|
||||
|
Глава 7«ЧЕРНЫЙ ФРОНТ» Прошло десять лет со дня создания «Черного фронта» (я пишу эту книгу в 1940 году), и что характерно — все эти десять лет за пределами Германии о нем очень мало говорили и еще меньше понимали, что это такое. В самой Германии организация получила громадную известность, причем как до, так и после прихода Гитлера к власти. Однако ситуация складывалась в пользу фюрера столь стремительно, что борьба Фронта стала борьбой с превосходящими силами противника. Слава Гитлера, а чуть позднее и его власть, возрастала, а «Черный фронт», который вел с ним упорную борьбу, за пределами Германии вызывал лишь вялый и высокомерный интерес, с каким обычно большинство людей относятся к борцам, обреченным на поражение. И лишь немногие могли понять, что наступит день, и эта организация станет той миной, которая взорвет Гитлера. Ее создали решительные люди, не идущие ни на какой компромисс, стойко придерживающиеся своих убеждений, чего бы им это ни стоило. Как я уже показал, сам Штрассер потерял свое небольшое состояние в борьбе с Гитлером за Kampfverlag. Его главные союзники также потеряли деньги, позиции, свободу, а кое-кто и жизнь. Но борьба не прекращалась ни на минуту, и ни ссылка, ни объявление вне закона, ни даже война не могли разорвать узы, существовавшие между ними. «Черный фронт» существует в Германии и сегодня (в отличие от других организаций), и он готов ринуться в бой, когда настанет день — подобно двигателю, запускающемуся при нажатии на кнопку стартера. Звезда Гитлера бледнеет, а вместе с ним и национал-социализм в том виде, который фюрер придал ему. «Черный фронт», участники которого заявляют, что именно они являются настоящими национал-социалистами, готовится к возвращению. Возможно, что именно он посмеется последним. Организация эта появилась после разрыва с Гитлером, 4 июля 1930 года{37}, и называлась она Kampfgemeinschaft Revolutionärer Nationalsozialisten или «Боевое содружество революционных национал-социалистов». Позднее, вобрав в себя мятежных нацистов-штурмовиков из разных районов Берлина, а также других, симпатизирующих Штрассеру групп, он стал называться просто — «Черный фронт»{38}. Во главе его стояли сам Отто Штрассер, майор Бухрукер{39}, Герберт Бланк и еще несколько известных на севере Германии человек. Майор Бухрукер заслуживает отдельного описания, ибо в его фигуре прозорливый читатель может найти указание на путь, которым в будущем «Черный фронт», вероятно, вернется к жизни и, быть может, завоюет необходимые позиции. Кадровый офицер, отчаянный патриот, он создал организацию под названием «Черный рейхсвер». Эта тайная армия, насчитывавшая порядка 100 000 человек, была создана после Первой мировой войны с молчаливого согласия командования немецкой армии. Это нужно было для того, чтобы обойти ограничения, наложенные в военном плане на Германию по условиям Версальского мира. Армия эта создавалась в укромных местах, вдали от глаз французский, британских, бельгийских и итальянских офицеров, направленных в Германию контролировать выполнение условий мирного договора — в уединенных крепостях, в глухих сельских районах, и за заборами больших землевладений к востоку от Эльбы, хозяева которых симпатизировали этой идее. Это был первый эксперимент в области тайного перевооружения. Последним — и самым масштабным — было создание под руководством Геринга могущественнейших ВВС (между 1933 и 1936 годами). Именно тогда впервые прозвучало слово «Черный». Оно не имело ничего общего с цветом униформы, которую носили эти нелегальные войска, которая, кстати, не была черной. В данном случае слово «черный» было синонимом слова «тайный». То же самое относится и к названию «Черный фронт» — это очень важно. У них не было ничего общего с «Черной гвардией», которую Штрассер создаст позднее и члены которой действительно носили черные рубашки. ВВС Геринга до того момента, пока о них не заявили открыто, также были черными военно-воздушными силами. Майор Бухрукер возглавил чуть ли не самый первый путч в Германии (так назывались попытки националистов после Первой мировой войны свергнуть силой оружия ненавистное им республиканское правительство) — Кюстринский путч 1922 года. Это событие с полным правом можно назвать первым гитлеровским путчем. Его участники намеревались свергнуть правительство в Берлине и установить новый режим. Глава регулярной армии, рейхсвера, генерал фон Зеект знал о готовящемся событии и даже симпатизировал его участникам, однако в последний момент пошел на попятную. В итоге Бухрукер остался в одиночестве и путч провалился. На суде он ни слова не сказал о том, какое участие принял регулярный рейхсвер в формировании рейхсвера тайного, и получил десять лет каторжных работ, пять из которых он действительно отбыл. Приговор ему так и не отменили — в отличие от якобы таким же образом преследовавшегося, но отчего-то более удачливого Гитлера. В 1928 году Бухрукера освободили, и он вступил в штрассеровскую фракцию национал-социалистической партии. Во время разрыва отношений с Гитлером он последовал за Штрассером и был назначен главой «Черной гвардии». После прихода Гитлера к власти Бухрукера бросили в концлагерь, где он пробыл полтора года. Время от времени его «лечили» продолжительными занятиями по строевой подготовке. «Шагом марш. Стой. Кругом. Бегом марш. Стой. Кругом. Бегом марш. Стой. Кругом. Бегом марш. Стой. Was, du Schwein, du willst ein Majorgewesen sein? Ты хочешь сказать, свинья, что ты — бывший майор? Кругом. Бегом марш». И так далее, и так далее… Майора освободили, когда в Германии вновь ввели воинскую повинность — и сегодня он не последний штабист, причем в ранге полковника! Я выбрал его в качестве примера, чтобы показать, какие люди помогали Штрассеру строить его «Черный фронт». Разрыв Штрассера с Гитлером и создание новой организации произвели сильнейшее впечатление на более молодых, импульсивных и верящих в идею национал-социалистов да и в целом на всю немецкую молодежь. Сотрудничать С Штрассером начал представитель Организации молодых лейтенантов Германии Артур Мараун (после прихода Гитлера к власти его также бросили в концлагерь, где подвергли Жестокому обращению. Он потерял глаз и сегодня держит небольшой книжный магазин в Берлине){40}. Точно так же поступили и Революционные крестьяне Шлезвиг-Гольштейна во главе со своим руководителем Клаусом Хайном. По этому же пути пошел и Рихард Шлапке, которого поддерживали многие члены отделения национал-социалистической партии в Силезии. Так же поступили и юноши — члены кружка под названием Tatkreis{41}, самыми известными представителями которого были Ганс Церер и Фердинанд Фрид, автор широко известного труда под названием Конец капитализма{42}. (Сегодня Фрид — правая рука гитлеровского министра продовольствия и сельского хозяйства Даре, чей Закон о наследовании земли, разработанный Фридом, и другие законодательные акты представляют единственную попытку воплощения принципов национал-социализма в жизнь.) Эти люди и их деяния показывают, что́ считалось в то время в Германии наилучшим. Они все самоотверженно хотели добиться освобождения своей страны, равно как и установления нового социального порядка. И все они боялись (эти опасения в дальнейшем были полностью оправданы), что Гитлер на этом пути их просто предаст и, вместо создания новой Германии, просто «запустит» новый период реакционного милитаризма, который заменит хаотичную, безнравственную, созданную с подачи иностранцев послевоенную республику, в которой они жили и которую они ненавидели. Именно из таких людей и таких союзов Штрассер и создал свой «Черный фронт». Но тут я хотел бы еще раз напомнить об истинном значении слова «черный» применительно к данной ситуации. Оно