Глава VII. Религия

Религиозные представления и обряды определенного сообщества обычно очень трудно выстроить в единую стройную систему. Зачастую эти обряды и верования вырабатываются столетиями, а иногда тысячелетиями, со всевозможными изменениями и добавлениями, вызываемыми внешними влияниями или внутренними социальными и экономическими переменами, и порой стороннему наблюдателю невозможно разобраться в противоречивых обрядах и сущности, казалось бы, однозначных божеств. Религия хеттов — прекрасный тому пример. Корни ее уходят в каменный век, а бесчисленные изменения и добавления между VI и II тысячелетиями до н. э. привели к такой мешанине, что сами хеттские «теологи» лишь с трудом могли организовать какое-то подобие «официального» культа и пантеона. За этой государственной культовой организацией нетрудно разглядеть множество различных элементов, как местных, так и инородных, которые, частично слившись, образовали идеологию хеттской империи.

Древнейшая религия Анатолии, как и многих других регионов мира, прежде всего пыталась установить связь людей с силами природы. Важнейшая из них, несомненно, земля, мать всего сущего. Второстепенные роли играли ее спутники — божества, связанные с водой, без помощи которой мать-земля не могла плодоносить. От этих и многих других божеств зависело благосостояние и продолжение жизни рода людского, а потому каждый человек и любое сообщество должны были стараться обеспечить их благоволение с помощью соответствующих ритуальных церемоний. Каждое поселение имело своего бога-покровителя, свой культовый центр, свою мифологию и свой календарь празднеств, связанных главным образом с сельскохозяйственным циклом. Кроме того, в каждом поселении были, конечно, свои ворожеи и знахари.

Рис. 37. «Богиня-мать» из Чатал-Хююка. Голова реставрирована

Эта простая и, можно сказать, во многом предполагаемая картина сразу усложняется, если речь заходит о более крупных политических объединениях, чем обычное поселение. Когда сообщества объединялись, одна группа божеств не заменяла другую. Отличительный характер местных божеств сохранялся, и в результате общий пантеон становился все многочисленнее и сложнее. Сегодня мы знаем только имена этих богов и почти ничего не знаем об их функциях, однако некоторые из них заняли главные места в хеттском пантеоне.

Неанатолийские народы также сыграли немаловажную роль в создании религии хеттов. Из этих народов самое большее влияние оказали индоевропейские, проникшие в Анатолию во второй половине III тысячелетия до н. э., а также хурритские, чье влияние особенно чувствовалось во II тысячелетии до н. э. Поэтому в период империи в религиозной системе лишь с трудом можно отыскать индоевропейские следы. Новые завоеватели могли, разумеется, принести с собой своего Зевса, и его влияние прослеживается в некоторых атрибутах культа бога грозы, который был собратом богини-матери официального хеттского пантеона. Другие индоевропейские заимствования можно видеть в изображениях периода Карум II (около 1940–1840 гг. до н. э.) в Кюльтепе, на найденных там оттисках с цилиндрических печатей.

Если судить по статуэткам предыдущих столетий, культ богини-матери был доминирующим, однако на оттисках печатей мы видим пантеон в основном мужских богов, который возглавляет бог грозы и в котором важное место занимает бог Пирва, связанный с культом лошади. В свою очередь, этот культ сопоставляли с традицией коневодства у индоевропейцев.

Но если иноземные боги и пользовались каким-то превосходством в период торговых колоний, совершенно очевидно, что культ богини-матери вскоре вновь завоевал первое место. Хеттский бог грозы, несмотря на то, что он был одним из самых могущественных, явно уступал главенствующую роль этой богине в пантеоне великих хеттских богов.

Влияние хурритов на хеттскую религию было гораздо сильнее и шире. В одной из первых глав этой книги уже высказывалось предположение, что династия периода империи, начавшаяся примерно в 1450 г. до н. э. с восшествия на престол Тудхалии I, была по происхождению хурритской и к концу этого периода весь официальный пантеон богов был хурритизирован. Это особенно четко определяется по скульптурам божеств хеттского пантеона святилища Язылыкая, которые выстроены по хурритской иерархии и носят имена хурритского происхождения. Следует, однако, подчеркнуть, что синкретизм подобного рода не типичен и относится к более позднему времени.

