Радетели пошлого сыты, Их доля светла и легка, p...

Радетели пошлого сыты,

Их доля светла и легка,

А крылья Икара разбиты

За дерзость обнять облака.

Шарль Бодлер (пер. В. Брюсова)

Под небесными пловцами уже синело море, когда Дедал оглянулся и увидел остров, напоминавший дельфина, обращенного носом к Азии, а широким хвостом – к Гесперии. На глазах у мастера невольно выступили слезы. Ведь он оставлял навсегда не только деспота и насильника Миноса, но и счастье творчества, достигавшего тем больших высот, чем большим стеснениям подвергался творец. Там внизу, уже неразличимые глазом, но живущие в памяти, были творения, которые прославят его имя. Но ведь и эти несущие его над землею крылья порождены несвободой. Столетия спустя мудрецы будут рассуждать о причинах того странного явления, что человек, вступивший в соперничество с птицами, оттолкнулся не от земли свободных Афин или златообильных Микен, а от враждебной и ненавистной всем обитателям материка земли минойского Крита. И этим человеком оказался он, Дедал.

Как это случилось? Прошло пятнадцать лет с тех пор, как во время родов скончалась супруга Дедала, мать Икара. Он выкормил и воспитал Икара, но сын вынужден был делить с ним заточение. Минос, к которому обратился Дедал с просьбой отпустить мальчика в большой мир, сказал:

– Твой сын жил с тобой и знает секреты твоего мастерства. Он родился на Крите, на Крите и умрет.

«Секреты мастерства! – с горечью подумал Дедал. – Кому они нужны? Захотят ли ахейцы соорудить еще один лабиринт после египетского и критского? Им хочется иметь своего медного Талоса, но это не мой секрет. Для того чтобы его открыть, надо опуститься на дно моря, где лежат обломки медного исполина. К тому же, Икара никогда не интересовало мое ремесло, а если он был свидетелем моих трудов, то они вызывали негодование. "Отец, зачем ты строишь тюрьму?" – спросил он меня, когда я сооружал лабиринт.

Я пытался объяснить ему сложность плана лабиринта, над которым ломал голову долгие годы, прежде чем приступить к его сооружению. Но он пожимал плечами: "Зачем? В природе нет лабиринта, не нужен он и человеку". Ему тогда было двенадцать лет. Но еще раньше, в восьмилетнем возрасте, он протестовал против моей медной коровы, не оценивая трудностей, какие мне пришлось преодолеть при ее отливке. Он кидал в мой шедевр камнями. Пустотелая медь гудела, как корабельный колокол во время бури, и со всех сторон сбегались перепуганные царские воины. Мне пришлось поскорее покрыть медную фигуру коровьей шкурой. Площадка для плясок, построенная мною для дочерей Миноса, вызвала у Икара пренебрежительный смешок: "Стоило три года трудиться, чтобы критские дуры могли прыгать и визжать, как резаные!"

Есть ли что-нибудь, могущее заставить переменить его мнение о мастерстве? Я вспомнил его слова: "В природе нет лабиринта, зачем он человеку?" – и решил подражать природе. Я стал наблюдать за полетом орлов и морских ворон, проводя целые часы с задранной кверху головой. Критяне надо мной потешались, думая, что я сошел с ума. Но Икар, узнав о моих намерениях, обнял меня и поцеловал. "Наконец ты занялся делом, старик!" – сказал он. И я гордился этой похвалой. Ведь мы живем не для чужих, а для своих сыновей. И мы должны, смирив гордыню, добиваться их похвалы.

Так мы начали сооружать крылья нашей свободы. Мы оба собирали перья, объясняя критянам, что это для подушки. Вместе тайком их склеивали воском и смолой. Он работал с воодушевлением. Помогая мне, помогал и себе.

Когда крылья были готовы и мы могли уже закрепить их на руках, я, зная характер Икара, усадил его рядом с собой и показал на воск, которым были склеены перья.

"Воск и смола не выдержат жгучего взгляда Гелиоса! – сказал я ему. – Ты должен лететь рядом. Сыновнее ослушание всегда приводило к беде. Вспомни Фаэтона, выпросившего отцовскую колесницу".

"Отец! – прервал он меня. – Я давно уже знаю эту нравоучительную басню. Вместо того чтобы поучать, возьмись за дело. Нам дорого каждое мгновение".

Я закрепил крылья на его руках, а потом он помог мне надеть крылья. Мы плавно поднялись в воздух и несколько мгновений летели рядом. Когда же я оглянулся, чтобы проститься с Критом, Икар взмыл вверх. Напрасно я кричал: "Остановись, Икар!" Он меня не слушал, пренебрегая моими советами в воздухе, как он поступал на земле. Он кувыркался в небе, как ласточка, то взлетая вверх, то стремительно падая вниз. Крылья словно приросли к его рукам, как будто он родился птицей.

Обретя свободу, о которой он, сын узника, мог только мечтать, Икар поднимался все выше и выше и вскоре стал едва заметной точкой в небе. Но вдруг эта точка стала увеличиваться. Икар падал. Будь я Зевсом, а не Дедалом, я смог бы его удержать.

"Икар!" – кричал я, раздирая горло. Птицы, напуганные моим воплем, улетали прочь. А только они могли бы поддержать в воздухе моего мальчика, как дельфины поддерживают в море тонущих пловцов».

Сицилия, куда опустился Дедал, была в это время заселена несколькими народами. Первыми на пути беглеца оказались сиканы, управляемые царем Кокалом. Радостно принял Кокал великого мастера, и тот в благодарность создал немало различных сооружений, возвеличивших ранее мало кому известного царя. Прежде всего он построил для него неприступную крепость Камик. В нее, расположенную на высокой горе, вел один-единственный путь. Был он таким узким и извилистым, что его легко могли охранять два-три воина. Кокал сделал Камик столицей и перенес туда свою казну.