означало «тайный», и именно по этой причине мы не можем точно сказать, какие люди или объединения состояли в нем тогда или состоят сейчас. Об этом мы узнаем, когда придет время. Отто Штрассер уже работал на перспективу, хоть и отдаленную. Видимая часть организации — «Черный фронт», «Черная гвардия», три еженедельных газеты в Берлине, Бреслау и Мюнхене — составляла всего лишь четверть единого целого. Это была именно внешняя и видимая миру структура. Оставшиеся три четверти находились в тени; по распоряжению Отто Штрассера эти люди оставались в партиях или организациях, членами которых они являлись, в соответствии с первым пунктом программы «Черного фронта», который гласил: ««Черный фронт» — это школа для офицеров и остальных участников немецкой революции». Штрассер очень долго шел к этой системе, основанной на проникновении изнутри, на, так сказать, наличии своих людей в чужой команде. Благодаря ей, он заполучил агентов во всех тогдашних партиях, за исключением коммунистов — то есть в национал-социалистической, социалистической, националистической, демократической и иных партиях Германии. Сегодня же, буквально через несколько месяцев после начала войны, его люди из «Черного фронта» имеются во всех организациях, действующих на территории Германии, особенно в армии, национал-социалистической партии, у чернорубашечников, Трудовом фронте и в СС. Это стало возможным исключительно благодаря «черной» методике, к которой он прибег еще за три года до того, как Гитлер пришел к власти. Именно поэтому мы не знаем, как зовут его членов — видимая часть не в счет. И по этой же причине он никогда не выдвигал кандидатов на выборах, и именно поэтому мы никогда не видели ни демонстрации силы, ни обозначения настоящих размеров «Черного фронта» и озвучивания его лозунгов. Отто Штрассер и его сторонники никогда не считали себя контрреволюционерами. Они искренне полагали, что они и есть настоящие революционеры. Больше всего они боялись, что Гитлер не пойдет по революционному пути — и они оказались правы. Он только разрушал (или вел к разрушению), оставляя развалины для разбора и восстановления тем, кто придет после. Духовная общность Штрассера и этих людей была основана том, что все они выступали против прошлого, отжившего свой век; они хотели чего-то нового, к чему Гитлер никогда не стремился и на что не был настроен — так, по крайней мере, явствует из его разговоров с Отто Штрассером, процитированных мной, и всех действий Гитлера после его прихода к власти. Возможно, мне удастся более ясно показать тот конфликт надежд и опасений, который терзал в те дни души молодых немцев-идеалистов, если я опишу один необычный эпизод, участниками которого были и Гитлер, и Штрассер. Вскоре после создания «Черного фронта» в Верховном суде рейха, в Лейпциге, состоялся судебный процесс. Дело было осенью 1930 года. Трое молодых офицеров рейхсвера обвинялись в подрывной деятельности в пользу национал — социалистической партии{43}. Об этом процессе сегодня уже мало кто помнит, однако я думаю, что и они вспомнят, если я скажу, что Гитлер выступал на этом процессе в качестве свидетеля и произнес фразу «Покатятся головы» — когда он придет к власти{44}. Эта троица молодых офицеров — лейтенант Вендт и вторые лейтенанты Шерингер и Лудин — были типичными примерами лучших представителей Германии этого времени. Собственно, к этому же типу людей, но чуть постарше, относился и Отто Штрассер. Больше всего на свете, с жаром и страстью они хотели, чтобы Германия вновь стала свободной и могущественной — пусть даже, если необходимо, и силой оружия. Но они хотели не только этого. Они разделяли стремление 80 процентов населения Германии к новому, лучшему и более справедливому общественному порядку, к чему-то, что они сами могли с полным основанием назвать «социализмом» при условии, что он будет отличаться от социализма соцпартии и от социалистического строя в СССР. Интуитивно эти люди чувствовали, что оба эти варианта чужды и не соответствуют заявленному, а потому, в конце концов, они и отвергли их. Эти офицеры надеялись найти то, чего так хотели, в гитлеровском национал-социализме; они сделали все, что могли, чтобы привлечь симпатии товарищей и сослуживцев к этой партии, и вот теперь они стояли перед судьями, а Гитлер выступал по этому делу свидетелем. Вопрос, по которому их должны были либо осудить, либо оправдать, заключался в том, была ли партия Гитлера революционной партией или организацией, стремившейся прийти к власти конституционными средствами. Гитлер, упорно заявляя о том, что партия придерживается только конституционных методов, видимо, хотел сделать все, чтобы молодых офицеров оправдали. Ставил ли он перед собой такую цель? Не уверен. Думаю, он в очередной раз снова прибег к «тактике» — и три лейтенанта не отблагодарили его за это. Они верили, что он — революционный национал-социалист. Его буржуазные методы и тактика, явленные с места для дачи свидетельских показаний, вызвали у них отрицательную реакцию. Даже фразу насчет того, что покатятся головы, он, отвечая на вопрос прокурора, объяснил так, что это, мол, не значит, что он будет стремиться к насильственному и революционному ниспровержению существующего режима и таким образом идти к власти, а то, что он отомстит (конституционными методами), когда придет к власти (конституционными методами). (Странно, но именно так почти все и случилось. Поджог рейхстага «украсил» те самые «конституционные методы» и жестокие действия в отношении политических оппонентов, проявленные после прихода к власти, равно как и расстрел нескольких сотен беззащитных людей 30 июня 1934 года. Все это было обычной хладнокровной бандитской местью — ни малейшего следа революционного пыла и максимализма или возмущения, рожденного на баррикадах.) И вот эти три юных лейтенанта вернулись в свои камеры людьми, частично распрощавшимися с иллюзиями, и в тиши заключения начали фундаментально изучать политику. Все они были уроженцами Ульма, что на юге Германии, а потому мало что знали о вендетте по-северогермански. Лудина отправили в баденский городок Раштадт, Шерингера и Вендта в Гольнов, где они оказались в камере, в которой некогда сиживал и майор Бухрукер. В своих умственных и душевных поисках политической правды Шерингер и Вендт дошли до того, что написали Отто Штрассеру, с которым не были знакомы. Молодые люди попросили его навестить их и объяснить, в чем состоит политический конфликт. Штрассер трижды приезжал к ним. Примерно в это же самое время Компартия Германии попыталась использовать сильные патриотические настроения, царившие в обществе. Коммунисты ввели в свою программу тезисы о патриотизме и выпустили манифест, который призывал не только к социальному, но и к «национальному» освобождению немецкого народа. Молодые офицеры начали думать о том, что, быть может, правда, которую они ищут, находится в среде коммунистов, которые, кстати, активно помогали им во время заточения. Во время двух поселений заключенных Отто Штрассером там же присутствовал и член исполкома компартии Германии. Тогда два лейтенанта спросили Штрассера, не будет ли он возражать против полноценных дебатов. И Отто согласился. Это была поистине потрясающая картина — борьба за души двух немецких младших офицеров, проходившая в тюремной столовой. Полагаю, что она вполне может дать читателю представление о том, сколь серьезные душевные муки испытывали такие молодые немцы в поисках надежды, идеала, лучшей Германии. Подобные умонастроения живы и сейчас; Гитлер их усыпил лишь на время. Но скоро они пробуется и вернутся к жизни, бурные и требующие решения. Представьте себе такую картину. По одну сторону стола сидят несколько заключенных-коммунистов и выступающий от