Глава 7

…Плачевное состояние, о коем токмо должно просить Бога, чтоб лучшим царствованием сие зло истреблено было.

Князь Щербатов. 1790

…Время Екатерины было счастливейшее для гражданина российского; едва ли не всякий из нас пожелает жить тогда, а не в иное время.

Николай Карамзин. 1811

Прямо противоположные мнения двух русских историков о царствовании Екатерины II, помимо различий во взглядах и характерах, объясняются и тем, что князь Щербатов, историограф и публицист, автор сочинения «О повреждении нравов в России», был современником Екатерины II, служил при ее дворе, а Николай Карамзин писал свою «Записку о древней и новой России» через 15 лет после смерти императрицы. Карамзин не скрывал, несмотря на свое восхищение, «некоторых пятен» блестящего царствования Екатерины. Перечисляя «пятна», он указывал на «повреждение нравов», на то, что «торговали правдою и чинами», признавал, что императрица «не видела или не хотела видеть многих злоупотреблений». Карамзин отметил важную особенность отношения к царствованию Екатерины II: в последние годы ее жизни «мы более осуждали, нежели хвалили». Потомки судили «Северную Семирамиду» значительно более благожелательно, чем современники. Выражается в этом приговор «суда истории»: отметается то, что имело лишь преходящее значение, остается - и положительно оценивается - то, что потомки признали важным, ценным.

Важность и ценность деяний государя - понятия относительные, оценка деятельности Екатерины II вызывала острые споры среди историков, как русских, так и нерусских. После Петра I только Екатерина II вызывала такие противоречивые мнения. Причем

[155/156]

оценка деятельности императрицы не диктовалась «партийными» взглядами. Князь Щербатов, убежденный консерватор, твердо веривший, что «повреждение нравов в России» началось с Петра I, критиковал екатерининское время так же беспощадно, как автор «Путешествия из Петербурга в Москву» Александр Радищев, убежденный либерал с заграничным университетским образованием. Точка зрения Николая Карамзина, певца самодержавия, верившего, что царствование Екатерины II было «счастливейшим временем», полностью совпадало с взглядами советского историка Евгения Тарле, написавшего в 1945 г. «Дипломатию Екатерины II», восхвалявшую сталинские победы.

Когда французская художница г-жа Виже-Лебрен приехала в Петербург, чтобы написать портрет великой государыни, любимицы французских философов, один из русских знакомых дал ей совет: «Возьмите вместо холста карту русской империи; как фон - мрак ее невежества; вместо драпировки - остатки истерзанной Польши; колоритом - человеческую кровь; рисунком на заднем плане - памятники царствования Екатерины…». Биограф Екатерины комментирует: «В этой мрачной картине есть своя доля правды. Но в ней нет оттенков»1. К этому можно добавить, что французская художница навестила Россию в конце царствования Екатерины II.

Начало казалось радужным. В еще большей степени оно казалось удивительным. Свержение императора не было, конечно, неожиданным. После смерти Петра I перевороты шли один за другим. Более удивительным было восхождение на престол немецкой принцессы, не имевшей в себе ни капли крови Романовых. Этого нельзя было сказать ни об Аннах, ни о Елизавете, ни о Петре III, в жилах которых текло по 50% романовской крови. Но и здесь был прецедент: Екатерина I стала императрицей, поскольку была супругой Петра I. Екатерина II предъявила свои права на русский престол как супруга Петра III. В первом случае император умер. Во втором его убили (каким образом историки так и не выяснили). Если говорить о правах, то, возможно, принцесса Ангальт-Цербстская, ставшая Екатериной II, имела их не больше, чем литовская крестьянка, ставшая Екатериной I.

Впрочем, о правах речи не было. Произошел беззастенчивый захват власти, произведенный горсткой заговорщиков, главную силу которых составляли Орловы - четверо братьев, служивших в гвардии. Григорий Орлов был любовником Екатерины. Княгиня Дашкова, вспоминая много лет спустя о событиях решающей ночи с 27

1 Валишевский К. Роман Императрицы// Екатерина Вторая - императрица всероссийская. СПб., 1908. С. 221.

[156/157]

на 28 июня 1762 г., рассказывает, что, узнав об аресте одного из гвардейцев-заговорщиков, выбежала на улицу, признала в проезжавшем всаднике одного из Орловых, велела ему «молнией мчаться в Петергоф и от моего имени сказать ее величеству, чтобы она не мешкая садилась в присланную за ней наемную карету и ехала в Измайловский полк, где ее тотчас провозгласят государыней»2. Екатерина Дашкова сильно преувеличила в «Записках» свою роль в заговоре, но события развивались примерно так, как она описывает. Екатерина явилась в казарму Измайловского полка. Орловы с товарищами разбудили солдат, которым приказали кричать: «Да здравствует императрица». Приведенный под руки священник пробормотал слова присяги, поднял крест, и ждавшие раздачи водки гвардейцы присягнули императрице Екатерине П.

Французский свидетель «путча» Рюльер пишет о «революции 1762 г.»: «Чтобы сделаться самодержавной властительницей самого обширного государства в мире, прибыла Екатерина между семью и восьмью часами: она отправилась в дорогу, поверив на слово солдату, везли ее крестьяне, сопровождал любовник, и сзади следовали горничная и парикмахер»3. Столетие спустя безжалостный сатирик Салтыков-Щедрин, рассказывая «историю одного города», в которой нетрудно узнать насмешливую историю государства российского, не забывает об очередной претендентке на губернаторское место в городе Глупове, «ревельской уроженке Амалии Карловне Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах». Захват власти сатирик изображает, основываясь на исторических источниках: «К толпе подъехала на белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами…»4. Не менее зло пишет о «веке императриц» Александр Герцен, демократ и эмигрант: «Тупоумные принцы, едва умевшие говорить по-русски, немки и дети садились на престол, сходили с престола… горсть интриганов и кондотьеров заведывала государством».

Екатерина II остановила ротацию на русском престоле. Она правила 34 года, замкнув век, начатый царствованием Петра. Уверенно она определила свое место в истории России, приказав выгравировать на памятнике основателю Петербурга, на знаменитом медном всаднике Фальконе: Петру I - Екатерина II. Заявив при первом императоре о своих притязаниях на участие в решении европейских

2 Дашкова Е.Р. Записки// Письма сестер М. и К. Вильмот из России М., 1987. С. 68.

3 Rulhiere. Histoire ou anecdotes sur la Revolution de Russie en 1762. Paris, 1797. V. 1.

4 Салтыков-Щедрин М.Е. Избр. соч. М., 1946. С. 20.

[157/158]

дел, Российская империя при Екатерине II превратилась в великую державу.

В 1781 г., через 19 лет после восшествия на престол, Екатерина посылает в Париж постоянному корреспонденту Фридриху Гримму перечень совершенных ею славных дел:

Губерний, учрежденных по новому положению - 29

Выстроенных городов - 144

Заключенных договоров и трактатов - 30

Одержанных побед - 78

Достопамятных указов о законах или новых учреждениях - 88

Указов об облегчении участи народа - 123.

В общей сложности, как подсчитал составитель списка секретарь Екатерины Александр Безбородко, на счету императрицы было 492 замечательных дела. Ей оставалось, о чем она, конечно, не могла знать, царствовать еще 15 лет. Список деяний позволяет увидеть три главных направления активности императрицы, как она себе ее представляла: административные реформы, внешняя политика, действия на благо народа.

Историки, по разному оценивая результаты деятельности Екатерины II, единодушно признают, что она занималась всеми перечисленными в списке вопросами и многими другими. Все историки согласны, что, взойдя на трон, императрица встретила многочисленные трудности. Прежде всего, чрезвычайно сомнительными были права Екатерины на престол. Супруга свергнутого императора и мать наследника имела, в лучшем случае, основание быть регентшей до совершеннолетия Павла, которому в год переворота было 12 лет. Не говоря о том, что споры об отце наследника (в числе нескольких кандидатов никогда не было Петра III) продолжаются историками по сей день, Екатерина была чужестранкой.

Екатерина не хотела быть регентшей. Не только потому, что все регенты за минувшие 35 лет - от Меньшикова, Бирона до Анны Леопольдовны, плохо кончали. Но потому, что она хотела быть императрицей. Принцесса Ангальт-Цербстская, приехав 15-летней девочкой в Россию, став женой наследника, начала готовить себя к трону. Петр III, вступив на престол, не удосужился короноваться, как бы считая, что судьба безнадежно обидела его, лишив возможности стать прусским офицером. Екатерина не только сразу же (в сентябре 1762 г.) возложила на себя корону, но короновалась в Москве, строго соблюдая древние традиции.

Мало какой из периодов русской истории имеет такое количество источников, дающих возможность его всестороннего изучения. Прежде всего позаботилась о документации императрица: она оставила записки, чрезвычайно откровенную автобиографию, к сожалению,

[158/159]

доведенную только до последних месяцев жизни Елизаветы; сохранились тысячи написанных ею писем - к близким, министрам, иностранным корреспондентам. Екатерина II не могла, казалось, жить, если она не держала в руках пера. По ее примеру много писали современники. Подробные дневники вели секретари императрицы.

Техника власти

Я говорила это тысячу раз: я гожусь только для России.

(Екатерина II в письме Гримму 17.5.1777 г.)

Екатерина II была значительно образованнее своих предшественников. Это значит, как она сама рассказывает в «Записках», что, оказавшись в чужой стране, рядом со странным, не любившим ее мужем, молодая принцесса прочитала множество книг, прежде всего на французском (а также немецком) языке. Некоторые из биографов упрекают императрицу в отсутствии у нее оригинальных мыслей, в связи с чем она в Наказе, который содержал проект реформ, широко использовала Монтескье, Беккария, Блекстоуна. Никто, однако, не сомневался в ее сильном практическом уме и в таланте государственного деятеля. О способностях Екатерины II свидетельствует не только то, что, несмотря на шаткость ее положения в первые годы царствования, она занимала трон 34 года. Ее государственные таланты проявились в том, прежде всего, что она сознательно разработала технику власти, технику управления Россией.

Екатерина начала с понимания важнейшего факта, чтобы управлять Россией, необходимо было быть русской. Родившись немкой, она стала русской: приняла православие, научилась языку, обычаям. Значительную помощь оказал ей супруг, подчеркивавший свою нелюбовь к стране, которой ему нужно было управлять. В первом манифесте, провозглашавшем низложение Петра III и воцарение Екатерины, говорилось, что правление Петра III грозило ниспровержением в России православной веры, поруганием отечественной славы через заключение мира с Пруссией, которая только что была побеждена русским оружием, и нарушением всех внутренних Порядков в государстве. Екатерина, объявляя манифест, вступала на престол, чтобы предотвратить перечисленные выше опасности,

[159/160]

«положившись на помощь Божью и видя тому желание всех своих верноподданных». Мотив «всеобщего желания» неизменно сопутствовал выборам московских царей, начиная с Бориса Годунова, но Екатерина, во-первых, никем не избиралась, во-вторых, в многочисленных манифестах, появившихся после первого, не переставала настаивать на желании верноподданных видеть ее на троне. Через неделю после первого манифеста вышел (5 июля 1762 г.) именной указ императрицы о снижении цены на соль, в нем говорилось так же о том, что Екатерина взошла на российский престол «по единодушному желанию верноподданных и истинных сынов России». На следующий день появился манифест о назначении коронации на сентябрь 1762 г.: он начинался объяснением, что к принятию престола императрицу побудили ревность к благочестию любовь к российскому отечеству и «усердное всех наших верноподданных желание видеть Нас на оном престоле». Через 11 дней в указе, который - не в первый и не в последний раз - говорил о необходимости положить конец лихоимству в России, Екатерина подробно разъясняет свои побуждения, приведшие ее к занятию престола. «Не властолюбие и не иная какая корысть, но истинная любовь к отечеству и всего народа, как мы видели, желание понудило нас принять сие бремя правительства». На следующий день, указ, приглашавший всех беглецов из России и дезертиров вернуться в отечество, начинался словами: «Как Мы по единодушному искреннему желанию и по неотступному прошению верных Наших подданных и отечество свое любящих сынов вступили на всероссийский престол…».

В неустанно повторявшихся заверениях императрицы о готовности подчиниться всеобщему желанию верноподданных сквозит прежде всего тревога, ощущение неуверенности, которое пройдет только много лет спустя. Основания для опасений были в избытке. Законным наследником был сын Павел. Но, кроме того, в Шлиссельбургской крепости томился Иван Антонович, правнук брата Петра I Ивана, назначенного наследником престола Анной Ивановной, свергнутого и заключенного в тюрьму Елизаветой. Через два года после воцарения Екатерины II (в ночь с 4 на 5 июля 1764 г.) подпоручик Василий Мирович, стоявший в гарнизоне крепости, попытался освободить «узника № 1», но охранники выполнили инструкцию, подписанную Петром III и подтвержденную Екатериной: в случае попытки освобождения, арестованного «умертвить, а живого никому его в руки не давать». Обстоятельства, связанные с «заговором Мировича», никогда не были полностью выяснены. Подпоручик, утверждавший, что действовал в одиночку, был казнен. Манифест Екатерины, объявлявший о предании Мировича суду, начинался словами: «Вступив на престол по желанию всех подданных, Мы хотели облегчить положение принца Иоанна, сына

[160/161]

Антона Брауншвейгского и Анны Мекленбургской, на краткое время незаконно введенного на престол». В одной фразе Екатерина трижды погрешила против истины: не было «желания подданных», императрица не собиралась менять положения узника Шлиссельбургской крепости, который был совершенно законным государем.

Страх побуждал Екатерину неустанно повторять о «всеобщем желании», обосновывающем ее право на трон. Расхождения с истиной ее не беспокоили. Поэт и министр Гаврила Державин, хорошо знавший императрицу, писал: «Она управляла государством и самим правосудием более по политике или своим видам, нежели по святой правде»5. Поэт и государственный деятель знал, конечно, что в истории было немного правителей, действовавших «по святой правде». Подчеркивая приоритет политики и личных интересов в действиях государыни, которую он воспевал под именем Фелицы, Державин подчеркивал обдуманность поведения Екатерины. Постоянно напоминая о своем «праве» на престол, она знала, что бесконечные повторения убедят верноподданных в законности ее пребывания на троне.

Василий Ключевский заметил, что «неудачное самодержавие перестает быть законным»6. Перефразируя его, можно сказать, что удачное самодержавие становится законным. Екатерина твердо верила в свою удачу. Прежде всего, она знала, чего хочет. В отличие от всех своих предшественников, кроме Петра I, она долго и старательно готовилась к должности, о которой мечтала со дня своего приезда в Россию. В отличие от Петра, который учился быть царем, строя корабли, обучаясь военному делу и путешествуя по заграницам, Екатерина готовилась стать императрицей, читая книги и оттачивая свое умение воздействовать на людей.

Екатерина хотела быть императрицей российской. Но ее привлекали не только и даже не столько аксессуары власти, сколько сама власть. Она хотела управлять постоянно и активно, она жаждала твердо держать в своих руках вожжи империи. Управление - древнейшее занятие человечества. Вопрос: как пользоваться властью? - возник, едва Бог создал второго человека - Еву. По мере расширения функций и размеров власти развивалась наука управления. Основные законы реализации власти использовались и используются всеми правителями, но каждый из них оттачивает свою личную технику управления подчиненными.

5 Записка из известных всем происшествием и подлинных дел, заключающая в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина. СПб., Б. г. С. 339.

6 Ключевский В. О. Литературные портреты. М., 1991. С. 454.

[161/162]

Главное Екатерина хорошо знала. В обширном проекте нового законодательства - Наказе комиссии, которая должна была его разработать, императрица посвятила первые три главы доказательству того, что в России «пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит». Екатерина уверенно утверждала: «…всякое другое управление не только было бы России вредно, но вконец разорительно». Ни один из ее предшественников на русском троне в необходимости самодержавия не сомневался. Вкладом Екатерины была ссылка на Монтескье. Императрица буквально заимствовала в «Духе закона» мысль о деспотии: «Великая держава сама по себе предполагает деспотическую власть в том лице, которое ею управляет. Надобно, чтобы быстрота решительных мер возмещала расстояние тех мест, к которым они относятся».

Современники, знавшие Екатерину лично или по письмам, принимавшиеся разбирать ее характер, начинали обычно с ума. Василий Ключевский, отмечая этот факт, полагает, что ум императрицы не поражает ни глубиной, ни блеском. Зато, пишет историк, она обладала «умным умом», гибким, осторожным, сообразительным, который знал свое место и время и не колол глаз другим". Екатерина обладала важнейшим качеством государственного деятеля: она прекрасно понимала реальную ситуацию и свое место в ней. Составляя Наказ, она горстями брала идеи, формулы, рассуждения у Монтескье, итальянского камералиста Беккарии, английского правоведа Блекстоуна, не только не скрывая этого, но подчеркивая источники своего вдохновения. В бесчисленных письмах, обращенных к фаворитам, генералам, администраторам и просто знакомым. Екатерина объясняла свою политику, рассказывала о своих планах, говорила о себе. Обильную корреспонденцию вел Петр I, часто диктуя свои письма. Екатерина всегда писала сама, она расширила объем переписки, главное же, она не ограничивалась информированием корреспондента, как это делал первый русский император, она убеждала, пропагандировала, рекламировала свои идеи и себя.

Русские адресаты Екатерины II были лишь частью армии ее корреспондентов. Только прусский король Фридрих II может быть сравним с нею в умении создать сеть заграничных корреспондентов, которые распространяли ее облик просвещенной государыни в Европе. В русской истории никто до нее и никто после нее (пока не пришли к власти гениальные мастера пропаганды большевики) не умел так рекламировать российское государство, его подлинные или мнимые успехи, использовать похвалы, идущие из-за рубежа,

7 Там же. С. 361.

[162/163]

для укрепления власти в стране. Едва вступив на трон, Екатерина начинает (1763) переписку с Вольтером, которая продолжается до смерти влиятельнейшего писателя века. Питавший слабость к просвещенным монархам, Вольтер создал репутацию Фридриху II, а поссорившись с прусским королем, отдал сердце российской императрице. Не было пределов лести в оценке достоинств Екатерины. Французский философ писал, что она выше Солона и Ликурга, выше Петра 1, Людовика XIV и Ганнибала. Содержание писем «фернейского мудреца» быстро становилось известным в Западной Европе и России. Узнав о трудностях с публикацией «Энциклопедии». Екатерина немедленно предлагает свою помощь - типографию в Риге. Узнав о материальных заботах Дидро, императрица покупает его библиотеку за цену, им назначенную, и разрешает ему пользоваться книгами до конца его жизни, выплачивая ежегодно тысячу ливров, как библиотекарю. Особое место среди корреспондентов Екатерины занял Фридрих Мельхиор Гримм. Немецкий барон, поехавший делать карьеру в Париж, он сближается с Дидро и Руссо и принимает от аббата Райналя руководство журналом «Литературная корреспонденция». Это было элитарное издание, расходившееся в 15 экземплярах среди коронованных особ, желавших каждые две недели знать, что происходит в культурной жизни Парижа. Екатерина была подписчицей журнала и приняла издателя, когда он приехал в Петербург в 1773 г. Завязалась оживленная переписка. Сегодня барона Гримма назвали бы агентом влияния. Тем более что после второго визита в Петербург в 1776 г. Гримм начал получать ежегодную пенсию 2 тыс. рублей.