И не только о безопасности давшего ему приют царя подумал Дедал. Он соорудил под землей возле горячих источников своеобразные паровые бани: находящийся в них нежился в клубах заполнявшего пещеру пара, не страдая от жары и духоты. Украсил мастер и великолепными золотыми изваяниями храм Афродиты, располагавшийся на горе Эрикс.

Минос же тем временем, не желая примириться с бегством Дедала, которого считал своей собственностью, начал его поиски. Зная, что никто из царей ни за какие деньги не расскажет о таком великом мастере, он не стал назначать награды за его выдачу, а применил хитрость. Разосланные им по всей ойкумене гонцы предлагали небывалую награду за решение сложной задачи: необходимо продеть нить через все ходы раковины. Минос понимал, что справиться с этой головоломкой под силу только такому мастеру, как Дедал.

Долго никто не приходил за наградой. Наконец, явился посланец сицилийского царя Кокала и предъявил раковину с продетой ниткой. Вручив посланцу назначенное золото, Минос спросил как бы невзначай:

– Как же удалось твоему повелителю продеть через раковину нить?

– Очень просто! – ответил сицилиец. – Он привязал к муравью нитку, и тот проволок ее по всем проходам.

Отпустив сицилийца, Минос стал готовить флот к походу на Сицилию. Высадившись близ владений Кокала, Минос отправился к нему со свитой. Предложив царю огромное вознаграждение за выдачу Дедала, он был уверен, что мастер уже в его руках. Кокал же, ценивший Дедала как строителя, подговорил дочерей убить Миноса. Поэтому, когда Минос захотел принять после дороги ванну, они вылили на него кипяток. Так могучий критский царь нашел свою кончину на Сицилии.

Было у Миноса множество возлюбленных. Так, он делил ложе с нимфой Пиреей, от связи с которой родились сыновья, поселившиеся на Самосе, где они были убиты Гераклом. Дольше других Минос преследовал дочь Латоны Бритомартис. Убегая от него, она бросилась в море, где ее тело было выловлено в рыбачьих сетях. По настоянию подруги, богини Артемиды, она была обожествлена под именем Диктина, но на острове Эгине ей поклонялись как Афайе.

Пасифая родила Миносу четырех сыновей и столько же дочерей. Самые известные из них – Андрогей и Ариадна. Остальные дети Миноса не были так знамениты, но без них представление о Крите и его обитателях будет неполным.

Сын Миноса Главк, будучи ребенком, гонялся за мышью и угодил в пифос с медом. Никто не мог понять, куда делся Главк ^[142]. Одни говорили, что он играл мячом и, когда мяч попал в море, бросился за ним и утонул; другие уверяли, что видели, как его унесла в когтях огромная птица. Не нашли Главка и куреты, но они сообщили, что отыскать его сможет лишь тот, кто подыщет наилучшее сравнение для бродящей среди царских стад коровы, становящейся из белой красной, из красной – черной. Созвали гадателей, и Полиид ^[143], правнук Мелампода, сравнил изменение окраски коровы с изменением цвета ягоды ежевики. Тогда Минос потребовал у Полиида, чтобы он отыскал Главка. Отправился Полиид на берег моря, где на его зов спустился с неба орел и поведал, что мальчик не утонул и не похищен какой-либо птицей. Возвратившись во дворец, предсказатель взглянул на кровлю кладовой и увидел нахохлившуюся сову и вьющийся над нею рой пчел, которых она спугнула. Это навело его на мысль, что мальчика надо искать в кладовой, и он нашел его мертвым в пифосе с медом.

– А теперь оживи моего Главка, если хочешь жить сам! – приказал Минос, распорядившись, чтобы Полиида отвели в погребальный склеп.

Полииду никогда еще не приходилось заниматься оживлением мертвых, и он не знал, как это делается. Вдруг в склеп вползла змея, а когда он убил ее камнем, появилась другая и обвила неподвижного самца. Полиид заметил возле ее жала какую-то траву и понял, что она пытается вернуть убитую змею к жизни. Вырвав из змеиной пасти зеленый пучок, Полиид разжевал растение и натер им холодное тельце ребенка. Главк вздохнул и заплакал. И тотчас страж, приставленный к склепу, распахнул двери.

Кто-либо другой немедленно отпустил бы кудесника, одарив его по-царски. Но не таков Минос! Он приказал Полииду обучить мальчика своему тайному знанию. И только когда Главк овладел всеми секретами нелегкого мастерства, Минос разрешил Полииду покинуть остров. Однако Полиид наказал неблагодарного царя: прощаясь с Главком, он попросил его дунуть себе в рот, и тот сразу же забыл все, чему научился. Так что не стало у критян своего предсказателя.

После смерти отца Главк отправился в Италию. Там на юге осели критяне. Они попали туда из Сицилии, где три года осаждали Камик, в котором был предательски убит их царь Минос. Не взяв неприступной крепости, построенной Дедалом, они сели на корабли, чтобы вернуться на родину. Но буря выбросила их на италийский берег. Пришлось критянам остаться на чужбине и построить город Гирию.

Другой сын Миноса, Катрей, прославился больше потомством, чем собственными деяниями. Дочерей своих Аэропу и Климену он велел мореходам утопить в открытом море или продать в рабство куда-нибудь подальше от Крита не потому, что был жестоким отцом, а чтобы избежать предсказанной оракулом гибели от руки одного из своих детей. Но оказавшийся на корабле царь Эвбеи Навплий взял приглянувшуюся ему Климену в жены и увез к себе на остров, где она стала матерью известного героя Паламеда. Аэропа же попала в Аргос и, взятая в жены царем, родила ему не менее знаменитых сыновей – Агамемнона и Менелая.