Таким образом, религия периода империи представляла собой результат длинного и сложного процесса. Большая часть сохранившихся свидетельств говорит об официальных, государственных культах, но и они дают некоторое представление о религиозных верованиях небольших сообществ земледельцев на Анатолийском плоскогорье. Большинство из них скорее можно определить как магию, а не религию, однако простой хетт вряд ли мог уловить разницу между этими понятиями.

Существовали сложнейшие ритуалы с использованием симпатической магии, которые применялись по любому случаю жизни — от восстановления мужественности до обрядов, предназначенных для того, чтобы зловредные божества не выходили из своих святилищ. Местная жрица, известная под именем «старая женщина», играла большую роль, и большая часть ее действ происходила либо в доме просителя, либо под открытым небом. Особо почитались родники. Такие «священные родники» не сохранились, однако наскальный памятник наподобие того, что остался в Эфлатун-Пынаре над все еще бьющим родником, пожалуй, может служить примером таких маленьких святилищ под открытым небом.

Другие наскальные изображения, такие, как изображение Муваталли в Сиркели и сильно поврежденная статуя богини в Сипилусе, явно стояли над родниками и были связаны с подобными верованиями. Очевидно, такое же, хотя и более скромное святилище над родником недавно найдено поблизости от Илгина, где у подножия холма для родниковой воды был выложен прямоугольный каменный бассейн, на стенах которого сохранились иероглифы с картушем царя Тудхалии IV.

Несомненно, существовали и небольшие культовые сооружения, но о них мы почти ничего не знаем. Образец такого трехкомнатного домашнего святилища, обнаруженного в нижнем городе в Хаттусе, возможно, был типичным для городских жителей. Там, очевидно, отправлял службу один из жрецов, каких было множество по всей стране. Некоторые сооружения крепости тоже, по-видимому, были связаны с этим домашним культом. Здание С позднего периода империи представляло собой прямоугольник из пяти помещений; внутренний двор, который они окружали, был на 5 футов ниже. Он был покрыт слоями тины и песка, со следами многочисленных раковин и ритуальных сосудов, а в углу находился водосток. Более раннее здание (слой IV в₂) на нижней террасе крепости тоже, по-видимому, имело в центре площадку с водостоком и пологим полом, на котором лежала большая расписная ваза в форме утки. В Западной Малой Азии ученым повезло больше. В Бейджесултане во время раскопок городской стены было обнаружено несколько святилищ периода позднего бронзового века. Одно из них состояло из двух узких помещений, каждое площадью 30x10 футов, с входом с одной стороны и небольшими помещениями, которые археологи окрестили «ризницами», с другой. К стенам «ризниц» примыкала низкая платформа, на которой стояли вплотную к стене два терракотовых «рога», украшенные тисненым орнаментом в виде концентрических кругов, а в одном месте справа от «рогов» на небольшом глиняном столбике стоял горшок для приготовления пищи.

Остатки аналогичного сооружения были найдены в частном доме Бейджесултана того же периода, и еще одно такое же «святилище» обнаружили в поселении Кусура. Эти сооружения скорее всего были домашними очагами, однако гораздо лучше сохранившиеся керамические «рога» в Бейджесултане вряд ли можно рассматривать как «подставки для горшков». Кроме того, большое количество посуды, бусин от ожерелий, бронзовых украшений и оружия, хранившихся в этих помещениях, говорит о том, что они использовались не для жилья.