них, присланный из Берлина. По другую — Отто Штрассер. Между ними — двое лейтенантов. Чуть позади стоят надзиратели, с интересом прислушиваясь к дебатам. В первый раз коммунисты выпустили на «сцену» некоего еврея по фамилии Леов. Это был плотный мужчина, возглавлявший боевые отряды коммунистов, называвшиеся Союз красных фронтовиков. После прихода Гитлера к власти он бежал в Москву и со временем был избавлен от тягот земной жизни Сталиным{45}. Спорщик из него был неважный, и для Штрассера это был не соперник. Поэтому во второй раз коммунисты выставили очень серьезного «бойца», самого серьезного, которого они смогли на тот момент найти. Теперь они сработали весьма хитроумно — слишком знаменит был этот человек. Капитан Беппо Ремер был самым лучшим коммунистическим «экспонатом». Во время войны он не раз отличался на фронте; после войны стал во главе одного из многих антикрасных Добровольческих корпусов (корпус «Оберланд»), и именно в этом качестве он сотрудничал с Гитлером во время мюнхенского путча 1923 года. Теперь же, в ходе непрекращающегося поиска идеала, он перешел в лагерь коммунистов. (Достоверные источники сообщают, что в настоящий момент он снова находится в рядах рейхсвера; как говорят в таких случаях, «первая любовь не ржавеет»). Капитан Беппо Ремер был серьезным соперником, а потому над простым дощатым столом в тюремной столовой разыгралась настоящая битва. Лейтенанты и надзиратели жадно ловили каждое слово. Отто Штрассер яростно критиковал Гитлера, но с еще большим жаром он обрушился на коммунистов. Спор длился несколько часов, пощады никто никому не давал, да и не просил. В конце дебатов лейтенант Вендт принял сторону Отто Штрассера, и «Черный фронт» заполучил своего человека в крепости Гольнов. После освобождения он уже открыто примкнул к «Черному фронту», став членом его исполкома. После прихода Гитлера к власти он был арестован и сейчас никто не знает, жив он или нет. Не забывайте, что эта молодая троица, которая рисковала своей карьерой ради Гитлера, сыграла важную роль в его приходе к власти. Именно на их процессе на Адольфа впервые пролился свет мировой известности. Партия щедро использовала их для того, чтобы заставить мир поверить, что за Гитлером стоит вся армия, однако к самому Вендту они испытывали жалости не больше, чем к дворняжке. Задачей Гитлера было уничтожение хороших немцев — не-евреев. Вендт слышал, как этот венский барыга рвал и метал в месте для выступления свидетелей, он слышал его фразу «Покатятся головы», и она ему не понравилась. Ему не пришлось по сердцу то, что Гитлер выступал не за честные бои на баррикадах, а за хладнокровную месть после прихода к власти. Но даже Вендт не мог представить в те дни, что среди этих Голов когда-то окажется и его собственная. Шерингер же поначалу принял было сторону коммунистов, причем его завоевали весьма хитрым приемом. Капитан Ремер сказал, что ему отнюдь не обязательно вступать в Компартию. Он, дескать, сможет сам организовать свою группу — «Группу Шерингера», этакую патриотически-большевистскую группу. С партией он будет фактически не связан, а коммунисты будут финансировать его газету. Они хотели использовать его имя в борьбе против Гитлера и, одновременно, Отто Штрассера. Шерингер согласился, но перед этим тайком он сказал Отто Штрассеру, что в действительности он симпатизирует «Черному фронту» и что он хочет переагитировать наиболее полезных людей из числа коммунистов, склонив их к сотрудничеству с «Черным фронтом». Штрассер сказал ему, что этот номер у него не выгорит, потому что как только еврейские лидеры этой партии поймут его замысел, то они сразу прекратят финансирование газеты, которое взяли на себя. Так и случилось, и в 1932 году Шерингер порвал с коммунистами и присоединился к «Черному фронту». После привода Гитлера к власти он также исчез из поля зрения, и никто не знает, где он сегодня и что с ним. Третий лейтенант, Лудин, не затерялся во времени. Он один остался сторонником наци и едва избежал смерти 30 июня 1934 года, но сегодня он занимает высокий пост в партии, являясь командиром штурмовиков всей юго-западной Германии, Вюртемберга, Бадена, Гессена, Палатината и Саара. В то время Отто Штрассер провел широчайшую кампанию по Германии — на севере, юге, западе, востоке. Он выступал, организовывал, писал. Его даже ранили несколько раз, когда штурмовики разгоняли его митинги; майора Бухрукера ударили ножом во Фленсбурге. Тогда Штрассер ввел новую форму митинга — дебаты на платформе, публично, через объявления вызвав Гитлера и Геббельса на спор в любом удобном для них месте и в любое время. Однако этот призыв остался без ответа. У него было много таких, и очень бурных, дебатов с представителями других партий — с лидером коммунистов Вили Мюнценбергом в рабочем районе Берлина; с Каспаром, впоследствии начальником Рот Фронта; с полковником Дюстербергом из националистической организации «Стальной шлем» и многими другими. И только нацисты отказались от всех вызовов и ни разу не появились на открытой платформе для дебатов с представителями «Черного фронта». Они преуспели, однако, в другом, силой сокрушив «Черный фронт» — пометив, для отмщения в будущем, всех тех, кто сопротивлялся им. Отто Штрассер — фактически единственный из числа тех людей, его главных помощников, кто избежал смерти, заключения в концлагерь или в тюрьму. Например, руководителем «Черного фронта» в Шлезвиг-Гольштейне был человек, ранее входивший в число наиболее популярных лидеров национал-социализма — доктор Грантц. Грантц, невысокий и очень эмоциональный человек, со шрамами на лице, оставшимися еще от студенческих времен. «Один из лучших немцев, которых я когда-либо знал», скажет о нем Штрассер. В рядах национал-социалистов им восхищались, главным образом, за героизм, проявленный во время ужасной стычки между нацистами и коммунистами в Вёрдене, когда было убито четверо штурмовиков, а тридцать получили ранения. Во время похорон этих людей Гитлер останавливался в доме Грантца, которого заверял в свойственной ему эмоциональной манере (типа: «Муссолини, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня сегодня») в том, что он никогда забудет, и т. д., и т. п., и что в Третьем рейхе он вознаградит доктора Грантца за все. В марте 1933 года, сразу после поджога рейхстага, доктор Грантц был брошен в концлагерь, где находится и сегодня, в 1940 году. Против него ни разу не выдвинули ни одного обвинения, не провели ни одного судебного заседания. Только семь лет концентрационных лагерей… Но Грантц по-прежнему не сломлен. В 1937 году к Отто Штрассеру в Прагу приехал бывший товарищ по несчастью Грантца, сидевший в том же лагере, Заксенхаузене, который и поведал Отто о страданиях доктора. Он также рассказал о следующем случае: как-то раз комендант сказал Грантцу, что тот останется в этом лагере до конца своей жизни. Грантц ответил: «Jawohl, я останусь тут — но только в качестве коменданта, а вы будете моим заключенным». За что и получил 14 суток «голодного ареста». Этот рассказ о судьбе соратника Отто Штрассера действительно ужасен даже для нашего времени, когда жестокость и страдания становятся нормой. Адвокат д-р Беккер, возглавлявший отделение «Черного фронта» в густонаселенном округе Галле, также находится без суда и следствия в концлагере — уже с 1933 года. Правда, с Беккером (который, кстати, тоже находится в Заксенхаузене) обращаются по непонятной причине лучше, чем с Грантцем. Однажды отряд эсэсовцев из Пруссии, охранявших лагерь, сменили эсэсовцы из Баварии. Они стали настоятельно требовать, чтобы их снабжали именно баварским пивом — ранее я говорил, что пиво — это религия баварцев, — поскольку их предшественники заключили контракт на поставку пива с