Города эпохи фараонов превратились сегодня в пыльные холмы, усеянные черепками глиняной посуды и мельчайшими осколками. Нас это не удивляет, потому что города и дворцы строились из кирпича-сырца. Однако некоторые из них находились еще не в столь плачевном состоянии, когда их описывали ученые, приехавшие в Египет вместе с Наполеоном Бонапартом. Множество новых разрушений произошло уже впоследствии, когда местные жители продолжали не только использовать «себах»[*3] из руин, извлекая каменные блоки, но, к сожалению, «пристрастились» к поискам древностей. Поэтому мы можем с уверенностью говорить лишь о двух городах, ибо эго были недолговечные города. Их создали по царскому повелению, просуществовали они очень недолго и внезапно были покинуты. Наиболее древний, Хут-хетеп-Сенусерт, воздвигнутый в Фаюме фараоном Сенусертом II, просуществовал менее столетия. Второй город, Ахетатон, стал резиденцией Аменхотепа IV после его разрыва с жречеством Амона. Его преемники жили там до вступления на трон Тутанхамона, который вернулся со своим двором в Фивы.[*4] Весьма полезно бросить взгляд на эти города-призраки, прежде чем мы перейдем к описанию рамессидских городов.

Основатель Хут-хетеп-Сенусерта заключил город в ограду – триста пятьдесят на четыреста метров – и предполагал, что здесь будет проживать довольно много людей.[7] Край располагался за городскими стенами. Мощная стена разделяла город на две части: одна отводилась для богачей, другая – для бедняков. Квартал бедноты прорезала улица шириной в девять метров, которую пересекали под прямым углом многочисленные узенькие переулки. Дома стояли так, что их фасады выходили на улицу, а задние стены смыкались одна с другой. Поражает теснота комнатенок и коридоров. Квартал богачей пересекали широкие улицы: они вели к дворцам и жилищам высших чиновников; по площади они превосходили примерно в пятьдесят раз домишки бедняков. Египтяне всегда любили сады; например, начальник экспедиций на юг Хуфхор (Хирхуф), привезший из Нубии карлика-танцора для своего юного повелителя (царя Пепи II), рассказывает в надписи в своей гробнице, как он построил дом, вырыл бассейн и насадил деревья; знатная госпожа эпохи Сенусерта велела вырезать на своей стеле, что она очень любила деревья; Рамсес III повсюду насаждал сады. Но, здесь в Хут-хетеп-Сенусерте, ничего не было предусмотрено ни для садов, ни для прогулок.

Город Эхнатона, наоборот, был городом роскоши.[8] Он находился между Нилом и горами и занимал обширное пространство в форме полукруга. Главная улица, параллельная реке, шла через весь город из конца в конец и пересекала другие улицы, которые вели к набережной, некрополю и алебастровым каменоломням. Царский дворец, храм, здания администрации и торговые дома образовывали центральный квартал. На улицах скромные дома чередовались с роскошными виллами, принадлежавшими членам царской семьи.

Огромные обширные пространства, как в частных владениях, так и на городских площадях, отводились под посадки деревьев и под сады. Работники некрополя и каменоломен жили отдельно, в поселке, обнесенном оградой. Город был покинут жителями, и его планировка осталась неизменной, в то время как в городах с долгой историей – а таких было неизмеримо больше – царил полнейший беспорядок. Мен-нефер – «постоянна красота» (фараона или бога), который греки переименовали в Мемфис, назывался также Анх-тауи – «жизнь Обеих земель», Хут-ка-птах – «Дворец двойника Птаха», и Нехет – «сикомор». Каждое из этих названий может служить названием города, но первоначально они означали либо царский дворец с окружающим ансамблем, либо храм Хатхор, почитаемой в Мемфисе как «госпожа сикомора».

То же самое было и в Фивах, стовратном граде Гомера. Сначала он назывался Уасет, как IV ном Верхнего Кгипта, на территории которого он располагался. В эпоху Нового царства его стали называть Опет (слово, которое одни египтологи переводят как «гарем», другие как «святилище», третьи как «дворец»). Гигантский комплекс сооружений, связанный сегодня с названием деревушки Карнак, со времен Аменхотепа III назывался Опет Амона.[9]

Аллея сфинксов ведет от него к храму Луксора – Южному Опету. Оба Опета были некогда окружены стенами пи кирпича-сырца со множеством монументальных каменных входов с воротами из ливанской пихты,[*5] окованными бронзой и изукрашенными золотом. В случае опасности порота затворяли. Пианхи рассказывает, что ворота города закрылись при его приближении. Однако в известных нам текстах нет и намека на закрытие ворот, и поэтому надо полагать, что в мирное время через них можно было свободно входить и выходить днем и ночью.

Внутри города почти все пространство между стенами и храмом занимали жилые дома, лавки и ныне исчезнувшие склады. Сады и огороды радовали глаз своей зеленью. Стада Амона паслись в загонах. Один из этих садов изображены на стене «зала Анналов» его создателем, Тутмосом III; сам фараон предстает там перед нами среди растений и деревьев, вывезенных из Сирии.[10]

Между двумя оградами по обеим сторонам аллеи сфинксов и на берегу реки стояли вперемежку официальные здания и дворцы. Каждый фараон хотел иметь собственный дворец, но и везиры, и высшие чиновники были не менее тщеславны. Поскольку город не переставал расти на протяжении правления трех династий, вполне вероятно, что более скромные дома и жилища бедняков оказывались среди этих роскошных дворцов, а не в отдельном квартале, как в Хут-хетеп-Сенусерте.

