Ленин отрицал свободу внутри партии, и это отрицание свободы было перенесено на всю Россию.

Николай Бердяев

Ленин для России — это страшная революционная стрела, выпущенная из туго натянутого лука истории. Большевистское явление, наиболее полным олицетворением которого стал сам Ленин, сокрушило в России все Вначале было поражено в Петрограде слабое и бездарное демократическое правительство; затем были повержены частная собственность, разрушена крестьянская община, разграблена церковь, оскоплена национальная духовность. Все, что было связано с Лениным, было рельефно антикапиталистическим, антидемократическим, антилиберальным, антиреформистским, антигуманным, антихристианским. Если святой князь Владимир Киевский, крестив Русь, сделал ее христианской, то Владимир Ульянов выпустил на ее просторы Антихриста. Еще ни одному человеку в истории не удавалось в таких масштабах и качестве изменять огромное общество.

Ленин превратил Россию в экспериментальное поле Истории, создавая новое общество.

Пожалуй, главное, что характеризует это новое общество, — одномерность. Все бесконечное многообразие социальной и духовной жизни, многострунность культуры, исторических традиций, творческих потенций миллионов людей было сведено к жесткой, однозначной, бескомпромиссной идеологической парадигме ленинизма. Именно она предписывала Системе как новое откровение монополию на власть, мысль, новые "ценности". В обществе на десятилетия прочно обосновались догматическое однодумство, тотальная бюрократия, авторитаризм одной политической силы, иррациональный страх. Началась долгая война против собственного народа. Господство антисвободы и предопределило одномерность общества. Оно стало послушным, молчащим, управляемым. Главный Архитектор этого общества знал, чего он хочет.

Если открыть страницы советской истории после 1924 года, на которых отражена драма социального развития, везде мы встретим неизменные призывы, суть которых фактически означала: "Назад, к Ленину!" Общество оказалось во власти идей этого человека, и все его наследники в кульминационные моменты политической драмы вздымали взоры к иконе советского божества. Они неизменно звали на помощь тень мертвого Ленина.

В октябре 1927 года Сталин, добивая троцкистскую оппозицию, в своем полуторачасовом докладе то и дело призывал Ленина в качестве главного союзника: "Вы знаете, — говорил Сталин, — что в 1921 году Ленин предлагал исключить из ЦК и из партии Шляпникова… за одно лишь то, что Шляпников осмелился выступить в партийной ячейке с критикой решений ВСНХ…" Сталин, считая этот аргумент достаточным, продолжал: "Говорят об арестах исключенных из партии дезорганизаторов, ведущих антисоветскую работу. Да, мы их арестовываем и будем арестовывать, если они не перестанут подкапываться под партию и Советскую власть" (Голоса: "Правильно! Правильно!)1. Сталин призывал быть беспощадным к врагам, как Ленин.

Ленин стал универсальным оружием, которое каждый из его преемников использовал по-своему. Часто дело заключалось лишь в том, чтобы найти подходящую цитату из огромного литературного и эпистолярного наследия вождя. Возвращение к Ленину, его агрессивная "защита", превращение усопшего в идеальный эталон сделалось коммунистической нормой и правилом партийной жизни. Одномерность социального, политического и идеологического бытия очерчивалась ленинскими параметрами:.Ленин завещал…", "У Ленина сказано…", "По-ленински поступать надо так…".

Когда Н.С.Хрущев выступал в Кремле 25 февраля 1956 года со своим знаменитым докладом "О культе личности и его последствиях", тень Ленина стояла в кремлевском зале. То и дело Первый секретарь ЦК КПСС, вскидывая голову и вглядываясь в притихший зал, произносил: "Ленин учил…", "Ленин всегда подчеркивал роль народа…", "При жизни Ленина Центральный Комитет партии был подлинным выражением коллективного руководства…", "Ленин… требовал самого внимательного партийного подхода к людям. Л Получалось, что соль культа личности (а в это мы все до недавнего времени верили, автор книги — в полной мере) заключалась лишь в забвении Сталиным "заветов" Ленина. Даже жестокость у Ленина, по словам Хрущева, была совсем другой, чем у Сталина, "благородной", что ли…

"…А разве можно сказать, — энергично декларировал текст доклада лидер КПСС, — что Ленин не решался применять к врагам революции, когда это действительно требовалось, самые жестокие меры? Нет, этого никто сказать не может. Владимир Ильич требовал жестокой расправы с врагами революции и рабочего класса и, когда возникала необходимость, пользовался этими мерами со всей беспощадностью. Вспомните хотя бы борьбу В.И.Ленина против эсеровских организаторов антисоветских восстаний, против контрреволюционного кулачества в 1918 году и других… Но Ленин пользовался такими мерами против действительно классовых врагов…"2 Вот так: если это действительно" классовый враг, то разрешается все.

На заседании Политбюро под председательством Ленина 27 апреля 1921 года Тухачевский был назначен "единоличным командующим войсками" в Тамбовской губернии. Дали месячный срок для ликвидации крестьянского восстания, обязав еженедельно докладывать в ЦК о ходе подавления мятежа "в письменной форме"3. В указанные сроки Тухачевский не уложился, но старался изо всех сил. Судите сами.

"Приказ

Командующего Войсками Тамбовской губернии

гор. Тамбов № 0116 от 12 июня 1921 года

Остатки разбитых банд и отдельные бандиты, сбежавшие из деревень, где восстановлена советская власть, собираются в лесах и оттуда производят набеги на мирных жителей.

Для немедленной очистки лесов приказываю:

1. Леса, где прячутся бандиты, очистить ядовитыми газами; точно рассчитывать, чтобы облако удушливых газов распространялось по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось.

2. Инспектору артиллерии немедленно подать на места потребное количество баллонов с ядовитыми газами и нужных специалистов…

Командующий войсками Тухачевский Начштавойск Какурин".

Трудно представить крестьян, обобранных советской властью, "действительными классовыми врагами", но подобные меры ("уничтожая все, что в нем пряталось") "ленинскому Политбюро" были известны и безусловно одобрялись.

Вернемся еще к докладу Хрущева в февральскую ночь 1956 года. "…Сталин проявлял неуважение к памяти Ленина. Не случайно Дворец Советов, как памятник Владимиру Ильичу, решение о строительстве которого было принято свыше 30 лет тому назад, не был построен и вопрос о его сооружении постоянно откладывался и предавался забвению. Надо исправить это положение и памятник Владимиру Ильичу соорудить…" Зал прерывал Хрущева, как явствует стенограмма, "бурными продолжительными аплодисментами"4.

И это тогда, когда в стране уже существовали многие тысячи, десятки, сотни тысяч ленинских памятников, бюстов, барельефов, памятных досок. Трудно было найти даже глухую деревню, где бы в правлении колхоза, в клубе, а то и на площади не возвышался гипсовый, бетонный или металлический Ленин. Страна была покрыта за семь десятилетий густой сетью ленинских музеев, ленинских комнат", мемориалов, ленинских памятных мест, ленинских маршрутов, библиотек, тысячами улиц имени Ленина, одноименных колхозов, совхозов, поселков, городов, областей… Идолы монументов стояли повсюду; это было словно нашествие инопланетян… К чему только ни притрагивалась рука этого человека, где только ни ступала его нога — все обретало особый, мистический, священный смысл. Гигантский Центральный музей В.И.Ленина обзавелся своими филиалами в Ленинграде, Тбилиси, Киеве, Ульяновске, Львове, Баку, Ташкенте, Фрунзе, Уфе, Красноярске, Казани, Куйбышеве, Алма-Ате, Чебоксарах… Возникли государственные исторические заповедники "Родина В.И.Ленина", "Горки Ленинские", "Сибирская ссылка В.И.Ленина"; великое множество мемориальных домов и квартир-музеев Ленина, членов его семьи… Есть и "пароход-музей" Ленина на Енисее, "музей— сарай" в Разливе, "музей-шалаш" там же, "траурный поезд — музей"… В одном только Ленинграде открылось около десятка ленинских музеев. Где хотя бы недолго был Ленин или его домочадцы — музей: Горки Переяславские, Псков, Уфа, Костино, Кашино и т. д. и т. п. Осчастливили музеи ленинские и зарубежье: Париж, Прага, Лейпциг, Хельсинки, Тампере, Выборг, Парайнене, Котка, Краков, Белый Дунаец, Новый Тарг, Засниц… Но даже там, где не был Ленин, музеи с нашей помощью появлялись: в Братиславе, Улан-Баторе, Адене, Гаване… Тысячи памятных мест мечены мемориальными досками. Ни один святой, самодержец, полководец никогда не удостаивались такого внимания, подобного всеобщему затмению. Человеческая история не знает ничего подобного.

Очень многие верили в ослепительную святость вождя большевиков. Все были загипнотизированы греховным величием Ленина.

Юные ленинцы и ленинский комсомол, как, естественно, и ленинская партия, все оказались в плену великого жреца. По себе знаю, что повседневная "лениниана" стала частью нашего регламентированного образа жизни. Мы верили, что это преисполнено некоего особого, почти мистического значения.

…Уже давно шла "перестройка", когда в стране отмечалось 70-летие Октябрьской революции. На заседании Политбюро ЦК КПСС, где более трех часов обсуждался вариант доклада на торжественном заседании, М.С.Горбачев, подчеркивая гениальность Ленина, в частности, говорил: мы хотели "перекинуть мост от Ленина, связать ленинские идеи, ленинские подходы к событиям тех лет с делами сегодняшних наших дней. Ведь та диалектика, с которой решал вопросы Ленин, — это ключ и к решению нынешних задач"5. Вот так все мы, но особенно наши руководители, видели в Ленине "ключ к решению нынешних задач". Ключ — то этот был всегда в руках, но никак не могли им открыть ларец к свободе, изобилию, уважению прав человека и все больше и больше отставали от каравана цивилизации.

Нетрудно представить, что для жителей XXI века мы все будем выглядеть в своем идолопоклонстве немногим более цивилизованными, чем друзья Миклухи-Маклая с далеких островов. Медленно вырываясь из духовного плена догматического учения, называемого ленинизмом, мы начинаем постепенно осознавать, что даже сознание — главная крепость свободы — было прочно оккупировано "бессмертными идеями".

В начале века Ленин заявлял:,Дайте нам организацию профессиональных революционеров, и мы перевернем всю Россию". Организация была им создана, Россия "перевернута". Не только она, но и все в ней было перевернуто вверх дном. Безнравственное стало нравственным. Низменное превратили в высокое. Катастрофу стали выдавать за великое свершение. Поражение собственной страны — как огромное революционное достижение. В результате этой "перевернутости" возникло одномерное общество с одномерной личностью. Ключом достижения одномерности стало уничтожение частной собственности. Ленин не учел, провозгласив: "Грабь награбленное", что сама по себе частная собственность является сложнейшим и универсальным механизмом саморегуляции экономики. Переход к коммунистическому ведению хозяйства с неизбежностью потребовал замены экономических рычагов управления на административные. Возник колоссальный источник тотальной бюрократизации общества. Но бюрократия не — может обходиться без догматизма. Так возникли важнейшие опоры одномерного общества.

Трагедия "опрокидывания" России коснулась всех слоев общества: рабочих (которых марксизм провозгласил высшей "социальной расой"), крестьянства (превращенного в строительный материал исторического эксперимента), интеллигенции (занявшей нишу второсортной "прослойки"), сферы духа, хранившей надежду на избавление. Не будем при этом забывать, что все то, что произошло в России, изначально планировалось для всего мира. В частности, наступление на Варшаву было попыткой, как сказал Ленин, "прощупать штыком готовность Польши к социальной революции"6, за которой должны были последовать взрывы в Германии и потом во всем мире…

Вначале приведу один очень лаконичный документ (я его уже цитировал в одной из своих книг):

"Товарищу Берия Л.П.

Для развертывания строительства прошу организовать еще лагерь на 5 тысяч человек, выделить 30 000 метров брезента для пошива палаток и 50 тонн колючей проволоки. 22 марта 1947 года. А.Задемидко".

Сталинский министр (как и другие) привычно подписывал заявку на очередную партию рабов в стране, построившей "социалистическое общество". В стране, идущей по "ленинскому пути", миллионы людей за колючей проволокой строили дороги и мосты, шахты и гидростанции, сидели в научных лабораториях и конструкторских бюро. Министр внутренних дел был едва ли не главным "производственником" страны, у него была самая многочисленная, полностью бесправная армия рабочих-заключенных. Рапорты главного тюремщика на самый верх следовали один за другим: "Товарищу Сталину И.В.

Докладываю, что Магнитстрой НКВД СССР 13 апреля с г. в 17 часов ввел в промышленную эксплуатацию на Нижне-Тагильском коксохимическом заводе коксовую батарею № 4, состоящую из 65 печей.

Вступившая в строй батарея будет давать дополнительно для промышленности Союза 450 тысяч тонн металлургического кокса в год.

Вслед за коксовой батареей Тагилстрой заканчивает строительство доменной печи № 3 объемом 1050 кубометров и производительностью 450 тысяч тонн чугуна в год и вводит ее в действие в третьей декаде апреля 1944 года.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Л.Берия".

Таких донесений — огромное количество, множество томов. Складывалось даже впечатление, что рабочий класс — "передовой революционный отряд трудящихся" — переселился на острова печального архипелага ГУЛАГ. Ценой собственной жизни эти подневольные люди, а их были миллионы, нередко добивались потрясающих результатов. Например, в год смерти Сталина рабочие золотодобывающей промышленности (читай: сотни тысяч заключенных) довели золотой запас СССР до 2049,8 тонны. Это было золотой вершиной диктатора-ленинца, после которой его преемники, ослабив смертельную хватку, уже никогда не смогли даже приблизиться к этому показателю, а лишь проедали добытое трудом подневольных.

В своей речи при открытии XII съезда РКП(б) 17 апреля 1923 года Л.Б.Каменев заявил: "Вместе с рабочим классом, под руководством Владимира Ильича, мы прошли длинный, неслыханный, единственный в истории путь… Мы единственная Коммунистическая партия, которая не борется уже за власть, а организует власть рабочих и крестьян, единственная партия, которая имеет возможность вековые орудия угнетения поставить на службу рабочему классу и всем трудящимся. Наше государство есть первая попытка все те орудия, народное богатство, земли, школы, просвещение — все, что создано человеческим трудом и что до сих пор находилось в руках господствующего класса и служило орудием подавления, превратить в орудие всемирного освобождения трудящихся, передав их в руки рабочего класса" (Рукоплескания).

Превратился ли рабочий класс в "орудие всемирного освобождения трудящихся"? Все ли перешло в его "руки"? И действительно ли он стал "гегемоном революции"?

Ленин, естественно, давал на все эти вопросы утвердительные ответы. В своей утопической работе "Государство и революция", более похожей на философский бред, чем на теоретическое изыскание, Ленин величает пролетариат "особым классом". Исходя из высокой степени организованности рабочего класса, которая отмечалась задолго до Ленина, автор книги пишет, что только пролетариат "способен быть вождем всех трудящихся и эксплуатируемых масс, которые буржуазия эксплуатирует, гнетет, давит часто не меньше и сильнее, чем пролетариев, но которые не способны к самостоятельной борьбе за свое освобождение".

Ленин, как проницательный политик, понимал, что если его партия овладеет рабочим классом, поведет его за собой, то шансы по реализации большевистских планов станут реальными. И он многого смог добиться; накануне октябрьского переворота партийная организация большевиков в Петрограде насчитывала в своем составе более 80 процентов рабочих. Выбор рабочих в пользу большевиков позволил Ленину кажущуюся авантюру с переворотом превратить в историческую реальность. Ленину и его партии оставалось лишь распорядиться огромной силой в лице рабочего класса, поверившего, что он — "гегемон революции" — получит власть, свободу, фабрики, заводы. Он поверил, что его, пролетариата, судьба будет в собственных руках. Мартов в своем письме к Аксельроду 19 ноября 1917 года признавал: "…почти весь пролетариат стоит на стороне Ленина и ожидает, что переворот приведет к его социальному освобождению…". Рабочие поверили большевикам, поверили Ленину. Это предопределило удачу ленинского плана захвата власти.

А как же ответил им Ленин, его ЦК, партия? Стал ли пролетариат "господствующей силой"? Что выиграл рабочий класс от "диктатуры пролетариата"? В этой связи отмечу несколько моментов.

Во-первых, во главе пролетариата оказались, как правило, представители нелюбимой Лениным и помыкаемой им интеллигенции. Практически все ключевые посты (а при диктаторском режиме это все определяет) оказались в руках тех, кто никогда не был в цехе завода или фабрики, тех, кто вообще часто смотрел на рабочее движение с галерки политической эмиграции. Ленин, Троицкий, Сталин, Свердлов, Бухарин, Орджоникидзе, Дзержинский, Луначарский, Зиновьев, Каменев, Володарский, Урицкий, Радек, многие другие "профессиональные революционеры" не были "пролетариями". Но они сразу же после октябрьских дней 1917 года проницательно заботились, чтобы подле них в ЦК были "представители" рабочего класса. Это было нечто вроде политического антуража.

В действительности с момента захвата власти и до августа 1991 года партией и страной руководили сначала "профессиональные революционеры", а затем номенклатурные "партийные работники" как особая политическая каста. Да, нередко в эти высокие этажи власти пробивался выходец из рабочей семьи, заводской инженерии. Но Система была скроена так, что "пролетарская" закваска быстро заменялась номенклатурной, партократической выучкой. Рабочий класс как бы навсегда делегировал свои полномочия (не по своей воле) цепкому, властному, всевидящему слою профессиональных партийцев-ленинцев. Одно время Ленин даже посчитал, что рабочий класс может собственными силами организовать современное производство. Выступая на заседании Центрального и Московского советов профессиональных союзов 6 ноября 1918 года, Ленин заявил, что "рабочий класс показал, что он умеет без интеллигенции и без капиталистов организовать промышленность". Это было горькой ошибкой.

Во-вторых. В десятках и сотнях своих статей и речей Ленин писал и говорил о передаче в руки рабочих промышленного потенциала страны: заводов, фабрик, дорог, транспорта. Чтобы эти средства производства остались в руках пролетариата, Ленин считал, что "рабочие, завоевав политическую власть, разобьют старый бюрократический аппарат, сломают его до основания, не оставят от него камня на камне, заменят его новым, состоящим из тех же самых рабочих и служащих, против превращения коих в бюрократов будут приняты тотчас меры…".

Наивные, утопические мечтания! Рабочие, отобрав заводы и фабрики, скоро станут закабалены в неизмеримо большей степени. Все станет государственной собственностью, по отношению к которой простой рабочий имеет лишь одно право: работать, работать, работать. Работать без стачек (это будет уже буржуазный саботаж!), забастовок, выдвижения каких-либо социальных или экономических требований. Революция, партия, Ленин завершили полное отчуждение рабочего от средств производства, превратив его в их придаток. А "бюрократический аппарат", созданный заново, превзойдет в своей тотальности и жестокости старый.

В-третьих. Казалось: "диктатура пролетариата", о которой так много сказано и написано Лениным, дает рабочим огромные возможности занять доминирующее положение в управлении производством и государством. Это и есть, по мысли Ленина, революционная демократия. Она, демократия, по Ленину, есть форма государства, суть которого — "организованное, систематическое применение насилия к людям". Здесь Ленин оказался провидцем: насилия по отношению к рабочему классу будет проявлено предостаточно. Его преемник на посту "вождя" будет сажать в тюрьму за прогулы и опоздания на работу, лишит паспортов крестьян (чтобы не вздумали бежать в город), запретит самовольно переходить рабочему с предприятия на предприятие и т. д.

Диктатура пролетариата очень скоро после октябрьского переворота превратится в диктатуру партии, а затем и одного человека. "Гегемон революции" подвергнется еще большей эксплуатации, нежели когда он был во власти царского режима. Но Ленину и его единомышленникам опора на рабочий класс даст мощную социальную опору в "опрокидывании" России и ее переустройстве на большевистский лад. Демонстративное же подчеркивание первенства, верховенства, приоритетности рабочего класса над другими социальными слоями населения, особенно над интеллигенцией, выглядит как откровенный социальный расизм. И хотя Ленин и его соратники без конца говорили о "праве" рабочих управлять, руководить, решать — в действительности это было политическим камуфляжем. Управляли "профессиональные революционеры", партийные функционеры, которые и были действительными жрецами пресловутой диктатуры пролетариата.

Рабочий класс, таким образом, сыграл роль важнейшего массового инструмента насильственного "введения социализма" в России. Но, как писал Каутский, "советский социализм не есть вовсе социализм, ибо и возник-то он не от изобилия и "развития производительных сил", а от скудности и отсталости; военизированный коммунизм — итог не революционного процесса, а разложения, к которому привела внешняя и внутренняя война". Ленин, по сути, использовал рабочий класс как главную, основную силу в переустройстве России на "социалистический лад".

Слово "рабочий", "пролетарий" действовало на Ленина магически. Заклинание "рабочим происхождением" для вождя означало высокую степень доверия к человеку. Иногда это здорово подводило лидера большевиков.

Известно очень дружеское, теплое, даже сердечное отношение Ленина к Роману Малиновскому. Председатель профсоюза металлистов Петербурга пользовался фактически неограниченным доверием вождя. По рекомендации Ленина этого талантливого оратора и организатора в январе 1912 года избирают на Пражской конференции в состав ЦК. Ленин с Малиновским вместе ездили в Лейпциг. Как вспоминал Зиновьев, Ленин по возвращении давал самую высокую оценку Малиновскому.

Никто тогда не знал, что уже с мая 1910 года Малиновский был завербован царской охранкой и регулярно информировал департамент полиции о положении в стане большевиков. Именно по указке Малиновского были арестованы Голощекин, Крыленко, Орджоникидзе, Розмирович, Сталин, Стасова, Спандарян.

Однако, когда возникли подозрения в провокаторстве Малиновского, комиссия в составе Ганецкого, Зиновьева и Ленина не нашла в действиях бывшего депутата Думы Малиновского никаких сомнительных шагов. В своей статье по этому поводу В.Ильин (Ленин) писал, что тень на Малиновского бросили негодяи и "вы позволяете мерзавцам, гадинам, вонючкам, мимо которых с презрением прошел рабочий класс, копаться в этом! И кто судьи? С вашей стороны дурачки Соколовы и крестинские, тайно способные жать руку Мартову?!".

Более того, когда Малиновский оказался с началом империалистической войны в немецком плену, Ленин установил с ним тесную связь, регулярную переписку.

Лишь после Февральской революции, когда в руки Временного правительства попали документы охранки, Малиновский (вернувшийся в 1918 году из плена) был разоблачен и арестован. Ленин, узнав, лишь молвил:

— Экий негодяй! Надул-таки нас. Предатель! Расстрелять мало.