И оказалось, зря спешил неразумный отец избавиться от дочерей: еще никому не удавалось уйти от судьбы. Напрасно и сын Катрея Алфемен, узнав о предсказании, бежал на остров Родос, чтобы не на него пал страшный жребий отцеубийства. Тосковал Алфемен в добровольном изгнании, часто поднимался на гору Атабирий, откуда среди разбросанных в море островов был виден и радовал взгляд Крит. Чтобы быть ближе к родине, он соорудил на самой вершине горы алтарь Зевсу Атабирийскому и вместе с ним оракул.

Но не помог Зевс избежать предначертанной судьбы. Когда Катрея стала угнетать старость, он решил передать власть Алфемену и отправился на Родос. Ночью корабли пристали к пустынному берегу, и пастухи, приняв пришельцев за грабителей, стали забрасывать их камнями. Напрасно Катрей пытался объяснить цель своего появления. Слова заглушались лаем сторожевых собак. Вскоре к пастухам присоединился Алфемен, метнувший дротик в того, кого принял за главаря разбойников. Утром по этому дротику он понял, что убил собственного отца.

Горе, охватившее невольного отцеубийцу, было настолько невыносимо, что он не смог оставаться среди людей. Вняли боги его мольбам, и он был поглощен землей, а основанный им оракул предписал оказывать ему почести как герою.

Более счастливой оказалась судьба Девкалиона (тезки сына Прометея), сына Миноса от Пасифаи, унаследовавшего отцовское царство. По одному из преданий, именно он примирился с Афинами и даже отдал в жены Тесею свою дочь Федру. Правда, по другой версии, отношения между героями были отнюдь не мирными: рассказывали, что Девкалион потребовал у Тесея скрывшегося в Афинах Дедала, но Тесей, быстро собрав корабли, высадился на Крите и, застигнув Девкалиона у входа в лабиринт, убил его и лишь тогда при посредничестве Ариадны заключил с критянами мир и дружественный союз.

Сыном этого Девкалиона был Идоменей, претендовавший на руку Елены, один из наиболее прославленных героев Троянской войны, по словам Гомера, «отважный», «дерзостный», «могучий, как вепрь». Он принадлежал к числу девяти героев, из которых Гектор мог выбрать себе одного как равного на поединок. В битве у кораблей Идоменей поразил многих троянцев, отличился в сражении за тело Патрокла, вместе с другими смельчаками был внесен в Трою в чреве деревянного коня и ночью участвовал в штурме троянской твердыни.

Благополучно возвратившись в Кносс, Идоменей не застает дома своей жены Меды. Она была убита своим любовником Левком, захватившим власть над десятью критскими городами. Возможно, из огорчения Идоменей покидает родину и отправляется в Италию, где на земле племени саллентинов (Калабрия) воздвигает храм Афины ^[144]. Одно из преданий сделало Идоменея судьей в споре между Фетидой и Медеей, кто из них красивее. Признав более красивой Фетиду, Идоменей был проклят Медеей, и с тех пор ни он, ни его потомки больше никогда не говорили правды. «Критянин» стало для греков синонимом слова «лжец».

К северу от Крита, в самом центре Эгейского моря раскинулись небольшие острова, образующие подобие круга. Отсюда их название Киклады (Круговые) ^[145]. В центре круга находился наименьший из островов архипелага – Делос, почитавшийся как место рождения Аполлона и Артемиды. Мифы вопреки геологии объясняли, что остров был выведен со дна морского трезубцем Посейдона и превращен в своего рода плавучее судно, пока не был укреплен на предназначенном ему месте Аполлоном.

Поминальное жертвоприношение

Другой из Кикладских островов, Кеос, по занимаемой площади был намного больше Делоса (20 км в длину, 10 – в ширину), но менее знаменит. Однако и у кеосцев был герой, которого они могли называть своим, хотя с не меньшим основанием на него могли претендовать жители ливийской Кирены, беотийцы и обитатели Сицилии и Сардинии. Это был Аристей, сын Аполлона и нимфы Кирены. Гея дала ему бессмертие, нимфы, кентавр Хирон, музы научили его многим необходимым человечеству навыкам и знаниям: заквашивать молоко и изготавливать сыр, сооружать ульи, облагораживать маслину.

Однажды остров Кеос поразила страшная эпидемия, грозившая не только уничтожить население острова, но и перенестись на все остальные земли, заселенные эллинами и неэллинами. Вот тогда и послал дельфийский оракул на остров сына Аполлона, бога, в силах которого было распространять, а следовательно, и останавливать моровую язву. Уже по пути на Кеос Аристей понял, что эпидемия вызвана нестерпимым светом звезды Пса ^[146]. Но почему ее жертвой оказались жители одного лишь острова? Оказалось, что кеосцы предоставили убежище подлым убийцам Икария.

Прибыв на Кеос, Аристей приказал казнить убийц, а на самом высоком холме воздвигнуть алтарь и принести на нем жертву Зевсу и звезде Псу. Сразу же подули пассатные ветры. Моровая язва прекратилась, и кеосцы с тех пор приносят жертвы и чтят Аристея как своего бога-героя.

На благословенном богами острове Лемнос проживал Эвфем, сын Посейдона и смертной женщины, наделенный отцовской способностью ходить по волнам не замачивая ног. Наслаждался он дарами земли, пока на остров не прибыли владыки морей тиррены. Заняв Лемнос, они стали принуждать островитян работать на себя, а также давать им в жены своих дочерей. Не выдержал Эвфем рабской доли и, сев вместе с семьей на пятидесятивесельный корабль, поплыл на поиски новой родины.

Борей надул паруса и погнал судно на юг. За три дня плавания скитальцы достигли плоского берега, покрытого странными деревьями со спускающимися вниз веерами длинных узких листьев. Сойдя на прибрежный песок, Эвфем увидел исполина, шагающего за плугом. Это был сам Посейдон, владыка пустынной Ливии, но выдал он себя за смертного, назвавшись Еврипилом.