Напротив Карнака и Луксора, на западном берегу Кила, разрастался второй город, Джеме, или, вернее, не город, а скопление отдельных памятников с прилегающими домами и складами, окруженных степами из кирпича-сырца; площадь каждого такого ансамбля была триста на четыреста метров, если не больше.[11] Длина ограды, сооруженной при Аменхотепе III, превышала пятьсот метров по каждой стороне. Эти огромные кирпичные стены имеют ширину у основания до пятнадцати метров, а высоту – более двадцати. Они почти полностью скрывали от глаз то, что находилось внутри; над ними возвышались только пирамидионы обелисков, верхняя часть пилонов и колоссальных статуй. Большая часть этих ансамблей оказалась жестоко разрушена временем и людьми. Колоссы Мемнона сегодня возвышаются среди пшеничных полей, но они создавались совсем не для того, чтобы в одиночестве стоять среди этого идиллического пейзажа. Первоначально они украшали фасад огромного храма, окруженного со всех сторон домами из кирпича-сырца, где жило многочисленное население, и складами с огромным количеством разнообразных товаров. Лишь колоссы устояли перед веками, остальное все исчезло, оставив после себя жалкие холмики. Да и сами колоссальные статуи не избегли общей участи. То, что удалось обнаружить во время непродолжительной кампании раскопок, сегодня быстро исчезает под натиском наступающих полей. Только монументальное сооружение Рамсеса III в Мединет-Абу, Рамессеум и, естественно, ступенчатый храм царицы Хатшепсут до сих пор поражают своим величием.

Особенно выделяется Мединет-Абу. Здесь можно наглядно представить, какими были те, окруженные стенами древние города в пору их расцвета.[12] Ладья перевозчика доставляла паломника к подножию двойной лестницы. Он проходил между двумя сторожевыми башенками через ворота в довольно низкой каменной ограде с зубцами, пересекал идущую по всему периметру дозорную дорогу и оказывался перед воротами внутренней высокой стены из кирпича-сырца. Эти ворота напоминали сирийский бастион. Между двумя мощными башнями стояла третья, шириной в шесть метров, с проходом посредине, через который могла пройти только одна колесница. Рельефы на стенах восславляли могущество фараона. Консоли подпирали головы извечных врагов Египта – ливийцев, азиатов, негров и нубийцев. Каждый, проходящий через эти ворота, наверное, испытывал гнетущее чувство.

В верхних помещениях сюжеты настенных росписей были повеселее: например, Рамсес в окружении своих любимцев ласково держит за подбородок очаровательную египтяночку. И тем не менее все это сооружение было не чем иным, как крепостью на случай мятежа. Обычно там располагалась только стража. Сам же дворец и гарем находились немного дальше, рядом с храмом.

За укрепленными воротами открывалась обширная площадь, где и находились храм, дворец, гарем, жилые строения и дворы, и все это было окружено третьей оградой; с трех сторон эту третью ограду окружали маленькие дома, стоявшие вплотную друг к другу. Здесь жили жрецы храма и ремесленники, которые могли понадобиться фараону, когда он наезжал в свой маленький город на левом берегу Нила со своими женами и многочисленными слугами.

Таков был укрепленный дворец Рамсеса, властителя Она во владениях Амона. Таков был Рамессеум. И подобными же были все двадцать или тридцать царских городов на левом берегу Нила. Снаружи царил довольно беспечный хаос архитектурных причуд, золоченых дворцов и серых лачуг. Весь цвет Египта с царевичами и царевнами время от времени заполнял эти аллеи и площади. Смех, песни и музыка разносились по царским покоям. А когда празднества заканчивались, через укрепленные ворота в город проходили только стада и вереницы рабов с ношами на головах или на плечах, воины, писцы, каменщики и ремесленники и растекались по мастерским и складам, по конюшням и бойням. Да еще школьники и подмастерья приходили сюда за ежедневной порцией знаний и палочных ударов.[13]

Города Дельты ничем не уступали городам Верхнего Египта – ни древностью, ни великолепием памятников. Их опустошили гиксосы и оставили в небрежении властители XVIII династии. Восстановили, расширили и украсили эти города только Рамессиды. Рамсес II очень любил Восточную Дельту, колыбель своего рода. Он ценил ее мягкий климат, водные просторы, луга и виноградники, дававшие вино слаще меда. На берегу Танисского рукава, посреди лугов, овеваемых ветрами, стоял Хут-уарет (Аварис) – древний город жрецов, центр культа бога Сетха, а также центр школы художников, возникшей в незапамятные времена. Гиксосы превратили его в свою столицу. После того как Яхмос изгнал их из Египта, город пришел в упадок. Рамсес обосновался там сразу же после того, как воздал последние почести своему отцу, и немедленно начал большие работы, дабы вернуть этому району жизнь и былое благоденствие, а древний город превратив в блестящую царскую резиденцию.[14]

Здесь, как и в Фивах, храм и другие сооружения окружала большая кирпичная стена с четырьмя воротам, от которых отходили в каждую сторону света дороги и каналы. Из Асуана, не считаясь ни с трудностями, ни с расстояниями, доставили каменные блоки небывалых размеров для возведения храма, святая святых, и многочисленных стел и обелисков, которые вытачивали искусные мастера. По сторонам аллей, вымощенных базальтом, стояли друг против друга львы из черного гранита с человеческими лицами и сфинксы из розового гранита. Ворота охраняли лежащие львы. Перед пилонами выстроились группы из двух и трех статуй богов, стоящих и сидящих, многие из которых соперничали с колоссами Фив и превосходили мемфисские.

Дворец сверкал, украшенный золотом, лазуритом и бирюзой. Повсюду были цветы. Тщательно возделанные поля пересекались дорогами, обсаженными деревьям. Склады ломились от товаров из Сирии, с островов и из страны Пунт. Кварталы поблизости от дворца отводились отрядам пехоты и лучников, эскадронам колесниц, экипажам военных судов. Многие египтяне переселились сюда, чтобы быть поближе к «солнцу». «Сколь велика радость находиться здесь, – восклицает писец Пабаса, – лучшего не пожелаешь! Малый подобен великому… Равны здесь все, кто хочет обратиться с просьбой».

