НА ПОРОГЕ НОВЫХ ВОЙН

Большевики, несмотря на свои лозунги «мировой революции», хотели мира – он был для них жизненно необходим; не менее необходимо им было деловое и политическое сотрудничество с Западом. Ради этого Ленин был готов пойти на предельно серьезные уступки. Можно не сомневаться, что вышеприведенные предложения консула США в Архангельске Коула были бы приняты Лениным без возражений. Локкарт, например, в начале 1918 г. писал, что любое коллективное заявление союзников будет большевиками принято. Через два месяца после письма Коула Фрэнсису, 29 июля 1918 года, после раскрытого заговора послов, участвовавших в подготовке восстания эсеров, после циничных оскорблений и насмехательств послов над новым русским правительством… наркоминдел Чичерин пишет Фрэнсису: «Я использую этот последний перед вашим отъездом момент для того, чтобы еще раз выразить мое глубокое сожаление по поводу неблагоприятного стечения обстоятельств, результатом которого стало ваше нынешнее путешествие через море… Передайте, пожалуйста, в своих посланиях, которые вы будете отправлять за океан, нашу любовь и восхищение великому народу пионеров нового континента, потомкам революционеров Кромвеля и братьев по оружию Вашингтона»¹⁷⁹². Фрэнсис пишет: «Эта телеграмма явно предназначалась американским пацифистам, и, опасаясь, что она будет передана госдепартаментом американскому народу, я не стал пересылать ее»¹⁷⁹³.

«5 ноября Чичерин вручил представителям нейтральных государств ноту для союзнических правительств, в которой Совнарком объявил, что хотел бы положить конец военным действиям между русскими войсками и войсками Антанты. По его мнению, заключение мирного договора как бы несло в себе более или менее формальное признание советского правительства. Но действия «спартаковцев» Вены, Будапешта, Берлина,- пишет Нуланс,- свидетельствовали о слишком серьезной опасности большевизма, чтобы союзники были расположены сотрудничать с властью, основанной на классовой борьбе и имеющей целью распространить ее во всем мире. Таким образом, нота Чичерина не дала никакого результата»¹⁷⁹⁴.

Несмотря на развертывание широкомасштабной интервенции, большевики не оставляли надежд на мирное соглашение с Западом. В феврале 1919 г. Ленин принял условия меморандума Керра: существующие на российской территории правительства де-факто сохраняются; военная помощь им прекращается; союзнические войска выводятся. Советы признают долги, от которых они отказались, и т. д.¹⁷⁹⁵. В конце 1919 года, 14-16 декабря, американский атташе У. Баклер снова сообщал после встречи с Литвиновым, что «Советы были готовы выплатить иностранные долги, защитить иностранные предприятия, предоставить концессии. Примиренческая позиция Советского правительства очевидна…» На всех российских граждан предлагалось распространить амнистию. Финляндии, Польше и Украине должно было быть предоставлено право на самоопределение¹⁷⁹⁶.

В. Вильсон, со своей стороны, совершенно откровенно стремился избежать интервенции. В послании к конгрессу 4 декабря 1917 г. Вильсон, под воздействием доводов А. Балларда¹⁷⁹⁷ и посла Фрэнсиса определил свою позицию в отношении большевистской России: просвещение, пропаганда, бездействие до тех пор, пока русские самостоятельно не избавятся от большевиков, и отказ от признания Советской власти де-факто [Довод Балларда заключался в том, что недемократичный по своей природе большевизм опирается на «произвольную и безответственную власть, базирующуюся лишь на физическом контроле над населением». Баллард А. – свободный журналист, приятель Хауза – советника В. Вильсона. А. Балларда поддержал крайне консервативно настроенный генеральный консул Саммерс; Саммерс Лэнсингу, 27 ноября 1917 г., FRUS, 1918, Russia, 1: 270-271; см. также Kennan G. F. Russia Leaves the War, Princeton, 1956, p. 155-156 (Дэвис Д., Трани Ю., с. 146)]. Однако уже в январе 1918 г. провозглашенный им VI пункт «Четырнадцати пунктов» говорил о том, что Вильсон был в той или иной мере готов признать Советскую власть. В январе 1918 г. Вильсон направил в госдеп предложение сенатора Р. Оуэна о признании США большевистской власти де-факто. «Ваша рекомендация в последние недели немало занимает мои мысли»,- писал он Оуэну¹⁷⁹⁸.

«3 марта 1918 г. японскому посланнику… была сообщена нота Вильсона, в которой он заявлял, что целесообразность интервенции находится для него под большим сомнением. Основания, которыми руководствовался при этом Вильсон, сводились к тому, что политика интервенции только усилит крайние революционные элементы в России и создаст возмущение во всей стране. Кроме того, само вступление на путь интервенции противоречит… демократическим и военным целям Америки»¹⁷⁹⁹. «Он (Вильсон) хотел, чтобы русские сами создали свое будущее, и выражал уверенность в том, что демократия пробьет себе дорогу»¹⁸⁰⁰.

9 июля 1918 г., говоря о решении Военного совета Антанты насчет интервенции в Россию, Вильсон сказал, что «предлагается немедленно достичь столь неосуществимые цели, что он часто гадает: то ли сам сошел с ума, то ли они»¹⁸⁰¹. С Вильсоном был полностью солидарен Ллойд Джордж, который заявил, что мысль о подавлении большевизма вооруженной силой является чистым безумием. Если даже представить, что это даст положительные результаты, то кто мог бы оккупировать Россию? Если было бы предположено послать для этой цели британские войска, то и они взбунтовались бы.

21 января 1919 г. «при обсуждении русского вопроса на заседании Совета десяти в Париже президент Вильсон указывал, что вооруженная борьба союзников с большевизмом служит на пользу большевикам, давая последним возможность утверждать, что империалистические и капиталистические правительства стремятся возвратить земли помещикам и поддерживают монархистов. Возможность указания на то, что союзники идут против народа и намереваются вмешаться в его внутренние дела, является аргументом против посылки в Россию союзных армий. Если, с другой стороны, союзники могли бы превозмочь отвращение, которое они чувствуют по отношению к большевикам, и собрать представителей всех борющихся в России группировок, то это дало бы в результате реакцию против большевиков»¹⁸⁰².