Для реализации власти императрица нуждалась в людях. Каждый правитель, придя к власти, обнаруживает, что вместе с ней он приобрел людей, которые остались от предшествующего правителя. Строительство своего аппарата - первая задача и первая трудность, с которой встречается новый правитель. Екатерина получила в наследство людей елизаветинского времени. Сначала потому, что она не чувствовала себя уверенной на троне, а потом потому, что убедилась в правильности такого подхода, Екатерина создавала свой аппарат власти медленно, используя как опытных деятелей, так и новых, молодых. В конце жизни в письмах Гримму она объясняла свою точку зрения: «По-моему, ни в одной стране нет недостатка в людях. Дело не в том, чтобы уметь найти, а в том, чтобы употребить то, что имеешь под рукой… Людей много, но надо уметь их подгонять: все будет хорошо, если найдется человек, Умеющий подгонять». Это умение она знала за собой. «Я никогда не искала, - писала императрица в Париж, - и всегда находила

[163/164]

под рукою людей, которые мне служили, а служили мне почти всегда хорошо»8.

Екатерина щедро одаривала тех, кто ей служил и кем она была довольна, делилась с ними своими мыслями, приглашая в свой круг. Она беззастенчиво пользовалась своим женским очарованием Невозможно, говоря о Екатерине II, не вспомнить ее любовников, фаворитов, как их называли современники. Тема эта обросла множеством легенд и мифов. Ни современники, ни историки не смогли договориться о числе любовников императрицы (наиболее спокойные говорят о десяти, наиболее возбужденные увеличивают эту цифру в несколько раз). Независимо от их темперамента биографы Северной Семирамиды согласны в одном: в жизни Екатерины любовь и политика были тесно связаны.

Множество портретов, скульптурных изображений передают меняющийся на протяжении 67 лет жизни и 34 годов царствования облик принцессы, а потом императрицы. Современники видели ее по-разному, даже независимо от возраста: одни говорят о голубых глазах, другие о карих, говорят о высоком росте, хотя она была очень невысокой. Лучше всех об этих разногласиях сказала сама Екатерина. «Говорили, - пишет она в «Записках», - что я прекрасна, как день и поразительно хороша; правду сказать, я никогда не считала себя чрезвычайно красивой, но я нравилась и полагаю, что в этом и была моя сила»9. Пушкин, иногда называвший Екатерину «Тартюфом в юбке», описал ее так: «Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало нежность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую»10. Певец женщин и любви умело польстил императрице: в тот момент, когда она появилась на страницах «Капитанской дочки», ей было 45 лет.

Екатерина использовала своих любовников не только и, пожалуй, не столько «для телесной нужды», как выражался Иван Грозный, сколько для помощи в управлении государством. Каждый из ее фаворитов получал возможность проявить свои государственные способности (иногда они их обнаруживали, лучший пример - Григорий Потемкин).

8 Письма от 28 авгута 1794 г. и 7 апреля 1795 г.// Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 23. С. 607, 622.; см.: Валишевский К. Указ. соч. С. 306.

9 Сочинения Екатерины II/ Сост. и автор вст. статьи О.Н. Михайлов. М. 1990. С. 118.

10 Пушкин А.С. Капитанская дочка// Сочинения. В 3 т. М., 1954. Т. 3. С. 525.

[164/165]

Но если императрица принимала иногда своих любовников за полководцев и государственных деятелей, она, случалось, относилась к полководцам и государственным деятелям как к любовникам, используя свое умение нравиться.

Женское очарование было важным инструментом в руках Екатерины, которым она пользовалась сознательно и умело. В ее архиве сохранилась собственноручная записка - совет дипломатам: «Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора»11. Так она поступала всю жизнь. Один из лучших знатоков царствования Екатерины II - С.Д. Барсков считал главным оружием царицы ложь. «Всю жизнь, с раннего детства до глубокой старости, она пользовалась этим оружием, владела им, как виртуоз, и обманывала родителей, гувернантку, мужа, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков»12.

Долгое царствование Екатерины, занявшее треть столетия, было полно войн, внешних и внутренних, страшных эпидемий, тяжелых испытаний, прежде всего для подавляющего большинства населения - крестьянства. Вступив на престол после смерти матери, Павел I разослал европейским дворам циркуляр, в котором называл Россию «единственною в свете державой, которая находилась 40 лет в несчастном положении истощать свое народонаселение». Преемник Екатерины хотел сказать, что, начиная с 1756 г., с Семилетней войны, Россия не переставала воевать, находиться в состоянии военного напряжения. По отношению к царствованию Екатерины это было не совсем точно: первые пять лет после вступления на престол положение в стране было сравнительно спокойным, если не считать многочисленных крестьянских бунтов. В первый год царствования в них участвовало до 200 тыс. крестьян. На их подавление посылались настоящие военные экспедиции.

После сравнительно спокойного первого пятилетия последовал семилетний период (1768-1774) внешних войн, эпидемии чумы, вызвавшей бунт в Москве и восстание Пугачева. После подписания мира с Оттоманской империей в Кучук-Кайнарджи (1774) Россия 12 лет отдыхала от внешних войн, переваривая завоеванные земли. Это эпоха «законобесия», как выражалась Екатерина, время активной законодательной деятельности, административных реформ. Последние 9 лет царствования Екатерины - опять войны - снова с Турцией, со Швецией, Польшей, Персией, подготовка к военным Действиям против революционной Франции. Эта схематическая

11 Соболевский С. Нравственные идеалы императрицы Екатерины II// Русский архив. М., 1863. Т. 1.

12 Цит. по: Российская дипломатия в портретах. С. 82.

[165/166]

периодизация позволяет констатировать: 34 года правления Екатерины делятся на 17 лет войны и 17 лет мирной передышки.

Екатерина меняла фаворитов, меняла законы, политику, взгляды, но оставалась неизменно верной основному принципу: все делать самой, стараться управлять Россией самодержавно, лично. Императрица собственноручно писала законы, и это казалось естественным для знатока Монтескье, Руссо и Вольтера, но во время войн командующие армиями получали от нее подробные указания относительно военных действий с пометками на географических картах. Внимательнейшим образом заботилась Екатерина о воспитании своих подданных, прежде всего тех, кого она называла в письмах французским философам «общественным мнением». В 1769 г. она приступила к изданию журнала «Всякая всячина», намереваясь воспитывать читателей, руководя ими. Развитие литературной и журнальной деятельности в России вынуждало императрицу отдавать много времени цензуре. Функцию цензоров исполняли различные чиновники, но высшим цензором была Екатерина. Московский губернатор запретил после первого представления 12 февраля 1785 г. трагедию «Сорена и Замир» знаменитого в то время писателя Николая Николева. Зрители плакали над судьбой супругов, разделенных коварным царем Мстиславом, но внимание главнокомандующего привлекли строчки: «Исчезни навсегда, сей пагубный устав, который заключен в одной монаршей воле: льзя ль ждать блаженства там, где гордость на престоле, где властью одного все скованы сердца? В монархе не всегда находим мы отца».

Задержав дальнейшие представления, губернатор отослал рукопись со своими пометками верховному цензору. И получил ответ Екатерины, который красноречиво свидетельствовал о понимании ею своей роли в государстве. «Удивляюсь, - писала императрица, - что вы остановили представления трагедии, как видно принятой с удовольствием всей публикой. Смысл таких стихов, которые вы заметили, никакого не имеют отношения к вашей государыне. Автор восстает против самовластия тиранов, а Екатерину вы называете матерью»13.

Мать народа - строгая, но справедливая. Такое впечатление о себе создавала Екатерина. Этот образ творили западные поклонники Северной Минервы: их стараниями он утверждался в Западной Европе и оттуда приходил в Россию. Репутация справедливой государыни, о чем Екатерина очень заботилась, поддерживалась и укреплялась репутацией строгости. Эту сторону императорской власти воплощал Степан Шешковский (1727-1793). Каждый великий

13 Цит. по: Милюков П. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1909. Ч. 3, вып. 2. С. 53-54.

[166/167]

государь - после Ивана Грозного - имел своего палача, мастера тайных дел, в котором концентрировался страх - необходимый атрибут самодержавной власти. Малюта Скуратов при Иване IV, князь Ромодановский при Петре I. Менялись названия учреждения: опричнина, Преображенский приказ. При Елизавете «секретными делами» ведала Тайная канцелярия. Петр III успел опубликовать манифест, объявлявший о закрытии Тайной канцелярии. Все дела передавалась в опечатанном виде в Сенат и осуждались на «вечное забвение». Вместо Тайной канцелярии Петр III создал Тайную Экспедицию. Она не спасла его от переворота и смерти. Екатерина сохранила название учреждения, но вывела Тайную экспедицию из-под контроля Сената, подчинив себе лично. Степан Шешковский, начавший карьеру в Тайной канцелярии при Елизавете, был повышен в чине: из секретарей он стал оберсекретарем (1767) и главой тайной полиции Екатерины. Он прославился как «мастер сыскных дел», лично допрашивал крупнейших политических преступников эпохи - митрополита Арсения, Пугачева, Радищева, Новикова. Современники и русские историки называли Шешковского «кнутобойцом», имея в виду пристрастие главы Тайной экспедиции к кнуту, которым он пользовался для получения признаний. Относительность понятия прогресса отлично видна на движении вперед методов допроса: при Екатерине не применялись пытки, но только «пристрастие», т.е. кнут. Ходили слухи, что Шешковский пользовался кнутом при допросе дворян. Изабель де Мадарьяга, английская исследовательница эпохи Екатерины, пришла к выводу, что документами эти слухи не подтверждаются, что Шешковский использовал моральное, а не физическое давление, когда допрашивал именитых преступников14. Репутация Шешковского, как палача-кнутобойца, упрочилась, однако, в русской истории настолько, что поколебать ее не смогут никакие исследования.

Эффективность тайной полиции определяется, в частности, и тем, какие следы своей деятельности она оставила. Чем их меньше, тем ее репутация выше. Главную функцию полицейского - возбуждать страх - Степан Шешковский выполнял отлично. Поэтому его имя заняло видное место в списке героев русской тайной полиции.

14 См.: Madariaga I., de. Russia in the Age of Catherine the Great. London, 1981. P. 560.

[167/168]

Регулярное государство

Своей женской рукой царица, оставаясь европеянкой, в том числе со всеми их пороками, исправляла и смягчала реформу московского царя (Петра I), сделав власть более гуманной, а двор более благопристойным, более воспитанным, придав правительству достоинство, а учреждениям регулярность.

Анатоль Леруа-Болье

Французский историк, писавший в XIX в., при всей трезвости своих оценок, сохранял несколько пристрастное отношение к Северной Семирамиде. Анатоль Леруа-Болье подчеркивает «чисто европейское»15 происхождение Екатерины, приписывая ему смягчающее влияние императрицы на реформы «московского царя». Несомненно, желание ангальт-цербстской принцессы, вступившей на императорский трон, осуществить реформы, регулирующие систему власти. Знакомство с государственными делами позволило Екатерине обнаружить неуклюжесть административной машины, поразительную медлительность прохождения дел в Сенате, пустую казну и падение русского кредита у иностранных банкиров. Она констатировала, что «лихоимство возросло до такой степени, что едва ли есть самое малое место правительства, в котором бы суд без заражения сей язвы отправлялся; ищет ли кто место - платит; защищается ли кто от клеветы - обороняется деньгами; клевещет кто на кого - все хитрые происки свои подкрепляет дарами». Императрица приходит к выводу, что существующие законы мало соответствуют положению империи».

Выразив желание провести реформы, Екатерина сразу же дает понять, что она не будет довольствоваться блеском короны, что она хочет управлять. Никита Панин (1718-1783), дипломат, представлявший Россию в Швеции, а затем получивший пост воспитателя наследника престола Павла, один из главных участников заговора, свергшего Петра III, награжденный Екатериной графским титулом и годовой пенсией в 5 тыс. рублей, сразу же после коронования императрицы представил ей доклад о необходимости учреждения «Императорского Государственного Совета».

15 Leroy-Beaulieu A. L'Empire des Tsars et les Russes. Pans, 1990. P. 200.

[168/169]

Граф Панин объяснял в докладе, что при существующем устройстве российского государства попечение об общей пользе и о подготовке новых законов сосредоточено «в одной персоне государевой». Для пользы дела Панин предлагал произвести «разумное разделение власти законодания между некоторым малым числом избранных к тому единственно персон». Императорский Совет, как назывался в докладе этот орган, должен был состоять из 6-8 персон, в число которых входили 4 статс-секретаря: внутренних дел, иностранных дел, военного и морского департаментов.

Подготовленный Паниным манифест объявлял, что введение Совета означает, что впредь государственной жизнью будет руководить «не сила персон, а власть мест государственных». Екатерина долго колебалась: в декабре 1762 г. она подписала и акт учреждения Совета, и манифест, назначила членов Совета. А потом надорвала указ, отказавшись от проекта Панина. Колебания Екатерины продолжались до тех пор, пока она не убедилась, что идея ограничения самодержавия - она хорошо понимала, что таков смысл существования Императорского Совета - не поддерживается значительным числом сановников. В секретном наставлении новому, выбранному ею генерал-прокурору князю Вяземскому, императрица писала, что среди высших сановников есть две партии: одни - честных правил, а другие - питают опасные замыслы. Она добавила: «Иной думает, что для того, что он долго был в той или иной земле, то везде по политике той его любимой земли все учреждать должно». Намек на привязанность Никиты Панина к Швеции был очевиден. Так же очевидно было выражено нежелание Екатерины согласиться на шведскую модель ограниченного самодержавия, которую Панин взял как образец.

Отвергнув план графа Панина, Екатерина поручила ему руководство коллегией иностранных дел. Императрица одновременно отстранила Никиту Панина от внутренних дел и использовала его незаурядные дипломатические способности. До 1781 г. императрица не предпринимала ни одной внешнеполитической акции без его участия. Вместе с тем он никогда не стал канцлером: проект ограничения самодержавия не был забыт.

Обнаружив несовершенство законов, придя к выводу о необходимости составления нового законодательства, которое должно было бы заменить действующее, составленное в 1649 г. при Алексее Михайловиче, Екатерина созывает комиссию из «добрых и знающих людей». Важнейшие законодательные своды древней Руси - Судебник 1550 г. и Уложение 1649 г. - составлялись земскими соборами. Комиссия, о созыве которой объявлял манифест 14 декабря 1766 г., продолжала старинную традицию.

Часть членов комиссии составляли представители правительственных учреждений, другую часть - депутаты, избранные от общественных

[169/170]

классов. Депутатов выбирали дворянство, города, оседлые инородцы. В комиссии не были представлены приходское духовенство и крестьяне, как крепостные, так и дворцовые. Депутаты явились в комиссию с наказами от своих избирателей.

Комиссия собралась в Москве, в Грановитой палате Кремля 30 июня 1767 г. и прежде всего ознакомилась с Большим Наказом, составленным императрицей. Екатерина начала работу над Наказом в январе 1765 г. и закончила ее год спустя. Затем она дала текст на прочтение людям из ближайшего окружения. Граф Панин заметил, выразив общее мнение: «Это суть положения, могущие разрушить стены». Первые читатели наказа сочли его чрезмерно либеральным, и императрица учла их замечания.

Основные положения наказа были заимствованы в «Духе законов» Монтескье (250 статей из 526). Более 100 статей (глава 10, излагающая основы уголовного законодательства и судопроизводства) Екатерина почерпнула в книге итальянца Беккариа «О преступлениях и наказаниях», вышедшей в 1764 г. и вызвавшей большой интерес в Европе. 20 лет спустя, в 1787 г., Екатерина писала Гримму: «Мое собрание депутатов было потому так удачно, что я им сказала: «Вот вам мои взгляды, а вы скажите мне свои жалобы: где башмак жмет вам ногу? Постараемся помочь делу; у меня нет никакой системы, я хочу только общего блага: оно составляет мое собственное».

Екатерина видела прошлое в розовом свете: собрание депутатов, как она назвала комиссию, не было удачным. Полтора года работы в Москве, а затем в Петербурге, 203 заседания не дали никаких конкретных результатов: в конце 1768 г. заседания были прекращены по случаю начавшейся войны с Турцией. Тем не менее, Наказ Екатерины, высказывания депутатов представляют значительный интерес. Прежде всего наказ выражал чувство неудовлетворенности положением в России, которое ощущала высшая власть, и демонстрировал возможности решения важнейших вопросов, которые стояли перед государством. Три основных вопроса ставит и решает Екатерина. Прежде всего, было определено географическое положение страны. Параграф 6 первой главы гласил: «Россия есть европейская держава». Ответ не был очевиден во второй половине XVIII в., не очевиден он и в конце XX в. Князь Михаил Щербатов (1733-1790), историк и публицист, автор «Истории российской от древнейших времен» в 15 томах, памфлетов «О повреждении нравов в России», «О пороках и самовластии Петра I», написал подробные замечания на наказ Екатерины. О параграфе 6 он пишет: «Не можно всю Россию европейскою державой назвать, ибо многие ее области в границах Азии вмещены, как, например, Астраханская

[170/171]

и Оренбургская губернии и вся Сибирь»16. В этом замечании легко обнаружить зародыш значительно более поздних (отражавших и дальнейшее расширение русских владений в Азии) евразийских концепций.

На второй вопрос - о системе управления в России - Екатерина дает не менее категорический ответ. Параграф 9 гласит: «Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединенная в его особе власть не может действовать сходно с пространством столь великого государства». Екатерина заимствует формулу в «Духе законов»: «Великая держава сама по себе предполагает деспотическую власть в том лице, которое ею управляет. Надобно, чтобы быстрота решительных мер возмещала расстояние тех мест, к которым они относятся». Императрица лишь заменила «деспотическую власть» на «самодержавную власть». Михаил Щербатов, противник неограниченного самодержавия, считавший необходимым активное участие высшего дворянства в управлении, замечает по поводу параграфа 9: «Не могу согласиться в справедливости сего мнения», - добавляя, что деспотическая власть «малое разделение с гнусным тиранством имеет»17.

