Троя – ведь это не двое, не трое. Это пчелиный сцепивший...

Троя – ведь это не двое, не трое.

Это пчелиный сцепившийся рой,

Занятый странной смертельной игрою

Прямо под Идой, священной горой.

Наше бессмертие – только лишь слово.

Троя и в этом великий пример,

Запах столетий далеких медовых,

И столкновение судеб и вер.

Героическое прошлое северо-западного угла Малой Азии, известного под именем Троада, занимает исключительное место в мифах народов, живших на эгейском побережье полуострова, в том числе греков (ионийцев и эолийцев, а также балканских и островных греков). О том, что эти мифы имеют некую реальную основу, свидетельствует сама Троя, город, судя по археологическим данным, более древний, чем любой из центров материковой Греции (появление Трои датируется находками египетских изделий первой половины III тыс. до н. э.). На территории Троады высится большое число погребальных холмов, часть которых могилы героев, известных исторической традиции или ей неведомых. Ключевое положение Трои у проливов делало ее средоточием торговли с бассейном Понта Эвксинского, куда нельзя было попасть минуя Трою, разве лишь пролетев над нею на золотом баране, подобно Фриксу и Гелле. О торговом значении Трои в древнейшую эпоху свидетельствуют, кроме указанных египетских изделий, находки в ее слоях многочисленных предметов критского и кипрского ремесла. Торговые контакты, наложившие отпечаток на все стороны жизни троянцев, позволяют многое понять в мифах о Трое.

Троя, как стало ясно из археологических раскопок Генриха Шлимана и его последователей, была первоклассной крепостью, что, очевидно, обусловило легенду об участии богов в сооружении стен. Но богатство города – об этом также говорят раскопки – было так велико, что стены, даже сооруженные богами, не могли остановить соседей, жадных на чужое добро. За две с половиной тысячи лет до того, как холм Трои стал необитаем, на нем сменили друг друга более десяти городов, оставляя после себя слои пожара. Не обязательно каждое разрушение – свидетельство захвата Трои недругами. Троада – район активной вулканической деятельности, и некоторые разрушения могут быть отнесены на счет буйства землеколебателя Посейдона.

Наивысший расцвет Трои относится ко времени господства на полуострове могущественной хеттской державы – соперницы Египта Нового царства. В хеттских документах она фигурирует как Илуса (Илион – другое известное грекам имя Трои). Точные сведения об отношениях хеттов и Трои, о возможных конфликтах между ними пока отсутствуют, но ученым все же удалось выявить хеттское влияние на греческую мифологию, проводником которого, скорее всего, была Троя. Аналогии обнаружены между греческим мифом о схватке Зевса со змеевидным Тифоном и хеттским мифом о битве бога грозы со змеем. В хеттских мифах упоминается гора Хацци, на которой отдыхал бог грозы после битвы с чудовищем. Эта же гора в Сирии, известная грекам под названием Касий, фигурирует в мифах как место сражения Зевса с Тифоном. В «Илиаде» упоминаются Страх и Ужас (Деймос и Фобос), запрягающие колесницу Ареса. Эти же Страх и Ужас, разумеется, в хеттском их звучании, названы в хеттском гимне Солнцу.

Своей славе в греческом мире Троя обязана «Илиаде», в которой долгое время видели безыскусный памятник народного творчества доклассовой эпохи. На самом же деле это произведение мастера, далекое от простого пересказа исторических преданий. Гомер был творцом художественной версии героического прошлого ахейцев и троянцев. Он использовал народные предания как материал, подлежащий переработке и переосмыслению. Сюжет поэмы (конфликт между предводителем ахейцев Агамемноном и величайшим ахейским героем Ахиллом, изменивший соотношение сил воюющих сторон) позволил Гомеру представить не только всех ахейских и троянских героев, но и некоторые народы, которые могли сражаться на той или другой стороне. Да и боги, равнодушно взиравшие с Олимпа, как герои скопом убивают вепря Артемиды, не оставались безучастными к «битве века». Таким образом, конфликт из-за похищения троянцем Парисом жены царя Лакедемона Менелая в изображении Гомера перерастает в столкновение, куда вовлечены не только все известные герои одного, а в некоторых случаях двухтрех поколений, но также посланцы противоположных частей ойкумены – эфиопы и амазонки.