На основании позиции Вильсона представители Антанты пригласили все организованные политические группировки России собраться на Принцевых островах для обсуждения способов водворения в России порядка и спокойствия¹⁸⁰³. Вильсон был готов встретиться даже только с одними большевиками¹⁸⁰⁴. По мнению Ллойд-Джорджа, предстояло «собрать представителей большевиков, белых и лимитрофов… подобно тому как Римская империя приглашала военачальников плативших ей дань государств для того, чтобы они давали отчет в своих действиях»¹⁸⁰⁵. Конференция изначально несла в себе двойственный характер: с одной стороны, она открывала возможность для переговоров, а с другой – условия переговоров включали: неприкосновенность всех существующих на момент переговоров правительств на той территории, которую они занимали в тот момент, что фактически закрепляло расчленение России. Позиция Высшего военного совета Антанты носила откровенно провокационный характер. Так, Бальфур говорил: «Большевики, вероятно, откажутся принять такие условия и тем самым поставят себя в невыгодное положение»¹⁸⁰⁶. У. Черчилль развивает тему и приводит поддержанное им «Предложение о создании комиссии держав союзной коалиции для рассмотрения возможностей союзной военной интервенции в России» от 15 февраля 1919 г.: «Заранее предвидя возможность отказа со стороны советского правительства принять условия союзников и возможность продолжения с его стороны враждебных действий, предложено создать соответствующий орган для обсуждения вопроса о возможности соединения военных действий держав союзных коалиций, независимых лимитрофных государств и дружественных союзникам правительств России. Этот новый орган должен иметь форму комиссии, которая включала бы военных представителей американского, британского, французского, итальянского, японского правительств. Эта комиссия среди прочих задач должна установить путем опроса компетентных представителей России, Финляндии, Эстонии, Польши и других лимитрофных государств, в каких размерах готовы эти государства и правительства оказать военную помощь…»¹⁸⁰⁷ Другими словами, большевикам Антантой, по сути, был предъявлен провокационный ультиматум, аналогичный тому, который Австро-Венгрия предъявила в августе 1914 г. Сербии. Он должен был легализовать интервенцию в России, как предыдущий «легализовывал» агрессию Германии. Однако сами воевать великие державы не собирались; опираясь на свой огромный опыт в делах «дешевой империалистической политики», они планировали для этих целей использовать лимитрофные государства под своим контролем.

Но большевики согласились в том числе на нахождение «на той или другой части территории бывшей Российской империи, за вычетом Польши и Финляндии, военных сил Согласия или же таких, которые содержатся правительством Согласия»¹⁸⁰⁸. Большевики были готовы идти даже дальше: «они готовы идти навстречу желаниям союзных держав по вопросу об уплате долгов, о предоставлении концессий на разработку лесных и горных богатств, о правах держав Антанты на аннексию тех или иных территорий России». При этом У. Черчилль уверял, что «союзники отвергают предположение, что таковы были их цели интервенции в России. Основным желанием союзников является твердая уверенность, что в России вновь восстановится мир и будет организовано правительство согласно воле широких масс русского народа»¹⁸⁰⁹. Ленин сравнивал Принцевы острова с Брестским миром: «Когда мы ответили согласием на предложение конференции на Принцевых островах, мы знали, что идем на мир чрезвычайно насильнического характера»¹⁸¹⁰. Но когда «большевики ответили на это предложение согласием, белые… с презрением его отвергли»¹⁸¹¹.

Тем не менее Черчилль не был бы Черчиллем, если бы не нашел и здесь повод для обвинения большевиков: «Это предложение и последовавшее за ним предложение помощи миллионам страдающих русских не привели ни к чему из-за отказа советского правительства исполнить главное условие, заключавшееся в прекращении всех враждебных действий на все то время, пока должны были продолжаться переговоры о помощи»¹⁸¹².

Между тем Украина поставила условием своего присутствия вывод с ее территории частей Красной Армии¹⁸¹³. Правительства Архангельска, Омска и юга России «отвергли любую возможность заключения какого-либо соглашения с большевиками, равно как и любые переговоры с ними»¹⁸¹⁴. Их поддержало французское правительство, которое «вошло в соглашение с украинскими и другими антисоветскими группировками, обещая оказать им поддержку, если они откажутся принять это предложение. Такое поведение Франции вызывалось ее особой заинтересованностью в получении русских долгов, согласия на уплату которых она не могла ожидать со стороны советского правительства»¹⁸¹⁵. Причина отказа белых от участия в конференции была весьма прозаична: при любом варианте попытки установления демократической единой власти в России (например, при помощи Учредительного собрания) они неизбежно проигрывали выборы левым социал-демократам. Если белые отказывались от единой власти, то тем самым закрепляли расчленение России, т. е. шли против своих принципов. Согласие большевиков привело к тому, что, как печально 27 февраля пишет Черчилль, «по основному вопросу союзные державы в Париже не решили, желают ли они воевать с большевиками или заключить с ними мир…» 14 марта он отмечает: «Предложение о созыве конференции на Принцевых островах сыграло свою роль в том, что началось общее утомление и упадок духа…»¹⁸¹⁶

Потерпело неудачу и предложение советского правительства о мире, отправленное Парижской мирной конференции в феврале 1919 года в ответ на запрос американцев относительно тех условий, на которых большевики считали бы возможным прекратить военные действия… Советское мирное предложение было с удовлетворением принято полковником Хаузом в Париже, который довел его содержание до сведения Вильсона, но последний заявил, что он слишком занят Германией, чтобы думать о России…»¹⁸'⁷ Очевидно, что на позицию Вильсона повлиял предшествующий категорический отказ союзников, белых правительств и собственного госдепа сесть с большевиками за стол переговоров.

Но это не остановило Вильсона. С согласия Ллойд Джорджа он через своего доверенного советника Э. Хауза попытаться сепаратно договориться с большевиками¹⁸¹⁸ и 22 февраля послал в Москву У. Буллита [«Проект мирных предложений союзных и присоединившихся к ним правительств» Буллита включал: «…прекращение внутренней вражды в России на две недели, предшествующие открытию конференции; проведение конференции с участием всех признанных де-факто на территории России правительств, которые должны оставаться у власти и не быть свергнутыми; снятие экономической блокады и восстановление торговых отношений, включая право Советов на беспрепятственный железнодорожный транзит и использование портов; граждане Советской России, а также их официальные представители получают право беспрепятственного въезда в союзнические и присоединившиеся к ним страны, равно как и в государства, образовавшиеся на территории бывшей Российской империи; провозглашение всеобщей амнистии; вывод всех вспомогательных союзнических военных сил и сокращение армий всех государств на территории бывшей Российской империи; признание всеми правительствами ответственности по обязательствам бывшей Российской империи». Буллит упомянул и другие статьи: перемирие начинается через неделю после оглашения предложений; конференция состоится в нейтральной стране; Германия должна оставаться в стороне от ее проведения; на Польшу и все нейтральные страны распространяются те же права, что и на союзные державы; Советская Россия должна принять предложения не позже 10 апреля.» Текст проекта мирного предложения союзников и присоединившихся к ним государств, 14 марта 1919 г., FRUS, 1919, Russia, p. 78-80 (направлен Буллитом Вильсону, Лэнсингу и Хаузу) (Дэвис Д., Трани Ю., с. 322).]. Буллит сообщал о своих ежедневных беседах с Чичериным и Литвиновым, а также об одобрении предложений ВЦИКом… Он пришел к выводу, что Ленин, Чичерин и Литвинов «полностью сознают необходимость достижения мира в России и поэтому настроены в высшей степени примирительно». «Я уверен,- продолжал он,- в возможности подкорректировать их заявления таким образом, чтобы они не стали для них неприемлемыми». «Ленин, Чичерин, Литвинов и другие руководители Советской России, с которыми я беседовал, выразили безоговорочную решимость Советского правительства заплатить иностранные долги. Я убежден, что по этому пункту споров не возникнет»¹⁸¹⁹.

