привилегий, действительно было по­литическим идеалом громадного большинства французов.

Наполеон вполне искренне считал себя народным из­бранником, а свое правительство — выразителем интере­сов народа.

В первый же год консульства, в заседании государ­ственного совета, он говорил следующее: «Моя политика состоит в том, чтобы управлять так, как того хочет боль­шинство нации. Превратившись в католика, я кончил вандейскую войну, сделавшись мусульманином, я утвердился в Египте, а ставши ультрамонтаном[43], я привлек на свою сторону духовенство в Италии. Если бы я управлял на­родом, состоящим главным образом из евреев, я бы вос­становил храм Соломона. По той же причине я буду говорить о свободе в свободной части Санто-Доминго, но я утвержу рабство в Иль де-Франсе или в другой части Санто-Доминго, оставив за собой право смягчить и огра­ничить невольничество там, где я его удержу, и, наоборот, восстановить порядок и поддержать дисциплину там, где я его отменю. В этом, по-моему, и заключается принцип на­родного верховенства».

Здесь Наполеон откровенно произносит формулу тота­литарного государства. Авторитарный правитель запреща­ет критиковать власть и расстреливает явных врагов — но он вовсе не считает себя единым с народом. Генерал Фран­ко вовсе не считал свой режим воплощением народного духа. А вот Сталин считал. «Народ — это я», — говаривал Лю­довик XIV. А Сталин так не говорил, Сталин так чувствовал. И подписывая смертные приговоры десяткам тысяч людей, и приказывая строить города среди тайги, и возглавляя бли­жайших советников, и в толпе восторженных «ходоков» он ощущал себя живым представителем народных масс.

Наполеон тоже считал себя «слугой народа», пусть и с особыми полномочиями. Укрепляя свою личную власть, он укреплял государство, а тем самым укреплял и народ.

Наполеон провел административную реформу, создавая «вертикаль власти». Он назначал подотчетных правитель­ству префектов департаментов и супрефектов округов, а в города и деревни назначались мэры. Критика власти запре­щалась и каралась. Были созданы мощная полиция и развет­вленные тайные службы, конкурировавшие между собой.

 Громадная армия включала до 8% всего населения стра­ны, 20% мужского населения. Беспрерывные войны, ко­нечно, сами собой выдвигали армию на первый план. Но и Наполеон делал все, чтобы привязать к себе солдат, офи­церов и генералов, сделать армию важным инструмен­том своей политики. Повышение офицеров происходило необыкновенно быстро, и вообще военная карьера была самой выгодной в материальном отношении. Офицеры по­лучали, кроме большого жалованья, денежные награды и имения в завоеванных странах. Они реально могли полу­чить титул барона, князя или герцога. Денег это не при­носило, но тщеславию льстило.

Наполеон и в среду гражданских людей старался при­внести военный дух безусловного повиновения. Потому что сам был военным, и ему так было комфортно? Воз­можно. Но вряд ли только поэтому. В тоталитарном госу­дарстве большой соблазн провести принципы военного повиновения и казарменной дисциплины и в управлении государством.

К тому же Наполеон очень боялся ослабить власть, вы­пустить из рук вожжи, даже показаться слабее, чем он был раньше. Множество раз и по разным поводам возвращался он к мысли: только старые династии могут безнаказанно заигрывать с народом. Он же — выскочка, парвеню, нуво­риш, не имеющий никаких прав, кроме личных заслуг.

Известный химик Шанталь был при Наполеоне членом государственного совета. У них сложились доверитель­ные отношения, и Наполеон как-то сказал Шанталю: «Моя империя разрушится, как только я перестану быть страш­ным... И внутри и вне я царствую в силу внушаемого мной страха. Если бы я оставил эту систему, то меня не замед­лили бы низложить с престола. Вот каково мое положение и каковы мотивы моего поведения!»

Но это была политика укрепления личной власти Напо­леона как гарантии сохранения результатов революции: гражданских прав, прав собственности на землю крестьян, а также тех, кто купил во время революции национальные имущества, то есть конфискованные земли эмигрантов и церкви.

Обеспечить все эти завоевания должен был Граждан­ский кодекс (1804), вошедший в историю как Кодекс На­полеона.

Сегодня трудно даже представить себе, какое револю­ционизирующее значение играл этот Кодекс, утверждав­ший равенство всех пред законом и незыблемость частной собственности. Мы настолько привыкли, что так оно и есть и должно быть, что забыли — так было не всегда.

«Неважно, кто приходит к вам за справедливостью. За­кон одинаков для всех, какое бы место в обществе он ни занимал и каков бы ни был его доход», — напутствовал На­полеон юристов.

Экономическая политика режима была направлена на развитие промышленности и торговли; в 1800 г. был основан Французский банк для хранения золотого запаса и эмиссии бумажных денег. До 1936 года в систему управления Фран­цузским банком, созданную Наполеоном, не вносилось се­рьезных изменений: управляющий и его заместители назна­чались правительством, а решения принимались совместно с 15 членами правления из акционеров — так гарантировался баланс между интересами общественными и частными.

28 марта 1803 года были ликвидированы бумажные деньги: денежной единицей становится франк, равный пя­тиграммовой серебряной монете и поделенный на 100 сан­тимов. Для централизации системы сбора налогов были созданы Управление прямого налогообложения и Дирекция сведенного налогообложения (косвенных налогов).

Приняв государство с плачевным финансовым состоя­нием, Наполеон ввел жесткую экономию во всех сферах. Нормальное функционирование финансовой системы было обеспечено созданием двух конкурирующих мини­стерств: финансов и казначейства. Их возглавляли выдаю­щиеся финансисты того времени Годен и Молльен.

Министр финансов отвечал за поступления в бюджет, министр казначейства давал подробный отчет о расходо­вании средств, его деятельность проверялась Счетной палатой из 100 государственных служащих. Она контро­лировала расходы государства, но не выносила суждения об их целесообразности.

В материальном отношении Франция начала процве­тать; промышленность быстро развивалась, и даже сель­ское хозяйство начало подниматься. Торговля увеличи­лась, потому что улучшились пути сообщения. Наполеон не жалел на это денег и с беспощадной энергией боролся с хищничеством. Он сам просматривал расходы министров каждую неделю и оглашал их отчеты. В сущности, как ми­нистры, так и все чиновники были его слепыми орудиями, и он даже в походной палатке просматривал все министер­ские бумаги, неусыпно следя за всем.

Особо покровительствовал Наполеон промышленно­сти, потому что в ее развитии он видел средство укрепле­ния государства.

Наполеон создал систему средних школ — лицеев, гото­вящих к поступлению в вузы, и высшие учебные заведе­ния — Нормальную и Политехническую школы. Это до сих пор самые престижные вузы во Франции.

Административные и правовые нововведения Наполео­на заложили основу современного государства, многие из них действуют и по сей день.

Пережил его и орден Почетного легиона, ставший «ли­цом» национальной наградной системы и одним из извест­нейших орденов мира.

Конвент отменил все королевские награды как атри­буты монархии. Первый консул Франции Наполеон Бона­парт 4 мая 1802 г. принял решение об учреждении Почет­ного легиона. Днем его установления стало 19 мая 1802 г. (29 флореаля X года). Республиканцы кричали Наполеону, что в республиках такие игрушки не нужны. Он же отве­тил: «Вы называете это игрушками? Так знайте же, что при помощи этих игрушек можно вести за собой людей!»

Орден Почетного легиона был призван объединить в своих рядах достойнейших граждан, как военных, так и гражданских, оказавших значительные услуги республи­ке. Вскоре ленточка Почетного легиона сделалась целью великого множества французов.

Первое вручение орденских знаков состоялось 15 июля 1804 г., и награды получили приблизительно 5000 чело­век, второе массовое награждение (около 2000 человек) произошло 16 августа. Среди первых награжденных было всего 12 гражданских лиц.

Я не смог выяснить, кто первым назвал Наполеона «Ро­беспьер на коне». Во всяком случае, он этого вполне за­служивал.

После развала эпохи Революции утвердился жест­кий порядок.

После развала экономики, голода, нищеты и роста цен — стабильный подъем.

После развала нормального общества и войны всех против всех — гражданское согласие и созидательная ра­бота.

После неопределенности и произвола партий и отдель­ных лиц — законность и безопасные дороги, твердо уста­новленные правила игры.

В глазах французов Наполеон не погубил, а упрочивал социальные приобретения революции, укрепил внутрен­нюю организацию государства, обеспечил гражданское равенство, свободное распоряжение собственностью и равенство перед законом. Он выглядел спасителем рево­люции и ее наследником, и это укрепляло его положение среди народа.

Одновременно Наполеон был продолжателем старой традиционной монархии, сторонником традиционных ценностей, расширителем пределов государства, подняв­шим Францию на неизмеримую высоту.

В стране была оппозиция роялистов, которые нена­видели Наполеона именно за то, что он — «Робеспьер на коне». Была интеллигенция, ненавидевшая его именно за то, что он равнодушен к идеологии и возвышает людей по реальным заслугам, а не по количеству сказанного.

Для госпожи де Сталь Наполеон был узурпатором и первым из контрреволюционеров. Но много ли таких было? Несколько сотен, максимум несколько тысяч на всю Францию.

Наполеон — самый популярный правитель Франции за всю ее историю. Ни один король прежних времен и ни один президент позднейших не были так милы народу, как Наполеон. Никого так не любили при жизни, никого так не помнили после смерти.

За все годы своего правления Наполеон совершил только один непопулярный поступок: развелся с первой женой Жозефиной, от которой не имел детей, и женился на дочери австрийского императора Марии-Луизе (1810). Наследник престола родился (1811), знаменитый Орле­нок, но австрийский брак императора был крайне непо­пулярен во Франции.

Мария-Луиза еще дважды выходила замуж, имела не­сколько детей. Ее вполне бесцветная жизнь окончилась в 1847 году в возрасте 56 лет.

Наполеон Франсуа Жозеф Шарль Бонапарт, сын Наполеона, прожил короткую жизнь фактически пленником ав­стрийского двора. Он умер от туберкулеза совсем молодым в 1832 году. Как говорили романтики, «Орленок не успел расправить крылья». Считалось, что парень не может быть не привержен «великим деяниям» отца и не стремиться к абсолютной власти. Австрийцы очень боялись, что «гер­цог Рейхенштадтский» станет знаменем бонапартистов и вождем революции. Каков на самом деле был Орленок и насколько обоснованны были опасения австрийского двора, мы, наверное, до конца никогда не узнаем.

Его двоюродный брат принц Луи Наполеон пришел к власти в 1852 г. и провозгласил себя императором Напо­леоном III. Фактически он признал Наполеона Франсуа Жозефа Шарля Бонапарта главой династии и не правив­шим Наполеоном II. Сам он оказывался как бы третьим в династии и наследником Орленка.

В 1940 г. по приказу Адольфа Гитлера останки герцо­га Рейхштадтского были перенесены в оккупированный Париж и погребены в Доме инвалидов рядом с гробницей отца. При этом сердце покойного, хранившееся, по тог­дашнему обычаю, отдельно, осталось в Вене. Это случи­лось ровно через 100 лет после перенесения праха На­полеона I с острова Святой Елены в Париж. Символично, хотя и не очень понятно. Хорошо ровно то, что папа и сын лежат рядом.

Бонапарт — классический пример военного дик­татора. В русской революции самым близким аналогом ему всегда считался Михаил Фрунзе. Аналогия понятна: самый талантливый из выдвинувшихся в Гражданскую войну военачальников, лично отважный, умный, харизматичный. Даже некое внешнее сходство иногда ухитрялись находить.

