8. Покладистый отец: Карл Орлеанский, поэт

Кабы все рогоносцы были так же счастливы, во Флоренции плясали бы целыми днями!

(Никколо Макиавелли. Мандрагора)

Карл Орлеанский, сын Луи, герцога Орлеанского, павшего от руки наемных убийц, подосланных Иоанном Бесстрашным, родился 26 мая 1391 г. в Париже. Таким образом, он был сводным братом Жана Дюнуа, бастарда Орлеанского и Жанны Девственницы.

Нося вначале имя графа Ангулемского, в 1411 г. он взялся за оружие, чтобы отомстить за смерть своего отца. С этой целью он заключил союз со своим тестем Бернаром VII, графом д’Арманьяком, будущим коннетаблем, отсюда происходит и название партии арманьяков, противников бургундцев.

Будучи весьма бездарным военачальником, Карл Орлеанский, несмотря на свое личное мужество, проявленное в боях при Азинкуре в 1415 г., был взят в плен. Последующие 25 лет он провел в английском плену, так как король Генрих V упорно отказывался отпустить его за выкуп, дабы оградить права своего сына, будущего Генриха VI, на французский престол.

Чтобы как-то унять тоску своего пребывания в плену, Карл Орлеанский погрузился в стихотворчество, и в его поэзии, жеманной и утонченно-галантной, ощущается некоторая меланхолия. После своего освобождения в 1440 г. он предпринял попытку завладеть Миланским герцогством, завещанным ему матерью, красавицей Валентиной Висконти, умершей от скорби в 1408 г., однако смог отвоевать право лишь на владение графством Асти, славящимся своими виноградниками. Тоща он вновь обосновался в Блуа в феодальном замке, который его отец Людовик сумел купить у мужа одной из своих любовниц, хорошенькой графини де Шатийон, предварительно попользовавшись ее деньгами и разорив, таким образом, ее супруга.

Блуа стало излюбленным местом жительства Карла. Он велел снести старую средневековую крепость и воздвиг на ее месте замок в духе того времени, предвосхитивший по стилю искусство Ренессанса. Он создает там свой двор, который всегда был полон красавицами, поэтами и учеными. Он оставил после себя значительное поэтическое наследие, включающее 100 баллад, столько же песен и примерно 400 рондо.

Но, несмотря на всю эту тихую и утонченную жизнь в окрестностях Блуа, где Луара как бы беззаботно потягивается среди белых песчаных дюн, которые она заставляет перемещаться по своей прихоти, под сказочно чистым небом, Карлу Орлеанскому не дано было изведать супружеского счастья.

В первом браке с Изабеллой, второй дочерью Карла VI, в шесть лет выданной замуж за Ричарда II Английского, овдовевшей в 1400 г., вторично вышедшей замуж за Карла в 1406 г. и умершей от родов 20-летней в 1409 г., у него не было детей мужского пола.

В 1410 г. он женится во второй раз — на Бонне д’Арманьяк, дочери того самого Бернара д’Арманьяка, которого мы уже упоминали. Но военные походы 1410 и 1415 гг. помешали налаживанию семейной жизни, супруга его умерла, и он опять стал вдовцом, не имея наследника. А затем в течение четверти века он был пленником у англичан.

Наконец, вернувшись в 1440 г. из плена во Францию, он женился на Марии Клевской, дочери герцога Клевского, Бергского и Юханского, графа де Равенсберга, которому принадлежал и ряд прочих земель на западе Германии (Рейн-Вестфалия).

Мария Клевская, родившаяся в 1432 г., была моложе его более чем на 40 лет. Эта немка, воспитанная при Бургундском дворе (в то время самом распутном из всех европейских дворов), была очень хороша собой. Миниатюрная блондинка, она носила расшитые золотом платья, прозрачные чепцы, дорогие меха и множество драгоценностей, прогуливалась, как велела романтическая мода, в окружении борзых собак, а также сочиняла нежные и меланхоличные стихи.

Двор Карла Орлеанского не состоял сплошь из одних дам и девиц, их утонченное общество уравновешивалось молодыми сеньорами, все они в большей или меньшей степени были влюблены в Марию Клевскую, тайно ухаживали за ней, и она их не отвергала.

И вот Мария Клевская оказалась беременной и родила дочь. В окружении короля Людовика стали раздаваться насмешки. Что ответил на это Карл? Ничего. Нужно думать, что у Марии хватило красноречия, а ее супруг сумел разыграть удовлетворенность или снисходительность. Как бы то ни было, она подарила ему затем еще двух дочерей.

И тогда, осознав, что Карл Орлеанский решил либо притвориться слепым, либо любой ценой обрести наследника мужского пола, она стала выставлять напоказ свою связь со своим «кастеляном»[124], безвестным оруженосцем по имени Рабаданж, вплоть до того, что демонстрировала свою безумную страсть к нему, приказав украсить стены своих покоев гобеленами, на которых имя возлюбленного было начертано в форме выразительного ребуса, изображавшего брыжи и ангелов[125].