Расспросив странника, кто он родом и откуда плывет, бог предложил ему и его спутникам поселиться в Ливии, где места хватит всем.

– Благодарю тебя за доброе слово, Еврипил! – проговорил Эвфем. – Но я родился на острове, и предки мои жили на нем всегда. И привык я к тому, чтобы со всех сторон шумело море.

Выслушал Посейдон Эвфема и, наклонившись, поднял глыбу земли. Протягивая его собеседнику, он сказал:

– Вот тебе и островок!

Эвфем принял дар и, поблагодарив незнакомца, спросил:

– Как же нам уместиться на нем?

– Брось его в открытом море, – ответил Еврипил, – и вырастет остров не хуже твоего Лемноса.

Простился Эвфем со своим доброжелателем и пошел к кораблю по волнам, не замочив ног.

Ветер, все время дувший с севера, переменился и понес судно с юга на север. Через два дня, когда был пройден Крит, Эвфем дал знак гребцам поднять весла и бросил дарованную ему Посейдоном глыбу за борт.

И тут же из глубины поднялся остров, заросший лесом, обильный ручьями, изрезанный глубокими бухтами, которые могли дать приют множеству кораблей.

– Прекраснейшая земля! – воскликнул Эвфем. – Мнится мне, что тот, кто назвал себя Еврипилом, был моим отцом, земледержцем и землеколебателем Посейдоном. Ибо кто, как не он, смог бы поднять остров из морских глубин.

Высадились скитальцы на остров, который по первому слову, произнесенному Эвфемом, стал называться Каллиста (Прекраснейшая). Именовали его и «матерью городов», ибо суждено было потомкам Эвфема основать города на многих островах, а затем семнадцать поколений спустя заселить и Ливию.

Сама же Каллиста была залита Девкалионовым потопом, причинившим много бед и другим островам. Через несколько столетий Каллисту заняли дорийцы во главе с Фером, и остров получил его имя.

Когда Зевс и другие олимпийские боги делили между собой острова и материки, среди них не было Гелиоса. Честнейший и справедливейший из богов оказался обделенным.

Поднял как-то Зевс голову и, увидев несущуюся солнечную колесницу, вспомнил, что у Гелиоса нет собственного удела. Созвал Зевс небожителей, чтобы исправить свою оплошность и перераспределить владения. Узнав об этом, Гелиос удержал отца богов от передела, всегда вызывающего обиды и недовольство.

– Вижу я с высоты, – сказал Гелиос, – что поднимается из глубин вечношумящего моря суша. Призови, Зевс, украшенную золотом Лахесис ^[147], чтобы она утвердила мою власть над этой новорожденной землею.

Вскоре увидели и боги с Олимпа, что из пучины появилась земля. Была она так прекрасна, что боги единодушно назвали ее Родой (Родосом, Розой) ^[148].

Гелиос не воспользовался своим владением. Остров захватили тельхины, скорые на руку и дерзкие сыновья богини моря Талассы. Вместе с Кафирой ^[149], дочерью могучего Океана, они выкормили на острове Посейдона, которого еще младенцем передала им Рея, подобно тому, как она поручила младенца Зевса заботам куретов Крита. Вместе с тельхинами жила на Родосе их сестра Галия. Ее полюбил возмужавший Посейдон и имел от нее шестерых сыновей и дочь Роду.

В это время Афродита, покинув остров Киферу, направлялась на Кипр. На Родосе она была оскорблена сыновьями Посейдона и наслала на них безумие, вследствие чего они изнасиловали собственную мать. В отчаянии Галия бросилась в море и стала почитаться как Левкофея, отец же насильников Посейдон запрятал их подальше от собственных и людских глаз в земные глубины, и с тех пор они зовутся восточными демонами.

Тогда же и Зевс, одержавший победу над титанами, посетил восточную часть острова, заселенную гигантами. Встретив здесь нимфу Гималию, он ее полюбил, и она родила ему трех сыновей – Спартея, Крония и Кита.

За годы своего господства на острове тельхины принесли неоценимую пользу богам и людям. Они снабдили выросшего на Родосе Посейдона трезубцем, без которого он никогда не покидал подводного дворца, а его отцу Крону выковали серп. Людей, растиравших зерна между плоскими камнями, они научили пользоваться мельничными жерновами, а также добывать медь и железо. Они же стали первыми изготовлять золотые украшения и высекать из камня изображения богов. Усовершенствованные ими корабли бороздили моря, разнося славу об их мудрости по всему миру.

И поскольку до них всего этого никто не умел делать, их стали считать колдунами и магами, способными на любое преступление и будто бы губившими ядами все живое. Но остров они покинули не из-за людской зависти и поклепов. Им, изучившим движение звезд и установившим деление времени на годы и месяцы, было ведомо и будущее. Предвидя скорый потоп, они покинули Родос и рассеялись по всему миру. На ближайшем к Родосу материке тельхин Лик стал родоначальником народа ликийцев и на берегу реки Ксанф воздвиг храм Аполлону Ликийскому. Большинство же тельхинов бесследно исчезло.

В годы потопа ливни затопили низины острова, и лишь немногим, в том числе сыновьям Зевса, удалось спастись на высотах. И все же Рода была прекрасна, и Гелиос обратил на нее свой пылающий взор. Из оплодотворенной земли вышло семеро братьев, названных Гелиадами: Охим, Керкаф, Макаей, Кандал, Аксиом, Триопас и Тенаг. Самым способным из них показал себя Тенаг. И именно его Гелиады принесли в жертву Афине, рассчитывая на ее благоволение. Одна из наиболее древних версий мифа о Гелиосе и его дочерях отождествляет Тенага с Фаэтоном, и это позволяет думать, что под падением Фаэтона следует понимать его жертвоприношение (возможно, Тенаг – личное имя принесенного в жертву). После того как жертва юноши была принята богиней, царем Родоса стал Охим, женившийся на местной нимфе Эгетории, родившей ему дочь Кидиппу. Ее взял в жены Керкаф, наследовавший брату. От этого брака родились три сына – Ялис, Линд и Камир, ставшие основателями трех городов острова, которым дали свои имена.