Гибель Фрунзе чаще всего считают следствием страха Сталина перед талантливым и популярным военным. Белая эмиграция до самого последнего времени ждала «русского Наполеона» именно из среды военных. Ждали неведомого пока «командарма Пилипчука» — вот он сделает в Красной Армии карьеру и прихлопнет советскую власть! При нем, «командарме Пилипчуке», белые смогут вернуться в Рос­сию и будут служить диктатору вместе с красными, кото­рые окажутся на это способны.

На роль «командарма Пилипчука» виделся и А. А. Власов, и маршал Жуков, и даже генерал Лебедь. В белом журнале «Посев» в 1992-1995 годах всерьез обсуждалось, не ста­нет ли Александр Лебедь «русским Бонапартом». Сильна же была сила аналогий!

Тем не менее ни один из «признанных Пилипчуком» на его роль не «потянул». Как россияне XVI—XVIII веков жаждали «истинного» царя, так наша эмиграция пыталась узнать «правильного» Пилипчука. Национальные традиции неистребимы...

А ведь намного больше аналогий с Бонапартом вызы­вает не Фрунзе и тем более не глубоко советские люди, Власов и Жуков. А Иосиф Виссарионович Сталин. Судите сами.

Сталин — человек с южной периферии Российской империи. Отношение к «кавказским национальностям» в России очень напоминает отношение европейцев к ита­льянцам, корсиканцам, сицилийцам, каталонцам... К южа­нам. В компьютерных игрушках «про мафию» выводит­ся такой вечно небритый человек в кепке-«аэродроме», до смешного похожий на стереотипное «лицо кавказской национальности».

Сталин до конца своих дней говорил по-русски с замет­ным акцентом. Он не был грузинским националистом, но к «своим» явно благоволил. После Второй мировой войны в Белоруссии налоги повысили втрое — последствия войны. А в Грузии налоги ПОНИЗИЛИ втрое и по той же причине — чтоб страна быстрее поднялась.

Сталин уничтожил большевиков «ленинского призы­ва» — в точности, как Наполеон уничтожил французских яко­бинцев. Революционеры, умевшие только разрушать, при Сталине и Наполеоне чувствовали себя очень неуютно.

Общее даже в том, что изначально Сталин был уго­ловником и попал в партию большевиков как организа­тор ограбления банков. Но, человек очень прагматичный, революционного идеологического дурмана не одобрял и революционеров, придя к власти, уничтожал.

Наполеон в молодости готов был идти на контакт с ор­ганизованной преступностью того времени, корсиканской мафией. Тем более с якобинцами. Но и ему «революцион­ная идейность» была глубоко неприятна и, судя по всему, не очень понятна.

Обычному человеку трудно понять равнодушие Ста­лина к собственным детям, по крайней мере спокойно-прохладное к ним отношение.

Но и Наполеон, по-южному любивший родственников, опиравшийся на братьев, племянников и пасынков, обо­жавший поздно родившегося «законного наследника», ста­вил семейные узы далеко не на первое место.

Когда Наполеону сказали, что после его смерти невоз­можно будет управлять такой громадной империей, кото­рую он создал своими завоеваниями, то он ответил: «Если мой преемник будет глуп, то тем хуже для него!»

Он очень любил сына и на острове Эльба любил рас­сматривать его портрет. Но когда они расстались, мальчи­ку было 3 года.

Интересно, а как бы он повел себя, если бы остался у власти, Орленок вырос и оказался бы совершенно не спо­собен править? Или увлекся бы ботаникой и уехал в лес, чтобы изучать жизнь короедов? Может, сделался бы та­ким же равнодушным к сыну, как Сталин был равнодушен к сильно пившему сыну Василию и бесцветной, лишенной всякой личности Светлане? Во всяком случае, нельзя это­го исключить.

И Сталин, и Наполеон были порождениями революций, и оба они покончили с революциями.

И Сталин, и Наполеон готовы были давать любые посты в своей империи и бывшим белым, и бывшим красным — лишь бы они честно служили ему и были бы полезны. Мож­но привести много примеров карьер, сделанных при Ста­лине «бывшими», — лишь бы они не рекламировали своего происхождения. Такие карьеры описаны и в литературе[44]. А в некоторых областях жизни (в науке, например) делали карьеры и не скрывая, что происходят из дворянства или старой интеллигенции.

Эмигранты при Сталине никак не были задействованы, многие из них воевали против Сталина и СССР во Второй мировой. Но ведь и французские эмигранты воевали с На­полеоном и вернулись во Францию только в обозе побе­дителей или в составе их армий. Но один брат мог быть в эмиграции и умереть в Париже или в США, а другой стать генералом или профессором в СССР. Точно так же было при Наполеоне.

Оба сравниваемых могли поддерживать людей совсем «не своих» убеждений, но для чего-то полезных. Сохрани­лась легенда о диалоге Лапласа и Наполеона:

—  Вы написали такую огромную книгу о системе мира и ни разу не упомянули о его Творце!

— Сир, я не нуждался в этой гипотезе[45].

Наполеон не был атеистом. Но что характерно, награ­дил Лапласа титулом графа империи и всеми мыслимыми орденами и должностями. Он даже пробовал его на посту министра внутренних дел, но спустя 6 недель предпочел признать свою ошибку. Лаплас внес в управление, как выразился позднее Наполеон, «дух бесконечно малых», то есть мелочность.

Лаплас процветал при Наполеоне, а титул графа, дан­ный ему в годы империи, Лаплас сменил вскоре после реставрации Бурбонов на титул маркиза и члена палаты пэров. Умер он в своем имении под Парижем в 1827 году в возрасте 78 лет.

Так и Сталин явно не разделял убеждений одного из основателей партии кадетов Владимира Вернадского. Но при нем Вернадский был академиком, и хотя его сын писал и публиковал в Германии и в США книги о евразийстве, ни­когда Вернадского не трогал. При том что Владимир Ива­нович не был Сталину лично предан.

Наполеон не мог да и вряд ли хотел отказаться от ре­зультатов революции. Но ее реальные результаты он четко отделял от идеологических. Никакой утопии он строить не хотел и проявил себя как величайший прагматик. Ни ко­ролевская Франция и не якобинский кошмар, а нечто тре­тье. Такое «третье», в которое сможет войти все лучшее и из королевской Франции, и из революционной. И ему это удалось.

Он оболванивал массы своей прессой, строил помпез­ные сооружения и пафосные памятники, лавировал и лгал. Но железной рукой объединял нацию, строил империю, поднимал экономику, поддерживал науки и искусства.

Но точно то же самое делал и Сталин! При нем строи­лись «советские небоскребы» в Москве, а «сталинки» сде­лались заметными и значительными элементами наших го­родов. При Сталине пресса лгала, фильмы рассказывали сказки о богатстве кубанских казаков, писались картины «Они видели Сталина» и «Незабываемая встреча» (со Ста­линым, разумеется). Но какой бы миф ни создавался, была ведь и реальность: точно так же создавалась империя, объединялась вокруг новых задач нация, вырастала гро­мадная по значимости наука, поднималась экономика.

Это тоже было «качественное третье», не царская Рос­сия и не революционная Россия 1919 года. И тоже вклю­чавшее в себя лучшее из прежних эпох.

Создавался культ личности Сталина, Вождя и Учителя. Да, и культ личности Наполеона. Вокруг этих фигур про­исходило новое собирание и народа, и его жизненного пространства.

Убивал много людей, потому что был очень гениальный.

Граф Л. Н. Толстой

До сих пор спорят, где граница революционных войн и наполеоновских войн. Для современников это было не так важно. Проклятый Буонапарте-Бонапарт и на тро­не нового императора нес зловредные идеи Просвещения. И эти идеи приходилось принимать всерьез, как факторы международной политики. Якобинец на троне.

Вся история правления Наполеона — это история войн.

Первая Итальянская кампания (1796-1797).

Египетский поход Бонапарта (1798-1799).

Вторая Итальянская кампания (1800).

Первая австрийская кампания (1805).

Прусская кампания (1806).

Польская кампания (1806-1807).

Испано-Португальская кампания (1807-1808).

Вторая Австрийская кампания (1809).

Русская кампания (1812).

Саксонская кампания (1813).

Битва за Францию (1814).

Бельгийская кампания (1815).

Уже первые революционные войны велись и за торже­ство «передовых» идей, и за господство Франции в Европе.

Даже если бы Наполеон совершенно не стремился нести в Европу плоды Просвещения, геополитическая борьба никуда не девалась. Падение королевской Франции нару­шило привычный баланс сил, Европа была обречена соз­давать новый.

И Пруссия, и Австрия, сильнейшие страны в Европе, мирились с лидерством Королевства Франция: первой сре­ди равных феодально-монархических держав. Уступать лидерство нахальному узурпатору никто так просто не собирался. Монархи не были равнодушны к судьбе фран­цузской династии. У правящих кругов Пруссии и Австрии было активное желание оградить свои страны от револю­ционной пропаганды.

Но и помимо этого они не собирались отдавать первен­ство на континенте.

Заволновалась и Британия. Она традиционно стреми­лась поддерживать некий баланс сил континентальных стран Европы: чтобы никто никого не был бы намного сильнее. Конечно же, всеевропейское господство Фран­ции, появление еще одной империи — больше и сильнее прежних — резко нарушило баланс сил на континенте. Конфликт наполеоновской Франции с «владычицей мо­рей» становился совершенно неизбежен.

Пойти по пути переговоров, дипломатического разде­ления территорий и сфер влияния? Такой путь был реален для государства с устоявшейся репутацией. Наполеонов­ская Франция сразу вызвала бы подозрение в слабости.

Получается, что Наполеон просто обречен был воевать. Происходило не то, чего он хотел, о чем он мечтал или что ему нравилось, а то, на что он был обречен.

Самое удивительное, что бесконечные войны не привели к полному расстройству экономики Франции. Причин тут две:

1)  Невероятный по масштабам грабеж везде, где появ­лялись французские войска.

2)  Французская промышленность немедленно получа­ла новые рынки сбыта в захваченных странах. Она была обеспечена государственными заказами, а население обе­спечено работой.

И тем не менее Прекрасная Франция, центр наполео­новской империи, надрывалась. Система призывов по­могала брать в армию огромный процент мужского на­селения.

В 1798 году был принят закон, в котором говорилось: «Каждый француз является солдатом и несет обязанность защищать нацию». Все мужчины в возрасте от 18 до 40 лет состояли на воинском учете. Молодые мужчины в возрасте от 18 до 25 лет (впоследствии призывной возраст был уве­личен до 30 лет) призывались в армию последовательно в соответствии с возрастным классом. Начиная очередную кампанию, Наполеон отдавал приказы о проведении моби­лизации и получал нужное число новобранцев. Это была первая в истории человечества армия, сформированная с помощью призыва.

Именно призыв позволил создать Великую армию, ко­торую Наполеон назвал «вооруженной нацией». Это были солдаты-патриоты, которые успешно воевала против про­фессиональных армий Европы: против солдат-наемников, солдат-аристократов и солдат-профессионалов.

Число призванных историки называют очень разное. По одним данным, в 1800-1815 гг. на военную службу во Франции было призвано 3153 тыс. чел., из них только в 1804-1814 гг. погибло 1750 тыс. чел.

По другим сведениям, за годы наполеоновских войн призывы в армию составили 2,3 млн человек, из них не ме­нее 1 млн погибли на полях сражений.

Все население Франции не превышало и 28 млн, в том числе мужского населения призывного возраста — не бо­лее 9 млн человек.

Призыв 8-11% и гибель 4-6% всего населения Фран­ции, уход в армию 24-31% и гибель 11-20% всего муж­ского населения привело к депопуляции, истощению народа, а саму армию — к значительному снижению ее бо­евых качеств.