Говорили, что Ленину пришлось давать показания следственной комиссии Временного правительства. Правда, документов об этом нигде не найдено. В ноябре 1918 года Малиновского расстреляли.

Ленин имел возможность убедиться, что само социальное происхождение еще не может быть гарантией "революционной чистоты".

Со своих первых шагов ленинское Политбюро" искало пути усиления партийного влияния на рабочие коллективы. В начале тридцатых годов, например, решением ЦК стали назначаться на шахты, заводы, транспорт парторги с большими полномочиями. По существу, строительство промышленной базы социализма с самого начала носило в значительной степени принудительный характер. Многие (если не большинство) стройки осуществлялись руками заключенных, которых с конца 20-х годов всегда было несколько миллионов. Например, после завершения строительства Беломорско-Балтийского канала (естественно, силами ГУЛАГа) было решено освоить всю его зону. Политбюро ЦК ВКП(б) 15 августа 1933 года принимает специальное постановление, по которому ОГПУ организует заселение районов (ссылка новых контингентов несчастных), начинает разработку минерально-рудных месторождений, осуществляет программу "буксиростроения и баржестроения". Необходимые материалы и средства для завоза "трудопоселенцев" выделяются. Более чем на девяносто процентов работ выполнялось в районе канала сотнями тысяч тех, кто попал в жернова "диктатуры пролетариата", а в действительности террористической партийной олигархии.

Все наркомы, созидая объекты "социалистического общества", требуют у Менжинского, затем Ягоды, потом у Берии — людей, людей, людей. Каждая дорога, мост, шахта, канал, комбинат унесли тысячи безвестных уже людей. Их могилы безымянны, число жертв неизвестно. Сталин, как верховный жрец, особо следил за тем, чтобы в адской топке никогда не погасал огонь. Нарком тяжелой промышленности С.Орджоникидзе, разворачивая строительство Прибалхашского медного комбината, жалуется Сталину, что Ягода не дает должного количества "рабсилы". Сталин тут же удовлетворяет просьбу. Так от имени диктатуры пролетариата российские якобинцы ведут свой эксперимент.

По воле кремлевских руководителей рабочий класс делится не только на тех, кто формально свободен, но и на миллионы других, одетых в лагерные бушлаты. Политбюро в августе 1937 года приняло решение о строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, а через год утверждает график-очередность прокладки гигантской трассы. Большинство объектов в соответствии с этим документом должны быть завершены в 1942 году, а достройка ряда участков — в 1945-м. И опять на НКВД возлагаются задачи составления проектных заданий, изысканий, производство работ и даже "заготовка" многих тысяч лошадей. Так же силами НКВД строились Норильский горно-металлургический комбинат, Днепрогэс, все крупнейшие гидроэлектростанции, множество шахт и заводов. "Гегемон" в огромной мере стал подневольным. Мы не всегда догадываемся, что у истоков этого явления стоял Ленин.

Да, Ленин, широко прибегнувший к практике "военного коммунизма" как способу быстрого перехода к социалистической форме хозяйствования. Мы долго утверждали, что "военный коммунизм" был рожден гражданской войной. Что это мера, форма, метод хозяйствования временные, что его можно было как просто ввести, так и легко ликвидировать, заменив нэпом. Это не так. "Военный коммунизм" был основой, сутью ленинской политики, и лишь его полный крах и несостоятельность заставили Ленина искать спасательные круги нэпа. Но так же верно и то, что "военный коммунизм" как детище Ленина полностью не умер и в последующие десятилетия. Важнейшие его элементы жили до конца восьмидесятых годов, да и сейчас кое-кто не прочь вернуть его распределительно-уравнительные компоненты.

Господство государства над обществом, а это всегда отстаивал Ленин, хотя и написал много об "отмирании государственной машины", предопределило живучесть "военного коммунизма". Вождь считал, что концентрация промышленности, финансов, безраздельная государственная монополия на производство, торговлю, цены приблизят социализм. Но это приближает лишь казарменную разновидность "военного коммунизма". И хотя, введя на некоторое время нэп, вроде бы похоронили "военный коммунизм", но Сталин к нему незаметно вернулся, используя ленинские идеи в своей трактовке: коллективизация сельского хозяйства, милитаризация промышленности, "гулагизация" народного хозяйства, внедрение в жизнь директивного метода управления как абсолютно социалистического.

Отцом "военного коммунизма" был Ленин, который перед лицом явлений революционной смуты увидел спасительный шанс в жестокой регламентации, насилии, глобальном распределении, контроле. Такой, по мысли Ленина, должна была в будущем стать и коммуна-государство. Правда, он наделял эту коммуну, едва ли в то веря, чертами пролетарской сознательности.

В своей работе "Государство и революция" Ленин нарисовал картины грядущего, которые шокируют и сегодня. "Чем демократичнее государство, состоящее из вооруженных рабочих, — писал автор, — тем быстрее начнет отмирать всякое государство.

Ибо когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных "хранителей традиций капитализма" — тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием (ибо вооруженные рабочие — люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой".

Я утомил читателя длинной цитатой, но она дает представление не только о роли пролетариата в "переходный период к коммунизму", которую ему уготовил Ленин, но и высвечивает важную грань "военного коммунизма". По существу, Сталин, возводя мрачные бастионы своей Системы, строго следовал ленинским рецептам и чертежам. И Ленин в одном прав: скоро мы такую методологию созидания грядущего рая стали считать естественной, она стала "привычкой". Поэтому утверждения, что "военный коммунизм" был кратковременным этапом советского строительства, по-моему, неверны. После кратковременного проблеска нэповских мотивов на вооружение Системы были взяты те же ленинские методы "военного коммунизма", лишь модернизованные и приспособленные Сталиным к его "ленинской стратегии". И даже его, Сталина, чудовищные утверждения, что "чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы…", являются логическим следствием "военно-коммунистического мышления".

Ведь если вспомнить, "военный коммунизм" вырос из стихии революции: расхищение помещичьей и заводской собственности, самозахват земель, мешочничество, отделение национальных окраин, бандитизм, спекуляция, милитаризация общества… Чтобы устоять перед лицом развязанной им стихии, Ленин решает упорядочить процесс и одновременно перейти к социалистическому способу производства и распределения. Это невозможно било сделать без неограниченного насилия. Но Ленин как раз и обещал его накануне революции. Отвечая 7(20) июля 1917 года буржуазной газете "День", Ленин откровенно заявляет: "Историки пролетариата видят в якобинстве один из высших подъемов угнетенного класса в борьбе за освобождение", тем самым подтверждая свое преклонение перед террором и революционным насилием.

Уже крах политики "комбедов" и продотрядов показал тупиковость, историческую бесперспективность "военного коммунизма", но Ленин и особенно Сталин сочли это естественной фазой революции. "Военный коммунизм" как форма диктатуры пролетариата в последующем был усовершенствован. Результатом явилось полное отчуждение производителей от продуктов своей деятельности. Проницательные умы давно заметили, что "военный коммунизм", а не только "капиталистическое окружение", предопределил милитаристское будущее России. В своих "Размышлениях о русской революции" еще в 1921 году П.Б.Струве писал: "Необходимо вообще отметить, что советский коммунизм в некоторых отношениях есть прямой наследник того, что принято называть военным хозяйством, военным социализмом или военным регулированием… Военный социализм регулировал большую или меньшую относительную скудость…"

Может быть, военная область оказалась единственной, в которой "советский коммунизм" был в состоянии конкурировать с западными демократиями. Не случайно на протяжении десятилетий важнейшим показателем величия советского государства была мощь. И мощь прежде всего военная. Не надо при этом забывать, что глубинные истоки этого феномена лежат в ленинской политике "военного коммунизма".

Чтобы сохранить какие-то стимулы для повышения производства, на протяжении десятилетий искали эффективный "заменитель" материальной заинтересованности, некий суррогат личного интереса. Ленин рассмотрел, увидел его в социалистическом соревновании. Надо признать, что пока в обществе существовала обстановка преклонения перед Идеей, стимул соревнования хорошо ли, плохо ли, но действовал. До тех пор пока не превратился в формальную, бюрократическую пустышку. Но длительное время соревновательные мотивы, освященные революционными и идеологическими добродетелями, действовали: миллионы людей верили, что они совершают "подвиг", борются "за честь", выполняют "ленинские заветы". Сталину удалось в 30-е годы, опираясь (и организуя) на отдельные выдающиеся примеры и образцы труда, увлечь миллионы людей на выполнение и перевыполнение производственных заданий. Возможно, это был моральный пик "военного коммунизма в попытке найти внеэкономические стимулы повышения производительности труда.

В 1935 году на шахте "Центральная-Ирмино" забойщик Алексей Стаханов установил фантастический трудовой рекорд, выполнив несколько норм. Это как бы подхлестнуло рабочих (с помощью парткомов, конечно) и в других сферах производства. Вскоре уже кузнец А. Бусыгин добился рекордных результатов, а затем машинист П.Кривонос, металлург М.Мазай, обувщик Н.Сметанин, ткачихи Е. и М.Виноградовы… Сталину это и было нужно. Неважно, что стало падать и без того низкое качество работы, резко усилилась аварийность. Об этих фактах Сталин скажет в своем докладе в марта 1937 года, квалифицировав рост аварийности как "вредительство", форму проявления обострения классовой борьбы.

Для Сталина Стаханов явился зачинателем нового коммунистического движения. По решению ЦК партийные пропагандисты одну за другой строчили брошюры и книжки: "Мой метод", "Год на родине стахановского движения", "Рассказ о себе", "Рассказ о моей жизни"… а Алексей Стаханов, не читая, их подписывал. Сталин видел (и об этом писали) в стахановском движении реализацию указаний Ленина в его статье "Как организовать соревнование?"

То была попытка с помощью идеологических средств и партийного нажима резко поднять производительность труда. Слов нет, Алексей Стаханов (который постепенно был забыт) и его последователи заслуживают человеческого уважения. Эти люди верили, что своим трудом они приближают "светлое будущее". Немногие тогда понимали, что глубочайшие экономические пороки Системы с помощью соревнования и стахановцев в конце концов скрыть не удастся. И хотя еще долгие десятилетия после стахановских рекордов партийные функционеры, всячески ухищряясь, пытались реанимировать, оживить "социалистическое соревнование", этого, конечно, сделать не удалось. Экономические законы, как и законы природы, обмануть нельзя.

Сталин, ссылаясь на указания Ленина, перенес акцент с материального стимулирования на мотивы моральные. Появились многочисленные орденоносцы, герои, ударники. ЦИК СССР сообщал в 1939 году, что за "стахановский труд" было награждено орденами в промышленности 18 519 человек, в сельской школе — 4318 учителей, в области искусства — 1147 мастеров, в спортивной работе — 205 человек… Как объясняла официальная пропаганда, достижения советских людей, рекорд Стаханова есть продукт только советской системы. "Это могло случиться только в нашей стране, где трудящиеся работают на самих себя, на свой класс". Вождь народа товарищ Сталин сказал о стахановском движении, "что оно содержит в себе зерно будущего культурно-технического подъема рабочего класса, что оно открывает нам тот путь, на котором только и можно добиться высших показателей производительности труда…".

В этой цитате верно лишь утверждение, что это "могло случиться только в нашей стране". Стратегическая установка Сталина, что только на пути стахановского движения можно добиться "высших показателей производительности труда", свидетельствует о тупиковом мышлении первого ленинца. Эксплуатация энтузиазма, советского патриотизма, моральных стимулов во имя коренных перемен в экономике могла дать только исторически преходящие, временные результаты. Жить только Идеей в экономике долго нельзя, рано или поздно потребуются материальные аргументы.

После начала стахановского движения ЦК ВКП (б) провел в Москве Всесоюзное совещание пионеров социалистического труда. Все было обставлено так, как уже умели искусно делать партийные функционеры: речи, банкеты, театр, экскурсии, встреча с самим вождем народов… Стаханов — сочинили письмо (с помощью партийных пропагандистов из ЦК), в котором выражалось то, ради чего их привезли в Москву. В книге А.Стаханова читаем строки этого письма, опубликованного затем в "Правде": "..Родной наш, любимый друг и учитель! Вы только что благодарили нас за учебу. Вы, великий вождь народов, гений человечества, благодарили нас, рабочих и работниц, за науку. Какая для нас гордость, что Вы так высоко оценили наши простые речи на созванном по Вашей личной инициативе Всесоюзном совещании стахановцев. Как же нам благодарить Вас? Где найти слова признательности за ту учебу, которую дает нам каждый день партия своей грандиозной работой, которую делаете Вы, Ваш светлый большевистский ум, которую Вы дали нам еще раз сегодня своей замечательной речью. Спасибо большое, стахановское, огромное, как наша любовь к Вам, спасибо за учебу, дорогой Иосиф Виссарионович!

Мы готовимся к отъезду на наши родные шахты, заводы, фабрики, железные дороги. Мы несем с собой искры сталинского пламени и понесем их в массу. Со сталинской настойчивостью мы будем добиваться социалистической производительности труда. Мы будем выращивать зерна коммунизма, которые Вы своей прозорливостью разглядели в стахановском движении. Да, эти зерна уже зреют, а Вы являетесь тем солнцем, под которым они всходят буйным цветом".

Жернова истории вращаются медленно, но безостановочно. "Зерна коммунизма" так и не дали бурных всходов. И хотя над ними трудились миллионы субъективно честных людей во главе с "гегемоном революции", утопия осталась сказкой. Даже рациональное ядро идеи о социальной справедливости не нашло достойного выражения. Курс на уравниловку, постоянная готовность включить в социальную практику "отбирательные" и "делительные" механизмы опошлили даже то немногое, что имело шанс на выживание.

Рабочий класс стал массовым слугой партийной олигархии. Крестьянству повезло еще меньше. Ленин был откровенен, выступая на IV Конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 года: "Крестьяне понимают, что мы захватили власть для рабочих и имеем перед собой цель — создать социалистический порядок при помощи этой власти". Но это неправда: не "для рабочих" и тем более не для крестьян. Для партийной олигархии.

После смерти Сталина его наследники с завидным постоянством среди множества государственных дел как приоритетное выделяли закупку хлеба за границей. Нет, при Сталине не производили хлеба больше. Даже наоборот. Но диктатор мог "посадить" население гигантской страны на карточки, выпустить его на тощее жнивье голода, да и вообще не придать нехватке хлеба какого-либо серьезного значения. Но Хрущев, Брежнев и другие последователи-"ленинцы", отвергнувшие крайности сталинизма, уже не могли игнорировать огромную нехватку хлеба как основного продукта питания населения и как корма для животноводства. Начиная с 1957 года закупки огромных партий хлеба в США, Канаде, других странах стали постоянными, "плановыми".

…16 августа 1975 года Брежнев внимательно читал записку Н.Патоличева (уже почти десятилетие до него Хрущев, а затем вот теперь и Брежнев "изучали" подобные записки). Глава торгового внешнеэкономического ведомства докладывал: "К ранее закупленным 15 млн. 950 тыс. тонн (о чем мы Вам докладывали на прошлой неделе) нам удалось закупить еще 1 млн. 950 тыс. тонн зерна. Таким образом, по состоянию на 16 августа с.г. всего закуплено 17 млн. 900 тыс. тонн зерна". Далее Патоличев писал, что, кроме США, зерно закуплено в Канаде, Аргентине, Румынии, Австралии. Ведутся переговоры но закупке зерна во Франции, Западной Германии, Венгрии, Югославии, Аргентине, Бразилии и Австралии. Цель состоит в том, пишет Патоличев, чтобы к фактически купленным 20 млн. тонн "прикупить" еще 10 млн. тонн. Нужно закупить 30 миллионов тонн.

Но чем расплачиваться?

Об этом говорится уже в другой записке, направленной в Политбюро и подписанной А.Косыгиным, И.Архиповым, Н.Байбаковым, тем же Н.Патоличевым, М.Свешниковым, В.Деменцевым, Ю.Ивановым. На закупку зерна требуется 4 млрд. 934 млн. долларов. Авторы записки предлагают дополнительно к ранее утвержденным объемам продать 15 млн. тонн нефти, 1,6 млн. тонн дизельного топлива, автобензин, мазут, а главное — еще 397 тонн золота. Хотя годом раньше обошлись на "оплату стоимости закупаемого зерна и фрахта 265 тоннами золота".

Правда, руководители финансово-экономического блока государства сетуют, что "реализация золота при нынешней ситуации чрезвычайно затруднена. В 1975 году наблюдается заметное падение цен на мировых рынках золота в связи с резким сокращением спроса на него. Если в декабре 1974 года золото продавалось по цене 180–200 долларов за унцию, то теперь лишь на 141–146 долларов…".

Закупка зерна стала для руководителей КПСС постоянной, повседневной задачей. До того обычной, что их закупки стали планировать на многие годы вперед.

Например, в июне 1977 года те же А.Косыгин, Н.Тихонов, Н.Байбаков, З.Нуриев, В.Гарбузов, Н.Патоличев, Г.Золотухин, В.Алхимов, А.Макеев доложили в Политбюро целую программу закупок зерна (не его производства!) за границей. По расчетам Госплана, говорится в записке, в 1977–1980 годах потребуется закупить на свободно конвертируемую валюту 47,4 млн. тонн зерна.

По годам это выглядит так:

в 1977/78 году 11,5 млн. тонн

в 1978/79 году 11,7 млн. тонн

в 1979/80 году 12,0 млн. тонн

в 1980/81 году 12,2 млн. тонн

Конечно, в записке изложены прогностические соображения и о заготовках в собственной стране. Предполагалось получить в 1977 году — 88,2 млн. тонн, в 1978 году— 90 млн. тонн, в 1979 году— 91,2 млн. тонн, в 1980 году— 92,6 млн. тонн, плюс ко всему этому 47,4 млн. тонн зарубежного зерна. Это позволит, резюмируют авторы записки, "сохранить отпуск зерна из госресурсов на продовольствие, семенные цели, а также для поставок на Кубу, во Вьетнам, МНР, КНДР и на промпереработку в объемах, предусмотренных пятилетним планом".

Подписи всех членов Политбюро от Брежнева и Суслова до Романова и Щербицкого украшают сей документ. У себя дома зерна заготовляли, конечно, меньше, чем планировали, а закупали значительно больше, чем предполагали.

Всегда возникает вопрос: на какие цели и в каком объеме тратились валютные запасы государства?

В предыдущей к рассматриваемой пятилетке, согласно запискам, одобренным Политбюро, выделялось 1214 тонн золота на эти цели. Этого было явно мало. Остальное тоже привычно — дополнительная продажа: нефть, мазут, дизельное топливо, бензин, медь, цинк, магний, руда хромовая, алюминий, целлюлоза, уголь, технические алмазы, хлопок, автомобили, тракторы, станки и многое, многое другое.

Думаю, все сказанное выше достаточно убедительно свидетельствует о том, что ленинские планы большевиков в области сельского хозяйства не сбылись. Россию превратили (и приучили) из страны, вывозящей в большом количестве зерно на мировой рынок, в страну, регулярно его покупающую. Последние 25 лет, когда СССР покупал в больших объемах зерно в США и других странах, привели к тому, о Москва как бы финансово заботилась о развитии сельскохозяйственного производства других государств, но не своего собственного.

В послевоенные годы СССР за зерно перекачал в западные банки около двенадцати тысяч тонн золота! (Но это только часть платы за хлеб.) Да и закупалось не только зерно, но и мясо, масло и другие сельхозпродукты. Например, только в 1977 году и только за дополнительные" поставки мяса Политбюро было вынуждено пойти на дополнительную продажу за границей 42 тонн золота… Фактически все золото, что добывалось в стране, плюс постоянно таявшие старые запасы, уходили за границу за хлеб, мясо, продукты… Если бы экономическая система не была уродливой, эти фантастические суммы могли бы сделать отечественное сельскохозяйственное производство образцовым, сбалансированным, рентабельным. Если учесть, что наивысший объем запасов чистого золота в СССР был достигнут в 1953 году — 2049,8 тонны, то нетрудно представить, что все, что добывалось позже, а это всегда в размере 250–300 тонн в год, продавалось за хлеб.

Кто-то из окружения Л.И.Брежнева решил однажды показать генсеку всю безрадостную ретроспективу снабжения хлебом страны с 1940 по 1977 год. Министр заготовок СССР Г.С.Золотухин 16 октября 1978 года доложил первому лицу государства справку "О заготовках и расходе зерна госресурсов".

До 1953 года производили зерна относительно меньше, чем после 1953 года. Самый урожайный год в сталинские времена — 1952-й, когда было заготовлено 34,7 млн. тонн зерна. Но практически никаких серьезных закупок никогда не производили. Хотя, например, в 1945, 1946 годах был сильный голод во многих областях СССР. Например, нарком внутренних дел Татарской АССР Горбулин докладывал Берии, что 46 тысяч дистрофиков в республике срочно нуждаются в помощи.

Сталин боролся за хлеб другими методами. В июле 1947 года вождю докладывают, что "за хищение, разбазаривание и порчу хлеба привлечено к уголовной ответственности 22 678 человек", главным образом председатели колхозов, директора заготпунктов и элеваторов "Особенно большое количество хищений и фактов разбазаривания хлеба вскрыто в Украинской ССР. МВД УССР только в июле месяце привлекло к уголовной ответственности 10 511 человек". По сути, так "покрывались" нехватки хлеба: репрессиями, умолчанием проблемы, жестоким нормированием.

После 1953 года заготовлено хлеба меньше фактического расхода в 1954, 1955, 1957, 1959, 1960, 1961, 1963, 1965, 1967, 1968, 1969, 1970, 1971, 1972, 1974, 1975, 1976, 1977 годах. Нехватки покрывались бесконечными закупками, использованием госрезерва. Например, в 1975 году (в своем роде печальный рекорд) заготовили 50,2 млн. тонн зерна, а фактический расход оказался 89,4 млн. тонн — на 39,2 млн. тонн больше, чем получили на отечественных полях. Брежнев прочел справку, похожую на исторический приговор колхозной большевистской системе, и просто расписался. Он то ли не понял существа документа или просто привык к подобным провалам.

Страна привыкла покупать хлеб, благо было на что: нефть, газ, лес, руда, металлы, промышленные товары, золото. Коммунистическое общество грабило своих' потомков.

Сталин (в последний год правления) добился наивысшего показателя по запасам золота потому, что не тратил благородный металл на зерно. Сталин, наверное, согласился бы, чтобы половина его соотечественников вымерла, но на поклон к "капиталистам" идти и не подумал бы. К тому же в 1953 году ГУЛАГ был многомиллионным. Колымский край изрыгал не только золото, но и без устали перемалывал человеческие судьбы. Вот уж где воистину на каждой унции золота следы крови и страданий.