В греческом сознании Кипр был островом, неразрывно слитым с именем Афродиты. У его берегов она вышла из морской пены, его царям оказывала особое покровительство.

Кроме известного нам уже Пигмалиона, мифы называют также Кинира, иногда считая его первым царем Кипра. Он не был уроженцем острова, а прибыл на корабле из расположенного напротив Кипра финикийского города Библа. Одни считали его сыном Аполлона и нимфы Пафы, другие – Эвримедона и нимфы из области Пафоса, третьи – потомком Кефала, возлюбленного Эос.

Высадившись на острове, Кинир женился на местной женщине и имел от нее двух сыновей и трех дочерей. Дочери стали отдаваться за серебро чужеземцам, чем вызвали ярость Афродиты, которая сослала негодниц в Египет. Так миф объясняет распространенный на Востоке обычай храмовой проституции.

Впрочем, о дочерях Кинира рассказывали и по-другому: одна из них своим пренебрежением к дарам Афродиты вызвала такой ее гнев, что богиня внушила девушке преступную страсть к отцу. Родившийся от этой связи Адонис был столь прекрасен, что им увлеклась сама Афродита.

Все эти предания, группировавшиеся вокруг Афродиты, скорее всего, возникли потому, что учредителем культа Афродиты на острове греки считали Кинира. В благодарность за это богиня дала Киниру все, о чем только может мечтать смертный: красоту, здоровье, богатство. Был он также наделен даром предвидения и славился как музыкант. Его имя легло в финикийское название музыкального инструмента – киниор.

Кинир приобщил остров к благам цивилизации. Он открыл в недрах острова медную руду и организовал ее добычу и выплавку. Слитки меди в виде бычьей шкуры, как показывают недавние их находки в трюмах потонувших кораблей, расходились по всему свету. Поэтому неудивительно, что некоторые народы производили слово «медь» от названия острова («cuprum»).

Герою эпохи Троянской войны, в образе которого воплощены трудолюбие и предприимчивость финикийцев, были чужды войны. Это явствует из мифа, согласно которому к Киниру, получившему от Афродиты долголетие и дожившему до Троянской войны, в качестве посла Агамемнона прибыл Одиссей с просьбой прислать пятьдесят кораблей. Из своих судов, рыскавших в поисках наживы по всем морям, Кинир смог выделить только одно судно, а остальные сорок девять вылепил из глины, да так искусно, что их нельзя было отличить от настоящих. Но, выведенные в море, они сразу пошли ко дну, и на помощь ахейцам пришел лишь один кипрский корабль. Так Кинир не нарушил слова, данного Одиссею, но в бесполезной для него войне принял лишь символическое участие.

Ближе других городов примыкал к Малой Азии Самос. В древности он был заселен лелегами, одним из пеласгийских племен, затем, но еще до того, как родился Гомер, остров заняли изгнанные из Пелопоннеса ионийцы. Эпический поэт Асий, сын Амфиптолема, младший современник Гомера, пересказал мифы и легенды ионийцев и пеласгов в не дошедшей до нас поэме. Древние авторы, ее читавшие и сохранившие отдельные строки, отмечали, что Асий излагал мифы иначе, чем Гомер, Гесиод и Ивик.

К Асию, бесспорно, восходит не известный никому другому миф о нимфе или океаниде Окиррое. Под этим именем автору гимна о Деметре известна одна из дочерей Океана:

Все мы, собравшись на мягком лугу, беззаботно играли.
Было нас много: Левкиппа, Ианфа, Файно и Электра,
Также Мелита и Яхе, Родеия и Каллироя,
Тиха, Мелобосис и цветколикая с ней Окироя[150].

Самосская Окирроя была дочерью местной реки Имброса, и ее полюбил Аполлон. До Аполлона Окиррою почитал и любил самосский мореход или рыбак Пампил. Зная, как опасна любовь Аполлона, отец усадил дочь на корабль Пампила и благословил молодых на дальнее плавание. Это не укрылось от огненного взора всевидящего и жестокого Аполлона. Корабль был разбит о скалы, Пампил превращен в рыбу, а Окирроя увезена в соседний малоазийский город Милет, где у Аполлона был храм.

В конце VI в. до н. э. Самос, ставший при тиране Поликрате центром великой морской державы, был захвачен персами. Многие самосцы покинули родину. Часть из них поселилась в Италии во владениях этрусков. Здесь, близ города Канун, на морском берегу появилась самосская колония Дикеархия (будущий знаменитый римский порт Путеолы), и вскоре изображение Окиррои появляется на этрусских бронзовых гравированных зеркалах, одно из которых сохранилось до нашего времени. Окирроя изображена под колесницей Эос (этрусской богини Тесан), и имя ее написано по-этрусски. Внизу в сцене характерного для этрусков гадания по печени присутствует похититель Аполлон, который носит этрусское имя Ратх.

Посейдон, Аполлон и Артемида (детали восточного фриза Парфенона, Фидий и его ученики)

Увидел Зевс с высоты Олимпа юную красоту Эгины, дочери речного бога Асопа, и, приняв образ орла, нетерпеливо спустился к ней. Напуганная тенью огромных крыльев, девушка пыталась спастись бегством, но нет быстрее орла среди пернатых. Настиг он Эгину и, схватив кривыми когтями, прижал к земле.