Сама грандиозность предприятия в новое время вызывала и продолжает вызывать сомнения в его реальности. Однако существуют не только косвенные, но и прямые доводы против историчности Троянской войны. Их выдвигают памятники древневосточной письменности – хеттской, древнеегипетской, сирийской, относящейся ко времени, к которому мифологическая традиция единодушно отнесла Троянскую войну (конец XIII – первая половина XII в. до н. э.). Эти заслуживающие доверия источники со всей очевидностью демонстрируют, что Гомер плохо представлял себе военно-политическую и этническую ситуацию в Малой Азии и во всем Эгейском бассейне времени Троянской войны. Достаточно сказать, что он не знал о хеттской державе. Вскользь упомянутые в «Одиссее» китейцы вряд ли имеют к хеттам какое-либо отношение. Не ведал Гомер и о грандиозном передвижении народов, обозначенных в египетских источниках как «народы моря». Среди них фигурируют известные эпосу и гомеровским гимнам ахейцы, данайцы, тирсены (тиррены), пеласги, ликийцы. Эти народы опустошили Малую Азию, сирийско-финикийское побережье, долину Нила и обосновались на побережье южнее финикийских городов Тира и Сидона, где они известны Библии как филистимляне (отсюда античное и современное название Палестина). Вполне возможно, что смутные сведения о передвижении этих народов стали исторической основой для мифа о Троянской войне. Троя фантазией поэта превращена в магнит, притягивающий воинственных пришельцев с Балканского полуострова и островов Эгейского моря, хотя на самом деле им был Египет.

В то же время Гомер не ошибался в определении одной из враждующих сторон восточносредиземноморского конфликта. Те, кого он называл ахейцами, соответствовали известной из хеттских документов державе Аххиява, цари которой сносились с хеттскими царями эпохи хеттского могущества в Малой Азии. Столица этой державы неизвестна, но не исключено, что это Микены, хотя существуют и другие точки зрения – что это Милованда (Милет) или Троя. В последнем случае другой конфликтующей стороной могла быть хеттская держава с ее столицей Хаттушашем или Ликия со столицей Тевфранией.

В давние времена на острове Самофраке ^[294], что в Эгейском море, жили два брата – Ясион и Дардан ^[295], сыновья Зевса от местной нимфы Электры ^[296]. Ясион возжелал богиню Деметру и за это был сражен отцовской молнией. Опротивел после гибели брата Дардану родной остров, и он переселился на Азиатский материк, на берег Мизии, где, сливаясь, как близнецы, несут к Геллеспонту воды Скамандр и Симоент.

Правил там царь Тевкр ^[297], сын Скамандра и нимфы Идэи. Оказал Тевкр пришельцу гостеприимство, дал ему в жены свою дочь Батиэю, а вместе с нею в приданое часть Троянской долины. Здесь он основал поселение, названное по его имени Дарданией.

У внука Дардана Троса было три сына – Ил, Ассарак и Ганимед (тот самый, которого за красоту взял на Олимп Зевс, даровав в утешение отцу божественных коней).

Ил был смелым и могучим воином. Прослышав, что царь Фригии объявил для героев игры, он отправился во Фригию и одержал победу во всех видах состязаний. В качестве награды ему досталось пятьдесят юных невольниц и столько же невольников. Прощаясь с юношей, царь передал ему пеструю корову и сообщил повеление оракула: построить город на том месте, где ляжет эта корова.