На протяжении десятилетий страна проедала фантастические по объему запасы, которыми ее наделила природа, история, мученический труд людей. Не случайно, что все цифры, которые я привел в начале этого раздела, были глубоко спрятаны за грифами самых главных секретов государства. Ведь фактически они, повторюсь еще, — приговор Системе, приговор ленинскому кооперативному плану".

Когда Ленин 26 октября (8 ноября) 1917 года делал доклад о земле и соответствующем декрете на II Всероссийском съезде Советов, то всенародно заявил, что вопрос о земле, во всем его объеме, "может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием". Ленин был вынужден заявить, что "для руководства по осуществлению великих земельных преобразований, впредь до окончательного их решения Учредительным собранием, должен повсюду служить следующий крестьянский наказ, составленный на основании 242 местных крестьянских наказов…".

Далее Ленин стал старательно перечислять все восемь пунктов этого наказа: право частной собственности на землю отменяется, она становится всенародным достоянием и распределяется местным и центральным самоуправлением. Земельный фонд подвергается периодическим переделам в зависимости от прироста населения…

Пока Ленин читал пространный наказ, из зала то и дело слышались неодобрительные выкрики. Докладчик споткнулся, но среагировал на них:

— Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ул равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов…

Ленин едва скрывал свое недовольство, что эсеровская программа, будучи социалистической по существу, обходит вопрос о диктатуре пролетариата и решает вопрос о земле в рамках традиционной крестьянской общины. Для эсеров государство в этом вопросе лишь вспомогательный элемент. О своем видении проблемы Ленин во весь голос скажет на 111 Всероссийском съезде. Здесь он, правда, будет вынужден заявить, что союз большевиков с левыми эсерами "создан на прочной базе и крепнет не но дням, а по часам". Но тут же заявит, что крестьяне должны твердо знать: "Нет другого пути к социализму, кроме диктатуры пролетариата и беспощадного подавления господства эксплуататоров".Только диктатура и только пролетариата… Фактически крестьянство, освободившись от одного хомута, должно быть готово надеть другой — пролетарский, точнее, большевистский.

Именно этот пункт применительно к крестьянству заведет в конце концов большевиков в исторический тупик. В одной из последних своих работ "О кооперации" Ленин изложил концепцию приобщения крестьянства к социализму. Есть в статье немало верных мыслей и предложений. Например, о том, что нэп является формой соединения частного и общего интереса, о том, что кооперация сельского хозяйства — дело постепенное и рассчитано на одно-два десятилетия, о необходимости "культурного переворота" и другие положения. Но все они полностью девальвируются старыми якобинскими мотивами: "обеспечение руководства… пролетариатом по отношению к крестьянству", "собственность на средства производства в руках государства" и т. д. По сути, от здравых рассуждений Ленина не остается и следа, когда он пишет, что есть нечто пошлое и фантастическое в мечтаниях о том, "как простым кооперированием населения можно превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую войну в классовый мир (так называемый гражданский мир)".

Любые благие пожелания, помыслы, стремления революционеров рушатся, как только большевики затягивают свою любимую боевую песнь о классовой борьбе, диктатуре пролетариата, насилии в деревне. Сразу же не остается в жизни места политической и экономической свободе, добровольности, вековым традициям иной, небольшевистской общинности. В наиболее полной форме и виде свое отношение к крестьянскому вопросу Ленин проявил в годы гражданской войны. По сути, это была политика последовательного стравливания крестьян, разжигания гражданской войны в деревне. Даже трудное, порой отчаянное положение с продовольствием в стране не может оправдать ленинской жестокости по отношению к самой производительной части крестьянства. Слово "кулак" у Ленина всегда соседствует с кипящей ненавистью. А ведь не продай он семейного имения в Алапаевке, он бы сам попадал под раскулачивание по первому разряду…

В мае 1918 года Ленин пишет основные положения декрета о продовольственной диктатуре. Вождь требует, чтобы в декрет вошли идеи о "беспощадной и террористической борьбе и войне против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки хлеба". Председатель Совнаркома настаивает, чтобы "точнее определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в места сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины".

Все, что пишет в это время Ленин о крестьянстве, проникнуто откровенным озлоблением, открытой ненавистью к тем, кого он именует кулаками. "Сытая и обеспеченная, скопившая в своих кубышках огромные суммы денег, вырученных от государства за годы войны, — пишет Ленин в "Декрете о продовольственной диктатуре", — крестьянская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты…" Ленин категорически требует: "Этому упорству жадных (крестьянских хищников) деревенских кулаков и богатеев должен быть положен конец…"

Я не случайно взял ленинское выражение "крестьянские хищники" в название раздела. Оно поразительно точно характеризует отношение Ленина к самой производительной, трудовой, хозяйственной, работящей части населения села. Казалось бы, сохранив ее, эту зажиточную часть, нужно постараться поддержать бедноту и поднять ее до уровня благополучной деревенской прослойки. Поднять экономической, финансовой, налоговой, иной помощью. Зачем равняться на бедность и нищету? А не наоборот? Но тогда сразу рушится ленинская схема о "диктатуре пролетариата" и "классовой борьбе"! Ведь именно об этом говорил Ленин на III Всероссийском съезде Советов: "Представлять себе социализм так, что нам господа социалисты преподнесут его на тарелочке, в готовеньком платьице, нельзя, этого не будет. Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, — да, мы за такое насилие!"

Как явствует из стенограммы, после этих слов Ленина в зале раздался "гром аплодисментов". Именно этот пункт ленинской программы построения социализма в деревне с помощью неограниченного насилия обесценил, разрушил, сделал ее ничтожной и преступной. Именно в борьбе с кулачеством Ленин ввел в российский обиход зловещий, исторически кровавый термин "враг народа", создал институт массового заложничества, организовал заградительные отряды и концлагеря. То было страшное социальное "творчество" вождя русской революции, которого Виктор Чернов называл "фактическим Робеспьером". Ленин не скупится на страшные требования — "расстрел на месте", делает законом выдачу в половинном размере стоимости, виданного хлеба тому, кто укажет на наличие излишков у своего односельчанина, а попросту донесет на соседа.

К середине 1918 года буржуазия усилиями большевиков была полностью ограблена. Ленинский лозунг "Грабь награбленное" реализовали быстро. Грабить — не работать. У большевиков не осталось больше крупного объекта для своих экспериментов, кроме крестьянства. Натуральный, а затем единовременный чрезвычайный революционный налог всей пролетарской, металлической невыносимой тяжестью ложился на крестьянство, в первую очередь зажиточное. Деревня ответила массовым глухим сопротивлением, протестом, затем и многочисленными восстаниями, которые беспощадно топились в крови. Набеги продовольственных отрядов на деревню стали регулярными, что подталкивало к жестокому голоду в 1921–1922 годах. Особенно крупным (а всего их были десятки) восстанием было выступление крестьянства в Тамбовской губернии, начавшееся в августе 1920 года. Москве пришлось приложить огромные усилия, сконцентрировать крупные военные силы, чтобы подавить его. По указаниям Политбюро РКП и самого Ленина была проявлена исключительная жестокость по отношению к восставшим крестьянам.

Интересная деталь: Ленин в своем якобинстве был достаточно сдержан по отношению к интервентам и даже Колчаку, Деникину, Врангелю. Но, как только дело доходило до крестьян, казачества, он преображался, становился маниакально беспощадным в своей неудержимой жестокости. Вот, например, какой приказ полномочной комиссией ВЦИК № 171 от 11 июня 1921 года был обнародован в те дни с одобрения "ленинского Политбюро". "…Банда Антонова решительными действиями наших войск разбита, рассеяна и вылавливается поодиночке. Дабы окончательно искоренить все эсеро-бандитские корни и в дополнение к ранее отданным распоряжениям, полномочная комиссия ВЦИК приказывает:

1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте без суда.

2. Объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых, в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия, расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество конфискуется, а старший работник в семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семей или имущество бандитов, — старшего работника таких семей расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита, имущество его распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко

Командующий войсками Тухачевский

Председатель губисполкома Лавров

Секретарь Васильев

Приказ прочитать на сельских сходах".

У защитников ленинской политики и ленинизма в целом всегда фигурирует один главный аргумент: действия Ленина в годы гражданской войны определялись экстремальной обстановкой голода, разрухи, хаоса. Мол вождь большевиков был "вынужден обстоятельствами" принимать жестокие, непопулярные меры. Но как ответить тогда на вопросы:

— приказы, подобные вышеприведенному, разве диктовались необходимостью и их можно оправдать?

— разве не Ленин уже в декабре 1917 года призвал к расправе над "богатыми", благословив большевиков на расстрелы?

— как могли вести себя "богатые", буржуазия, кулаки, которых Ленин фактически поставил вне закона?

— кто создал обстановку хаоса, беззакония, грабежа в гигантской стране?

— чьими усилиями Россия оказалась побежденной и пала ниц перед почти поверженным противником в лице Германии?

— кто уполномочил Ленина и его соучастников на кровавые эксперименты в огромной стране?

Таких вопросов тысячи. Удовлетворительного ответа для защитников Ленина и ленинизма нет.

Беспредельная жестокость по отношению к восставшему крестьянству считалась у большевиков естественной, нормальной, революционной. Политбюро РКП полностью поощряло этот геноцид собственного народа. Лишь изредка раздавались слабые голоса протеста. Председатель Московского Комитета Красного Креста, что располагался на Кузнецком мосту, 15, Вера Фигнер в сентябре 1921 года направила письмо в Ревтрибунал Республики, где говорилось: "В местах заключения г. Москвы содержится в настоящее время большое число крестьян Тамбовской губернии, высланных "тройкой" 4-го боевого участка в качестве заложников за родственников до ликвидации антоновских банд.

Taк, в Ново-Песковском лагере содержится 56 человек, в Семеновском — 13, в Кожуховском — 295 чел., в том числе стариков свыше 60 лет — 29 чел., малолетних до 17 лет — чел. и между ними не достигших 10 лет от роду — 47 человек, а пятеро не достигли и одного года. Все эти люди прибыли в Москву в самом плачевном состоянии — оборванные, полуголые и голодные настолько, что маленькие дети роются в выгребных ямах, чтобы найти себе какой-нибудь кусочек, который можно было бы съесть…

По изложенным основаниям Политический Красный Крест ходатайствует о смягчении участи вышеозначенных заложников и о возвращении их на Родину в свои деревни…"

Но власти были совершенно глухи к таким мольбам. Только кровь и железо были способны спасти большевиков. В мае 1921 года в распоряжении Тухачевского было уже больше 50 тыс. регулярных войск, три бронепоезда, три бронеотряда, несколько пулеметных отрядов на грузовиках, около 70 орудий, сотни пулеметов, авиаотряд. Войска в случае сопротивления сжигают села, в упор расстреливают из орудий крестьянские избы, не берут в плен восставших.

Антонов после разгрома снова пытается зажечь очаг сопротивления. Еще несколько месяцев крестьянский вожак тревожит большевиков. Однако в мае 1922 года с помощью чекистов Антонова выслеживают, в чем помогают и предатели. Антонов с братом был застигнут врасплох вечером 24 июня 1922 года в одном из домов села Н.Шибряй. Изба, где находился Антонов, подожженная, запылала. Братья отстреливались около часа, пока наконец не решились на прорыв к лесу. Но пули красноармейцев оборвали жизни братьев.

Еще долго, однако, на Тамбовщине сухо трещали выстрелы — власти мстили народу за поддержку Антонова.

Эта зловещая страница большевизма еще почти не освещена. Восстания, менее крупные, чем в Тамбове, вспыхивали в Орловской губернии, в Астраханской, Брянской, Пензенской, Воронежской, на Дону, Ставрополье, в Поволжье, в Западной Сибири. Например, в Тобольской губернии число восставших достигало нескольких десятков тысяч человек. В 1921 году фактически внешних фронтов не было и в то же время потери Красной Армии, брошенной на подавление внутренних смут, составляют 171 185 человек. И это без учета потерь войск ВЧК, ЧОН, специальных коммунистических отрядов. В течение 1921–1922 годов военное положение сохранялось в 36 губерниях и областях.

Разоренная деревня не в состоянии была прокормить страну. Во многих губерниях начинается голод. Мизерное количество хлеба получают рабочие городов. Тем не менее государство продолжает продавать хлеб за границу. В конце 1920 года НКИД предлагает, например, "послать в Италию вторую партию хлеба". ЦК решает: "признать политически необходимым дать Италии еще некоторое количество хлеба. Точное определение количества хлеба и условий его отправки поручить установить Компроду и НКВТоргу".

Голодают тридцать шесть миллионов человек; ежедневно умирают от недоедания многие тысячи людей. А Политбюро под председательством Ленина 7 декабря 1922 года принимает поистине преступное решение: "Признать государственно необходимым вывоз хлеба в размере до 50 миллионов пудов". Цюрупе поручается "общее наблюдение за операцией по продаже хлеба" в тот момент, когда страна корчится в муках голода.

Большевистский режим, преступный с самого начала, никогда не заботила ценность человеческой жизни. Верно говорил Бердяев: "В большевике есть что-то запредельное, потустороннее. Этим жутки они". Страна в голоде, цивилизованный мир, преодолевая советские рогатки, везет хлеб в Россию, а она продает свое зерно в огромных количествах за рубежом… Да, "жутки" большевики.

Голод нарастает. Администрация США принимает решение об оказании крупной помощи голодающим. Она действительно была весьма значительной. Многим гражданам Советской России удалось благодаря этой помощи сохранить жизнь. Однако в то самое время, когда американская организация "АРА", преодолевая коммунистические препоны, доставляла хлеб в Россию, Ленин, ЦК РКП отправляли огромные суммы золотых средств для инициирования революционных выступлений по всему миру, для форсирования создания новых и новых компартий.

Например, реквизируя ценности у российской буржуазии, грабя церкви, расхищая царские золотые запасы якобы для закупки хлеба, Политбюрю использует их по своему усмотрению для иных целей. К слову, согласно решению высшего партийного ареопага от 15 октября 1921 года, "ни один расход золотого фонда не может быть произведен без особого постановления Политбюро".

Страна, погруженная во мрак, хаос, разруху, голодает, а Политбюро не только продает хлеб, но и шлет огромные суммы золота за рубеж своим коммунистическим агентам. Перечислю лишь малую часть переданных в то время ЦК РКП своим ставленникам долларов, марок, фунтов, крон для инициирования "революционного процесса".

Венгерская компартия.

Руднянскому — 250 000

Эберлейну — 207 000

Браслер Калуш — 194 000

Чехия. Ив. Синека — 288 000

подпись неразборчива — 215 000

Германия. Рейху для Томаса — 300 500

ему же — 100 000

ему же — 3000

ему же — 7500

ему же — 65 000

подпись неразборчива — 250 000

Р.Ротхегель — 639 000

Розовскому для Рейха — 275 000

Италия. Любарскому для Карло — 15 200

ему же — 331 800

ему же — 13 000

ему же — 300 000

Берзину — 487 000

Америка. Котлярову — 209 000

Хавкину — 500 000

Андерсону — 1 011 000

Джону Риду* — 1 008 000 …

Англия, Балканы, Швеция, Швейцария… Список бесконечно длинный. И так — ежемесячно… Скорбный список преступного разбазаривания национальных средств… А в это время умирают, умирают люди.

Я думаю, что Ленин никогда не любил Россию и ее народ. Он любил только власть и свои безумные идеи…

Ленин, верный своему конспиративному мышлению, видит в деятельности международных организаций по оказанию помощи голодающим не столько гуманитарную потребность, сколько "происки империалистической буржуазии". Характерна в этом отношении собственноручно написанная Лениным записка Молотову 23 августа 1921 года.

"Предлагаю ПБ постановить:

создать комиссию с заданием подготовить, разработать и провести через ВЧК и др. органы усиление надзора и осведомления за иностранцами.

Состав комиссии: Молотов, Уншлихт, Чичерин.

Ленин".

На следующий день Политбюро, естественно, приняло соответствующее постановление, и ВЧК усилило слежку за иностранцами. Сохранилось много документов за подписями Сталина, Троцкого, Каменева, согласно которым благотворительным американским организациям чинились всяческие препятствия: ограничения в объеме на передачу продовольствия частным лицам и организациям, взимание денег за их провоз по российским дорогам, за использование складов и т. п. Складывается впечатление, что большевистским руководителям собственные идеологические принципы были неизмеримо важнее, чем жизнь российских граждан. Люди, способные на любую жестокость в собственной стране, не могут понять гуманистические мотивы, человеколюбие незнакомых людей. Они для них остаются только "буржуа", от которых ничего хорошего ждать не следует.

Эсеры, считавшиеся выразителями и защитниками интересов крестьянства, ядовито критиковали большевиков до тех пор, пока их всех не извели в лагерях и тюрьмах. В уже упоминавшейся брошюре "Что дали большевики народу" есть глава: "Власть — против крестьян".

В эсеровском документе, в частности, говорится: "Большевики с самого начала своего проклятого царства показали себя врагами крестьян. Чтобы добыть хлеба, они снарядили военные экспедиции в деревни… Крестьянин вздохнуть свободно не может: то разверстка, то трудовая повинность, то лес руби, то солдат и подводы поставляй, то последний скот веди на убой… Крестьянства в России 90 миллионов, значит, огромное большинство. А какое участие принимает крестьянство в управлении государством? Рабочих в Советы по одному выбирают от 5 тысяч, а крестьян по одному от 25 тысяч…"

Но эсеры уже не могли защитить крестьянство. Оно стало для большевиков основным "строительным материалом" в их беспощадном эксперименте.

Ликвидация восстаний в России одновременно означала и ликвидацию эсеровской партии — главной защитницы крестьянских интересов. Ведь большевики, формально примирившись с эсеровской программой о земле и фактически присвоив ее, никогда не соглашались с главным пунктом: земля — достояние трудового народа, а конкретно — крестьянской общины. У большевиков был иной взгляд: земля — собственность только государства. Разгром эсеров развязал большевикам руки. По указанию Ленина быстро принимается Земельный кодекс РСФСР, согласно которому отбрасываются эсеровские мотивы о принадлежности земли трудовому народу — тем, кто ее обрабатывает. Земля объявляется государственной собственностью.

Положение крестьян предопределено: они станут живым придатком чужой собственности. Это положение закрепляется и в российской Конституции. Фактически была подготовлена правовая почва коллективизации: непосредственные производители были отстранены от средств производства (земли). То был ленинский план огосударствления крестьянства, огосударствления сельской общины и подготовка их к новому социальному закабалению, но теперь уже на "принципах социализма". Нэп дал возможность перед долгим заточением в колхозное рабство лишь сделать несколько последних глотков свободы, и без того уже сильно ограниченной.

Эсеры не сразу сдались. Они пытались разъяснить народу пагубность большевистского курса. Хотя программа самих социалистов-революционеров во многом была ущербной, но в отношении крестьянства она значительно полнее отражали их интересы. В упомянутой выше брошюре "Что дали большевики народу" эсеры попытались дать анализ краха аграрной политики большевиков. Написанная зло и убедительно, брошюра долго ходила в России по рукам. ЧК, ГПУ, ОГПУ уже в двадцатые годы за чтение такой литературы обычно ставили человека "к стенке". Брошюра с хлесткими подзаголовками: "Царство смерти", "Царство голода", "Царство холода", "Царство нищеты", "Царство разрушения", "Война без конца" и другими подобными давала убийственную и в основном верную характеристику результатов хозяйничанья большевиков в России.

По сути, грядущая коллективизация началась на методологических устоях, сформулированных Лениным: преобразования в деревне — преобразования государственные Допустимо и неизбежно насилие. Кооперирование сельского хозяйства — только в условиях диктатуры пролетариата. Ленин и большевики смогли овладеть деревней главным образом потому, что им удалось разжечь войну внутри самого крестьянства, стравить зажиточных мужиков с безземельными, худосочными, плохими работниками. Большевики перенесли и в село гражданскую войну. Ценой гибели миллионов они усмирили российскую деревню, повели ее "по новому пути", как и учил Ленин.

Не случайно Сталин, когда коллективизация шла к концу, выступая на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 7 января 1933 года, то и дело апеллировал к Ленину. Говоря об итогах пятилетки в четыре года в области сельского хозяйства, Генеральный секретарь партии обильно цитировал главного вождя:

Ленин говорил, что, "если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель" (см.: Т. XX. С.417).

Ленин говорил, что "только при помощи общего, артельного, товарищеского труда можно выйти из того тупика, в который загнала нас империалистическая война" (см.: Т. XXIV. С.537).

Ленин говорил, что "необходимо перейти к общей обработке в крупных образцовых хозяйствах; без этого выйти из той разрухи, из того прямо-таки отчаянного положения, в котором находится Россия, нельзя" (см.: Т. XX. С.418).

Сталин заявляет, что пятилетка в области сельского хозяйства перевыполнена "в три раза". При этом вопреки своей воле говорит то, что, по большевистской логике, должно находиться под особым секретом. "Партия добилась того, — повысил голос Генеральный секретарь в притихшем зале, — что вместо 500–600 миллионов пудов товарного хлеба, заготовлявшегося в период преобладания индивидуального крестьянского хозяйства, она имеет теперь возможность заготовлять 1200–1400 миллионов пудов товарного зерна ежегодно".

Что верно, то верно. Колхозы удобны для государства прежде всего тем, что из них можно изымать хоть все зерно. За символическую цену. Только дать команду. Можно организовать и "встречные планы". Можно выгрести все… Это ленинская форма" хозяйствования стала уникальным каналом безвозмездного присвоения всего прибавочного продукта и часто — сверх того. Выступая в том же месяце того же года с речью "О работе в деревне", Сталин сформулировал главную задачу сельских коммунистов — "подгонять вовсю хлебозаготовительную кампанию". Так и сказано: именно "подгонять". А мешать могут только, говоря словами Ленина, "крестьянские хищники" — кулаки, которые, настойчиво повторял Сталин, "разбиты, но далеко еще не добиты". А это было уже более простым делом, говорил Сталин, "ибо мы стоим у власти, мы располагаем средствами государства, мы призваны руководить колхозами, и мы должны нести всю полноту ответственности за работу в деревне".

Но Сталин, как и все большевистские руководители, никогда не был откровенен перед народом. Именно в то время, когда состоялись упомянутые выше выступления Сталина по "колхозным вопросам", шло усиленное "добивание" кулака. Беспощадное добивание. Я приведу лишь несколько выдержек из решений ленинского Политбюро", подписанных Сталиным.

Выписка из протокола Политбюро № 128 от 16 января 1933 года:

"По телеграмме Балицкого.

Принять предложение тт. Кагановича и Балицкого о высылке 500 семей кулаков из пределов Одесской области".