Как и в других больших городах, среди египтян жило много ливийцев и негров. Но особенно азиатов, и даже после Исхода. Потомки сыновей Иакова и другие кочевники, получив разрешение проживать в Египте, не хотели больше его покидать, так же как пленники из Ханаана, Амора и Нахарины, чьи дети со временем, вероятно, становились свободными земледельцами и ремесленниками. Вскоре царский город оказался в центре нового, более обширного города с многочисленными домами, лавками и складами. В этих новых кварталах появились свои храмы, окруженные кирпичными стенами, как большой центральный храм. Нужно было выделить место для кладбища,[15] потому что египтяне Дельты не имели возможности хоронить своих мертвецов поблизости, в пустыне, как это делали на юге – в Верховье. Поэтому они возводили гробницы для своих родственников и для священных животных порой вне стен города, а порой и внутри его, в двух шагах от храма. Поскольку места не хватало, здесь невозможно было возводить столь грандиозные монументы, как в Мемфисе. А потому гробницы независимо от ранга покойного были здесь – будь то в Танисе или в Атрибисе – довольно небольшими.

Рамсес II построил так много, что его преемникам почти ничего не оставалось делать. Так, Рамсес III занимался главным образом поддержанием и расширением садов и лесов. «Я заставил плодоносить, – говорит он, – все деревья и растения на земле. Я сделал так, чтобы люди могли сидеть в их тени».[16]

В резиденции своего прославленного предка он разбил огромные сады, проложил прогулочные дороги среди полей, насадил виноградники и оливковые рощи, а вдоль священного пути – роскошные цветники.[17] В Оне фараон очистил священные пруды храма и извлек все нечистоты, которые накопились в них «с тех пор, как существует земля». Он всюду обновлял посадки деревьев и растений. Он посадил виноградники, чтобы у бога Атума было вдоволь вина, а также оливковые рощи, которые давали «наилучшее в Египте масло, чтобы ярко горело пламя в священном дворце». Храм Хора был для него дороже всех других храмов: «Я заставил расцвести священную рощу, которая находится в его ограде. Я заставил зазеленеть папирусы, как в болотах Ахбит (где, согласно мифу, жил Хор-младенец). Они были в небрежении с древнейших времен. Я сделал цветущей священную рощу твоего храма и дал ей место, которое было пустыней. Я назначил садовников, чтобы все плодоносило».[18]

Это называется сочетать приятное с полезным. Геродот заметил, что храм Бубаста, окруженный высокими деревьями, был одним из самых привлекательных во всем Египте. Несомненно, в XII веке до н.э. путешественник испытывал то же чувство удовлетворения во многих египетских городах. Суровая строгость высоких стен компенсировалась яркой зеленью. На берегах рукавов Нила горожане наслаждались свежестью в тени деревьев. Цветы на храмовых дворах оттеняли достоинства скульптур.

Животным, растениям и, конечно, людям требовалось много воды. Было бы крайне неудобно и даже неприлично ходить за ней на канал, находящийся вне стен города, даже в Мединет-Абу и в Пер-Рамсесе, где каналы подходили к самым монументальным воротам. Поэтому в большинстве городов, окруженных степами, существовали каменные резервуары.[19] В них были проделаны ступени, по которым спускались к воде в любое время года. Кроме того, в городах были прорыты колодцы, во всяком случае с начала Нового царства. Их обнаружили в ряде частных владений, а также в городских кварталах.[20] В ограде Пер-Рамсеса насчитали по крайней мере четыре колодца. Они построены капитально и выложены камнем.[21] Самый маленький, находящийся к западу от храма, имеет три метра десять сантиметров в диаметре. К нему спускались по крытой лестнице с двадцатью тремя ступенями, а затем но спиральной лестнице с дюжиной ступеней. Самый большой колодец, к югу от храма, имеет пять метров в диаметре. К воде ведет крытая лестница в сорок четыре ступени, состоящая из двух пролетов и площадки для отдыха. Далее в колодец спускались по подковообразной лестнице и черпали воду кувшинами даже в самый засушливый сезон. В остальные времена года египтяне считали более удобным поднимать воду из колодца с помощью шадуфа[*6] в резервуар, откуда она по каменному желобу самотеком достигала другого резервуара в самом храме.

В восточной части города были обнаружены многочисленные глиняные трубы канализации различных образцов, пролегавшей глубоко под землей. Наиболее часто встречающаяся из этих систем состояла из вставленных друг в друга сосудов без дна с тщательно зацементированными швами. К сожалению, до сих пор не удалось проследить эти системы на всем их протяжении и выяснить наконец, где они начинались и где кончались. Мы не знаем, когда они были проложены, и не знаем даже, для чего служили – для доставки питьевой воды или для отвода использованных вод. Тем не менее мы рассказываем об этих системах, дабы подчеркнуть, что администрация фараонов заботилась об удобствах и здоровье горожан.

Царские резиденции и храмы были могучими центрами притяжения. В смутные времена все, кто опасался за свою жизнь, укрывались за городскими стенами. Они строили свои жилища в парках и фруктовых садах, портили прекрасную перспективу, спланированную первыми строителями. Они преграждали даже подступы к храму, селились прямо на стенах, мешали священным церемониям и службе часовых. Врач по имени Уджахорреснет, пользовавший своих пациентов во времена Камбиза, с горечью замечает, что чужеземцы устроились даже в самом храме Нейт, владычицы Саиса.[22] Поскольку он имел доступ к великому царю, он уговорил его изгнать всех этих пришельцев из храма, снести их лачуги со всеми пожитками, чтобы можно было совершать праздничные церемонии и процессии, как это делалось раньше. Примерно тогда же чародей-исцелитель по имени Джедхор, живши в Атрибисе, рассказывает, что какие-то простолюдины построили свои глинобитные домишки прямо над гробницами священных соколов.[23] Он не располагал такими связями, как саисский врач, но смог уговорить самовольных застройщиков покинуть гробницы и переселиться в другое вполне удобное место, которое сам же и указал им. Прежде там, правда, было болото, но его завалили обломками тех домов, которые разрушили. Так жители Атрибиса получили хорошо расположенный, удобный и чистый участок, правда немного сыроватый в период наивысшего подъема вод в Ниле. В Танисе мы обнаружили следы нашествия «новоселов» и на дворцах, и на храмовых стенах.