Оставался третий вопрос. Определив геополитическое положение России и форму правления, Екатерина должна была ввести в рамки закона крестьянский вопрос. Положение крестьян было неразрывно связано с положением помещиков - дворян. Освобождение дворянства от обязательной государственной службы Петром III сделало жгуче актуальным вопрос о крепостном праве. Будучи великой княгиней, Екатерина, начитавшись французских просветителей, написала для себя: «Противно христианской вере и справедливости делать невольниками людей: они рождаются свободными». Добавив, что она нашла простое, безболезненное средство упразднить крепостное право: при каждом переходе имения в руки нового владельца объявлять живущих там крестьян свободными. По подсчетам великой княгини, в течение ста лет крепостное право исчезнет.

Наказ Екатерины выражал ее взгляды и намерения после того, как она стала императрицей. Большинство историков представляет столкновение либеральной и свободолюбивой царицы с дворянством, которое было категорически против освобождения крестьян. Неуверенная еще в своих силах, ощущавшая непрочность трона, Екатерина отказалась от программы быстрого освобождения крестьян, т.е. от радикальной перемены социальной структуры России. Эта точка зрения имеет основания. Дворяне не хотели освобождать

16 Щербатов М.М., князь. Неизданные сочинения. М., 1935. С. 18.

17 Там же. С. 21.

[171/172]

крестьян. Екатерина предложила в 1766 г. Вольному Экономическому обществу, основанному в Петербурге, тему для размышления: «Что полезнее, - чтобы крестьянин имел в свою собственность землю или токмо движимое имущество?».

Екатерина вернулась к этому вопросу в Наказе, утверждая: «Не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственного». Князь Щербатов, соглашаясь с этой формулой, говорит о двух видах рабства. «У римлян, ныне у турков и татар раб или невольник получает только нужное пропитание и одежду от своего господина, и все, что выработает, в пользу господина обращается, таковой, конечно, не может с таким тщанием работать, как бы имел собственность. Но в России рабство не на таком основании. Российские крестьяне хотя есть рабы своим господам, хотя земля, обработанная ими, принадлежит их помещикам, хотя они имеют права и на имение их, но собственной своей пользою побуждены, никто имение и земли своих крестьян не отнимает, и крестьяне до нынешних времен и не чувствовали, что сие не собственное их было…» Отличие русского рабства от римского или турецкого заключалось, по мнению Михаила Щербатова, в понимании помещиками их выгоды, что побуждало их оставлять крестьянам участок земли, но также отношением крестьян, «не чувствовавших», что все принадлежит помещику. Князь Щербатов писал свои замечания после крестьянской войны - пугачевщины, когда «такие мысли» вторглись в головы крестьян, что повлекло за собой «убивство великого числа помещиков». Это убедило дворянского публициста, что крестьяне «более никакой свободы недостойны, что всякое разрушение древней власти помещиков над крестьянами может великое разорение и гибель государству принести»18.

Историки частенько дают идеализированный портрет «просвещенной императрицы», которая думала, что «нормы и методы регулярного государства, дополненные программой активного, динамичного и производительного общества, одобряются всеми просвещенными кругами русского общества». Иначе говоря: «Она еще сохраняла иллюзии и не знала, что желает общество, которым правила уже пять лет»19.

Не все, конечно, историки. «Свобода, душа всех вещей! Без тебя все мертво» - приводя этот текст записи, сделанной Екатериной, едва вступившей на престол, Василий Ключевский безжалостно комментирует: «Это были, конечно, политические эксцессы, юношеские

18 Щербатов М.М., князь. Указ. соч. С. 56.

19 Раев М. Понять дореволюционную Россию: Государство и общество в Российской империи. Лондон, 1990. С. 117.

[172/173]

увлечения тридцатипятилетнего женского сердца»20. Александр Кизеветтер, тщательно анализировавший деятельность Екатерины, приходит к выводу, что «распространенное представление о том, что до созыва Комиссии 1767 г. Екатерина царила на высотах радикализма, рискуя вступить в распрю с требованиями сословного эгоизма дворянства, пока во имя самосохранения не отвернулась от своих идеалов», при изучении документов «блекнет и испаряется». Историк доказывает, что Екатерина не имела намерения освобождать крестьян, с самого начала ее целью было ограничение законом размера крепостных повинностей. Долгое время ходило мнение, что императрица выразила свое желание отменить крепостное право в тех параграфах Наказа, которые она выбросила из окончательного текста, поняв настроения депутатов Комиссии. Публикация в конце XIX в. академического издания Наказа, включавшего все пропущенные места, подтвердили, что далее ограничения размера крепостных повинностей и признания за крепостными права собственности на движимое имущество, она не пошла.

Сравнение выписок, сделанных Екатериной из «Духа законов» с оригинальным текстом, сделанное русским историком Ф.В. Тарановским, позволило обнаружить тонкую ретушь мыслей Монтескье, проделанную императрицей. Она отнюдь не «воровала» чужие мысли, как сама утверждала, но умело и очень осторожно обрабатывала их, приспосабливая к своим нуждам. Например, добавив несколько слов, она заострила мысль Монтескье и значительно решительнее, чем это имел в виду французский философ, отделила от тирании не только регулярную монархию, но и самодержавие. Развивая мысль о необходимости закрепления привилегий за дворянством, Екатерина опирается на выписки из «Духа законов», не желая замечать, что Монтескье имел в виду регулярную, а не самодержавную систему.

Екатерина не желала замечать противоречия между мечтой о «регулярном европейском государстве» и реальным государством, которым она управляла. Логика императрицы была неопровержима: законы (на этом настаивал Монтескье) должны соответствовать положению народа; русский народ находится в Европе (это подтверждает параграф 6 Наказа); идеи Наказа заимствованы из европейских источников. Василий Ключевский, размышляя над силлогизмом, видит его слабость в том, что идеи Монтескье и Беккария не лежали тогда в основе ни одного западноевропейского государства. Утопичность Наказа Екатерины была в другом. Ее целью было создание регулярного рабовладельческого государства на основах просветительской философии, имевшей в виду совершенно

20 Ключевский В. Курс русской истории. Пб., 1922. Т. 5. С. 44.

[173/174]

иной тип государства. Реальная программа Екатерины была прямым продолжением политики ее предшественников: неограниченное самодержавие, опирающееся на привилегированное дворянство, владеющее землей и крестьянами.

Вкладом Екатерины в традиционную политику были перья, которыми она украсила два важнейших принципа ее государственной политики: самодержавие и крепостное право, питавшее дворянство - опору государства.

Множество общих теорий объясняли характер русской истории, ее специфичность: от замысла Божьего сделать Москву Третьим Римом, до железной поступи исторического процесса, выведшего на авансцену пролетариат, а затем - русский пролетариат. В начале 90-х годов XX в., делая выводы из развала Советского Союза, очередного русского Смутного времени, социолог Александр Ахиезер предложил очередную теорию - раскола. Имеется в виду не церковный раскол XVII в., а значительно более важный, цивилизационный феномен. Отмечая характерное для истории России движение между традиционной и либеральной цивилизациями, которое выражается, в частности, в спорах о месте России на карте, Александр Ахиезер приходит к выводу, что Россия застряла между двумя основными цивилизациями. Граница между цивилизациями проходит через живое тело народа, создавая в нем состояние раскола21.

Не давая ответа на все вопросы, связанные со спецификой России, концепция раскола позволяет увидеть законодательную программу и практическую деятельность Екатерины в новом ракурсе. Раскол, как определяет его Александр Ахиезер, это, прежде всего, разрыв коммуникаций внутри общества, разрыв между обществом и государством, между духовной и властвующей элитой, между народом и властью, народом и интеллигенцией, внутри народа.

Во второй половине XVIII в. лишь рождалось общество, в конце века появятся предтечи русской интеллигенции, но разрыв коммуникации между властью и подвластными, внутри правящей элиты и внутри народа приобретает в эпоху Екатерины II демонстративный характер. Реформы Никона раскололи православную церковь, реформы Петра I раскололи культуру России, народ остался со своей, дворянство приняло западную. Екатерининский Наказ пытался перебросить мостик через главный раскол: между крепостным большинством и свободным меньшинством. Манифест Петра III обнаружил существование рабства, которое было до сих пор замаскировано равенством во всеобщем отсутствии свободы. Екатерина,

21 Ахиезер А. Специфика исторического пути России. Россия [Russia, Venezia]. 1993. № 8. С. 10.

[174/175]

не имея в виду освобождения крестьян, пыталась смягчить систему путем нормализации отношений между крепостными и помещиками. Екатерина II, так хорошо объяснявшая свои мечты и планы реформ иностранным корреспондентам, не могла найти «линий коммуникаций» не только с крестьянами (чего она и не хотела), но и с дворянами (что она пыталась сделать).

Александр Ахиезер видит яркое проявление раскола в том, что «смыслы, пересекающие его границы, коренным образом меняют свое содержание. Смысл может измениться на обратный. В обществе складываются две системы смысла, не находящиеся в состоянии взаимопроникновения, но в отношении взаиморазрушения»22.

Приспособление к расколу, существование в условиях раскола - важнейшая специфическая черта российской истории. Одной из форм приспособления к расколу на рабов и свободных было отрицание необходимости свободы. Денис Фонвизин (1744-1792), самый знамениты комедиограф своего времени, автор классической комедии «Недоросль», секретарь графа Никиты Панина, посетил в 1777-1778 гг. Францию. «Письма из Франции», как выражается историк литературы, «самая изящная проза той эпохи и одновременно - поразительный документ антифранцузского национализма, уживавшегося у русской элиты екатерининского времени с полнейшей зависимостью от французского литературного вкуса»23. В особенности возмутили русского путешественника претензии французов на свободу. «Первое право всякого француза есть вольность: но истинное его состояние есть рабство, ибо бедный человек не может снискать своего пропитания иначе, как рабской работой, и если он захочет пользоваться драгоценной своей вольностью, должен будет умереть с голоду». Несчастным французам, которые считают себя свободными, но должны работать, Фонвизин противопоставляет русских. «Рассматривая состояние французской нации, научился я различать вольность по праву от действительной вольности. Наш народ не имеет первой, но последнею во многом наслаждается. Напротив того, французы, имея право вольности, живут в сущем рабстве». Во Франции, считает автор «Недоросля», жизнь гораздо хуже, чем «у нас»: «Сравнивая наших крестьян в лучших местах с тамошними, нахожу, беспристрастно судя, состояние наше несравненно счастливейшим… Люди, лошади, земля, изобилие в нужных съестных припасах - словом, у нас все лучше и мы больше люди»24. В это же время историк Иван Болтин (1736-1792),

22 Там же. С. 10.

23 Мирский Д.С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 г. Лондон, 1992. С. 92.

24 Фонвизин Д.И. Сочинения: В 2 т. М.; Л., 1959. Т. 2. С. 485-486, 466.

[175/176]

переводчик Вольтера, Руссо и «Энциклопедии» (остановился на букве «к»), утверждал, что русские крестьяне не рассматривают свое крепостное состояние как несчастливое. «Они не могут представить себе иного состояния, - писал генерал Болтин, - а потому не могут желать того, чего не знают: человеческое счастье это плод воображения»25.

Фонвизин задумался о судьбе - счастливой, по его мнению, - русских крестьян, когда увидел французских. Болтин изложил свои мысли о счастье и рабстве в комментариях на остро критическую историю России, написанную французским хирургом Леклерком, опубликованную в Париже в 1783-1785 гг. (три тома)26. Столкновение с иным взглядом, с иным состоянием заставляло отвергать реальность, приспосабливаться к расколу. Обращает на себя внимание тот факт, что Фонвизин и Болтин писали после «пугачевщины», крестьянской войны, возглавленной Емельяном Пугачевым, принявшим имя Петра III. Главным лозунгом Пугачева, его главным обещанием была «вся вольность» крепостным крестьянам. Екатерина II была сильно встревожена успехами «маркиза Пугачева», как она иронически называла в переписке с иностранцами вождя крестьянской войны. Но еще больше напугала ее книга Александра Радищева (1749-1802) «Путешествие из Петербурга в Москву». Она была издана за счет автора и вышла тиражом в 600 экземпляров в мае 1790 г. Не успели разойтись первые экземпляры, как прочитала книгу императрица. Реакция августейшей читательницы была молниеносной: 30 июня автор был арестован, 26 июля приговорен к смертной казни, которая 8 августа была заменена 10 годами каторги в Сибири.

Во второй половине XVIII в. по России путешествовало немало иностранцев. Как правило, вернувшись домой, они критиковали в своих путевых заметках нравы, политическое устройство российской империи. Иногда это вызывало гнев в Санкт-Петербурге. В 1770 г., после публикации в Париже «Путешествия в Сибирь», французского аббата, астронома, члена Академии наук Жана Шапп д'Отроша, Екатерина лично ответила на книгу памфлетом «Антидот». Она сочла себя оскорбленной замечаниями ученого аббата относительно помещиков, которые «продают своих рабов, как в других странах продают скот», и выраженной им надеждой на то, что императрица не ограничится предоставлением свободы дворянству,

25 Болтин И. Примечания на историю древния и нынешняя России г. Леклерка. СПб., 1788. Т. 11. С. 383.

26 Leclerc. Histoire physique, morale et politique de la Russie moderne: En 3 t. Paris, 1783-1785.

[176/177]

но даст возможность воспользоваться «этим благом всем своим подданным».

Наблюдения иностранцев, путешествовавших по России, могли повредить престижу империи, в первую очередь престижу императрицы. Наблюдения русского путешественника, ехавшего по своей стране, требовали «антидота», противоядия, значительно более эффективного, чем памфлет. Александр Радищев в начале книги объявил о своем желании увидеть мир таким, каким он есть: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человеческими уязвлена стала»27. Чужеземец в родной стране, он обнаруживает рабство, в котором живет крестьянство, питающее рабовладельцев - помещиков. «Звери алчные, пиявицы ненасытные, - обращается он к дворянам-рабовладельцам, включая в их число и себя, - что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, - воздух. Да, один воздух… Закон запрещает отъяти у него жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти ее у него постепенно! С одной стороны - почти всесилие; с другой - немощь беззащитная. Ибо помещик в отношении крестьянина есть законодатель, судия, исполнитель своего решения и, по желанию своему, истец, против которого ответчик ничего сказать не может. Се жребий заклепанного во узы, се жребий заключенного в смрадной темнице, се жребий вола в ярме»28.

Реакция Екатерины была вызвана не «разоблачением» состояния крепостного крестьянства - серия указов императрицы завершила превращение крепостных в рабов. Американский историк Джеймс Биллингтон считает даже, что, критикуя рабство, Радищев всего лишь давал запоздалый ответ на вопросы, которые ставила Екатерина Вольному экономическому обществу, которое она создала в начале царствования29. Время появления «Путешествия» - через год после начала Французской революции - могло напугать Екатерину, для которой не имело значения, что Радищев писал свою книгу до французских событий. Главной причиной гнева просвещенной государыни была дерзость автора «Путешествия», обнаружившего «раскол» и критиковавшего верховную власть за ее неспособность устранить его. Она восприняла книгу Радищева как личную атаку на себя. А между тем, в «Антидоте» она сжато, но точно определила причину невозможности освободить крестьян - этого не хотели помещики. Екатерина писала: «Нет ничего более трудного, чем отменить что-то, где общий интерес сталкивается с частным

27 Радищев А.С. Избранное. М., 1959. С. 61.

28 Там же. С. 219.

29 Billington J.H. The icon and the Axe: An interpretative History of Russian Culture. N.-Y.. 1966. P. 241.

[177/178]

интересом большого количества индивидов»30. Только государство, высказывала она свое убеждение, может найти способ сочетать общие и частные интересы. «Правительство, - подчеркивала она, - вот уже не менее ста лет поощряет, как может, общество». Примерно полвека спустя Пушкин признавал правоту Екатерины, соглашаясь с тем, что «Правительство все еще единственный европеец в России».

«Путешествие из Петербурга в Москву» появилось в конце царствования Екатерины II, в то время, когда основные административные реформы были завершены. Одинокий голос Радищева не был услышан и не мог быть услышан, ибо выражал взгляды ничтожного меньшинства. Книга Радищева стала известна только после ее публикации в 1858 г. Герценом в Лондоне. Но и здесь круг читателей был очень узким. Первое полное научное издание «Путешествия» появилось лишь в 1905 г. Но только когда большевикам понадобились благородные предки, Радищев был превращен в «революционера», «отца русской интеллигенции», стал иконой.

К 1790 г. Российская империя была приведена в порядок екатерининскими реформами. В конечном счете Александр Радищев был одним из плодов реформ, но в своих мечтаниях пошел дальше, чем считала необходимым императрица.

После смерти Петра I политическая жизнь, состоявшая в борьбе различных дворянских групп за влияние на верховную власть, проявлявшаяся в быстрой смене фаворитов и императриц, концентрировалась вокруг структуры высших государственных учреждений. Предложенный Паниным Екатерине проект «Императорского совета» был продолжением этой тенденции. Но Манифест Петра III, освободив дворян, позволил им вернуться в поместья и на первый план выдвигается областная административная реформа. Постоянные перестройки высшей администрации и полное пренебрежение провинциальным административным аппаратом, отдавшее всю власть на местах в руки воевод и губернаторов, расстроили управление страной. Вступив на трон, Екатерина нашла, что все части государственной власти «вышли из своих оснований».

В первое пятилетие царствования Екатерина начала административную реформу, обнаружив, что политическая реформа, т.е. изменение положения крестьянства, может встретить только сопротивление дворянства. Законодательная деятельность была прервана войной с Турцией и крестьянской войной, возглавляемой Емельяном Пугачевым, объявившим себя Петром III. Только в 1775 г. Екатерина подписала «Учреждение о губерниях» - обширную областную

30 Цит. по: Venturi F. Preface// Radichtchev A. Voyage de Petersbourg a Moscou. Paris. 1988. P. 51.

[178/179]

административную реформу, которая придала местным учреждениям тот вид, который они сохраняли около ста лет - до реформ 60-х годов XIX в.

Прежде всего, было увеличено число административных единиц при сокращении их размеров; произошло разделение административно-полицейского, судебного и финансового ведомств; губернские и уездные учреждения частично избирались. Вместо 20 губерний стало 50. Каждая из них насчитывала 300-400 тыс. жителей. Губернии делились на уезды, имевшие по 20-30 тыс. жителей.

Губернские учреждения - административные и судебные - состояли из трех пластов. Верхний - включал учреждения, бывшие прямыми инструментами центральной власти: губернское правление и палаты. Они носили коллегиальный характер: председатель, советники, асессоры назначалась Петербургом. Второй слой составляли губернские сословные учреждения: сословные суды, совестной суд, приказ общественного призрения, (ведавший школами, сиротскими домами и другими благотворительными заведениями). Председатели этих учреждений назначались, а заседатели избирались сословиями на три года и утверждались губернатором. Екатерина желала превращения России в «сословное государство» и силой власти, в приказном порядке, создала сословия, считая их существование одним из условий «регулярной» государственной системы. Были регламентированы три сословия: дворянство; купцы (делившиеся в зависимости от размера капитала на три гильдии); мещане и вольные хлебопашцы (государственные, дворцовые и другие незакабаленные крестьяне).

