Глава II. ВОЙНА РИМА И КАРФАГЕНА ИЗ-ЗА ОБЛАДАНИЯ СИЦИЛИЕЙ (264-241).

Более ста лет шла уже в Сицилии борьба Карфагена и Сиракуз. В один из кратковременных мирных промежутков, в 284 г., отряд кампанских наемников захватил Мессану, второй после Сиракуз город на востоке острова, с крепостью и гаванью, весьма важною для италийской торговли, перебил мужское население города и утвердил тут свою военную общину. Эти наемники называли себя мамертинцами, мамерковыми, т. е. марсовыми людьми. Бесспорно, мамертинцы действовали в данном случае, как истые наемники, вероломством и насилием – склонность к этому всегда вырабатывается среди тех, кто легкомысленно и постыдно торгует своею личностью, но для Сицилии, быть может, оказалось бы спасительным, если бы там утвердились эти энергичные люди. Однако Сиракузы не могли допустить Такого захвата, и Гиерон, который своим мужеством, благоразумием и энергиею достиг в Сиракузах царского звания, начал против мамертинцев борьбу, и через несколько лет мамертинцам пришлось искать помощи. После некоторых колебаний между Римом и Карфагеном они послали в римский сенат просьбу принять их в союз.

Решение сената относительно просьбы мамертинцев должно было иметь всемирно-историческую важность. Вопросе нравственном праве Рима вмешаться в такое дело можно было оставить в стороне хотя бы уже потому, что за семь лет пред тем карфагеняне в совершенно аналогичных условиях сделали попытку завладеть Тарентом. Вопрос о том, насколько выгодно было обладание Мессаной, был ясен, неизбежной в случае присоединения Мессаны войны с Карфагеном не было оснований опасаться; вопрос был глубже и шире: предстояло решить, держаться ли Риму прежней, исключительно италийской и чисто континентальной политики, политики, которая была ясна и дала Риму прочное значение, или решиться далеко расширить свои цели и задачи и вступить на путь новой, несравненно более сложной политической системы, причем последствия такого шага выяснить себе было совершенно невозможно.

Долго и всесторонне обсуждал сенат этот вопрос и передал дело на решение народного собрания, а оно, более по какому-то чувству своей мощи, чем по ясному сознанию, постановило принять предложение. Мамертинцы были включены в италийский союз, к Гиерону отправлено требование прекратить враждебные действия, а в Карфаген – посольство потребовать объяснений по поводу происшествий под Тарентом (265). Случай с Мессаною был совершенно такого же. рода, как с Тарентом, и карфагеняне получали, таким образом, отличный повод объясниться и по этому делу. Они ограничились, однако, уклончивыми переговорами, но когда весною 264 г. авангард римской армии, отправлявшейся в Мессану, готовился сесть на суда в Регионе, из Мессаны было получено извещение, что мамертинцы очень благодарят римлян; что помощь уже не нужна, ибо посредничеством карфагенян вражда между Гиероном и Мессаной улажена, осада снята и в гавани Мессаны стоит карфагенский флот. Гай Клавдий, начальник авангарда, предпринял тем не менее порученную ему экспедицию – карфагенский флот, не совершая никаких враждебных действий, принудил римские суда возвратиться. Гай Клавдий повторил попытку переправиться в Мессану – и на этот раз успел в своем намерении. В Мессане он созвал для решения дела сходку, пригласив на нее и начальника карфагенского флота, а на сходке объявил его военнопленным. Тогда этот слабы и человек приказал карфагенскому гарнизону очистить город, и гарнизон исполнил это приказание своего начальника, находившегося в плену, римляне вступили в обладание Мессаной.

Карфагеняне казнили своего адмирала и объявили Риму войну. К Мессане явился сильный карфагенский флот под начальством Аннона, сына Ганнибала. Гиерон немедленно соединился с ним и осадил Мессану с суши, но римляне уже успели переправить в Сицилию сильное войско и принудили снять осаду. В следующем, 263 г. они нанесли сильное поражение войскам Гиерона и карфагенским, после чего Гиерон, видя, что римляне ведут дело весьма энергично, заключил с ними мир и оставался затем самым верным их союзником. Обладание Мессаной и союз с Сиракузами чрезвычайно облегчали действия римлян, и они непрерывно теснили карфагенян. В 262 г. в руки римлян перешел после упорной борьбы Акрагант, самый важный город карфагенян на острове, после этого военные действия ограничивались тем, что в Сицилии карфагеняне с трудом удерживались в приморских крепостях, изредка предпринимая вылазки, а карфагенский флот тревожил и опустошал берега Италии.