Тем более брали не всех, и даже не выборочно, а луч­ших. Требования к состоянию здоровья и физической подготовке солдата были значительно выше, чем в наши дни. Армия в основном ходила пешком с тяжелыми ранцами по 8-12 кг, с ружьями и запасом пороха и пуль. Уже эти еже­дневные переходы, в которых артиллерию через канавы и русла речек перетаскивали на руках, могли погубить чело­века, не обладавшего выносливостью.

Тогдашние пушки откатывались при ведении огня, при­цел сбивался. Весящее от 800 кг до 2 тонн полевое орудие руками возвращали на место.

Даже современное ружье, если прижать его к плечу неплотно, может набить приличный синяк. Отдача при стрельбе черным порохом из тогдашних ружей была зна­чительно сильнее. Стреляли с небольшого расстояния, порядка 30-40 метров, а потом сходились в штыковую.

Солдат был на 7 сантиметров выше среднего мужчины, физически сильнее и выносливее. Погиб не просто каж­дый десятый или даже каждый пятый взрослый мужчина, а человек более сильный и здоровый, чем большинство оставшихся.

В последние годы в Калининграде-Кенигсберге про­ведены большие раскопки массовых захоронений сол­дат армии Наполеона. Коллективные захоронения по­лутора тысяч человек, 12 аккуратных захоронений в одну линию на валу друг за другом. В Вильнюсе открыто и раскопано одно огромное захоронение примерно 3 ты­сяч человек.

Видимо, это останки солдат, попавших в госпитали.

Часть из этих людей умерла от тифа и простудных за­болеваний. Часть погибла от неудачного хирургического вмешательства, от ампутации. Такие неудачи были в то время нередкими.

В императорской армии была такая поговорка: погиб, как разбитая трубка. В императорской армии Наполеона было принято курить глиняные трубки. Когда человеку ам­путировали конечности, ему давали покурить, он зажимал эту трубку зубами, и если он умирал во время этой опера­ции, то естественно трубка падала изо рта и разбивалась. И вот из этой ассоциации разбитой трубки и быстрой смерти и родилась поговорка.

Не было ни дезинфицирующих, ни обезболивающих средств. Солдат должен был выдержать мучительную про­цедуру. И хирург должен был быть очень умелым — он дол­жен был ампутировать конечность менее чем за минуту.

У большого количества людей обнаружены так назы­ваемые маршевые переломы костей стоп. Это известный для военных медиков перелом, который происходит из-за чрезвычайной нагрузки стопы, если человек проходит в день огромные дистанции. Тогда кости стопы не выдержи­вают и происходят такие переломы.

Основной массив погребенных - это солдаты от 18 до 24 лет. Среди них много очень молодых людей в возрасте 14-17 лет. Эти мальчики были флейтистами и барабанщи­ками в армии Наполеона.

По литовским материалам из трех тысяч останков при­мерно 3% принадлежали женщинам. По историческим све­дениям мы знаем, что в имперской армии Наполеона были женщины, которые стирали, гладили белье офицерскому составу, помощницы на кухне. Или же женщины помога­ли в развернутых мобильных госпиталях. Это были чьи-то жены, сестры, дочки, которые тоже ушли в очередную кампанию и не вернулись.

Ученых удивила миниатюрность этих французских женщин. Они невысокие, и состояние здоровья их не было очень крепкое. Большая часть этих женщин по воз­расту — так называемые дети Французской революции, 1790-1795 годов рождения. (Интересно, многих ли из них звали Коровами и Морковками?)

По пропорциям тела это «дети войны». Они медленнее взрослеют, они не вырабатывают до конца длину тела, ко­торая запрограммирована генетически: последствие небла­гоприятных условий развития. То есть солдат в армию отби­рали самых высоких и крепких, а женщин — уж какие есть.

Видимо, мужчины оставались тоже — «дети войны». А те, кто мог нести более ценные генетические качества, были отобраны вербовщиками и ушли воевать. И вот, лег­ли навсегда при отступлении.

Теоретически в армию не должны были забирать пер­вых и единственных сыновей. Фактически во время крупных кампаний брали и их. Пресекались целые генетиче­ские линии, целые семьи.

Если даже войны были экономически выгодны различ­ным слоям населения, то «налог кровью» становился для на­рода все более обременительным, вел к истощению нации. И это стало одной из причин краха империи в 1814 году.

Вывод простой: Наполеон мог построить свою импе­рию только одним способом — очень быстро. В те времена еще не было термина «блицкриг»: он появился в Германии в начале XX века. Но по существу, тактика Наполеона — так­тика «блицкрига». Мгновенные переходы, быстрое завер­шение кампании. Если кампания затянется, совершенно очевидно — Франция попросту истощится.

Великая армия (Grande Armee) — название воору­женных сил Французской империи в 1805-1807 гг. и 1812-1814 гг. Впервые армия Наполеона получает назва­ние «La Grande Armee» в 1805 г. и распущена император­ским Декретом от 12 октября 1808 г.

С 15 октября она заменена Рейнской армией. Француз­ские войска, действовавшие на Пиренеях, именовались Большой Испанской армией (Grande Armee d'Espagne), которая впоследствии была разделена на ряд отдельных армий, носивших названия тех районов, где они дислоци­ровались на Пиренейском полуострове: Португальская, Андалузская (Южная), Центральная, Северная. Войска Наполеона, воевавшие с Австрией в 1809 г., именовались Германской армией.

Вторая Великая армия была создана специальным де­кретом Наполеона от 15 февраля 1811г. Первого апреля 1812 г. для участия в войне с Россией соединения Вели­кой армии получили единую нумерацию, и она таким об­разом окончательно оформилась организационно. После похода в Россию в 1812 г. Великую армию реорганизова­ли, пополнили личным составом, и она приняла участие в кампаниях 1813 и 1814 гг. (Германской и Французской). После поражения Франции в 1814 г. Великая армия бы­ла распущена на основании декрета Сената от 2 апреля

1814 г. Французские войска, сражавшиеся во время кам­пании «Ста дней» 1815 г. в Бельгии, назывались Северная армия[46].

Включая гарнизоны и войска второго эшелона, Великая армия к 1805 г. имела около 350 тыс. чел. В последующие годы она, вероятно, удвоилась благодаря присоединению к ней (с 1806 г.) все увеличивающегося количества войск союзников.

В 1812 г. против одной только России было мобилизо­вано не менее 630 тыс. чел., еще 250 тыс. служили в Испа­нии и столько же — в гарнизонах разных стран Европы.

Вооруженные силы Франции делились на отдельные тактические единицы: корпуса. Каждый корпус численно­стью от 20 до 70 тысяч человек мог вести кампанию авто­номно, как самостоятельная армия.

В рамках Великой армии к 1806 г. было организовано 7 армейских корпусов, каждый из которых вначале содер­жал 2-4 пехотные дивизии, бригаду или дивизию легкой кавалерии, 36-40 артиллерийских орудий и дополнитель­ные подразделения саперов и тыловых обозов.

Численность корпуса определялась возможностями и ресурсами местности (от 20 до 70 тысяч солдат), где он формировался, но в корпусе всегда были представлены все рода войск.

Корпус мог вести боевые действия в отрыве от всей остальной армии, то есть представлял собой самостоя­тельную оперативную единицу. Командир корпуса имел ранг маршала (генерал-от-инфантерии в русской армии) или дивизионного генерала (генерал-лейтенант в русской армии).

Основные массы кавалерии и артиллерии не входили ни в один из армейских корпусов, а были объединены в от­дельные резервные части. Наполеон мог использовать их по своему усмотрению и в сражении бросить на помощь какому-нибудь из корпусов. Резервная кавалерия была объединена в несколько резервных кавалерийских корпу­сов (во время похода в Россию в 1812 г. их было четыре).

Каждый кавалерийский корпус имел в своем составе не­сколько дивизий (тяжелой, легкой кавалерии) и конную артиллерию.

В 1804 г. была создана Императорская гвардия. В 1805 г. в Императорской гвардии насчитывалось 7 тысяч человек. В ее составе были организованы полки пеших гренадер и пеших егерей, конных гренадеров и конных егерей, два эскадрона конных жандармов, один эскадрон мамлюков, набранных в Египте, и «итальянский батальон».

За период с 1806 по 1812 г. численность Император­ской гвардии увеличилась в несколько раз, в ней были созданы новые части и полки, и гвардия стала настолько многочисленной и хорошо организованной, что сама по сути являлась самостоятельной армией — со своей пехо­той, кавалерией, артиллерией, инженерными и морскими частями, вспомогательными подразделениями. Импера­торская гвардия, будучи особым привилегированным кор­пусом, предназначалась для личной охраны Наполеона, а также выполняла роль ударного резерва на поле боя. К 1812 г. элитой из элит Императорской гвардии являлась Старая гвардия, где служили самые опытные солдаты-ветераны. Старая гвардия представляла собой мощный резерв и, вводимая в действие в критические моменты, часто являлась решающей силой на поле боя. Кроме того, в гвардии имелись различные иностранные части. Во вре­мя похода в Россию Императорская гвардия имела на ме­нее 56 129 солдат[47].

Наполеоновские войны 1796-1815 гг. изменили лицо Европы, нет слов.

Но противоречивые это были войны. С одной стороны, войны Наполеона окончательно сокрушили феодальный строй в Европе, прежде всего в ее главных державах того времени — в Австрии и Пруссии.

С другой стороны, идеи свободы народам Европы французские солдаты несли на своих штыках. Любая армия несет с собой насилие и жестокость. Любая оккупа­ция не может не иметь следствием мародерство и грабежи. Тем более в армии Наполеона грабеж если не поощрялся, то никогда и не запрещался.

Получалась невероятная двойственность. Многие жи­тели Европы не имели ничего против равенства перед за­конами и отмены феодальных правил, которые несли с собой французы. Помочь любезным революционным сол­датам? Так и делали некоторые, но быстро выяснялось: французский солдат — вовсе не бескорыстный освободи­тель от феодализма.

Действительно — если ты был так любезен, чтобы при­нести нам свободу, то зачем ты остаешься оккупантом? Иди домой, а мы тебя будем на расстоянии уважать.

Если же ты пришел и не уходишь, то кто же ты? За­воеватель, вестимо! Если завоеватель не уходит, всякая благодарность исчезает. Остается только вполне законо­мерное желание как можно быстрее вышибить оккупанта со своей земли.

В Италии практически отсутствовало народное сопро­тивление французам: и народы близкие, и австрийцев лю­били еще меньше, и грабили французы князей и богатых горожан, а не простонародье.

Но вот в Испании Наполеон увяз сразу и до конца.

В 1793 году Испания вступила в войну против революционной Франции. Ее армия плохо снабжалась, была плохо обучена, еще хуже вооружена и совсем пло­хо управлялась. Разбив ее, Франция не оккупировала Испанию, а сделала ее своим младшим партнером и союз­ником. И втянула в бесконечную войну. 21 октября 1805 г. испанский флот погиб вместе с французским у мыса Трафальгар. Совершенно не нужная Испании война тяжким бременем легла на страну.

С 1807 года Франция вела войну против Португалии и помогавших ей британских войск. Наполеоновская армия на правах-союзника вступила в Испанию и начала ее по­степенно оккупировать.

При этом верхушка общества была сильно офранцу­жена и заимствовала во Франции все, что только можно и чего нельзя. Премьер-министр Годой буквально пресмы­кался пред Наполеоном.

В 1808 году массовое восстание низвергло Годоя. На­следник престола Фердинанд был провозглашен королем. По совету командующего французскими войсками мар­шала Мюрата свергнутая чета, Карл IV и Мария-Луиза, по­просили защиты у Наполеона. Император предложил им приехать в Байонну (на юге Франции). Там он обещания­ми и угрозами принудил испанских Бурбонов отречься от своих прав на престол в пользу брата императора — Жозефа Бонапарта.