По мнению Драммонда, «если принять большевистские предложения, привезенные мистером Буллитом, будут решены многие трудности, с которыми сейчас сталкиваются участники (Парижской) конференции…» При этом он приводил простые и веские доводы: если Германии не понравятся условия союзников, она больше не сможет угрожать альянсом с большевиками; балтийские страны сумеют без всякого вмешательства сформировать свои правительства; в будущем будут исключены инциденты, подобные венгерскому; и, самое главное, в Европе и в Азии наступит политическая стабилизация»¹⁸²⁰. Д. Дэвис и Ю. Трани ссылаются на то, что нежелательная огласка миссии Буллита уничтожила эту возможность установления отношений между Россией и Западом¹⁸²¹. У. Черчилль по поводу миссии изливал свой яд: «Негодование французов и англичан против всякого соглашения с большевиками достигло своего предела, и советские предложения Буллиту, которые, без сомнения, были сами по себе лживы, вызвали всеобщее презрение»¹⁸²².

Позицию В. Вильсона поддерживали руководители всех миссий, которые он посылал в Россию. Робинс после возвращения из России пришел к мнению, что мысли Вильсона «гораздо разумней того, на что я считал способным их автора. Я расхожусь с ним лишь в практических деталях»¹⁸²³. 15 мая 1918 г. Р. Робине утверждал, что если бы ему дали поговорить с президентом Вильсоном всего час, он уговорил бы того признать большевистское правительство. Он заметил: «У меня есть именно то, что нужно». Робинс передавал правительству предложения Советов предоставить нам такие же концессии, привилегии и преимущества, как те, которые Германия получила по Брест-Литовскому договору¹⁸²⁴. Робинс был против интервенции без приглашения и признавал ее целью только экономическое сотрудничество¹⁸²⁵.

Военный атташе Джадсон также склонялся в сторону сотрудничества с большевиками. По его мнению, союзникам следовало признавать большевиков только с целью оказания на них влияния. Он писал, что ему ясно, что «большевики намерены остаться… и большевики, что бы мы о них ни думали, находятся в положении, которое позволяет решать многие вопросы, вероятно, имеющие жизненно важное влияние на исход войны»¹⁸²⁶. Буллит напрямую связывал тяжелое положение в России с интервенцией союзников. Промышленность, за исключением военной, парализована. Буллит считал разрушительную фазу революции законченной; террор прекращается, восстанавливается порядок¹⁸²⁷. Он заявлял о поддержке народом власти. Власть Советов, «кажется, становится для русского народа символом революции». Позиции большевистской партии были достаточно сильны. В условиях блокады, интервенции и помощи союзников антибольшевистским силам она пользуется определенной поддержкой оппозиции. Что касается большевистской партии, то, по мнению Троцкого и военного командования, Красная Армия должна была продолжать сражаться, тогда как Ленин был готов к компромиссу. «Ленин склоняется к отступлению от своих принципов по всем пунктам. Он готов пойти навстречу западным правительствам». Именно Ленин ухватился за эту возможность. Буллит подчеркивал, что нельзя «создать ни одно правительство, кроме социалистического». Сторонники Ленина столь же умеренны, как и другие социалисты. Ни в Европе, ни во всем мире нельзя заключить никакого мира до тех пор, «пока не заключен мир с революцией». Необходимо снять блокаду и наладить поставки, хотя бы для того, чтобы ослабить позиции большевиков. Интервенция вынудит оппозиционные партии поддержать Ленина. Если победят Колчак или Деникин, пройдет еще более кровавая чистка. Красная Армия сражается «с энтузиазмом крестоносцев».

Буллит пишет, что Ленин превратился в легенду. «Весьма поразительный человек – откровенный, прямой, но также и гениальный, с большим юмором и ясностью мысли»¹⁸²⁸. Кстати, в том же духе о Ленине писал Кейнс – как о выдающемся явлении человеческой цивилизации. Бывший английский посол и ярый сторонник интервенции Бьюкенен писал: «На их стороне превосходство ума, а с помощью своих германских покровителей они проявили организационный талант, наличие которого у них вначале не предполагали. Как ни велико мое отвращение к их террористическим методам и как ни оплакиваю я разрушение и нищету, в которую они ввергли мою страну, я охотно соглашусь с тем, что и Ленин и Троцкий – необыкновенные люди. Предшествующие министры, в руки которых Россия отдала свою судьбу, оказались слабыми и неспособными, а теперь, в силу какого-то жестокого поворота судьбы, единственные два действительно сильных человека, созданных Россией в течение войны, оказались созданными для довершения ее разорения»¹⁸²⁹. Философ Бертран Рассел был другого мнения. 13 января он пишет в частном письме: «Над миром царит проклятие, Ленин и Троцкий – единственные светлые пятна»¹⁸³⁰.

Американский представитель в Лондоне Тублер после переговоров с Литвиновым 18 января 1919 информировал свое правительство: «Военная интервенция и оккупация России, даже если они в конечном итоге будут успешными, потребуют неопределенно большого времени… Я полностью убедился в том, что мы можем заключить соглашение, обеспечивающее иностранные интересы и иностранные долги, если мы не очень урежем русскую территорию. Если Сибирь и угольные и нефтяные месторождения будут потеряны Россией, то условия относительно долгов будут пропорционально ухудшены»¹⁸³¹. Д. Дэвис и Ю. Трани вполне обоснованно приходят к выводу, что «враждебные отношения между США и Советской Россией не были неизбежны»¹⁸³². К такому же результату пришли и российские исследователи еще 1920-х годах, в том числе М. Покровский. В 1975 г. о том же писал Р. Ганелин. Конечно, было бы опрометчивым идеализировать Вильсона или Ллойд Джорджа (как, впрочем, Ленина и Троцкого), они оставались людьми своего времени и своего круга; тем не менее в своем социал-демократическом развитии они были прогрессивны и намного опережали время. Результирующий вектор их политики неизбежно во многом зависел от действия большого количества в первую очередь регрессивных внутренних и внешних сил. Очевидно, что неизбежная раздвоенность лидеров двух стран привела Черчилля к выводу, что «вялые усилия заключить мир с большевиками сопровождались такими же вялыми попытками вести с ними войну»¹⁸³³.