И вот 27 июня 1462 г. в замке Блуа родился мальчик, которого все сочли сыном упомянутого Рабаданжа. Надо сказать, что Карлу Орлеанскому шел в ту пору 71-й год, а средняя продолжительность жизни (особенно у мужчин) составляла тогда 43 года. А Марии Клевской было 30 лет, и потому у двора Блуа были все основания усомниться в законнорожденности этого ребенка. К тому же старый герцог давно уже не наведывался в спальню к красавице герцогине…

Но этого ребенка Карл тотчас же признал законным наследником имени и титулов Орлеанского дома.

Между тем был некто, у кого происходящее вызвало досаду. По поводу первых проказ Марии Клевской Людовик XI лишь посмеивался в своем замке Плесси-ле-Тур. Но появление на свет этого наследника мужского пола осложняло его планы. У него был лишь один сын, будущий Карл VIII, его собственный незаконнорожденный сын, но в жилах которого текла королевская кровь. И если бы он умер — а его уже раз пытались похитить и другой раз отравить, — корона перешла бы к Орлеанскому дому, и эта мысль приводила его в негодование.

И уж совсем как в насмешку Карл Орлеанский попросил короля Людовика быть крестным отцом его ребенка. Итак, Людовик XI прибыл в Блуа, отпустил несколько колких замечаний, в ответ на которые Карл сделал вид, что не понял их, и последовал за незаконнорожденным ребенком к купели. Но когда младенец помочился на рукав королевского камзола, король разразился гневом. Суеверный Людовик XI узрел в этом происшествии дурное предзнаменование для своего потомства. Действительно, его собственному сыну, будущему Карлу VIII, суждено было умереть, не оставив после себя ребенка мужского пола.

Правда, и новорожденный бастард Орлеанский, будущий Людовик XII, впоследствии умер, также не оставив потомков мужского пола.

На смену вымершей ветви Капетингов пришла ветвь Капетингов-Валуа. Она сменилась по той же причине ветвью Валуа. Цикл завершила ветвь Бурбонов, ничего при этом не изменив.

Воистину можно поверить, что проклятие, брошенное 22 марта 1314 г. из пламени костра Жаком де Моле, последним великим магистром ордена тамплиеров, вихрем возмездия пронеслось сквозь века, поражая всех потомков Филиппа Красивого.

Связь Марии Клевской, герцогини Орлеанской, со своим слугой была, впрочем, скандальным образом оглашена и узаконена вскоре после смерти Карла Орлеанского 4 января 1465 г. Красавица герцогиня к изумлению двора Блуа перед лицом такого мезальянса поспешила выйти замуж за своего милого кастеляна, или «постельничего», в двойном смысле этого слова (П. Ансельм де Сент-Мари. Генеалогическая история Французского дома, I).

Так, в брачном контракте он был назван «Жан, сир де Рабаданж, наместник Гравелинский», благодаря насмешливой снисходительности Людовика XI, которого, видимо, не рассердила допущенная Марией Клевской неосторожность. Ведь Карла-поэта уже не было при ней, чтобы принимать на себя бремя отцовства, и ей, естественно, требовался законный супруг. Почему бы таким супругом не стать любовнику, к которому она пылала страстью? И хитрость Людовика XI проявилась, несомненно, в том, что он дал ему титул «сира де Рабаданжа», владельца несуществующего домена в несуществующем месте, и доверил ему должность наместника города Гравелина, расположенного на севере Франции, в пяти лье от Кале и Дюнкерка, то есть в непосредственной близости от английских войск. Что, конечно же, не было равноценной заменой двору Блуа и мягкой постели Марии Клевской…

Примечания:

1

Jesus ou le mortel secret des Templiers.

12

Теософия — религиозно-мистическое учение о единении человеческой души с Богом и о возможности непосредственного общения с потусторонним миром. — Прим. ред.

124

Кастелян суверена — это не тот, кто менял постельное белье и выносил ночные горшки. Этим занимались комнатные лакеи, тогда как кастелян лишь надзирал за исполнением всех работ в рамках своей компетенции.

125

Малерб писал: «Было безумием похваляться принадлежностью к старой аристократии, ибо чем старее она, тем она сомнительнее. Достаточно было одной лишь похотливой женщины, чтобы нарушить чистоту крови Карла Великого или Людовика Святого. И тот, кто считал себя потомком этих великих героических личностей, на самом деле, быть может, происходил от какого-нибудь кастеляна или скрипача…» (цит. по: Ги Бретон. Истории любви в истории Франции, II, 2). Слова «брыжи» и «ангелы» по-французски составляют вместе фамилию лакея — Рабаданж. — Прим. перев.