Без разведки Наполеон не предпринимал, решительно ничего. Он изучил подробнейшие отчеты о состоянии ар­мии, флота, администрации страны. Однако разведка ниче­го не писала о патриотизме испанцев. Наполеон невольно судил о стране по ничтожному двору, который наблюдал вблизи... А наблюдал он драки папы и мамы с сыном, без­образную ругань и чудовищную тупость.

2 мая 1808 г. в Мадриде вспыхнуло восстание против захватчиков. Это восстание Мюрат подавил, и жестоко. Наполеон пытался выдать свою захватническую политику за продолжение революционной борьбы. По введенной им конституции, Испании провозглашалась конституционной монархией, вводилось гласное судопроизводство, отменя­лись пытки, уничтожались внутренние таможни, создава­лось единое гражданское и торговое законодательство.

Конституция нисколько не ограничивала власти про­возглашенного королем Жозефа Бонапарта, но давала возможность создать общество без сословий, «пережит­ков» и «предрассудков».

В июле 1808 года произошло сразу три важных события:

1) Испанские гранды, прибывшие в Байонну, одобрили представленную им новую конституцию.

2) 20 июля 1808 г. Жозеф Бонапарт вступил в Мадрид. Он писал оттуда Наполеону: «Государь, я не страшусь сво­его положения, но оно единственное в своем роде в исто­рии: у меня нет здесь ни одного сторонника».

3) В Байлене испанцы окружили и пленили 20-тысячную французскую дивизию. Это первое крупное поражение армии империи было особенно оскорбительно для Напо­леона, поскольку оно было нанесено не равным по силе противником, а «сборищем оборванцев», как он называл испанских партизан.

Вся страна поднялась против французов. Уже 31 июля, через 11 дней после прибытия в столицу, Жозеф должен был покинуть Мадрид и отступить на север Испании, за реку Эбро. Про Жозефа Наполеон позднее не раз говорил: «Это самый неспособный человек, прямая противополож­ность тому, что требовалось».

5 ноября 1808 г. французский император сам при­был в Испанию во главе большой новой армии. Путь на Мадрид шел через обледенелые горные хребты — испан­ские патриоты не жалели своих жизней.

7 декабря Наполеон опубликовал обращение к ис­панскому народу, в котором наряду с подтверждением своих «прав» как завоевателя объявлял: «Я уничтожу все, что стоит на пути к вашему процветанию и величию... Либеральная конституция создаст для вас взамен абсо­лютизма умеренную конституционную монархию». Это была попытка изобразить подавление освободительного движения испанского народа как борьбу за учреждение в Испании прогрессивных для того времени социальных и политических реформ.

Перевал Сомосьерра был последним пунктом обороны испанцев под командованием генерала Бенито Сан-Хуана. Испанский генерал знал, что на такой выгодной позиции достаточно выставить артиллерию, чтобы преградить путь армии Наполеона. Длинная, извилистая и крутая дорога через ущелье не позволяла покрыть ее артиллерийским огнем с одной позиции. Шестнадцать имеющихся орудий было поделено на 4 батареи на расстоянии 2 км.

30 ноября 1808 г. Наполеон приказал атаковать. Один из офицеров в ответ на данный ему приказ воскликнул: «Это невозможно!» Наполеон возразил холодно и убежденно: «Этого слова для меня не существует; я его не знаю». С тех пор он не раз повторял этот понравившийся ему соб­ственный афоризм; он его дополнял: «Не нужны ни «если», ни «но»; надо достичь успеха — и это все».

В составе армии были польские конные войска. Они в конном строю атаковали орудия. Они подавили батареи, но вот беда — численность начавших атаку оценивается по-разному: от 125 до 216 чел. А вот число уцелевших извест­но точно: на следующий день, 1 декабря, Наполеон произ­вел смотр тех 40 поляков, которые выжили и смогли встать в строй. Он вручил им награды, в том числе 16 крестов Почетного легиона. После церемонии император подошел к полякам, снял шляпу и сказал громко, чтобы все могли слышать: «Вы достойны моей Старой гвардии. Вы — лучшая кавалерия».

Сомосьерра стала символом воинской доблести и само­отверженности поляков. «Jak ci, z Somosierry szalency...» («как те, с Сомосьерры безумцы») — поется о них в знаме­нитой песне «Красные маки на Монте-Кассино». Однако, не отрицая героизма польских всадников, многие в Польше не видели смысла в их подвиге. Зачем польские патриоты проливали кровь, помогая Наполеону громить испанских патриотов?

Путь на Мадрид открыт. Через месяц после начала кам­пании он уже занят. Через 72 дня регулярная армия Испа­нии полностью разгромлена. Наполеон сразу же издал ряд важных декретов. Он полностью подтвердил все обещан­ное 7 декабря 1808 г. Французы уничтожили феодальные права помещиков, отменили инквизицию, сократили на две трети число монахов. 12 декабря было отменено феодаль­ное законодательство и вводился Кодекс Наполеона.

Это раскололо нацию, но на очень неравные части. За Наполеоном пошли беспринципные честолюбцы и стяжа­тели и часть либерально настроенных горожан дворян, интеллигентов. Без революции — и к новым порядкам! Это привлекало, хотя и выглядело как плата за отказ от нацио­нальной независимости.

Но абсолютное большинство испанцев, в том числе практически все крестьянство, не соглашалось на оккупацию, независимо от ее выгод. Тех, кто соглашался с вла­стью захватчиков, в народе называли «офранцуженными».

Все 6 лет французской оккупации, с 1808 по 1814 г., в Испании не прекращалась «малая война» — герилья, то есть народная партизанская война против захватчиков. Герильерос убивали французских солдат, совершали внезапные налеты, перерезали французские коммуникации.

Причем дворянство, верхушка духовенства, горожане, чиновники не могли занять последовательной патриотиче­ской позиции: они были охвачены духом особого «либе­рального» коллаборационизма, стремились «приобщиться» к духу Французской революции и вообще всего «передо­вого». Да они ведь и энциклопедистов почитывали, отрав­ляя свои мозги бредом Вольтера и де Сада. Интересно, они тоже не верили в существование метеоритов?

В отличие от «офранцуженной» верхушки герильерос в массе своей были простые крестьяне. Они Вольтера не читали, «революционная пропаганда» вызывала у них от­вращение, а картинки, где на баррикаду взбираются пья­ные бабы с голыми сиськами, эти «отсталые» люди считали просто мерзостью. Они шли в бой под девизом: «За Бога, короля и отечество», а вели их в бой выбранные вожаки, низовое сельское духовенство (родом из крестьян) и не успевшие сбеситься дворяне.

Регулярная испанская армия разбита, почти вся терри­тория страны оккупирована. Борьба герильерос казалась безнадежной. Она бы и стала безнадежной, сумей Напо­леон продержаться в Испании лет пятьдесят. Желательно, истребив все население.

Однако им удалось превратить жизнь оккупантов в на­стоящий ад. Независимо от поведения двора и капитуля­ции регулярной армии Испания пылала. Число партизан называют разное. В любом случае их было значительно больше французских солдат — при том, что Наполеон дер­жал в Испании армию от 240 до 370 тысяч человек.

Любая регулярная армия презирает партизан как «взбе­сившихся голодранцев», «бандитов» и «дикарей». Партизан не состоит на военной службе, не приносит присягу, не надевает мундир. Он — вооруженный гражданский чело­век, который участвует в боевых действиях, внося в них неопределенность, дезорганизацию и смуту.

Для классической военной теории партизан — это скан­дал, дикость, нелепица. На пойманных партизан не рас­пространялись никакие законы ведения войны. В ходе На­полеоновских войн добивать раненых или расстреливать пленных считалось низостью, которую ни один офицер и даже солдат себе не позволили бы никогда. Но одно дело — вражеские солдаты, совсем другое — мародеры, бандиты и партизаны. Они не имеют ни малейшего права на статус во­еннопленных, а вместе с ним и на уважение и соблюдение по отношению к ним правил воинской чести.

Пойманных партизан и добивали, и пытали, и вешали — как уголовников, пойманных в зоне ведения боевых дей­ствий. Партизаны вели себя не лучше... Тем более что ар­мия Наполеона была для них и вражеской армией, армией оккупантов, и одновременно — бандой революционеров, посягающих на освященные Богом и сами собой разумею­щиеся основы жизни. Герильерос истребляли оккупантов, как в компьютерных играх истребляют «монстров» или «космических чудовищ». Закапывание живьем и разрыва­ние деревьями — это не эксцессы, а повседневная практика партизан. И себя они тоже не щадили.

«Французы с первых же своих шагов в Испании натол­кнулись на бесчисленные чуть не ежедневные проявления самой неистовой фанатической ненависти к завоевателям. Французский отряд вступает в деревню. Все пусто, жите­ли ушли в лес. В одной избе застают молодую мать с ре­бенком и находят там же припасы. Подозревая недоброе, офицер, раньше чем позволить солдатам есть, спрашивает у женщины, не отравлены ли продукты. Получив успокои­тельный ответ, он приказывает ей самой отведать первой эту пищу. Не колеблясь, крестьянка ест. Не довольствуясь этим, он приказывает ей покормить этой пищей ребенка. Мать сейчас же исполняет требуемое. Тогда некоторые солдаты принимаются за еду, а спустя короткое время и мать и ребенок, и поевшие солдаты умирают в мучениях. Ловушка удалась. В первое время подобные эпизоды еще поражали французов, но вскоре все это стало быто­вым явлением, и уже никто ничему в испанской войне не изумлялся»[48].

Крах французского владычества в Испании наступил еще до полного крушения наполеоновской империи. Уже в 1812 году территория, которую контролировали францу­зы, уменьшилась примерно в три раза. Испания выбирала между «прогрессивной» оккупацией и «отсталым» патрио­тизмом. Она не приняла «прогресса» из рук оккупантов и вышибла их вон.

Отпущенный из французского плена наследник пре­стола Фердинанд в марте 1814 года вернулся в Испанию. Его первым шагом был вероломный отказ от всех своих прежних обещаний. Он отменил конституцию 1812 года, восстановил королевский абсолютизм, реставрировал феодальные порядки и учреждения. Законодательные собрания, кортесы, избранные на основе конституции 1812 года, были распущены. В стране воцарился режим самой устрашающей реакции. Что характерно, испанцы сами это выбирали.

В эпоху Наполеона французы в несколько прие­мов оккупировали, покорили почти всю Германию. Одна из причин этой легкости — отсутствие единого государ­ства. В Священную Римскую империю германской нации входило более 350 государств разной степени независи­мости и в разных отношениях друг с другом.

Священная Римская империя не имела общей конститу­ции. В основе ее государственного устройства и политиче­ской жизни лежали неписаные правовые обычаи. К 18 веку конституционно-правовые нормы были разбросаны по зна­чительному числу актов. Веками складывался и сложился баланс власти между различными имперскими институтами и сословиями. Добавьте к этому федеративный характер империи.

По замечательному выражению крупнейшего герман­ского правоведа XVIII века Иоганна Якоба Мозера: «Гер­мания управляется по-немецки: «наше государственное устройство нельзя объяснить в нескольких словах или путем сравнения с государственным устройством других стран[49].

Разумеется, это вызывали волну критики в Англии Фран­ции: как они смеют управляться по-немецки, когда «надо» по-английски и по-французски?! У западноевропейцев были свои сторонники в Германии. В XVII веке создатель теории «регулярного государства» Самуэль Пуфендорф на­звал Священную Римскую империю «подобным чудовищу» «скопищем полусамостоятельных княжеств, существовав­ших под прикрытием слабых прерогатив императорского престола»[50].

Разные государства формально находились в под­чинении императора и имперского рейхстага, но фак­тически жили совершенно самостоятельно. Дворянство было неоднородно по составу, имело разные права в разных княжествах и находилось в зависимости от кня­зей или от императора. Крестьяне были в основном кре­постными, но их повинности и права очень варьировали по землям.

