Мир богов Эблы [1]

Город Эбла был неизвестен Библии, но упоминался царями Месопотамии Саргоном, Нарамсином, Гудеа как враждебный им город "Верхней страны". Европейские исследователи тщетно искали Эблу и на морском побережье Сирии, и во внутренней её части, и в Анатолии под горами Тавра. В 1964 г. археологическая экспедиция римского университета начала раскопки холма Телль-Мардик во внутренней части Сирии, поблизости от aoi?iai ii aaee?eia ai?iaa yoie no?aiu Алеппо. Холм оставался без древнего названия, до находки в 1975 г. каменной плиты с надписью, оставленной одним из царей Эблы. И почти сразу после этого был обнаружен царский архив из 15 000 табличек, перевернувший представления не только об истории территории "плодородного полумесяца", примыкающей к морю, но и всего Переднего Востока. Долгое время считалось аксиомой, что Междуречье Тигра и Евфрата было колыбелью цивилизации, а земли к западу от него — степями, в которых обитали варварские племена, угрожавшие этому культурному очагу и только воспринимавшие блага цивилизации. Оказалось, что Эбла не уступала городам Двуречья в древности, а в плане контактов с окружающим миром далеко их превосходила.

Таблички Эблы использующие шумерскую клинопись содержат тексты на архаическом семитском языке, родственном аккадскому, арамейскому, арабскому и ивриту. Они освещали все стороны жизни этого центра, процветавшего ещё до объединения Аккада и Шумера под властью царя Саргона. Среди них были и официальные документы, характеризующие административную и хозяйственную деятельность царей, словари, школьные упражнения, гимны.

Эбла управлялась царями, прибавлявшими к своим именам (Игриш-Халаи, Иркаб-Дама, Иби-Сипика) шумерский титул «эн», который в семитском языке соответствовал термину «маликум» — царь. Одним из открывателей Эблы, Г. Петтинато было высказано предположение о том, что цари Эблы выбирались. Другой итальянский археолог, сооткрыватель Эблы, П. Матье, напротив, полагает, что правители Эблы были самодержцами и обладали не только судебной властью, но сосредоточивали в своих руках все нити хозяйственной и финансовой деятельности.

Главный источником богатства царей и государства в целом была торговля. Через Эблу проходили караваны, доставлявшие из Анатолии и Египта в Двуречье и многочисленные города самого "плодородного полумесяца" то, что наиболее ценилось царями — драгоценные металлы и камни. Часть этих богатство оседала в хранилищах царей Эблы. Один из текстов сообщает о поступлении 1740 мин золота, что составляет 870 кг этого металла. Бесспорно, царям Эблы платили дань подвластные им цари, но сведения об этом отсутствуют. Цари Эблы поддерживали отношения как с городами Двуречья, так и с центрами "плодородного полумесяца" — с Кархемышем, Харраном, Эмером, Мари, Алалахом.

Архив Эблы опубликован далеко не полностью, и медленней всего идет публикация его литературных и мифологических текстов, понимание которых неизмеримо сложнее, чем текстов экономических, и вызывает споры среди семитологов. Но и по тем материалам, которые уже находятся в распоряжении науки, можно составить некоторое представление о религиозных взглядах жителей Эблы, круге почитаемых ими богов и культе. Основной источник наших знаний о пантеоне Эблы — таблички с перечислением ежемесячных жертвоприношений, осуществлявшихся как правителем и членами его семьи, так и многочисленными чиновниками и жрецами.

Имена богов зафиксированы и в словарях, в том числе двуязычных, шумеро-эблаитских, что дает возможность сопоставления с миром шумерской религии, лучше знакомым исследователям. В ряде случаев словари дают и транскрипцию, и это помогает установить правильное чтение большинства теонимов. Извлекаются имена эблских богов также из ономастики.