Выписка из протокола Политбюро № 128 от 16 января 1933 года:

"Телеграмма Косиора.

Принять предложение Косиора о выселении 300 семей кулаков из Черниговской области…"

Такие же выписки свидетельствуют: в январе 1933 года Политбюро одобрило выслать из Днепропетровской области 700 семей из Харьковской — 400 семей.

По телеграмме Шеболдаева принято решение Политбюрю о высылке с Северного Кавказа дополнительно 30 тысяч осужденных кулаков в северные концлагеря…

В этих же документах значится, что Политбюро постановляет о дополнительном расселении в северных районах Сибири 1 миллиона спецпереселенцев. С мест только просят увеличить войска ГПУ и дать право местным органам без разрешения центра применять "ВМН" — высшую меру наказания.

Бесчисленное количество документов о "дополнительном выселении" из Башкирии 1000 семей "злостных единоличников", из Нижневолжского края 300–400 "наиболее злостных саботажников", с Северного Кавказа еще добавочно 400 семей кулаков… А вот еще одно постановление Политбюро: "Выселить в кратчайший срок в северные области СССР из станицы Полтавской (Сев. Кавказ), как наиболее контрреволюционной, всех жителей, за исключением действительно преданных соввласти. Всех исключенных за саботаж хлебозаготовок и сева коммунистов выселить в северные области наравне с кулаками".

Чудовищно страшные документы. Огромное их количество как бы приподнимает завесу над судьбами миллионов российских крестьян, единственная "вина" которых в том, что они хотели быть хозяевами собственной судьбы, а не новыми крепостными XX века.

"Ленинцы", сидевшие в Политбюро и принимавшие, словно на конвейере, эти бесконечно бесчеловечные документы, еще не знают, что их коллеги по партийному ареопагу через четверть века будут регулярно заседать, ломая голову, где и на что закупить еще и еще зерна. Это все звенья одной преступной цепи. Подрезав жилы российскому крестьянству еще при Ленине, большевистские вожди, вернув село в барщину XX века, до последнего момента не хотели признать, что давно уже шли в исторический тупик.

Когда в годы перестройки на заседании Политбюро обсуждался доклад на торжественном заседании, посвященном 70-летию Октября, М.С.Горбачев заявил: "Ликвидация кулачества как класса — правильная была политика. Да и зачем термины менять? Это так было. Но с одним не можем согласиться — с этими заданиями по раскулачиванию. Соревнование и форсирование коллективизации привели к тому, что была задета значительная часть среднего крестьянина-труженика. Это разные вещи. Но политика в отношении кулачества была правильная…" Горькие слова реформатора, который, похоже, позже многих освободился от ленинской кольчуги догматизма.

Крестьяне и в гражданской войне, и при "социалистических преобразованиях" пострадали больше всех. Им была совершенно непонятна кровавая война вокруг идей и лозунгов Ленина, призывов Интернационала, программ социалистов. Но именно крестьян больше всех мобилизуют, отправляют, высылают, у них реквизируют, отбирают, их репрессируют, ссылают. Ужаснее судьбы российского крестьянства трудно что-либо себе представить.

Немыслимо вообразить, но это именно так — большевиков пугало малейшее улучшение жизни на селе. Зажиточность отдельных крестьян рассматривалась как тенденция "обуржуазивают" деревни, роста числа кулаков! Классовые очки начисто лишили большевиков элементарной рассудочности и здравого смысла. Известный большевик Е.Преображенский утверждал, например, что из рядов середняцкой массы постоянно выделяется прослойка нехозяйственного крестьянства, "увлекающегося" задачей повышения урожайности на основе индивидуального интенсивного хозяйства. Но это путь в кулачество! Подумать только, ленинцы боялись роста оппозиции своей Системе среди людей, которые становятся зажиточными!

И в то же время в крестьянстве большевистское руководство видело основной источник финансирования индустриализации. Впрочем, наследники Ленина этого и не скрывали.

Выступая на пленуме ЦК ВКП(б) 9 июля 1928 года, Сталин заявил: крестьянство "платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно еще переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности — это во-первых; и более или менее недополучает на ценах на сельскохозяйственные продукты — это во-вторых. Это добавочный налог на крестьянство, в интересах подъема индустрии. Это есть нечто вроде "дани", нечто вроде сверхналога…".

На этом пленуме Сталин заявил, ссылаясь на Ленина, беря его в свои союзники, о необходимости "применения чрезвычайных мер" в деревне И они наступили. "Колхозную революцию" Сталин назвал "глубочайшим революционным переворотом, равнозначным по своим последствиям революционному перевороту в октябре 1917 года".

Эту "колхозную революцию", или коллективизацию, Сталин возвел в ранг чрезвычайного положения для всей страны. Чрезвычайщина длилась несколько лет. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) хорошо усвоил уроки Ленина, когда тот не колеблясь мог принимать в критический момент самые радикальные решения. Он, например, помнил, как в драматические месяцы весны 1918 года, когда хлеб перестал поступать с Украины (там хозяйничали немцы) и его нужно было изыскать в других районах, Ленин показал образец решительности. В своем выступлении по текущему моменту 26 мая 1918 года он предложил Военный комиссариат превратить в Военно-продовольственный комиссариат, то есть "сосредоточить 9/10 работы Военного комиссариата на переделке армии для войны за хлеб и на ведении такой войны…". За нарушения дисциплины в такой войне предложил "ввести расстрел". Создавать продовольственные отряды и посылать их на войну за хлеб…

Пришло время, и Сталин дал свой роковой сигнал для еще одной войны в деревне… Команда генсека прозвучала в его речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 года, проходившей в Коммунистической академии ЦИК СССР. Сталин заявил, что "от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса". А ведь еще за два года до этой речи кулацкие хозяйства производили более 600 млн. пудов зерна (по сравнению с 80 миллионами, даваемыми имевшимися тогда колхозами и совхозами). Но у кулаков хлеб нужно было купить, а в колхозе его можно было просто забрать!

Когда Сталин выступал перед аграрниками-марксистами, по его заданию в это же время готовили новые важные документы для рассмотрения на Политбюро. В январе 1930 года их утвердили. В частности, была одобрена директива "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". Это очень пространный, детальный документ, исполнение которого не оставило никаких исторических шансов наиболее работящей и трудолюбивой части российского крестьянства. Сталин собственноручно вписал тезис о "срочности" принимаемых мер. Согласно директиве Политбюро вводились три категории в оценке кулаков:

"а) первая категория — контрреволюционный кулацкий актив — немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь… перед применением высшей меры репрессии;

б) вторую категорию должны составить остальные элементы кулацкого актива… они подлежат высылке в отдаленные местности Союза ССР;

в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки…"

Директива предписывала ОГПУ плановое задание по количеству высылаемых в концлагеря на север и восток страны. В таблице указаны только главы семей, поэтому количество сосланных в 5–7 раз больше.

Средняя Волга Сев Кавказ Украина

Центрально-Черноземная

область

Нижняя Волга

концлагерь 3–4 тыс. 6–815

высылка

8—10 тыс. 20

30—35

3— 5

4— 6 4—5

4— 5

5— 6

10—15 10–12

6—7

10—15 10—15

Белоруссия

Урал

Казахстан

"В отношении остальных областей и республик аналогичную наметку поручить произвести ОГПУ по согласованию с соответствующими крайкомами и ЦК ВКП(б). Районами высылки должны быть необжитые и малообжитые местности… Высылаемые кулаки подлежат расселению в этих районах небольшими поселками, которые управляются комендантами. Конфискуемые у кулаков средства производства поступают в неделимый фонд колхозов… Предоставить ОГПУ на время проведения этой кампании полномочия по внесудебному рассмотрению дел…"

Страшный Молох по раскрестьяниванию российского мужика благодаря стараниям большевиков работал кроваво, долго, методично. По моим подсчетам (вероятно, неполным), под раскулачивание попали 8,5–9 миллионов российских мужиков, их жен, детей, стариков. Около четверти погибли в первые месяцы после раскулачивания, еще четверть — в течение года.

Широко известна версия раскулачивания, рассказанная Сталиным Черчиллю в августе 1942 года: "Это было что-то страшное, это длилось четыре года. Чтобы избавиться от периодических голодовок, России было необходимо пахать землю тракторами. Мы были вынуждены пойти на это. Многие крестьяне согласились пойти с нами. Некоторым из тех, кто упорствовал, мы дали землю на Севере для индивидуальной обработки. Но основная их часть (имеются в виду кулаки. — Д.В.) была весьма непопулярна и была уничтожена самими батраками…"

Кто же были эти "батраки"? Похоже, что не только те, кому Политбюро пообещало 25 процентов отобранного у кулаков добра. Главными "батраками" был сам Сталин и его камарилья в Политбюро. Но (вот парадокс истории) они были тогда весьма популярны! Диктатура в обстановке пропагандистской демагогии довольно часто в истории заставляет видеть черное белым (простите, красным). Многим в стране казалось: этот фантастический эксперимент сразу решит все проблемы. Так думали и большевики. То было страшным заблуждением.

Такова была чудовищная цена реализации Сталиным плана "введения социализма в деревне". Это было время превращения крестьянства в подневольное полурабское "социалистическое" сословие. А наиболее профессиональная, работящая его часть была безжалостно ликвидирована.

Большевики смахнули миллионы людей в небытие, на задворки жизни, как хлебные крошки со стола. Российское крестьянство в основном безропотно приняло на себя тяготы мученичества — слишком много жизней, крови, энергии отняли гражданская война, непрерывные реквизиции, изъятия, конфискации, обложения, угрозы, расправы… Но вспышки отчаяния были. То тут, то там. Об одной из них сообщили в Москву из Дагестана. Сталин собрал Политбюро, где решили, что в Дидоевеком районе "целесообразно осуществить постепенно ликвидацию волнений путем изоляции района от внешнего мира и разложения его изнутри. Поручить Ягоде дать указания по линии ОГПУ… требовать выдачи главарей…" и т. д. В общем, кончилось и здесь тем же, чем в Тамбовской губернии и в других местах: репрессии, высылки, лагеря.

Окончательно крестьянство было покорено голодом, который обрушился на завершающем этапе коллективизации. Государство, как автор писал выше, имело возможность теперь из колхозов изымать хлеб без особых трудностей. Вплоть до семенного зерна. В 1932 году урожай был меньше, чем в предыдущие годы, но власть изымала у колхозов практически все зерно.

Кто противился — применяли новые методы. Вот, например, ЦК Компартии Украины заносил на "черную доску" села, "злостно саботирующие хлебозаготовки". 6 декабря 1932 года на такую, лоску" были занесены:

"1. село Вербка, Павлоградского района, Днепропетровской области;

2. село Гавриловна, Межевского района, Днепропетровской области;

3. село Лютеньки, Годячьского района, Харьковской области;

4. село Каменные Потоки, Кременчугского района, Харьковской области;

5. село Святотроицкое, Троицкого района, Одесской области;

6. село Пески, Баштановского района, Одесской области".

Вслед за занесением на "черную доску" сыпались кары: запрещение колхозной торговли, прекращение подвоза товаров, досрочное востребование кредитов, ну и конечно, в села поехали отряды ОГПУ для "очистки колхозов от чуждых и враждебных элементов".

В 1933 году Украину, Центрально-Черноземный район, Кубань, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан охватил жестокий голод. Продолжалось "изъятие" кулаков для заселения Беломоро-Балтийского канала. Тысячи людей бросились в города, но на дорогах, вокзалах уже стояли заслоны чекистов. Еще в декабре 1932 года последовало новое решение властей — крестьян лишили паспортов. Они окончательно превратились в советских крепостных.

Крестьяне с детьми ели траву, пытались собирать оставшиеся после жатвы колоски хлеба на жнивье. Но государство бдительно следило за всем; тут же вышло постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года, известное в народе как "закон о колосках". В постановлении говорилось: "Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества". За "колоски" обычно не часто давали расстрел, а вот на 10 лет в лагеря угодило несколько тысяч…

Десятки тысяч крестьян пополнили и так разбухшие сталинские лагеря. Голод унес еще 3,5 миллиона человек. То был заключительный аккорд коллективизации. Село замолчало, притихло.

А что же Сталин, главный организатор реализации ленинского "кооперативного плана"? Он остался верен себе. Уже вовсю работала пропагандистская машина, созданная партией. В разгар голода в феврале 1933 года созывается Всесоюзный съезд колхозников-ударников. Привезли полторы тысячи проверенных ОГПУ колхозников. На съезде с речами предстали главные "батраки", уничтожавшие крестьян: В.М.Молотов, А.М.Каганович, М.И.Калинин, К.Е. Ворошилов, а также "красный конник" С.М.Буденный. Но, конечно, главным событием съезда было выступление Сталина 19 февраля 1933 года. (В этот день умерло от голода, по среднестатистическим данным, около трех тысяч крестьян…) Сказал ли он что-нибудь о голоде? Нет, не сказал. Впрочем, намеком сказал.

Выступающие говорили, заметил Сталин, что "у рабочих есть достижения, а у колхозников гораздо меньше достижений… А вы знаете, чего стоили эти достижения рабочим Ленинграда и Москвы, какие лишения пережили они до того, чтобы добиться, наконец, этих достижений?". Дальше Сталин рассказал, что были времена, когда рабочим выдавали "по восьмушке фунта черного хлеба и то наполовину со жмыхами. И это продолжалось не месяц и не полгода, а целых два года…".

Прищуренные желтые глаза вождя обшарили большой зал, затихший, сжавшийся. Сталин дал понять, что лишения — дело обычное и даже обязательное, неизбежное. Вон рабочие же терпели…

Голод — эпизод. Главное, что они, ударники-колхозники, должны помнить о своем долге. Об этом генсек сказал предельно ясно: "От вас требуется только одно — трудиться честно, делить колхозные доходы по труду, беречь колхозное добро, беречь тракторы и машины, установить хороший уход за конем, выполнять задания вашего рабоче— крестьянского государства, укреплять колхозы и вышибать вон из колхозов пробравшихся туда кулаков и подкулачников". Сословие рабов XX века и не могло ждать другой установки.

В эти самые февральские дни 1933 года, когда проходил сталинский съезд колхозников-ударников, на той же Украине обкомы пытались что-то сделать, чтобы поднять на ноги тысячи опухших от голода людей. Киевский обком КП(б)У, например, постановил: "Всех опухших или находящихся от истощения в лежачем положении, как детей, так и взрослых", следует поднять на ноги до 5 марта путем перевода людей в специальные помещения и организации восстановительного питания. Но при этом требовалось "не разбазаривать колхозные фонды", что будет "караться строжайшим порядком". Обком на основании указаний из Москвы видел причины голода в "злоупотреблениях в колхозах, лодырничестве, упадке трудовой дисциплины и т. д.".

Это ведь надо было так повести дело, чтобы на благодатной Украине учинить голод!

Ленин говорил, что "простой рост кооперации для нас тождественен… с ростом социализма". Сталин назвал колхозы самой приемлемой формой кооперации. Ведь именно они, колхозы, оказались способными разрушить крестьянскую общину и превратить жителей села в государственных крепостных. С тех пор на протяжении десятилетий коммунистическая система с поразительным упорством пыталась добиться, чтобы колхозная барщина стала эквивалентной свободному труду. Сколько состоялось "исторических пленумов" ЦК партии, какое количество средств и сельхозтехники отправлено в деревню, какие только манипуляции ни проводились с руководителями колхозов, осчастливленных шефством горожан, а результата желанного так и не получилось.

Страна, которая до революции давала более четверти мирового производства зерна, превратилась в стабильного покупателя огромного количества хлеба. Это, по сути, исторический приговор большевистскому эксперименту. В годы сталинской диктатуры зерно, конечно, не покупали; для первого ленинца" гибель от голода миллионов сограждан была не более чем досадным эпизодом в великом походе к лучезарному будущему". Начиная же с Хрущева, проложившего истоки десталинизации, все руководители ежегодно ломали голову: что еще продать, кроме очередных 200–300 тонн золота, чтобы кое-как прокормить страну? Только один раз Брежнев решился запросить справку о заготовках и расходе зерна (государственных ресурсов) за длительный исторический отрезок времени. Она была представлена с грифом "особой важности", и ее тут же упрятали в "Особую папку". Всего две страницы нескольких колонок бесстрастных цифр с беспощадной ясностью высветили то, что было огромной партийной тайной: в советские годы почти всегда (за редчайшим исключением) хлеба стране не хватало. Обходились двояко: в сталинские времена голодали; позже — непрерывно закупали у капиталистов, которые, вопреки многочисленным пророчествам Ленина, так и не потерпели краха.

…Брежнев долго крутил эти два листка, с натугой вникая в смысл простых колонок цифр. Это что же, колхозный строй не может накормить страну? Давно выполнен ленинский завет об уничтожении "крестьянских хищников", а хлеба все не хватает? Выходит, после XX съезда мы все время покупали хлеб у капиталистов? А как же соревнование, целина, миллионы орденоносцев? Вон из Киева пришло предложение учредить высшее почетное звание "Герой Коммунистического Труда" и присвоить его, естественно первому, ему, Леониду Ильичу… Рябит в глазах от цифр. Начиная с 1957 года закупаем, закупаем, закупаем. Сотни, тысячи тонн золота, миллионы тонн нефти, газа, металла — и все это за хлеб?

Обычно Брежнев ставил дежурную резолюцию: "Вкруговую". Это значит ознакомить всех членов Политбюро. Сейчас он просто, держа плохо слушающимися пальцами дорогую ручку, вывел: "Л.Брежнев. 17.Х.78". Не стоит обсуждать этот вопрос на Политбюро. Просочится за стены Кремля, чего доброго, информация… А значит, и читать больше никому не нужно… Вон на столе у него новая толстая пачка бумаг о награждении победителей социалистического соревнования в честь 60-летия Великой Октябрьской революции… Подпишет эти бумаги, а об остальном не стоит ломать голову…

Ленин был не только демоном разрушения, но и Демиургом созидания. Пролетарского, марксистского "созидания". Он хотел через несколько месяцев "ввести" социализм, через несколько лет "построить" коммунизм. Его предложения на этом пути были радикальны и импульсивны. По предложению Ленина 12 апреля 1918 года СНК утвердил декрет, подготовленный А.В.Луначарским, "О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистической революции". Предполагалось, что уже к 1 мая модели новых памятников вместо старых будут рассмотрены. Но снести с пьедесталов "царей и слуг" оказалось более легким делом, нежели поднять на них новых кумиров.

В России исступленно рушили не только церкви, но и памятники, все то, что напоминало народу о "проклятом прошлом". Чугунные и бронзовые цари, всякие там графы и князья, царские генералы и губернаторы стаскивались с пьедесталов, перевозились в литейные цеха, на свалки, в глухие дворы. Шла конфискация прошлого. Никто еще не знает, что через семь десятилетий почти все повторится.

Ленин требовал, чтобы на месте монументов старого режима поднялись памятники пионерам и творцам новой революционной жизни. В конце июля 1918 года по его предложению на заседании СНК профессор М.Н.Покровский сделал доклад о необходимости установки в столице новых памятников, символизирующих неодолимость революции. В постановлении правительства говорилось о возведении в Москве "50 памятников в области революционной и общественной деятельности, в области философии, литературы и искусства".

Ленин предложил уже "через пять дней (!) представить в СНК на утверждение списки лиц, которым предполагается поставить памятники". Этому делу он придал характер скороспелой кампании.

После февраля 1917 года ленинским правилом стало нетерпеливое пришпоривание исторических событий. Совет Народных Комиссаров, следуя настойчивому ленинскому требованиях}, записал: "Поставить на вид Народному комиссариату по просвещению желательность спешного проведения в жизнь постановления СНК об украшении улиц, общественных зданий и т. п. надписями и цитатами". Через два дня "список" утверждается…

Ленин спешил быстрее навсегда перевернуть "царскую" страницу истории и начать свою, революционную, ленинскую. Через два месяца он требует доклада о ходе реализации постановления Совнаркома и приходит в негодование. Почти ничего не сделано! Звонит Луначарскому, тот оказывается в Петрограде. В город на Неве немедленно летит грозная ленинская телеграмма.

"Сегодня выслушал доклад Виноградова о бюстах и памятниках, возмущен до глубины души; месяцами ничего не делается; до сих пор ни единого бюста, исчезновение бюста Радищева есть комедия. Бюста Маркса для улицы нет, для пропаганды надписями на улицах ничего не сделано. Объявляю выговор за преступное и халатное отношение, требую присылки мне имен всех ответственных лиц для предания их суду. Позор саботажникам и ротозеям.

Предсовнаркома Ленин".

В стране голод, разруха, тиф, бандитизм, духовная и социальная смута. Вождь же хочет быстрее покончить со старым, вдохновить новыми чугунными идолами почти распятый народ. Ленин как будто не хочет или не может понять: в истории многое возникает, но ничего не исчезает. Все остается вечным достоянием истории. И как ни пытался вождь русской революции вытравить, например, память о русских царях, особенно, как он говорил, "идиоте Николае 11", последний спустя три четверти века, вероятно, превосходит, не без помощи большевиков, по популярности Ульянова-Ленина. Память и общественное сознание живут и функционируют по своим собственным законам, а не постановлениям большевистского Совнаркома или Политбюро.

Исторический эпизод с памятниками автор привел, чтобы постепенно подвести читателя к главной мысли: Ленин смотрел на духовную культуру общества сугубо прагматически. Только как большевистский политик. Все должно работать на революцию. А в ней на первом плане революционное просвещение и революционная агитация.

Н.К.Крупская, отвечая на анкету Института мозга в 1935 году, каким был Ленин, заметила: "Театр очень любил — всегда это производило на него сильное впечатление". Как автор книги, выскажу сомнение в этом утверждении, или, по крайней мере, думаю, что эта любовь была необычной. Та же Крупская вспоминала (но уже по другому поводу), что в эмиграции "пойдем в театр и после первого действия уходим"… В Москве ходил редко, но Крупская помнит, что в середине представления спектакля Диккенса "Сверчок на печке" заскучал и ушел… Любовь к театру была довольно странной. Но тем не менее — любовь.

Это не помешало Ленину поддержать идею закрытия Большого театра. Политбюрю ЦК не раз рассматривало этот вопрос и высказалось в том же духе. Однако Луначарский запротестовал, и СНК еще до постановления Политбюро его поддержал: нужно сохранить Большой театр. Однако Ленин настойчив. Даже упрям.

"Тов. Молотову

Узнав от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой оперы и балета, предлагаю Политбюро постановить:

1. Поручить Президиуму ВЦИК отменить постановление СНК.

2. Оставить из оперы и балета лишь несколько десятков артистов на Москву и Питер для того, чтобы их представления (как оперные, так и танцы) могли окупаться, т. е. устранением всяких крупных расходов на обстановку и т. п.