Каждый город оправлялся по собственному регла­менту. Помимо городов, подчинявшихся князьям, был 51 вольный город — фактически самостоятельное госу­дарство. Городское население состояло из патрициан­ских семей, граждан города, подмастерьев и учеников, зависимых от мастеров.

Это была средневековая организация общества, и очень часто Германию на этом основании называют «отсталой». Действительно — ни единого государства, ни парламента с сотнями болтливых политиканов, ни «адамитов», бегающих нагишом по городам, ни идеек, как «все поделить». Просто чудовищная отсталость!

Но даже если считать «прогрессивным явлением» борь­бу за клиническую демократию, Священная Римская им­перия германской нации была более демократичной, чем Британия и Франция XVIII века.

Начнем с того, что управлялась Священная империя выбираемым императором.

Императорский титул не был наследственным, им­ператора выбирали на специальной коллегии князей-курфюрстов. Представьте себе английского короля, кото­рого выбирает палата лордов. В захлебывающейся от де­мократии Британии ничего подобного отродясь не было. А в отсталой Германии было.

Если император не мог венчаться на царство в Риме, он так и назывался «выбранный римский император». Если венчался — то назывался «римский император».

Власть этого выборного императора никогда не была абсолютной. Сначала ее ограничивал совет высшей ари­стократии Германии (в точности как в Англии, где 100 знат­нейших баронов должны были объявить войну королю, если он нарушает права человека). С 1495 г. собирался рейхстаг. Он состоял из трех коллегий:

Совет курфюрстов (нем. Kurfurstenrat), в состав кото­рого входили курфюрсты империи (первоначально семь, к концу XVIII века - восемь человек);

Совет имперских князей (нем. Reichsfiirstenrat), в со­став которого входили светские и духовные имперские князья, каждый из которых обладал одним голосом, а так­же имперские графы и имперские прелаты, обладавшие, соответственно, четырьмя и двумя коллективными голо­сами. Совет имперских князей разделялся на курии свет­ских (63 члена в 1800 г.) и духовных (37 членов в 1800 г.) князей;

Совет городов (нем. Stadterat), в состав которого входи­ли представители свободных имперских городов (51 член в 1800 г.), объединенных в две коллегии: Швабскую и Рейнскую.

Во всей Европе королей выбирали только в отсталых Германии и Речи Посполитой. Вероятно, в этом проявля­лись немецкий садизм и скотская сущность славян.

Демократы обожают говорить о децентрализации вла­сти как основе для демократии. Но власть не была разде­лена во Франции и в Британии. Это в Германии дуализм императора и имперских сословий являлся относительно независимым источником верховной власти.

В каждом из 350 государств существовала своя по­литическая система. Недовольный достаточно легко мог переселиться туда, где ему лучше. Такого нет даже в со­временных Соединенных Штатах с их различиями в зако­нодательствах штатов.

Последний эрцканцлер Священной Римской империи Карл Теодор Дальберг дал такое определение своему го­сударству: «...прочное готическое здание, которое хотя и не было построено по всем правилам архитектуры, тем не менее безусловно удобное для жилья»[51].

Франция сумела сделать его значительно менее удобным.

Среди германских княжеств размерами, богатством и военной силой выделялись Пруссия, Саксония, Бавария, Вюртемберг и особенно — могучая Австрия. Но в XVIII веке Пруссия и Австрия жестко конкурируют друг с другом за руководство в Германии.

В 1785 г. под руководством Фридриха II Прусского был создан Союз немецких князей как альтернатива имперским институтам, контролируемым австрийскими Габсбургами. Австро-прусское соперничество лишало остальные не­мецкие государства возможности оказывать хоть какое-нибудь влияние на внутриимперские дела. В малых и средних субъектах империи заговорили об «усталости от империи». Из-за соперничества сильнейших устойчивость империи была окончательно утрачена.

Значит ли это, что ее время прошло? Нет, прошло время именно для такой организации Германии. После разгрома Наполеона в 1813-1814 гг. идея восстановления Священ­ной Римской империи витала в воздухе.

Эту идею поддерживали Британия и папа римский. Многие малые и средние немецкие княжества хотели воз­рождения империи, чтобы их не поглотили крупные госу­дарства: Пруссия, Бавария, Саксония, Вюртемберг. В но­ябре 1814 г. двадцать девять немецких князей подписали воззвание к Францу II Австрийскому с просьбой принять титул императора Священной Римской империи герман­ской нации.

Однако реставрация Старой империи была уже просто опасной. Попытка возрождения империи угрожала воен­ным конфликтом Австрии с Пруссией и другими крупными немецкими государствами.

На Венском конгрессе 1814-1815 гг. Франц II от­казался от императорской короны и воспрепятствовал проекту восстановления империи под управлением из­бираемого из немецких князей императора. Вместо этого 8 июня 1815 г. был учрежден Германский союз — конфе­дерация 38 немецких государств, включая наследствен­ные владения Австрийской империи и Прусского коро­левства в границах, примерно соответствующих бывшей Священной Римской империи. Председателем Германского союза до 1866 г. оставался император Австрии. Германский союз был распущен после австро-прусской войны 1866 г., ему на смену пришел Северогерманский союз, а с 1871 г. — Германская империя под главенством Пруссии[52].

Понимать, чем была Священная Римская империя гер­манской нации и каков ее путь, необходимо, чтобы по­нять — что и зачем делал Наполеон?

В эпоху революционных войн страны империи с перепугу консолидировались. В 1790 г. был заключен Райхенбахский союз между императором и Пруссией, на время прекративший австро-прусское противостояние. Однако цели союзников были различны. Эрцгерцог Австрии Франц II хотел не укрепления империи, а расшире­ние Австрийской монархии, в том числе за счет немецких княжеств, и изгнания французов из Германии.

Аналогичные стремления имел и прусский король.

23 марта 1793 г. рейхстаг объявил имперскую войну Франции. К этому времени левобережье Рейна и ав­стрийские Нидерланды были оккупированы французами, а Франкфурт сожжен. Имперская армия была крайне сла­ба, в тылу восставали «прогрессивные личности».

Субъекты империи стремились как можно более ограни­чить участие их воинских контингентов в боевых действиях за пределами собственных земель, отказывались платить военные взносы и пытались как можно скорее добиться заключения сепаратного мира с Францией. Уже в 1794 г. имперская коалиция начала распадаться. В 1795 г., заклю­чив Базельский мир, из войны вышла Пруссия, за которой последовали северонемецкие государства, а в 1796 г. Баден и Вюртемберг.

Более стойкая австрийская армия продолжала вести военные действия и неизменно терпела поражения на всех фронтах. Наконец, в 1797 г. французская армия На­полеона Бонапарта вторглась из Италии на территорию наследственных владений Австрии. Весной 1797 г. был заключен Кампоформийский мир. Император Священной Римской империи германской нации, эрцгерцог Австрии Франц II, передавал Франции Бельгию и Ломбардию и со­глашался на уступку левобережья Рейна, а взамен полу­чил континентальные владения Венеции и право на увели­чение австрийских владений в империи за счет церковных княжеств юго-восточной Германии.

В 1798 г. в Раштатте открылись мирные переговоры с Францией от имени империи, на которых началось об­суждение вопроса предоставления компенсаций бывшим правителям княжеств левого берега Рейна за счет секуля­ризации церковных владений. Переговоры провалились, но вспыхнувшая в 1799 г. война Второй коалиции (1799-1801), в которой Австрия попыталась добиться реванша, завершилась полным поражением союзников. Люневильским миром 1801 г. была признана аннексия Францией левого берега Рейна, в том числе земель трех духовных курфюрстов — Кельна, Майнца и Трира. Решение вопро­са о территориальном возмещении пострадавшим немец­ким князьям было вынесено на рассмотрение имперской депутации. После длительных переговоров под нажимом Франции и России и при фактическом игнорировании по­зиции императора был принят окончательный проект ре­организации империи, который и был утвержден 24 марта 1803 г.

«Заключительное постановление имперской депута­ции» 1803 г. предусматривало кардинальную реорганиза­цию состава и структуры Священной Римской империи. Церковные владения на территории Германии были секу­ляризированы и большей частью вошли в состав крупных светских государств. Прекращали также свое существо­вание в качестве субъектов имперского права почти все (за исключением шести) имперские города. Всего было упразднено, не считая аннексированных Францией зе­мель, более 100 государственных образований в составе империи, а численность населения секуляризированных земель достигала трех миллионов человек. Причем наи­большие приращения в отношении территории и числен­ности населения получили французские сателлиты Баден, Вюртемберг и Бавария, а также Пруссия, под власть которой перешла большая часть владений церкви в Се­верной Германии. После завершения территориального размежевания к 1804 г. в составе Священной Римской им­перии осталось около 130 государств, не считая владений имперских рыцарей.

Территориальные изменения повлекли радикальные изменения в составе рейхстага и коллегии курфюрстов. Были упразднены титулы трех церковных курфюрстов, а вместо них курфюрстшеские права были предоставле­ны правителям Бадена, Вюртемберга, Гессен-Касселя и эрцканцлеру империи Карлу-Теодору Дальбергу. В ре­зультате в коллегии курфюрстов, а также в палате кня­зей имперского рейхстага, большинство перешло к протестантам и сформировалась сильная профранцузская партия. Ликвидация вольных городов и церковных кня­жеств — традиционно основной опоры империи — привела к потере империей устойчивости и полному падению влияния императорского престола. Священная Римская империя окончательно превратилась в конгломерат фак­тически независимых государств и утратила перспек­тивы своего выживания как единого политического об­разования.

К концу XVIII века их число сократилось до 51. Реше­нием имперской депутации 1803 г. большинство городов потеряло самостоятельность и вошло в состав немецких княжеств. К моменту роспуска Священной Римской им­перии в 1806 г. продолжало существовать лишь шесть свободных имперских городов: Любек, Гамбург, Бремен, Франкфурт, Аугсбург и Нюрнберг.

Когда Священная Римская империя еще существу­ет, но уже разваливается, представляет из себя конгломе­рат ничем не связанных княжеств, возможно многое. На­пример, возникла реальная опасность того, что римским императором будет избран Наполеон. А почему бы и нет? В 1804 г. Наполеон Бонапарт посетил древнюю импер­скую столицу Аахен и находящуюся там могилу Карла Великого.

Он прозрачно намекал, что лучше него императора нет и быть не может. Идее принятия Наполеона римской короны симпатизировал даже эрцканцлер империи Карл-Теодор Дальберг: он видел в этом шанс продолжить имперскую историю.

18 мая 1804 года Наполеон провозглашен императо­ром, но помазан на царствование только 2 декабря. И тог­да 11 августа 1804 года провозглашает себя императором Австрии последний император Священной Римской им­перии германской нации (7 июля 1792 по 6 августа 1806) эрцгерцог Австрии, король Богемии и Венгрии (с 1 марта 1792) Франц II (1768-1835).

Австрия у нас настолько прочно ассоциируется со словом «империя», что многие просто с трудом восприни­мают: до 1804 года Австрия империей не была. У В. Пику­ля, например, Австрия оказывается империей и в XVIII ве­ке. А это, мягко говоря, не совсем так.

Вообще империя, в представлении европейцев, может быть только одна. Еще в поздней античности сосущество­вание Восточной и Западной империй казалось чем-то странным и причудливым. Вождь племени скиров Одоакр зарезал последнего императора Западной Римской импе­рии (в 476 году), но вовсе не для того, чтобы самому стать императором. Он отослал регалии императора в Византию со словами: «Не может на небе быть двух солнц, а на зем­ле двух императоров». После чего смиренно просил раз­решения быть представителем единственного императора в Италии....