Позиция премьер-министра Великобритании не слишком сильно расходилась с позицией В. Вильсона. В ноябре 1919 г. Ллойд Джордж писал: «Я верю, что кабинет не допустит вовлечения Англии в какую-либо новую военную акцию в России… мы слишком часто слышали об «огромных возможностях в России», которые так никогда и не реализовались, несмотря на щедрые расходы для их осуществления. Только за этот год мы уже истратили более 100 млн. фунтов стерлингов на Россию… Россия не хочет, чтобы ее освобождали. Давайте поэтому займемся собственными делами, а Россия о своих делах пусть печется сама…» Ллойд Джордж не отвергал напрочь идею переговоров с коммунистическим правительством в Москве¹⁸³⁴.

Но два лидера наиболее могущественных стран мира, США и Великобритании, эти ярчайшие представители передовых демократий того времени, оказались абсолютно беспомощными перед лицом своих собственных правительств и вчистую проиграли им схватку за Россию. При этом Вильсон и Ллойд Джордж имели полную поддержку своих народов, явно не желавших продлевать «удовольствия» войны. Они имели протянутую руку Москвы, которая не была приглашена в Париж, но готова была признать царские долги, открыть двери для иностранных инвестиций и концессий, прекратить подрывную революционную деятельность за рубежом, амнистировать противников ленинского режима и признать независимость Финляндии, Польши и Украины в обмен на дипломатическое признание и прекращение интервенции¹⁸³⁵. Этот парадоксальный, на первый взгляд, факт говорит об очень многом…

Противником Вильсона выступил госдепартамент во главе с госсекретарем Лэнсингом, который уже 30 ноября 1917 г. выступил как один из наиболее радикальных, агрессивных противников большевиков, утверждая, что они угрожают Америке и всему мировому порядку, и больше никогда не менял своего мнения. В январе 1918 г. в ответ на предложение В. Вильсона о признании большевистской власти де-факто госдеп отреагировал стремительно. Майлс отметил: «…Мне представляется невозможным признать де-факто власть правительства, которое поощряет экстремистские позиции, такие, как отказ от всех международных обязательств»¹⁸³⁶. Госдеп делал все, чтобы даже неофициальные контакты с большевиками прекратились¹⁸³⁷. В. Вильсону пришлось общаться с лидерами большевиков через голову Госдепа, посредством частных лиц.

Несмотря на то что Вильсон заявлял, что он сильно сомневается «в возможности остановить большевизм силой оружия»¹⁸³⁸, «Государственный департамент рекомендовал вести более активную политику, тогда как даже военное министерство подталкивало президента к эвакуации войск из России. На этом твердо настаивали генерал Блисс и военный министр Бейкер, а государственный секретарь Лэнсинг и Ф. Полк склонялись в противоположную сторону»¹⁸³⁹. Блисс отвечал на предложение Черчилля о разработке планов военного вторжения: «По-моему, было бы неразумно, если бы с согласия Соединенных Штатов были предприняты действия, которые могли показаться кому-нибудь признаком намерений Соединенных Штатов принять участие в интервенции в России»¹⁸⁴⁰. Между тем Марч отмечал «колоссальные энергичные усилия», направленные на обеспечение участия США в интервенции. Президента «подталкивали и тянули». По словам Бейкера, власти были «буквально одержимы» русским вопросом. Сам президент писал, что «до кровавого пота размышлял над вопросом, что правильно и практично (возможно) предпринять в России». «Для оправдания американской интервенции в США велась сильнейшая пропаганда с распространением всевозможных слухов о терроре в России, о национализации женщин и т. п. Но «когда к давлению властных структур внутри страны добавилось давление дипломатических представителей союзников и Высшего военного совета, Вильсон оказался в изоляции»¹⁸⁴¹. Британское дипломатическое давление неотступно продолжалось. Великобритания активно добивалась участия США в вводе союзнических войск в Россию¹⁸⁴².

«…Британский план стал предусматривать вербовку в поддержку интервенции людей из окружения Вильсона в надежде на то, что они переубедят президента»¹⁸⁴³. «Многочисленные исследования аргументированно доказывают, что на интервенцию Вильсона вынудило давление со стороны Великобритании. Не было бы британского давления,- не было бы американской интервенции»¹⁸⁴⁴. Французы были не менее настойчивы, чем англичане. В течение первой половины 1918 г. представители французского истеблишмента неоднократно разными путями пытались склонить Вильсона к интервенции¹⁸⁴⁵. Ллойд Джордж позже заявил военному кабинету, комментируя провал союзнической политики в России, что он «не считает возможным винить американцев, ибо они всегда очень сильно возражали по поводу проведения операций против большевиков, и то, что они сделали до сего момента», было сделано только за счет давления, оказанного на президента Вильсона»¹⁸⁴⁶.

Перелом политики Вильсона в отношении России произошел после окончания Парижского конгресса. Наиболее отчетливо он проявился во время его поездки по западу страны осенью 1919 г. с целью поддержки ратификации вступления США в Лигу Наций. Д. Дэвис и Ю. Трани пишут: «Афишировать антибольшевистские взгляды Вильсона не принято». Однако они отчетливо проявились во время именно этой поездки. Вильсон заявлял, что Лига Наций во главе с США станет заслоном на пути большевиков, которые «так же жестоки и безжалостны, как агенты самого царя», распространяют «ночь, хаос и беспорядок, а потому должны пасть»¹⁸⁴⁷. «Ему было нелегко занять такую позицию. Ситуация складывалась непросто, однако Вильсон в этой обстановке никак не выглядел ни полностью неосведомленным, ни безупречным»¹⁸⁴⁸,- констатируют Д. Дэвис и Ю. Трани. Ситуация действительно выглядела непросто. Изоляционистски настроенные круги Америки активно сопротивлялись вступлению США в Лигу Наций, эти же круги с не меньшей энергией склоняли президента к более агрессивной политике против большевиков. Ярким выразителем таких взглядов был госсекретарь Лэнсинг. Позже Вильсон придет к выводу, что «Лэнсинг подрывал и расшатывал моральные устои… Подумать только! И это человек, которого я возвел с уровня подчиненного на высокий пост государственного секретаря Соединенных Штатов!»¹⁸⁴⁹ Для Вильсона, его детище, Лига Наций, была безусловным приоритетом в области внешней политики. И именно поэтому, по всей видимости, Вильсон решил пойти на компромисс, добиваясь ратификации вступления США в Лигу Наций в обмен на уступки захлестнувшим американскую элиту антикоммунистическим настроениям. Британский посол О. Геддс сообщал: «На мой взгляд, ничто так не страшит эту страну, как угроза большевизма. Здесь сосредоточена масса неассимилированного иностранного населения, которое легко восприимчиво к большевистской и социалистической пропаганде»¹⁸³⁰. Но жертва Вильсона не была принята, и он проиграл обе партии. США не вошли в Лигу Наций, а его уступки антисоветским кругам стали началом холодной войны.