компанией из Пруссии. Случился даже судебный процесс, в котором доктор Беккер выступил в качестве адвоката на стороне баварцев и — выиграл дело. С того момента его судьба значительно улучшилась. Сегодня примерно шестьсот или семьсот участников «Черного фронта» томятся в тюрьмах и концлагерях. Многие из них провели там уже по семь лет. За это время тысячи их товарищей прошли через аресты и заключение — правда, на более короткие сроки. И все это были известные члены «Черного фронта». Я намеренно заглянул здесь немного вперед, чтобы показать, что случилось с теми людьми, которые открыто поддерживали Отто Штрассера в его борьбе против Гитлера в период между разрывом между ними и приходом Гитлера к власти (1930–1933). Они вынесли на себе основную тяжесть этой битвы, и это экскурс в будущее показывает, какую цену заплатили они за свои идеалы. Но большинство из них по-прежнему живы и по-прежнему следуют своим убеждениям. Пройдет немного времени, и они снова станут свободными людьми. И многие другие, придерживающиеся точно таких же взглядов, остаются на свободе, а некоторые даже носят форму чернорубашечников. Этот конфликт самым серьезным образом потряс гитлеровскую партию, которая в действительности буквально стояла на грани позорного краха. Она была спасена и вознесена на вершины власти в самый нужный момент теми самыми силами, которые Отто Штрассер со товарищи считали худшими врагами того порядка, за который боролись они — крупными фабрикантами и землевладельцами. Конфликт достиг своего апогея в 1931–1932 годах. В 1931 году в рядах национал-социалистов случился второй открытый мятеж. Капитан Стеннес, глава всех наци на севере Германии, уже был не в силах терпеть Геббельса и порвал с ним, уведя с собой значительное количество чернорубашечников. Он выбрал Штрассера — и присоединился к Отто и «Черному фронту». Мне вновь придется совершить еще один экскурс в будущее, чтобы рассказать, где находится капитан Стеннес сегодня. Это будет еще один невероятный рассказ — такие уж они необычные, эти немцы. Стеннес также был знаменитым офицером с безукоризненным послужным списком, участник войны, впоследствии также командир одного из добровольческих корпусов. После прихода Гитлера к власти его также арестовали, мучили, отправили в концлагерь, где в конце концов сказали, что его расстреляют, и заставили вырыть себе могилу. И вот там, на Краю выкопанной им самим ямы, его расстреливали четыре раза — и каждый раз холостыми патронами! Позднее он был освобожден по прошению одного известного немецкого военачальника, своего бывшего командира — генерала Ватера, однако при этом он подписал обязательство покинуть Германию в двадцать четыре часа. Посетив находящегося уже к тому времени в изгнании Отто Штрассера, Стеннес направился в Китай, где сегодня он возглавляет личную охрану Чан Кайши! В этом абзаце я использовал не один восклицательный знак, но, согласитесь, события, о которых я поведал вам, заслуживают этого. В 1932 году «Черный фронт» собирал силы и упрочивал позиции. Партия Гитлера переживала не лучшие времена, причем это было видно всем. Гинденбург же был стар, и его дряхлость позволяла интриганам в его окружении делать свои делишки и рассказывать ему всякие сказки, так что не было похоже, что гитлеровцы когда-нибудь придут к власти. В начале 1932 года один из первых министров-гитлеровцев, доктор Францен (в Брауншвейге), отказался от своего поста в знак протеста против реакционных тенденций в партии. О том, что они идут во весь рост, говорило Гарцбургское соглашение с Альфредом Гугенбергом, представителем большого бизнеса и крупных производителей оружия, и Ялмаром Шахтом, представлявшим интересы финансового мира. В августе Гитлер получил от Гинденбурга отказ. По-видимому, в этот момент у старика наступило просветление. Он устроил Гитлеру показательную головомойку и поклялся, что тот никогда не будет канцлером. Геббельс, пристально наблюдавший за тем, что последует дальше, в своем дневнике написал о «большом унынии», царящем в партийных рядах. Финансовое положение партии, отмечал он, «безнадежно; кругом одни долги», и т. д. В ноябре состоялись выборы, на которых партия Гитлера потерпела еще одно поражение — она собрала на 2 миллиона голосов меньше. «Поражение», писал Геббельс. Гитлер грозился покончить жизнь самоубийством. Отто Штрассер боролся с гитлеровской партией изо всех сил, делая все возможное, чтобы ускорить ее падение. В этой партии состоял Грегор Штрассер. Он был одним из главных помощников Гитлера. Из темного леса, по которому плутала Германская республика, было, как он полагал, только два выхода. Она могла пойти по пути социалистической революции, который привел бы ее к чему-то новому. Либо же по пути возвращения к прусскому милитаризму, но это означало одно: войну. Нужно было найти иные комбинации сил, которые позволили бы завоевать большинство в разнородном парламенте. И тут опять возникла извечная дилемма: докажет ли национал-социализм свою социалистическую составляющую и вступит в союз с социалистами или он предаст социализм и объединится с националистами? Выбор бы понятен. Первый путь вел к лучшему устройству Германии и к миру; второй — к разочарованию и крушению всех надежд на лучшее будущее, а также к войне. Грегор Штрассер — как же Геббельс поносит своего бывшего шефа в этом месте дневника! — выступал за первый путь, убеждая всех, что национал-социалисты пойдут по нему. Подобная точка зрения означала союз с социалистическими рабочими организациями — но не с коммунистами и не с соцпартией, а с социалистически ориентированными рабочими, объединенными в профсоюзы. Их представителем был глава профсоюзов, Лейпарт{46}. Тогдашний канцлер Германии генерал Шлейхер открыто заявил о том, что он — «общественный генерал», и это означало, что армия также готова принять участие. В итоге получалось правительство, возглавляемое Грегором Штрассером (Гинденбург сказал, что никогда не допустит на этот пост Гитлера) или генералом Шлейхером, при участии Лейпарта. Подобная комбинация должна была спасти Германию. Подобная коалиция реальна и сегодня. Это только кажется, что она мертва. Ее призрак появился сейчас, чтобы мучить Гитлера. В тот момент самым серьезным противником Грегора Штрассера был Геринг. Он выступал за второй выход — союз с китами тяжелой индустрии и крупными землевладельцами, что логично влекло за собой моментальный отказ от всего социалистического и социалистических идеалов. В результате все немецкая мысль концентрировалась на перевооружении и милитаризме, что вело к новой войне. Таковы были два курса, из которых нужно было выбрать один — судьба Германии висела на волоске. Коренное различие между ними было старо как мир — это различие между принципами и идеалами. Первый путь означал работу на четко поставленную цель. Второй означал работу ради достижения власти; то, что будет потом, никого не интересовало. В этом и заключалось различие между двумя лагерями, между Грегором Штрассером и Германом Герингом. Позиция же Гитлера была такова: «Неважно, что будет после; давайте возьмем власть, ну а остальное само уладится». Он разрешил Грегору Штрассеру и Герингу провести переговоры: Штрассеру — с Шлейхером и Лейпартом, Герингу — с Гугенбергом и Папеном. Он принял оба варианта действия. Шансы Штрассера на успех были гораздо выше. Генерал Шлейхер и глава профсоюзов Лейпарт согласились с ним. Большая часть гитлеровской партии также выступала за Грегора Штрассера. Он был вполне приемлем для Гинденбурга, потому что он был офицер и нормальный мужик. Гитлер же был для него капралом и шутом, Рем — гомосексуалистом, а это все было очень важно для Старика{47}, который как-то раз в беседе с художником Максом Либерманом