И империя Карла Великого, и Священная Римская им­перия германской нации были как бы продолжениями Римской империи. Только Российская империя, провоз­глашенная в 1721 году, нарушала этот порядок, станови­лась чем-то вроде Восточной Римской империи, живущей параллельно с Западной.

Теперь же в Европе оказалось сразу три империи, кро­ме четвертой, Российской! С августа 1804 года и до августа 1806 г., два года, сосуществовали Французская империя, Священная Римская империя и Австрийская.

Франц Габсбург носил династический номер Франц II как император Священной Римской империи. Как первый император Австрии и король Венгрии и Богемии, он имел династический номер Франц I. Имея теперь такой же ранг, как и Наполеон, Франц I, пока одновременно Франц II, стремится не дать Наполеону возложить на себя вторую императорскую корону, императора Священной империи.

Принятие титула императора Австрии свидетельство­вало: Габсбурги осознают, что могут потерять престол Священной Римской империи.

В мае 1806 г. имперский эрцканцлер Дальберг несмо­тря на протест императора назначил своим коадъютором и преемником дядю Наполеона кардинала Йозефа Феша, француза, не говорящего ни слова по-немецки. В случае смерти Дальберга Феш (дядя Наполеона!) стал бы главой правительства Священной Римской империи.

По мнению нового австрийского канцлера Иоганна Фи­липпа Штадиона, перед империей открывалось лишь две перспективы: роспуск либо реорганизация под француз­ским господством.

Последний и уже смертельный удар по Священной Римской империи нанесла война Третьей коалиции 1805 г. Армия Франца II была наголову разгромлена в сражении под Аустерлицем, а Вена захвачена францу­зами. На стороне Наполеона в этой войне сражались войска Бадена, Баварии и Вюртемберга. Предатели? Нет, Священная империя фактически развалилась. Дей­ствия германских государств не вызвало никакой отри­цательной реакции в империи.

Франц II был вынужден заключить с Францией Пресбургский мир, согласно которому император, во-первых, окончательно отказывался в пользу Наполеона и его са­теллитов от владений в Италии, Тироля, Форарльберга и Передней Австрии (Наполеон вскоре принял титул короля Итальянского).

Во-вторых, он признавал за правителями Баварии и Вюртемберга титулы королей, что юридически выводило эти государства из-под какой-либо власти императора и предоставляло им почти полный суверенитет. Австрия окончательно была оттеснена на периферию Германии, а империя превратилась в фикцию.

22 июля 1806 года австрийский посланник в Париже получил ультиматум Наполеона: если Франц II не отречет­ся от престола империи до 10 августа, французские вой­ска войдут в австрийские владения.

В Вене уже в течение длительного времени велись дис­куссии о целесообразности сохранения Священной Рим­ской империи в условиях абсолютного доминирования Франции в Германии. Возобладала позиция канцлера Шта­диона, полагавшего, что существует серьезная опасность превращения империи во французский протекторат и что сохранение Францем II имперского престола неминуемо повлечет войну с Наполеоном, к которой Австрия была не готова. Отказ от короны стал неизбежен.

Очевидно, к началу августа 1806 г., получив гарантии французского посланника, что Наполеон не наденет коро­ну римского императора, Франц II решился пойти на от­речение.

6 августа 1806 года Франц II объявил о сложении с себя титула и полномочий императора Священной Римской им­перии. Он объяснял это возникшей невозможностью ис­полнения обязанностей императора после учреждения Рейнского союза. Одновременно он освободил имперские княжества, сословия, чины и должностных лиц имперских учреждений от обязанностей, наложенных на них импер­ской конституцией.

Хотя акт об отречении и не был безупречен с юридиче­ской точки зрения (до сих пор ведутся дебаты по вопросу, имел ли император право единолично принимать решение об упразднении империи), в Германии уже не было поли­тической воли поддерживать существование имперской организации. Священная Римская империя перестала су­ществовать.

12 июля 1806 г. Бавария, Вюртемберг, Баден, Гессен-Дармштадт, Нассау (обе линии), Берг, эрцканцлер Дальберг, Дармштадт, Клеве-Берг, Гогенцоллерн, Лихтен­штейн подписали в Париже договор с Наполеоном.

Эти государства заявили об образовании Рейнского со­юза под покровительством Наполеона, а августа объявили о своем выходе из состава Священной Римской империи. Перед подписанием Наполеон поставил перед участника­ми 24-часовой ультиматум, при котором в случае непод­писания французские войска должны были быть введены в южно- и западногерманские земли.

Заключение Рейнского союза и «добило» Франца II: он отрекся от престола Священной Римской империи германской нации и объявил об ее упразднении спустя несколько дней после заключения договора о Рейнском союзе.

Образованию союза очень помогал бывший эрцканцлер Священной империи, архиепископ Майнцский, Карл фон Дальберг. За это он получил город Франкфурт-на-Майне и звание князя-примаса. Он был назначен намест­ником Наполеона в Рейнском союзе.

Это был наступательный и оборонительный союз, за­ключенный князьями с Францией на вечные времена. Внутри союза отдельные князья были самостоятельны. Самостоятельные правители получили во власть других правителей, поменьше. Рейнский союз сделался коллек­тивным вассалом Наполеона, основой его политики стала безусловная покорность Франции во внешней политике и военных делах. Союз обязался держать для него наготове войско в 63 000 человек и участвовать вместе с Франци­ей во всех ее войнах. Вот во внутренних шло увеличение власти государей над подданными. Во внутренних делах всех княжеств Наполеон ограничился введением в Фран­цузского гражданского кодекса (Кодекса Наполеона), и проведением стратегических дорог.

Протектором этого Рейнского союза был император На­полеон, утверждавший новых членов и распоряжавшийся вооружением войск. Для общего управления союза было назначено собрание во Франкфурте, одно королевское и одно княжеское. Чтобы уничтожить само воспоминание о Священной Римской империи, прежнее место собраний имперского сейма, город Регенсбург, в 1810 г. был при­соединен к новому баварскому королевству.

По договору Рейнский союз должен был иметь общие конституционные органы (как Священная Римская импе­рия), но это не получилось: более крупные члены союза очень уж хотели самостоятельности. Бундестаг, организо­ванный председательствующим князем Карлом Теодором фон Дальбергом, так и не собрался: в нем отказывались участвовать Вюртемберг и Бавария.

Вскоре участники Рейнского союза начали приватиза­цию владений имперских рыцарей и мелких графств. В ре­зультате число всех немецких государственных образова­ний сократилось с двухсот до сорока двух. Из 51 вольного города осталось 5, остальные вошли в состав других государств. Число жителей Рейнского союза достигало 8 мил­лионов на 2400 кв. миль.

До 1808 г. к Рейнскому союзу присоединились еще 23 немецких государства. Уже вследствие поражения Пруссии против Франции в битве при Йене в его состав вошли многие центрально- и северонемецкие мелкие го­сударства.

В 1808 г. Рейнский союз достиг своих наибольших раз­меров. Он охватывал четыре королевства, пять великих герцогств, тринадцать герцогств, семнадцать княжеств, а также независимые ганзейские города Гамбург, Любек и Бремен. Последним к Рейнскому союзу присоединился князь Ангальт-Дессау и получил за это титул герцога. Вооб­ще Наполеон не жалел титулов: Баден, Гессен-Дармштадт, гергогства Клеве и Берг стали великими герцогствами, а Вюртемберг и Бавария — королевствами. Многие круп­ные государства Германии сделались еще крупнее.

В 1810 г. большие части Северной Германии, включаю­щие устья Эмса, Везера и Эльбы, были аннексированы не­посредственно наполеоновской Францией, чтобы лучше контролировать континентальную блокаду Англии.

Вне Рейнского союза, нового издания Германии, оста­лись лишь Пруссия, Австрия, принадлежавшее Дании гер­цогство Гольштейн и шведская Померания.

Создав дружественный себе Рейнский союз, Наполеон создал значительное буферное пространство на северо-востоке Французской империи, между ней и Австрией и Пруссией. Рейнский союз был в то же время орудием господства и завоевательной политики Наполеона в Гер­мании.

Организация армии союза и укрепление границ были в руках французских офицеров и инженеров. Немцы только поставляли солдат. Договора по делам союза за­ключались в Париже. Имперские законы, суд и сейм были упразднены, равно как и старинные конституционные формы, стеснявшие абсолютизм (например, вюртемберг-ские земские чины).

В администрации и сборе податей введено больше по­рядка, устранены отжившие судебные процессы, введен Кодекс Наполеона (Баден, Вестфалия). Новый режим, установленный в некоторых государствах Рейнского со­юза, очень близко подходил к просвещенному абсолютиз­му: то же недоверие к общественным силам, то же полно­властие администрации.

Распространение кодекса Наполеона имело огромное значение: объявляя гражданское равенство, он приводил к необходимости освобождения личности крестьянина. Под давлением Наполеона члены Рейнского союза стали издавать законы, отменявшие крепостную зависимость крестьян.

Сам Наполеон в 1807 г. уничтожил крепостное со­стояние в Вестфалии, в 1808 г. — в герцогстве Бергском, в Эрфурте, Байрейте и др. В состав Рейнского союза вошли также так называемые медиатизированные им­перские чины — множество мелких князей, утратившие свои феодальные права и поглощенные крупными сосе­дями.

Во многих странах была сделана общеобязательной военная служба.

Для прогрессивных людей — совершенно замечатель­ные нововведения. «Французская революция, точно громо­вая стрела, ударила в этот хаос, называемый Германией»[53], радовался Энгельс.

Убежденного монархиста Оскаре Егера марксисты никак не назовут «прогрессивным». Но и он, называя «де­моном» Наполеона, полагал: «Одно только обстоятельство можно было назвать благоприятным: этот человек-демон был сыном своего времени: он знал его потребности и, принося жертвы своему демону, он разбивал вдребезги отживший старый мир и оказал, непроизвольно, неоцени­мую услугу европейскому населению. Никому это не по­служило так на пользу, как Германии, что может несколько утешить автора при печальной обязанности, на нем ле­жащей, — рассказать подробности страшного крушения, проследить годы невероятного, жгучего позора, в котором едва можно разобраться»[54].

Нововведения и правда были неплохие — скорее чрез­мерные. Дворяне и горожане разных земель не перестали отличаться друг от друга потому, что их уравняли в законе. А были и решения явно вредные.

Вроде бы что можно возразить против эмансипации, то есть уравнивания в правах немецких евреев? Тем более что в Германии давно к этому шло, а во многих государствах евреи получили гражданские права, хотя и не имели прав политических. Если еврей не мог выбирать мэра города или стать офицером в прусской армии, то во всяком случае за­кон однозначно оберегал жизнь еврея, его личное достоин­ство и имущество. Не случайно же именно в Германии роди­лось такое явление, как реформатская синагога. В Гамбурге в 1840-е годы, вскоре после описываемых нами времен, службу в синагоге даже сопровождали звуки органа. Число выкрестов достигало третьей части некоторых общин.

Но в результате действий французов получалось так, что евреи взяли гражданские права из рук оккупантов. К тому же большинство евреев по свойственной им люб­ви ко всему «прогрессивному» поддерживали оккупантов, а множество еврейских юношей пошли добровольцами во французскую армию. Это не могло не сказаться на отно­шении к евреям и их проблемам.

После наполеоновских войск романтический нацио­нализм начал настаивать на различиях между «принципом германизма» и «принципом семитизма». В сознании гер­манского общества укоренилось представление о евреях как юрких типах, которые не имеют и не хотят иметь к Гер­мании никакого отношения, как к наглым инородцам. Это имело для истории страны многообразные и сложные по­следствия.