3. Из сэкономленных таким образом миллиардов отдать не меньше половины на ликвидацию безграмотности и на читальни.

4. Вызвать Луначарского на пять минут для выслушания последнего слова обвиняемого и поставить на вид…"

Кто станет возражать против ликвидации неграмотности? Но почему ценой ликвидации Большого театра и других великих национальных очагов культуры? Ленина это не заботило. Все его помыслы во власти революции и ее развития. Ценой снижения высшего уровня интеллекта нации Ленин хотел поднять планку обыденного сознания народа. Тогда им легче управлять.

В декабре 1918 года Ленин собственноручно пишет "Инструкцию о составлении книги для чтения рабочих и крестьян". Требования категоричны:.Задание: в двухнедельный срок составить книгу для чтения крестьян и рабочих… Темы: строительство Советской власти, ее политика извне и внутренняя. Например: что такое Советская власть. Как управлять страной. Закон о земле. Совнархозы. Национализация фабрик. Трудовая дисциплина. Империализм. Империалистическая война. Тайные договоры. Как мы предлагали мир. За что мы теперь воюем. Что такое коммунизм. Отделение церкви от государства. И так далее…"

Даже ликвидация неграмотности до предела политизирована. Ничего о прошлом; оно как бы конфисковано и сдано в утиль. Главное, рабочие и крестьяне должны знать, "что такое коммунизм".

Ленин, будучи человеком мощного интеллекта, понимал, что сознание — самая прочная крепость. С помощью даже ОГПУ ее непросто взять. Нужно мобилизовать партию и ту меньшую часть интеллигенции, что пошла с большевиками. Без нее, этой интеллигенции, сознание миллионов мужиков будет по-прежнему замусорено "старорежимной ерундой". Поэтому генеральный курс Ленина: подчинить интеллигенцию Советской России партийному влиянию, заставить ее работать на революцию. Когда 9 октября 1920 года Политбюро рассматривало вопрос "О съезде Пролеткульта", Ленин, Сталин, Каменев, Крестинский, Бухарин были единодушны, принимая постановление: "Провести на съезде резолюции о тесной связи Пролеткульта и о подчинении его партии". Главное — в подчинении.

Троцкий, который глубже разбирался в литературе и искусстве, чем другие большевистские вожди, тем не менее на встрече с московскими писателями и поэтами заявил: "Фабрика для создания новых пролетарских поэтов-художников у нас есть, но это не МАППы и не ВАППы, а РКП. Товарищам нужно сидеть в РКП и учиться. РКП воспитает пролетарского поэта, создаст действительно художественного литератора. И поэтому литератор-коммунист, как член РКП, должен сосредоточить свое внимание на творчестве своей партии…"

Так надвигалась трагедия культуры и интеллигенции; через партийность у них отбирали творческую свободу. Сознание не только крепость, но и последний оазис свободы. Чтобы сформировать элементарно мыслящего человека, которым легко управлять и манипулировать, большевики обильно кормили людей примитивной духовной пищей и семьдесят лет ограничивали, дозировали там, где считали ее "классово вредной".

В ноябре 1923 года А.М.Горький писал В.Ф.Ходасевичу:

"…Из новостей, ошеломляющих разум, могу сообщить, что в "Накануне" напечатано: в России Надеждою Крупской и каким-то М.Сперанским запрещены для чтения: Платон, Кант, Шопенгауэр, Вл. Соловьев, Тэн, Рескин, Ницше, Л.Толстой, Лесков, Ясинский (!) и еще многие подобные еретики. И сказано: "Отдел религии должен содержать только антирелигиозные книги…" Да, на протяжении семи десятилетий было огромное поле литературы, куда советскому читателю ходить было строго заказано. Воспитание советской интеллигенции, как проводника партийных решений, стало одной из главных задач большевиков. Программа этого воспитания была изложена в назидательной ленинской статье "Партийная организация и партийная литература.

Но вначале нужно было завершить "просеивание" интеллигенции. В своем большинстве она не приняла революцию. За это поплатилась жизнью, бегством, изгнанием десятков тысяч ее лучших представителей на чужбину.

Ленин поддержал идею духовного обескровливания Советской России. Те, кто был не способен перестроиться под требования революции, должны стать изгнанниками. В июне 1922 года на заседании Политбюро, где доклад "Об антисоветских группировках" сделал Уншлихт, было принято постановление, во втором пункте которого вводилось горестное и бесчеловечное наказание. Инакомыслящих решили лишать родины. "Предложить ВЦИК, — говорилось в документе, — издать постановление о создании особого совещания* из представителей НКИД и НКЮ, которому предоставить право, в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к более суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР".

Всесильное ГПУ немедленно приступило к отбору опасных для революции людей, а в действительности — духовной элиты российского общества. И уже 2 августа Уншлихт, ленинский предтеча бериевщины, пишет записку Сталину:

"Во исполнение постановления Политбюро высылаю протокол заседания Комиссии ПБ, список антисоветской интеллигенции Москвы, список антисоветской интеллигенции Петрограда с характеристиками…" Комиссия решила "произвести арест всех намеченных лиц, предложить им выехать за границу за свой счет. В случае отказа — за счет ГПУ. Одновременно закрыть контрреволюционные издания: "Вестник сельского хозяйства", "Мысль", "Экономическое возрождение" за публикацию антисоветских и идеалистических взглядов".

Люди из ГПУ были неглупыми: в списках "активной антисоветской интеллигенции" (составленных не по алфавиту, а по мерю докладов и предложений с "мест") оказались наиболее яркие представители интеллектуальной элиты России. Очень важными для операции обессмысливания российского интеллекта оказались личные указания вождя. Ленину списки высылаемых показывались несколько раз. Он уточнял, дополнял, делал пометки, ставил вопросы и передавал в ГПУ, Дзержинскому, Сталину, Уншлихту для "доработки". И даже когда первая крупная партия российских мыслителей осенью 1922 года была составлена для выдворения за околицу отечества, Ленин, находясь в отпуске по болезни, продолжал интересоваться вопросом, руководить дальнейшими действиями ГПУ.

"17.1Х. т. Уншлихт! Будьте любезны распорядиться вернуть мне все… бумаги с пометками, кто выслан, кто сидит, кто и почему избавлен от высылки. Совсем краткие пометки на этой же бумаге.

Ваш Ленин".

Ответил вместо отсутствующего Уншлихта его заместитель Г.Ягода на следующий же день, около полуночи (работы в ГПУ было много: столько людей нужно было арестовать, сослать, выслать, а то и расстрелять…).

"18.1Х.1922 г. 23 часа 45 мин.

тов. В.И.Ленину.

Согласно Вашего распоряжения посылаю обратно присланные Вами списки с соответствующими пометками на них, и фамилии лиц (выделенных отдельно), кои оставлены по тем или другим причинам в Москве и Питере.

С ком. приветом Г.Ягода.

P. S. Первая партия уезжает из Москвы 22.1Х. в пятницу. Г.Я.".

Списки пространны, обширны, с подзаголовками: ",Профессура 1-го Московского университета", "Профессора Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии", "Профессора Института инженеров путей сообщения", "По делу Вольно-экономического общества", "Список антисоветских профессоров Археологического института", "Общий список активных антисоветских деятелей по делу издательства "Берег", "Список лиц, проходящих по делу № 813 (группа Абрикосова)", "Список антисоветских агрономов и кооператоров", "Список врачей", "Список антисоветских инженеров", "Список литераторов", "Список питерских литераторов". Кроме этого составлен специальный "Список антисоветской интеллигенции г. Петрограда".

В первой "партии", включая дополнительный список, значится 120 человек. Документ первоначально подписан 31 июля 1922 года Каменевым, Курским, Уншлихтом. В конце горестного перечня блистательных имен, многие из которых и поныне являются гордостью России, стоит примечание Ягоды: "Согласно решения Политбюро ЦК РКП комиссия под председательством т. Дзержинского рассматривала ходатайства об отмене высылки лиц, считающихся незаменимыми в своей отрасли и о которых соответствующими учреждениями делались заявления об оставлении на месте".

Я не буду приводить весь список. Назову лишь ряд фамилий и пометки против них, сделанные в ГПУ. Ленин долго сидел над списком, но у него не возникло чувства духовного протеста, сожаления, осознания абсурда, алогичности и преступности акции, которую готовилась совершить под его руководством его партия. Очень многих из людей, которых лишали родины, он знал лично. Но, по мнению Ленина, "выдворение" — это было весьма "гуманно" (вождь мог вспомнить свою безбедную жизнь в тихой, благополучной Швейцарии).

Ленинский прищуренный взгляд быстро пробегал строчки приговорного списка, выделяя про себя знакомые фамилии.

Стратонов В.В. Высылается. На свободе.

Артоболевский И.А. За рев. трибуналом. Обвиняется в агитации против изъятия церковн. ценностей.

Тяпкин Н.Д. Содержится под стражей.

Велихов ПА. Содержится под стражей.

Коробков Н.М.Освобожден… Последняя стадия туберкулеза.

Лосский Н.О. Высылается. На свободе.

Кондратьев И.Д.Возбуждено дело по обвинению в содействии эсерам. Высылка временно приостановлена. Содержится под стражей.

Франк С.Л. Высылается. На свободе.

Айхенвальд Ю.И. Высылается. На свободе.

Осоргин М.А. Высылается. На свободе.

Степун ФА. Не разыскан.

Сорокин ПА Арестован. Высылается.

Замятин Е.И. Высылка отсрочена впредь до особого распоряжения.

Ермолаев Н.И. За границу не высылать. Предать СУДУ

Вислоух С.М. Арестован. Высылается.

Бердяев Н.А. Высылается. На свободе.

В параллельном списке ГПУ, где сформулированы обвинения против высылаемых, против фамилии Бердяева, например, записано: "Близок к издательству "Берег". Проходил по делу "тактического центра" и по "Союзу Возрождения", монархист, кадет правого устремления, черносотенец, религиозно настроенный, принимает участие в церковной контрреволюции. За высылку".

К слову сказать, эти роковые решения Ленин принимал, когда месяцем раньше Надежда Константиновна занималась с ним простейшими упражнениями: умножение двузначных чисел на однозначные и тому подобными интеллектуальными задачками. Тетрадь в 21 лист испещрена детскими по уровню упражнениями Ленина. Становится не по себе: человек с трудом может решить арифметический пример для семилетнего ребенка, но определяет судьбу людей — цвета нации…

Напрасно искать в "Биографической хронике" отражение этой полицейской деятельности Ленина. Ведь его жизнь всегда показывалась только с той стороны, которая была освещена солнцем. А что в тени вождя — не принято было говорить, требовалось всячески сохранять эти тайные покровы. Конечно, о записке 17 сентября Уншлихту в "Биохронике" ни слова. Хотя авторы сочли, например, нужным указать, что в этот же день Ленин "пишет записки дежурному секретарю и в Управление делами СНК с просьбой прислать конверты и клей лучшего качества". Видимо, по мысли высоких контролеров из ЦК, эпизод с "клеем" более важен для высвечивания исторического силуэта Ленина, нежели его деяния по интеллектуальному обескровливанию нации..

Ровно три года до этого, 15 сентября 1919 года, Ленин пишет длинное письмо Горькому, который прислал ему встревоженное послание по поводу арестов среди интеллигенции. Ленинское письмо крайне знаменательно, это, по сути, кредо вождя по отношению к интеллигенции. Можно было не сомневаться, что последователи вождя, впитавшие подобные ленинские установки, низведут российскую, советскую интеллигенцию до роли помыкаемой служанки.

Горький, как пишет известный публицист Е.К.Кускова, метался: его тянуло на родину, но оттуда шли тревожные вести; экзекуция над его народом продолжалась. Великий русский писатель, в чьей судьбе нашла своеобразное, но глубокое отражение трагедия русской интеллигенции, еще пока не сдался, но уже испытывал огромное давление из Москвы. Чтобы сохранить творческую свободу, Горький должен был остаться вне родины. Но это было свыше его сил. Письмо к Ленину с протестом и просьбой защитить российскую интеллигенцию было как последняя конвульсия его свободы.

Ответ Ленина был демагогически злым, безапелляционным, резким. Он как будто бы уже знал, что Горький будет сломлен и побежден. И вместе с ним — все осколки русской интеллигенции, оставшейся на родине.

Признав, что при арестах интеллигенции "ошибки были", Ленин тем не менее заключает: "Ясно и то, что в общем мера ареста кадетской (и околокадетской) публики была необходима и правильна". Ленин поучает Горького: "Интеллектуальные силы" народа смешивать с "силами" буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его, писанную в августе 1917 года, брошюру "Война, отечество и человечество". Короленко ведь лучший из "околокадетских", почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистической войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ 10 000 000 убитых на империалистической войне — дело, заслуживающее поддержки… а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики…"

Ленин, как всегда, категоричен: он знает, что его гражданская война справедлива, что если она справедлива, то "гибель сотен тысяч" — это чуть ли не достижение Русский писатель, посмевший высказать свою точку зрения на происходящее, сразу же становится "жалким мещанином".

Ленин далее утверждает, что "интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно".

Вот так цинично и плоско вождь русских большевиков оценил интеллигенцию своего отечества. Это не поразительная историческая близорукость, а "слепота классовых очков". К тому же, повторю, я глубоко убежден, прочитав множество документов о Ленине, — он никогда не любил Россию, как и ее интеллигенцию.

В конце письма Ленин не упускает, конечно, возможности нанести хлесткий удар и самому Горькому: "Не раз и на Капри и после я Вам говорил: Вы даете себя окружить именно худшим элементом буржуазной интеллигенции и поддаетесь на ее хныканье… Вполне понимаю, вполне, вполне понимаю, что так можно дописаться до того, что-де "красные такие же враги народа, как и белые" (борцы за свержение капиталистов и помещиков такие же враги народа, как и помещики с капиталистами), но и до веры в боженьку или в царя-батюшку. Вполне понимаю.

Ей-ей погибнете*, если из этой обстановки буржуазных интеллигентов не вырветесь! От души желаю поскорее вырваться.

Лучшие приветы.

Ваш Ленин".

Письмо, коряво написанное в истинно ленинском духе, выносит приговор российской интеллигенции. Раз она смеет сомневаться, даже быть "околокадетской", то какой же это мозг нации, это просто "г…о". Классовый скальпель Ленина безжалостен; мозг нации поврежден. На долгие десятилетия. Но это, так сказать, частное письмо, которое выражает прежде всего мировоззренческую установку самого вождя по отношению к интеллигенции, не принявшей революцию. Возможно, это так бы и осталось личным делом Ленина, не будь он главой советского правительства и признанным лидером большевиков. Ведь было ясно, что он просто не доверял интеллигенции. Вождь давно уже говорил, что "литературное дело должно стать составной частью… партийной работы". Разумеется, партийно-большевистской.

Уверовав раз и навсегда, что абсолютной истиной является марксизм, а затем большевизм, Ленин отказывал всем, абсолютно всем, иметь право на другую точку зрения и считать ее верной… На примере ленинского ума, мощного, сильного, но закованного в латы ортодоксального догматизма, можно проследить драму его политизации в такой степени, что мироощущение вождя превратилось в выражение светской религии, каковой стала идеология большевизма. В ленинской нетерпимости к инакомыслию есть нечто от средневековой инквизиции: вполне так можно дописаться до того, что-де "красные" такие же враги народа, как и "белые". Ленин не может даже теоретически допустить, что может быть прав кто-то, кроме "красных". Это ум религиозного фанатика, который не хочет в цепи рассуждений и аргументов даже допустить доводы иного плана. Ленин верит и требует, чтобы так верили и другие.

Все дело в том, что Ленин мог действительно требовать, ибо он был первым властным человеком в октябрьском эксперименте, облечен правами главы ордена диктатуры пролетариата. Поэтому другое его письмо, точнее, пространная записка, написанная Сталину, носит характер категорической директивы по отношению к инакомыслящей интеллигенции.

"т. Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т. п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас.

Решено ли "искоренить" всех этих энесов? Пешехонова, Мякотина, Горенфельда? Петрищева и др.?

По-моему, всех выслать. Вреднее всякого эсера, ибо ловчее. Тоже А.Н.Потресов, Изгоев и все сотрудники "Экономиста" (Озеров и мн. мн. другие). Меньшевики Розанов (врач, хитрый), Вигдорчик, Мигуло или как-то в этом роде, Любовь Николаевна Радченко и ее молодая дочь (понаслышке злейшие враги большевизма); Н.А.Рожков (надо его выслать; неисправим); С.Л.Франк (автор "Методологии"). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго.

Насчет Лежнева (бывший "День") очень подумать: не выслать ли? Всегда будет коварнейшим, насколько я могу судить по прочитанным его статьям.

Озеров и все сотрудники "Экономиста" — враги самые беспощадные Всех их — вон из России. Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!

Всех авторов. Дома литераторов", питерской "Мысли"; Харьков обшарить, мы его не знаем, это для нас "заграница". Чистить надо быстро, не позже конца процесса эсеров.

Обратите внимание на литераторов в Питере (адреса, "Новая Русская книга", № 4, 1922 г., с.37) и на список частных издательств (стр.29).

С коммунистическим приветом Ленин".

Полицейское распоряжение Ленина, бессвязное, но написанное на одном дыхании, химическим карандашом, — беспощадно, жестоко по своему содержанию. Безусловно, это послание вождя адресат расценил как директиву, начертав в верхнем углу: "Т. Дзержинскому, с возвратом. Сталин".

Мы долго, более четверти века, размышляли после XX съезда партии, откуда пришла к Сталину беспримерная жестокость по отношению к своим соотечественникам. Не было и намека даже подумать (автор настоящей книги в том числе), что отцом внутреннего терроризма, беспощадного и тотального, был сам Ленин. Другое дело, откуда у Ленина эта страсть. Он не бегал из тюрем и ссылок, как деклассированный революционер Джугашвили, а спокойно проживал в благополучных странах и городах…

Думаю, все это от усвоенной Лениным философии "революционного права и морали" — все дозволено во имя достижения цели. Макиавелли не мог и предположить, что в истории будет столь прилежный интерпретатор его теории. Помните, как в своем "Государе" выдающийся мыслитель эпохи Возрождения писал: "О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого не употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят…"

Фанатичная вера в то, что история оправдает любые его шаги и меры, если цель будет достигнута, окончательно поселилась в сознании Ульянова-Ленина, когда власть (довольно неожиданно и для него самого) оказалась в руках большевиков.

Я бы назвал это явление якобинством души. Лидер партии, как глава специальной службы, показывал пример чекистам, как нужно "заботиться" о выполнении "спущенных" партией директив. Уже в конце 1922 года Ленин вновь возвращается к теме высылки. Он диктует по телефону Фотиевой записку для Сталина еще об одном вольнодумце, Н.А.Рожкове:

"…Предлагаю: первое — выслать Рожкова за границу, второе — если это не пройдет (например, по мотивам, что Рожков по старости заслуживает снисхождения), то… послать, например, в Псков, создав для него сносные условия жизни и обеспечив его материально и работой. Но держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, нашим врагом до конца.

Ленин".

Так Ленин вносил личный вклад в реализацию своей зловещей формулы: "Очистим Россию надолго". От интеллектуальной совести. Ленина не останавливало, что его указание "перстом вождя" на жертвы — глубоко аморально. Ведь он лично был знаком с большинством тех, кому он предписывал: Зон из России". Если письмо к Горькому — суть выражения умонастроения Ленина по отношению к интеллигенции, то записка, адресованная Сталину, — конкретная директива, требующая быстрого исполнения.

К слову, не без ленинского влияния Политбюро ЦК в августе 1922 года приняло еще одно решение, расширяющее круг репрессий против интеллигенции, коллективный мозг" постановил "одобрить предложения т. Уншлихта о высылке заграницу контрреволюционных элементов студенчества. Создать комиссию в составе Каменева, Уншлихта, Преображенского". Большевики, ведомые Лениным, смотрели вперед; отрывали от родной почвы не только зрелых людей, но и зеленую поросль.

Таков был Ленин: он мог из безопасной Швейцарии заклинать социал-демократов в России идти путем революции, спокойно проживая при этом царскую пенсию матери и ее доходы с аренды поместья. Он мог, демонстрируя приверженность высшим принципам нравственности, протестовать: кто "солгал или кто интриговал в изложении частной беседы между мною, Мартовым и Старовером" (А.Н.Потресов) — и решительно предлагать высылку из отечества того же Потресова, которого знал с самого порога века… У Ленина "комплексов" не было; когда речь заходила о политике — для морали места не оставалось. Двойной стандарт в морали он считал естественным для себя.

Ведь, по существу, ленинский взгляд на художника, человека творческой профессии, сформировался у него еще в начале столетия. Отточил этот взгляд лидер большевиков, разглядывая со стороны российского гиганта мысли и пера Льва Николаевича Толстого. В этом отношении статья Ленина, приуроченная к восьмидесятилетию великого писателя, "Лев Толстой, как зеркало русской революции" весьма показательна. Даже Толстого, общепризнанного гения, Ленин способен оценивать лишь через призму революции…

"…С одной стороны, — писал Ленин, — гениальный художник, давший не только несравненные картины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы. С другой стороны — помещик, юродствующий во Христе С одной стороны, замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши, — с другой стороны, "толстовец", т. е. истасканный, истеричный хлюпик, называемый русским интеллигентом, который, бия себя в грудь, говорит: "Я скверный, я гадкий, но я занимаюсь нравственным самоусовершенствованием; я не кушаю больше мяса и питаюсь теперь рисовыми котлетками…"

Взгляд Ленина на Толстого — поверхностный и вульгарный. Толстой еще на пороге XX века смог подняться на позиции приоритетов общечеловеческих ценностей, а Ленин навсегда застыл в своих классовых блиндажах. Ведь лидер большевиков совершенно определенно утверждал, что "серьезнейшей причиной поражения первой русской революции" было толстовское непротивление злу насилием".

Но отмечу другое: великий Толстой понадобился автору статьи и для того, чтобы показать никчемность и ничтожность русской интеллигенции. Как и всякое явление, она многогранна. Но видеть в интеллигенции лишь "истасканных, истеричных хлюпиков" мог только человек, взгляд которого ограничен лишь прорезью классовой бойницы. Выгоняя творческую элиту за околицу отечества, Ленин обрекал ее на еще большие страдания.

Немалое число российских писателей, профессоров, ученых, инженеров, будучи загнанными в отчаянное положение, сами пытались выбраться за рубеж. Но здесь Политбюро и ГПУ проявляли бдительность. Генрих Ягода прислал в ЦК специальное письмо, где сообщал, что его ведомство имеет "заявления ряда литераторов, в частности Венгеровой, Блоха, Сологуба, о выезде за границу". Ягода предостерегал: "Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями, ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства".