«В Де-Мойне Вильсон подчеркивал, что российский народ был обманут, когда большевики отказались созвать Учредительное собрание и принять конституцию, что этим народом правит «небольшая группа людей столь же эгоистичных, столь же жестоких, столь же безжалостных, как и сподвижники самого царя». В Су-Фолсе президент заявил, что «правительство Ленина – Троцкого» состоит из горстки людей, «которые навязывают свою волю миллионам». Подобная власть, «опирающаяся на насилие или на угрозу насилия, должна пасть». Соединенные Штаты будут противостоять тем, кто правит силой»¹⁸⁵¹. В Миннеаполисе тема была продолжена: «Они позволили маленькой горстке людей – а как мне говорили, лишь тридцать четыре человека вошли в большевистское правительство,- установить власть меньшинства, столь автократическую, столь жестоко немилосердную, каким едва ли когда-либо было царское правительство»¹⁸⁵². В Сиэтле он назвал русских «привлекательным народом», который в стремлении избавиться от автократического царского террора подпал под террор меньшинства, который использовал «интригу, страх, осведомительство, шпионаж, военную силу», не осмелился созвать Учредительное собрание¹⁸⁵³.

«По словам Лэнсинга, большевиков никогда не удастся свергнуть силой, они лишь по прошествии продолжительного времени уступят место новым лидерам. Только после этого возникнет правительство, с которым США на каком-то этапе смогут иметь дело. Только тогда при условии соблюдения предельной осторожности и рассудительности станет возможным признание российского правительства. Если признать его раньше, то это будет на руку крайним и непримиримым кругам. Лэнсинг предупреждал, что Ллойд Джордж совершит серьезную тактическую ошибку, если признает большевиков, за что будет нести огромную моральную ответственность. С точки зрения Лэнсинга, «Ленин и его последователи никогда не откажутся от мечты о мировой революции и не установят дружеские отношения с небольшевистским правительством»¹⁸⁵⁴. Эта точка зрения легла в основу американской политики непризнания»¹⁸⁵⁵.

Новый госсекретарь США, пришедший на смену Лэнсингу Б. Колби, был настроен еще более радикально, чем его предшественник: «Хотя наши власти не имеют желания вмешиваться во внутренние дела российского народа или советовать относительно того, какая у них должна быть форма правления, существующий в России режим не представляет ни волеизъявления, ни согласия сколько-нибудь значительной доли русского народа. Он нарушает все принципы согласованных и доверительных отношений как между государствами, так и между индивидуумами и основан на отрицании чести и доброй воли, разного рода обычаев и условий, являющихся неотъемлемой частью международного права»¹⁸⁵⁶. 9 августа 1920 г. появилась нота, подготовленная Колби совместно с Вильсоном¹⁸⁵⁷, в которой, в частности, говорилось: «Невозможно представить, что признание советской власти поможет урегулированию ситуации в Европе, поэтому недопустимы любые сделки с советским режимом в любых рамках, в которых можно вести дискуссию о перемирии». Большевики захватили власть «силой и коварством», а правят методом «жестокого подавления». У их власти скорее иная основа: «существующий в России режим основывается на пренебрежении принципов чести и добросовестности, обычаев и условий, на которых покоится международное право; короче говоря, на пренебрежении любых норм, на которых можно строить гармоничные и доверительные отношения между государствами и людьми». О подобном пренебрежении свидетельствовало подписание и невыполнение соглашений, разжигание мировой революции любыми средствами, включая деятельность дипломатических миссий и Третьего интернационала, агенты которого пользовались поддержкой и протекцией Советского правительства»¹⁸⁵⁸. Но принципы принципами, а бизнес есть бизнес, и частным компаниям было разрешено торговать с Россией.

В 1920 г. во время польской войны, когда генерал М. Вейган оказал поддержку маршалу Пилсудскому, Д. Кеннан предложил программу «твердого и бдительного сдерживания». «Он призывал к сдерживанию путем «умелого и неусыпного противодействия в различных, постоянно меняющихся географических и политических точках в зависимости от поворотов и маневров советской политики… Если это произойдет, Советская власть осознает, что «взращивает в себе зерна собственной гибели, а… время восхода этих зерен заметно приблизится»¹⁸⁵⁹. При этом Кеннан обвинил в разжигании холодной войны… Ленина, поскольку тот считал, что «победоносный пролетариат… поднимется против всего капиталистического мира», а капиталистические страны при помощи давления угрожают социалистическому отечеству. Советы, таким образом, по утверждению Кеннана, распространяли «полумиф о непримиримой иностранной враждебности», впоследствии получивший известность в качестве доктрины двух лагерей. Вследствие «врожденного антагонизма между капитализмом и социализмом» Кремль обратился к политике секретности, двуличия, подозрительности и недружелюбия»¹⁸⁶⁰. Оставим пока в стороне то, что это американские войска находились на территории России, именно из американских пушек и ружей, американскими патронами и на американские деньги поляки, чехи, прибалты, белые и «зеленые» убивали и терроризировали русских, что не кто иной, как США, несмотря на неоднократные приглашения советской стороны к сотрудничеству, оставались единственной страной, проводившей политику непризнания СССР и развязавшей откровенный экономический террор против СССР вплоть до 1933 г. Вернемся в 1920 год в США.