В годы наполеоновских войн французов поддерживали люди трех направлений:

1) владетельные князья и феодалы отдельных стран и земель, рассчитывая укрепить свою сепаратную власть.

«Да здравствует Наполеон, восстановитель Баварско­го королевства», писали 1 января 1806 года в мюнхенской правительственной газете. Находились даже баварские ученые, которые доказывали близкое родство древних ба­варцев и галлов.

2)  Карьеристы и мелкие подонки всех мастей. Импер­ский канцлер Карл Теодор фон Дальберг объявил 27 мая 1806 года, что он избрал себе в помощники кардинала Феша, дядю Наполеона.

3)  «Борцы за прогресс», полагавшие все немецкое «от­сталым» и «примитивным», а все французское — «современ­ным» и «передовым».

Французы могли вполне искренне считать, что принес­ли Германии свободу, — но далеко не все немцы так думали. Какое-то время Германия как бы оцепенела, но ненадолго.

В Германии период войн с Наполеоном носит ро­мантическое название die Befreiungskriege - освободи­тельные войны[55]. Это официальное название целого пе­риода немецкой истории. Одни начинают его с 1801 года, другие — с 1806-го, третьи (чего мелочиться?) с 1792-го — после первых же французских захватов в Германии. Конец эпохи понятен: 1814 год.

То есть сначала все было довольно спокойно. Сопро­тивление было очень в духе немцев: в рамках закона. До сих пор неизвестно, кто написал брошюрку «Deutschland in seiner tiefsten Erniedrigung» («Германия в своем уни­жении»). Называли профессора Иелина из Аугсбурга, но его авторство никогда не было доказано. И после окон­чания французской оккупации никто не приписал себе авторства. Известно, что эту брошюру весной 1806 г. продавал книготорговец и издатель из Нюрнберга Иоганн-Филипп Пальм (Palm, 1768-1806). В этой брошюре автор писал чистую правду: о поведении французов в Баварии, об унижении немцев. Оккупанты перехватили брошюру в Аугсбурге и сочли ее «враждебной французскому народу». Наполеон пришел в ярость, он велел найти и покарать автора. А зловредный Пальм, упрямый, как все немцы, отказался назвать имя автора.

Наполеон вообще немцев не любил. Он велел предать Пальма чрезвычайному военному суду в Браунау, а суду велел в 24 часа приговорить Пальма к расстрелу за распро­странение заведомо оскорбительных для Франции книг.

Если не ошибаюсь, нравы Германии были отсталыми и феодальными? А Франция вроде бы несла прогресс и законность? Но почему же тогда в Браунау французский высший военный суд судил гражданского человека? По­чему французы судили гражданина независимого госу­дарства, вольного города Нюрнберга? Почему судили за продажу брошюры, которая еще не была запрещена? Где же Кодекс Наполеона?!

И почему Иоганн Пальм не бежал, как ему советовали не раз? Почему он всякий раз отвечал, что невиновен и что у него, как у всякого человека, есть неотъемлемые права. Ну какие там права могли быть у мещанина города Нюрн­берга при кошмарном феодализме?!

Пальма приказано было признать виновным, и его при­говорили к расстрелу. Пальм мог спастись, назвав имя ав­тора, но он этого не сделал, вызвав новый приступ обе­зьяньей ярости Наполеона. 25 августа 1806 года он был расстрелян. В 1866 г. в Браунау воздвигнут бронзовый памятник Пальму, по модели скульптора Кнолля. Памятник сохранился до сих пор.

По мнению многих, убийство Пальма очень подтолкну­ло германское сопротивление. Было оно очень неодно­родным и разным в разных частях Германии.

Befreiungskriege — это не единое событие, а множество восстаний патриотов Германии. Это студенческие тайные общества, выдвинувшие лозунг «Retten von Tiranneen-ketten»! — «разбить оковы тиранов!». Студенты сочиняли и пели под гитару патриотические песни. Например, как Теодор Кернер из Дрездена, сын друзей Гете, убитый све­точами прогресса 26 августа 1813 года.

Многие немецкие дворяне не приносили присягу Напо­леону и целыми дружинами сидели в лесах и горах. Выкурить их оттуда у французов не хватало сил — шла война, не до повстанцев в тылах. Временами повстанцы сами на­падали на оккупантов — как правило, малыми силами шли против регулярной армии, неся огромные потери. Восста­ния вызывались и попытками французов призвать немцев в свою армию. Не все шли служить французам, многие бе­жали в леса.

Время от времени самые разные люди восставали про­тив оккупантов, вплоть до самых мирных людей, крестьян или городских мещан, извозчиков и лавочников.

До новых военных действий в 1805 году бежавшие в леса или отсиживающиеся по глухим деревням французов тревожили мало. А когда началась война, началась целая серия восстаний. Восстания выдвинули вождей, имена ко­торых в Германии не забывали очень долго.

Еще до Второй мировой войны не только профессио­нальный историк, но всякий образованный немец сказал бы вам, кто такой командир добровольцев из Вестфалии Фердинанд фон Шилль, погибший в ходе восстания про­тив французов в 1809 году. И кто такой Андреас Хофер, глава восставших тирольских горнорабочих. Не знать эти имена было, как в России никогда не слыхать про Ивана Сусанина и про Евпатия Коловрата.

Весь XIX век и первую половину XX века об этих людях писали статьи и книги, ставили им памятники. Нарисовано много картин, изображающих эпизоды Befreiungskriege. Тут и то же восстание горнорабочих в Тироле: люди с ду­бинами и камнями идут против вооруженных французских шеренг. Тут и расстрел 8 немецких офицеров — патриотов в Весселе: скованные цепями люди в штатском, грозящие кулаками врагу в свой последний час.

Германия поднималась медленно. Не тот народный ха­рактер, что в Испании. Детонатором Befreiungskriege ста­ла Пруссия. Она проиграла войну, и Наполеон не только произвольно кроил ее границы, но и заставил оплатить расходы на содержание оккупационной армии. В одном Берлине осенью 1808 года стояло 160 тысяч человек и 60 тысяч человек. На их содержание ушло более 3900 ты­сяч талеров. Для примера города меньшего масштаба: в маленьком городке Бескоф за 2 года уплатили 28 303 та­лера. Пруссия была независима, но не имела права иметь армию больше 42 тысяч человек. Когда у Наполеона ро­дились подозрения, генерала Шарнгорста уволили с поста военного министра.

О, этот Шарнгорст!! Наверное, этот пруссак действо­вал назло Наполеону и вообще всем прогрессивным соз­даниям. Впрочем, пруссаком Герхард Иоганн Давид Шарн­горст (1755-1813) сделался только в 1801 году. Родом из мещан Ганновера, он до этого служил в армиях нескольких княжеств.

Во время войны 1806-1807 гг. Шарнгорст служил в ге­неральном штабе и прекрасно ознакомился с недостатка­ми старой прусской армии. Он был главным в созвездии немецких военных, которые сумели полностью преобра­зовать прусскую армию. Ближайшими его сотрудниками были такие знаменитости, как Бойен, Гнейзенау, Грольман и Клаузевиц.

Шарнгорст стоял за армию призыва и был убежден, что нравственная связь армии с народом гораздо важнее, чем высокое развитие технической стороны военного дела. Дайте народу большую свободу, уважайте его и развивай­те в нем самом уважение к самому себе — и армия такого народа совершит чудеса!

Обращение с рядовыми, в числе которых стали слу­жить дворяне и богатые бюргеры, было изменено; унизи­тельные телесные наказания отменены. Изменению под­верглись форма, вооружение, организация хозяйственной части. Шарнгорст изменил принципы производства в офи­церы, происхождение перестало быть важнейшим осно­ванием. В общем, сделал все не хуже, чем во Франции, и при том не строил храма Высшего существа, никого не топил в Шпрее и не ставил гильотины посреди Берлина.

Наполеон воспротивился созданию ландвера, то при­шлось для образования достаточного запаса обученных солдат отпускать взятых в военную службу, как только они оказывались сколько-нибудь обученными. Закон о ландвере, выработанный Шарнгорстом, появился уже по­сле разрыва с Францией, в 1813 году.

Ландвер (Landwehr, от Land — земля, страна и Wehr — за­щита, оборона), появился в Австрии в 1808 году. В 1813 г. термин «ландвер» принят Пруссией для обозначения опол­чения, выставляемого военными округами для полевой службы. Обязанности службы в ландштурме подлежало мужское население с 17 до 60 лет.

Ландштурм (Landsturm, от Land — земля, страна и Sturm — атака, нападение). Появился в 1809 г. в австрийском Тироле. В Пруссии создан в 1813 г. и включал всех годных к ноше­нию оружия мужчин от 15 до 60 лет, не состоявших в армии или ландвере.

Ландштурм и ландвер позволили подготовить к войне практически все мужское население.

Герхард Шарнгорст стоял за скорейшее начало войны с Францией, и когда все началось, принимал в боях самое активное участие. Уже в Польше русские войска шли, не встречая со стороны пруссаков сопротивления.

Фридрих Вильгельм III формально сохранял верность союзу с Наполеоном, вступление русских войск в Восточ­ную Пруссию создало предпосылки для разворота прус­ской политики. Русские войска держались дружественно на прусской территории, не вмешиваясь во внутренние дела Пруссии. 25 января 1813 г. прусский король пере­брался из оккупированного французами Берлина в ней­тральную Силезию (прусские владения на границе с Ав­стрией). 9 февраля Пруссия ввела всеобщую воинскую повинность, что дало возможность наряду с другими ме­рами создать к началу марта 120 тыс. армию. Прусские регулярные части стали действовать согласованно вместе с русскими против французов, не всегда получая на это санкцию прусского короля. Попытка французов органи­зовать вторую линию обороны по Одеру не увенчалась успехом из-за русско-прусского союза.

27 марта 1813 г. прусский король официально объявил Франции войну и издал призыв «К моему народу». С этого времени Шарнгорст снова генерал-квартирмейстер прус­ской армии в чине генерал-лейтенанта. В битве при Гроссгершене (около Люцена) 2 мая 1813 г. Шарнгорст был ранен ядром в ногу. С незажившей раной он предпринял путешествие в Вену, чтобы хлопотать о присоединении к коалиции австрийцев. Рана его загноилась, и 28 июня того же года Знаменитый Шарнгорст умер.

Ну ладно, пусть Пруссия — коварная змея, пригретая на груди императора Французской республики. Но ведь под­нялся народ. В Кюстрине, Шпандау, Данциге ландвер вы­бил французов до подхода регулярной армии. В Берлине ополчение захватило мосты через Шпрее и удерживало их до подхода регулярной русской армии.

В России помнят «старостиху Василису» (о которой, собственно, ничего больше и не известно). А в Германии известно до 30 девушек, принимавших участие в воен­ных действиях. Одни, как Иоганна Штеген в Люнебурге, перевязывали раненых и подносили патроны. Другие, как Анна Люринг из Бремена и Мария Бухгольц из Берлина, брались сами за оружие. Самой известной женщиной —участницей Befreiungskriege — стала унтер-офицер егер­ского полка Элеонора Прохазка из Потсдама (погибла в атаке 16 сентября 1813 г.).

Германия помнила своих героев и старалась называть их поименно. Befreiungskriege — это национальный подъ­ем, романтический национализм, морально подготовив­ший объединение Германии Бисмарком.

Немцы «голосовали ногами» от Наполеона так, что под Лейпцигом 16 октября 1813 г. Наполеон имел 190 тысяч солдат против 205 тысяч солдат противника. 18 октября, к концу сражения, союзники уже имели 295 тысяч солдат, а Наполеон — 160 тысяч.

Взрыв национального чувства, охвативший Пруссию, отразился и в других немецких землях. После Лейпцигской битвы и отступления разбитой французской армии за Рейн началось быстрое распадение Рейнского союза. На сегодняшний день единственным его членом, сохра­нившим независимость, является княжество Лихтен­штейн.