пренебрежительно отозвался о Гете как о человеке распущенных нравов. Когда же художник заметил, что «он, помимо всего прочего, написал «Фауста»», Гинденбург пробурчал: «Это единственное, что его извиняет». В те судьбоносные дни Грегор Штрассер дважды встречался с Гинденбургом. Германия и мир в Европе были почти спасены. Всю горечь трагедии Грегора Штрассера можно понять, если не забывать о том, что он лично слышал от Гинденбурга на одной из этих встреч те самые слова насчет того, что Старик «никогда не сделает богемского капрала канцлером» (это презрительное словосочетание Гинденбург использовал, говоря о полукровке, человеке непонятного происхождения — Адольфе Гитлере). Сама преданность Гитлеру требовала, чтобы Грегор Штрассер приложил все усилия, чтобы занять эту должность и создать коалицию, в которой национал-социалисты будут занимать лидирующие позиции. Ему даже в голову прийти не могло, что не пройдет и двух месяцев, как Старик сделает именно то, чего он поклялся никогда не делать. Это пример характерной слабости честного человека, каким и был Грегор Штрассер. Никогда не кривя душой, он всегда принимал на веру слова других людей, и когда они нарушили свое слово, он погиб. А пошедший на такой шаг Гинденбург предоставил врагам Грегора Штрассера в национал-социалистической партии возможность оклеветать его перед Гитлером, обвинив в предательстве. История тех восьми недель, в течение которых несколько человек в Берлине решили судьбу Германии, а Европа погрузилась в пучину войны, заслуживает более детального описания. Убийства чехов и поляков, события на линии Мажино, блокада Англии, сражение у Монтевидео, призыв британской молодежи в армию — все это, все эти тягости дня сегодняшнего суть дети тех судьбоносных берлинских недель конца 1932 года. Тогда, в ноябре 1932-го, Грегор Штрассер ввязывался во все эти события с одной только мыслью: партия идет под откос, партия может погибнуть. Старик сказал ему, что он никогда не допустит Гитлера до поста канцлера. Лично он был предан Гитлеру — именно по этой причине он не пошел за братом Отто в момент их разрыва. Страна уже познала, что такое управление маленькой группки реакционеров — Папена и его кабинета баронов — и результаты выборов ясно давали понять, что населению Германии это не нравится и что государство постепенно подходит к тому моменту, за которым последует взрыв, направленный против них. Как же в такой ситуации спасти Германию и национал-социалистическую партию? Никак уж, думал Грегор Штрассер, не путем союза с какой-нибудь аналогичной группировкой. Единственной альтернативой была коалиция между национал-социалистической партией и рабочими, состоящими в профсоюзах, которых нужно было отвадить от дискредитировавших себя социалистов с ненавязчивой помощью рейхсвера. Лейпарт и генерал Шлейхер желали сотрудничать с ним (но не с Гитлером) в рамках такой коалиции. Путь, предоставлявший возможность спасти страну и партию, казался очевидным. Будучи организатором партии, Грегор Штрассер знал лучше кого бы то ни было то ужасающее состояние, в котором она находилась (примечательно, что об этом состоянии Геббельс сделал запись в своем дневнике после того, как Гитлер пришел к власти). Он знал, что структура трещит под грузом долгов, что еще одних выборов она не переживет — а в то время в Германии выборы проходили каждые три месяца — потому что никто даже не напечатает предвыборных листовок для этой партии. Пришло время, думал он, спасать то, что может быть спасено. В конце ноября (до триумфа Гитлера оставалось всего восемь недель) генерал Шлейхер привел его к президенту Гинденбургу, который дал слово чести прусского генерала, что он никогда не сделает «богемского капрала» канцлером. Грегор Штрассер немедленно доложил об этой встрече Гитлеру, сказав, что место канцлера ему не светит, но что этот пост может занять он, Грегор Штрассер. Место же вице-канцлера в кабинете, возглавляемом генералом Шлейхером, может остаться за Гитлером. В тот момент, когда Грегор Штрассер говорил об обещании Гинденбурга никогда не допускать до должности канцлера богемского капрала, Гитлер прервал его, сказав, что у него есть иная информация из других источников. Озадаченный Штрассер сообщил об этом генералу Шлейхеру. Тот выразил большую досаду и дал поручение своим агентам последить за своим предшественником на посту канцлера, человеком, которого он вознес на вершины власти и низверг оттуда, этим Мефистофелем нашей несчастной Европы — фон Папеном. (Чуть позже полицейские агенты сфотографировали, как Папен выходит из кельнского дома банкира Шредера после встречи с Гитлером, организованной нынешним министром иностранных дел Германии Иоахимом фон Риббентропом. Именно на этой встрече Папен согласился рекомендовать Гинденбургу кандидатуру Гитлера на пост канцлера при условии, что последний не будет рубить шашкой с плеча и оставит большинство старых (во всех отношениях) политиков, которые не придерживались нацистских взглядов. Шлейхер с горечью упрекнул Папена в том, что они на пару с Гитлером плетут какие-то интриги. Папен дал слово чести прусского офицера, заявив, что он не говорил с Гитлером. Тогда Шлейхер показал фотографию. После чего предложил исключить Папена из Общества графа Шлиффена (члены этой организации находились в контакте с офицерским корпусом) по причине дачи ложной клятвы. Однако дисциплинарное расследование так и не было завершено: его инициатор был убит 30 июня 1934 года — как и Грегор Штрассер. Пока Шлейхер пытался пресечь интриги Папена, Гитлер сделал вид, что он учел сообщение Штрассера и почти готов принять сделанное ему предложение. Он, правда, выдвинул определенные условия — долги партии должны быть погашены, рейхстаг нельзя распускать без его санкции, три других лидера национал-социалистов (Фрик, Штор и Хирль) должны войти в состав кабинета вместе с Грегором Штрассером. Только на этих условиях он был готов согласиться с коалицией Штрассера — Шлейхера — Лейпарта, коалицией национал-социалистов, рейхсвера и социалистов-рабочих. Для подписания письменного соглашения между Гитлером, Штрассером и действующим канцлером Шлейхером было готово все. 7 декабря 1932 года находившийся в Берлине Грегор Штрассер переговорил по телефону с бывшим в тот момент в Мюнхене Гитлером. Последний согласился приехать на следующий день в Берлин, чтобы завершить переговоры. Утром 9 декабря Грегор Штрассер стоял на перроне Ангальтского вокзала и ожидал Гитлера. Прибыл ночной экспресс из Мюнхена. Купе, в котором должен был ехать Гитлер, было пусто. Кондуктор объяснил почему: «Господин Гитлер, — сказал он, — сошел в Веймаре». Причина, по которой он вышел в Веймаре, стала также причиной, по которой коалиция так никогда и не сложилась, по которой Германия вступила в новый период, период войны и вооружения, причиной, по которой чуть позже был убит и Грегор Штрассер. Причина эта, или, точнее, причины — ибо их звали Геринг и Геббельс — стала известна только потом. Но рассказать о ней словами Отто Штрассера мы должны прямо сейчас. В Веймаре поезд, в котором ехал Гитлер, «перехватили» капитан Герман Геринг и гауляйтер доктор Геббельс. Они понимали, что создание этой коалиции неизбежно положит конец их собственным амбициям. В широкой коалиции, в которой на левом фланге окажутся профсоюзы Лейпарта, в центре представители рейхсвера, а справа — национал-социалисты во главе с Грегором Штрассером, для министра пропаганды и для террориста мест точно не будет. Поэтому они приехали на машине в Веймар, разбудили Гитлера и вытащили его из спального вагона. Все дело в том, сказали они ему, что это на самом деле заговор, за которым стоят Грегор Штрассер и Шлейхер. И вовсе не правда, что Гинденбург поклялся не