У. Липман развил идеи «сдерживания» Кеннана и «карантина» Вильсона и предложил вариант изоляции СССР, который англичане стали именовать «кольцевым ограждением», будь то «санитарный кордон», «карантин» или сдерживание. Липман также ввел в широкое обращение термин «холодная война»¹⁸⁶¹. Республиканцы, пришедшие на смену демократу Вильсону, еще более воинственно отнеслись к коммунизму и обратились к политике изоляции России. «Таким образом,- приходят к выводу Д. Дэвис и Ю. Трани,- Вильсон сам был автором первой официально провозглашенной американской доктрины холодной войны и ее первым бойцом, хотя на подобную роль вполне справедливо мог претендовать и Лэнсинг»¹⁸⁶². В. Хиксон также пишет, что «своими истоками первая холодная война восходит к президентству Вудро Вильсона»¹⁸⁶³. Фоглсонг согласен с ним; при этом он отмечает, что Вильсон начал «тайную» войну. Эту версию начала холодной войны поддерживает и В. Уильямс, который в своей книге в главе «Рождение сдерживания» цитирует программную статью Д. Кеннана: «Решение «развивать тенденции, которые должны со временем привести либо к крушению, либо к смягчению советской власти»… стало частью политики еще 31 января 1918 года»¹⁸⁶⁴. Флеминг относит начало холодной войны к 1917 г., при этом совершенно справедливо указывая, что Вторая мировая война стала лишь одним из «горячих» этапов глобальной холодной войны¹⁸⁶⁵. Флеминга можно перефразировать: Вторая мировая война стала неизбежным следствием Первой холодной войны, официально продлившейся до 1933 г. Д. Дэвис и Ю. Трани пишут: «…Администрация Вильсона использовала тактические приемы, аналогичные периоду холодной войны: идеологическую борьбу, шпионаж, вооруженную интервенцию, блокаду, экономическую изоляцию, отмывание денег, карантин. Не было только гонки вооружений…» Здесь они ошибаются – гонка вооружений начнется, только чуть позже, после Вильсона, и не в США, а в Германии в 1933 г., но с активным участием американских инвестиций в военно-промышленный сектор фашистской Германии и снятием всех ограничений на гонку вооружений со стороны Англии и Франции. Вторая мировая станет неизбежной.

Тем не менее в апреле 1923 г., уже став экс-президентом, Вильсон в статье «Уход от революции» вернулся к своим принципам. Он назвал русскую революцию выдающимся событием века. По его утверждению, ее породила капиталистическая система, а не революционные заблуждения. При царизме в России отсутствовало право на свободу. Большевики нанесли удар капитализму. С тем чтобы избежать судьбы большевистской России, необходимо соблюдать принципы справедливости. Западная цивилизация должна покончить с неравноправным отношением к другим странам во имя высших целей – сострадания, оказания всеобъемлющей помощи и достижения всеобщего благосостояния. Время требует отказаться от эгоизма, присущего капитализму. Демократия спасла мир от германской автократии. Однако «демократия еще не обезопасила мир от неразумной революции»,- писал Вильсон.- Перед демократией стоит первостепенная задача спасения цивилизации. Америка, как величайшая демократия, должна первой обратиться к решению этой задачи»¹⁸⁶⁶. Д. Дэвис и Ю. Трани констатируют: «Предостережения Вильсона по поводу того, что западный капитализм может скатиться к русскому большевизму, остались незамеченными. Соединенные Штаты пережили двадцатые годы, как, впрочем, и эпоху Вильсона, так и не поняв Россию»¹⁸⁶⁷. Идеи Вильсона и русской революции дойдут до американцев позже, во время Великой депрессии, и будут развиты в дальнейшем Ф. Рузвельтом.

Ну а как же развивались события во второй, вернее, в то время первой державе мира, Англии?

По свидетельству Ллойд Джорджа, «его (Черчилля) герцогская кровь взбунтовалась» против рабочих и крестьян России, взявших власть в свои руки. Говоря о событиях в России, он терял над собой всякий контроль… В начале сентября 1918 г. Черчилль представил Военному кабинету меморандум, в котором предлагал «составить персональный список членов большевистского правительства» и объявить, что они будут наказаны, какие бы длительные усилия для этого ни потребовались¹⁸⁶⁸. 28 ноября 1918 г., выступая в своем избирательном округе в Данди, Черчилль говорил: «Россия низведена большевиками до животного состояния, до варварства. Большевики поддерживают себя кровавыми убийствами… Цивилизация полностью уничтожена на гигантских территориях, а большевики ведут себя подобно кровожадным бабуинам среди руин городов и трупов своих жертв»¹⁸⁶⁹. «Одержав победу над всеми гуннами – тиграми мира,- говорил Черчилль друзьям,- я не потерплю, чтобы меня побили обезьяны»¹⁸⁷⁰. Борьба с большевизмом становилась откровенно маниакальной идеей Черчилля; он настойчиво отстаивал необходимость прямой военной интервенции. Он хотел ввести в Россию войска и покончить с «гнусным коммунистическим обезьянником»¹⁸⁷¹, В 1919 г., когда Юденич приближался к пригородам Петрограда, Черчилль кинул свою знаменитую фразу, имевшую историческое значение,- о «крестовом походе» против большевизма¹⁸⁷².

Троцкий весьма точно дал определение менталитету Черчиллей: «Их высокомерие – запоздалый рефлекс великой исторической роли английской буржуазии – не позволяет им вдуматься как следует в жизнь других народов, в новые идейные явления, в исторический процесс, который перекатывается через их головы. Ограниченные рутинеры, эмпирики в шорах буржуазного общественного мнения, эти господа развозят по всему миру себя и свои предрассудки и умудряются вокруг себя ничего не замечать, кроме самих себя»¹⁸⁷³.

Черчилль потребовал посылки союзной армии в Россию, чтобы «восстановить прежде существовавшее положение и создать демократическое правительство». Он указывал, что «большевики представляют собой лишь небольшую часть населения, они будут удалены и потеряют значение в случае, если всеобщие выборы будут проведены под присмотром союзников»¹⁸⁷⁴. Ллойд Джордж столкнулся, как пишет Керр, «с предложением мистера Черчилля о необходимости начала войны с большевиками силами союзнических добровольцев, танков, газов, чешских, польских, финских новобранцев, а также сохранявших верность союзникам частей русской армии»¹⁸⁷⁵. Керр докладывал премьер-министру, что Черчилль «абсолютно логичен в своей политике: он провозглашает, что, поскольку большевики являются врагами рода человеческого, они должны быть уничтожены любой ценой»¹⁸⁷⁶. «Начальник британского генерального штаба Уилсон записал в дневнике: «Уинстон полностью против большевиков, и он в этом вопросе выступает против Ллойд Джорджа».