По отношению к украинской интеллигенции поступили несколько иначе. По предложению Уншлихта на Политбюро было принято решение:.Заменить высылку за границу высылкой в отдаленные пункты РСФСР". Не знаю, кому повезло больше; если дожили эти люди с Украины до роковых тридцатых, то страшный сталинский серп выкосил их всех…

Выехать хотели очень многие, особенно те, кто не видел для себя возможности заниматься в Советской России творчеством. Очень быстро, например, в зарубежном рассеянии возникло такое уникальное явление, как могучая русская литература. Думаю, что в главных ее атрибутах — высочайшем мастерстве, свободолюбии, в честности перед собой и историей — она и в чуждой среде продолжила лучшие традиции литературной России. Возможно, прав Глеб Струве, написавший: "Много ли может советская русская литература противопоставить "Жизни Арсеньева" Бунина, зарубежному творчеству Ремизова, лучшим вещам Шмелева, историко-философским романам Алданова, поэзии Ходасевича и Цветаевой, оригинальнейшим романам Набокова?"

Я бы добавил к этому блистательному списку российских философов и писателей имена Н.А.Бердяева, К.Д.Бальмонта, З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковского, Игоря Северянина, Л.И.Шестова, Б.К.Зайцева, М.А.Осоргина, Вячеслава Иванова, Л.П.Корсавина, СА.Франка и многих, многих других, коим не нашлось места на родине. Пишу эти строки, а в подсознании бьется парадоксальная мысль, не будь жестоким Ленин в своей высылке, их всех бы уничтожил Сталин. Это так: после октябрьского переворота в Россию приходило средневековье XX века… Люди поверили в 1917 году, что миссионеры от большевизма поведут их в страну обетованную, которой станет весь мир после всеобщей революции. Думаю, что в это верил и Ленин. А пока, писал В.Ф.Ходасевич, мучаясь в изгнании бедами России:

Прервутся сны, что душу душат, Начнется все, чего хочу, И солнце ангелы потушат Как утром — лишнюю свечу.»

Пытались уехать в зарубежье целые коллективы. Еще в мае 1921 года Политбюро под председательством Ленина рассмотрело вопрос "О выезде за границу 1-й студии Художественного театра". Решили, однако: "Отложить решение вопроса до доклада Луначарского: сколько из отпущенных лиц из ученого и артистического мира вернулось на родину (дать заключение BЧK)". Долго спорили, отпускать ли Шаляпина. Сомневались Ленин, Сталин, Калинин, но поддержал просьбу великого русского певца Луначарский. В решении Политбюро записали: "Утвердить решение оргбюро и выпустить Шаляпина за границу при условии гарантии со стороны ВЧК, что Шаляпин вернется…"

Люди долгие десятилетия с болью в сердце бежали из коммунистического загона. Это было одностороннее движение (за редким исключением). Нужны ли еще какие-то доказательства глубокой ущербности Системы, откуда они вырвались?

Еще при жизни Ленина в большевистском правительстве почувствовали, что исход российской интеллигенции ставит в исключительно тяжелое положение промышленность, горное дело, транспорт, связь. На заседании Политбюро 9 августа 1923 года под председательством Каменева обсудили записку Дзержинского, в которой тот писал:

"За границей имеется ряд довольно крупных русских специалистов, тяготящихся условиями своей жизни и желающих вернуться в Россию и работать. А мы бедны спецами. Самые лучшие у нас спецы — это полученные и почему-либо не расстрелянные от Колчака, Деникина и Врангеля. Надо давать индивидуальные прощения и принимать в русское гражданство…" Решили:.Допускать возвращение русских специалистов из эмиграции и привлекать их к работе". Но за рубеж в ходе гражданской войны ушла лавина интеллигенции, вернулись тоненькие ручейки… Да остались еще те, "почему-либо не расстрелянные".

Однако, убедившись в существовании за рубежом огромной интеллектуальной России, Политбюро ЦК уже в 1923 году обязало ВЧК "организовать разложение белогвардейской эмиграции и использование некоторых ее представителей в интересах советской власти". Созданный позже специальный Иностранный отдел ОГПУ вел широкую "разработку" российской эмиграции, а иногда и "ликвидировал" особо "злобных врагов советской власти". Многочисленные тома спецсообщений советских агентов из западных столиц свидетельствуют: российские власти вначале изгнали массу интеллигенции, а затем делали все возможное для ее "разложения", дискредитации, подкупа для агентурных целей, стравливания различных группировок друг с другом. На многих известных ученых, писателей и, конечно, политических деятелей эмиграции были заведены многочисленные специальные дела-формуляры, в которых фиксировался каждый заметный общественный шаг человека, его высказывания и настроения. Например, в обширном фонде "Русская эмиграция" можно найти данные о слежке, отраженные в формулярах, почти за всеми влиятельными лицами российской эмиграции из числа интеллигенции: Федотове, Мельгунове, Бердяеве, Адамовиче, Алданове, Бальмонте, Берберовой, Бунине, Шмелеве, Гиппиус, Мережковском, Набокове, Теффи, Бурцеве, Вишняке, Евреинове, Кшесинской, Стравинском и многих, многих других.

Интересно, что советская спецслужба пыталась втереться, например, в доверие к Н.А.Бердяеву и использовать его имя и влияние в своих целях. Однако, как сообщил агент Каль, Бердяев не принесет пользы, ибо "критикует коммунизм, является решительным противником материалистической философии и склонен беседовать лишь о теологии". Может быть, поэтому в формуляре ИНО ОГПУ Бердяев значится под кличкой Духовник.

После нескольких попыток приблизиться к Бердяеву разведчики Менжинского со своим явно не теологическим мировоззрением оставили великого мыслителя в покое.

Советское руководство беспокоило в — деятельности эмиграции и то, что лишенная родины интеллигенция, русская буржуазия, даже находясь в бедственном материальном положении, быстро организовали издательства, свои газеты, журналы. Так ИНО ОГПУ докладывал большевистской верхушке, что в Париже созданы издательства "Русская земля", "Русский очаг", "Белый архив". Выходят периодические издания "Отечество" — орган николаевцев "Вестник крестьянского союза", "Ухват" — юмористический журнал, "Театр и искусство", "День русской культуры",Звено". В издании этих и иных газет и журналов участвуют Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Ливен, Гукасов, Мире кий, Милюков, другие известные люди. Кремлевское руководство боялось проникновения белогвардейской литературы в Советскую Россию и предприняло превентивные меры по ограждению сознания своих граждан от "тлетворного буржуазного влияния".

Так подробно остановившись на высылке Лениным цвета российской интеллигенции, автор, естественно, не сводит ее трагедию к этому печальному акту. Главной чертой трагедии интеллигенции в Советской России стало лишение ее творческой свободы. Даже последний оазис свободы — сознание человека — оказался в глухой осаде запретов, угроз, репрессий, всевозможных ограничений. Те, кто не принял революцию, но вынужден был как-то адаптироваться к новой горькой действительности, пытались что-то изменить в стране. В этой связи стоит упомянуть о так называемом "деле врачей". Нет, не сталинском деле 1953 года, а о малоизвестном теперь событии еще 1922 года, при жизни Ленина.

В начале лета 1922 года в Москве прошел Всероссийский съезд врачей. Нарком здравоохранения Семашко так докладывал своей запиской о съезде Ленину и членам Политбюро.

"…Недавно закончившийся съезд врачей проявил настолько важные и опасные течения в нашей жизни, что я считаю нужным не оставлять членов ПБ в неведении…

На съезде был поход против медицины советской и восхваление медицины земской и страховой. Просматривалось стремление поддержать кадетов, меньшевиков, создать свой печатный орган.

Что касается изъятия верхушки врачей: докторов Грановского, Манула, Вигдорчика, Ливина, то надо согласовать с ГПУ. Не создадим ли арестом им популярности?"

Ленин увидел за частным проявлением свободомыслия врачей нечто более опасное и написал резолюцию на докладе Семашко: "Т. Сталину. Я думаю, надо строго секретно, не размножая, показать это и Дзержинскому, всем членам Политбюро и вынести директиву…"

Состоялось два заседания Политбюро по "делу врачей" — 24 мая и 8 июня 1922 года. Лишь один Томский воздержался при голосовании, заявив: "Вопрос съезда врачей требует иной постановки дела. Во многом виноваты мы". По настоянию Ленина тем не менее было принято постановление "Об антисоветских группировках среди интеллигенции".

Оно было жестким: любые съезды можно проводить лишь с разрешения ГПУ; ему же проверить благонадежность всех печатных органов; усилить фильтрацию при приеме в учебные заведения, отдав предпочтение рабочим;

запретить создание новых творческих и профессиональных обществ без обязательной регистрации в ГПУ; образовать постоянную комиссию для высылки интеллигенции; предложить ГПУ внимательно следить за поведением врачей и всей интеллигенции…

Уншлихт по принятии директивы тут же представил предварительные списки неблагонадежных врачей с компрометирующими характеристиками: Верхов, Гуткин, Рубцов, Эфрон, Франк, Энтин, Федоров, Верховский, Канцель, Грегори, Зборский, Личкус, Теплиц, Лихачев, Лифшиц… Вопрос о немедленных арестах было решено передать в комиссию в составе Уншлихта, Курского, Каменева.

Предусмотренные меры — чисто полицейского, карательного характера — знаменовали дальнейшее усиление тоталитарных тенденций в обществе. Ведь именно в таких системах идет наступление прежде всего на творцов "духовной продукции", интеллектуальную элиту страны. Российская интеллигенция, стоявшая у истоков демократического февраля, да и октябрьского переворота, оказалась одной из главных жертв революции, по которой проехал беспощадный каток диктатуры пролетариата, а точнее, диктатуры ленинской организации, называвшей себя партией большевиков.

Партия в духовной жизни стала определять все: что читать, кого почитать, кого ненавидеть, кого издавать, кого награждать. Подумать только: Политбюрю, например, специально 13 сентября 1921 года под председательством Ленина обсуждает вопрос Покровского: кому читать лекции в Институте красной профессуры. Решили: Деборину разрешить читать курс философии марксизма (Аксельроду тоже), а Базарову в отношении чтения по капиталу — отклонить". Зато вопрос, повторю, об издании там писем и дневников бывшей императрицы Политбюро в феврале 1921 года рассматривало подробнее и основательнее, чем проблему голода…

Что имело хоть какое-то отношение к идеологии, для большевиков стало стратегическим вопросом. Даже возвращение белого генерала Слащева, рвавшегося обратно в Россию, обусловили требованием: "Написать мемуары за период борьбы с Советской Россией". Естественно, с "разоблачением" "белого" движения. Даже стенографов выделили, что не помешает, в конце концов, "ликвидировать" самого генерала. Да, генерал Слащев был "ликвидирован" НКВД.

Интеллигенция по своей сути была носительницей неистребимой идеи либерализма. При сохранении своего политического влияния либерализм был бы важным гарантом недопущения крайностей пролетарской диктатуры. Ленин понимал это лучше других. Поэтому не случайно, что еще задолго до рокового октября он повел яростные атаки на либеральную буржуазию. В статье "Рабочая и буржуазная демократия", написанной в начале 1905 года в Женеве, Ленин однозначно сказал, что в социал-демократии есть два крыла: пролетарское и интеллигентское. Второе — суть либеральное, неспособное на решительные, революционные действия. Либерализм — "движение буржуазии", и этим все сказано. Интеллигенты, либералы способны лишь на соглашательство с буржуазией, утверждает Ленин.

Поскольку в социал-демократии меньшевики были ближе всего к либерализму, клеймо "соглашателей" досталось прежде всего им. Ленин проницательно видел, что большевизм с его радикальностью не имеет никаких шансов в "нормальной" политической парламентской борьбе, в условиях функционирования Учредительного собрания. Оно, это Собрание, неизбежно стало бы выразителем либеральной умеренности, на что абсолютно не мог пойти Ленин. Поэтому не случайно Ленин продолжал наносить все новые удары по либерализму и его носителям — российской интеллигенции.

Политбюро эпизодически привлекало внимание партии, спецслужб в необходимости строить отношения с интеллигенцией в духе пролетарской диктатуры. На заседании Политбюро 11 января 1923 года его члены и кандидаты в члены Каменев, Томский, Рыков, Троцкий, Калинин, Бухарин сформулировали очередную установку: "Предложить ГПУ усилить наблюдение за лицами либеральных профессий и своевременно принимать меры по обезвреживанию врагов советской власти". Призыв не остался неуслышанным.

Высылка интеллигенции за границу, в окраинные места России — очередные ленинские удары. Но интеллигенция, часто почти раздавленная, обычно не отвечала большевикам этим же. Она продолжала оставаться интеллигенцией.

…В 1931 году в Париже начал выходить либеральный эмигрантский журнал "Новый град". В редакционной статье первого номера российские интеллигенты писали: "Поколение, воспитанное на крови, верит в спасительность насилия". Авторы призывают не поддаваться чувству мести, а защищать вечную правду личности и ее свободы гуманистическими способами. Ненавидя палачей России, мы не видим для них будущего. Но лишь на пути христианства, считают авторы, возможна социальная правда. Таков либерализм, превыше всего оберегающий свободу и отвергающий насилие. Разве мог Ленин, идеальный выразитель пролетарской диктатуры, найти общий язык с жрецами этой вечной идеи?

Трагедия интеллигенции была предрешена несовместимостью большевистской диктатуры и свободы. Режиму нужна была послушная, безмолвная интеллигенция.

В ленинское и послеленинское время такое ее состояние достигалось простыми и, казалось, эффективными методами. Вот иллюстрация.

"Тов. Сталину.

Направляю сообщение начальника управления НКВД по Свердловской области тов. Дмитриева о писателе Каменском В.В. от 4 июля 1937 г.

Каменского В.В. считаю необходимым арестовать. Прошу Вашей санкции.

15 июля 1937 г.

Н.Ежов".

Дмитриев же сообщал в Москву, что "Каменский симпатизирует футуристам. О нем хорошо отзывался Бухарин. Дальние родственники — бывшие пароходовладельцы. Дружил с Говиным — разоблаченным троцкистом…". Резолюция Сталина после столь убийственных "аргументов", естественно, однозначна: "За арест. Ст.".

Правда, после XX съезда партии пришлось искать другие методы пленения человеческой мысли. Интеллект продолжал быть схваченным обручем примитивного догматизма под неусыпным контролем партии и спецслужб.

Ленин создал такую удивительную систему, что на протяжении десятилетий все так и было. Даже малейшая попытка выйти за рамки дозволенного вызывала властный окрик наследников вождя.

Я приведу здесь один внешне совсем малозначительный факт с заседания Секретариата ЦК КПСС 26 апреля 1983 года. Совсем не хочу осуждать людей, фамилии которых буду вынужден назвать, прежде всего потому, что мы все (почти все) были такими же. Читая стенограмму, я испытывал ощущение, что это пластинка, поставленная на диск старого граммофона где-то в начале двадцатых годов. Не конкретные, живые люди, наши современники, реально управлявшие нами, говорят с пластинки, а идет ритуальная идеологическая церемония Системы… Выдержки из пространной стенограммы приведу с сокращениями. На секретариате обсуждалась пьеса Л.Разумовской "Дорогая Елена Сергеевна".

"Горбачев: Вопрос серьезный. Я просил остаться здесь заведующих отделами ЦК, представителей Министерства культуры СССР и РСФСР, Совета Министров Российской Федерации, чтобы тщательно в нем разобраться. Тов. Бара— баш, расскажите, пожалуйста, как могло случиться, что такая ущербная в идейном отношении пьеса много месяцев шла на сценах наших театров. Как могло получиться, что вопрос о необходимости снятия этой пьесы поставило не Министерство культуры, а Комитет государственной безопасности?

Барабаш (первый заместитель министра культуры СССР): Постановка пьесы Л.Разумовской "Дорогая Елена Сергеевна" — серьезное упущение Министерства культуры СССР, его органов в республике и на местах… Мы приняли к сведению, что Министерство культуры РСФСР дало поручение местным органам рассмотреть вопрос о возможности показа в дальнейшем спектаклей по пьесе Разумовской. Она сейчас перерабатывается, так как в том виде, как она есть, ее ставить на сценах нельзя.

Горбачев: То, что данный вопрос вынесен на рассмотрение Секретариата ЦК КПСС, — это уже ненормально… Не будем же мы в ЦК партии обсуждать постановку каждой пьесы. Нужно строго наказывать тех, кто допускает такие ошибки.

Барабаш: Надо только отметить, что в большинстве театров текст пьесы был несколько скорректирован, видоизменен и переработан.

Пономарев: Что можно было перерабатывать в этой убогой пьесе и надо ли ее вообще перерабатывать?

Горбачев: Министерство культуры ушло в кусты, не желая заниматься трудными вопросами воспитания авторов драматургических произведений. Но до каких пор мы, коммунисты, будем стесняться защищать свои партийные позиции, свою коммунистическую мораль?

Пономарев: А кто такая эта Л.Разумовская?

Барабаш: Этой женщине 35 лет, она работает преподавателем в профессионально-техническом училище, беспартийная. Написала до этого четыре пьесы, которые нигде не шли…

Горбачев: А Министерство культуры молчало целый год, когда пьеса уже показывалась в театрах страны.

Рыжков: Были ли какие-либо публикации по этой пьесе в нашей прессе?

Барабаш: В защиту этой пьесы на страницах "Литературной газеты" выступил Виктор Розов. В газете "Советская культура" была помещена положительная рецензия на эту пьесу.

Зимянин: История с пьесой "Дорогая Елена Сергеевна" не единственная. Такие попытки критики негативных явлений в нашей жизни, переходящие в очернение советской действительности, бывали и раньше… Партия исходит из того, чтобы предотвращать подобные явления в зародыше, работать с литераторами, с драматургами, поправляя их в ходе создания своих произведений… Когда пьеса готова, для ее оценки у нас есть репертуарные комиссии, есть, в конце концов, Главлит (политическая цензура. — Д.В.), отвечающий за то, чтобы в нашей печати не публиковалось ничего антисоветского…

Соломенцев: Работники Министерства культуры не хотят сами портить отношения с драматургами и литераторами. Они хотят, чтобы эти отношения портил с деятелями культуры Центральный Комитет партии…

Шауро (заведующий отделом культуры ЦК КПСС): Министерство культуры Союза ССР и министерства культуры Российской Федерации, Литвы, Эстонии, Грузии, к сожалению, плохо еще работают с драматургами… Им надо помогать разбираться в сложных явлениях действительности с партийных позиций. Всего по стране пьеса "Дорогая Елена Сергеевна" прошла 98 раз, на ее постановках присутствовало около 50 тысяч зрителей. На мой взгляд, пьесу эту дорабатывать нельзя и не нужно. Она, видимо, не поддается переработке.

Горбачев: Так открывается вид на наши беспорядки в очень важной сфере идеологической работы.

Кочемасов (заместитель Председателя Совета Министров РСФСР): Правда, были статьи не только в центральных, но и в местных газетах. В основном это были положительные рецензии. Только иркутская комсомольская газета резко раскритиковала пьесу Разумовской как идеологически вредную…

Горбачев: Почему же вы не ухватились за эту статью, не сделали должных выводов?

Кочемасов: Здесь, конечно, есть и моя вина. Нам давно пора перестраивать работу с деятелями культуры, повышать ответственность.

Горбачев: Но раз вы понимаете, почему же тогда не перестраиваетесь?

Кочемасов: Здесь просто не сработала наша система контроля.

Горбачев: Но как же все-таки получилось, что в наших газетах идейно вредная пьеса получила такую поддержку?

Стукалин (заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС): Мы в отделе об этом ничего не знали, в том числе не обратили внимания на статью Розова в "Литературной газете".

Соломенцев: Когда Виктор Розов выступает в защиту какого-либо произведения, это всегда должно настораживать.

Замятин: …Я совершенно согласен с тем, что многие люди в Главреперткоме не хотят ссориться с драматургами. Сейчас в Москве снято с постановки девять пьес. Но ведь все они были пропущены Главреперткомом (комиссия, разрешающая постановку спектакля на сцене. — Д.В.)

Бобков (заместитель председателя КГБ СССР): Главная причина выпуска на сцену такой идейно порочной пьесы — отсутствие контроля. Но надо учитывать, что иногда и заявка на пьесу хорошая, и текст пьесы неплохой, а спектакль выходит идейно вредный, то есть до таких кондиций его доводит режиссер…

Соломенцев: …Рассматривать надо этот вопрос под более широким углом зрения… Мы уже не раз сталкивались с протаскиванием на сцену и в кинематограф идейно вредных произведений, которые рассчитаны на незрелую публику, на молодежь… Кому, например, нужно такое произведение, как идущая во МХАТе пьеса Вампилова "Утиная охота"? Она очерняет весь наш строй.

Горбачев: Не возводя этот случай в абсолют, надо прямо сказать, что мы обязаны давать бой такого рода явлениям и ничего не спускать на тормозах. Ведь послушайте, что заявляет один из персонажей этой пьесы в своем разговоре с отцом: "Какие, говорю, бать, сейчас идеалы, что ты народ смешишь, какие, ну хоть один, говорю, назови? Трясется весь. Сволочь, говорит, народ стал. Буржуй и быдло. Без закона живут. Успокойся, говорю, время нынче такое…" Разве можно пройти мимо этих слов? Уже одно это, с позволения сказать, изречение должно было бы насторожить любого советского человека. И уж тем более работника культуры или цензора.

Мы должны констатировать, что допущены бесконтрольность и отсутствие политической бдительности…

Я не буду комментировать довольно обычный, но очень характерный для советской системы документ. Ведь фактически еще в начале перестройки, например, секретарями творческих союзов могли стать лишь те кандидатуры, которые одобрены всемогущим Политбюро. По существу, сталинский порядок сохранился на десятилетия. Например, 25 января 1939 года Политбюро принимает постановление: "1. …Утвердить состав правления Союза писателей СССР в составе: тт. Герасимова, Караваева, Катаева, Федина, Павленко, Соболева, Фадеева, Толстого, Вишневского, Лебедева-Кумача, Асеева, Шолохова, Корнейчука, Мошашвили, Янко Купалы.

2. Секретарем президиума правления утвердить т. Фадеева…"

О какой творческой свободе могла идти речь? Такой порядок сохранялся десятки лет. Поэтому приведенная стенограмма — историческое свидетельство не только узурпации прав интеллигенции, но и неистребимости стремления ее к свободе самовыражения, мысли, творчества.

И десятилетия спустя интеллигенция была способна на протест, на интеллектуальное сопротивление, хотя и пассивное. Как и раньше, партийное руководство уже на самом пороге явления, которое Горбачев назвал "перестройкой", стремилось сохранить монополию не только на власть, но и на мысль. Даже Горбачев, человек-реформатор, который видел дальше и глубже своих коллег по Политбюро, в то время вынужден был делать как все, как всегда, поступать "по-ленински".