И стала несчастная ждать ребенка. В страхе перед гневом отца она обратилась с мольбой к своему насильнику Зевсу, чтобы тот спрятал ее от людей. И Зевс, снова в облике орла, спустившись, схватил Эгину и перенес на необитаемый остров Ойнону, где она родила сына Эака и вскоре умерла от горя и слез.

Дал мальчик острову имя своей матери и стал жить один, построив себе жилище из камней. Не было на острове никого, кто бы мог научить его злу, и он вырос трудолюбивым, справедливым и благочестивым юношей. Однажды ему стало тоскливо, и он обратился с просьбой к Зевсу населить остров такими же, как он. Не отказал Зевс сыну и превратил ползавших по Эгине муравьев в людей, и были они так же трудолюбивы и незлобивы, как муравьи, и носили их имя – мирмидоняне (от греч. myrmeces – «муравьи»).

Так как остров не мог прокормить массу людей так же легко, как муравьев, Эак переселил некоторую их часть на материк, во Фтию, где они выделялись среди буйных соседей трудолюбием и сплоченностью.

От мирмидонян и узнали минийцы, пеласги и ахейцы о справедливом Эаке. Когда все земли стала терзать засуха, цари сели в челны и направились на Эгину. Уговорили они Эака обратиться с мольбой к Громовержцу ниспослать дождь. Не отказал Зевс сыну и на этот раз. Благодатный дождь напоил растения, зверей и людей.

Как-то царь Трои Лаомедонт упросил Посейдона и Аполлона воздвигнуть неприступные стены для своего города. Долго думали боги, кого взять третьим, ибо счастливо число три. Выбор их пал на Эака, ибо он был трудолюбивее и справедливее всех смертных. И строил Эак стену Трои бок о бок с богами, и они еще больше возлюбили его. Согласно позднему мифу, после постройки трех участков стены на них вползли три змеи, но перебралась через стену только одна на участке Эака. Это было истолковано как предсказание, что Трою завоюют потомки Эака. И в самом деле Троей в числе других героев овладел Аякс, внук Эака.

Вернувшись на Эгину, Эак воздвиг на самом высоком месте острова храм Зевсу, ставший наиболее почитаемым, ибо, зная о справедливости строителя, люди верили, что жертвы, принесенные на алтарях Эгины, будут восприняты Зевсом с большей радостью.

Эак взял в жены дочь царя Мегары Эндеиду, и она родила ему двух сыновей – Теламона ^[151] и Пелея. От дочери морского старца Нерея Псамафы Эак имел сына Фока (Тюленя). Это имя он получил потому, что нереида, красотой которой был пленен царь, желая спастись от преследователя, приняла облик тюленя. Они жили все вместе на острове. Фок постоянно одерживал победы на атлетических играх и завоевал сердце отца. Это вызвало недовольство сводных братьев, считавших себя законными наследниками Эака. Чтобы сохранить в семье мир, Фок бросил клич и, собрав эгинцев, новел их на материк. За короткое время эгинцы овладели районом вокруг будущих Дельф, который получил название Фокида.

По возвращении на Эгину Фок был убит братьями, завидовавшими его силе и ловкости. За это Пелей и Теламон были изгнаны отцом. Пелей переселился в Фессалию, где морская богиня Фетида родила ему величайшего из героев Ахилла, а Теламон поселился на соседнем острове Саламине. Он надеялся, что Эак когда-нибудь его простит или, по крайней мере, выслушает, и он сможет доказать, что во всем виноват Пелей. Но отец гонцов не принимал. Тогда Теламон набросал в море камни таким образом, что к Эгине протянулась дамба. Пройдя по ней до Эгины, Теламон произнес искусную речь в свою защиту. Но Эак был неумолим.

Согласно позднему преданию, Эак вместе с Миносом и Радамантом стал судьей в царстве мертвых. Ему было оказано богами такое доверие, поскольку при жизни он был неумолим даже к собственным детям.

Славна была Эвбея, второй по величине остров Эгейского моря. Не раз эвбейцы нападали на Аттику и Беотию, увозя оттуда богатую добычу. Гордились островитяне тем, что у них скрывалась Гера, жестоко обиженная Зевсом. Но более всего хвастались они подвигами своих героев, которые еще до Троянской войны плавали по всем морям.

Эвбейцем был Навплий, участник похода аргонавтов. Навплия знали все цари, ибо не было гавани, которую бы он не посетил.

Сын Навплия Паламед, как Геракл, Ахилл и Ясон, тоже прошел школу Хирона. Его считали изобретателем знаков письма, очевидно имея в виду письмена микенского времени, дошедшие до нас на глиняных табличках Пилоса, Микен, Фив и Кносса. Приписывали ему также введение греческих мер веса и длины и разделение времени на часы, месяцы и годы.

Паламед, разоблачивший хитрость Одиссея, пытавшегося уклониться от участия в походе на Трою, был предательски оклеветан злопамятным Одиссеем и побит камнями своими же товарищами.

Узнав о позорной смерти сына, Навплий отправился в лагерь ахейцев, чтобы оправдать Паламеда и получить удовлетворение за его убийство. Ничего не добившись, находчивый мореход избрал своеобразный способ возмездия. Отправившись по всем городам, пославшим отряды в Трою, он стал подговаривать жен героев к измене.

Самую благоприятную почву козни Навплия нашли в Микенах. Клитемнестра не могла простить Агамемнону принесения в жертву их дочери Ифигении и, охотно приняв совет чужеземца, сошлась с родственником мужа Эгисфом. Труднее всего пришлось Навплию на Итаке, хотя именно Одиссею хотел бы он отомстить больше всего. Пенелопа не могла понять, как можно изменить супругу, и объявила, что останется верна Одиссею даже после его смерти. Потерпев неудачу, Навплий подговорил молодых людей, обитателей Итаки и соседних островов, добиваться руки Пенелопы. Это принесло Одиссею много бед.