Вернувшись на родину, Ил пустил вещую пеструшку пастись на берега Скамандра, издали наблюдая за нею. Побрела корова на север и улеглась на холме Аты Фригийской – здесь когда-то упала на землю та самая богиня обмана Ата, которую Зевс в сердцах скинул с Олимпа.

Не слишком доверяя корове, благочестивый Ил обратился с мольбой к Зевсу, чтобы он подтвердил правильность ее выбора. На следующее утро жрецы нашли в окрестностях изображение Афины Паллады с копьем в руке – палладий ^[298], знак того, что будущий город угоден Зевсу и его дочери Афине.

Теперь Ил без колебаний начал строительство города, получившего по его имени название Илион. Во время царствования Ила стенами была окружена лишь та часть Илиона (или, как его еще называли, Трои), которая находилась на вершине холма. Тогда же был возведен храм Афины, куда жрецы торжественно водрузили палладий. В конце правления Ила в храме вспыхнул пожар. Ил сам вытащил палладий из огня, после чего ослеп – не могли видеть непосвященные эту святыню.

Ила сменил на престоле его сын Лаомедонт ^[299], человек мужественный, неукротимый, честолюбивый и в то же время лживый. Незадолго до того Посейдон и Аполлон подняли против Зевса мятеж, и он в наказание послал их на землю с тем, чтобы они помогли Лаомедонту возвести стену, которая должна была защитить возлюбленный им город от недругов. Лаомедонт пообещал богам вознаграждение. По прошествии года, когда бессмертным было разрешено вернуться на Олимп, они пришли к царю за расчетом. Но он прогнал их, пригрозив, что отрежет уши и продаст как рабов на далекие острова.

За это наслал Аполлон на Трою чуму, а Посейдон – морское чудище, которому царь должен был отдать на съедение дочь Гесиону. Девушку освободил Геракл. Поскольку Лаомедонт не расплатился и с ним, герой не долго думая разрушил Трою, убил царя и его сыновей, оставив жизнь одному Приаму. Но на том, как стало ясно из последующих событий, гнев богов не был исчерпан.

При Приаме, согласно мифам, Троя оправилась от разрушений и стала одним из прекраснейших городов, какие только знала ойкумена. В пространстве, огороженном стенами, появился величественный дворец, в котором поселился Приам вместе с молодой супругой, фригиянкой Гекабой ^[300].

Многодетность рассматривалась как дар богов, но она же бывала и их карой: среди многих чад одно могло оказаться недостойным, несущим гибель родителям, братьям и сестрам. Гекаба родила Приаму девятнадцать детей. Славой царской семьи был первенец Гектор, ее несчастьем и позором – младший из сыновей.

Боги, знавшие заранее судьбу Трои, послали Гекабе знамение, что последним она родит факел, который превратит Трою в пепел. Задуть бы Гекабе этот факел, как уголек, выпавший из очага. Но слепо материнское сердце, и никто еще из матерей не решился погасить жизнь одного, несущую смерть многим. Сохранила Гекаба жизнь младенцу, приказав отнести его на гору Иду. А что сказать о медведице, которая нашла младенца и не наложила на него когтистую лапу, а поднесла к вопящим от голода устам сосцы? Ведь медведям боги не посылают знамений, и нет на ней вины!

Пастухи же, увидев медведицу, вскармливающую младенца, приняли это за знамение Артемиды, решив, что из найденыша вырастет герой еще более могучий, чем сын Геракла Телеф, ибо Телефа выкормила робкая лань, а его – медведица. Пастухи нарекли найденыша Александром, что на языке греков (наверное, пастухи были греками) означает «Отражающий мужей», хотя ему суждено было стать привораживающим жен и вместе с тем навлекающим на город беды.