Ллойд Джордж писал Черчиллю: «Очень обеспокоен вашей второй телеграммой о планах войны против большевиков. Кабинет никогда не утвердит подобное предложение. Он никогда не пойдет ни на что, кроме поставок оружия в антибольшевистские районы России и снаряжения, которое позволит им самостоятельно оказывать сопротивление, и то он пойдет на это лишь в случае провала всех попыток мирного решения проблемы»¹⁸⁷⁷. Черчилль отвечал: «Мы можем оставить Россию, но Россия не оставит нас. Если мы начнем отступать, она будет следовать за нами. Русский медведь протянул свои кровавые лапы через снега к мирной конференции». Даже коллеги-министры нашли его позицию экстремистской. Влиятельные слои в Англии также выступили против планов Черчилля. Газета «Дейли экспресс» писала: «Страна абсолютно не желает идти войной против России. Покончим же с манией мистера Черчилля. Вернем наших людей назад»¹⁸⁷⁸. Уже в первый день пребывания на своем посту Черчилль получил телеграмму от фельдмаршала Хейга о быстром ухудшении морального состояния войск… Хейг предупреждал, что, если не будет проведена быстрая демобилизация, «немцы, видя крушение нашей армии, получат возможность продиктовать новые условия мира…» Г. Уильсон, начальник генерального штаба, отметил в дневнике, что новый военный министр приказал вернуть домой только те «войска, на которые можно положиться»¹⁸⁷⁹. Ллойд Джордж сказал 31 декабря 1918 года: «Уинстон желает вести войну против большевиков, но именно этот курс и мог бы вызвать революцию!» Но тем не менее интервенция началась. Черчилль в XX веке последовательно отстаивал принципы демократии XVIII века, любой ценой защищая интересы «диктатуры капитала». Черчилль, несмотря на протест всей своей страны, общества, армии, правительства и премьер министра, опираясь на абсолютное меньшинство, тем не менее проводил кровавую агрессивную политику средневекового инквизитора.

Потерпев поражение в интервенции, Черчилль не оставил мысли покончить с Советской Россией. На этот раз планы его были еще грандиознее.

«Черчилль снова и снова выражал ту мысль, что основная опасность Британии проистекает из возможности русско-германского сближения. Опасность такого сближения он множил на растущие возможности военной технологии»¹⁸⁸⁰. Он указывал при этом, что обе страны погрузились в пучину унижений, причину которых представители обеих стран усматривают в ошибочности выступления друг против друга. «Через пять или шесть лет Германия будет, по меньшей мере, вдвое больше и мощнее Франции в наземных силах… Будущее таит эту угрозу… Если в России к власти не придет дружественное нам правительство, то Россия автоматически станет жертвой Германии… Русская ситуация должна рассматриваться как часть общей борьбы с Германией, и если мы не сможем заручиться поддержкой русских, то возникнет возможность создания грандиозной коалиции от Иокогамы до Кёльна, противостоящей Франции, Британии и Америке. Я рассматриваю создание дружественного правительства в России и сильную Польшу как два важнейших стратегических элемента»¹⁸⁸¹. Почти одновременно с этим мысль Черчилля развивалась в прямо противоположном направлении: «С моей точки зрения, нашей целью должно ныне быть строительство сильной мирной Германии, которая не нападет на наших французских союзников, но которая будет служить оплотом против большевизма»¹⁸⁸². У. Черчилль после заключения перемирия рекомендовал такую тактику: «Мир с германским народом, война с большевистской тиранией»¹⁸⁸³.

Обсуждая революцию в Германии с А. Лефевром, французским военным министром, Черчилль утверждал: «Главной угрозой западной цивилизации является не германский милитаризм, а русский большевизм»¹⁸⁸⁴. К этой мысли он возвращался неоднократно, делая ее все более изощренной и циничной. «Оптимальным вариантом было бы столкновение Германии и России». А главной задачей момента он считал поощрение немцев к вторжению в Россию. С примерным цинизмом он писал: «Пусть гунны убивают большевиков»¹⁸⁸⁵. В письме Ллойд Джорджу от 9 апреля 1919 Черчилль снова писал: «Следует накормить Германию и заставить ее бороться против большевизма». Дочери Асквита Черчилль повторял, что его политика заключается в том, чтобы «убивать большевиков и лобызаться с гуннами»¹⁸⁸⁶. Причем правящие круги Германии не только не отказывались от отводимой им роли, а наоборот, активно лоббировали ее. Например, во время подписания Компьенского мира немецкий представитель Эрцбергер пытался выторговать более мягкие условия капитуляции за счет привлечения немецких войск к подавлению большевизма.

Но большевики для Черчилля были не больше чем поводом, истинной целью была Россия. «Подчинить своей власти бывшую Русскую империю – это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики…- торжественно декларировал У. Черчилль.- Несомненно, покорить Россию в материальном отношении вполне возможно, но в моральном отношении – это слишком ответственная задача, чтобы ее могли выполнить одни лишь победители. Осуществить ее мы можем лишь с помощью Германии… Теперь для Германии открыта исключительная возможность. Гордый и достойный народ сможет таким образом избежать всякого унижения от постигшего его военного разгрома. Почти незаметно он перейдет от жестокой борьбы к естественному сотрудничеству со всеми нами. Без Германии в Европе ничего нельзя сделать, а с ее помощью все окажется легким… Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России и восстановлении Восточной Европы»¹⁸⁸⁷.

Секретарь посольства Франции в России Л. Робиен раскрывал механизмы подготовки новой мировой войны, которые витали в голове Черчилля: «Придет наш черед, и дипломатам потребуется все их искусство, чтобы поссорить новое русское самодержавие с теми, кому оно будет обязано всем… и кого оно, возможно, за это возненавидит… что, в общем, гуманно… или, по крайней мере, очень по-русски»¹⁸⁸⁸. Л. Робиен прав, русским действительно трудно достичь мастерства французов и англичан в «таких вопросах», какой богатый опыт за этим стоит…

Но Россия опять выживет, и после Второй мировой войны те же самые силы будут снова стравливать уже США и СССР и вовлекут их в новую стадию холодной войны. В 1950 г. Черчилль с тоской будет вспоминать о том, что ему не удалось, как он выразился, «задушить большевизм в колыбели»¹⁸⁸⁹. Впрочем, эту политику Англия начала еще в 1920 г. Так, в письме госсекретарю США Колби британский посол Гейдс рекомендовал антибольшевистскую книгу Д. Спарго «Россия как американская проблема», где Ленин – великий тиран, «одурачивший» рабочий класс с целью усиления собственной власти. «Я (Гейдс) ни секунды не сомневаюсь в том, что Ленин цинично посмеивается над тем, как ему удалось обмануть рабочий класса в России и других странах»¹⁸⁹⁰. Но это будет еще впереди, а пока… Сам У. Черчилль приводит слова немецкого писателя Новака в 1919 г.: «Уинстон Черчилль – ненавистник большевизма, все еще преисполненный мыслью о войне, лелеявший те же идеи, какие лелеял и маршал Фош по поводу многообещающей кампании на Востоке, и с презрением относившийся к Лиге Наций, заявлявший, что она совершенно бесполезна для его страны и не может заменить той гарантии, какую дает Англии сильный флот…»¹⁸⁹¹ У. Черчилль отрицает подобные намерения, он пытается опровергать и «талантливого биографа лорда Керзона, хорошо знакомого с официальными архивами и свободного от официальных обязательств, недвусмысленно намекавшего, что по отношению ко мне (У. Черчиллю) были бы вполне уместны слова «поджигатель» и «проповедник войны»¹⁸⁹².