Только теперь в Риме поняли, что разбить карфагенское войско далеко еще не значило победить Карфаген и что одолеть этого врага было неизмеримо труднее. Римляне имели кое-какие военные суда, но их флот не выдерживал ни малейшего сравнения с карфагенским, и карфагеняне могли совершенно безнаказанно опустошать берега Италии и разорять все приморские торговые города латинского союза. Для успеха в борьбе с Карфагеном Риму необходим был флот, и римские государственные люди были настолько дальновидны, что решили соорудить свой флот, а не пожелали защиту Италии поручать флоту Сиракуз или Массалии, хотя было несравненно легче усилить эти флоты до необходимой степени. По образцу одной карфагенской пентеры [6], севшей на мель, принялись с величайшею энергиею сооружать суда, что в силу тогдашних условий их построения и при имевшихся уже у римлян приспособлениях оказалось возможным вести сравнительно быстро, и – правда, при затрате величайших усилий – весною 260 г. на воду спущено было 120 судов, способных идти в сравнение с карфагенскими.

Приготовить в то же время экипаж, который мог бы так же маневрировать, как карфагенские гребцы и капитаны, было, конечно, совершенно невозможно, но римляне придумали нововведение, которое в значительной степени уравновесило неопытность их корабельных команд: тактика тогдашнего морского боя сводилась к тому, что всякий корабль старался взять корабль противника носом в борт, затем сильным ударом, для чего нос корабля снабжен был специальными приспособлениями, проламывали вражеское судно и таким образом топили его. При подобном способе битвы ловкость и опытность экипажа значили очень много. Римляне приспособились наносить ущерб врагу иначе: они снабдили свои суда подъемными мостами, которые в момент сближения с судном неприятеля перекидывались на него, впивались в него особым железным шипом и не только лишали это судно полной свободы маневрирования, но еще давали возможность воинам броситься на неприятельское судно и овладеть им в рукопашном бою. По верности понимания необходимого, по целесообразной изобретательности, по энергической твердости в выполнении замысла создание римлянами флота было великим национальным подвигом, который и вывел отечество из тяжелого положения.

Первая встреча молодого римского флота с врагом была неудачна для римлян: 17 только что вышедших в море судов были заперты карфагенянами у Липары и взяты без боя. Но вскоре консул Гай Дуилий, встретившись с карфагенским флотом у мыса Милы (260), после правильного сражения выиграл битву именно благодаря подъемным мостам. Карфагеняне бежали, потеряв потопленными или взятыми в плен до 50 кораблей – почти половину эскадры, бывшей в бою. Моральное впечатление этого боя было громадно: Рим сразу стал морскою державою.

Четыре года после этого шла борьба без особых результатов, высадки карфагенян на берегах Италии, правда, прекратились, но морская торговля римлян страдала по-прежнему. Не подвигалось дело и в Сицилии, где карфагенский начальник Амилькар не только ничего не потерял, но постоянно создавал римлянам новые затруднения: отдельные начальники войск и флота не умели согласовать свои действия, не говоря уже о том, что ежегодная смена начальствующих лиц не давала возможности выработать широкий, продуманный план борьбы и твердо его проводить.

Наконец римский сенат решил перенести борьбу в Африку. Весною 256 г. консулы Марк Атилий Регул и Люций Манлий Вольсо отплыли к берегам Африки с флотом в 330 судов, на которых было не менее 100 000 экипажа и десантный корпус в 40 000 человек. На высоте Экнома они встретили неприятельский флот в 350 кораблей, преграждавший путь в Карфагенскую бухту, он стоял лицом к востоку, опираясь левым крылом о берег Сицилии. Произошла битва, грандиознейшая из всех, когда-либо разыгрывавшихся на Средиземном море. После продолжительного сражения, в котором обе стороны проявили и храбрость и распорядительность, карфагеняне отступили в расстройстве: они потеряли 30 кораблей потопленными, 64 взятыми в плен. У римлян потоплено было 24 корабля. Карфагенский флот, однако, готовился защищать берега Африки и препятствовать высадке, но римляне направились не к западу от того полуострова, на котором расположен был Карфаген, а к востоку и быстро и благополучно высадились в одном очень удобном месте, в Клупейской бухте.