допускать Гитлера до поста канцлера. Просто у Штрассера есть одна цель — он сам хочет стать канцлером, при этом он будет держать Гитлера на коротком поводке, а если будет надо — то и вообще уничтожит всю партию. Обогащенный таким «знанием», Гитлер приехал в Берлин позднее и бросил Штрассеру в лицо обвинения Геринга и Геббельса, обозвав его предателем. Штрассер спросил, неужели Гитлер и вправду думает, что он способен на такую низость. Да, ответил Гитлер. Не говоря ни слова, Грегор Штрассер покинул место встречи, написав затем заявление о своем уходе со всех должностей, которые он занимал в партии, и о своем желании продолжать пребывать в партии в качестве «неофициального члена». После этого вместе с семьей он уехал в Баварию. С этого момента в его душе произошел сильный надлом, и он уже никогда более не возвращался в политику. Тем временем Папен, желая свергнуть своего заклятого противника Шлейхера, лоббировал свои интересы в Берлине. Он предложил свой проект кабинета, в котором он занимал пост канцлера, Гитлер — вице-канцлера, Геринг был заместителем Папена в качестве премьера Пруссии, а представитель большого бизнеса Гугенберг — министром экономики. Примерно в это же время прозвучало еще одно слово чести (оно в то время стоило не дорого) — слово чести Гитлера, данное в том, что на протяжении четырех лет он ни на йоту не изменит состав кабинета. В ночь своего триумфа, 30 января, Гитлер еще раз подтвердил свое клятвенное обещание с балкона рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе. Уход Грегора Штрассера положил конец надеждам генерала Шлейхера сохранить власть и спасти Германию, хотя сам он этого еще не осознавал. Он продолжал свое дело и не оставлял попыток сформировать коалицию, хотя ее главный столп уже ушел. Он слишком сильно поверил в боевой дух и антинацистские настроения пятимиллионного профсоюза Лейпарта. 15 декабря 1932 года, выступая по радио с обращением к народу Германии, он назвал себя «общественным генералом», усилив тем самым позиции Папена на переговорах с крупными промышленниками запада страны и землевладельцами восточных районов. Тем не менее, в этот день казалось, что Гитлер, до триумфа которого оставалось уже шесть недель, не имеет даже отдаленного шанса на то, чтобы прийти к власти. В тот самый день Геббельс записал в своем дневнике: «Нам уже давно пора взять власть; однако настоящее не предлагает нам для этого ни малейшей возможности». Гитлер говорил, что покончит жизнь самоубийством — как он уже клятвенно обещал однажды, 9 ноября 1923 года, в день провалившегося путча в Мюнхене. Именно при таких обстоятельствах в Кельне состоялась встреча Гитлера с Папеном. Банкир Шредер пополнил опустевшую кассу нацистов, и в дневнике Геббельса снова появились пронизанные оптимизмом записи. И тут Шлейхер совершает смертельный просчет, который, в конечном итоге, стоил ему жизни. Вообще-то Шлейхер мог в данной ситуации спасти Германию и Европу, если бы нанес один решительный удар. Но тот удар, который он сделал, не был достаточно резким. Он напал на одну из самых могущественных и мстительных группировок Германии, не обеспечив себе тылы. Суть заключалась в следующем. Он сделал доступными для прессы материалы, собранные парламентской комиссией по расследованию незаконного использования известного Osthilfe, то есть фонда «Восточная помощь». Для того чтобы читатель мог яснее представлять себе это дело, нужно отметить, что, например, в Британии «помощь фермерам» обычно означает финансовые субсидии за счет налогоплательщика крупным землевладельцам, которые сдают землю в аренду фермерам. Вот и в Германии огромные суммы, которые в бюджете значились как «помощь пострадавшему сельскому хозяйству восточных районов Германии» (Osthilfe), по большей части попали в руки крупных землевладельцев, которые и так уже были по уши в долгах перед государством и хозяйства которых велись не самым лучшим образом. Все эти факты всплыли в ходе парламентского расследования, но держались под спудом до тех пор, пока их не обнародовал лично генерал Шлейхер. Среди прочего лица, производившие расследование, заявили, что некоторые из крупных, но уже обанкротившихся землевладельцев «спустили на проституток, пропили и проиграли» те деньги, которые они получили от государства. (Падение канцлера Брюнинга было непосредственно вызвано его попыткой «прикрыть» этих несостоятельных землевладельцев и использовать землю в небольших хозяйствах. Отец и сын Гинденбурги принадлежали именно к такой категории помещиков — у них были большие земельные участки, а потому президент Гинденбург сместил Брюнинга, обвинив его в попытке ввести в Германии большевизм). И вот теперь Шлейхер вернулся к тому же взрывоопасному вопросу. Он намеревался разгромить изготовившиеся к бою отряды реакционеров, опубликовав в прессе материалы и полагая, что тем самым их интриги против него будут разоблачены и порушены, а дальнейшее сопротивление планам по созданию коалиции будет нейтрализовано. Но он недооценил их. Он разбудил в них смертельную неприязнь, которая вознесла Гитлера к власти всего за две недели. Только самый главный оратор от помещиков, престарелый Ольденбург-Янушау, получил от фонда более 30 000 фунтов стерлингов для облегчения своего положения, и подобная атака на его наследственные привилегии и прерогативы неизбежно вызывала в нем самую непосредственную злость. Этот козырь, который держал в руках Шлейхер, был по-настоящему сильным при одном условии — правильной игре. Это был фактически козырной туз — при правильной игре. Но если бы он сделал верный ход, то тогда бы ему, во-первых, нужно было до всякого рода публичных разоблачающих заявлений получить у президента Гинденбурга полномочия по роспуску рейхстага, а после этого нужно было бы арестовать главных зачинщиков — Папена, Гитлера, Оскара фон Гинденбурга, главных юнкеров, Геринга и еще несколько человек, и, кроме того, сплотить вокруг себя многочисленных сторонников Грегора Штрассера из числа национал-социалистов и членов профсоюза Лейпарта, открыто объяснив им, зачем он все это делает. Поступи он так — и Германия вкупе с Европой были бы спасены, ибо эти алчные помещики, так уж исторически сложилось, всегда были причиной европейских войн. Но вместо того, чтобы отдать соответствующие приказания Лейпарту, Шлейхер пустился с ним в длительные разговоры и дебаты — а ведь немецкие социалисты, как и все немцы (за исключением малочисленной группы военных), не делали ничего без команды свыше. Реакция Лейпарта на все эти планы отразилась в следующем вопросе: «А что на это все скажет господин Бумке?» Достопочтенный герр Бумке был в то время президентом Конституционного суда Веймарской республики, судебной инстанции, которой нужно было в обязательном порядке предоставлять все вопросы, связанные с конституционной процедурой, для рассмотрения и вынесения какого-либо решения. Страшный образ разгневанного и карающего Бумке стал тем молотом, который разбил вдребезги последнюю надежду на правильную и просто вменяемую политику на территории Германии. Вот так и пришел конец. В последний момент с успехом завершилась некая комбинация, которая принесла Гитлеру место не вице-канцлера, но самого канцлера. Один из агентов фон Папена (звали его Вернер фон Альвенслебен) поведал Гинденбургу некую историю, которую горячо подтвердил Геринг. Речь шла о том, что якобы генерал Шлейхер вознамерился войти в Берлин с войсками Потсдамского гарнизона. После целой серии уже продемонстрированных жупелов — особенно насчет большевизма в земельном вопросе — этой «утки» оказалось достаточно, чтобы Старик принял нужное решение, хотя и восемь недель назад он поклялся не допустить богемского капрала к месту канцлера. У Гинденбурга тоже