Что касается литературных текстов, фрагментарных и сложных для интерпретации даже в тех случаях, когда они написаны на шумерском языке, а не на эблаите, в них не сохранилось (или во всяком случае пока не прочитано) ни одного чисто мифологического сюжета. Это главным образом заклинания, порой составлявшие целые серии собранных вместе табличек, большинство которых на шумерском языке и часто обращено к тем же богам, которые привлекались для заговоров в городах Шумера (например, шумерская богиня Нингирима, обычно встречающаяся в шумерских ритуальных формулах, применявшихся при заклинаниях и в обрядах очищения); многие из них близки к аналогичным текстам Шуруппака (Matthiae, 1989, 288).

Несколько текстов из Эблы представляют собой гимны. В отличие от заклинаний они написаны на эблаите, однако, как и заклинания, тесно связаны с шумерско-аккадской религиозной традицией. Сравнительно хорошо сохранившийся гимн Шамашу (более сотни строк), наряду с самим Шамашем, солнечным богом Аккада, содержит упоминания ряда других как шумерских, так и аккадских богов (Matthiae, 1989, 289; Matthiae, 1995, 162 и сл.).

Дошла часть и ещё одного посвященного Шамашу гимна. Единственная сохранившаяся табличка не дает возможности восстановить его содержание, но, исходя из упоминания шумерского бога Энлиля и протекающего по шумерским землям Евфрата, можно думать, что в нем Шамаш прославляется как покровитель дальних странствий (Matthiae, 1989, 289).

Не поддается восстановлению и длинный гимн, прославляющий шумерскую богиню Нисабу. Это богиня, которую шумеры связывали с "домом знания" и изображали с принадлежностями для письма и счетными табличками [2]. Появление гимна во славу этой богини понятно, если вспомнить, что в школах писцов штудировали шумерский язык и шумерскую мудрость. При фрагментарности текста содержание гимна восстановить до сих пор не удалось, но судя по упоминанию в нем северомесопотамской страны Субарту и заморского Дильмуна, речь могла идти о широком диапазоне знаний и мудрости, исходящих от этой покровительницы науки и знания, а не о намеке "на дальние маршруты и торговлю с далекими странами", как полагает П. Маттье (Matthiae, 1989, 289).

Особое место занимают тексты с описанием ритуалов, которые относятся ко всему тому, что древние определяли как «царственность». Они собраны в XI томе Archivi Reali di Ebla. Ритуалы, относящиеся к коронации и царскими свадьбам, дополняют наши представления о религиозном мире Эблы.

Отдельные намеки, имеющиеся в заклинаниях, гимнах, описании ритуала, говорят о наличии у народа Эблы собственных мифов, но восстановить сюжеты по этим намекам невозможно. Зато о круге их мифологических пристрастий косвенно можно судить по тем фрагментам шумерских мифов, которые изучались в писцовых школах Эблы. Среди них две обнаруженные в архиве Эблы копии шумерского варианта мифа о потопе, отрывки эпического текста с упоминанием Гильгамеша, три экземпляра гимна Господину неба и земли. Исследователями отмечалось, что сохранившиеся фрагменты шумерских литературных сочинений свидетельствуют об особом интересе к произведениям, связанным с Уруком (Matthiae, 1989, 291).

Таким образом, несмотря на ограниченность дошедших до нас сведений, религиозная жизнь Эблы вырисовывается с не меньшей ясностью, чем современные ей Шумера и Аккада, хотя и остается немало спорного в отношении субординации и функций отдельных богов пантеона. Прежде всего нет единого мнения в отношении главы пантеона. Дж. Петтинато (Pettinato, 1986, 331 и сл.) полагает, что это Даган, божество, почитание которого было широко распространено в западносемитском мире по крайней мере начиная с середины III тысячелетия до н. э. О значимости Дагана свидетельствует и ономастический материал.

Отсутствие же его имени в списках богов Эблы, по мнению исследователя, "связано с религиозной концепцией табуации имени". Дж. Петтинато и вслед за ним многие другие семитологи именно Дагана видят в часто встречающихся определениях типа «Господин», "Господин богов", "Господин страны" (Pettinato, 1986, 333; Matthiae, 1989, 289).