Низший пласт губернских учреждений - уездные - избирались (как председатели, так и заседатели) сословиями.

Машина губернского управления была сложной, требовала многочисленного аппарата. Там, где прежде достаточно было 10- 15 чиновников, появилось сто. Тем не менее реформа была шагом к упорядочению государственной системы, способствовала возникновению зачатков местной автономии, ограждала права личности. Два фактора парализовали действие машины, построенной по лучшим образцам «просвещенного абсолютизма». Прежде всего, учреждения 1775 г. закрепили главенство в областной жизни одного сословия - дворянства - над другими. «Дворянин правил в столице и в губернии в качестве коронного чиновника: он же правил в губернии и в уезде в качестве выбранного представителя своего сословия»31. Вторым парализующим фактором была власть наместника, названного «хозяином губернии». Неопределенность компетенции наместника, призванного, по мысли законодателя, следить за

31 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 73.

[179/180]

точным соблюдением закона, за слаженностью работы машины губернского управления, давала ему практически неограниченную власть.

Американский историк Марк Раев, оценивающий административные реформы Екатерины II значительно более положительно, чем русские либеральные историки XIX в., считает важнейшей причиной, помешавшей укреплению «сословий» и автономных промежуточных инстанций, - отсутствие стабильной и цельной правовой системы. «Россия, конечно же, располагала органами правосудия, и екатерининское законодательство их улучшило, особенно ограничением процедуры дознания. Но органы правосудия и дознания были сведены воедино и являлись одной из составных частей имперской администрации; они не обладали ни автономией деятельности, ни независимыми критериями. Таким образом, правосудие было полностью отдано на произвол чиновников»32.

Совестные суды, созданные реформой, имели целью решения мелких конфликтов между частными лицами, прежде всего связанных со спорами о наследстве, с мелкими посягательствами на собственность. Существование совестного суда, учрежденного в интересах населения, задержало введение в России правового государства. Пьеса А. Островского «Горячее сердце» (1868) хорошо объясняет парадокс. Один из героев пьесы, судья, выходит на площадь решать конфликты и обращается к толпе, пришедшей посмотреть на суд, с вопросом: как судить: по совести или по закону. Показывая на стопку лежащих перед ним на столе книг, он добавляет: вот сколько законов. Он слышит в ответ: по совести суди, батюшка, по совести.

Суд по совести мешал суду по законам. В XIX в. славянофилы создадут стройную теорию, противопоставляющую моральное (внутреннее) право формальному, внешнему праву, закону.

Жалованная грамота дворянству, изданная 21 апреля 1785 г., развивала положения Манифеста 1762 г., точно формулируя сословные права - привилегированные - дворянства: дворяне признавались собственниками всего своего недвижимого имущества с крестьянами включительно, они не платили лично налогов, судились себе равными, наказывались только по суду, освобождались от телесных наказаний, приговор по преступлению дворянина получал силу только после утверждения императором. Дворяне получили сословный мундир - каждая губерния имела свой цвет и украшения.

В 1785 г. положение о городах определило характер самоуправления городского сословия. Однако «городское самоуправление

32 Раев М. Указ. соч. С. 127.

[180/181]

развивалось очень туго под тяжелой рукой губернского коронного чиновника, наместника или губернатора; зато бойко пошло в ход самоуправление дворянское»33.

Французские путешественники, посетившие Россию в 1792 г., побывавшие на дворянских собраниях, пришли к выводу, что они могут подать сигнал к революции. Так виделось гостям, приехавшим из страны, где революция уже началась. Русское дворянство в революции еще не нуждалось, ибо получило от Екатерины все, о чем мечтало. В его руки были переданы полиция, суд, часть управления губернией. Дворянство издавна ощущало себя корпорацией, Екатерина дала ей организацию.

Законодательная деятельность Екатерины приобрела - после начальных опытов в первое пятилетие - бурный характер после турецкой войны и, прежде всего, после подавления крестьянского восстания, пугачевщины. Крестьянские войны начинались на окраинах. Первая - на юго-западе: восставшие во главе с Болотниковым подходили к Москве, поддерживаемый ими первый Самозванец занял (хотя очень ненадолго) московский трон. Бунты Степана Разина (возившего на «царских челнах» самозванцев «сына Алексея Михайловича» и «патриарха Никона»), Кондратия Булавина начинались на Дону. Очагом крестьянской войны, возглавленной Пугачевым, объявившим себя императором Петром III, была река Яик, составлявшая пограничную линию, охранявшую русские завоевания на востоке. Яицкое казачье войско волновалось, ибо после наведения «порядка» на Днепре, где Запорожская Сечь доживала последние дни, и на Дону правительство отнимало одно за другим привилегии на Яике. Ловля рыбы и добыча соли стали государственной монополией. Атамана назначал Петербург, судили казаков царские чиновники.

В 1772 г. на Яике появился донской казак Емельян Пугачев. Ему было 30 лет. После службы в армии, участия в Семилетней войне, дезертирства, различных приключений, Емельян Пугачев объявил себя чудом спасшимся от коварной жены Екатерины императором Петром III. Он немедленно нашел соратников среди яицких казаков34.

Восстание с поразительной быстротой охватывает огромную территорию. К «Петру III» присоединяются раскольники, всегда готовые защитить свою веру, крестьяне Приволжъя, Прикамья, Приуралья, башкиры, помнившие прежние восстания против русской власти. Екатерина посылает против крестьян лучших полководцев. Летом 1774 г. повстанцы осадили Казань, намереваясь после

33 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 74.

34 См.: La revolte de Pougatchev/ Dresentee par P. Pascal. Paris, 1971.

[181/182]

взятия города пойти на Москву, чтобы посадить там на трон «Петра III».

Екатерина принимает все меры для подавления восстания, начавшего грозить ее власти. В распоряжение нового главнокомандующего генерал-аншефа Петра Панина передается огромная армия. «Итак, - писала императрица графу Панину, - кажется, противу воров столько наряжено войска, что едва не страшна ли такая армия и соседям была». В сентябре 1774 г. соратники Пугачева составляют против него заговор и выдают его знаменитейшему русскому полководцу своего времени Александру Суворову, также отправленному на войну против крестьян. 10 января 1775 г. Емельян Пугачев был казнен в Москве. Андрей Болотов, присутствовавший при казни, отметил в своих записках удовлетворение этим «истинным торжеством дворян над сим общим их врагом и злодеем».

Болотов имел все основания видеть в Пугачеве своего врага, ибо вождь крестьянской войны видел ее главную цель в истреблении дворянства. В многочисленных указах, манифестах и обращениях «Петр III» приказывал: «Кои дворяне в своих поместьях и вотчинах находятся, оных ловить, казнить и вешать, а по истреблении оных злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, кои до века продолжаться будут». Пушкин, начавший писать «Историю пугачевского бунта», после изучения архивных документов, поездки по местам сражений и разговоров с очевидцами, писал о русском бунте - «бессмысленном и беспощадном». Эти слова повторяются и в конце XX в., как они повторялись и в первое десятилетие этого века. Но пугачевщина, будучи, несомненно, «беспощадной», не была ни в коем случае «бессмысленной». Граф Сивере, один из советников Екатерины, при составлении «Учреждения о губерниях», писал императрице: «В основе смут оренбургских, казанских, поволжских лежало невыносимое иго рабства… приверженцы Пугачева состояли исключительно из крепостных, недовольных своими господами». Он добавлял: «Источник брожения всегда будет оставаться один и тот же, пока не будет издано закона о сельском хозяйстве»35.

Екатерина знала это. Она знала также, что не может и не хочет освобождать крестьян, ибо этого не хотят дворяне. Екатерина сделала выбор еще в первое пятилетие своего царствования, она подтвердила его в годы пугачевщины. Когда казанское дворянство, видя угрозу городу со стороны крестьянского войска, решило сформировать особый конный корпус, императрица, объявив себя «казанской помещицей», приказала поставить в дворянский корпус

35 См.: Милюков П. Указ. соч. С. 114.

[182/183]

рекрутов из императорских поместий. В ответе казанских дворян, написанном первым поэтом эпохи Державина, говорилось: «Признаем тебя своею помещицей; принимаем тебя в свое товарищество; когда угодно тебе, равняем тебя с собою».

Императрица формально подтвердила свой выбор, свою принадлежность к властвующему меньшинству, окончательно закрепила раскол общества на господ и рабов. Был нарушен принцип, на котором стояло московское государство: все равны, ибо все рабы. Освобождение дворянского сословия раскололо фундамент российской империи. Империя встала на расколотый фундамент.

Жалованная грамота дворянству 1785 г. стала хартией правящего сословия. В угоду ему Екатерина основывает на юге и востоке России колонии, приглашая иностранцев: немцев, сербов и т.д. Свободные и незаселенные земли привлекали крепостных крестьян, бежавших от помещиков. Передача этих земель колонистам должна была предотвратить бегство русских крестьян на окраины. Любвеобильная Екатерина была чрезвычайно щедра: она одаривала своих фаворитов деньгами и драгоценностями, но также тысячами крепостных, «душами», как это официально называлось. Императрица раздавала фаворитам государственных крестьян в крепостное право. По некоторым подсчетам, например, семейство Орловых за 20 лет фавора (1762-1783) получило 17 млн. рублей деньгами, дворцами, драгоценностями и 40-50 тыс. душ крестьян. Крепостное право было распространено на Малороссию. Алексей Толстой в своей иронической поэме «История государства Российского…» (1868) замечает, что Екатерина на советы Вольтера и Дидро дать народу, «которому вы мать» свободу, ответила «прикреплением украинцев к земле».

По-разному оценивая царствование Екатерины II, историки единодушно согласны с тем, что она была «дворянской императрицей», что при ней завершился «основной процесс XVIII в. - создание дворянской привилегии, утвержденной на порабощение народа»36. Соглашаясь с тем, что одним из важнейших итогов деятельности Екатерины было упрочение дворянства как правящего слоя России, историки расходятся, нередко в противоположные стороны, при оценке характера русского дворянства. Екатерина дата им полную свободу, отдала в их полное распоряжение крестьян-рабов, одновременно введя в обиход новые понятия, такие, как «добронравие», «человечество», «человеколюбие», «отечество», «граждане», «чувствительность», «чувствования человеческого сердца». Поставила вопросы, которые будут обсуждаться следующими

36 Кизеветтер А. Россия// Энциклопедический словарь/ Брокгауз и Эфрон. СПб., 1900. Т. 28. С. 477.

[183/184]

поколениями: Россия и Запад, новая Россия и древняя, национальный характер. Значительный толчок получила культура: в екатерининское время забрасываются в почву зерна, которые дадут через несколько десятилетий золотой век русской культуры.

Дворянин конца XVIII в., которому, как пишет Василий Ключевский, предстояло вести русское общество по пути прогресса, был странным существом. «Его общественное положение покоилось на политической несправедливости и венчалось жизненным бездельем. С рук сельского дьячка-учителя он переходил в руки француза-гувернера, завершал образование в итальянском театре или французском ресторане и доканчивал дни свои в московском или деревенском кабинете с книжкой Вольтера в руках… Все усвоенные им манеры, привычки, вкусы, симпатии, самый язык - все было чужое, привозное, а дома у него не было никаких живых органических связей с окружающим, никакого серьезного житейского дела». Мастер выразительных формул, Ключевский дает беспощадный портрет дворянина: «Чужой между своими, он старался стать своим между чужими, был в европейском обществе каким-то приемышем. В Европе на него смотрели как на переодетого татарина, а дома видели в нем родившегося в России француза»37.

Семь десятилетий спустя, во второй половине 50-х годов XX в., Владимир Вейдле, свидетель большевистской революции и эмигрант, считал, что из всего того, что Петр I сделал для России, «дворянство едва ли не лучшее». Важнейшее качество русского дворянства, считает В. Вейдле, это то, что оно было одновременно правящим и культурным слоем: «Дворянство и создало культуру петербургской России». В. Ключевский, конечно, этого не отрицал, но подчеркивал чуждость этой культуры подавляющему большинству народа. В. Вейдле, восхваляя заслуги дворянства, признает, что имелась «непримиренность культурных традиций… несогласованность культуры вертикальной с культурой горизонтальной» и «неизменная безучастность народа и к тому, как живут верхи, и, что важнее, к тому, что они творят»38.

В 1989 г., пытаясь понять смысл «перестройки», Натан Эйдельман, наиболее популярный историк своего времени, обратился к прошлому. О дворянах он писал: «Яркие, талантливые, оригинальные, очень способные, на все способные люди (от высот просвещения до низкого зверства включительно) русские дворяне поставляли России в XVIII в. почти всех активно действующих в государственном смысле лиц; они (как уже не раз говорилось) были особенно сильно отделены от народных «низов», в то время как

37 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 147.

38 Вейдле В. Задачи России. С. 88, 89.

[184/185]

Франция, по словам знаменитого историка Токвилля, «была страна, где люди стали наиболее похожи друг на друга»39.

Оценки историков необыкновенно редко совпадают с представлениями современников событий. Русское дворянство екатерининской эпохи, упоенное, по выражению Ключевского, медовым месяцем свободы, не переживало раскола, как трагедии. Избавившись от страха, возбужденного «злодеем-Пугачевым», оно искало себе место между Россией и Западом. Западные путешественники не переставали удивляться российской отсталости. Уильям Кокс, побывавший в 1784 г. в Польше и России, подчеркивал «отсталость русского крестьянина», имея в виду как сельскохозяйственные орудия, которыми он пользовался, так и его экономическое и социальное положение. Россию конца XVIII в. он сравнивал с Европой XI и XII вв. Английский путешественник полагал, что «положение не улучшится до тех пор, пока большинство будет находиться в абсолютном рабстве»40. С этой точкой зрения в России был согласен, может быть, только Радищев. То, что Коксу и другим западным наблюдателям казалось «отсталостью», т.е. недостатком, слабостью, дворянским идеологам представлялось преимуществом, силой. «Если здесь, - писал Фонвизин своему другу Я. Булгакову из Парижа, - прежде нас начали, то по крайне мере мы, начиная жить, можем дать себе такую форму, какую хотим, и избегнуть тех неудобств и зол, которые здесь вкоренились. Nous commensous etils finissent. Я думаю, что тот, кто родился, посчастливее того, кто умирает»41. Более двухсот лет спустя Лев Гумилев соглашался с мыслями Дениса Фонвизина: «Конечно, если мы сравниваем себя с современными западноевропейцами или американцами, то сравнение не в нашу пользу; мы огорчаемся и совершенно напрасно… Европейцы старше нас на 500 лет, и то, что переживаем мы сегодня, Западная Европа переживала в конце XV-начале XVI вв.». Русский историк напоминает, что «тихая и спокойная Франция при Миттеране, для которой террористический акт - событие, в XV в.. точно так же как Россия в XX, полыхала в огне гражданской войны, только сражались в ней не белые и красные, а сторонники герцога Орлеанского и герцога Бургундского. Повешенные на деревьях люди расценивались тогда французами, как привычный элемент родного пейзажа»42.

Молодость - народа, государства - была убедительным аргументом, опровергавшим все критические замечания относительно

39 Эйдельман Н. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 73.

40 Сохе W. Travels into Poland, Russia… London, 1784. V. I.

41 Фонвизин Д.И. Сочинения. Т. 1. С. 493.

42 Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. С. 184.

[185/186]

отсталости. Был еще аргумент, значительно более убедительный - военная мощь и военные успехи российской империи.

Внешняя политика Екатерины II

Петр удивил победами. Екатерина приучила к ним.

Н. Карамзин

Было подсчитано, что за 300 лет царствования династии Романовых российская империя расширялась со скоростью 140 кв. км в день. По размерам территориальные завоевания Екатерины II превышают завоевания Петра. Еще важнее был прирост населения. В 1762 г. Россия насчитывала 19 млн. жителей, в 1796 г. - 36 млн. жителей.

Историки, политологи, психологи дают разнообразнейшие ответы на вопрос: почему Московское государство, а затем Российская империя не переставали расширяться, приобретая все новые и новые территории? Первый ответ - его давали многие русские историки XIX в.: необходимость собирания всех русских земель, всех территорий, когда-либо входивших в состав Киевской Руси и Московии. Второй ответ: необходимость обеспечения безопасности государственных границ, достижение естественных границ, которые закрывали бы Россию от врагов. Марксизм сделал популярным экономическое объяснение: развитие промышленности и торговли требовало новых территорий. Эти объяснения не были удовлетворительными, Россия продолжала расширяться и после того, как все русские земли вошли в государство. Устранение угрозы границам теряло свой смысл после приобретения новых территорий, на границах которых появлялись новые враги. Промышленность и торговля даже в XVIII в. не были развиты настолько, чтобы возникла потребность в новых территориях.

Были объяснения идеологические: Россия - Третий Рим - наследница Византии, имела миссию воссоздания великого православного царства. В 20-е годы XX в. евразийцы брали другую модель, объяснявшую неудержимое распространение Российской империи от Тихого океана до Каспийского моря, - империю Чингиз-хана. По их мнению, гигантская равнина, составляющая «континент-океан» Евразию, требует единого сильного государства.

[186/187]

Политическое объяснение исходит из того, что большая территория нуждается в сильном государстве, но сильное государство, в свою очередь, расширяет свою территорию.

Универсальные теории, давая ответы на некоторые вопросы, оставляли без объяснений многие стороны проблемы, универсальный ключ не открывал всех дверей. На помощь приходили ответы, не претендовавшие на создание стройной, логичной системы объяснений. Ряд историков говорят о роли личных интересов, порой определявших внешнюю политику, толкавших на завоевание новых земель. Имеются сторонники теории «благоприятных обстоятельств»: когда они возникали, когда появлялся удобный случай, Россия шла вперед, дальше, к новым границам.