Устроив укрепленный лагерь, консулы начали действовать весьма энергично и счастливо. Страна подверглась ужасному опустошению, карфагенские войска испытали ряд неудач и не решались встречаться с римлянами в поле, подвластные Карфагену города и племена сдавались римлянам или, по крайней мере, отпадали от Карфагена. Римляне так уверены были в победе, что более половины армии отправили обратно в Италию, а с оставшимися 15 000 пехоты Регул стал в Тунете, вблизи Карфагена, намереваясь кампанию следующего года начать прямо осадою столицы.

Карфагеняне пришли в отчаяние и просили мира. Регул потребовал уступки всей Сицилии и Сардинии, отказа от права содержать свой военный флот и обязательства доставлять корабли в римский военный флот, т. е. предъявил такие условия, которые должны были поставить Карфаген наряду с второстепенными городами латинского союза. Карфагеняне отвергли эти требования и в горячей вспышке патриотизма лихорадочно принялись готовиться к борьбе. Амилькар прибыл из Сицилии с отборными солдатами и быстро создал армию, готовую выдержать бой с римскими легионами. Щедро рассыпая золото, карфагеняне привлекли массы превосходных нумидийских наездников и множество греческих наемников. Регул провел зиму в Тунете в странном бездействии.

Раннею весною карфагеняне выступили в поле: они спешили действовать, пока не прибыли подкрепления из Италии. Спартанец Ксантипп, искусный полководец, вождь греческих наемников, командовал карфагенскою армиею. Он сумел заставить Регула принять бой в весьма неудобных для него условиях. Чрезвычайно искусно использовав свою конницу и слонов – он имел 100 слонов и 4000 всадников против 500 всадников римских, при равном приблизительно количестве пехоты,- он нанес римлянам полное поражение: едва 2000 спаслись в Клупею, остальные были перебиты или взяты в плен, в числе пленных был и консул Регул (255) [7].

Римляне немедленно отправили огромный флот в 350 судов, чтобы спасти остатки армии, укрывшиеся в Клупее. Нанеся по дороге, у Гермейского мыса, сильнейшее поражение карфагенскому флоту, стоившее карфагенянам свыше 110 кораблей, римляне достигли берегов Африки и благополучно забрали остатки своего войска, но на обратном пути ужаснейшая буря потопила до 270 кораблей со всем их экипажем. Карфагеняне между тем с крайнею жестокостью привели к покорности отложившиеся племена и города, за что через несколько лет им пришлось усмирять сильное восстание.

Карфагеняне возобновили теперь военные действия в Сицилии, но особенно важных результатов не достигла ни та, ни другая сторона. Весною 254 г. римляне с неимоверными усилиями в невероятно короткий срок – всего в три месяца – соорудили 220 военных судов и этим вполне возместили потери, понесенные в битвах и от бурь. Но в следующем году они потеряли от бури 150 кораблей во время экспедиции, предпринятой для разорения берегов Африки: и на этот раз, как при переправе из Клупеи, лоцманы предсказывали бурю и предостерегали от выхода в открытое море, но римские адмиралы не поверили их опытности, приказали плыть и погубили флот. Тогда сенат решил не строить новых кораблей и, отказавшись от далеких экспедиций, ограничиться охраною берегов Италии и сообщений с Сицилиею.

Дела в Сицилии вскоре пошли несколько лучше для римлян. В 251 г. консул Люций Цецилий Метелл одержал блестящую победу под Панормою, здесь впервые римляне справились со слонами и захватили 120 слонов в плен, к 249 г. на Сицилии во власти карфагенян оставались только Дрепана и Лилибей. Тогда римляне снова решились начать более энергичные действия на море и опять в короткое время спустили на воду 200 судов.

Борьба сосредоточилась на осаде и обороне Лилибея и велась с особенным упорством. Военные действия и на суше и на море шли под этою крепостью не прерываясь, обладание ею было так важно, что обе стороны не останавливались ни пред какими усилиями и жертвами, хотя и не достигли никаких результатов. В 249 г. консул Публий Клавдий попытался открытою силою взять Лилибей. Он успел начать нападение почти неожиданно для врага, но карфагенский адмирал Атарбас не растерялся и так искусно маневрировал, что прижал весь римский флот к берегу, совершенно лишил его свободы движений и взял в плен 93 корабля, почти четыре пятых всей осадной эскадры со множеством охотников из легионеров,- это была единственная за всю войну серьезная победа карфагенян на море. В том же году погибли и остатки римского флота: когда они конвоировали большой транспорт, карфагенский адмирал успел загнать их на весьма неудобные рейды и здесь сторожил их до первой бури, которая и разбила все суда; людей и груз римляне успели спасти.