П. Маттье, напротив, верховными богами склонен считать для периода, предшествовавшего аккадскому вторжению, супружескую пару, в которой мужское божество плодородия типа Дагана или Адада условно фигурирует под именем Куры (соответствие клинописных знаков точному имени бога не установлено) и Барамы, чье имя полностью исчезло в последующей сирийской религиозной традиции. Один из их храмов располагался на скале рядом с дворцом, другой за городскими стенами (Matthiae, 1995, 163). Именно эта пара получала наибольшее количество официально установленных жертв от царя, членов царской семьи, сановников и жрецов (Matthiae, 1989, 289). Верховным богом Эблы Куру считал и И.М. Дьяконов (Дьяконов, 1985, 334). Однако мнение это возобладало сравнительно недавно: ещё в конце 80-х гг. тот же П. Маттье с ним не был согласен и относил к Куре встречающиеся в ритуальных текстах упоминания "великой богини Эблы" и изображения на печатях женской фигуры, укрощающей львов, считая, что Кура — это великое женское божество плодородия, владычица домашних и диких животных, близкое по функциям к Иштар (Matthiae, 1989, 292 и сл.)

В настоящее время считается, что Иштар вобрала в себя функции другой, исчезнувшей к началу II тысячелетия богини хтонического характера Ишкхары, именуемой в текстах "Госпожой скорпиона". В её ведении были заботы о плодородии земли и плодовитости людей и животных (Matthiae, 1989, 295).

Из мужских божеств, относимых в Эбле к числу великих богов, известен впоследствии исчезнувший из сирийских пантеонов Идакул (или Идабал), чтение имени которого и функции разными исследователями определяются по-разному: одни (в том числе П. Маттье) считают его супругом Ишкхары, лунным божеством, аналогом аккадского Сина, другие — богом дождя и града, ипостасью Ваала — Хадада (Дьяконов, 1985, 334). До тех пор, пока не была обнаружена в текстах супруга этого божества, его даже считали женским.

Четырех богов Эблы Дж. Петтинато относит к числу хурритских (Pettinato, 1986, 331). Это Адаммау, Аштаби, чьи имена входят в названия месяцев, Хебат и упоминавшаяся выше Ишкхара. Однако хурритская их атрибуция встретила возражения других исследователей. Так, И.М. Дьяконов отмечает, что хурриты появились в Эбле лишь во II тысячелетии, составив в возрожденной после аккадского разрушения Эбле значительную часть нового населения. Они не могли передать её доаакадскому пантеону своих богов и сами заимствовали из дохурритского субстрата имена Адаммау, Аштаби и Ишкхары (известной в регионах, где хурритское присутствие не засвидетельствовано); в отношении же Хебат, по мнению ученого, следует говорить о неправильном прочтении имени (Дьяконов, 1983, 335).

Целый ряд богов, почитавшихся в Эбле, совпадал как по аналогичной или близкой форме имен, так и по функциям с богами других западносемитских городов. Среди них уже упоминавшийся Даган, а также бог Грозы Адад (в форме Адда). В функции Адада входило и обеспечиваемое небесными явлениями плодородие. Последние десятилетия Эблы, когда город вошел в сферу политического и культурного влияния Алеппо, где находился главный центр его почитания, Адад появляется на печатях Эблы в типичной для него иконографии: с жезлом в одной, поднятой руке, топором и уздой — в другой. Сохранилось и его монументальное изображение на стеле, самое древнее из найденных до настоящего времени (Matthiae, 1995, 166). С начала II тысячелетия это величайший бог во всех городах Внутренней Сирии, не только ведавший плодородием земель, но и взявший в свои руки правосудие среди богов и людей (Matthiae, 1989, 166).

Судя по обилию в текстах Эблы имен, содержащих концовку — il, значительную роль в религии Эблы играл Ил, известный всем семитским религиям (в том числе и как обозначение бога вообще). О глубокой его древности свидетельствуют угаритские мифы, где он выступает как почитаемый, но уже одряхлевший и постепенно оттесняемый более молодыми богами.

С сакрализацией царской власти, возможно, связан Малик, после падения Эблы утративший ту значительную роль, какую играл в Эбле. Широко почитался Шамаш, названный по аккадскому шаблону сыном Сина, хотя в пантеоне Эблы присутствует собственное лунное божество.