Еще в юности красота Александра привлекла нимфу Ойнону ^[301]. Вскоре у влюбленных появился сын Кориф, более прекрасный, чем отец, и поэтому впоследствии убитый им из ревности. Но и это простила нимфа возлюбленному; и безоблачною была бы жизнь Александра, если бы не появились перед ним богини-спорщицы, уверенные, что только писаный красавец сможет решить, кто из них самая привлекательная. Сделав юношу судьей в своем споре, богини потребовали, чтобы лишь одной из них он вручил яблоко с надписью: «Прекраснейшей». Все три были столь ослепительны, что Александр не сумел сразу сделать выбор. И тогда Гера обещала растерявшемуся пастуху власть и несметные богатства, Афина – мудрость и военную славу, а Афродита – самую прекрасную из женщин ойкумены. И отдал Александр без колебаний яблоко Афродите.

Обещанную награду – Елену – можно было получить, отправившись за ней в Пелопоннес. Напрасно Ойнона отговаривала любимого от путешествия. Александр пренебрег данным ею советом – он счел его обычной женской ревностью, не ведая, что нимфы наделены даром предвидения. Простилась очарованная красотой нимфа с Александром, не тая к нему зла. Она даже обещала оставаться его целительницей.

Суд Париса. Посередине сидит Парис, направо от него – Афина и Гера, налево – Афродита с Эротом (роспись на сосуде)

Однажды Приам объявил во всеуслышание о погребальных играх и о награде для победителя – прекрасном быке. Эту весть принесли пастухи, и Александр не преминул испытать свои силы. Выросший в лесу, он одолел всех, вызвав ярость одного из сыновей Приама, бросившегося на чужака с мечом. Спасаясь от него, Александр побежал к алтарю Зевса и обхватил его руками. Тут Кассандра узнала в умоляющем брата, и обрадованные родители, несмотря на предостережения дочери, ввели его в дом.

Александр, ставший из лесного бродяги троянцем и царским сыном, получил имя Парис. Этот античный герой – всецело творение Гомера. Полагают, что в догомеровском эпосе Парис – главный защитник Трои. У Гомера же он изнеженный и самолюбивый красавец (несмотря на юность, проведенную в лесу), легкомысленный искатель приключений и трус. Его главное оружие лук, ибо разить стрелами можно издалека, не подставляя мечу тело. Парис обладает даром слова, чтобы находить оправдания своим порокам. Таким Парис должен был стать, чтобы еще более оттенить беспримерное мужество Гектора. Гектор называл Париса трусом и сурово осуждал похищение Елены:

– Лучше бы ты не родился, чем служить нам позором! Лучше бы тебя троянцы побили камнями за все беды, которые ты на нас навлечешь!

Впрочем, Гектор, несмотря на суровое осуждение Париса, не враг ему. Мало ли что вырвется во гневе? Все же родная кровь. Несдобровать тому, кто бы поднял на Париса руку. Ибо завещано от века идти брату за брата, и проклят богами тот, кто поднимет на брата меч! Братская поддержка крепче стен Трои! Такова этика героического эпоса. Не за славу свою бился Гектор с полчищем недругов, он защищал отца и мать, братьев и сестер, юную супругу Андромаху, Елену, ставшую ему названой сестрой! Попробовал бы кто выдать Елену осаждающим, чтобы дать Трое мир! Не пощадил бы его Гектор, защитник чести родного города и ее невольник.

Даровала судьба сестре Гектора и Париса, синеокой и пышнокудрой Кассандре, красоту и мужество, но лишила ее счастья. Девушку полюбил Аполлон и клятвенно обещал ей пророческую силу. Когда же Кассандра, приняв этот дар, не захотела с ним сблизиться, он сделал так, чтобы никто не понимал предсказаний Кассандры и не верил им.