Первая турецкая война, продолжавшаяся с 1769 по 1774 г., принесшая России блестящие победы и значительную территорию, дает возможность использовать все ответы на вопросы о причинах русской экспансии вообще. В числе официальных объяснений было желание объединить русские земли, принести свободу славянским народам, жившим под турецким игом, обеспечить границы на юге и западе. Она началась, когда «международная политика для России сложилась благоприятно и Екатерина сумела извлечь из этой дипломатической обстановки максимальную выгоду»43. Наконец, чрезвычайно велика была роль личных интересов: каждый раздел Польши приносил фаворитам императрицы огромные поместья и тысячи крепостных душ. Платон Зубов, которого польские историки считают одним из главных инициаторов второго и третьего раздела, получил после третьего земли, на которых работало 13 тыс. крестьянских душ, в добавление к прежним пожалованиям. После первого раздела были щедро награждены Орловы. Григорий Потемкин, мечтавший в конце жизни о собственном королевстве, намеревался включить в него и юго-восточные провинции Польши. После второго раздела Екатерина, по свидетельству Александра Безбородко (1746-1815), личного секретаря императрицы, в один день раздала 110 тыс. душ - крестьян из присоединенных провинций, что при тогдашней стоимости души в 10 руб. давало 11 млн. рублей.

Личные интересы имелись, совершенно очевидно, у Екатерины. Ей нужна была слава, «нужны были громкие дела, крупные, для всех очевидные успехи, чтобы оправдать свое воцарение и заслужить любовь подданных, для приобретения которой она, по ее признанию, ничем не пренебрегала»44. Сергей Соловьев, автор

43 Тарле Е. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769-1774)// Сочинения: В 12 т. М., 1959. Т. 10. С. 11.

44 Ключевский Б. О. Литературные портреты. С. 379.

[187/188]

«Истории России с древнейших времен» в 29 томах, писал о совпадении личных интересов государя и государства, имеющем особый характер в самодержавном государстве. Русский царь не может не быть самодержцем, поскольку размеры государства навязывают этот образ правления. Проникновение идей свободы в западноевропейском смысле в русское общество сделало необходимым, по мнению историка, определить понятие свободы в самодержавном государстве. Сергей Соловьев рассуждает логично: цель и объект самодержавного государства - слава граждан, государства и государя; национальная гордость создает у народа, управляемого самодержавно, ощущение свободы, побуждающее к великим делам и благу подданных не меньше, чем сама свобода45.

Национальная гордость, которая может подменить свободу, пробуждается особенно сильно во время войн, питается особенно обильно завоеваниями чужих земель. Одновременно, можно добавить к рассуждению русского историка, писавшего свой главный труд во второй половине XIX в., война позволяла перебросить мост через раскол, объединяя крепостных солдат и офицеров-помещиков в одной армии, имевшей одну цель - славу России.

«Внешняя политика, - резюмирует Василий Ключевский, - самая блестящая сторона политической деятельности Екатерины. Когда хотят сказать самое лучшее, что можно сказать о ее царствовании, то говорят о ее внешних деяниях…»46. Мнение это разделяется всеми историками, оно было очевидно и для современников. После победы в войне с Германией в 1945 г. советские историки во главе с академиком Евгением Тарле начали представлять внешнюю политику Екатерины II как модель для сталинской внешней политики, а императрицу в качестве предшественницы «вождя народов». Военное звание, которое выбрал себе Сталин, - генералиссимус - восходило, как объясняли советские историки, к великим полководцам екатерининской эпохи - Румянцеву и Суворову.

Василий Ключевский полагает, что после первого пятилетия царствования, занятого прежде всего укреплением позиции императрицы на троне, Екатерина приступила к решению «обоих стоявших на очереди вопросов внешней политики, давних и трудных вопросов…». Один состоял «в необходимости продвинуть южную границу России до Черного моря, а другой в воссоединении Западной Руси»47. Советский историк, через сто лет после Ключевского, вполне с ним согласен: «Центральными задачами внешней

45 Соловьев С. История России с древнейших времен. СПб., Б. г. Т. 6. С. 338-339.

46 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 26.

47 Ключевский В. Указ. соч. С. 379.

[188/189]

политики страны в царствование Екатерины были: обеспечение выхода к Черному морю; воссоединение с Россией находившихся под властью Польши украинских и белорусских земель; укрепление позиций в Прибалтике»48.

Обращает на себя внимание прежде всего наступательный характер «вопросов» и «задач», стоявших перед русской внешней политикой. Их решение находилось за существовавшими границами государства, требовало продвижения этих границ вперед. «Задачи» и «вопросы» не были новыми: они определялись неизменными геополитическими факторами. После выхода к Балтийскому морю, где оставалось лишь «укрепление позиций», на очереди стало Черное море. Противником России на южном направлении была Оттоманская империя. Но она же была важным препятствием на Западе. «Воссоединение Западной Руси» означало столкновение с Польшей, которая граничила с Турцией, владевшей частью украинских земель. Стамбул видел в русских притязаниях на территории, входившие в состав Речи Посполитой, прямую угрозу для себя. Турецкий и польский «вопросы» были тесно переплетены. Дополнительным элементом, связывавшим «вопросы», была Франция, враждебная России, активно поддерживавшая Турцию.

Страстная влюбленность Петра III в прусского короля завершила Семилетнюю войну неожиданным образом. После окончания войны союзы перевернулись: союзница Пруссии, противник России Англия сблизилась с Петербургом, союзница России против Фридриха II Австрия заняла недоброжелательную позицию по отношению к политике Екатерины; Франция, воевавшая вместе с русскими против Пруссии, стала главным противником России.

Хрупкость союзов подчеркивает неизменность интересов. Виднейшие русские дипломаты второй половины XVIII в. строили внешнюю политику империи на взаимоисключающих дипломатических комбинациях. Граф Алексей Бестужев-Рюмин, руководивший внешней политикой государства с 1744 г., считал необходимым укрепление союза с Англией, Голландией и Австрией против Франции, Пруссии и Турции. Поворот английской политики, взявшей курс на союз с Пруссией (в середине 50-х годов), привел к аресту канцлера в феврале 1758 г. Освобожденный Екатериной после захвата ею трона, он перестал оказывать влияние на политику. Канцлером стал Михаил Воронцов (1714-1767), сторонник союза с Францией. Близость к Петру III была причиной падения М. Воронцова. Руководителем внешней политики стал граф Никита Панин (1718-1783). «Это был красивый, статный царедворец; 23-х лет

48 Герасимова Г.И. «Северный аккорд» графа Панина. Проект и реальность// Российская дипломатия в портретах. С. 69.

[189/190]

он был сделан камер-юнкером, 29-ти - камергером»49. Замеченный императрицей Елизаветой, он был приглашен к императрице, но заснул, ожидая вызова в спальню. Это не помешало ему сделать успешную дипломатическую карьеру, а затем быть назначенным воспитателем великого князя Павла Петровича. Поддержав Екатерину в ее планах овладения престолом, Никита Панин первоначально был лишь неофициальным советником императрицы, но в 1763 г. возглавил Иностранную коллегию, став руководителем внешней политики России почти на два десятилетия.

С его именем связывается внешнеполитическая программа, известная под именем «Северного аккорда» или «Северной системы». Идея «Северного аккорда» состояла в создании союза Англии, Пруссии и России, в который предполагалось пригласить Данию. Союз России с протестантскими странами был нацелен против «бурбонского союза», т.е. Франции, Испании и католической Австрии. Евгений Тарле - в отличие об большинства историков - считает, что подлинным автором был Вильям Питт Старший (граф Чэтем), премьер-министр и министр иностранных дел Великобритании. Мысль о русско-прусско-английском союзе возникла у Питта еще до воцарения Екатерины. Идея северного союза вызвала большой интерес в Дании, привлекла русского посла барона Корфа, который предложил ее от своего имени в Петербург, где она была «усыновлена» Паниным.

Академик Тарле, опубликовавший статью, в которой назвал графа Чэтема автором идеи «Северного аккорда», хотел продемонстрировать в 1945 г. еще раз «английское коварство», которое вновь становилось актуальным после окончания второй мировой войны и начавшегося разлада среди недавних союзников. По мнению историка, целью английской внешней политики в XVIII в. было желание «втравить поскорее Россию в войну с Францией»50.

По мнению биографа Екатерины II К. Валишевского, «Северная система - личное дело императрицы»51. Оставляя в стороне спор об авторе идеи (Петр I опирался на протестантские страны, так что сама идея не была нова), следует подчеркнуть ее смысл, как его понимал граф Панин: «Мы системы зависимости нашей от них (австрийского и французского дворов) переменим и вместо того установим другую, беспрепятственного нашего собою в делах действования». По его мнению, «Северная система» давала России возможность самостоятельной внешней политики. И с этим была

49 Шильдер Н.К. Император Павел Первый: Историко-биографический очерк. СПб., 1901. С. 10.

50 Тарле Е. Чесменский бой. С. 13.

51 Валишевский К. Указ. соч. С. 369.

[190/191]

вполне согласна Екатерина, объявившая в начале царствования: «Время покажет, что мы ни за кем хвостом не тащимся»52.

Самостоятельная внешняя политика - мечта дипломатов - в реальности осуществима только на бумаге. Василий Ключевский назвал Никиту Панина «дипломатом-идилликом»53, т.е. фантазером, составителем «идиллических», нереальных планов. Пороками «Северного аккорда» были не различия государственных систем входивших в союз стран (это никогда не мешало альянсам) и не различные интересы. Важнейшим недостатком системы был разрыв с Австрией, граничившей одновременно с Польшей и Оттоманской империей - двумя направлениями российской внешней политики.

События в Польше обозначали конец мирного семилетия правления Екатерины. 5 октября 1763 г. умер король Речи Посполитой Август III. Как всегда, выборы нового короля возбудили аппетиты многочисленных претендентов внутри страны и за ее пределами. Страна представляла собой конгломерат феодальных владений, находившихся в руках могучих магнатских семей, преследовавших свои личные интересы, искавших союзников в Париже, Вене, Берлине, Стамбуле. Центральная власть потеряла возможности управления государством. Сейм был парализован необходимостью принятия только единогласных решений. «Либерум вето», право каждого шляхтича голосовать против любого законопроекта, открывало широчайшие возможности подкупа голосов, разрушало государство.

Речь Посполитая насчитывала во второй половине XV11I в. 11 млн. жителей, занимала обширную территорию, превышавшую территорию Франции и Испании, но королевская армия насчитывала 12 тыс. человек. Многие магнаты имели в своем распоряжении более многочисленные вооруженные отряды.

Со времен Петра 1 Россия играла важную роль в польской политике, опираясь на сильные прорусские группировки Живейшим образом интересовался Польшей Фридрих II: Пруссия состояла из разрозненных территорий, разделенных польскими землями. Проявляла интерес к польским делам - и территории - Австрия, третий сосед Речи Посполитой.

Кандидатом на опустевший польский трон был выдвинут Станислав Понятовский. Его кандидатуру поддержали Екатерина II и прусский король. Императрица хорошо знала кандидата. В 1755-1758 гг., когда будущая императрица была великой княгиней, несчастной супругой Петра III, Станислав Понятовский, молодой, привлекательный шляхтич, приехавший в свите английского посла,

52 Герасимов Г. И. Указ. соч. С. 69.

53 Ключевский В. Курс истории. Т. 5. С. 27.

[191/192]

хорошо знавший парижские салоны, утешал Екатерину. Понятовский покинул Петербург, но переписка между императрицей и бывшим фаворитом продолжалась. Польский историк замечает по этому поводу: ко всем нашим несчастьям добавилась любовь Понятовского к Екатерине54.

Когда появилась необходимость выбрать нового польского короля, кандидатура Станислава Понятовского возникла не потому, что императрица хранила нежные воспоминания о чувствах, которые испытывала в 26-летнем возрасте, а потому, что давний фаворит был родственником могущественного клана Чарторыжских, владельцев огромных территорий в Литве и издавна державшихся прорусской ориентации. Русские войска вступили в Польшу и в Литву в начале 1763 г., еще до смерти Августа III; когда началась «выборная кампания», они подошли к Варшаве. 6 сентября 1764 г. пять тысяч пятьсот восемьдесят четыре шляхтича выбрали королем Речи Посполитой Станислава Понятовского - Станислава-Августа. Русские войска из деликатности отошли на три мили от луга, на котором собрались избиратели. Порядок охраняла милиция Чарторыжских.

В марте 1764 г. Россия подписала договор с Пруссией. Многие историки возлагают на Фридриха II вину за политику усиливавшегося давления на Польшу и после того, как королем был избран ставленник Екатерины. Главные усилия могучих соседей Речи Посполитой были направлены на сохранение старой «анархической республики»: принимались все меры, которые мешали проведению реформ. Станислав-Август и Чарторыжские были готовы провести реформы, которые усилили бы центральную власть, причем готовы были это сделать под русским протекторатом. Шли, например, дискуссии (впрочем, с давних времен) об ограничении или отмене «либерум вето». Соседи не хотели реформ, они предпочитали слабое польское государство. Россия и Пруссия выступали защитниками свободы, защитниками прав шляхты, не желавшей отказаться от «либерум вето». Петербург и Берлин объявили себя защитниками прав «диссидентов». Слово, которое приобрело мировую известность в 70-е годы XX в., обозначая «врагов советской власти», во второй половине 70-х годов XVIII в. обозначало протестантов и православных - некатоликов - граждан Речи Посполитой. Они пользовались всеми гражданскими правами и религиозной свободой. Екатерина и Фридрих потребовали для них всех политических прав наравне с католиками. Этого не было, конечно, в России и Пруссии, не было этого также и в Англии, Франции, Испании.

54 Jasienica P. Rzec/pospolita obojga narodow. Warszawa, 1972. S. 292.

[192/193]

Никита Панин объяснял русскому послу в Варшаве Николаю Репнину: вопрос диссидентов отнюдь не должен быть предлогом для распространения в Польше нашей веры или протестантских учений, он должен быть единственно инструментом приобретения для нас сторонников… Это было очевидно для Екатерины. Число беглецов из России в Польшу постоянно росло по мере ужесточения крепостного права. Расширение свобод для православных в Польше могло только привлечь новых беглецов. Вопрос о диссидентах вызывал обострение разногласий между магнатскими кланами в Польше, ослабляя страну. Кроме того, Екатерине чрезвычайно нравилась роль борца за «свободу», тем более что за это ее очень хвалили властители дум XVIII в. - французские философы. В 1768 г., например, Вольтер поздравлял Станислава-Августа с появлением русских войск в Польше: «Российская императрица не только утвердила универсальную терпимость на просторах своего государства, но послала армию в Польшу, первую такого рода в истории человечества, армию мира, которая служит только защите прав граждан и заставляет трястись от страха их врагов»55. Как свидетельствует Шамфор в своих «Максимах», восторг Вольтера в связи с миссией «армии мира» не был совершенно бескорыстным: в ответ на упреки врача, вернувшегося из России, непохожей на идиллию, представляемую Вольтером, фернейский мудрец ответил, что ему прислали замечательные меха, а он очень мерзнет.

Русский историк Георгий Вернадский, приверженец евразийства, изложил в 1927 г. события, последовавшие за избранием Станислава-Августа, коротко и совершенно недвусмысленно: «Польский сейм отвергнул петицию о правах диссидентов… Русские войска были введены в Варшаву и вожди крайней латинской (т.е. антирусской. - М.Г.) партии были арестованы. Тогда сейм согласился издать закон об уравнении диссидентов в правах с католиками (1767). В ответ образовалась в г. Баре конфедерация крайней латинской партии»56. В 1801 г. видный русский дипломат, многолетний посол в Лондоне Семен Воронцов объяснял в письме Александру I, что произошло в Польше: «Это Пруссия… склонила графа Панина уничтожить благотворные реформы конституции Польши, чтобы легче завладеть страной. Это она убедила того же министра потребовать, чтобы польские диссиденты получили право занимать все государственные должности, что было невозможно исполнить, не употребив против поляков мер крайнего насилия. Эти меры и были приняты, вследствие чего образовались конфедерации, число которых

55 Euvres completes de Voltaire. Paris, 1879. Т. 26. P. 582.

56 Вернадский Г. В. Начертание русской истории. Прага, 1927. С. 205- 206.

[193/194]

тщательно скрывали от императрицы. Епископов и сенаторов арестовывали прямо в сейме и отправляли в ссылку в Россию. Наши войска вошли в Польшу, разграбили все, преследовали конфедератов даже в турецких владениях, и это нарушение международного права вызвало войну, которую турки нам объявили…»57.

Барская конфедерация начала войну с Россией. Это стало сигналом для восстания казаков и крестьян против польских помещиков и евреев. Прошел слух, что царица Екатерина прислала «золотую грамоту», в которой звала гайдамаков резать католиков и евреев. Восстание возглавил запорожец Максим Железняк. Иван Гонта, командовавший казаками, верными польскому королю, в городе Умани открыл ворота гайдамакам. Уманьская резня, во время которой было убито около 20 тыс. человек, вошла в историю еврейских погромов. Русские войска, воевавшие с конфедератами, использовали помощь гайдамаков, возбуждая православных против латинян, но Екатерина ни в коем случае не хотела возбуждать крестьян против помещиков, даже если крестьяне были украинцами, а помещики - поляками. Негласный союз между гайдамаками и русскими войсками распался очень быстро: совместными действиями царских и королевских сил восстание было жестоко подавлено. Но до этого гайдамаки напали на город Балту, где вырезали население. Балта находилась в Молдавии, следовательно, на турецкой территории. Султан Абдул-Гамид I предъявил России ультиматум: вывести войска из Польши, отказаться от покровительства православным (диссидентам). Россия отвергла ультиматум, Турция объявила войну. Франция изо всех сил подталкивала Турцию к этому решению. В популярнейшем французском учебнике истории говорится совершенно недвусмысленно: «Французский министр Шуазель, стараясь прийти на помощь польским патриотам, бросил турок против России»58. Объяснялись ли действия герцога Шуазеля, который руководил французской внешней политикой с 1766 г., благородным желанием помочь польским патриотам или интересами Франции, как он их понимал, может быть предметом дискуссии. Роль французской дипломатии в турецкой политике бесспорна. Екатерина прекрасно знала об этом. Многолетний русский посол в Стамбуле Алексей Обрезков отлично разбирался в положении дел в Оттоманской империи, а императрица лично и внимательно читала все дипломатические депеши.

Инструкция Екатерины Обрезкову, высланная 26 марта 1768 г., не оставляет сомнения, что она приняла решение продолжать свою

57 Письмо графа Воронцова Александру I. Лондон, 27 сент. (8 окт.) 1801 г.// Русский Архив. 1874. 11. С. 997.

58 Maletet Isaak. L'Histoire. Paris, 1993. P. 504.

[194/195]

политику в Польше даже ценой войны с Турцией. Поставленная перед выбором: продолжать борьбу с Барской конфедерацией или отказаться от нее под угрозой войны с Турцией, императрица, подчеркивая, что войны не хочет, решила выбрать «меньшее зло». «Мы предпочитаем, - пишет Екатерина послу, - столкновение разрушению нашего дела… Ибо речь идет о чести, славе и достоинстве Ее Императорского Величества и подлинных непоколебимых принципов нашей политической системы»59.

