Глава 2

НАБРОСОК К ПОРТРЕТУ

На некоторых снимках фотографы ставили Отто Штрассеру суровый взгляд, он сжимал губы подобно диктаторам всех времен, принимая вид сильного-человека-кандидата-на-победу.

Отто Штрассер и правда может быть таким, однако обычно он не носит на себе подобную личину. Обычно он энергичен и улыбчиво дружелюбен. Я не имею в виду, что у него с лица не сходит улыбка, нет, но его естественное состояние — это веселость и сердечность. У него нет внутренней ненависти к жизни и к своим соратникам, что явно есть у Гитлера и что придает последнему облик человека подозрительного, якобы все и вся контролирующего и пресекающего любые попытки самостоятельности.

Штрассер в гораздо большей степени боец, чем Гитлер. Никто не скажет, что он будет распускать нюни и терзаться от того, что самого главного врага человечества, марксизм, нельзя засадить в концлагерь; он сражается даже тогда, когда ситуация складывается не в его пользу, хотя в его сердце живет неутихающая ненависть к людям, за которыми числится суровый, даже кровавый должок, и уж если они попадутся ему, то заплатят по самому высшему разряду.

Однако все это никак не проявляется у него на лице, ибо его внутреннее «я» выглядит совершенно иначе. Двадцать пять лет борьбы, предательства, разочарований, расстройств, непрекращающегося поиска и балансирования на грани смерти не запечатлелись на нем вопреки тому, как обычно бывает с людьми, достигшими высшей власти. Он остается этаким веселым парнем, которому живется нелегко, но который любит от души, пьет и ест тоже от души, выполняет свое предназначение с удовольствием, никогда не забывает про свой револьвер, парнем, которому надо переделать кучу дел, который любит свою страну и еще — любит смеяться.

Он являет собой полную противоположность Гитлеру. Гитлер — это любитель пирожных, проповедующий спартанский образ жизни; Гитлер — сторонник безбрачия, одновременно ратующий за большие семьи; Гитлер — любитель передвигаться на машине и покоиться в кресле, ратующий за физкультуру и спорт; Гитлер — это некурящий и непьющий вегетарианец, стоящий во главе одной из самых любящих поесть и выпить наций в Европе. Гитлер — проповедник борьбы до последнего и человек, отдающий приказ о самозатоплении даже неповрежденным кораблям. Гитлер, написавший книгу под названием «Моя борьба», в жизни этой самой борьбы практически не знавший. К вершинам власти он прибыл в мягком сиденье автомобиля, как Ал Капоне в окружении телохранителей.

Штрассер же не прекращал борьбы с 1914 года.

Я бы назвал его типичным немцем — но не в том смысле, в каком это слово сегодня используют в Британии люди, которые не знают Германии и в сознании которых просто живет некий образ вульгарного и напыщенного толстяка. Словосочетание «типичный англичанин», используемое такими же людьми, но в Германии, также имеет нелестный оттенок. Англичане поистине изумились бы, если б узнали, что рядовой немец находит в их внешности что-то от Raubtier^{5}, нечто плотоядное.

Я очень долго прожил в Германии и полагаю, что обычный немец — это необъяснимая смесь хорошего и плохого, стойкости, энергичности, трудолюбия, юмора, таланта, с одной стороны, и грубости, зависти и бесчувственности — с другой. Однако, как ни странно, немцы обладают замечательным чувством юмора, и я частенько думал о том, что моим соотечественникам, у которого его слишком мало, стоит у них поучиться^{6}.

Разница между Штрассером и Гитлером, который не похож ни на одного человека и практически не похож на немца, достаточно хорошо показана Германом Раушнингом, некогда близким другом Гитлера, в его книге «Гитлер говорит» (на примере брата Отто, Грегора Штрассера):

«В Данциге да и на большей части Северной Германии Грегора Штрассера всегда уважали больше, чем Гитлера. Натура Гитлера была непонятна немцам севера. А тут — высокий, крупный Штрассер, чревоугодник и любитель выпить, чуть самолюбивый, практичный, с ясной головой, быстрый на действия, никакого пафоса и напыщенности, со здравой крестьянской логикой — это был человек, которого мы понимали. Я присутствовал на последнем митинге перед тем, как мы пришли к власти. Дело было осенью 1932-го в Веймаре. Весь митинг определял Грегор Штрассер. Гитлер просто потонул в море растерянности и обвинений. Положение партии было отчаянным. Штрассер хранил спокойствие; уверенно и методично он добился того, что панические настроения были задушены. И именно он вел тогда партию. Гитлер же просто отошел в сторону».