Вложил Аполлон в грудь девственницы и высокий поэтический дар. Речь ее, насытившись образами и сравнениями, приобрела необычайную свежесть и глубину. Будь в толпе, перед которой кликушествовала Кассандра, поэты, они бы назвали ее десятой музой. Но не посвященным в поэтические таинства Аполлона речь Кассандры казалась сумбурной, лишенной мысли, бредом. Некоторые считали, что перед ними не дочь Приама, а чужестранка, принявшая ее облик. Они крутили головами, словно бы ища толмача, всегда сопровождающего иноземцев. Но так как его не оказывалось, они делали знаки, не оставлявшие сомнений, что считают девушку безумной.

Чем ярче и вдохновеннее Кассандра вещала о ближайших или грядущих бедах родного города, тем отчетливее она улавливала в глазах слушателей жалость, порой соединенную с оскорбительной насмешкой. Такова была кара Аполлона, которую в будущем назовут трагедией непонимания. Сколько раз люди, наделенные умом и даром предвидения, предупреждают о последствиях того или иного шага. Но кто им верит? Ослепленная своими страстями, отупевшая в своем невежестве или одураченная жрецами, толпа осмеивает и забрасывает провидцев камнями. Вот почему в древности считали, что нет ничего ужаснее, чем предвидеть беду и не суметь ее предотвратить.

Трагедия Кассандры – это также трагедия женщины, которой во все времена человеческой истории приходилось труднее, чем мужчине. Она подчас умнее и тоньше своего брата или супруга, но ее не принимают всерьез: она слаба и не может постоять за себя. В древности говорили: «Не слушай женщину!», или: «Выслушай, а сделай наоборот».

Придя в себя после потрясения, вызванного похищением супруги, Менелай поспешил в Микены, чтобы обсудить с братом, как вернуть Елену и отомстить похитителю. Было решено собрать героев, давших клятву помогать супругу дочери Тиндарея.

Начали с Мессении, ибо она граничила с Лакедемоном, а ее царь Нестор считался самым опытным и уважаемым среди живущих героев. Нестор поддержал решение братьев о войне с Троей и сам вызвался их сопровождать. На призыв сразу же отозвались Диомед, сын Тидея, царствовавший в конеобильном Аргосе, Филоктет, обладатель лука и стрел Геракла, Паламед, сын Навплия, Идоменей, внук Миноса, два Аякса (один сын Теламона, другой – Оилея из Локриды).

Менелай

На остров Итаку братья Атриды и Нестор прихватили с собой Паламеда, ибо только изобретательный сын Навплия мог перехитрить Одиссея, отлынивавшего от войны. Хитрец, притворившись безумным, запряг в ярмо вола с ослом и разбрасывал в борозды горстями соль. Паламед выхватил у кормилицы младенца Телемаха, завернутого в пеленки, и положил на борозду. Одиссей остановил плуг, обнаружив свое притворство. Пришлось и ему натягивать доспехи и идти воевать вместе со всеми.

Надо было во что бы то ни стало добиться участия в войне могучего Ахилла. Здесь пришлось иметь дело с хитростью его матери Фетиды. Зная о грозящей ему после свершения величайших подвигов гибели, Фетида укрыла любимого сына на острове Скиросе, поместив его во дворце Ликомеда вместе с царевнами. Местонахождение героя указал Менелаю прорицатель Калхант, а отправились на Скирос Диомед с Одиссеем. Принужденный участвовать в войне, царь Итаки стал деятельнее других добиваться, чтобы к ней были привлечены все.

Явившись во дворец, Диомед и Одиссей разложили перед царевнами дары: вышитые золотом материи, серьги, браслеты, ожерелья и среди них оружие. Веселой гурьбой подбежали девушки к нарядам, стали их разворачивать, примерять украшения. Одна же девица, не двигаясь с места, пожирала глазами меч, щит и панцирь.

Нестор, царь Пилоса

Вдруг послышались боевые звуки. Это находившиеся в укрытии спутники героев подули в трубы. Царевны, подняв крик, как стая, в которую влетел ястреб, кинулись врассыпную, а девица, стоявшая отдельно, одним прыжком рванулась к оружию и стала натягивать панцирь.