Началась очередная война с Турцией - в XVJII в. их будет четыре, до конца XIX в. - четырнадцать. В 1768 г. началась первая война екатерининского царствования. Это была война на два фронта - против барских конфедератов, собравших сильную армию, и против турецкой армии, насчитывавшей теоретически 600 тыс. бойцов, не считая вспомогательных татарских войск. Русская армия в 1767 г. насчитывала 187 тыс. человек, и том числе 150 тыс. пехоты. Кроме того, имелись нерегулярные казачьи отряды. Мобилизация после объявления войны дала 50 тыс. солдат.

Цели военных действий в Польше постепенно менялись: первоначальное желание укрепить русское влияние в польском государстве преобразилось в соучастие в ликвидации Речи Посполитой путем трех разделов. Цели войны с Турцией были определены Советом, который Екатерина сформировала из ближайших советников, чтобы он разделял с ней ответственность за руководство военными действиями: утвердиться на Черном море и обеспечить свободу судоходству для русского флота. Постепенно, поощряемая успехами русского оружия, Екатерина значительно увеличила аппетиты.

Столкнулись три государства, которые на протяжении веков воевали между собой за господство в той части света, в которой разместила их география. Исход войны, подтвержденный второй войной с Турцией и разделами Польши, ознаменовал упадок Оттоманской империи, растянувшийся на столетие, и исчезновение польского государства на сто пятьдесят лет. Первая турецкая война Екатерины имела много причин и поводов, но главными были ослабление Турции и Речи Посполитой, одновременное усиление России. Россия становилась сильнее потому, что слабели соседи, но их ослабление было одной из причин усиления петербургской империи.

Блистательная Порта вошла в XVIII в., потеряв по Карловацкому договору 1699 г. часть своих владений в Европе. Сигнал к упадку прозвучал. В числе объяснений - гигантские размеры империи, ослабление центральной власти, но также решительный отказ перенимать западный опыт. Ибрагим Мютеферрика, венгр, перешедший

59 Цит.по: Nolde В. La formation de 1'Empire Russie: En 2 v. P., 1952. P. 54.

[195/196]

в мусульманство, писал в политическом трактате, озаглавленном «Рациональная база для порядка, необходимого народам»: «Причина нашей слабости не в неудовлетворительности наших традиционных законов и правил, нашей политической системы или шариата, но в нашем незнакомстве с новыми европейскими методами»60. Книга Ибрагима Мютеферрика была напечатана в первой турецкой типографии в 1731 г.

Политическая система Речи Посполитой, позволявшая иностранцам на троне заботиться о своих личных интересах, а магнатам - о своих, привела к упадку государства. В отличие от Турции или России Польша была открыта западным влияниям, ощущала себя и во многих отношениях была Европой, ее культура переживала в XVII-XVIII вв. эпоху блистательного развития. Это не спасло страну.

Россия, развивавшаяся в условиях глубокого раскола общества, повернулась после Петра I лицом к Западу, вошла в концерн европейских держав, строя все на принципе нераздельной самодержавной власти государя. Несмелые попытки ограничить ее были отвергнуты. Екатерине принадлежит наблюдение, подтвердившееся и в последующие века. Отвечая Шапп д'Отрошу, критиковавшему деспотизм, царивший в России, Екатерина доказывала, что в России власть является двигателем прогресса. Императрица утверждала совершенно справедливо, что в России революции приводят к усилению власти, а не к ее ослаблению и что они вспыхивают, когда народ опасается безвластия, а не когда он страдает от деспотизма.

Самодержавная власть давала государю возможность мобилизовать все средства страны, не считаясь ни с жертвами, ни с расходами, для выполнения целей, которые он себе поставил. Турецкая война продемонстрировала способность Екатерины направить тяжелую, неповоротливую колымагу России, куда она хотела. Начав военные действия с Турцией, направив войска в традиционные походы на Азов, в Крым, но кроме того в Молдавию и Валахию, направив 40-летнего генерала Суворова, подававшего большие надежды, на подавление «польской смуты», Екатерина открывает третий фронт. Идея принадлежала братьям Орловым - Алексею и его брату Григорию, фавориту императрицы, члену Совета: напасть на Турцию с моря и суши на юге Оттоманской империи. План предполагал возбуждение православных народов Балканского полуострова (греков, черногорцев) и отправку для поддержки восстания и действий против турецкого флота русских военных кораблей в

60 Цит. по: Klever U. Das Weltreich der Turken. Das Volk, das aus Steppe kam. Bayreuth, 1981.

[196/197]

Средиземное море - в греческий Архипелаг. Русский флот - три эскадры под командованием адмиралов Свиридова, англичанина Эльфинстона и датчанина Арфа - должны были идти из Балтики, через Скагеррак и Каттегат, Северное море, Атлантику, Гибралтар, Средиземное море к берегам Морей (Пелопоннеса) и островам Архипелага. Путь занимал полгода. По прибытии на место эскадры подчинялись главнокомандующему всеми морскими и сухопутными силами России в Средиземном море графу Орлову, который жил в Италии и в письмах Екатерине рисовал фантастические планы восстания христиан против турок. Один из самых удивительных персонажей в русской истории, богатырь, обезображенный сабельным шрамом, пересекавшим все лицо, человек, ни перед чем не останавливающийся, задушивший, не задумываясь, свергнутого Петра III. одержавший блистательную морскую победу, ничего не понимая в морских делах, увлек императрицу своими планами, ибо она хотела в них верить.

Екатерина II, маленькая немецкая принцесса из карманного княжества, заняв русский престол и возложив на себя шапку Мономаха, унаследовала все мечты и фантазии русских царей. В том числе мечту о Константинополе. Мысль о Москве - Третьем Риме - рождается после падения Византийской империи и женитьбы Ивана III на Софье Полеолог. Мечтатель Юрий Крижанич сформулировал в XVII в. проект превращения Москвы в столицу славянской империи, включающей византийские владения, принадлежавшие в то время Оттоманской империи. Петр I, начав войну против Турции в 1711 г., приступил к практической реализации проекта. Неудача Петра, Прутская катастрофа лишь задержала реализацию мечты. В 1763 г. фельдмаршал Миних писал Екатерине, только что занявшей трон: «Я могу доказать твердо обоснованными доводами, что в 1695 г., когда Петр Великий впервые осадил Азов, в течение 30 лет его главным намерением и желанием было завоевать Константинополь, изгнать неверных - турок и татар - из Европы и восстановить таким образом греческую монархию»61. Старый фельдмаршал рассчитывал, что молодая императрица поручит ему новый поход. Отказавшись от услуг Миниха, Екатерина приняла в наследство планы Петра. Фантастические, казалось бы, в момент их рождения совершенно нереальные планы всегда играли важную роль в русской внешней политике.

Война шла удачно. Был взят Азов, на этот раз навсегда. Русские войска вошли в Крым. Это были давние поля битв. Замечательные победы одерживали русские армии в Молдавии и Валахии, христианских княжествах - владениях Оттоманской империи. В 1769 г.

61 Валишевский К. Указ. соч. С. 409.

[197/198]

были взяты Яссы - столица Молдавии, а затем Бухарест - столица Валахии. 1770 г. принес победы над турецкой армией в битвах на Ларге и Кагуле, прославивших генералов Александра Румянцева и Петра Панина. Этот же год увидел разгром турецкого флота, сожженного в бухте Чесма. Русские корабли господствовали в Средиземном море: в 1772 г. Екатерина посылает к греческим островам четвертую эскадру под флагом адмирала Чичагова, в 1774 - пятую, под командованием героя Чесменского сражения шотландца Самуила Грейга.

Блестящие успехи на всех фронтах позволяли не придавать особого значения внутренним трудностям. В 1770 г. в Россию проникает чума. Весной 1771 г. она появляется в Москве. В начале лета умирало по 400 человек в день. Вспыхивает чумной бунт населения, считавшего себя обреченным. В сентябре Екатерина посылает в старую столицу для наведения порядка Григория Орлова. Но эпидемия слабела и в октябре прекратилась. Только в Москве погибло 130 тыс. человек.

Едва погасла эпидемия чумы, на востоке вспыхнул пугачевский бунт, потрясший империю. Война с мятежниками, в добавление к трем внешним фронтам, требовала колоссальных средств. Вступив на престол, Екатерина нашла пустую казну. Она записала в дневнике: «Я нашла сухопутную армию в Пруссии две трети жалования не получившею. В статс-конторе именные указы на выдачу 17 млн. рублей не выполненные… Почти все отрасли торговли были отданы частным лицам в монополии. Таможни всей империи сенатом были отданы на откуп за два миллиона… Елизавета Петровна во время Семилетней воины искала занять два миллиона рублей в Голландии, но охотников на тот заем не явилось, следовательно, кредита или доверия к России не существовало…»62.

Первые реформы, носившие косметический характер, положения не улучшили. Доходы не превышали 17 млн. рублей. Бюджет Франции составлял в это время полмиллиарда франков, бюджет Англии 12 млн. фунтов стерлингов. Екатерина хотела иметь не меньше, но больше. И это ей удалось. В 1796 г. российский бюджет достиг 80 млн. рублей. В 1787 г. австрийский император Иосиф II говорил: «Императрица единственный монарх в Европе действительно богатый. Она тратит много и везде и ничего не должна; ее бумажные деньги стоят, сколько она захочет»63.

Источниками дохода были подушная подать, многочисленные налоги (в том числе на бороду), питейный откуп. Питейный доход, составлявший в 1765 г. немногим более 4 млн. рублей, достиг в

62 Там же. С. 349-350.

63 Там же. С. 414.

[198/199]

1786 г. 10 млн. В середине XVIII в. в великороссийских губерниях появляется водка - до сих пор пили пиво и брагу: «начинается страшное пьянство», констатирует автор «Истории кабаков в России»64. В. Ключевский подсчитал, что прямой налог в царствование Екатерины увеличился в 1,3 раза, а расходы каждой живой души на питье более, чем в три раза65. Но традиционных источников государственного дохода было недостаточно.

Источником богатства Екатерины, которая платила за все и всем, кому хотела, были, как выразился Иосиф II, «бумажные деньги».

Петр III, вступив на трон, издал указ о выпуске бумажных денег. Екатерина отнеслась к идее свергнутого супруга без интереса, но вернулась к ней в 1768 г. Были упразднены Купеческий и Дворянский банки, но были учреждены Государственный заемный и Ассигнационный банки. Ассигнации, бумажные деньги, которые печатались в огромных количествах, дали императрице средства для ее политики. Бумажные деньги, ассигнации, не были изобретением ни Петра III, ни Екатерины, многие страны пользовались этим средством пополнить казну. Всюду, однако, ассигнации должны были обеспечиваться залогом: когда он иссякал, бумажные деньги теряли ценность, превращались в бумагу. Россия была случаем особым. Иван Посошков (ок. 1652-1726), крестьянин, винный откупщик, автор первого русского экономического трактата «Книги о скудости и богатстве», писал о деньгах: «Мы не иноземцы, не меди цену исчисляем, но имя Царя своего величаем… У нас столь сильно Его Пресветлого Величества слово, ащеб повелел на медной золотниковой цате положить рублевое начертание, то бы она за рубль и в торгах ходить стала на веки веков неизменно». Иван Посошков размышлял о русских финансах в царствование Петра I. Французский посол граф Сегюр в 1786 г., в царствование Екатерины II, писал, не зная книги Посошкова. «Приехав сюда, надо забыть представление, сложившееся о финансовых операциях в других странах. В государствах Европы монарх управляет только делами, но не общественным мнением; здесь же и общественное мнение подчинено императрице; масса банковых билетов, явная невозможность обеспечить их капиталом, подделка денег, вследствие чего золотые и серебряные монеты потеряли половину своей стоимости, одним словом все, что в другом государстве неминуемо вызвало бы банкротство и самую гибельную революцию, не возбуждает здесь даже тревоги и не подрывает доверия, и я убежден, что

64 Пыжов И.Т. История кабаков в России. М., 1991. С. 221-223.

65 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 113.

[199/200]

императрица могла бы заставить принимать в виде монет кусочки кожи, если бы она это приказала»66.

Капиталом, обеспечивающим русские ассигнации, было доверие к государыне: чем дольше она оставалась на троне, чем более громкими были се победы и завоевания, тем выше становилась цена ее имени. Оборотной стороной волшебного средства добывать деньги, печатая ассигнации, был нараставший государственный дефицит. Императрица оставила сыну и наследнику долг, превышавший в три с половиной раза доход трех последних лет ее царствования.

Русские победы начинают беспокоить европейские страны. Это не касалось Англии, которая нейтрализовала враждебную России Францию и позволила русским эскадрам более четырех лет властвовать в Средиземном море. Только через несколько десятилетии англо-русские интересы приобретут конфликтный характер. Беспокойство начинают выражать союзник Екатерины Фридрих II и поддерживавшая Турцию Австрия. Происходит сближение врагов - Пруссии и Австрии, которые настоятельно предлагают свое посредничество для заключения мира между Россией и Турцией. Одновременно возникает проблема компенсаций. Австрия и Пруссия полагают, что равновесие требует компенсаций, которые они должны получить за русские победы и завоевания.

Мысль о разделе Польши не была новой. После 1772 г. об этом стали поговаривать при европейских дворах. Прогрессирующее ослабление Речи Посполитой оставляло вопрос на повестке дня. Избрание Станислава-Августа, поддержанного Россией и Пруссией, восстание против него Барской конфедерации, поддержанной Австрией, придало идее раздела больного государства жгучую актуальность. Русские победы стали поводом, дали странное алиби: три польских соседа решили искать компенсации на территории Речи Посполитой. До настоящего времени идут поиски инициатора, того, кто первый сказал: разделим Польшу!

Историки часто жалуются на отсутствие документов, закрытые архивы. Внешняя политика европейских держав, в том числе участников разделов Польши, документирована великолепно. Настолько хорошо, что каждая из точек зрения может быть доказана, опираясь на официальные документы, переписку, воспоминания. Многие историки называют инициатором первого раздела прусского короля Фридриха II. И для этого имеются полные основания: его высказывания и заинтересованность Пруссии в приобретении территории, которая позволила бы объединить в единый

66 Письмо графа Сегюра графу Верженну от 5 мая 1786 г. Архив франц. министерства иностранных дел. Россия. См.: Валишевский К. С. 355-356.

[200/201]

организм разрозненные владения короля. Для Василия Ключевского нет сомнений: «Так возникла и пошла из Берлина мысль о польских разделах». И действительно, можно сослаться на «Записки» Фридриха II, где он рассказывает, что в 1769 г. послал в Петербург записку с проектом раздела Польши. Екатерина ответила на предложение отказом, у России достаточно земли, ей нет нужды думать о новых территориях. Для Казимира Валишевского нет сомнений: третий хищник - Австрия - «сделала первый шаг и первой подняла руку на чужие владения». Это бесспорно. Австрийская императрица Мария-Терезия была против захвата чужой территории, но ее сын император Иосиф II, правивший вместе с матерью, - был за. Еще более агрессивную политику проповедовал влиятельный министр иностранных дел Кауниц. В 1770 г. Австрия без всякого предлога передвинула пограничные столбы и захватила часть Вармии. В начале 1771 г. Петербург посетил брат прусского короля принц Генрих и услышал от Екатерины, узнавшей о «первом шаге Австрии»: «Если они берут, то почему же и всем не брать».

События развивались одновременно: Россия передала Австрии условия мира с Турцией; начались переговоры относительно раздела Речи Посполитой. Сначала договорились Россия и Пруссия, подписав соглашение в Петербурге 17 февраля 1772 г. А затем, 5 августа 1772 г., тоже в Петербурге, был подписан договор между Россией, Пруссией и Австрией. Россия приобрела белорусские земли (Полоцк, Витебск, Орша, Могилев) - территорию в 92 тыс. кв. км и 1,8 млн. новых подданных. Австрия захватила 83 тыс. кв. км и 2,65 млн. человек - поляков и украинцев. Пруссии досталось «всего» 36 тыс. кв. км и 580 тыс. поляков. Но таким образом Восточная Пруссия была соединена с Бранденбургом. Речь Посполитая потеряла 30% территории и 35% населения. Гибель государства была теперь только делом времени.

Второй раздел произошел в 1793 г. Россия присоединяла Минск, часть Волыни и Подолье. Пруссия захватила Познань. После третьего раздела (1796) польское государство исчезло. Это был первый в новой истории случай полной ликвидации крупного государства, с давней историей, христианскими европейскими традициями. Россия получила Курляндию (давний протекторат), Литву, западную часть Волыни, включив в империю все юго-западные русские земли, за исключением Холма, Галича, Угорской Руси и Буковины. На долю Пруссии пришлась Мазовия (с Варшавой), на долю Австрии - Малая Польша (с Краковом).

Екатерина приложила все усилия, чтобы окончательно решить польский вопрос в последний год своего царствования. Русские войска вошли в Польшу и заняли Варшаву в 1791 г., после того как сейм принял 3 мая конституцию, превращавшую Речь Посполитую

[201/202]

в централизованное государство, отменявшую «либерум вето», дававшую широкие демократические права гражданам. Поддержав прорусскую партию противников реформ, объединившуюся в Тарговицкую конфедерацию, Россия и Пруссия вынудили сейм отменить конституцию и в 1793 г. захватили новые польские провинции. В 1794 г. в Варшаве и Кракове вспыхнуло восстание против захватчиков, возглавленное Тадеушем Костюшко. Екатерина двинула против поляков отборные войска, возглавленные Суворовым. Знаменитый русский полководец вошел в историю Польши кровавой резней жителей Праги, предместья Варшавы, взятой штурмом. Последовал третий раздел, прекративший существование Польши до 1918 г. Россия получила остальную часть Литвы и Курляндию (свыше 120 тыс. кв. км).

Василий Ключевский остро критиковал польскую политику Екатерины не с абстрактных морально-гуманитарных позиций, но с точки зрения пользы для России. Убежденный, что все «русские земли», т.е. населенные православными, должны были войти в состав империи, историк перечислял отрицательные стороны разделов: исчезло промежуточное государство, расположенное между Россией, Пруссией, Австрией, в связи с чем конфликты между ними обострились; исчезло славянское государство, территория и население которого усилили два немецких государства. В. Ключевский добавляет, что «уничтожение самостоятельного польского государства не спасло нас от борьбы с польским народом: в XIX в. мы три раза боролись с поляками»67. Василий Ключевский не знал, что «борьба с польским народом» будет продолжаться и в XX в.

Важнейший упрек историка: Екатерина отдала на «онемечение» Польшу и получила вместо слабого соседа, которого можно было держать в руках, двух хищников, традиционных врагов славянства.