Некий Панемерит, персона, видимо, значительная, построил себе дом на первом дворе храма вплотную к пилону, видно, для того, чтобы его статуи присутствовали на священных церемониях.[24]

Панемерит жил гораздо позднее врача из Саиса и чародея-исцелителя из Атрибиса, но Египет – страна традиций. Мы еще приведем этому немало доказательств. А потому эти факты, установленные на основании более поздних документов, показывают, что подобные явления наблюдались в Египте во все времена. Пользуясь невнимательностью или слабостью городских властей, жители покидали свои менее удобные кварталы и самовольно переселялись под высокие стены, возможно даже в надежде на какую-нибудь поживу. Когда власти спохватывались, они сметали эти скопища лачуг, и храм и царственный город вновь обретали свое великолепие, пока все не начиналось сначала. Во времена Сети I, великого Сесостриса[*7] и Рамсеса III никому бы и в голову не пришло поселиться на священной земле, но это вполне могло произойти между царствованиями Меренптаха и Сетхнахта, а при последних Рамсесах городские дела вообще пошли из рук вон плохо.

Современников безмерно восхищал царский дворец в Пер-Рамсесе. К сожалению, их описания ничем не подтверждены. Даже точное местоположение дворца неизвестно. Раскопки не принесли на этот счет никаких позитивных результатов.

В Дельте известны и другие царские резиденции. Остатки дворца были обнаружены в Кантире,[*8] деревушке под сенью двух пальм, в двадцати пяти километрах к югу от Пер-Рамсеса.[25] Когда фараон ожидал свою невесту, дочь хеттского царя, которая, стремясь к своему нареченному, пересекла в середине зимы всю Малую Азию и Сирию, он из галантных побуждений построил в пустыне между Египтом и Финикией укрепленный дворец, где собирался ее встретить. Несмотря на удаленность, в этом дворце было все, что душа могла пожелать.[26]

В своем городе к западу от Фив Рамсес III имел дворец, который называл «домом радости». Остатки его были раскопаны и изучены археологами Чикагского восточного института.[27] Фасад дворца выходил на первый двор храма. Украшавшие его рельефы красноречиво свидетельствовали о могуществе фараона. На них Рамсес избивал врагов булавой, в сопровождении блестящего эскорта посещал свои конюшни, на колеснице, в боевых доспехах готовился повести войска в бой и, наконец, вместе со всем своим двором следил за борьбой и упражнениями своих лучших воинов. В середине фасада был пристроен богато изукрашенный балкон для появлений царя перед народом, под балконом четыре изящные колонки в форме стеблей папируса несли трехчастный рельеф: в нижнем регистре был изображен крылатый солнечный диск, в среднем – пальмы, а верхнем – уреи с солнечными дисками на головах. Здесь появлялся фараон, когда народ допускался на храмовой двор в честь праздника Амона. Отсюда он раздавал награды. Балкон этот сообщался с царскими покоями. Они представляли собой анфиладу множества залов с колоннами (в том числе тронный зал, личный покой фараона и ванная комната). От покоев царицы их отделял вестибюль. Покои царицы тоже насчитывали множество комнат. Длинные прямые коридоры облегчали переходы из одних апартаментов дворца в другие, а также наблюдение и охрану, потому что Рамсес III, наученный своим горьким опытом, был подозрителен и осторожен.

Тронный зал, если судить по глазурованным плитам, найденным здесь более тридцати лет назад, и фрагментам рельефа, обнаруженным сравнительно недавно американской экспедицией, выглядел довольно сурово. Фараон повсюду представлен в виде стоящего сфинкса, а также его царскими картушами.[*9] Враги Египта изображены связанными у его ног. Они облачены в богатые одеяния, расшитые варварскими узорами, при этом художник постарался как можно точнее передать их лица, прически и украшения. На ливийцах мы видим татуировку, на неграх – крупные серьги, у сирийцев на шее – медальоны, у кочевников-шасу[*10] – заколотые гребнями длинные, отброшенные назад волосы.[28] Однако, надо думать, личные покои фараона и царицы украшали росписи и рельефы на более приятные темы.

Царские жилища занимали не особенно большую площадь. Это было квадратное сооружение со стороной менее сорока метров. Несомненно, фараон не останавливался здесь надолго, потому что у него был дворец и на другом берегу. В Дельте дворцов построено предостаточно, только выбирай! Мемфис, Он, Пер-Рамсес всегда радовались приезду фараона. Но он затеял еще одно строительство между Оном и Бубастом, на месте, которое арабы называют Телль-эль-Яхудиа; здесь и найдены глазурованные плитки того же типа, что в Мединет-Абу.[29]

Время так безжалостно обошлось с дворцами фараонов Сети и Рамсесов, что, для того чтобы составить более ясное представление о дворцах фараонов Нового царства, нам приходится обратиться к царской резиденции Эхнатона, отстоящего по времени от этих фараонов совсем недалеко.

Пол колонных залов украшает мозаика – пруд с рыбами и водяными лилиями, окруженный зарослями камыша и папируса, с летящими над ним водоплавающими птицами; с воды взлетают дикие утки. Колонны обвиты виноградными лозами и плетями вьюнка. Капители и карнизы прекрасно инкрустированы. На стенах изображены сцены из жизни царской семьи: царь и царица сидят друг против друга: Эхнатон – в кресле, Нефертити – на подушке. На коленях у нее младенец; старшая из царевен обнимает младшую; две другие играют рядом на полу.[30] Многие ученые утверждают, что не встречали более очаровательной сцены в египетском искусстве, но это, пожалуй, преувеличение. В самом деле, пруды, папирус, птицы, животные – все это классические персонажи рельефов. А в Мединет-Абу мы видим фараона, окруженного очаровательными наложницами. Можно с уверенностью утверждать, что дворцы фараонов XIX и XX династий украшались с такой же роскошью. Как и во времена Эхнатона, стены, потолки, мозаичные полы, колонны и карнизы радовали глаза и душу свежестью красок и образов. Богатая мебель, роскошные украшения и одежды создавали исключительно изысканный ансамбль.