Тем не менее этот обычный пространный партийный документ подтверждает истину — большевики всегда боялись свободомыслия. Именно этим и объясняется долгая трагедия российской интеллигенции.

Электричество заменит крестьянину Бога. Пусть крестьянин молится электричеству; он будет больше чувствовать силу центральной власти — вместо неба.

Так говорил Ленин, беседуя с Милютиным, Красиным и некоторыми большевиками, обсуждая проблему электрификация России.

Электричество крестьянин принял, но оно ему не заменило Бога. Он, Бог, у крестьянина, мужика был с детства в душе, внесенный туда общинным воспитанием, изумительной красотой и искусством религиозного обряда, великолепной литургией музыки. Наверное, Бог крепче держался бы в душе россиянина, если бы он не был так тесно связан с царем. Пал царь, зашаталась и вера… Ленин тонко учитывал феномен российского двуединства религии и монархии.

Российская империя, рассыпавшись, воскресла в империи советской. Она предстала перед миром в своем греховном величии. В обществе на место религии была декретирована идеология марксизма-ленинизма. Эта светская религия, однако, не смотря на проповедь безграничного насилия к своим врагам, не смогла полностью уничтожить в великой стране церковь и религию. Хотя усилия для это были приложены титанические. Николай Бердяев писал в изгнании: "Русский народ — народ апокалиптический. Он сделал опыт осуществления социализма. Он не принял гуманистической цивилизации с демократией и парламентом, и в этом трагическом опыте выявились последние пределы социализма, изобличающие его природу. Люди Запада должны многому научиться в этом опыте. Действительность показала, что вопрос о социализме не есть вопрос экономический и политический: это вопрос о Боге и бессмертии. Я вам советую над этим задуматься".

Ленин задумался над этим еще на пороге века. У него не было, как у бывших марксистов П.Б.Струве, Н.А.Бердяева, Г.П.Федотова, долгих и мучительных размышлений. Ленин не оставил глубоких трактатов о месте и роли религии в человеческом обществе. Лидер большевиков ограничился пропагандистскими памфлетами "Социализм и религия", "О значении воинствующего материализма", некоторыми партийными указаниями в программных документах.

Ленин признавал (правда, формально) свободу мысли. Но не признавал свободу веры, ибо видел в религии "один из видов духовного гнета". Он без обиняков повторяет классический марксистский тезис. Религия есть опиум народа". Конечно, свобода веры предполагает и свободу неверия. Для Ленина важна лишь вторая часть формулы.

Он сам поразительно легко, без видимых мучений, сомнений, переживаний порвал с религией, так никогда и не погрузившись в ее лоно. Раннее увлечение материалистическими учениями сделали его переход от полуверы (в школьные годы) к неверию легким и незаметным. Его не мучили вопросы о том, что далеко не все проблемы бытия и небытия могли быть им объяснены с позиций экономического детерминизма и материалистической диалектики. Ленин никогда не задумывается, что "простые" объяснения марксизма сложной материи бытия часто походят на мистические заклинания, требования верить в истины, изреченные Марксом. Но это больше похоже на обезбоженное христианство.

Ленин никогда не думал, что коммунистическая идеология является светской религией, но крайне вульгарного уровня. Все мы, и автор настоящей книги, долгие десятилетия были в ее плену. Нет, я не утверждаю, что марксизм — сплошная "черная дыра". Нет. Там, где марксизм идет рядом, а часто и переплетаясь с позитивизмом, там мы видим движение мысли. Самый лучший критерий марксизма — его сопоставимость с вечностью. Сегодня дикими предстают концепции диктатуры пролетариата, отмирания государства, теория мировой революции и многие, многие другие "учения", которые должны были жить столетия и определять бытие людей в XXI веке..

Н.А. Бердяев хорошо сказал: "Есть глубокое различие между вечным и тленным, преходящим во времени. Пример: марксистско — коммунистическую литературу в будущем никто никогда не будет читать, разве только для исторических исследований, так в ней все бездарно и незначительно. Но пока будет существовать человечество, будут читать пророков, греческую трагедию, Платона, Данте, великих философов, нашего Толстого и Достоевского. Ненависть к человеческой гениальности, к высоте и вечности есть пафос коммунизма".

Слова Бердяева суровы, но во многом справедливы: коммунистическая идеология, воспевая насилие во имя эфемерного земного счастья людей, столь же безапелляционно вынесла "приговор" и религии. Ленин прав: "Религия должна быть объявлена частным делом" — таково отношение к ней социалиста. Но тут же, несколькими строками ниже, теоретик большевизма заявляет: "Мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии". Это уже настораживает: провозглашая свободу совести, Ленин хочет эту свободу рассматривать через партийную призму. Он по-прежнему повторяет старые атеистические выводы: "Гнет религии над человечеством есть лишь продукт и отражение экономического гнета внутри общества". Совершенно очевидно, что подобная формула ничего не объясняет, ибо не все духовные процессы можно механически вывести из экономического детерминизма.

В своих пропагандистских памфлетах, касающихся религии, Ленин нередко говорит как истый либерал. "Мы требуем полного отделения церкви от государства, — пишет он, — чтобы бороться с религиозным туманом чисто идейным и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом…" Зная непримиримый, бескомпромиссный характер лидера большевиков, с трудом верилось в эти заявления. Впрочем, никто им и не придавал никакого значения. Разве мог кто— нибудь всерьез думать в декабре 1905 года, что через десятилетие с небольшим власть над гигантской страной будет в руках у Ленина? Но так случилось, и это, вероятно, самая большая неожиданность в XX веке.

Ленин получил полную возможность воплотить свои планы и воззрения в бренную жизнь. Конечно, церковь была мигом отлучена от государства. В большевистской печати стали обычными слова "поповщина", "религиозный дурман", "контрреволюционер в рясе", но, думалось, на этом дело и остановиться. Ведь собирался же Ленин бороться с религией только "идейным оружием"…

Нужно знать Ленина. У него никогда не было ничего святого. Ни отечество, ни национальная культура, ни российские традиции. Разве могла рассчитывать церковь, что Ленин сохранит ее святость? Удивительно лишь то, что смертельный удар по церкви Ленин нанес так поздно, лишь в 1922 году, когда у него уже начали иссякать собственные силы. Ему до этого было недосуг. Тем более церковь вела себя тихо. На большевиков, например, произвела впечатление подчеркнутая аполитичность патриарха Тихона, который отказался летом 1918 года благословить "белое" движение. Можно только гадать, боялся ли Тихон немедленного террора "красных" или он интуитивно чувствовал обреченность "белых". Ведь те люди, которые проиграли Россию в 1917 году, едва ли могли рассчитывать, что завоюют ее в году следующем…

Был момент, когда патриарх хотел встретиться с Лениным по вопросу Троице-Сергиевой лавры, которую декретом, подписанным вождем, превратили в атеистический музей. Тихон настаивал, просил, писал письма. Но тщетно. Большевики полагали, что даже рабочий контакт с высшим духовенством может их скомпрометировать А главное, Ленин хотел показать, как надо относиться к церкви… Лидер большевиков отказался принять не только патриарха, но и архиепископа Владимира, других святых отцов, пытавшихся найти какое-то взаимоприемлемое согласие с новыми властями. Разве Ленин мог пойти на беседы-приемы "служителей культа"? Он искал момент и повод, чтобы физически их ликвидировать.

Правда, в своей жизни Ленин имел достаточно близкие связи с одним священником, имя которого хорошо известно в российской истории, — Георгием Гапоном.

Впервые с ним Ленин встретился в феврале 1905 года. Лидер большевиков вел в Женеве долгие беседы с человеком, который был готов помочь делу подготовки вооруженного восстания в России. Священник оказался энергичным человеком: организовал закупку оружия в Европе и отправку его в Россию, созвал по своей инициативе конференцию российских партий социалистической направленности, выдвинул идею созыва Учредительного собрания… Гапон положительно нравился Ленину своим радикализмом и даже экстремизмом Ульянов снабдил воинственного священника фальшивым паспортом, чтобы тот мог бывать в России.

Однако в марте 1906 года эсеры убили Гапона под Петербургом, выдвинув против него весьма сомнительное обвинение в провокаторстве.

Других священнослужителей, которые бы могли нравиться Ленину, он в своей жизни не встречал. Его традиционно устойчивое отношение к духовенству было глубоко враждебным. Для Ленина атеизм был составным элементом диктатуры пролетариата.

Ленин просто ждал удобного момента, искал хорошего повода, чтобы нанести разящий удар по церкви. В России насчитывалось около 80 тысяч храмов, в основном православных. Уншлихт несколько раз в беседах с Лениным говорил о "фантастических ценностях", хранящихся в храмах, накопленных в "результате религиозного гнета". И повод представился. Убедительнейший повод: массовый голод в России в 1921–1922 годах. Если "сталинский" голод, который придет в Советскую Россию через десятилетие, был искусственно вызван кремлевской верхушкой и тщательно скрывался не только от мирового общественного мнения, но и от собственных сограждан, то голод ленинский" был как на ладони. Включился Коминтерн, обратились к Западу, рабочие Европы работали один день в неделю "на голод" в России. Но первым забил в набат, в буквальном смысле, Василий Иванович Белавин. Таковым было мирское имя патриарха Тихона.

Патриарх обратился с воззванием к мирянам России, в котором были слова: "Падаль для голодного населения стала лакомством, но и этого лакомства" нельзя достать. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих только 2 миллиона получают помощь.

Протяните же руки помощи голодающим братьям и сестрам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим…"

Обсудили инициативу патриарха на заседании Политбюро 7 июля 1921 года. Даже дали согласие зачитать обращение Тихона по радио. Ленин и Троцкий на заседании, где был еще лишь Молотов из состава высшей партийной коллегии, оживленно переговаривались. Троцкий настоял: о заявлении Тихона сообщить и в большевистских газетах. Но Ленин думал основательнее: как, пользуясь случаем, отобрать у церкви все и заодно кардинальным образом подрезать ей крылья.

Тем временем Тихон обратился к общественности вновь. Теперь уже в августе 1921 года — "К народам мира и православному человеку". Российская церковь создала Всероссийский комитет церковной помощи голодающим. Церковь уже сама настойчиво рекомендовала "жертвовать на нужды голодающих церковные драгоценности, не имеющие богослужебного употребления".

В это же время создается Всероссийский комитет помощи голодающим, который фактически возглавили буржуазные либералы С.Н.Прокопович, Е.Д.Кускова, НМ.Кишкин. Большевики тут же саркастически прозвали его "Кукиш" (по начальным буквам фамилий руководителей: "Прокукиш"). Когда Ленин ознакомился с одной из резолюций комитета, требовавшего направления его уполномоченных в губернии, то на документе просто начертал: "В архив. "Кукиш" резолюция".

Через пару дней, 27 августа 1921 года, Ленин формулирует пункт в решение Политбюро: "Предписать Уншлихту сегодня же с максимальной быстротой арестовать Прокоповича и всех без изъятия членов (некоммунистов) Комитета помощи, — особенно не допускать на собрания их в 4 часа". Ленин не мог допустить "своевольства буржуазии", которая, как до— называл Уншлихт, была связана с эсерами и вела "антисоветскую пропаганду". Большевики боялись помощи голодающим и со стороны церкви, и со стороны зарубежных благотворительных организаций, и, боже упаси, собственных буржуев".

А в 1921–1922 годах, по неполным данным, в России голодало около 25 миллионов человек; особенно жуткая картина была в Поволжье.

В это самое время ЦК партии большевиков передает большие суммы денег, золота, большое количество ценностей зарубежным компартиям с целью попытаться еще раз разжечь угли так и не вспыхнувшей мировой революции. В течение 1922 года, по неполным данным, для этих целей было отправлено золота и ценностей на сумму более 19 миллионов золотых рублей. Значительная часть этих средств — церковного происхождения. Эмиссары Москвы развозили деньги в Китай, Индию, Персию, Венгрию, Италию, Францию, Англию, Германию, Финляндию, другие страны. Нужно было вызвать новый революционный импульс.

А голод был страшным. Случаи людоедства не стали единичными. Голодающие ели падаль и трупы людей. Политбюро запретило освещать каннибализм в печати. Утром 24 февраля люди, взявшие в руки московские газеты, узнали: 23 февраля 1922 года ВЦИК издал декрет о насильственном изъятии из российских церквей всех ценностей. Но в печати, естественно, не сообщалось, что это постановление было первоначально одобрено Лениным и утверждено на заседании Политбюро.

На места пошли циркулярные распоряжения и инструкции. Партийные организации, ГПУ, специально создаваемые отряды врывались в храмы, зачитывали декрет ВЦИК и требовали добровольной сдачи всех ценностей. Служители культа готовы были отдать все, за исключением священных атрибутов церкви. Местные безбожники, отстранив священников, а часто и арестовывая их, собственными силами проводили "полные" конфискации. То был форменный неприкрытый грабеж, в котором широкое участие приняли и деклассированные элементы.

Не все понимали, что акт насилия над духом был жестом исторической слабости.

Во многих местах верующие оказывали сопротивление В Москву шли донесения о количестве арестованных, убитых, раненых. На фоне голода, вызванного главным образом бесконечными поборами и гражданской войной, развернулась трагедия поругания совести. Как говорится в Послании римлянам святого Апостола Павла: "Так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия".

В середине марта Ленин получил донесение из ПТУ, что в небольшом городке Шуя, что возле Иванова, при реквизиции ценностей из церкви произошло столпотворение; верующие оказали сопротивление, в ходе которого погибло несколько человек.

Как сообщило ГПУ, после изъятия золотых и серебряных вещей в трех небольших церквах и описи ценностей в синагоге Шуи 15 марта комиссия уездного исполкома в сопровождении милиции прибыла в храм на Соборной площади. Там уже была толпа. Начались стычки. На колокольне стали бить в набат. Вызвали полуроту красноармейцев 146-го пехотного полка и два автомобиля с пулеметами. Раздались выстрелы, пролилась кровь, погибли люди. В тот же вечер верующие из этого собора привезли в исполком 3,5 пуда серебра и ценностей. Но комиссия не удовольствовалась этим, и из собора было изъято еще 10 пудов серебра и большое количество золота, драгоценных камней.

Чекисты, конечно, сообщали, что выступление верующих было организовано "черносотенным духовенством". Хотя очевидно (так было и во многих других местах), что возмущение, протест мирян были спонтанными, стихийными и характеризовали отношение простых людей к грубому акту поругания святынь.

Ленин пришел в сильное возбуждение. Обычно он умел держать себя в руках. Теперь же он, по имеющимся данным, метал громы и молнии, но затем успокоился. Он понял, что получил великолепный повод покончить одним ударом с этой "камарильей". Тем более что его возмутила строптивость патриарха, который, узнав о декрете ВЦИК, выпустил еще одно воззвание: "Божией милостью, смиренный Тихон, Патриарх Московский и Всея России, всем верным чадам Российской православной церкви". В нем глава духовенства, повторяя известную позицию Синода об активном участии церкви в борьбе с голодом, выражал свое отношение к факту реквизиций всех ценностей из православных храмов.

"С точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства, и мы священным Нашим долгом почли выяснить взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верных духовных чад Наших.

Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, неосвященных и не имеющих богослужебного употребления… Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается как святотатство: мирянин — отлучением от Нея, священнослужитель — извержением из сана (апост. правило 73, Двукр. Вселенск. Собор, правило)".

Ленин тут же расценил воззвание Тихона как призыв к организованному сопротивлению церкви решениям советских властей. Учитывая особую важность момента и дол го— срочность последствий, Председатель Совнаркома и лидер партии большевиков решил сам, лично детально сформулировать программу погрома церкви. Обращение Тихона Ленин воспринял как вызов властям. Хотя вождь и не был в юности прилежным учеником по закону божию, но хорошо помнил заповедь из "Нового завета" о том, что "начальники суть Божьи слуги: повинуйтесь им". Хотя сам Ульянов никогда не следовал колларию из Священного писания, тем не менее полагал, что для духовенства это непреложный закон. "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены".

Ленин в это время находился в одном из своих многочисленных отпусков в селе Корзинкино, что близ Троице-Лыкова Московской губернии. Выезд его был, если можно так сказать, "антицерковным", антирелигиозным. Здесь он написал программную статью для журнала "Под знаменем марксизма", которую озаглавил "О значении воинствующего материализма". Крупская вспоминала, что во время прогулок в Корзинкине Ленин много говорил на антирелигиозные темы. Ленин был как бы весь "заряжен" против церкви.

Содержание письма, конечно, партийной историографией было сокрыто от всех, в том числе и от правоверных ленинцев. В "Биографической хронике" ему уделено неполных пять строк о том, что Ленин "считает необходимым решительно провести в жизнь декрет ВЦИК от 23 февраля 1922 года об изъятии церковных ценностей…". И все. А в так называемом "Полном собрании сочинений" шесть страниц письма уложили в шесть более откровенных строк в приложении: "Ленин в письме членам Политбюро ЦК РКП(6) пишет о необходимости решительно подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 года…"

Умышленное сокрытие правды есть тоже ложь, зло универсальное… Но для "Полного собрания сочинений" вождя это дело обычное: умолчание, купюры, вынесение в приложения, которые читают только специалисты.

Ленин редко писал в последнее время такие обстоятельные, продуманные письма, все больше записочки, писульки своим коллегам, которые порой требовали настоящей дешифровки — вождь всегда спешил. Это письмо адресовано секретарю ЦК Молотову для ознакомления всех членов Политбюро. Ленин был всегда осторожен и подобные документы, выходившие из-под его пера, старался сразу же сделать большой тайной. Пусть документ "работает", но его авторство не должно быть известно… Поэтому в письме, написанном 19 марта 1922 года, присутствует важное предисловие: "Просьба ни в коем случае копии не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе". Ленин понимает, что то, что он напишет, нельзя оправдать никакой "революционной целесообразностью". Пером водила рука инквизитора.

Письмо на шести страницах далеко выходит за рамки отношения Ленина к церкви — это зеркало политического и нравственного лица вождя. Я не могу полностью привести здесь это (теперь уже известное) письмо. Но некоторые выдержки из него напомню читателю.

"По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении… Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент".

Воспаленный мозг Ленина как всегда мыслит "фронтовыми" категориями, и лидер партии явно подтасовывает реальные факты о "нелегальном воззвании Тихона", "решающем сражении". Это он, а не церковь решил тайно подготовить и нанести сокрушающий удар. Далее в письме следует перечисление мер, которые, по мысли Ленина, необходимо предпринять. Ленин расценивает ситуацию, "когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией… Мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов рублей (а может быть, и в несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало…".

Но при чем здесь голод и помощь голодающим? "Конфискационное" мировоззрение Ленина вновь демонстрирует себя в полной красе. Как же он собирался "строить социализм", если полагает, что без грабежа церквей "никакое хозяйственное строительство… немыслимо"?

За все время пребывания у власти Ленин только и делал: реквизировал, отбирал, лишал, изымал, репрессировал. По-моему, для него часто было главной заботой решить: что и где еще можно отобрать у людей? Заводы, фабрики, банки, хлеб, дороги, личные ценности, дома, квартиры, одежда (были специальные декреты об изъятии теплых вещей и обуви у буржуазии), театры, лицеи, типографии… Отобрано все. Все это стало возможным потому, что Ленин изъял на много десятилетий у людей главную ценность — свободу. Все остальное — производное.

Ленин продолжал: "Один умный писатель по государственным вопросам (Макиавелли? — Д.В.) справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут…"

Автор письма ошибся. Народ, который он повел по пути коммунизма (не спрашивая его), вынес невероятное на протяжении десятилетий. Только гражданская война, которую он так воспевал еще в Швейцарии, стоила России 13 миллионов человеческих жизней. После ее окончания до начала коллективизации ("счастливый нэп") погибло в лагерях, при подавлении антисоветских выступлений, бунтов в глубинке около 1 млн. человек. Ну а с 1929 года до 1953-го (смерти "первого ленинца") в стране было репрессировано 21,5 млн. человек… Вынесли…

Ленин, отмечая в письме выгодный международный момент для глобальной карательной операции против церкви, приходит "к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий". Этого, надо сказать, он добился: церковь превратили в служанку партии, внедрив в состав церковнослужителей огромное количество своих агентов. Если после революции в России насчитывалось около 80 тысяч церквей, то в 1950 году (когда в ходе Отечественной войны произошло некоторое оживление религиозной деятельности и количество церквей несколько возросло и сам Сталин обратился к церкви за помощью) осталось лишь 11 525 храмов.

Ленинский удар по церкви сопоставим со сталинским наступлением на крестьянство. Мне жалко видеть стариков и старушек, дефилирующих порой и сегодня на Красной площади с портретами вождя. Многие из них хотят одновременно сохранить любовь к Богу и "воинствующему атеисту" — Антихристу с прищуренными глазами.

Думаю, что никто и никогда не наносил церкви такого колоссального духовного ущерба и физического урона, как Ленин. По ряду данных, после команды вождя в России было расстреляно 14 тысяч священнослужителей и активистов церкви (входивших в церковные советы и общины). По ленинским меркам этого было явно мало. А ведь он требовал в своем письме: провести совместное совещание с руководителями ГПУ, Народного комиссариата юстиции и Ревтрибунала, где поставить конкретную задачу: "Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удается нам по этому поводу расстрелять, тем лучше".

Что касается Шуи, то вождь распорядился и по этому эпизоду. Политбюро должно дать директиву, писал он, "чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся против помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров".

Свои наброски письма Ленин в тот же день, 19 марта, продиктовал по телефону М.Володичевой, так как он не собирался приезжать на очередное заседание партийного ареопага. Директиву, страшную директиву, он дал, теперь пусть думают, как лучше ее выполнить.

Все было исполнено, как и распорядился Ленин. А заседаний Политбюро, посвященных директиве, в силу важности церковного вопроса провели несколько. 20 марта Каменев, Сталин, Троцкий и Молотов на своем заседании заслушали проект решения, которое подготовил Председатель Реввоенсовета Л.Д.Троцкий. С небольшими поправками пространное, из 17 пунктов постановление было принято. Составили центральную комиссию под председательством Калинина, в которую вошли Яковлев, Сапронов (Белобородое), Уншлихт, Красиков, Винокуров, Базилевич. Курировать комиссию поручили члену Политбюро Троцкому. Такие же комиссии решили создать и на местах. Предусмотрели, "чтобы национальный состав этих официальных комиссий не давал повода для шовинистической агитации". По этой причине не стал официальным членом комиссии еврей (хотя фактически ею руководил) Троцкий. Решили развернуть широчайшую агитацию, внести раскол в церковь, поддерживая "обновленцев". Провести кампанию в кратчайший срок, после чего арестовать все видное духовенство. Поблизости от церкви во время изъятия ценностей должны быть войска, коммунисты, люди из частей особого назначения.