В эти рассуждениях не учитывается, что первый раздел Польши, включивший механизм, приведший к ликвидации Речи Посполитой, был платой за согласие Австрии и Пруссии на победу России в войне с Турцией. Узнав о подписании после долгих переговоров 10 июля 1774 г. в деревушке Кучук-Кайнарджи на берегу Дуная мирного договора с Турцией, Екатерина поздравляла генерала Румянцева: «Такого договора Россия еще никогда не имела». Императрица была права. Более того, такого договора, так вознаграждавшего империю за военные усилия, Россия не будет иметь до 1945 г. В Ялте Сталин добьется от своих англо-саксонских союзников еще лучших условий, чем Екатерина в Кучук-Кайнарджи.

Россия получила по договору Азов, Керчь, Кинбурн: устья Дона, Буга, Днепра и Керченский пролив. Черноморское побережье объ-

67 Ключевский В. Курс русской истории. Т. 5. С. 34.

[202/203]

являлось независимым от султана. Русский флот получил право свободного судоходства в Черном море. Степные земли между Днепром и Бугом стали русской территорией. Татары, жившие в Крыму, на Кубани и т.д., объявлялись «свободными и совершенно независимыми». Иначе говоря. Крым перестал быть вассалом Оттоманской империи - у России были развязаны руки. Согласие Стамбула на «независимость» Крыма - мера поражения турецкой армии. Крым был населен мусульманами: султан, калиф, меч ислама был обязан защищать мусульман. Потеря Крыма ощущалась Оттоманской империей тяжелее всех потерь в Европе, означала тяжелую болезнь Блистательной Порты. Россия получила право защищать православных обитателей турецких провинций - Молдавии, Валахии, Балканского полуострова.

Наконец, Турция признавала, что обе Кабарды, Большая и Малая, земли, расположенные на Северо-Кавказской равнине и в районе Главного Кавказского хребта, населенные горными независимыми племенами, принадлежат Российской империи. Горцы-мусульмане пользовались покровительством Турции и крымских ханов. Кучук-Кайнарджийский договор, подтвердив давние притязания России, отдавал ей всю территорию от реки Терек до Кавказского хребта. Была создана база для продвижения в Закавказье. Размеры русского успеха в этом регионе становятся очевидными, если взглянуть на условия Белградского договора 1739 г., констатировавшего, что «обе Кабарды остаются свободными, не подчиняются ни одной из двух империй и служат барьером между ними».

Екатерина не получила всего, что она хотела. Для этого у нее не было достаточно сил. Она заплатила за нейтралитет. В итоге результаты были замечательными. Россия стала одной из сильнейших держав Европы. Значительно раздвинула свои границы на запад, на юг, на восток. Следующее десятилетие было временем консолидации завоеваний.

Эпоха «переваривания добычи» теснейшим образом связана с именем Григория Потемкина (1736-1791). Недоучившийся студент Московского университета, устроившийся в Петербурге ординарцем принца Георга Голштинского, участник переворота, посадившего Екатерину на трон, Потемкин в течение десяти лет служит в Синоде, в Комиссии по составлению проекта Уложения (1767), воюет с турками в звании генерал-поручика, не проявляя чрезмерных военных талантов. Разрыв Екатерины с Орловым открывает дорогу Потемкину. 20 марта 1774 г. Фонвизин сообщает в Стамбул послу Обрезкову: «Генерал-поручик Потемкин пожалован генерал-адъютантом и в Преображенский полк полковником. Sapienti sat»68.

68 Кизеветтер А. Исторические силуэты// Там же. С. 99.

[203/204]

Для «посвященных» все было ясно. Начался Потемкинский период царствования Екатерины. Он делится на три фазы. Первая - 1774-1776 - два года интимной связи, время страстного увлечения Екатерины одноглазым богатырем, который оказался умным, надежным, преданным советником. Когда роман - как было и с Орловым - закончился не по вине императрицы, фавор Потемкина не прекратился. Вторая фаза длилась 13 лет (1776-1789 гг.). Все эти годы Григорий Потемкин, получивший титул Светлейшего князя, остается ближайшим другом императрицы, главным ее советником, второй персоной в государстве. В 1789 г. новый фаворит Екатерины юный Платон Зубов вытесняет Потемкина. Явившись в Петербург в 1791 г. и убедившись, что прошлого не вернуть, Потемкин возвращается на юг и умирает.

Потемкинский период можно назвать временем консолидации результатов Кучук-Кайнарджийского договора. Прежде всего на юге. Степи между Бугом и Днепром, от притязаний на которые отказалась Турция, были территорией Запорожской Сечи. До тех пор, пока помощь запорожцев была нужна в борьбе с крымскими татарами, Екатерина их терпела. Едва война кончилась, императрица решила от них избавиться. Член Российской академии наук историк Гергард Фридрих Мюллер, отвечая на запрос Никиты Панина, составил записку, доказывавшую, что запорожцы никаких политических привилегий не имеют и не имели. Запорожская Сечь обычно ссылалась на грамоты, выданные ей Стефаном Баторием и Богданом Хмельницким. Мюллер доказал, что грамоты были подделаны, что запорожцы - это часть украинских казаков, а потому их претензии на политические особые права не имеют никаких оснований. Екатерину заботили не исторические прецеденты. Она считала, что Запорожская Сечь мешает упрочению центральной власти в Новороссии - на огромной, увеличенной в результате новых завоеваний территории между Черным и Азовским морями. Манифест, подписанный 5 августа 1775 г., объявлял: «Мы хотим настоящим известить верноподданных нашей Империи, что Запорожская Сечь окончательно разрушена, на будущее запрещается даже имя запорожских казаков, ибо дерзкие действия этих казаков, нарушавшие наши Высокие приказы, оскорбили Наше Императорское Величество»69. Запрещение имени было находкой Екатерины. После подавления восстания Пугачева река Яик переименована в реку Урал, ибо яицкие казаки первыми откликнулись на призыв Лже-Петра III.

Григорий Потемкин получает широчайшие полномочия - всю необходимую власть для превращения пустынных степей в Новороссию,

69 Nolde В. Op. cit. P. 111.

[204/205]

для реализации фантастических планов расширения империи в южном направлении. Он строит города, порты, от имени императрицы заключает договора. Деятельность Григория Потемкина судят либо по его планам, либо по результатам. Генерал-губернатор Астраханский, Екатеринославский и Саратовский планировал, например, строительство в степи города, названного Екатеринославом, в котором предполагалось соорудить храмы, подобные римскому храму св. Петра, основать музыкальную академию, университет с обсерваторией, 12 фабрик шерстяных, шелковых и т.д. Эти мечты остались на бумаге, но город построен. И другие города - Николаев, Херсон. В 1783 г. Крым стал русским. Аннексия полуострова была также осуществлена по инициативе Потемкина, которого поддержал Александр Безбородко (1746-1815), личный секретарь Екатерины с 1775 г. и главный ее советник по внешнеполитическим вопросам после смерти Никиты Панина. 8 апреля 1783 г. императрица подписала акт, провозглашавший «подчинение российской державе Крымского полуострова, Тамани и всего берега Кубани». Потемкин начинает немедленно строить Севастополь и сооружать черноморский военный флот.

Под наблюдением Потемкина ведутся переговоры с Ираклием II, царем Картлии и Кахетии, расположенных в восточной Грузии. 5 августа 1783 г. был заключен Георгиевский трактат, признававший «на вечные времена» покровительство и верховную власть России в Картлии и Кахетии. Специальным указом Екатерина выразила свое удовольствие Григорию Потемкину: «Вслед за известиями о занятии Крыма и всех земель татарских под державу нашу, учиненном вами к нашей угодности, получили мы донесения ваши… о заключении под руководством вашим трактат с картлинским и кахетским царем… Удовольствие наше о совершении сего дела есть равное славе, из того приобретенной, и пользе, несомненно ожидаемой, и потому новую мы имеем причину засвидетельствовать вам как виновнику и руководителю сего дела наше монаршее признание»70.

Противники Потемкина при дворе убеждали Екатерину в том, что ни Крым, ни Новороссия империи не нужны и расходы на них бессмысленны. Летом 1787 г. императрица отправилась на юг увидеть своими глазами плоды деятельности фаворита. В Каневе ее встретил Станислав-Август, затем к свите присоединился австрийский император Иосиф II. С легкой руки саксонского дипломата фон Гельбига сохранилось представление о путешествии Екатерины по придуманной Потемкиным стране, где императрице показывали нарисованные на картоне деревни. Рассказ фон Гельбига родил

70 Вопросы истории. 1983. № 7. С. 116.

[205/206]

выражение «потемкинские деревни». Он ни в коей мере не соответствовал фактам, но был так хорошо придуман, что сохранился лучше истины. Екатерину можно было обмануть только в том случае, если она этого хотела.

Деятельность Потемкина на юге была важна для Екатерины, ибо представлялась ей шагом на пути к реализации «греческого проекта». В 1779 г., когда у Павла родился второй сын, его назвали, совершенно случайно, как утверждала Екатерина, Константином. В 1781 г. она приказала выбить медаль, на которой маленький Константин был изображен на берегу Босфора вместе с тремя христианскими добродетелями, причем Надежда указывала ему на звезду в восточной части неба. Ночуя в Бахчисарае, бывшей столице татарских ханов, императрица подсчитала, что отсюда до Константинополя морем было всего 48 часов. И сразу же сообщила об этом и письме внуку Константину.

Аннексия Крыма была явным нарушением договора с Оттоманской империей. Поездку Екатерины на юг Стамбул воспринял как провокацию.

Турция объявила войну России. Тем самым вступал в силу российско-австрийский договор о взаимопомощи. Иосиф II, поспешивший принять участие в кортеже Екатерины, отправившейся обозревать новые имперские провинции, не скрывал своих опасений. Графу Сепору император доверительно сообщил, что Австрия не будет поддерживать дальнейшей российской экспансии, в особенности оккупации Константинополя, и вообще Австрия считает «соседство тюрбанов менее опасным, чем соседство шапок». Союз с Россией был, однако, в тот момент необходим Австрии. Прежде всего, для противодействия Пруссии, близко заинтересовавшейся Баварией. Возникла опасность сближения Пруссии с Англией. Традиционная союзница России - за исключением периода Семилетней войны - Англия, закончив войну с Францией в Канаде, озабоченная положением Ганновера и обеспокоенная неудержимым движением Петербурга в сторону Константинополя, сблизилась с Пруссией.

Вторая турецкая война Екатерины началась в изменившейся международной обстановке. Лето 1787 г. было неурожайным в центральных губерниях России, начался голод. Екатерина предприняла меры, обеспечивавшие подвозку хлеба с юга России, и утвердила планы ведения войны. Она хотела сосредоточить основные силы для захвата крепости Очаков, господствовавшей в устье Днепра, и наступления на территории между Бугом и Днестром. План предполагал повторить попытку поднять православное население в турецких владениях и снова направить русские эскадры в Средиземное море. Эмиссары, несшие призыв к восстанию, отправились в Молдавию, Валахию, Грецию, на Балканы. Англия отказалась оказать

[206/207]

русскому флоту помощь, без которой экспедиция в Архипелаг становилась необычайно трудной. Тем не менее, Екатерина не хотела отказаться от выхода в Среднее море, но в мае 1788 г. Швеция начала войну против России. Вновь Екатерине пришлось воевать на два фронта. Причем отсутствие русских войск, отправленных на юг, создало угрозу столице империи. Секретарь Екатерины Александр Храповицкий, ведший подробный журнал событий, записал 10 июля 1788 г. размышление императрицы: «Правду сказать, Петр I близко сделал столицу». Шведский король Густав III, сменивший в 1772 г. старую конституцию, дававшую всю власть в стране магнатам, на новую, дававшую абсолютную власть королю, натолкнулся на сопротивление России, поддерживавшей «свободы» магнатов против короля. В ультиматуме России он требовал также отмены Ништадского и Кучук-Кайнарджийского договора. Медлительность шведов, победы русского флота в Балтике, выступление против Густава III Дании, антикоролевский бунт вынудили Швецию подписать в августе 1790 г. мир с Россией. Границы не менялись, но Екатерина признала новую конституцию, введенную Густавом III.

В 1790 г. умер Иосиф II. Вступивший на венский престол его младший брат Леопольд договорился с Пруссией и вышел из войны с Турцией. Первый год войны с Турцией не принес значительных побед России. Главнокомандующий Григорий Потемкин несколько раз терял надежды на удачу и предлагал Екатерине покинуть Крым и отдать его туркам, чтобы отвоевать потом, когда будет больше сил. Императрица наотрез отказалась, уговаривая, подбадривая, утешая своего главного советника. В 1788 г. был, наконец, взят Очаков. Русские войска под командованием Александра Суворова перешли Прут и разбили турецкие армии под Фокшанами и Рымником (1790). Черноморский флот под командованием адмирала Федора Ушакова разбил турецкую эскадру между Гаджибеем и островом Тендра, устранив опасность вражеского десанта в Кречи. 23 ноября 1790 г. армия Суворова осадила Измаил, самую сильную турецкую крепость на Дунае, одну из сильнейших в Европе. 7 декабря он послал коменданту крепости ультиматум, сформулированный в стиле Цезаря: «24 часа на размышления для сдачи и - воля, первые мои выстрелы - уже неволя; штурм - смерть»71. Комендант выбрал бой, и крепость была взята штурмом. Победоносный генерал отдал город на три дня солдатам.

9 января 1792 г. в Яссах был подписан мирный договор. Турция подтвердила свои потери, записанные в Кучук-Кайнарджийском договоре, окончательно отказалась от Крыма, признала присутствие России в Черноморском бассейне и установление протектората

71 Суворов А. С. Документы. М., 1951. Т. 2. С. 535.

[207/208]

над Грузией. Екатерина отказалась от намерения добиться независимости Дунайских княжеств. Россия расширила свои владения по Черноморскому и Азовскому побережьям (устья Днестра и Буга), приобрела обширный край между Азовским морем и Кубанью (сюда были переселены запорожские казаки). На месте, занимаемом незначительной турецкой крепостью Гаджибей, началось по предложению испанца на русской службе вице-адмирала де Рибаса сооружение порта. Позднее, после поселения там греческих поселенцев, Екатерина придумала ему новое имя (посоветовавшись с Академией наук), которое казалось ей греческим, - Одесса. Императрица никак не хотела отказываться от «греческого плана»

Городу предстояло большое будущее незамерзающего порта, способствовавшего развитию русской торговли и земледельческому подъему Новороссии.

Новые планы

Особенно в последние года… упоена была славой своих побед, то уже ни о чем другом и не думала, как только о покорении скипетру своему новых царств.

Гаврила Державин

Крупнейший поэт екатерининской эпохи, автор многочисленных од. прославлявших «Фелицу» (так он называл царицу), Гаврила Державин (1743-1816) занимал важные государственные посты и хорошо разбирался в политике. Свои «Записки» он писал уже после смерти императрицы, поэтому позволил себе легкую критику. «Сия мудрая и сильная Государыня, ежели в суждении строгого потомства не удержит по вечность имя великой, то потому только, что не всегда держалась священной справедливости, но угождала своим окружающим, а паче своим любимцам, как бы боясь раздражить их»72. У поэта были личные основания обижаться на «любимцев», которые очерняли его в глазах Екатерины. В особенности, когда появился новый фаворит.

Последний период жизни и деятельности Екатерины II начался в 1789 г., когда, отставив очередного фаворита Александра Мамонова,

72 Записки Державина. С. 387.

[208/209]

она немедленно выбрала нового - 22-летнего Платона Зубова. Императрице было тогда 66 лет. Станислав-Август, увидевший любимую женщину в 1787 г., после тридцатилетнего перерыва, нашел, что она сильно располнела, но сохранила свежий цвет лица и прежнее очарование. Портило ее отсутствие зубов.

Новый фаворит привел с собой, как некогда Григорий Орлов, братьев: Зубовых было четверо, кроме Платона, особенно близок был к Екатерине 19-летний Валериан. Попав «в случай», новые фавориты хотели немедленно обогатиться, получить титулы и ордена. Придворные шутники говорили, что на склоне дней императрица увлеклась «платонической» любовью. Потемкин, узнав о появлении фаворита, попавшего ко двору без его посредничества, явился в Петербург, покинув фронт, чтобы, как он выражался, «вырвать зуб». Ему это не удалось. Он уехал, поняв, что его время кончилось.

Перемены в окружении Екатерины совпали со значительными переменами во Франции, вызвавшими потрясения во всем мире. 27 июля 1789 г. Храповицкий записал в свой дневник: «Приехал курьер с известием, что в Париже… народ взволновался,.. разбил Бастилию… гвардейцы приступили к народу»73. Для Екатерины это было полной неожиданностью. В апреле 1788 г. она писала Гримму: «Я не придерживаюсь мнения тех, которые полагают, что мы находимся накануне великой революции». Не прошло и года с небольшим, как революция пришла. Екатерина не любила Францию и французов (за исключением нескольких философов). Павел Милюков считает, что «по отношению к французской нации (она) всегда питала чувства истинной немки»74. К этому следует, конечно, добавить постоянную враждебность Франции к России, что не могло вызывать ответных чувств. После воцарения Людовика XVI Екатерина изменила свое отношение к Франции, ибо начала искать с ней сближения. Развитие событий в Париже первоначально не слишком беспокоило ее, но вскоре императрицу начала раздражать бездеятельность короля, не принимавшего необходимых мер для устранения беспорядков. Ее удивляла «непрофессиональность» Людовика XVI, не понимавшего, что нужно делать. В частности, она была убеждена и писала об этом Гримму, что «надо спустить натянутые струны во вне страны». Иначе говоря, искать внутреннего успокоения путем внешних войн.

Внезапно «французская болезнь» была обнаружена в империи 30 июня 1790 г. Храповицкий регистрирует: арестован управляющий здешней таможней Александр Радищев за сочиненную им книгу

73 Памятные записки А.В. Храповицкого. М.. 1862. С. 200.

74 Милюков П. Указ. соч. С. 394.

[209/210]

«Путешествие из Петербурга в Москву». «Тут рассеивание французской заразы: отвращение от начальства»75. Радищев утверждал и доказывал, что книгу свою писал «прежде, нежели во Франции было возмущение», но для Екатерины было очевидно, что теории, усвоенные им у Руссо и Рейналя, «совершенно те, от которых Франция вверх дном поставлена».

Революционная волна в Париже неудержимо нарастала. Одновременно усиливались тревоги императрицы. 24 апреля 1792 г. по подозрению в многочисленных государственных преступлениях был арестован «возглавитель московских мартинистов и известный типографщик» Николай Новиков (1744-1816).

Четыре категории преступлений вменялись подлинному отцу русского книгопечатания: тайные сборища; тайная переписка с иностранцами-врагами; тайное печатание антиправославных книг; тайный замысел в отношении наследника трона. Значительная часть тревог и страхов, начавших терзать Екатерину в последний период ее жизни, названы в указе, осуждавшем Новикова. В отличие от «дела Радищева», которому был придан публичный характер, «дело Новикова» осталось секретным, о его аресте не было объявлено, указ не был опубликован. Поскольку ни одно из обвинений не подтвердилось, можно видеть в осуждении деятельности Николая Новикова выражение личных чувств императрицы.