В принципе, данное описание справедливо и для Отто Штрассера, потому что два брата были очень похожи. И если бы не интриги и резня, перед которыми бледнеют все средневековые козни итальянских князей и гангстерские войны Чикаго, то именно Штрассеры, а не Гитлер могли стать руководителями Германии. И тогда Германия никогда не узнала бы приятной, но истеричной и псевдопатриотичной жалости к себе и не пережила бы того самолюбования, которые она увидела при Гитлере. Возможно, что тогда удалось бы избежать войны. Быть может, скоро придет время, и Отто Штрассер подхватит дело своего брата.

Отто был достаточно симпатичным юношей — это мы видим на его фотографиях времен призыва в армию. Сегодня это мужчина средних лет, почти лысый, полный той неутомимой энергией, что удивляет всех иностранцев и утомляет многих имеющих дело с немцами. Я не лентяй, но после долгих часов дискуссий, споров, изысканий, сравнений мне зачастую уже хотелось крикнуть «хорош!», между тем как Отто Штрассер, казалось, только принимался за дело. Мне нравится эта энергия, я даже восхищаюсь ею. Кстати, то же самое можно сказать и о самом главном сопернике Отто Штрассера — Германе Геринге. Все это продукт немецкого климата и немецкого образа жизни.

А теперь представим, что Отто Штрассер идет быстрым шагом по темным парижским улицам. Человек среднего роста, в меру грузный, в меру коренастый, тяжеловатое, немецкого покроя пальто, такого же немецкого вида шляпа. Вы вряд ли обратите на него внимание, но он может сделать так, что вы его заметите. В нашем мире, этом театре марионеток, невидимая рука Судьбы в последнее время мягко, но постоянно подергивает за нити, ведущие к этой фигуре, проверяя их на прочность.

Это единственный человек из всех, покинувших Германию, который сражался! Беглецы рассеялись по многим странам. Кто-то тихо ушел в полное забвение. Другие, особенно эмигранты-евреи, развязали оглушающую всех и вся словесную войну. Они ведут себя очень дерзко — но в прессе, на радиостанциях Парижа и Лондона.

Но этот человек вступил в сражение, причем в одиночку, против Гитлера. Где бы он ни был, была ли у него какая возможность или нет, он мог бы совершенно спокойно и с полным основанием описать свои деяния в книге и назвать ее «Моя борьба» — потому что это была именно борьба. Борьба с морозами и туманами, полицией и паспортами, борьба с тайными преследователями и ложными друзьями, с убийцами и преступниками, с бедностью и поношениями, борьба с пулями и ядом.

Я не знаю, принесут ли ему удача и его личные качества то место, за которое он борется. Когда я первый раз встретил его, он читал книгу о Наполеоне, и в какой-то момент я спросил его: «Надеюсь, вы не хотите подражать Наполеону?» Он улыбнулся в ответ. Он часто говорил о новой Германии, которую он хотел бы построить и видеть Четвертым рейхом. Тут я опять удивился — хорошее новое название гораздо лучше модифицированного старого, тем более дискредитировавшего себя. А однажды он сказал мне, что весь этот продуманный и детально проработанный план создания нового рейха явился ему неожиданно, как видение. В душе моей появились какие-то сомнения — нам и так хватало видений, посещавших Гитлера.

Но будущее — за ним, и все зависит от него. Его прошлое полно усилий, мужества. Оно заслуживает уважения и того, чтобы о нем помнили. Если он достигнет желаемого, все это войдет в историю со страниц сотен книг. Но даже если он потерпит поражение, то это в любом случае — громкая и хорошая история.

Примечания:

⁵ Raubtier — хищник (нем.). — Примеч. пер.

⁶ Описывая самое начало войны в своих Daily Sketch, леди Оксфорд приводит замечательный пример британского юмора, показав разницу между теми счастливыми британцами, у которых оно есть, и теми, кто его лишен.

В один прекрасный день, пишет она, ей посчастливилось сидеть рядом с Иоахимом фон Риббентропом на одном из званых обедов. И вдруг она, ничтоже сумняшеся — страшно даже представить такую непосредственность! — сказала ему: «Я нашла у немецкого народа один недостаток: у него никогда не было чувства юмора». Ни Гете, ни Вагнер, добавила она, не обладали им; единственный немецкий писатель, известный своим юмором, так и тот был еврей — Гейне. На что Риббентроп заметил, что они с Гитлером частенько просто катаются со смеху, причем в прямом смысле этого слова. «Если бы он не сказал это серьезно, — подчеркнула леди Оксфорд, — то я бы подумала, что он просто дурачит меня». Я сказала: «Вы и правда думаете, что это говорит о наличии чувства юмора? Скажу только, что, если бы кто из моих детей повел себя таким образом, я бы отправила его спать». — Примеч. авт.