Возвратившись на Эвбею, Навплий стал терпеливо ожидать возвращения ахейских кораблей. Ночью, когда суда проходили мимо Эвбеи, разразилась буря. И вот тогда кормчие увидели горящие огни. Приняв их за маяки, указывающие безопасный путь в бухту, они направили суда к берегу и разбили их о скалы. Это Навплий послал своих рабов с факелами на высоты острова, чтобы погубить ненавистных ахейцев. Так многие из тех, кто бросал камни в Паламеда, сами погибли на камнях.

Лесбос, третий по величине из греческих островов, считался первым по плодородию и климату. До разрушительного Девкалионова потопа Лесбос, тогда еще называвшийся Иссой, был заселен пеласгами. Их царь Ксанф, переселявшийся с частью своего народа из Арголиды в Малую Азию, прельстился красотой острова и обосновался на нем, назвав его Пеласгией.

В результате потопа остров обезлюдел, и пришлось его заселять заново. Новых поселенцев привел Макарей, по отцовской линии внук не то Посейдона, не то Зевса, а по материнской – Эола, родоначальника племени эолийцев. К первым поселенцам охотно присоединились ионийцы и выходцы из других племен, которым Макарей выделил участки земли для возделывания винограда и оливковых деревьев.

Сообщают, что Макарей дал острову, который при нем стал называться Лесбосом, законы, отличавшиеся суровостью и царственной справедливостью. Может быть, поэтому островитяне называли их «львом». А возможно, потому, что законодатель, как думали некоторые, использовал полую фигуру льва, изготовленную Гефестом, как вместилище текстов законов.

В своей семье Макарей был деспотом, сурово обращался с супругой и дочерьми, хотя и дал городам острова их имена. Добившись могущества, Макарей захватил острова Хиос, Кос и Родос, послав туда правителями трех своих сыновей. Наконец одна из дочерей нашла способ обуздания отцовского гнева и придирчивости. Купив семь мизийских невольниц, искусных в музыке и пении, она приказывала им напевать под звуки кифары старинные предания, как только у отца начинало портиться настроение. После смерти Макарея изображения этих семейных избавительниц были помещены в храме, получив название муз.

Имелся совершенно отличный от этого рассказ о Макарее, принадлежащий Еврипиду. В его несохранившейся трагедии «Эол» Макарей назван сыном владыки ветров Эола, и, таким образом, действие мифа из Восточного Средиземноморья перенесено в Западное, где странствовал Одиссей. Развивая гомеровский мотив о шести сыновьях и шести дочерях Эола, Еврипид делает Макарея супругом собственной сестры Канаки, полюбившей брата не сестринской любовью. Осознав после рождения младенца преступность этой любви, Канака пронзает себя мечом, Макарей же бежит с проклятого острова на родной Лесбос.

В городе Колоны, расположенном в той части Троады, которая смотрит на соседний остров Левкофрис, жил Кикн ^[152], сын Посейдона и Скамандродики. Были у него от Проклеи, дочери Лаомедонта, двое детей – дочь Гемифия и сын Теннес. После смерти Проклеи взял Кикн в жены девушку Филоному, дочь Трагаса. Влюбилась она в пасынка и, не находя на свое чувство ответа, оклеветала юношу, будто тот посягал на ее честь. И мало того, отыскала мнимого свидетеля преступления, некоего флейтиста Эвмолпа. Поверив навету, приказал Кикн посадить Теннеса и Гемифию в ларь и, закрыв, бросить его в море. Волны не без участия Посейдона вынесли ларь на берег Левкофриса. Стал там Теннес по воле островитян царем, и остров стал именоваться Тенедосом.

Сколько ни длись обман, все равно он не вечен. Узнав правду, Кикн приказал закопать свою жену живой в землю, а лжесвидетеля Эвмолпа побить камнями. Снарядив корабль, он отправился на остров, чтобы принести сыну извинения. Но обида Теннеса была так велика, что он приказал обрубить топором канаты, которые связывали этот корабль со скалой или деревом. С тех пор выражение «тенедосский топор» стало синонимом непримиримости ^[153].

Когда ахейцы пошли походом на Трою, Кикн вспомнил о том, что его родина – Троада, и приказал забросать их корабли камнями. Ахейцы высадились на острове, и Ахилл убил Теннеса. Согласно другой версии, Теннес погиб от руки Ахилла, защищая честь своей сестры от Аполлона. Как бы то ни было, на месте погребения Теннеса был воздвигнут храм Аполлона, где никогда не звучала флейта, якобы потому, что флейтист был виновником несчастья всей семьи.

Героем прилегающего к Аттике прекрасного острова Саламина считался переселившийся туда с Эвбеи Теламон, прославленный участием в Калидонской охоте, походе аргонавтов и дружбой с Гераклом. Во время посещения острова Геракл разостлал львиную шкуру и, став на нее, обратился к своему отцу Зевсу с мольбой даровать другу такого сына, который обладал бы силой и мужеством царя зверей. И едва были произнесены эти слова, как в небе показался вестник Зевса орел. Вскоре родившегося мальчика назвали Аяксом (по-гречески «орел»).

Однако, несмотря на дружбу, Теламон чуть не погиб от руки Геракла во время похода против царя Трои Лаомедонта. Теламон первым разрушил участок городских стен, чем вызвал ярость Геракла, взявшегося за меч. Не растерявшись, Теламон стал быстро собирать камни сокрушенной им стены.

– Что ты делаешь? – удивился Геракл, опуская меч.

– Воздвигаю тебе алтарь! – отозвался Теламон. – Я не отыскал для этого других камней.

Геракл, не лишенный честолюбия, радостно обнял Теламона. В благодарность он отдал ему Гесиону, дочь троянского царя Лаомедонта, спасенную от морского зверя.