была земля, а потому он подписал «свидетельство о рождении» гитлеровского правительства. Игра закончилась. Президент и фельдмаршал фон Гинденбург поставил, таким образом, свою подпись под приказом о новой войне, завизировав смертный приговор тысячам, а возможно, и миллионам немцев, испанцев, чехов, поляков и, как уже ясно, французов и англичан. Я обратил внимание читателя на некоторые детали потому, что они многое объясняют в том, что касается жизни обоих Штрассеров, смерти Грегора и упорной борьбы его брата, Отто, с Гитлером. Пока между Грегором Штрассером и Гитлером шел последний акт борьбы за души национал-социалистов и за судьбы Германии, Отто Штрассер, заклятый враг Гитлера, стоял в стороне. Он наблюдал за происходящим, делая, однако, при этом все возможное, чтобы помешать планам Гитлера. За пару дней до прихода последнего к власти он встречался в одном из ресторанов на улице Унтер ден Линден с Женевьевой Табуи — сегодня она публикует статьи в английской и французской прессе о политических загадках Европы. Мадам Табуи пришла от генерала Шлейхера. Этот слишком хитроумный, а потому несчастный канцлер за несколько часов до своего падения размахивал перед лицом француженки сжатым кулаком и говорил: «Этот Гитлер вот у меня где». Когда мадам Табуи сказала Штрассеру об этих словах, тот заметил: «Ну… если господин Шлейхер действительно держит его в ежовых рукавицах, то лучше бы он уничтожил его одним ударом, иначе будет слишком поздно». Гитлер стал канцлером Германии. Но Отто Штрассер не чувствовал в себе той глубоко личной, персональной и неослабевающей ненависти к Гитлеру, какую он питал, например, в отношении Геринга, Геббельса и Гейдриха. В нем не было какого-то отвращения к человеку, уничтожению которого он посвятил свою жизнь. Поначалу такая позиция меня удивляла, но сейчас, кажется, я понимаю, почему все было именно так. Штрассер считает Гитлера этакой диковиной, чудом природы. Несмотря ни на что, он не может относиться к нему серьезно и не может удержаться от смеха при взгляде на него. Гитлер — это нечто, лежащее за пределами мира Штрассера. «Женский тип с разрушительной, а не созидательной направленностью, — говорит он. — Гитлер сам вполне себя показал — этакий организатор публичных зрелищ и притом — лунатик. В нем нет ничего настоящего или реального. Даже само слово «фюрер» выросло отдельно от него — оно не было результатом какого-то внутреннего импульса или желания немецкого народа и даже самого Гитлера. Это результат — и для нас, немцев, это так типично — приказа, сформулированного на языке военных и подписанного офицером, Ремом, который в конце 1931 года выпустил для партии следующее предписание: «Начиная с… числа, к главнокомандующему СА и лидеру партии, Адольфу Гитлеру, должно обращаться только как к Фюреру»». Рассказывая мне это, Отто Штрассер улыбнулся и добавил: «И поверьте мне, мистер Рид, я знаю немцев, а потому вы должны поверить мне, когда я говорю, что наша революция тоже должна начаться по приказу, иначе генералы и остальные — я-то знаю этих людей! — спросят: «А кто возьмет на себя ответственность?»» И вот в январе 1933-го человек по фамилии Гитлер стал главой Германии. Все, что он с того момента натворил, полностью оправдывает мысли Отто Штрассера на его счет. Годы, прошедшие с момента их разрыва, годы открытой борьбы не внесли каких-то принципиальных корректив. С того дня в жизни братьев началась черная полоса. Поначалу Грегору разрешили спокойно заниматься его химическими делами в Берлине{48}. Он покинул партию и вообще не занимался политикой. Но Гитлер по-прежнему видел в нем опасного противника, особенно в первые бурные месяцы 1934 года, когда крайне остро чувствовалось разочарование результатами (при отсутствии таковых) деятельности гитлеровской партии. Именно тогда подал признаки жизни призрак старой коалиции штрассеровского крыла национал-социалистов, генералов рейхсвера и социалистов-рабочих. И именно по этой причине генерал Шлейхер с супругой были убиты в своей уютной квартире в пригороде Берлина. И по той же самой причине Грегора Штрассера вытащили из-за обеденного стола, оторвав от семьи, и увезли в штаб-квартиру тайной полиции. Отто Штрассер так и не смог получить сведения о смерти брата, которым он мог бы полностью доверять. Версия, которая, как он считает, является самой правдивой, была сообщена ему неким человеком, оказавшимся в тот же самый момент в штаб-квартире тайной полиции. Он рассказал следующее. После обеда Грегор Штрассер прилег на скамейку, стоявшую в камере. Но тут к двери подошли блондин Гейдрих, главный помощник Гиммлера, и какой-то другой человек, имени которого он не знал. Они отодвинули зарешеченное окошко и открыли огонь из пистолетов по Штрассеру. Тот вскочил и отбежал в угол камеры, не видный из этого окошка. Тогда эта парочка открыла дверь, после чего они снова начали стрелять. Штрассер метнулся в третий угол. Они выстрелили еще раз, попали в него, и он осел у стены. Штрассер был жив, хотя и тяжело ранен. Тогда Гейдрих вошел в камеру и, выстрелив Грегору в шею, отправил его на тот свет. Но все это опять-таки беглый экскурс в будущее, призванный сохранить органичность и непрерывность повествования, посвященного Отто Штрассеру, его жизни, мотивам его поведения, тем счетам, которые он должен предъявить. За те три с половиной года, которые прошли между его разрывом с Гитлером и приходом последнего к власти, Отто Штрассер, как я уже говорил, занимался строительством «Черного фронта». Его публичную деятельность я уже описал — кампании, проводившиеся по всей стране, антигитлеровские газеты, дебаты на трибунах. У «Черного фронта» есть собственные штурмовики — «Черная гвардия», которую не надо путать с гитлеровской СС — ее подчас тоже называют черной гвардией из-за формы черного цвета. Черногвардейцы Штрассера тоже носили черные рубашки, но, повторюсь, прилагательное «черный» относится не к ним, а к тайному характеру самой организации — «Черный фронт». Между прочим, символ «Черного фронта» — скрещенные меч и молот. Однако внешние проявления деятельности «Черного фронта» были не самыми важными составляющими его работы. Основная работа была та, которую подразумевало слово «черный» — то есть строительство тайной организации. Во всех политических партиях Германии, за исключением коммунистов, особенно же в рядах национал-социалистов, Отто Штрассер имел своих последователей, которых строго предупредили, чтобы они никоим образом не выказывали публично своей приверженности. В этой организации, которая должна была «сыграть» в отдаленном будущем, им отводилась одна роль — они должны были оставаться теми, кто они есть: якобы верными нацистами, активными штурмовиками, идейными эсэсовцами и т. д., и т. п. и направлять все свои силы и получаемую каждым на своем месте информацию на достижение целей и задач, которые перед собой ставил «Черный фронт». Они и сегодня делают это, а потому о большей части их подвигов и трудов можно будет рассказать лишь через много лет. Но благодаря этому «черному» методу Отто Штрассер мог все те годы, пока он работал против Гитлера в Германии и потом, уже ведя войну с ним из-за границы, видеть, так сказать, сквозь двери и стены, знать о приказах и разговорах, которые отнюдь не предназначались для внешнего мира, но только для узкого круга нацистов. Так, в момент своего бегства из Германии большую часть пути его шофером был облаченный в униформу один из руководителей штурмовиков. Когда Штрассер уже находился в ссылке, то я видел у него письмо, подписанное одним из высших чинов СС, человеком известным и популярным в Германии. Письмо это сквозило дикой ненавистью в отношении Гитлера. Видел я и другие письма от офицеров, которые сегодня