Состоятельные египтяне пытались подражать роскоши и комфорту царских дворцов. Их резиденции в городе или в деревне занимали порой более гектара и были окружены, так же как владения царя или бога, толстыми и высокими стенами с каменными воротами, через которые можно было попасть к дому хозяина. Дополнительные двери, простые проходы в стене, вели к хозяйственным службам и в сады. Таким был и дом в Бубасте, куда коварная Табубуи завлекла своего возлюбленного. А вот дом Ипуи походил на маленький храм. Перед фасадом стоял ряд колонн в форме стеблей папируса. Архитрав поддерживал карниз, украшенный пальмами.[31] Дом, в котором фараон Эйе принял и вознаградил супругу Неферхотепа, имел террасу с колоннадой. Последняя поддерживала легкий навес, он со всех сторон выступал за террасу и опирался краями на высокие тонкие колонны, образующие вокруг дома перистиль.[32] Мы имеем представление об этих домах благодаря тому, что Ипуи и Неферхотеп приказали изобразить их на стенах своих гробниц.

Чтобы представить себе внутреннее устройство дома, достаточно посетить раскопки в Телль-эль-Амарне. Через входной портик попадаем в вестибюль, а за ним в приемные залы с колоннами, поддерживающими кровлю. К этим проходным залам примыкают своего рода гардеробные, где найдены кирпичные сундуки для белья и одежд, а также кладовые, в которых хранились провизия и прохладительные напитки. Остальную часть дома занимали покои хозяев и ванные. Стены этих ванных комнат облицованы камнем. В одном из углов такой ванной стояла сложенная из камня перегородка; за ней слуги могли обливать купающегося водой. Хозяин после купания, напорное, усаживался в кресло, стоявшее поодаль, для массажа. Уборная позади ванной комнаты была выбелена известью; в ней находился стульчак из известняка: плита с отверстием, положенная на кирпичные ящики с песком.[33] Весь дом с его минимальными удобствами окружали многочисленные дворы. В одном из них были амбары в форме ульев. Псарня и конюшни располагались на северной стороне. На восточной обычно находились кухня, пекарни и кирпичные домики слуг. Таким образом, слугам приходилось бегать довольно далеко с блюдами к столу хозяин. Впрочем, служебный вход позволял им проходить прямо в приемные залы.

Домики слуг состояли обычно из четырех комнат: прихожей, центральной комнаты с колонной, которая поддерживала крышу, кухни и жилой комнаты. Вся семья теснилась в этих комнатах, разделяя их порой с домашними животными. Впрочем, по лестнице можно было подняться на крышу-террасу. Дома управляющих, расположенные за лачугами слуг, были обширными и комфортабельными.[34] Питьевую воду обычно брали из каменных колодцев.

Сады разделялись на квадраты и прямоугольники прямыми, пересекающимися под прямым углом тенистыми аллеями из деревьев и виноградных шпалер с цветниками. Египтяне высоко ценили деревья и цветы. Анена собрал у себя почти все деревья, росшие в долине Нила: фиговую пальму, дум-пальму, кокосовую пальму, называемую «пальмой кукушек», сикомор, финиковую пальму, ююбу (зизифу), акацию, иву, тамариск, гранат, персик, тис и другие деревья, которые не удалось определить, общим числом восемнадцать.[35] Рехмира тоже выращивал в своем саду, окруженном мощными стенами, все виды деревьев и растений, известных в его время.[36] Часто под деревьями ставили изящную беседку, где летом хозяева устраивали дневные трапезы. Повсюду стояли деревянные навесы, под которыми в больших кувшинах, накрытых листьями, охлаждались напитки, а рядом – столы и подставки с искусно размещенными на них яствами египетской кухни.

Невозможно представить себе сад без пруда или бассейна. Как правило, они были квадратными или прямоугольными и облицованы камнем. Покрывали их водяные лилии, между которыми плавали утки. Каменные стукни спускались к причалу, где почти всегда стояла лодка для услаждения хозяев и их гостей.[37]

Дома представителей среднего класса обычно имели несколько этажей. Иногда на крышах устраивали небольшие зернохранилища. Фасад украшался. Дверь, обрамленная по бокам и сверху каменными блоками, располагалась ближе к углу дома, и свет в нижний этаж проникал только через нее. Окна в верхних этажах, числом от двух до восьми на каждом, были маленькими, квадратными, со ставнями для защиты от жары и пыли.

Мы нашли в Танисе каменную раму окна со сторонами не более локтя. Плита с ажурной резьбой, видимо, играла роль ставня или шторы. В том же Танисе мы нашли два ажурных картуша фараона Меренптаха, вписанных в квадратное окно. На некоторых фиванских росписях видны горизонтальные полосы, как если бы они были сложены из бревен или обшиты досками. Объяснение этим полосам мы нашли в Танисе, где удалось установить, что каменщики наносили на стены известковый раствор горизонтально, а вертикальные связки были из ила. Таким образом, после окончания работ на стенах оставались белые горизонтальные полосы.

Нижний этаж обычно занимали ремесленники. Так было, например, в Фивах, в доме некоего Джхутинефера. Женщины пряли, мужчины стояли у ткацких станков, в соседней комнате мололи зерно и выпекали хлебы. Хозяева жили на втором этаже в довольно обширных комнатах с маленькими, высоко расположенными окнами; потолок поддерживали небольшие колонки в виде стеблей лотоса. Дверь, очевидно, украшали глазурованные плитки или же резные деревянные косяки. На стенах ничего нельзя различить, но следует помнить обычай египтян покрывать росписями все доступные поверхности. В Танисе, в доме довольно поздней эпохи с оштукатуренными стенами, мне удалось найти плитки с изображением танцовщиц и лодок. Вне всяких сомнений, мода эта была традиционной, и мы имеем все основания полагать, что комнаты жилых домов весьма походили на комнаты в фиванских гробницах, где на потолках изображены виноградные лозы, а на стенах – сцены охоты, паломничества в священный город Осириса и тому подобное.