Если теперь мы обратимся к более значительным религиозным сооружениям Богазкёя, перед нами сразу же предстанут образцы самых поразительных памятников хеттского государства периода империи. По мере возвышения хеттской державы местные божества, которые были первоначально богами — защитниками маленьких поселений земледельцев, довольно быстро превратились в стражей царского дома и границ расширявшейся империи. Однако основной характер этих богов и их взаимоотношения с человеком не изменились. Для хеттов боги были хозяевами, которым человек должен служить так же, как хороший слуга служит своему господину. В свою очередь, бог, как хороший хозяин, защищает своих слуг от болезней, голода, врагов и наказывает плохих слуг, если они пренебрегают своими ритуальными обязанностями. Таким образом, по мере усиления хеттской державы на плечи царя ложилось все больше обязанностей, ибо в качестве главного «слуги» богов он служил всем божествам своего царства и как бы являлся ключевой священной фигурой государства. Основная обязанность царя как жреца заключалась в ежегодном объезде главных святилищ в определенные сезоны года, чтобы заручиться благоволением богов. В такие дни его помыслы и дела должны были быть чисты. Если он по каким-либо причинам не выполнял всех положенных ритуалов, боги могли разгневаться, и тогда сам царь должен был узнать причину их гнева, принести покаяние и вымолить себе прощение. В такой ситуации порой было трудно установить, что именно разгневало богов, потому что, хотя боги и были наделены человеческими чертами, они далеко не всегда являлись молящимся и разъясняли причину своего недовольства. Иногда они говорили устами впавшего в экстаз, но чаще являлись во снах. Во всех других случаях для выяснения причины немилости богов прибегали к гаданиям — по внутренностям жертвенных животных, по полету птицы или же с помощью чего-то наподобие «лотереи», о которой мы почти ничего не знаем. Процедура гадания заключалась в том, что задавался вопрос: «Такое-то деяние разгневало бога? Или такое-то? Или такое?» Когда причина немилости богов обнаруживалась, проситель мог непосредственно обратиться к божеству с молитвой, и именно в этих молитвах предстают перед нами хеттские цари, а также царицы и принцы как живые люди, борющиеся с человеческими проблемами и ищущие на них ответы. «Молитва по случаю чумы» Мурсили II, пожалуй, является самым ярким образцом молитвы хеттского монарха, удрученного личной ответственностью за бедствие, постигшее его страну.

Однако главные жреческие обязанности царей заключались не в частных молениях, а в отправлении публичных обрядов в обстановке, достойной великого царя.

Такая обстановка была создана в огромном храмовом комплексе (храм I), возвышавшемся над нижним городом. Он занимал площадь в форме квадрата со сторонами примерно 300 ярдов, окруженного крепостной стеной. Кусок этой стены был ранее оборонительной стеной нижнего города, но большая часть ее была позднее специально пристроена для ограждения храма. Сами храмовые сооружения находились в центре квадрата. В западной и северо-западной части святилища (т. е. позади храма, если смотреть на него со стороны главной царской цитадели, расположенной на юго-востоке) стояли дома многочисленных служителей храма. Дома эти были различных размеров. Некоторые располагались на террасах на склоне холма, вдоль главной дороги. Узкие проулки и аллеи разделяли этот жилой массив на отдельные кварталы. Были и дома, особенно в северной части святилища, которые стояли особняком, по-видимому, они принадлежали высшим служителям храма. Вход в святилище со стороны нижнего города находился в середине северо-западной стены, где стояли монументальные ворота. Напротив должен был находиться церемониальный вход для царя, в непосредственной близости от школы писцов, большого двухэтажного здания, стоявшего рядом с храмовой стеной на юго-востоке, у единственной дороги, связывавшей царскую цитадель с храмовым комплексом.

Между этими воротами и самими храмовыми сооружениями местность была совершенно незастроенной, что открывало вид на весь комплекс в целом. Он был воздвигнут на массивной искусственной террасе длиной 150 ярдов и шириной 110 ярдов, которая на западной стороне перекрывала фундаменты более ранних жилых домов, что свидетельствует о постепенном расширении храмового комплекса на протяжении тринадцатого столетия. По сторонам этой террасы тянулись узкие помещения, над которыми возвышался второй этаж зданий, почти полностью окружавших мощеную площадь, где стоял сам храм.

Главный вход на эту площадь находился поблизости от ее юго-восточного угла, напротив школы писцов, но были и еще три входа — на северо-востоке, северо-западе и юго-западе.

В само здание храма можно было войти только через сложные, типично хеттские ворота — через центральные ворота с комнатами «привратников» по обеим сторонам, а также с маленькими комнатами с широкими окнами внутрь этого привратного строения и наружу, на мощеный внутренний двор. В противоположном углу внутреннего двора стояло маленькое здание для ритуальных омовений, а за ним — главное святилище храма с колоннадой, построенное из гранита в отличие от остального комплекса, где в основном применялся известняк.

Внутри стояли алтари главных богов храма, предположительно бога грозы страны Хатти и богини солнца города Аринны, чьи статуи когда-то возвышались на низких каменных платформах. Ни одна из статуй не сохранилась до наших дней, однако мы знаем из текстов, что чаще всего они отливались из драгоценных металлов и, по-видимому, походили на изображения, оставшиеся на рельефах, как, например, в Язылыкая.