служат в рейсхвере. С помощью таких невидимых каналов информации Отто Штрассер смог заглянуть даже в кабинеты штаб-квартиры гестапо в Берлине и прочесть рапорт человека, который был послан, чтобы убить его. Он имел возможность вычислить и других агентов гестапо, которые время от времени появлялись вокруг него под тем или иным предлогом, но с одной-единственной целью. Он также знает и то, какие материалы находятся в его личном деле, которое лежит в архиве гестапо… Именно эти невидимые друзья, проживающие в Германии, так или иначе поддержали его материально, чтобы он мог продолжать кампанию, находясь в изгнании; все свои личные деньги он уже истратил на это, и, вследствие той или иной части своей политической философии, он отрезан от нормальных источников финансовой поддержки, которыми пользуются враги Гитлера, находящиеся за пределами Германии. Те же друзья снабжали его фальшивыми паспортами, укрывали у себя его эмиссаров. Люди, которых он посылал в Германию, чтобы собрать сведения о гитлеровском режиме, делали это, рискуя своими собственными жизнями и без какой-либо оплаты. Далее по ходу книги читатель познакомится с теми людьми, которые открыто помогали ему — некоторые уже появились на ее страницах, — и получит возможность дать оценку их личностям, душевным качествам, мужеству и патриотизму. Однако куда как важнее легион его неизвестных последователей, людей, живущих в Германии, которые готовы в нужный час снять черные рубашки и прочие знаки отличия, открыто заявив о своей приверженности делу Отто Штрассера. 30 января 1933 года в истории Отто Штрассера завершилась одна глава и началась другая. Прозвучал еще один выстрел стартового пистолета. Начались самые мрачные годы его жизни. Человек, которому он не верил и которого презирал, одержал победу — он стал рейхсканцлером. Брат его наконец освободился от всяческих иллюзий, но жить ему оставалось недолго. Что-то должно было произойти и с ним, Отто Штрассером, с его «Черным фронтом», с его надеждами, с немецким социализмом, за который он так отчаянно боролся. Что же теперь сулило ему будущее? Примечания:3 Аллюзия на одноименную поэму-элегию классика английской литературы Оливера Голдсмита (1728–1774). — Примеч. пер. 4 Дословно — «лестничная шутка». — Примеч. пер. 37 В этот день О. Штрассер и 25 его сподвижников покинули партию. — Примеч. пер. 38 «Боевое содружество» было организовано в июле 1930 г. В «Черный фронт» организация превратилась осенью 1931 г. — Примеч. пер. 39 Бухрукер Бруно Эрнст (1878–1966), майор, руководитель «Кюстринского путча» в 1923 году. Бланк Герберт (1899–1958), немецкий националист, публицист. — Примеч. пер. 40 Мараун Артур (30.12.1890, Кассель — 27.03.1950), создатель «Младогерманского ордена». Участник Первой мировой войны, кавалер Железного креста первой степени. Выступал за создание Великой Германии. Предложил план создания народного государства. После прихода Гитлера к власти орден ушел в оппозицию и был запрещен. Мараун был арестован и несколько дней подвергался избиениям в казармах СС. Выпущен благодаря посредничеству Гинденбурга. — Примеч. пер. 41 Группа Tatkreis («Группа действия»), одна из многочисленных консервативных народнических организаций Германии, действовавшая в период Веймарской республики. Проповедовала крайний национализм и расизм, подвергала нападкам демократические формы правления, выступала против равенства классов и религий, против «болтливых и безответственных парламентов, продажных и не способных к действию», против всего, что связывалось с Веймарской республикой. Отвергая любые традиционные формы правления, доводы и переговоры как устаревшие, члены Tatkreis приветствовали политический хаос как неизбежный и потому единственный путь к «возрождению и свободе» в Германском отечестве. Члены Tatkreis призывали интеллектуальную элиту страны проявить свой талант; при этом они намеревались единолично возглавить грядущую национальную революцию. Они надеялись объединить интересы привилегированного класса с интересами Mittelstand (среднего класса), который составлял 45 % населения Германии. Члены Tatkreis превозносили молодежь как образец, по которому будет построено будущее германское общество. Приверженцы Tatkreis призывали к уничтожению капитализма и построению вместо него плановой национальной экономики, полному самообеспечению, что должно было положить конец обязательствам Германии перед другими странами. Официальным печатным органом Tatkreis была газета «Die Tat» — наиболее популярное народное издание в Германии. Tatkreis и особенно ее ультраправое крыло оказали сильное влияние на Гитлера. Большинство членов организации вначале не испытывало никаких симпатий к этому австрийцу, и многие были убеждены, что раскол нацистской партии в 1932 является лишь началом ее конца. Приход Гитлера к власти в 1933 лишил многих членов Tatkreis иллюзий, а те из них, кто выступал против нацизма, были убиты. Tatkreis постепенно прекратила свое существование, растворившись в нацистском движении. — Примеч. пер. 42 Церер Ганс (1899–1966) — немецкий философ, публицист, теоретик консервативной революции. Главный редактор консервативного журнала «Die Tat» («Дело»). Сторонник объединения «правых» и «левых» в новом политическом фронте против буржуазной демократии, коррупции и отчуждения. Фрид Фердинанд — псевдоним немецкого публициста Фердинанда Фридриха Циммерманна (1898–1967). С 1923 по 1934 год был экономическим редактором ряда крупных газет и журналов. После прихода Гитлера к власти — оберштурмбаннфюрер СС, сотрудник расового ведомства при рейхсфюрере СС Генрихе Гиммлере. — Примеч. пер. 43 Весной 1930 года трое молодых лейтенантов из Ульмского гарнизона — Лудин, Шерингер и Вендт были арестованы за попытку вовлечь сослуживцев в сговор: не стрелять в мятежников в случае вооруженного нацистского восстания. Эти действия квалифицировались как государственная измена, но генерал Тренер, не желая предавать огласке факт государственной измены, решил отдать лейтенантов под трибунал якобы за нарушение дисциплины. Однако вызывающее поведение лейтенанта Шерингера, тайно переславшего в газету «Фёлькишер беобахтер» крамольную статью, обрекло этот маневр на неудачу. Через неделю после успешных для нацистов сентябрьских выборов 1930 года трое младших офицеров предстали перед верховным судом в Лейпциге по обвинению в государственной измене. — Примеч. пер. 44 Здесь и далее Д. Рид несколько «выпрямляет» ситуацию. Обращаясь к председательствующему в суде, Гитлер на самом деле сказал следующее: «Могу вас заверить, что когда национал-социалистское движение одержит победу в этой борьбе, то появится и национал-социалистский суд и тогда покатятся головы тех, с кого спросят за Ноябрьскую революцию 1918 года». — Примеч. пер. 45 Гофман-Леов Вилли (25.01.1887 — 03.10.1937), уроженец г. Бранденбург. Союз красных фронтовиков был создан Компартией Германии в 1925 году. По приезде в СССР жил в г. Энгельсе, занимал должность редактора немецкого государственного издательства. Арестован 26.02.1936 г. НКВД СССР в рамках репрессий против эмигрировавших из Германии коммунистов (преимущественно еврейской национальности). Осужден 03.10.1937 г. Верховным судом СССР за антисоветскую агитацию к ВМН. Расстрелян 03.10.1937 г. в г. Москве. Реабилитирован 29.09.1988 г. Верховным судом СССР — Примеч. пер. 46 Лейпарт Теодор — сопредседатель Всеобщего немецкого объединения профсоюзов. После закрытия нацистами профсоюзов 2 мая 1933 г. заявил о своем согласии сотрудничать с Гитлером. — Примеч. пер. 47 «Старик» — прозвище П. фон Гинденбурга. — Примеч. пер. 48 Грегор Штрассер работал юрисконсультом в химической компании. — Примеч. пер. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|