Баал и Анат [1]

Семь девиц умащали Анат, благовония в кожу её втирая, и от тела её исходил аромат. Соединились в нем запахи дичи и меда [2]. Закрыв ворота дворца, вышла на поле Анат, где её ожидали юнцы, войско богини, а вместе с ними сыны городов. Сокрушала Анат в долине врагов, истребляла народ. Поражала она горожан и людей, что с моря явились, истребляла пришедших с Востока [3]. Пробивалась она сквозь недругов строй. С обеих сторон были головы павших, словно живые. Руки над нею взлетали, как саранча, кисти храбрых падали в кучи. Головы она бросала себе за спину, кисти рук отправляла в чрево свое, по колено стояла в крови, в крови храбрецов она омывала ножные цепочки. Старцев жезлом гнала, как овец. Лук свой приставив к бедру, стрелы она метала.

Затем возвратилась она во дворец, но сердце её убийствами не было сыто, не было сыто резней, что она учинила врагам. Кресла швыряла она в храбрецов, в воинов кидала столы, скамейки метала в могучих героев. При виде трупов блаженство её охватило, вспухла печень её, ибо она погружала колена в кровь храбрецов, ножные цепочки в ней омывала.

Потом она в чаше омыла руки свои, очистила их в небесной росе, а также дождем Скачущего на облаках. И, завершив омовенье, вновь призвала девиц семерых. Кожу они умастили Анат. И вновь от тела её исходил аромат. Соединились в нем запахи дичи и меда. Аромат благовоний разносился на тысячу поприщ в течение дня.

К ней в это время явились посланцы Баала. Издали их увидав, задрожала Анат от макушки до пят, чресла её затряслись, капли пота на лбу показались. Голос возвысив, послов вопросила она:

— Что вас ко мне привело? Может быть, недруг какой, мной не добитый, на Баала вновь ополчился? Или какая иная беда угрожает скачущему на облаках? Разве мало врагов я его сокрушила? Был среди них и сам Йамма, Илу любимец. Не поразила ли я дракона о семи головах, гибкого змея [4]? Разве не я Мута повергла? Может быть, изгнан опять Баал с Цапану высот, с трона могучего царства?

Анат поклонились юнцы, к её припали стопам, пали пред нею ниц, почести ей оказав. Затем ей отвечали они:

— Посланье у нас для тебя от Баала, сильнейшего среди всех. Передаем его слово в слово. Явись в обитель мою, о Анат! Земле передай зерно, котел ей с хлебом пожертвуй. Посох в руки возьми, накинь на плечи суму. Пусть ноги не медлят твои, стопы твои пусть поспешат. Есть у меня, о чем поведать тебе. Лепет деревьев и бормотание камней, жалобы струй, текущих с неба на землю, от звезд к океану. Чертоги воздвигнуть хочу, подобных которым небо не знает, которых и в мыслях нет у людей, у толп, наполняющих землю. Будут чертоги также твоими, Анат, на вершине власти моей, ибо этого я хочу, владыка Цапана, с тобою, Анат, пребывающей в мыслях.

— Да, я явлюсь, — живо посланцам ответила дева. — Хлебную жертву выдам земле, котел в её недра зарою. Вы же, после пути отдохнув, собирайтесь снова в дорогу. Я отправляюсь ранее вас к далеко живущему богу, через толщу земную пройду вместе с водою грунтовой, с нею же поднимусь через земные слои.

Так она вышла на путь, что ведет к вершинам Цапану, в тысячу мер, в десять тысяч длиной. Баал, издалека сестру заприметив, к ней свиту отправил из своих дочерей. Деву они ублажили, свежей водой Анат напоили, обмыли росою, что сочится с небес, смешав её с туком земли. После того к ней обратился Баал:

— Среди богов я один бездомный. Есть чертоги у Илу, есть жилище у госпожи Асират, помещенья у других её сыновей. Комнатами наделил Илу-Бык моих дочерей, невест непорочных. Только мне одному он дома дать не желает.

— Он даст тебе дом! — Анат ему возразила. — Уступит он ради меня и себя. Ибо швырну я его, словно овцу, на землю. Кровью омою седины его бороды, если ты дом не получишь, как боги другие, как сыновья Асират.

Грозно топнув ногой, Анат обратилась к устью Реки, к истокам Океанов обоих, Илу достигла горы, вступив во владенья царя и отца, и возвысила голос:

— Радуйся, Илу, что на свете живешь! Радуйся, что я тебя ещё не схватила, что на земле ты ещё не лежишь, как овца. О сыне подумай своем, что не имеет жилища, как другие твои сыновья.

Услышав дочери крик, Илу бежал через семь своих комнат, и из восьмой такое ей слово сказал:

— Знаю я, дочь, что твое необуздано сердце, словно бы мужем, не девою ты родилась. Просишь ты дом для Баала, и уступить я готов.

— Мне, — вещала Анат, — давно твоя ведома мудрость. Ибо она тебе вместе с бессмертьем дана. Каждое слово твое — счастливая участь. К Баалу Могучему ты милостив, как никогда. Мы же, богини, к этому дару готовы. Баалу Могучему все мы поможем.

— Да, — подхватила Асират, — мой сын не имеет дома, как у меня и у других моих сыновей. Все мы просим тебя о постройке дома для Баала, мы все твоего повеления ждем.

— Что ж, — Илу промолвил, к супруге своей обращаясь. — Выбери двух сыновей, гонцами отправь на Каптару, где пригожий и мудрый Котар обитает. Пусть он построит дом для Баала, могучего бога, такой же, какой он тебе построил.

1. Еще один шедевр ханаанской поэзии. Характер Анат соткан из противоречий. Не знающая пределов бессмысленная жестокость, обращенная против правых и виноватых, против обитателей городов и против врагов, им угрожающих с моря и суши, и женская преданность вплоть до самопожертвования. Перебирая в памяти образы греческих богинь, на складывание которых оказал влияние образ Анат, мы не находим ей равных ни в жестокости, ни в страсти. Но в изображении любовного чувства у автора поэмы о любви в древности были соперники, точнее соперница — Сафо, сумевшая передать состояние любви как жестокую болезнь.

2. Запах дичи исходил от Анат, поскольку она богиня охоты, запах меда — очевидно, потому, что благовония растворялись в меду. Изображение Анат в виде обнаженной женщины, стоящей на царе зверей льве сходно с более поздними изображениями малоазийской матери богов Кибелы.

3. Недостаточно ясно, кем были смертные, которых уничтожает Анат. Существует мнение, что Анат, действуя по приказу Илу, истребляет провинившееся человечество. Однако Запад и Восток, как мы полагаем, — не просто меризм: под людьми, пришедшими с моря и с востока, явно имеется в виду конкретные враги страны Ханаан — "народы моря", филистимляне (пеласги) и сикулы, завоевавшие прибрежную полосу в XIII–XII вв. до н. э., кочевники, в том числе израильско-иудейские племена, наступавшие из пустыни, и цари Месопотамии неоднократно вторгавшиеся в Ханаан. Полет отделенных от туловища голов и рук может быть объяснен распространенным в Египте и Ассирии обычаем отсекать у мертвых головы, руки или другие части тела для подсчета уничтоженных врагов.

4. В предшествующем сюжете Латану убивает не Анат, а Баал. Такого рода противоречия — не редкость в мифах, как это ясно и на примерах мифов древней Греции.