В отдельных случаях божество изображалось в виде священного животного, как на рельефе в Аладже-Хююке, или же оружия — меча или копья.

Уже неоднократно отмечалось, что внутренние святилища хеттских храмов были почти всегда невидимы со стороны храмового двора. Только избранные допускались сюда, остальные же не удостаивались чести лицезреть божество. Следует остановиться на еще одной особенности: культовые помещения и почти все покои храма освещались не из внутреннего двора, а окнами, прорубленными во внешних стенах храма.

На площади, окружавшей храм, и в его святилищах происходили, по-видимому, главные празднества хеттского религиозного календаря. Они состояли в основном из ритуальных омовений, жертвоприношений и возлияний. Культовые предметы представляли собой диски, изображавшие луну и солнце, сосуды из драгоценных металлов и керамики, по большей части в форме быков и других животных.

Рис. 38. План храма I в Богазкёе

Однако почитались у хеттов не только культовые статуи, но и царский трон и весь храм. И еще камни «хуваси» — особые стелы на постаментах с орнаментом, они тоже играли в религии хеттов значительную роль.

«Большие собрания», проводимые, по-видимому, на храмовом дворе, были обычной частью ритуала и, как правило, сопровождались священными процессиями, в которых принимали участие сам царь, его телохранители, жрецы, знать и служители храма, а также певцы и музыканты, игравшие на различных инструментах.

Храм был не только местом, где происходили большие ритуальные церемонии, но также домом бога. Здесь находилась его трапезная и его опочивальня, и здесь же, в отдельных комнатах, размещались его гости, служители храма, которые должны были во всем угождать ему. Некоторые из этих слуг божьих предположительно занимали дома за храмовым святилищем, однако остальные жили в главной части города или же обитали и работали в довольно странном квартале неопределенной формы площадью примерно 400х180 футов, расположенном непосредственно к юго-западу от основного храмового комплекса на расстоянии 25 футов. Укрепленные ворота — единственный вход в этот обособленный квартал — располагались напротив одного из боковых входов в храмовой комплекс. Через эти ворота попадали на трапециевидную площадь длиной более 100 футов и шириной примерно 50 футов. Вокруг этой площади стояло 16 отдельных строений различного размера. Весь этот комплекс можно сравнить с аналогичным кварталом храмовых египетских ремесленников в Амарне и в Мединет-Абу.

Там же, вокруг храма-святилища, находились другие здания, помимо перечисленных выше, однако они до сих пор малоизучены. Большое прямоугольное строение (комплекс 2), во многом сходное со зданиями в цитадели, стояло на открытой площади вплотную к кварталу ремесленников. В нем находился бассейн для родниковой воды, перекрытый низким коробчатым сводом; к нему вела с северной стороны каменная лестница. Вода поступала в этот бассейн через отверстие в задней стене и текла под ступеньками лестницы по каналу, проложенному под улицей.

Над входом в этот подземный грот было высечено несколько изображений, из которых уцелело только последнее. Оно представляет собой мужчину в профиль, в длинном одеянии и круглой шапке. Рука его поднята в знак приветствия божества. Все детали указывают на несветский характер этого помещения, еще раз подчеркивая связь с древнейшим культом источников.

Известны еще четыре храма в южной части города. Три из них, по-видимому, были окружены одной храмовой стеной и стояли на естественных возвышениях над нижним городом. Если не считать отдельных деталей, все они довольно точно воспроизводили план главного храма (№ 1). У всех были церемониальные входы, центральные внутренние дворы с колоннадой и внутренними святилищами или алтарями с окнами, чаще обращенными наружу, а не во внутренний двор.

В храмах II, III и IV были особые культовые помещения. В храме V, как и в главном храме I, их было два, однако в храме V по неизвестным причинам второе культовое помещение находилось не в конце центрального двора, а сбоку от него.