Владетельные князья, при Наполеоне лишенные пре­стола, вернулись в свои владения. За бывшими членами Рейнского союза сохранены были все верховные их пра­ва и территориальные приобретения. Королевство Вестфальское исчезло, в Ганновере восстановлено было вла­дычество короля английского. Реставрированные князья пытались вернулись к «доброму старому времени», и в Гер­мании начался виток лютой реакции... но крестьяне уже никогда не стали крепостными, феодализм стремительно уходил в прошлое, а Германия объединялась на совершен­но другой основе, мало походившей на Священную Рим­скую империю германской нации.

Как видно, немцам пришлось делать тот же выбор, что и испанцам: между развитием и патриотизмом. Они последовательнее испанцев использовали возможность развития. Но в целом выбрали в конце концов патрио­тизм. Реформы монархиста, патриота и убежденного контрреволюционера Шарнгорста доказывали: вполне можно двигаться вперед и не изменяя национальной традиции.

И Германию Наполеон не сумел сделать до конца «сво­ей». Так и долежала до 1813 года эта огромная мина.

21 ноября 1806 г. Наполеон подписал один из самых известных своих декретов. «Британские острова объявля­ются в состоянии блокады как с суши, так и с моря, — гласил он. — Всякая торговля и всякие сношения с ними запреще­ны... Никакое судно, идущее из Англии или ее колоний... не будет принято ни в один порт».

Началась континентальная блокада — экономическая война с Британией. Наполеон не мог победить ее силой оружия и стал воевать таким способом.

Все европейские державы должны были присоеди­ниться к континентальной блокаде. Иначе она и не имела особого смысла.

Британия оценила масштаб угрозы. Зачем выводить товары из колоний, зачем производить промышленные товары, если их невозможно продать?! Она отвечала кон­трмерами. Всем нейтральным странам было запрещено торговать с Францией. Английские корабли останавли­вали в открытом море суда других стран и конфисковали товары, направлявшиеся во Францию.

В ответ на это декретами 1807-го и 1810 г. Наполеон объявил, что всякое судно, подчинившееся английскому диктату, будет рассматриваться как английское со всеми вытекающими последствиями.

Так в экономическую войну Британии-Франции оказа­лись втянуты все государства Европы. Континентальная блокада была продолжением англо-французского сопер­ничества, продолжавшегося на протяжении всего XVIII в. Два государства вели ожесточенную борьбу за колонии, за гегемонию в Европе, за торговую, а затем и промышлен­ную монополию на мировом рынке. Эта борьба значитель­но обострилась к концу XVIII в. в связи с началом промыш­ленного переворота в Англии и французской революции. И теперь, казалось, у Наполеона есть все возможности решить вековой спор в пользу Франции. Не только На­полеон, но и многие в то время были уверены, что, лишив Англию главного источника ее благосостояния, торговли, удастся подчинить ее политически. А поскольку под кон­тролем Наполеона находилась вся Европа, эта задача не представлялась очень сложной.

На войне как на войне! Блокада нанесла серьезный удар по английской торговле и привела к сокращению английского экспорта примерно на 10%. В 1809 г. в Англии начался торгово-промышленный кризис.

Но Франции и всей континентальной Европе блока­да обошлась еще дороже. Сначала был период эйфории: континентальная блокада стимулировала развитие про­мышленного производства во Франции и других евро­пейских странах, в первую очередь хлопчатобумажной и шерстяной промышленности.

Но сырья все сильнее не хватало. Промышленное оживление сменилось упадком и экономическим кризисом 1811 г. Французская промышленность была не в состоя­нии заполнить европейский рынок товарами, которые до этого поступали из Англии.

Французское сельское хозяйство тоже лишилось рын­ков сбыта.

Наполеон вынужден был постоянно смягчать условия континентальной блокады. С 1810 г. он начал выдавать лицензии сначала на вывоз французского хлеба, затем на ввоз и вывоз сырья.

Допуская такие послабления, Наполеон лишал смысла саму идею континентальной блокады. К тому же лицензии давались только французским купцам, это вызывало есте­ственное недовольство в других странах. Экономический кризис усугублял общее недовольство завоевательной по­литикой Наполеона, поддерживал национальное движе­ние, расшатывал основы империи.

К тому же континентальная блокада заставляла не оста­навливаться, а, наоборот, начинать все новые завоева­тельные войны. Пока оставались регионы, через которые английские товары можно было ввезти в Европу, блокада не могла быть успешной. Одним из таких регионов был Пи­ренейский полуостров, потому Наполеону и «пришлось» увязнуть в войне с Португалией, потом и с Испанией.

Своего рода идефикс Наполеона стал рейд в Британ­скую Индию. Он был убежден, что «достаточно коснуть­ся Ганга французской шпагой, чтобы обрушилось здание меркантильного величия». Вопрос — как пронести фран­цузскую шпагу на Ганг? По морю — никак, на морях господ­ствует британский флот. По суше? Долгонько придется идти.

Британия была одним из трех противников Наполеона, которых он победить так никогда и не смог. Испания была первым. Третьим стала Россия.

У империй есть загадочное свойство разваливать­ся в тот самый момент, когда они достигают максимально­го размера. В 1811 году Французская империя достигла наибольших размеров. Вместе с вассальными и союзными государствами она включала в себя почти всю Западную, Центральную и Южную Европу. В ее состав кроме тепе­решней Франции входили Бельгия, Голландия и полоса Северной Германии до Балтийского моря, с устьями Рей­на, Эмса, Везера и Эльбы, так что французская граница лишь на двести верст отстояла от Берлина. Входил весь левый берег Рейна от Везеля до Базеля, некоторые части теперешней Швейцарии. В Италии частями Французской империи стали Пьемонт, Тоскана и Папская область.

Часть Северной и Средней Италии составляло коро­левство Италийское. Вроде бы отдельное государство, но государем в нем был Наполеон. По другую сторону Адриа­тического моря, на Балканском полуострове, лежала при­надлежавшая Наполеону Иллирия.

И с юга и с севера империя Наполеона охватывала Швейцарию и Рейнский союз. В самом центре Рейнско­го союза французскому императору принадлежал город Эрфурт.

Сильно урезанные Пруссия и Австрия граничили на за­паде с Рейнским союзом и Иллирией. Великое герцогство Варшавское состояло под протекторатом Наполеона, гра­ничило с Пруссией на западе и с Австрией на юге.

В Неаполе царствовал зять Наполеона Иоахим I (Мюрат), в Испании — родной брат Наполеона Жозеф. Дания с 1807 г. была в союзе с Наполеоном.

Нелегким был для Европы деспотизм Франции. С го­дами Наполеон не становился мягче и спокойнее — да и особых причин на то не было. От всех покоренных стран, находившихся под его протекторатом или в союзе с ним, он требовал неукоснительного подчинения. В том числе и от своих братьев, посаженных на престолы Неаполя, Гол­ландии и Испании.

Держать в страхе подданных он просто требовал. Везде вводились, по его приказанию, французские адми­нистративные нравы и полицейские порядки, шпионство и доносы, вскрытие частной переписки, подслушивание разговоров, цензура, стеснения книжной торговли. Фран­ция подчиняла союзные с нею государства всем тягостям континентальной системы, строгое выполнение которой мыслимо было лишь при неослабном полицейском надзо­ре и при помощи целой системы обысков, конфискаций, штрафов и других кар.

Наконец, Наполеон требовал от союзников вспомога­тельных войск и денег, что тяжело ложилось на народные массы. Всякий протест против французского ига строго преследовался и карался.

Испания оставалась не разгрызенным куском, но не была и угрозой. Если придется уйти домой, за Пиренеи, не страшно. Испанские солдаты не побегут за отступающей французской армией, чтобы дойти до Парижа.

В те годы владевший Европой владел и всем миром. Две страны не позволяли закончить завоевание Европы, а вме­сте с тем и мира: Россия и Британия.

Разгромить сначала Британию? Для этого нужен или сильный флот, чтобы перевести через море армию, или доведенная до завершения континентальная блокада.

Россию можно даже не завоевывать, она вполне «годит­ся» и в качестве союзника... Лишь бы выполняла требова­ния континентальной блокады. Если будет выполнять, то и Британию рано или поздно, но сломим. А если Россия «слишком независима»? Тогда ее надо покорить, чтобы за­ставить присоединиться к блокаде! Так Россия оказывается ключом ко всей остальной Европе. Ее просто «приходится» завоевать.

Точно так же, как Франция при Наполеоне, спустя сто тридцать лет, завоюет континентальную Европу Третий рейх. Точно так же, как Франция, он сумеет включить все европейские страны в свою политическую систему, пред­ложить некую общую «европейскую идею».

При Гитлере, в точности как при Наполеоне, останут­ся непокоренными, не подчинившимися, Британия и Рос­сия под псевдонимом СССР. Точно так же, как Наполеон попытается завоевать Британию, Гитлер начнет с ней войну. И так же, как Наполеон, завоевать Британию он не сможет.

Точно так же, как Наполеон, владыка Европы вынуж­ден будет выбирать, с кем из непокоренных «разобрать­ся» в первую очередь. И, как Наполеон, он тоже выберет Россию.

Примечания:

3

Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 3. — М., 1957. С. 147. 

4

Буровский A.M. Гражданская война. 1917-1922. — М., 2009. 

5

БСЭ. Издание второе. Т. 45. — М., 1956. С. 563. Статья «Француз­ская буржуазная революция конца XVIII века». 

39

Конан Дойль А. Как бригадир уничтожил братьев из Аяччо. Конан Дойль А. Собрание сочинений. Том 6. Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара. — М., 2009. 

40

Пискунова Е.П. Приход к власти Наполеона Бонапарта и окон­чание Вандейской войны. Вестник ВолГУ. Серия 4. История - фило­софия. Выпуск 1. — Волгоград, 1996. 

41

Тарле Е.Н. Наполеон. — М., 1956. С. 243. 

42

 Егер О. Всемирная история. В 4 тт. Том третий. — СПб., 1897.

43

Ультрамонтанство — популярнейшее течение в политике Италии, отстаивавшее верховную светскую власть пап над светскими госу­дарями Европы. Обозначение наиболее ортодоксального, наиболее последовательного направления клерикализма и «папизма».

Сам термин papa ultramontano (буквально «папа из-за гор») воз­ник не позднее XIII века и первоначально обозначал папу, избранно­го не из итальянцев, а из иной страны — papa ultramontano.

Наполеон только на словах мог быть ультрамонтаном, в реальной политике он лишал пап всякой светской власти. 

44

 Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. — М., 2003. 

45

 Лишевский В.П. Рассказы об ученых. — М., 1986.

46

Васильев А. А., Попов А. И. Война 1812 года. Хроника собы­тий. — М., 2002, с. 5. 

47

 Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя. — М., 2001, с. 220. 

48

 Тарле Е.В. Наполеон. — М., 1941.

49

 Hartmann, P.C. Das Heilige Römische Reich deutscher Nation in der Neuzeit 1486-1806. — Stuttgart, 2005.

50

 Прокопьев А.Ю. Германия в эпоху религиозного раскола: 1555-1648.— СПб., 2002. 

51

 Wesel, U. Geschichte des Rechts. Von den Frühformen bis zur Gegenwart. — München, 2001.

52

Kubin, E. Die Reichskleinodien, Ihr tausendjähriger Weg, Wien und München, 1991. 

53

 Энгельс Ф., Маркс К., Сочинения в 39 тт. Т. 5. — М., 1954. с. 7.

54

Егер О. Всемирная история. В 4 тг. Том четвертый. — СПб., 1897. 

55

Bachmann P., Zeisler К. Der deutsche Militarismus. Berlin, 1971.