От Гесионы Теламон имел сына Тевкра, участвовавшего в Троянской войне на стороне ахейцев, несмотря на то, что Приам приходился ему дядей. После окончания войны, в которой Тевкр прославился как лучник, он вернулся на Саламин, но не был принят престарелым отцом, который не мог простить ему того, что он не отомстил за гибель сводного брата Аякса.

Пришлось Тевкру отправиться в изгнание. Странствуя вместе с захваченными им троянскими пленниками, он прибыл на Кипр. Царствовавший там Кинир выделил изгнаннику землю, на которой тот основал новый Саламин (Саламин Кипрский). Население города составили троянские пленники. Вскоре Тевкр породнился с Киниром и имел от его дочери многочисленное потомство. Первенец супружеской четы Аякс Младший основал город Ольвию в Киликии.

Перед сражением с персидским флотом у острова Саламина в 480 г. до н. э. афиняне обратились к Теламону и Аяксу, почитавшимся на острове как герои, и, воодушевленные ими, одержали величайшую морскую победу.

Примечания:

1

Гомер, "Илиада", 18, 481-489, пер. Н. Гнедича.

14

Превращение богов в животных – попытка объяснения греками всегда поражавшего их почитания в Египте богов в образе зверей.

15

Название этой горы ("кровавая", по цвету горных пород) произошло от одного из мифических сюжетов, по которому ее будто бы окрасила кровь, вытекшая из раненого Зевса.

142

Главк – имя нескольких мифологических персонажей, среди которых и морское божество, наделенное пророческим даром.

143

Первое упоминание о Полииде – у Гомера. Детали сообщают Аполлодор, Павсаний и Гигин.

144

По версии Диодора, Идоменей умирает на Крите и удостаивается пышного погребения и почестей, подобающих богам.

145

Кикладские острова – центр культуры бронзового века, которую называют Кикладской (с 2700 г. до н. э.). На Делосе, Кеосе и Паросе обнаружены укрепленные и неукрепленные поселения и памятники религиозного искусства, не имеющие прямых параллелей за пределами Киклад. Это прежде всего мраморные фигурки, поражающие изысканной четкостью силуэта и безупречностью линий. Таким образом, легенды, связывающие Киклады с Аполлоном и его сыном Аристеем, получают научное обоснование. Возможно, Аристей – древнее божество островов, вытесненное Аполлоном и вошедшее в его круг. В нем наиболее явственны черты героя-бога, покровителя культуры. Это островной Прометей-Фороней, благодетель человечества, заслуживший свое имя ("Аристей" – греч. "наилучший").

146

Звезда Пес – Сириус, входящий в созвездие Пса. Восход ее, приносящий мучительную жару, наблюдался в Греции между 20 июля и 28 августа. Знание о восходе Сириуса островитяне могли получить от египтян, и, возможно, поэтому Аристея считали выходцем из Ливии.

147

Лахесис значит "доля".

148

Родосская мифология, несмотря на ее обработку греческими мифографами по стандарту критских и иных островных мифов, сохранила свои архаические черты. Осмысливая ее темную символику, мы могли бы начать изложение родосских мифов так: Родос – первый из средиземноморских островов, открывавшихся взгляду бога, управлявшего солнечной колесницей. Его имя Каф совпадает с именем солнечного божества, почитаемого этрусками. Греки отождествили его со своим Гелиосом. Как бог, чуждый олимпийской религии, он не участвовал в разделе островных владений между олимпийцами, в ходе которого Аполлону и Артемиде достались Делос, Гефесту – Лемнос, Афродите – Кифера и Кипр.

Чуждость родосской мифологии олимпийской явствует прежде всего из рассказа о первых владыках острова – тельхинах, множестве, выполнявшем функции куретов, стражей бога-младенца, но в то же время обладавших чертами культурных героев, давших островитянам блага, которые в мифах греческого материка приписывались Афине, Деметре, Прометею, Дедалу, Паламеду. Только с оставлением тельхинами Родоса и их рассеянием перед Девкалионовым потопом, датируемым серединой II тысячелетия до н. э., остров попадает под власть Гелиоса, бога нового, ахейского населения.

149

Имени океаниды Кафиры нет ни в одном из перечней дочерей Океана. Оно произведено от имени бога Кафа, засвидетельствованного на этрусской гадательной печени из Пьяченцы как солнечное божество. Однако сам этот теоним мог иметь карийское происхождение. Имя Кафина носила карийская дева, влюбившаяся в греческого вождя Нимфея (Plut., De mul. virt., 7). Карийцы считались народом, впервые установившим господство на морях. Скорее всего, тельхины – персонажи карийской мифологии.

150

Пер. В. Вересаева.

151

Существует другая версия мифа, согласно которой Теламон был сыном Актея и Главки, дочери царя Саламина Текрея, и только саламинским героем.

152

Имя Кикн – по-гречески "лебедь", считавшийся священной птицей Аполлона. Кроме Кикна из Колоны, это имя носило еще четыре мифологических персонажа, один из которых был также сыном Посейдона и также связан с Троей. Кикн, почитавшийся в Северной Италии, где обитали выходцы из Малой Азии и Балканского полуострова, имел сына Купавона. Это древнейшее свидетельство праздника купалы, распространенного у народов Центральной и Южной Европы вплоть до наших дней. Множественность героев с именем Кикн говорит о распространенности культа лебедя у народов Балканского полуострова, Малой Азии и островов Эгеиды. Пересказывая их предания, греки переводили имя героя-лебедя на свой язык. Не исключено, что название одного из городов прибрежной части Малой Азии Лебед было пеласгийским или фригийским обозначением Кикна.

153

Топором этим был лабрис (т. е. обоюдоострый топор, предназначенный для кровавых жертвоприношений), как показывает его изображение на монетах Тенедоса. По свидетельству Павсания, тенедосцы принесли топор в дар дельфийскому Аполлону.