Примерно в миле от Богазкёя, северо-восточнее его, находится Язылыкая — пожалуй, самое внушительное хеттское святилище. Здесь в скале, где когда-то бил родник, были две естественные пещеры разных размеров. Этот скальный храм во многом напоминает другие анатолийские святилища, связанные с почитанием родников, и, возможно, существовал еще задолго до возвышения хеттской державы — может быть, за многие столетия. Первоначально была воздвигнута стена, отгородившая главное святилище от внешнего мира. При Хаттусили III на ее месте был построен целый храмовой комплекс, весьма напоминавший храмы столицы. Каменная лестница вела от больших надвратных строений через вторые ворота в прямоугольный внутренний двор, где находились алтарь и небольшое помещение для очистительных жертв или омовений. Проход с колоннадой вел отсюда в главное святилище, сооруженное на месте внутренних ритуальных помещений. Вторые ворота за внутренним двором и прилегающими помещениями открывали когда-то доступ к меньшему алтарю, однако после пожара в храме, при Тудхалии IV, помещения позади внутреннего двора были перестроены и открывались в общий коридор или проход, который соединял большее святилище с меньшим; так все эти строения соединились в единый комплекс.

Рис. 39. План Язылыкая

Однако привлекают в святилище в Язылыкае не храмовые его здания, а рельефы, высеченные на стенах двух естественных древних пещер.

В первом, более обширном (помещение А) изображены две процессии — богов и богинь. Они как бы движутся навстречу друг другу, а главный бог и главная богиня, отмеченные особым своим положением и размерами, стоят друг перед другом в середине наскальной композиции. Почти в конце правой процессии изображен хеттский царь, тоже более крупным масштабом и отмеченный царским картушем с именем Тудхалии. За ним узкий проход, охраняемый крылатыми чудовищами с львиными головами, ведет в меньшее святилище (помещение В) — в узкий коридор с гладкими стенами, шириной не более 9 футов, с примыкающей подземной комнатой на глубине около 30 футов, в северо-восточном углу. Стена из циклопических блоков отделяет эту комнату от внешнего мира, оставляя по левую руку лишь узенький лестничный проход, где жрец мог один на один встречать любого, кто осмелился бы проникнуть в эту святая святых.

Перед этой стеной сохранилась гладкая известняковая платформа, а на ней и вокруг нее, как выяснилось при раскопках, большое количество древесного пепла.

На стене помещения В обнаружен еще один картуш с именем Тудхалии, а ниже на той же стене — самая удивительная и загадочная сцена. На ней изображен огромный меч, по-видимому вонзенный в скалу, ибо острия его не видно. Рукоять изображена в виде четырех львиных голов и человеческой фигуры над ними; судя по остроконечной шапке или шлему, это изображение божества.

Позади этого большого рельефа, 11 футов высотой, высечены две меньшие фигуры. Более крупная — предположительно бог Шаррума — покровительственно обнимает маленькую — это опять же царь Тудхалия.

На противоположной стене и тоже как бы в сторону подземного святилища движется процессия из 12 воинов-богов наподобие тех, что изображены на стене внешнего помещения. Они идут стремительно и грозно, подняв серповидные мечи.

Рис. 40. Наскальный рельеф. Язылыкая

До сих пор трудно определить, какую роль играли рельефы Язылыкая в религии. Археолог, производивший здесь раскопки, отметил, что все храмовые строения в отличие от столичных были построены так, что не могли бы выдержать надстройки верхних этажей. Это позволяет предположить, что здешние храмовые сооружения использовались не повседневно, а только в редких случаях, скорее всего во время ежегодного празднества.

Как убедительно предположил археолог, это было большое празднество в начале нового года, которое продолжалось более месяца; на нем восхваляли всех богов, а заканчивалось оно «священным бракосочетанием».

Такое истолкование вполне подходит к первому, большему помещению, но его нельзя применить ко второму, меньшему, назначение которого явно было другое. При разгадке его назначения следует обязательно учитывать частный характер этого внутреннего «алтаря» и символ его — огромный меч, вонзенный в скалу!

Рис. 41. Царь Тудхалия (слева) и бог Шаррума (справа). Язылыкая

Ближайшая параллель этого любопытного изображения меча наблюдается в период торговых колоний и посвящена богу подземного царства. В хеттских ритуальных текстах, также посвященных подземным богам, говорится о том, как жрец создает их образы в виде меча, вонзенного в землю. Кроме того, в других текстах бог подземного царства упоминается вместе с «дюжиной богов распутья» (неизвестно, каких); невольно сразу вспоминаются 12 воинов-богов на западной стене.