– Здравствуй, Ахилл! – сказал Одиссей, широко улыбаясь. – Боец остается бойцом, даже в женском наряде. Это доказал Геракл, которого царица Омфала обрядила в свои обноски.

– Я повиновался матери! – неуклюже оправдывался юноша. – Теперь же, когда вы меня нашли, я иду с вами! Клянусь Гераклом, меня никто не остановит.

Примечания:

2

Здесь и далее эпиграфы без подписи или указания переводчика написаны автором.

3

Хаос (от корня chao в значении "зевать"), персонификация разверстого пространства, в мифологическом понимании – родитель Эреба (Мрака) и Никты (Ночи), от которых произошли Эфир и День.

29

Гесиод, "Теогония", 872-880, пер. В. Вересаева.

30

В одной неразработанной версии мифа Борей назван "царем кельтов" и отцом юной девушки Кипариссы, которую он постоянно оплакивал (кипарис считался деревом смерти).

294

В самофракийской версии мифа переселение Дардана в Самофракию датируется временем Девкалионова потопа и мотивируется им.

295

Среди сконструированных по образцу греческих героев- эпонимов фигур предков троянского царя Приама (например, от двух названий города Трои – Троя и Илион – два персонажа: Ил и Трос) Дардан занимает ключевое положение и, как предполагает Карл Роберт, в первоначально не разросшемся генеалогическом древе царя Приама он был не далеким предком, а его отцом. Не случайно в "Илиаде" Приам десять раз назван Дарданидом и только дважды Лаомедонтидом.

296

Имеется в виду плеяда Электра, одна из семи дочерей титана Атланта и Плеоны. Согласно наиболее распространенной версии мифа, она переправилась из Самофраки в Троаду, где стала родоначальницей троянских царей. В этрусской версии мифа Электра – жена этрусского царя Корифа, которому родила сыновей Ясиона и Дардана. Когда Электру возжелал Зевс, она отдала себя под защиту палладия.

297

Тевкр появился в генеалогическом древе троянских царей с голоса элегического поэта Калина. У Геродота тевкры – первоначальное население Троады, одна часть их до его времени сохранялась в Малой Азии, тогда как основная масса переправилась вместе с мизийцами через Геллеспонт, подчинила фракийцев и обосновалась в среднем течении реки Стримон. Историчность народа тевкров подтверждается древнеегипетскими текстами XIII-XII вв. до н. э., в которых они фигурируют, согласно египетской транскрипции, как ТКР, присутствуя среди "народов моря", обрушившихся на Египет.

298

Палладий, как говорит сам термин, – изображение Паллады, которое в "Илиаде" отождествляется с культовой статуей Афины. Некоторые считали, что палладий был из той же самой кости, которую боги использовали для восстановления поврежденного плеча Пелопса. Рассказывали также, что Дардан перенес палладий из Самофраки в Трою, что палладий был изображением Тевкра. Столь же многочисленны домыслы о судьбе палладия после падения Трои. На палладий претендовали Афины, Рим и другие города. Риму он достался по праву сильного через фиктивного героя Энея.

299

Фиктивность фигуры Лаомедонта подчеркивается колебаниями мифографов в выборе имени его жены, матери Приама. Это Стримона (по реке Стримон, близ которой поселились тевкры), Рео, Левкиппа или Зевксиппа.

300

По одной версии, Гекаба (в произношении этрусков, воспринятом римлянами, – Гекуба) – одна из дочерей царя Фригии Дима, сына (или внука) речного бога Сангария. По другой версии, ее отец – фракийский царь Киссей. Колебания между фригийскими и фракийскими корнями Гекабы исторически объясняются тем, что фракийцы и фригийцы были народами, родственными по языку. Троянцы в этническом отношении были фрако-фригийской народностью.

301

Нимфа Ойнона была олицетворением горной реки Кебрена.