Шестнадцатый год тянулась война, и конца ей не предвиделось. Финансы были совершенно истощены как прямыми расходами, так и застоем в торговле, потери в людях были громадны: за пятилетие, 252-247 гг., число плательщиков уменьшилось на целую шестую часть. Сенат впал в уныние, в нем иссякло мужество, поколебалось доверие к силам своего народа. Он почти не вел активной войны и ограничивался тем, что поощрял каперство. Шесть лет прошло в таком положении. Только крайнее истощение и Карфагена спасло римлян от окончательного удара, который они не смогли бы отвратить.

В 247 г. в Сицилии получил главное начальство Гамилькар Молния (Барка). Это был чрезвычайно способный военачальник и истинно государственный человек. Он видел ясно всю слабость, себялюбие и бездарность карфагенского правительства. Он понимал, что правительство это никогда не решится завести такую армию, которая была необходима для борьбы с Римом, и постарался создать себе армию, которую содержал бы он сам, без участия казны. Энергичными и смелыми набегами он успевал добывать средства содержать свое войско на счет врагов. Своею личностью он неотразимо действовал на солдат, и они были ему безусловно преданы. В Сицилии он устроил два своеобразных военных лагеря на горе Эйркте и затем на Эриксе и получал с каждым днем перевес над римлянами, каперы его с небывалою смелостью стали делать высадки и грабить на берегах Италии.

Римский сенат долго пребывал в бездействии – в нем составилось большинство из слабых и малодушных людей, но наконец в римлянах проснулись мужество и патриотизм: на 23-м году войны несколько богатых римлян решили на частные средства снова соорудить флот. Многие приняли участие в этом благородном деле – и скоро выступили в море 200 военных судов с экипажем в 60 000 человек. Карфагеняне были захвачены совершенно врасплох, поспешно стали и они сооружать флот, но только весною следующего, 241 г. они выставили 120 кораблей, далеко уступавших, однако, римскому флоту.

В марте 241 г. враги снова встретились на море – и с первого же натиска римляне одержали полную победу: 50 кораблей было потоплено, 70 взято в плен. Теперь война должна была кончиться. Карфагеняне поручили Гамилькару заключить мир на каких бы то ни было условиях. Гамилькар геройски принял это тяжелое поручение. По мирному договору Сицилия уступалась Риму, самостоятельность Карфагена была признана вполне и Рим и Карфаген обязывались взаимно одинаковыми условиями по отношению к второстепенным членам латинского и либийского союзов. Карфаген уплачивал контрибуцию и безвозмездно возвращал римских пленников, за выходившие с оружием в руках из Сицилии карфагенские войска вносился незначительный выкуп, по 18 денариев с человека; требование выдать и римских перебежчиков было отвергнуто Гамилькаром.

Нельзя не признать, что карфагеняне получили мир очень хороший, если принять в расчет их неудачи и успехи римлян. По-видимому, консул Катулл, ведший переговоры с римской стороны, невольно подчинялся обаянию личности Гамилькара. В Риме условиями мира были недовольны, и народное собрание первоначально даже не ратифицировало их, ратификация последовала, и то с некоторым увеличением контрибуции, только в 211 г., после доклада специальной комиссии, съездившей в Сицилию ознакомиться ближе с положением дела.

Войну эту римляне вели так плохо, как никакую другую, главным образом потому, что по своим условиям война эта коренным образом отличалась от прежних: прежде, в италийских войнах, все дело решалось схваткой, военные операции были крайне несложны, почти все зависело от качества солдат, роль же военачальника отходила далеко на второй план. Теперь пришлось вести борьбу непрерывно в течение многих лет и одновременно на различных театрах войны, надо было научиться выгодно комбинировать сложные операции, широкие планы, а это сразу не давалось, руководительство такими операциями совершенно ускользало из рук совещательного собрания, необходима была последовательность в осуществлении планов, а этому полагала неодолимые препятствия ежегодная смена военачальников. Внести же здесь те изменения, какие были необходимы, можно было только с такими изменениями конституции, о которых никто тогда не решался и думать. Эти пробелы отчасти восполнялись энергией и твердостью римлян, но если Рим вышел победителем, то этим он всего более был обязан ошибкам своих врагов. Победа, во всяком случае, была неокончательной, и мир не мог быть прочным.