Кроме того, в скалах вокруг этих подземных комнат найдены погребения, где иногда встречаются не только человеческие скелеты, но и скелеты птиц. Например, в одном случае чучело птицы было пригвождено к стене в распростертом виде четырнадцатью большими гвоздями. Поскольку из хеттских текстов известно, что птиц обычно приносили в жертву подземным богам, археологи, естественно, заключили, что внутренняя комната была своего рода погребальным святилищем. Картуш с именем Тудхалии (скорее всего четвертым, поскольку он, как известно, считал Шарруму своим богом-покровителем) позволяет предположить, что это помещение предназначалось для погребения либо самого царя, либо одного из его предков с таким же именем. Статуя, должно быть, стояла в северном конце комнаты или в прилегающей комнате, а в одном из маленьких прямоугольных углублений, вырубленных в стенах этих святилищ, по-видимому, хранился пепел покойного царя.

Эти предположения приводят нас к вопросу о хеттских обрядах, совершавшихся при погребениях. Свидетельства о них мы имеем из двух источников — письменных и археологических. Древние захоронения хеттов найдены в Богазкёе, в Илыдже, милях в сорока к западу от Анкары, в бывшей фригийской столице Гордионе и вблизи Хиссарлыка, где находилась знаменитая Троя.

Во всех этих захоронениях погребены простые люди. Там нет царских гробниц с золотыми кладами, как в гробницах Египта или Микенского царства той же эпохи. Подобного в Анатолии не обнаружено. Возможно, единственное исключение представляет захоронение в Гявуркале, к юго-западу от Анкары. Оно расположено на вершине холма с площадкой примерно 40 квадратных ярдов, обнесенной стеной из циклопических камней. В начале дороги, ведущей к нему, на естественной скале высечен рельеф: два бога приближаются с двух сторон к сидящей богине. А в конце верхнего плато осталось давно ограбленное погребальное помещение площадью 13x10 футов. Судя по письменным источникам, таковы были царские погребения, не сохранившиеся до наших дней.

Хеттских царей после смерти сжигали, что часто сравнивали с обычаями кремации героев гомеровского эпоса. До недавнего времени традиция кремации не была выявлена ни в микенском, ни в хеттском мире, а захоронения в Трое, относившиеся в основном к позднему периоду Трои VI, состояли целиком из погребений с трупосожжением. На основании этого был сделан вывод, что такая традиция проникла и в гомеровские и в хеттские ритуалы в результате контактов с Северо-Западной Анатолией.

Однако последние данные говорят, что подобное заключение слишком все упрощает. Сегодня известно, что кремация практиковалась в Греции еще с середины бронзового века и распространилась в Центральной Анатолии с самого начала хеттского периода. Раскопки многочисленных погребений с трупосожжением в Гедикли, в долине Исляхии, в Юго-Восточной Турции, которые явно относятся к концу III тысячелетия до н. э., указывают на то, откуда могла пойти эта традиция. А наличие сосудов в захоронениях Гедикли, которые Шлиман называл δεπας — αμφιχυπελλον (название этого типа сосудов (кубок, чара, чаша) встречается уже в гомеровском эпосе), говорит о несомненной связи их с захоронениями в Трое II, хотя эта связь до сих пор недостаточно объяснена. В погребениях с трупосожжением в Греции, например в Перати, тоже прослеживается сходство с аналогичными погребениями на Левантийском побережье.

Сейчас обнаружено множество погребений с трупосожжением в Анатолии периода позднего бронзового века; захоронение в Трое всего лишь одно из раскопанных и исследованных. Могилы там располагались на южном крае плоскогорья, примерно в 550 ярдах к югу от крепости. Пепел сожженных покойников обычно ссылали в глиняные сосуды различной формы и размеров с крышками. Их ставили в узкие могилы, зачастую чуть ниже поверхности почвы. Погребальные дары были немногочисленны и, как правило, недороги: бусы, небольшие глиняные сосуды, булавки или бронзовые кольца.

Нет никаких свидетельств, что эти могилы были индивидуальными и что даже все кладбище имело четко обозначенные границы. За крепостной стеной, под западным склоном крепости, найдены останки сожженного человека, а примерно в 220 ярдах к северо-западу от кладбища стояло кирпичное строение, весьма похожее на печь. Все это напоминает более древнее кладбище в Гедикли, где тоже были печи для сожжения покойников и где хоронили их прах.