На третьем этаже до потолков можно было дотянуться рукой, даже не вставая на цыпочки. В одной из комнат этого этажа хозяин занимался своим туалетом. Вот он сидит в кресле, слуги приносят ему чашу на подносе, веер и мухобойку. Писцы склоняются перед ним в ожидании новых приказаний. Другие слуги бегают по лестницам и коридорам с какими-то ношами на головах и кувшинами с водой на коромыслах через плечо.[38]

В доме некоего Меху этажи распределялись по тому же принципу: кувшины хранились на первом этаже, на втором находилась столовая, третий заполняли щиты, оружие и различная утварь. Поскольку Меху был начальником полиции, можно предположить, что ночевал он именно здесь: в случае тревоги ночью он сразу же мог вооружиться и броситься в погоню за злоумышленниками. {для начальника полиции это соображение вряд ли актуально – HF}

Крыши домов, как правило, были плоскими. На них поднимались по лестнице. Кое-кто, например Джхутихотеп, установил на крыше большие кувшины для хранения зерна. Другие возводили по краям ограждения, чтобы дети случайно не упали с крыши или просто чтобы заслониться от нескромных взглядов соседей, когда хозяева проводили ночь под открытым небом. А вот Небамон и Нахт установили на своих крышах пристройки в виде равносторонних треугольников; это, по-видимому, были вентиляторы. Но в Египте встречались дома и с остроконечными крышами. В одной из гробниц в Абу-Роше, близ Каира, времен фараона Дена, царствовавшего почти за две тысячи лет до Рамсесов, я нашел две игральные фигурки из слоновой кости в форме домиков с наклонными крышами.[39] Такая рациональная и сложная кровля поразительна для столь отдаленной эпохи. Она характерна лишь для страны, где часто идут дожди и где нет недостатка в дереве.

В Египте же дожди выпадают только вблизи побережья, где сегодня все дома имеют плоские крыши-террасы. Поэтому вполне возможно, что фигурки из Абу-Роаша воспроизводили вид жилища, нетипичного для Египта. Но у нас нет никаких сведений, что такие дома строились в эпоху Рамсесов.

Даже в Фивах, где жилища располагались очень скученно и каждый клочок земли был драгоценен, все-таки находилось место для цветов и деревьев либо на маленьком внутреннем дворике, либо перед фасадом. У Небамона две пальмы растут вроде бы прямо из крыши, но тем не менее они усыпаны финиками. У Нахта пальма и сикомор укрывают от солнца входную дверь. В фиванской гробнице № 23 изображен необычный дом – его высота больше, чем площадь основания, – окруженный двумя рядами деревьев. Другой дом, из гробницы № 254, украшают с фасада три гранатовых дерева, посаженных в кирпичные ящики с разноцветным орнаментом, и две дум-пальмы.[40]

Египтяне, даже малоимущие, делали все возможное, чтобы их дома были удобными и приятными. И в то же время им приходилось защищаться от всяких нарушителей домашнего покоя, которых в Египте немало, – от насекомых, крыс, ящериц, змей и птиц. Медицинский папирус Эберса сохранил нам несколько полезных рецептов.[41] Как избавиться от насекомых в доме? Надо все вымыть раствором натрия или посыпать порошком из толченого угля, смешанного с бебитом (что это такое, не выяснено). Если насыпать натрий, или истолченную сушеную рыбу, тилапию нильскую, или хотя бы семена лука перед входом в змеиную нору, змея уже не вылезет из этой норы. Жир иволги – великолепное средство от мух, а сушеная рыба или лягушачья икра – от блох. Если помазать кошачьим салом мешки с зерном, крысы к ним ни за что не подойдут. А еще можно отвадить грызунов, если сжечь в амбаре помет газели или опрыскать раствором этого помета стены и пол.

А вот самое верное средство отпугивать коршунов. Надо воткнуть в землю ветку акации и скапать: «Коршун воровал и в городе и в деревне… Лети (за ним), изжарь его и съешь!» Если произнести эти слова, насадив на ветку акации кусочек пирога, коршун никогда не прилетит воровать цыплят. Окуриванием можно освежить воздух в комнате, придать приятный запах одежде. Но такое окуривание оказалось доступно далеко не всем, потому что для этого нужно было смешивать благовония со скипидарной смолой и разными пряностями египетского и иноземного происхождения. Этот рецепт, как и все другие, свидетельствует о желании египтян содержать свой дом в чистоте и порядке. Это столь естественное желание побуждало городские власти принимать меры по отводу загрязненных вод, уничтожению мусора и кухонных отбросов. Однако из-за отсутствия документальных свидетельств мы ничего больше не можем сказать по этому поводу.

В приемных залах дворцов и в домах богачей мебель была представлена в основном различными креслами, например очень простыми вроде квадратного ящика со спин-кок высотой всего в ладонь. По бокам такое кресло украшал узор в виде чешуи, обрамленный египетским багетом пли полуваликом. Только ценность материала и совершенство работы компенсировали такую простоту. Более элегантные и удобные ажурные кресла имели четыре ножки в виде львиных лап, высокую спинку и подлокотники. Но для фараона или царицы этого было недостаточно. Спинка их кресел, а также подлокотники изнутри и снаружи украшались сценами классического репертуара, выполненными разной техникой (резьба по дереву, тиснение кожи, чеканка по золоту, серебру или меди с инкрустациями из драгоценных камней). На этих мини-рельефах фараон предстает в виде грифона или сфинкса, увенчанного уреем, или же в образе коршуна или сокола, раздирающего когтями какого-нибудь азиата или негра. Нелепые существа, которых за большие деньги привозили из страны Пунт или из Верхнего Египта,[*11] танцуют под аккомпанемент бубнов. Фараон получает из рук своей супруги цветок, пробуждающий его любовь. Царица надевает на шею фараону ожерелье. Головы львов, соколов или женщин украшают подлокотники. Между ножками кресла символические растения Юга и Севера поднимаются вверх и сплетаются вокруг большого иероглифа, обозначающего объединение.[42]

У египтян в ходу находились два типа табуретов. Простейшие имели вертикальные ножки, более роскошные – перекрещивающиеся в форме буквы X и оканчивающиеся утиными головами.[43]

Пол устилали циновки, и повсюду лежало множество подушек: их подкладывали под спину и под ноги тех, кто садился в кресла. Когда гостей собиралось больше, чем в доме было кресел, опоздавшие и те, кто помоложе, усаживались на подушках или прямо на циновках на полу.