Но вся деятельность Уинстона Черчилля говорит совершенно о другом. Даже его менталитет мог реализоваться только во время войны, только благодаря войне он, восхищавшийся Фридрихом Великим и Наполеоном, преклонявшийся перед Гинденбургом и Муссолини, мог стать премьер-министром Англии. У. Черчилль был последовательным поборником английского империализма, не останавливающегося ни перед какими преградами.

Стравливание государств друг с другом не было случайностью. Здесь У. Черчилль отнюдь не был новатором, он поддерживал и развивал традиционную английскую политику, о которой мы писали в первом томе «Тенденций» и о которой Бродрик однажды заметил: «Черчилль пришел в палату общин для того, чтобы проповедовать империализм, но он не готов нести бремя расходов, налагаемых проведением империалистической политики… Это наследственное желание вести дешевую империалистическую политику»¹⁸⁹³. Английский историк Р. Родс Джеймс пишет: «Империализм Черчилля носил, по существу, националистический характер. Империя была инструментом, который обеспечивал Британии мировые позиции, которых у нее в противном случае не было бы»¹⁸⁹⁴.

«Немецкий ефрейтор» еще только вылез из окопов Первой мировой войны, а его будущая политика уже подготавливалась черчиллями, лэнсингами, колбиенами, кеннанами, клемансо… упорно засеивавшими версальское поле семенами, из которых спустя 20 лет вырастет монстр… Интервенция в Россию заложила многие из тех тенденций, которые обеспечили приход фашизма и развязывание Второй мировой войны. Именно про Черчиллей в 1921 г. Деникин писал: «…За рубежами русской земли стучат уже заступами могильщики и скалят зубы шакалы в ожидании ее кончины»¹⁸⁹⁵.

Как пишет будущий политический наследник Черчилля Г. Макмиллан, «если бы мы знали в 1918-м, что все труды предшествующих четырех лет окажутся напрасными и что в течение жизни следующего поколения, частично из-за злонамеренности хозяев Германии, частично из-за готовности германского народа следовать идеям, еще более темным, чем у кайзера и его друзей, частично из-за слабости и глупости тех, кто проводил британскую политику, все это нужно будет претерпеть вновь, тогда действительно горькая чаша жизни была бы переполненной. К счастью, занавес над будущим был закрыт»¹⁸⁹⁶. С Макмилланом можно не согласиться лишь в одном: в чем в чем, а в слабости и глупости Черчиллей и чемберленов заподозрить невозможно, это была последовательная и целенаправленная политика… Первое апробирование своей теории Черчилль устроил в Прибалтике, где использовал немецкие войска для подавления революционного движения еще в 1919 г.

Черчилль был не одинок. Генерал Блисс писал: «Лорд Мильнер [Мильнер – английский военный министр. Вильсон – начальник английского Генерального штаба] склонен возражать против демобилизации (немецкой армии), полагая, что Германии, возможно, придется быть оплотом против русского большевизма, и Вильсон с ним согласен»¹⁸⁹⁷. Соответственно статья 12-я Компьенского перемирия гласила: «Все германские войска, которые ныне находятся на территориях, составлявших до войны Россию, должны равным образом вернуться в пределы Германии… как только союзники признают, что для этого настал момент, приняв во внимание внутреннее положение этих территорий»¹⁸⁹⁸. В 1928 г. Блисс, возвращаясь к этому вопросу: «Я не смог ни от одного из них добиться ничего определенного ни относительно того, какие силы они позволят немцам сохранить… Казалось, словно они хотят оставить немцев фактически и полностью вооруженными и мобилизованными». По словам Черчилля, лидеры Британии, Франции и США решили, что оккупация России – «слишком ответственная задача, чтоб ее могли выполнить одни лишь победители… Немцы знают Россию лучше, чем какая бы то ни было страна. Немцы заняли самые богатые и населенные области России, и их пребывание там является единственной гарантией цивилизации… Гордый и достойный народ (немцы) сможет таким образом избежать унижения от постигшего его военного разгрома»¹⁸⁹⁹. «На практике эвакуация немецких войск с Украины задерживалась державами, и при обороне Николаева от красных в марте 1919 г. 15 тыс. немцев были привлечены к боевым действиям на стороне белых и французов»¹⁹⁰⁰. 2-я статья мирного договора с Турцией также предусматривала, что «турецкие войска уже получили Закавказье, причем оставшиеся войска будут удалены, если союзники потребуют того по изучении положения на местах»¹⁹⁰¹. Чтобы побежденные страны не попытались в обход союзников воспользоваться пребыванием своих войск в России, статьи 116-117 Версальского договора гласили, что «Германия должна уважать как постоянную и неотчуждаемую независимость всех территорий, входивших в состав бывшей Российской империи к 1 августа 1914-го и признать все соглашения союзников с этими государствами»¹⁹⁰².

«В январе 1920 г.,- пишет Деникин,- из Лондона, из источника, заслуживавшего полного доверия (Маклакова), были получены следующие сведения: 1. Англия и Франция под влиянием успеха большевиков в Сибири и на юге России, опасаются, что опасность от большевизма реально надвигается на Европу, на Персию и Индию через Кавказ и Туркестан. 2. Америка, Англия и Франция сознают, что Германия не в силах выполнить условия Версальского мирного договора до тех пор, пока не окрепнет окончательно и силой обстоятельств принуждена будет вновь взяться за оружие, и Европа вновь будет втянута в войну… На основании этих данных в Англии идут разговоры о том, что необходимо предоставить Германии и Японии навести порядок в России и покончить с большевизмом, предоставив им за это значительные экономические выгоды в России. Этим, по мнению многих политических деятелей в Англии, будет достигнуто успокоение в Европе, предотвращена возможность новой войны, и Германии будет дана возможность выполнить условия мирного договора»¹⁹⁰³.

Другими словами, определенные слои правящих элит Англии, Франции и Америки уже в 1920 г. вынашивали планы новой европейской войны и одним ударом хотели решить три вопроса: политический – уничтожить большевизм в России и одновременно тем самым подавить социальные течения в своих странах; экономический – получить контрибуции по «мирному» договору с Германией (для Англии, в частности, было более важным переключить внимание Германии с освоенных мировых рынков, на завоевание новых – в России); стратегический – исключить Россию, за счет ее ослабления, из мировой (европейской) политики и одновременно резко ослабить конкурентов, Германию и Японию, за счет вовлечения их в новую войну с Россией…