Кладбище в Богазкёе тоже располагалось за пределами города, у дороги, ведущей к святилищу Язылыкая. Здесь большое количество погребений — урн с прахом или грунтовых захоронений — помещалось в естественных расщелинах и гротах. Стратиграфический анализ показывает, что эти погребения относятся к XVIII–XIV вв. до н. э. И здесь прах умерших тоже помещали в глиняные сосуды различной формы и размеров, многие из которых, как в Трое, использовались в виде погребальной урны после того, как были надбиты.

Это можно считать признаком бедности, но не исключено, что это имело какое-то ритуальное значение. Погребальные дары ограничивались раковинами, небольшими горшками, несколькими бронзовыми цепочками или одной простой печаткой. Во многих захоронениях найдены кости животных. Кости коров, овец и свиней, видимо, представляют собой остатки своего рода погребальных трапез. Что же касается костей собак, то это, по-видимому, говорит об обычае, когда покойного в загробное царство сопровождает верный друг. Однако существует и другое, письменное свидетельство, по которому жертвоприношение собак имело магическое или ритуальное значение.

Останки лошадей (два черепа и отдельные кости) свидетельствуют о древнейшей связи с кочевой жизнью в русских степях. Таким образом, это еще одно звено в связи хеттов с народами «культуры курганов», которую, как мы предполагаем, привнесли в Анатолию носители индоевропейских языков. Обнаруженные в погребениях черепа и кости ослов, видимо, говорят о том, что некоторые обитатели Хаттусы были недостаточно богаты и не могли принести в жертву коней, а потому обошлись более дешевыми животными.

Обращает на себя внимание одна особенность этого кладбища. Она заключается в том, что в большинстве сохранившихся погребений рядом со скелетом взрослого лежит скелет ребенка. Это могло быть простым совпадением, однако возможность своего рода детских жертвоприношений тоже не исключена.

Кладбище в Илыдже, которое можно отнести к периоду Древнего царства, также состоит из разных погребений — урн с прахом и грунтовых захоронений, однако первых здесь больше. Прах покойных, как правило, помещался в полуразбитые глиняные сосуды с носиками, обращенными на восток. И опять же здесь были кости животных и скудные погребальные дары. Но это кладбище отличают мегалитические надгробные памятники или скорее надолбы, ограничивавшие ряды могил, но не индивидуальные захоронения. Они расположены в одну или две линии длиной около 220 ярдов. Возможно, первоначально таких линий, типичных для кладбищ того времени, было больше, однако эти надолбы почти все сброшены и уничтожены.

Илыджа находится всего в 40 милях от Гордиона, поэтому удивительно, что кладбище в Гордионе, которое относится примерно к тому же времени, что и в Илыдже, совсем не имеет погребений с трупосожжениями, а состоит из погребений в грунте, гробницах, но в основном в пифосах (сосудах). Весьма вероятно, что обычные захоронения были наиболее ранними (примерно в период торговых колоний), а во времена Древнего царства хоронили только в пифосах.

Скелеты находились в пифосах в скорченном положении, и пифос был положен так, что голова покойника обращена к юго-востоку. Отсутствие погребений с трупосожжением можно было бы объяснить простым различием в местных обычаях, однако, что более вероятно, в Гордионе были в тот же период погребения с трупосожжением, но они еще просто не обнаружены.

Гедикли, поселение, где найдены погребения с трупосожжениями, относящиеся еще к III тысячелетию до н. э., также имеет обычные могилы примерно середины II тысячелетия до н. э. А совсем недавно Археологический музей в Анкаре приобрел керамику из Ферзанта, расположенного вблизи Мерзифона, которая свидетельствует о том, что где-то неподалеку находилось еще одно древнее хеттское кладбище.

Помимо захоронений на открытых, вне городских стен площадях существовали, очевидно, и кладбища в черте города. Например, в Богазкёе трупы хоронили в домах под полом или рядом с домами. В большинстве случаев это были простые могилы, однако имелись и исключения: могилы под каменными плитами, а в одном случае — погребение под двумя половинами распиленного вдоль пифоса.

Погребальные дары городских могил обычно немногочисленны и бедны. Все погребения в городах и вблизи них, по-видимому, принадлежали бедному люду.