Столовая, если она была отделена от приемного зала, обставлялась креслами и небольшими столиками, а также подставками для корзин с фруктами, блюдами с мясом и овощами, кувшинами и вазами. Египтянам никогда не приходило в голову делать большие столы, где могли бы сразу устроиться все многочисленные гости. Они садились поодиночке или парами.

В древние времена египтяне использовали посуду двух видов: повседневную – из глины и парадную – из камня. Последняя делалась главным образом из черного или синего сланца, алебастра, гораздо реже – крапленого мрамора, гранита – для больших, вместительных ваз и горного хрусталя – для маленьких кубков. Из этих различных материалов изготовляли также бокалы, чаши, тарелки, кувшины, жбаны, миски и тазы. Более искусные ремесленники украшали свою посуду рельефными сетками или придавали ей форму лодки или животного.[44]

Во все времена в Египте делали превосходные каменные вазы. В гробницах Нового царства найдено множество образцов. И тем не менее египтяне охотнее пользовались золотой или серебряной посудой. Золотыми или серебряными были кувшины для ритуальных целей и множество другой посуды для повседневных нужд.[45] Горячие напитки готовили в сосудах, напоминающих наши чайники, с внутренними ситечками перед носиком. При желании можно было наливать горячий напиток через ситечко или дуршлаг, который держали над чашей гостя. Знаменитый горшок с нарисованной на нем косулей из сокровищницы Пубаста скорее всего предназначался для молока. Для разлива жидкостей пользовались самыми разнообразными сосудами: чашками с носиком и закругленным донышком, круглыми кружками с ручкой и носиком, цилиндрическими кружками с длинной ручкой вроде тех, какими наши молочницы наливают молоко. Чаши с выгнутыми краями письма подходили для сливок и сладких пирожков. Рамсес III никогда не отправлялся в поход без своего золотого кубка с ушками, вмещавшего до трех литров, и своего золотого графина, которые носил его ординарец.[46] Те, кто не мог позволить себе столь роскошной посуды, удовлетворялись глиняной. Издревле гончары изготовляли прекрасные глиняные сосуды, украшенные либо геометрическим или цветочным орнаментом, либо живыми сценками, подобными тем, которые гравировали на металлической посуде, где птица клевала рыбу или мчались животные.

С начала Нового царства Египет получал из-за границы, из Сирии, Нубии и с островов Средиземного моря, чисто декоративные изделия из металла и драгоценных камней – чаши, амфоры и столики; на них изображали всевозможные растения и животных, реальные и воображаемые. Большая часть этих драгоценных предметов поступала в храмы, однако фараон отбирал для себя лучшие образцы. Мода на эти экзотические предметы распространилась среди населения, и египетские ювелиры начали сами их изготавливать. Царевич Кенамон, занимавший одну из высших должностей в государстве, должен был, помимо всего прочего, подносить фараону подарки к Новому году. В своей гробнице он повелел изобразить полный комплект таких подарков, изготовленных в царских мастерских.[47] Среди них выделяется мебель, на которой как бы растет целая роща дум-пальм и сирийских маленьких пальм вперемежку с водяными лилиями и маргаритками. Обезьяны карабкаются по стволам, чтобы добраться до плодов. Остальные предметы выдержаны в более традиционном стиле. Статуи из черного дерева, инкрустированные золотом, изображают фараона и его супругу со всевозможными атрибутами царской власти, на тумбе и на шкафу вырезаны сфинксы с человеческими головами и с головами соколов; газели и козы украшают стол и ларцы. Все эти предметы, очевидно, предназначались для царских дворцов, и многие стояли в приемных залах.

В спальне центральное место занимала кровать. Кровати были очень простые: деревянная рама с решеткой опиралась на четыре ножки. Ножки эти зачастую кончались бычьими копытами или львиными лапами. В гробнице Тутанхамона сохранились три роскошных ложа, изображавших животных: корову, пантеру и гиппопотама. Кроме этого в комнате стояли деревянные с инкрустацией шкафы для белья и одежды. Туалетные принадлежности, зеркала, гребни, головные заколки и парики хранились в сундучках и ларцах всевозможных размеров, косметические средства, мази и духи – в маленьких сосудах из обсидиана и слоновой кости. В комнатах, предназначенных для членов семьи, детей и девушек, находились музыкальные инструменты и коробки с игрушками.

В рабочих кабинетах стояли специальные шкафы, где хранились рукописи, пергаментные или папирусные свитки, а также все писчие принадлежности. Исписанный папирус сворачивали в свиток, перевязывали и запечатывали. Свитки связывали в пачки, эти пачки укладывали в кожаные сумки и прятали в шкафы.[48]

Писцы не нуждались в столах. Они разворачивали папирус на коленях, при необходимости могли писать стоя, держа папирус в левой руке и не сворачивая его. Когда им приходилось выходить из дома, то укладывали все писчие принадлежности в своего рода ранец с плоским дном.

Обстановку кухни составляли столы на четырех ножках и толстенные глиняные сосуды всевозможной формы и размеров. Очаги выкладывались из огнеупорной глины. Металлические жаровни на длинных ножках, где жарили гусей, употреблялись, по-моему, только в храмах и не соблазнили бы ни одного уважающего себя повара.

В самых бедных домах меблировка сводилась к циновкам, а кухонная посуда – к глиняным сосудам. В таких домах даже несколько подставок или сундуков уже считались признаками благополучия.

Примечания:

*1

См.: Послесловие – Здесь и далее примечания редактора.

*3

Феллахи до сих пор пользуются в качестве удобрений «себахом» – «вековой пылью» из развалин мертвых городов.