Из наиболее распространенных богов, общих западносемитскому миру, в текстах архива представлены также важнейшее семитское божество Ваал (Баал угаритских текстов середины II тысячелетия), Рашап (или Расап), архаическая форма знакомого по Библии имени Решефа, бога Грозы, загробного мира, смерти и неотделимых от неё войн и эпидемий, бог-ремесленник Кашалу (более поздняя, угаритская форма — Котар), связанный с первозданными водами и мудростью Эа (шумерский Энки), Аштар (Иштар более поздних текстов), почитавшаяся даже после окончательного уничтожения Эблы хеттами в расположенном на той же территории ассирийском святилище как небесная и одновременно хтоническая великая богиня, владычица любви, плодовитости и плодородия, вместе с тем войны и правосудия, а также царственности и первозданного подземного океана (Matthiae, 1995, 165).

Аштар-Иштар, судя по шумерским параллелям и более поздним ритуалам Сирийской богини, была главным действующим лицом торжественного ритуала бракосочетания царя и не менее торжественно отмечавшегося праздника нового года. Богиню олицетворяла правящая царица, соединение с которой царя мыслилось актом, стимулирующим плодородие.

Вошли, хотя и в меньшем числе, в пантеон Эблы также шумерские боги. Среди них достаточно широко представлены Энлиль (в форме Иллилу), главный бог Шумера, самый значительный центр почитания которого находился в Ниппуре, Нергал, бог подземного мира, богиня-покровительница знания Нисаба, Ану, чьи два древнейших святилища известны в Уруке, а также, несмотря на наличие их аккадских аналогов — Инанна (аккадская Иштар) и Уту (аккадский Шамаш), особенно часто Энки (аккадский Эа), главный центр почитания которого был в Эриду, и реже его супруга Нинки. В заклинаниях жители Эблы обычно призывали, как и их шумерские соседи, богиню Нингириму. Определенную, правда, пока неясную роль играло божество Даму из круга Думузи.

Все эти боги-чужеземцы порой имели на территории Эблы собственные храмы. Некоторые из них были тесно связаны с ритуалами Эблы; многие включены в официальные списки получателей жертв, и это боги не только родственного жителям Эблы семитского мира, но и шумерской части Месопотамии, причем нередко относящиеся к достаточно далеким регионам Южной и Северной Месопотамии и даже расположенного в Ливане Библа — например, Нидакул из Арукату, Адаб из Халама, Луба, Абатти и Анниз (Pettinato, 1986, 332). Содержащиеся в текстах уточнения, к какому именно из городов относится божество, включенное в список, скорее всего, может рассматриваться как свидетельство особой заинтересованности правителей Эблы в покровительстве того или иного чужеземного бога на конкретной территории, с ним связанной. И это во многом объясняет уникальную практику широкого привлечения чужих богов обильными жертвами и соучастием в ритуалах. Другим древневосточным обществам такая практика неизвестна. Торговый характер экономики Эблы требовал заботы о безопасности дальних маршрутов, по которым направлялись купцы. Это объясняет уважение населения Эблы к богам своих торговых партнеров. Но в ономастике имена этих богов отсутствуют. Здесь зафиксирован круг семитских божеств, главным образом великих — таких как Кура, Идакул, Ил, Рашап, Каниш, Шамаш, Даган (Matthiae, 1989, 297).

Естественно, что со сменой населения после восстановления Эблы ок. 2000 г. до н. э. пантеон не остался неизменным. Многие боги исчезли; некоторые, переменив имена, вошли в пантеоны других сирийских городов; появились новые боги, о чем можно судить, однако, лишь на основании косвенного материала сопредельных земель. Для нас же здесь представляет интерес пантеон в том виде, в каком он сложился в древнейший период истории Эблы, до аккадского завоевания, поскольку это самое древнее свидетельство о религиозном мире Сирии.

1. Раздел написан Л.С. Ильинской.

2. Изображения богини, восседающей на колосе, которые раньше относили к Нисабе (Нидабе), теперь принято считать женским божеством плодородия, скорее всего, Аншан (Cancellino, 1970, 22).