Изъятие, а точнее, грабеж только начался, а Троцкий уже запиской сообщал Ленину: "Владимир Ильич… Главная работа до сих пор шла по изъятию из упраздненных монастырей, музеев, хранилищ и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко еще не закончена…"

В Шуе, конечно, устроили молниеносный процесс. Ведь 22 марта состоялось еще одно заседание Политбюро, где решили, что "арест Синода и патриарха признать необходимым не сейчас, а примерно через 15–25 дней. Данные о Шуе опубликовать, виновных шуйских попов и мирян отдать под суд трибунала в недельный срок. "Коноводов" мятежа расстрелять".

Уншлихт, правда, решительно настаивал на немедленном аресте патриарха. В записке ГПУ, адресованной в Политбюро, говорилось: "Патриарх Тихон и окружающая его свора… ведут ничем не прикрытую работу против изъятия церковных ценностей…

Основанием для ареста Тихона и самых реакционных членов Синода имеется достаточно. ГПУ находит:

1. Арест Синода и патриарха своевременен.

2. Нельзя допустить избрания нового Синода (существующий будет арестован. — Д.В).

3. Всех попов, выступающих против изъятия ценностей, выслать в самые голодные районы Поволжья как врагов народа…"

Дабы работа шла успешней и можно было привлекать больше технических исполнителей, чтобы поощрять "ударные темпы" конфискации, Политбюро своим решением выделило для этих целей через ВЦИК 5 миллионов рублей для комиссии по изъятию церковных ценностей.

Так большевики создавали в общественном сознании духовный вакуум, который должна была заполнить революционная идеология. Столь массового, спланированного насилия против церкви и ее служителей не знает история. Вдохновитель кампании — Владимир Ильич Ленин.

По всей стране начались фактически военные экспедиции против храмов, духовенства. Грабили не только православные соборы, но и еврейские синагоги, мусульманские мечети, католические костелы. По ночам в подвалах ЧК или в ближайшем лесу трещали сухие револьверные выстрелы. Священников, активных верующих закапывали в балках, оврагах, на пустырях. Над Россией замолк колокольный звон. Руководители партийных ячеек, чекисты, члены комиссий торопливо пересчитывали и сваливали в наспех сколоченные ящики золотую и серебряную оправу, оклады из благородного металла, ожерелья, кольца, чаши, кресты, подсвечники, другую драгоценную утварь российских храмов, накопленную столетиями.

Никто и никогда сейчас не скажет, сколько церковного богатства уплыло под видом конфискаций! В комиссиях было много бывших уголовников-каторжан (не политкаторжан!), "специалистов" экспроприаций, грабежей и разбоев.

В Москве ящики сортировали, перед тем как отправить в Гохран: часть шла в распоряжение непосредственно Политбюро, в фонд Коминтерна, на нужды ГПУ, на "государственное строительство", и лишь небольшая часть перепадала для закупки продовольствия. Вот, например, одна из осенних сводок 1922 года, которые регулярно составлялись во ВЦИКе для доклада Ленину и в Политбюро.

"Ведомость

количества собранных церковных ценностей по 1 ноября 1922 года

Золота — 33 пуда 32 фунта

Серебра — 23 007 пудов 23 фунта

Бриллиантов — 35 670 штук (Почему не в каратах? — Л.В.)

Других драгоценностей — 71 762 штуки (Каких? — Д.В.)

Жемчуга — 14 пудов 32 фунта

Золотой монеты — 3115 руб.

Серебряной монеты — 19 155 руб.

Различных драгоценных вещей — 52 пуда 30 фунтов (Что за вещи? — ДЈ.)

Кроме указанных церковных ценностей отобраны антикварные вещи в количестве 964 предмета, которым будет произведена особая оценка".

По решению Политбюро немалая часть конфискованных ценностей оставалась на местах для нужд местных властей. Значительные средства шли на обеспечение партверхушки. Тысячи отобранных у буржуазии домов в Подмосковье обставляли конфискованной мебелью. Рождался новый социальный слой — партократия, советская буржуазия. Начиная с 1920 года члены Политбюро, секретари ЦК, наркомы, комиссары разных рангов ездили пачками на лечение и отдых за границу. Главным образом в Германию. Очень часто в протоколах Политбюро встречаешь такие записи, как, например, "О болезни т. Рыкова. Озаботиться о предоставлении ему молочной диеты". О том же человеке Политбюро еще раз решает в самый приступ всероссийского голода: "Обязать т. Рыкова выехать за границу для постановки диагноза и лечения".

Рушили не только церкви, но добрались и до святынь. Например, П.Красиков, работник Наркомата юстиции, занимавшийся церковью, близкий знакомый Ленина, из Костромы сообщил, что "серебряная гробница" с мощами Варнавы должна быть конфискована."Вскрытие должно быть обязательно рассчитано на последующее удаление так называемых мощей". Красиков заключает: "Если ожидаются крупные осложнения — немедленно сообщить в ГПУ". Политбюро одобряет изъятие "серебряной гробницы". И так оскопляли, уродовали, уничтожали христианство на Руси.

Но что мощи Варнавы? Раньше других надругались над святыми мощами великого духовника Сергия Радонежского, олицетворителя высокого православного и российского начала. Тот же усердный Красиков постарался из факта вскрытия мощей сделать пропагандистскую киноленту. Просьбы и протесты патриарха Тихона, молившего не допускать богохульства, не были услышаны. Запустили руки и в Киево-Печерскую лавру. Украинская комиссия хотела использовать ценности на месте под видом помощи детям. Из Москвы раздался окрик: передать конфискованное в общесоюзный бюджет, оставив для детей лишь 25 процентов.

Такая же судьба разграбления досталась Троице-Сергиевой лавре, другим святым захоронениям. По настоянию Ленина выходит постановление Наркомата юстиции "О ликвидации мощей". Так большевики снискали себе сомнительную славу "гробокопателей". Комплекс святотатства был им неведом.

Миллионы людей голодали, священников расстреливали, а партийная элита искала пути инициирования мировой революции с помощью церковного золота, не забывая и о себе. Ленин тем временем торопил с процессами над высшим духовенством. В начале мая по инициативе Ленина Политбюро еще раз принимает решение:

"Дать директиву Московскому трибуналу:

1. Немедленно привлечь Тихона к суду.

2. Применить к попам высшую меру наказания".

Хотели было начать немедленный молниеносный процесс, но в мире многие известные деятели возвысили голос протеста. Прислали в Москву телеграммы папа римский, известный норвежский исследователь Нансен, социал-демократы Германии, пацифисты Швеции. Решили судебный процесс пока отложить, подготовив его более тщательно. А главный партийный атеист Ем. Ярославский (Губельман) предложил: если Тихон раскается, то можно было бы перевести его в Валаамское подворье, не запрещая заниматься церковной деятельностью.

Тем временем в Москве уже завершился суд, который 8 мая приговорил 11 священнослужителей и мирян к смертной казни, многих — к различным срокам заключения. На прошение о помиловании, направленное в Политбюро, шестерым приговоренным к смертной казни была "дарована жизнь", а пятерым подтвердили: расстрел. Священники Х.Надеждин, В.Соколов, М.Телегин, С.Тихомиров, А.Заозерский пополнили многотысячный список безвинно убиенных. Точного числа расстрелянных священнослужителей в архивах нет. Но, по моим данным, арестованных, сосланных, расстрелянных было не менее 20 тысяч.

С Тихоном "работали", как и с остальным духовенством. Бесконечные допросы, угрозы, давление, посулы… В октябре 1922 года "куратор" церкви в ГПУ начальник 6-го отделения секретного отдела Государственного политического управления чекистский инквизитор Тучков сообщал в ЦК:

"Доклад о тихоновщине

Образована группа т. н. "живая церковь", состоящая преимущественно из "белых попов", что дало нам возможность поссорить попов с епископами, как солдат с генералами, ибо между белым и черным духовенством существовала вражда. Ведем работу по вытеснению тихоновцев из патриархата и из приходов. Создаем христианские группы "ревнителей обновления". Так, после речи священника Красницкого в Храме Христа Спасителя в группу обновленцев записалось 12 человек мирян…"

А с Тихоном, заключенным в Донском монастыре, продолжали "работать" Тучковы. Допросы продолжались и после того, как Ленин стал немощным; его директива в отношении церкви исполнялась неуклонно. Летом 1923 года Политбюро заслушало доклад Ярославского и приняло решение:

"1. Следствие по делу Тихона (а фактически психологическую "обработку". — Д.В.) вести без ограничения срока.

2. Тихону сообщить, что в отношении к нему может быть изменена мера пресечения, если:

а) он сделает заявление о раскаянии в совершенном преступлении против советской власти;

в) отмежуется от белогвардейцев и других контрреволюционных организаций;

г) заявит об отрицательном отношении к католической церкви.

В случае согласия будет освобожден…" Еще до этого тучковские "обновленцы" собрали 11 Всероссийский Собор, на котором Тихона лишили сана патриарха, но он и его ближайшее окружение не сочли законным это раскольническое решение Силы Тихона, с которым "работали", были уже на исходе. 16 июня 1923 года он подписал странное заявление, по стилю явно написанное (или продиктованное) работниками Государственного политического управления.

"От содержащегося под стражей патриарха Тихона — Василия Ивановича Белавина. …Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к советской власти враждебно… временами враждебность переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира в 1918 году, анафемствование в том же году власти и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 году. Все мои антисоветские действия, за немногими неточностями, изложены в обвинительном заключении Верховного суда. Признавая правильным решение суда о привлечении меня к ответственности… обращаюсь с настоящим заявлением:

Раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному суду, что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархической белогвардейской контрреволюции.

16 июня 1923 г. Патриарх Тихон

(Василий Белавин)".

Прошло еще немало месяцев, пока Политбюро среагировало на покаянное заявление, в котором, похоже, кроме слова "анафемствование", все остальные принадлежат тучковским соглядатаям. 18 марта 1924 года, уже после смерти вдохновителя антикрестового похода, Политбюро наконец постановляет: "Прекратить дело Тихона". Для полного завершения "дела" Тихону остается только умереть. Что он через год и делает, надломленный арестом. А доносит первым о смерти патриарха не кто иной, как начальник секретного отдела Объединенного Государственного политического управления (ОГПУ) Дерибас:

"7 апреля 1925 года в 23.45 умер в больнице Бакуниных на Остоженке, 19 патриарх Тихон в присутствии лечивших врачей Е.Н.Бакуниной, И.С.Щелка на и прислужника Тихона Паскевича от приступа грудной жабы. Похороны в Донском монастыре". Не смог живым выйти из рук ГПУ — ОГПУ 60-летний Василий Иванович Белавин — патриарх Тихон… Кто знает, не приложил ли здесь руку большой специалист по постепенным умерщвлениям Г.Ягода со своей службой. Слишком откровенной была команда: "Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удается нам по этому поводу расстрелять, тем лучше…" Но раз не судили — хороши все другие способы. Ведь решило же Политбюро: "Применить к попам высшую меру наказания…" И царь Николай II и патриарх Тихон пали по воле высшей партийной верхушки большевиков, где дирижировал сам вождь. Хотя в каждом случае действовал "архиконспиративно". Но как гласит "От Марка святое благовествование": "Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу".

Абсолютное большинство средств, полученных от продажи конфискованных ценностей, ушло на партийные нужды. ЦК же боролся с голодом с помощью американской гуманитарной организации АРА (за должностными лицами которой следило ОГПУ) и журнала… "Безбожник". В нем расписывались мрачные дела церкви, чуть ли не по вине которой, мол, и вспыхнул голод. Комиссия по отделению церкви от государства при ЦК РКП обязала каждого своего члена "писать ежемесячно не менее двух статей в журнал "Безбожник".

После ленинского массированного удара по церкви она действительно не только "не забыла этого в течение нескольких десятилетий", но и не смогла оправиться. Почти замолчавшую церковь превратили в декоративный придаток государства (чтобы на Западе ничего не сказали…), лишили ее духовной свободы, навнедряли в среду церковнослужителей людей типа Тучкова… Но беды ее не кончились. Разграбление церкви продолжалось еще долго.

С началом коллективизации обезглавленную церковь, как изуродованный и обезображенный собор, большевики продолжали держать под прицелом. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации" в восьмом пункте говорилось: "Срочно пересмотреть законодательство о религиозных объединениях в духе полного исключения какой бы то ни было возможности превращения руководящих органов этих объединений (церковные советы, сектантские общины и пр.) в опорные пункты кулачества. Поручить оргбюро ЦК дать директиву по вопросу о закрытии церквей…"

По инициативе Совета Труда и Обороны, одобренной, разумеется, Политбюро, началось снятие церковных колоколов. Каждый год спускался специальный план (как на добычу руды), сколько тонн бронзы получить на печальной ниве обезглавленных церквей.

Политбюро, например, 11 мая 1933 года утверждает "в целях обеспечения автотракторной промышленности колокольной бронзой… увеличить годовой план бронзы с 5200 тонн до 6300 тонн…". И дальше дается разнарядка по областям:

Московская область — 670 тонн колокольной бронзы

Ленинградская — 335

Северный Кавказ — 120

Средняя Волга — 130

Ивановская область — 200 и т. д..

Церкви постепенно закрывались и после массового погрома. Пустели соборы. Скорбно стояли на сельских пригорках обезображенные, без куполов, храмы. Теперь уже безмолвно, печально, обреченно. Правда, иногда откуда-то из глубин поруганного национального и религиозного сознания, а может, просто от безысходности выплескивались мятежные протесты.

В сентябре 1938 года тогда еще заместитель народного комиссара внутренних дел Берия доложил Сталину, что Некрасовским райисполкомом Ярославской области было принято решение о закрытии церкви и снятии колоколов в селе Черная Заводь. Приехали руководители района. Собралась толпа, стали раздаваться крики: "Караул!", "Грабят!", "Пьяные бандиты приехали". Церковники установили круглосуточное дежурство у церкви. Руководители района растерялись…

Сталин, недочитав донесения до конца, размашисто набросал в углу листа: "Т. Маленкову. Прошу проверить и доложить. Арестовать организаторов. И.Сталин".

Может быть, это было одним из последних проявлений сопротивления замолчавшего народа?

Накануне войны, используя богатый ленинский опыт, Система стремилась взять под контроль новые районы, вошедшие в состав Союза и известные своей религиозностью. Порой Сталин бывал даже покладист (как-никак, не забывал, что выбился в вожди из семинаристов).

В октябре 1940 года секретарь ЦК КП(б) Украины Н.С.Хрущев обратился с донесением-просьбой к Сталину. Думаю, готовясь подписать это письмо, секретарь ЦК вынужден был хоть что-то уяснить в деле, в котором явно ничего не смыслил. "По древнему преданию евреев, — говорилось в документе, — в течение 10 дней в году бог подводит счеты всем евреям за предыдущий год их жизни… В течение 9 дней евреи молятся богу и просят о прощении грехов. В это время им работать не разрешается. На десятый день ("судный день"), который в 40-м году падает на субботу 12 октября, евреи никогда не работают…

К секретарю Львовского обкома т. Грищуку обращается много жителей еврейской национальности с просьбой разрешить им не работать на фабриках, в учреждениях 12 октября в субботу.

Прошу указания, как поступить в данном случае".

Сталин царственно разрешил: "Пусть празднуют. Сообщите Хрущеву. Ст. 11.Х.40 г.".

А вот как осуществлялось управление новыми епархиями. Конечно, через спецслужбы. Приведем еще один документ, адресованный Сталину народным комиссаром Государственной безопасности СССР В.Меркуловым в марте 1941 года.

"На территории Латвийской, Эстонской и Литовской республик в настоящее время существуют автокефальные православные церкви во главе с местными митрополитами — ставленниками буржуазных правительств.

В Латвийской ССР (175 тыс. православных прихожан). Вокруг главы Синода Августина, в прошлом активного сторонника Ульманиса, группируются антисоветские элементы — бывшие участники фашистской организации "Перканируст".

В Эстонской ССР (200 тыс. православных) митрополит Паулус. Большинство белоэмигрантского духовенства Эстонии принимало активное участие в антисоветской организации "Русское христианское студенческое движение" (руководили из Берлина князь Шаховской и из Парижа митрополит Евлогий).

В Литовской ССР (40 тыс. человек православных). Глава епархии умер. Пытается место захватить архиепископ Феодосий Федосеев, возглавлявший антисоветскую группу церковников…

НКГБ подготовил проведение следующих мероприятий:

1) Через агентуру НКГБ СССР вынести решение Московской патриархии о подчинении ей православных церквей Латвии, Эстонии, Литвы, для чего использовать заявления от местного рядового духовенства и верующих.

2) Для управления епархиями Прибалтийских республик решением Московской патриархии назначить в качестве экзарха (уполномоченного) архиепископа Воскресенского Дмитрия Николаевича (агент НКГБ СССР), воспользовавшись для этого имеющимися в Московской патриархии соответствующими просьбами со стороны местного духовенства…"

Этот документ, по-моему, откровеннейшим образом подтверждает еще раз, что уверенность Ленина в том, что "победа над духовенством обеспечена нам полностью", не была беспочвенной. Она была столь полной, что Сталину и его соучастникам порой нелегко было разобраться: священнослужитель это или "агент НКГБ СССР" в рясе… Большевистская Система, так много говорившая о свободе совести, обильно цитировавшая ленинские фарисейские обрывки мыслей о том, как гуманно социализм относится к религии, в очень короткий срок путем универсального насилия обитель духа и веры превратила в гнездовье интеллектуальных надсмотрщиков. Ну а еще едва живую церковь, не потерявшую способность к сохранению высокого и непреходящего в сфере духа, старались задушить и денежными налогами. Специальным решением Политбюро в июле 1937 года правительству СССР предписывалось "установить взимание всех налогов со служителей культа как лиц, имеющих не трудовые доходы". Даже натуральным налогом обложили церкви и монастыри: зерно, картофель (по нормам налогов с единоличного хозяйства).

Это фактически означало почти полное удушение остатков приходов. Ведь незадолго до смерти Сталина в стране осталось лишь 12 499 человек — служителей культа. Шло настоящее вымирание церкви. Страшное начало этой атеистической чуме положил Ленин. Его послужной список в антицерковных делах чудовищно впечатляющ. Вскоре после октябрьского переворота закрытие монастырей, затем попытка раскола церкви, вскрытие святых мощей, наконец, конфискация, грабеж церковных святынь и массовое физическое уничтожение духовенства.

Церковь затихла. Ее возрождение — дело настоящего и будущего.

Послевоенное состояние церкви характеризует (весьма своеобразно) записка Хрущеву председателя Совета по делам православной церкви при Совете Министров СССР Карпова в июле 1953 года. Председатель Совета информировал Первого секретаря ЦК КПСС, что в СССР сохранилось еще (кроме полностью разрушенных и снесенных) 19 тысяч недействующих церквей. Из них 13 тысяч заняты под склады, остальные — под клубы и промышленные предприятия; есть некоторое количество церквей (около трех тысяч), сохранивших культовое оборудование, но находящихся под замком, и там служба не ведется.

Карпов информирует Хрущева, что "многолетней практикой работы Совета установлено: когда здания недействующих церквей стоят или даже используются не по назначению (склады, хранилища и т. д.), но не ставится вопрос о внешнем и внутреннем переоборудовании, это не вызывает большой активности групп верующих, и, наоборот, как только ставится вопрос о переоборудовании или сносе здания недействующей церкви, сразу возникает активность…".

За долгие десятилетия советской действительности обезглавленные церкви оставались неотъемлемой частью печального пейзажа великой и молчащей России…

Еще хуже обстояло дело с церквами других конфессий. Например, в конце войны Берия сообщал Сталину, что из 210 действующих в 1914 году в России костелов осталось два: в Москве для обслуживания дипломатического корпуса и в Ленинграде. Ксендзы — иностранные граждане.

Трагедия церкви связана не только с Лениным и большевиками. Хотя именно они олицетворяют кульминацию беды церкви. Православие в России традиционно было в руках монархов. Его самостоятельность была призрачной. Церковь нередко просто олицетворяла собой часть монархии. Этим, в частности, объясняется и глубокий кризис церкви после 1917 года. Крушение самодержавия сделало сразу же церковь беспомощной и беззащитной. Рухнула "идея третьего Рима". Духовники считали, и это было предметом их гордости: Рим Петра и Константина пал как следствие их ереси. Может сохранить Рим только Москва, ведь "четвертому Риму не бывати…". Православная церковь никогда по-настоящему не была независимой от государства и монарха, придавая этому институту власти дополнительные черты абсолютизма. К слову, немногие знают, что тридцатисемилетний император Николай II 5 марта 1905 года, беседуя с членами Синода, неожиданно для всех заявил, что он готов предложить себя в патриархи. "По соглашению с императрицей я оставляю престол моему сыну и учреждаю при нем регентство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагая себя вам в патриархи. Угоден ли я вам?"

Это было столь неожиданно, что все долго молчали. Пауза затянулась. Государь резко поднялся, поклонился и вышел. Больше он никогда не заводил разговора на эту тему. Трудно проверить правдоподобие этого эпизода, но сам факт характеризует глубокую близость российского самодержавия и православия.

Возможно, и к капитализму Россия пришла бы раньше, и шире распространились бы к критической фазе потрясений 1917 года либерально-демократические взгляды, будь церковь более самостоятельной и независимой. Это не обвинение православной церкви, а констатация исторического факта, тем более что православие глубоко гуманистично по своему духу. Оно никогда не знало инквизиции, не жгло еретиков на кострах, не организовывало религиозных крестовых походов. Православие всегда осуждало насилие. Но привыкло быть под сенью не только божьей власти.

Октябрь семнадцатого выдернул опоры церкви, каковыми были самодержавные скрепы. Она стала легкой добычей большевиков. До 1917 года церковью управлял фактически монарх, хотя нигде это официально не зафиксировано. После бесовства октябрьского переворота остатками православной церкви стала безраздельно управлять коммунистическая партия. Через своих чекистских и партийных надсмотрщиков типа Губельмана, Тучкова и Красикова.

Быстрое падение церкви в Советской России сразу же создало в общественном сознании гигантский духовный вакуум, куда хлынули вульгарные материалистические мифы.

Безбожие, или атеизм, стало важной составной частью новой светской религии, которая не умерла и поныне. Имя ей — большевизм. С его помощью у многих поколений путем массированной пропаганды классового антагонизма уничтожали веру в вечные, непреходящие ценности, которые всегда свято защищала церковь на Руси.

Ленин в этой трагедии блистательно исполнил роль Антихриста XX века.