*4

При Тутанхамоне столица была перенесена в Мемфис, а не в Фивы, что свидетельствует о компромиссном решении конфликта внутри господствующего класса.

*5

Обычно пишут о знаменитом ливанском кедре. Однако еще в 1916 г. В. Лорэ доказывал, что термином «аш» обозначали благородную киликийскую пихту. Этой точки зрения придерживается его ученик П. Монтэ, и в настоящее время она наиболее популярна.

*6

Шадуф – колодец, «журавль», изобретенный в Египте в эпоху Нового царства.

*7

П. Монтэ полагает, что именем Сесострис античные авторы называли Рамсеса II. Однако это собирательный образ, включивший черты нескольких великих царей (в частности, кроме Рамсеса II – Сенусерта III), а в более поздних античных сочинениях, видимо, и Александра Македонского.

*8

См. Послесловие.

*9

В картуш – овал – заключалось имя фараона, данное ему при рождении. Выделение в текстах царских имен картушами сыграло важную роль при дешифровке египетских иероглифов.

*10

Племена, кочевавшие на Синайском полуострове и в Южной Палестине.

*11

Речь идет о карликах. См.: Хрестоматия по истории древнего Востока (ХДВ). М., 1980, ч. I, с. 26.

1

Например: Juvénal. Satire XV; Hérodote II.35.

2

Montet. Les scènes de la vie privée dans les tombeaux égyptiens de l’Ancien Empire. Strasbourg, 1925.

3

Newberry. Beni-Hasan. T. I (L., 1893), табл. 28, 30, 31, 38.

4

Griffith and Newberry. El Bersheh. T. I (L., 1894), табл. 13. 17.

7

План у Petrie. Illahun, Kahun and Gurob, табл. 14.

8

Общее описание города и главных зданий см.: Pendlebury. Les fouilles de Tell el Amarna. P., 1936. План, с. 63.

9

Общий план Карнака: Topographical bibliography, II, 2, 98.

10

Wr. All., II, 30, 31.

11

Topographical bibliography, II, 112; Robichon et Varille. En Egypte, couverture.

12

The Oriental Institute of the University of Chicago, Communications, № 15, l, 28; № 18, frontispice.

13

Так, например, выглядят процессии в храмах Мединет-Абу и Абидоса (Medinet-Habu, Wr. Atl., II, 184-190).

14

Montet. Le drame d'Avaris. P., 1941, главы II и IV.

15

Montet. Tanis. P., 1942, c. 9, 23, 107, 128.

16

Papyrus Harris I, 78, 8.

17

Там же, с. 6.

18

Там же, с. 27-29.

19

Chassinat. Dendara. T. I, табл. 15; Robichon et Varille. Le temple du scribe royal Amenhotep, fils de Hapou. Le Caire, 1936, c. 35.

20

Pendlebury. ук. соч., с. 114, 140.

21

Fougerousse. Le grand puits de Tanis. – Kêmi. V, 71-103.

22

Posener. La premiere domination perse en Égypte. Le Caire, 1936, c. 15-16.

23

ASAE, XVIII (1918), 145.

24

Kêmi, VIII.

25

ASAE, XXX, 40, 41.

26

Bibl. eg., VII, 12; ср.: Drame d'Avaris, c. 135-136.

27

The Oriental Institute of the University of Chicago, Communications, № 7, c. 1-23.

28

ASAE, XI (1910), 49-63.

29

Pap. Harris. I, 29, 8; Montet. Tanis. T. II.

30

Petrie. Tell el Amarna, c. 2-4; Davies. Mural Paintings in the City of Akhenaten. – J. E. A., VII, табл. l и 2.

31

Mem. Tyt., V, 28-29. О доме Табубуи см.: Maspero. Contes populaires. 4^е éd., c. 147.

32

Davies. Neferhotep, c. 14.

33

Pendlebury. ук. соч., с. 127-149.

34

Там же, с. 152, 153.

35

Wr. All., I, 60; Mein. Miss. fr., XVIII, I; Urk., IV, 1046-1047.

36

Wr. All., I, 278 (Сад Миннахта).

37

Сад Рехмира: Wr. All., I, 3; Сад Себекхотепа: там же. Т. I, 222; Сад Аменемхеба: там же. Т. I, 66; Сад Кенамона: Davies. Ken-Amun, 47; роспись из Британского музея. 37983: Wr. All., I, 92.

38

Davies. The Town House in Ancient Egypt. – Metropolitan Museum Studies, I, may 1929, c. 233-255.

39

Один из этих экспонатов – в Каирском музее, другие – в Лувре, cf. Kêmi, VIII.

40

Davies. ук. соч., с. 242. 243, 246, 247.

41

Рар. Ebers, recettes 840, 852, табл. 97-98.

42

Изящные кресла, прекрасно сохранившиеся, извлечены из гробниц Эйе и Тэйе и из гробницы Тутанхамона. В храмах и гробницах сохранилось множество великолепных изображений. Например: Mem. Tyt, V, 5, 9, 25; там же, IV, 7; Th. T. S., I, 15-16; там же. V, 41, 43.

43

Роспись во дворце Эхнатона: Pendlebury. ук. соч., с. 14; J. Е.А., VII.

44

Поразительная коллекция таких ваз, извлеченных из подземелий ступенчатой пирамиды, выставлена сегодня в музее Саккара. А те, что найдены в Абу-Роаше, см.: Kêmi, VIII.

45

Montet. Vases sacrés el profanes du lombeau de Psousennès. – Monuments Pioе. T. XXXVIII (1941), c. 17-39; Maspero. Essais sur l'art égyptien. P., 1912, c. 189-216; Edgar. The Treasure of Tell Basla. – Musée égypеien. T. II, c. 93, 108; Vernier. Cat. Caire, Bijoux el orfèvreries, c. 104, 106.

46

Medinet-Habu, 38, 55.

47

Davies. Ken-Amun, c. 13, 20.

48

Montet. Vie privée, табл. 13 и с. 145.