Проверка, произведенная духовными лицами, не обнаружила никаких антиправославных книг, изданных Новиковым. Но книг издавал он множество. История России знает выдающихся государственных деятелей, полководцев, писателей. Николай Новиков был, возможно, самым выдающимся издателем. Павел Милюков составил таблицу издания книг в XVIII в. На последнюю четверть века (1776-1800 гг.) приходится 69% всех изданий (не считая церковно-служебных книг, газет и журналов). Это прежде всего заслуга Новикова. Большая часть книг удовлетворяла деловые потребности, нужды школ, удовлетворяла также старинный вкус к душеспасительной литературе. Но 40% обращались к новому читателю, искавшему легкое, занимательное чтение: романы, повести, стихотворения, пьесы. В них открывался мир человеческих чувств, любви, счастья, нежности, благодарности. Андрей Болотов, страстный любитель романов, отрицает, что они «развращают ум или портят сердце». «Что касается моего сердца, - писал он, - то от многочтения преисполнилось оно столь нежными и особыми чувствованиями, что я приметно ощущал в себе великую перемену и самого себя точно как переродившегося»76.

75 Памятные записки А.В. Храповицкого. С. 226.

76 Милюков П. Указ. соч. С. 333.

[210/211]

Пищу не только чувствам, но и уму новый читатель ищет в журналах. В 1769 г. Екатерина - неофициально - начинает выпускать журнал «Всякая всячина», взяв моделью английский «Спектейтор». Появляются и другие журналы, среди которых особое место принадлежит «Трутню» (1769-1770) и «Живописцу» (1772-1773), редактируемым Николаем Новиковым. Стремление просветить подданных не оставляет императрицу. Но ей обязательно хочется сделать это самой, во всяком случае, она настаивает на своей руководящей роли. Дав толчок развитию журналистики, Екатерина, придя к выводу, что журналисты не всегда пишут то, что ей бы хотелось, закрывает журналы.

В 1782 г. государыня разрешает учреждение частных типографий, а в 1791 г. Николай Новиков был арестован и его типография, в которой одно время печатались исторические труды Екатерины, закрыта. Императрица подписывает указ о запрещении частных типографий и введении строгой цензуры - он войдет в силу после ее смерти.

Аресты Радищева, потом Новикова, сожжение пьесы Якова Княжнина (1742-1791), представлявшей борьбу новгородского республиканца Вадима с монархом Руриком, обвинение Гаврилы Державина в том, что он пишет «якобинские стихи», поскольку он перевел 81 псалом Давида, где имелось обращение к Богу: «Приди, суди, карай лукавых, И будь един царем земли»77, были продиктованы страхом перед событиями во Франции. Это несомненно, хотя опасения Екатерины имели и другие причины.

В 1786 г., за три года до Французской революции, по приказу императрицы были закрыты масонские ложи в Москве. В 1913 г. Павел Милюков писал: «Для нашего времени масонство кажется чем-то далеким, чуждым, немножко странным и смешным»78. В конце XX в. в России широко распространено мнение, что «масонство» является тайной организацией, составившей заговор, принесший России революцию, коммунизм и готовящий ее гибель. Об отношении к «свободным каменщикам» свидетельствует язык. Франкмасон стало в русском языке - фармасоном. В «Толковом словаре» Даля, появившемся во второй половине XIX в., фармасон означает «вольнодумца и безбожника». На воровском языке фармазоном называют профессионального мошенника, сбывающего фальшивые бриллианты за настоящие.

Масонство, занесенное, по преданию, в Россию Петром I, достигает значительного развития в эпоху Екатерины II: «С 1774-1775 гг. членами лож стали лица всех сословий, званий и профессий,

77 Записки Державина. С. 381-382.

78 Милюков П. Указ. соч. С. 341.

[211/212]

вплоть до купцов и ремесленников. Тогда же гроссмейстерство в России перешло от иностранцев к русскому: И.П. Елагин занял это почетное место»79.

В первую четверть XIX в. масоны в России будут заниматься политическими вопросами. В эпоху Екатерины масонство было «единственной школой нравственной философии», формой нравственного воспитания80. Николай Новиков, объясняя причины, по которым он «попал в общество масонов», говорил: находясь на распутье между вольтерианством и религией, он не имел «точки опоры или краеугольного камня, на котором мог бы основать душевное спокойствие»81. Новиков точно определил выбор, который должны были сделать русские просвещенные люди, не находившие всех ответов на свои вопросы в религии, но не принимавшие ответы, которые давало «вольтерьянство», поощряемое Екатериной.

Особенностью русского масонства была его близость к христианству. На запрос немецких масонов московские братья формально заявили, что обряды греко-российской церкви так сходны с масонскими, что нельзя сомневаться в том, что они имеют один источник. Когда Екатерина затребовала у московского митрополита Платона отзыв о православии Новикова, она получила ответ, которого не ожидала. Познакомившись с книгами, печатавшимися в типографии Новикова, митрополит не нашел в них ничего, подрывающего религиозные чувства или развращающего нравы. Русские вольные каменщики увидели в масонстве веру, просветленную разумом. Идеям французских философов о перерождении человека путем рационального законодательства они противопоставили «моральное перерождение». Вместо борьбы за реформы масоны ставили перед человеком задачу самопознания и самосовершенствования, воспитания любви ко всем людям, поскольку все - братья. Павел Милюков назвал масонство екатерининской эпохи «толстовством своего времени». Общая цель стирала различия между сторонниками многочисленных «систем» ордена. «Три столпа масонства конца XVIII в. - Новиков, Шварц и Н. Трубецкой - принадлежали к различным «оттенкам», что не мешало им работать вместе»82. Одно принципиальное различие, однако, имелось. Петербургские и московские масоны не всегда совпадали во взглядах. Новая столица тяготела к Западу, древняя - к московской старине. Главный идейный спор XIX в., который возродится и в XX в. - между «западниками» и «славянофилами», находит свое первое

79 Бакунина Т.А. Знаменитые русские масоны. М., 1991. С. 115.

80 Там же. С. 98.

81 Милюков П. Указ. соч. С. 341.

82 Бакунина Т.А. Там же. С. 101.

[212/213]

выражение в различиях между московскими и петербургскими масонами. Вступив в орден в Петербурге, Новиков переезжает в 1779 г. в Москву, где встречает Ивана (Иоганна) Шварца (1751-1784), немца, приехавшего обучать языку и ставшего с 1780 г. профессором философии Московского университета.

Влияние Шварца имело важное значение для распространения просветительных идей масонства и для замены французского культурного влияния немецким. Популярнейшим французским мыслителем в кругу московских масонов был Анри де Сент-Мартен, ярый противник Вольтера. Его книга «Об ошибках и правде», которую американский историк назвал «Библией мистического контрнаступления на французское просвещение»83, опубликованная в 1775 г., была сразу же переведена на русский язык и широко распространялась в высших масонских кругах. По-видимому, от его имени было произведено слово «мартинист», которым Екатерина обзывала Новикова и его друзей.

Екатерина, верная себе и уверенная в силе своего пера, начала борьбу с масонством, опубликовав в 1780 г. брошюру, высмеивавшую вольных каменщиков: «Тайна противонелепого общества». Брошюра была анонимной, но есть серьезные основания считать ее автором императрицу. Екатерина выбрала первым оружием сатиру. Еще во «Всякой всячине» она говорила о смехе как инструменте воздействия на общественное мнение. Масонство высмеивается как «болтанье и детская игрушка», как шарлатанство и игра в обряды. В январе, феврале и июле 1786 г. в придворном театре ставятся три комедии, написанные Екатериной, издевающиеся над «мартышками» (т.е. мартинистами) и обманщиком Калиостро, посетившим в 1779 г. Петербург. В письме Гримму автор комедий объясняет: «Надо было помять бока ясновидцам, которые очень уж стали задирать нос».

Комедии были написаны, когда масонство стало пугать. В 1784 г. в Баварии было раскрыто тайное общество «иллюминатов», которое ставило своей целью замену христианства деизмом, а монархии республикой. «Иллюминаты» не были масонами, хотя использовали некоторые обряды ордена. Но для Екатерины, как, впрочем, для всех непосвященных, не было разницы между вольными каменщиками, мартинистами, розенкрейцерами, иллюминатами. Ученица Вольтера, Екатерина не понимала и не хотела понять масонского мистицизма, видя в нем оскорбление философии и здравого смысла.

От критики «смехом» императрица переходит к репрессиям. В монументальной биографии Екатерины Изабель де Мадарьяга оспаривает

83 Billington J.H. Op. cit. P. 255.

[213/214]

традиционный взгляд русских и советских историков, считавших, что реакционная императрица преследовала Новикова с начала его издательской и публицистической деятельности - с 1769 г. По мнению английского историка, первые столкновения с властями были вызваны не масонской или реформаторской деятельностью, но нарушением Новиковым авторских прав. В 1784 г. его обвинили в публикации двух школьных учебников, право на печатание которых имел другой издатель84. Изабель де Мадарьяга несомненно права. Однако регулярное государство, которое Екатерина хотела создать, еще было в лесах. Николай Новиков хотел заработать деньги, публикуя школьные учебники или, затем, религиозные книги, монополия на публикацию которых была у Священного синода. Но претензии Екатерины к деятельности Новикова были достаточно велики, чтобы воспользоваться любым предлогом.

Претензий было предостаточно. В 1787 г., когда Екатерина отправилась в триумфальную поездку по завоеванной Новороссии, в центральной России вспыхнул голод. Масонский кружок Новикова, собрав частные средства, организовал помощь голодающим. Все более подозрительной становилась масонская деятельность, которая начала ассоциироваться с революцией. Наконец, обнаружились, как утверждали полицейские, связи масонства с наследником Павлом Петровичем. Выяснением этих связей занимался следователь после ареста Новикова. Доказательств не было. Нашли письмо архитектора Василия Баженова, которому Екатерина поручила сооружение русского Версаля под Москвой (в Царицино), предполагала доверить коренную перестройку Кремля. Архитектор-масон посылал наследнику религиозные книги, изданные Новиковым с намерением, как считали следователи, «установить связь».

В конце 80-х годов все, что было враждебно Екатерине, принимало форму масонства. С началом второй войны с Турцией в лагере противников оказались Пруссия и Швеция: короли обеих стран были тесно связаны с масонами, русские вольные каменщики переписывались с прусскими и шведскими братьями. Внутри страны масонство выступило как оппозиционная сила, не контролируемая государыней. Новикова и его сообщников обвиняют в «делании тайных сборов», в тайной переписке с прусской вражеской заграницей «в такое еще время, когда берлинский двор оказывал нам в полной мере свое недоброхотство», в тайном замысле уловления в свою секту «известной по их бумагам особы» (великого князя Павла) и в других преступлениях. Николаи Новиков был приговорен к смерти, но в указе Екатерины от 1 августа 1792 г. говорилось.

84 Madariaga I., de. Op. cit. P. 525.

[214/215]

«Преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и нещадной подвергают его казни. Мы, однако же, и в сем случае следуя сродному нам человеколюбию… освободили его от оной и повелели запереть его на 15 лет в Шлиссельбургскую крепость». Сообщников - князя Николая Трубецкого, отставных бригадиров Ивана Лопухина и Ивана Тургенева - отправили в отдаленные от столицы деревни, им принадлежащие.

Секретарь Екатерины занес в свой дневник разговор двух крестьян: крепостного князя Трубецкого и казенного (принадлежащего короне). «За что вашего барина сослали?» - спросил казенный. «Сказывают, что искал другого Бога», - ответил крестьянин Трубецкого. - «Так он виноват, - определил казенный крестьянин. - На что лучше русского Бога?»85.

Среди множества планов, которые занимали важное место в программе императрицы, особое место принадлежит проекту передачи трона не наследнику великому князю Павлу, а его старшему сыну, любимому внуку Екатерины - Александру. Она старательно готовила перераспределение престолонаследия. В августе 1792 г. Екатерина писала своему верному Гримму о предстоящем бракосочетании принцессы Баден-Дурлахской 13-летней Луизы-Марии-Августы с 15-летним Александром: «Мой Александр женится, а затем будет коронован - церемониально, торжественно».

Гаврила Державин, хорошо знавший Екатерину и неутомимо прославлявший ее в одах, писал после смерти императрицы: «…в последние годы, с князем Потемкиным упоена была славою своих побед, то уже ни о чем другом и не думала, как только о покорении скипетру своему новых царств»86. Империя меняет свой характер: идеологическая концепция Третьего Рима становится политической, можно сказать - геополитической. Приобретение польских провинций, выпадающих на долю России по время разделов, становится шагом к объединению славянства, в котором Россия будет главой. Василий Петров в оде «Взятие Варшавы. 20 марта 1795г.» объявляет Екатерину «Торжественницей величайшей», которая и в гневе остается «мать сладчайшая», посланная «мир в целости держать нетленной».

Одописец восхвалял взятие Варшавы Суворовым. Лаконичный генерал отправил императрице краткое сообщение о победе: «Ура! Варшава наша! И получил в ответ еще более краткое поздравление: «Ура! Фельдмаршал!» Прославленный герой турецкой войны получил высшее воинское звание в российской армии за взятие столицы Польши. Участник штурма Праги полковник Лев Энгельгардт

85 Памятные записки А.В. Храповицкого. С. 275.

86 Указ. соч. С. 387.

[215/216]

вспоминал в конце жизни: «Чтобы вообразить картину ужаса штурма по окончании оного, надобного быть очевидным свидетелем. До самой Вислы на всяком шагу видны были всякого звания умерщвленные, а на берегу оной навалены были груды тел убитых и умирающих: воинов, жителей, монахов, женщин, ребят. При виде всего того сердце человека замирает, а взоры мерзятся таким позорищем»87. В 1943 г. советский историк Е. Тарле настаивал на необходимости восхвалять штурм Праги, как «военный подвиг Суворова, одно из самых трудных и блестящих исторических дел»88.

Подавление восстания, вспыхнувшего в Польше под командованием Тадеуша Костюшко, и окончательный раздел остатков королевства, обрушили на победителей невиданный поток наград. Екатерина II, подчеркивая значение события, раздарила самым заслуженным 120 тыс. крестьянских душ. Больше всего получил Платон Зубов - 13 тыс., фельдмаршалам Суворову и Румянцеву досталось по 7 тыс., остальным - меньше.

Расширение границ на Запад было приобретением соседних территорий в евразийском пространстве. «Греческий проект», отцом которого был Григорий Потемкин, смотрел дальше. Неутомимый Василий Петров в оде Потемкину восхвалял «материнские чувства» императрицы: «Молдавец, армянин, индеянин иль еллин, иль черный эфиоп, под коим бы кто небом на свет не произник, мать всем Екатерина, всем милости ея».

В перечне народов, которым Екатерина, по уверению поэта, была матерью, обращает внимание «индеянин». В 1795 г. Платон Зубов представляет документ, носивший название «Общие политические соображения». Историки называют эти «соображения» индийским проектом. Он состоял из двух частей. Первая - политическая - рисовала новую карту мира, на которой не было Швеции, Пруссии, Австрии, Дании и Турции. Российская империя располагала шестью столицами: Петербургом, Москвой, Астраханью, Веной, Константинополем и Берлином. В каждой столице имелся свой двор. Единым оставалось верховное управление империей. Вторая часть - военная - предусматривала поход 20-тысячной армии под командованием Валериана Зубова, младшего брата Платона, в Персию, затем русские войска завоевывали Анатолию и отрезали Константинополь от Азии. К этому времени Суворов, перейдя Балканы, соединялся с армией Зубова под Стамбулом, куда являлась Екатерина, лично командовавшая флотом.

87 Энгельгард Л.Н. Записки. Русские мемуары. Избранные страницы. XVIII в./ Сост. И.И. Подольская. М., 1988. С. 294-295.

88 Тарле Е. Сочинения: В 12 т. М., 1962. Т. 12. С. 80.

[216/217]

«Индийский проект» часто называют фантастическим, сочиненным Платоном Зубовым, желавшим военной славы, не меньшей, чем у Потемкина. Трудно себе представить, что последний фаворит Екатерины, не имевший представления о военном деле, не обладавший никакими политическими талантами, мог сочинить «Политические соображения». В них чувствуется рука дипломата, политика. Мечты поэтов екатерининской эпохи свидетельствуют, что «индийский проект» не родился на пустом месте. Он развивал «греческий проект». В 1782 г. Державин в знаменитой оде «Фелица», адресованной императрице, спрашивал: «Но где твой трон сияет в мире?.. В Багдаде, Смирне, Кашемире?» Век спустя Федор Тютчев, замечательный поэт, претендовавший на роль политического мыслителя, возвращался к мечтам Платона Зубова и Державина: «Москва и град Петров и Константинов град - вот царства русского столицы… Семь внутренних морей и семь великих рек… От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, от Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная… Вот царство русское…».

Поэтические фантазии порождали политические планы, которые, в свою очередь, поощряли мечты политиков. В апреле 1792 г. Екатерина, как сообщает Храповицкий, собственноручно написала завещание, в котором подробно объясняла, где следует ее похоронить, в каком платье (с золотой короной на голове), заключая: мое намерение дать Константину трон греческой империи. В апреле 1796 г. генерал граф Валериан Зубов получает приказ «с вверенною ему армией вступить в Персидские пределы». Предлогом было обращение свергнутого хана Муртазы Кулихана, явившегося в Петербург просить помощи для борьбы с узурпатором Агой Махмет Ханом. Императрица пришла к выводу, что «без военных мер невозможно было исторгнуть Персию из рук ее хищника, водворить там спокойствие, восстановить нашу торговлю и оградить от оскорблений, производящих оную российских подданных»89. Было еще одно объяснение - необходимость защиты грузинских царств, отдавшихся под покровительство России. Начальнику штаба армии Зубова генералу Беннигсену Екатерина открыла подлинный мотив: желание создать торговую базу на южном берегу Каспия, чтобы повернуть в Петербург часть индейской торговли, которая притягивается к Лондону.

«Греческий проект» остался в мечтах, которые будут тревожить сны русских дипломатов и в XX в. Первый этап его реализации позволил России приобрести Крым, Кубанскую область, начать интенсивное освоение Новороссии. Смерть Екатерины прервала персидский

89 Грибовский A.M. Записки о императрице Екатерине Великой. М., 1864.

[217/218]

поход генерала Зубова. Русская армия вернулась домой, но успела приобрести для империи Баку и Дербент, важные опорные пункты для дальнейшего продвижения на Кавказ и далее.

[218/219]