Начать хотелось бы с той же самой таблички из Кортоны не только потому, что она была открыта сравнительно недавно, но и потому, что этот источник и его история великолепно иллюстрируют современный уровень наших знаний об этрусском языке. Так, вопрос языка неразрывно связан с другим наболевшим вопросом этрускологии — происхождение этого «загадочного» народа. И постараемся больше не использовать это прилагательное! Первым позитивным моментом является то, что мы без труда можем прочесть этрусские тексты, поскольку написаны они буквами греческого алфавита, несколько приспособленными к отражению этрусского языка. Прочтение этрусского языка стало действительно весьма простой задачей после того, как было установлено, что подавляющее большинство надписей выполнено в обратном направлении, справа налево. Однако некоторые из них все же написаны слева направо, но это не должно нас смущать: мы наблюдаем то же самое и в греческих надписях архаического периода. Очевидно, что направление письма не является основной проблемой, поскольку и в греческом, и в этрусском языках существовали так называемые «бустрофедоны», — тексты, строки которых поочередно направлены справа налево и слева направо, словно борозды, оставляемые плугом. Между тем нельзя сказать, что выбор в пользу написания текста справа налево является неосознанным, и весьма вероятно, что он мог иметь свои корни в иконографии: рассмотрим, к примеру, мифологические сцены, представленные на сосудах чернофигурного стиля, — чаще всего они читаются справа налево в этрусской керамике и слева направо в аттической.

Расшифрованная письменность неизвестного языка

С самого начала следует разделить такие понятия, как письменность и язык: собственно этрусский язык остается для нас неизвестным по многим причинам, однако написан он греческими буквами, которые мы отлично знаем. Подобную картину мы видим с галльскими надписями, зачастую выполненными буквами греческого и латинского алфавитов. Прямо противоположная ситуация складывалась с линейным письмом Б до его дешифровки. Язык был нам известен, — это был, очевидно, греческий, но скрывался он под маской письменности, долгое время остававшейся неразгаданной, пока Вентрис и Чедвик не поняли ее технику. Прежде чем рассмотреть обстоятельства, которые привели этрусков к греческому алфавиту, и дать первичную характеристику их языку, их первым надписям, датируемым 700 г. до н. э., необходимо добавить одно уточнение к вопросу о прочтении таблички из Кортоны: хоть мы и можем с точностью прочитать все буквы, все же не всегда получается точно установить разделение между словами, которые в большинстве своем для нас ничего не значат! Нам очень повезло с этим красивым и очень аккуратным текстом, поскольку он содержит знаки препинания, что является редкостью. Это круглые точки или треугольники, а также знаки разделения между главами. Так, первый издатель увидел в «tarsminas» одно-единственное слово, предположив, что оно могло обозначать Тразименское озеро, а второй исследователь прочитал в этих же буквах два слова, смысл которых оказался скрытым.

Эвбейцы и их алфавит

Итак, в самом начале VII в. до н. э. этруски открыли для себя греческий алфавит и начали его использовать: именно в эту эпоху стали регулярными их контакты с первыми греческими поселенцами, пришедшими в Италию и обосновавшимися в 770 г. до н. э. на Питиусских островах, на современной Искье, на севере Неаполитанского залива. Это произошло в эпоху первых Олимпийских игр, до того, как на континенте была основана колония Кумы. Перед тем как вплотную перейти к письменности, коротко отметим, что первые греческие колоны пытались продвинуться как можно ближе к северу Италии, и впоследствии на будущей территории Великой Греции, на Апеннинском полуострове на Сицилии, различные колонии будут основаны южнее (Сиракузы, Тарент, Сибарис, Кротон). Но это лишь первая волна греческой колонизации; через 150 лет экспедиции второй волны, фокейской, продвинутся еще дальше — в 600 г. до н. э. была основана Массилия (современный Марсель). Единственной причиной этой странной географической закономерности первой волны колонизации было то, что греки, желавшие обосноваться в Западном Средиземноморье, были, безусловно, движимы нехваткой земель на их родине. Действительно, они находили в Кампании невероятно плодородные почвы, в чем можно и сегодня убедиться, если проследовать по побережью, скажем, до Сорренто или других городов. На этом же моменте акцентируют внимание и античные авторы.

Однако эта причина была второстепенной по отношению к другой мотивации, которая толкала людей на освоение новых земель, — поиск металлов: для тех греков, которые искали свое Эльдорадо, Центральная Италия была символом изобилия рудными богатствами, особенно это касалось острова Эльбы, настоящего железного рудника посреди моря. И это не просто гипотеза: показательно, что в ходе очень важных раскопок, проводимых в последние десятилетия на острове Искья, была обнаружена железная руда, гематит, привезенный напрямую с острова Эльбы. Но почему же греки не продвинулись еще дальше, прямо к самой Эльбе? Единственным объяснением, почему это продвижение оказалось невозможным, было то, что этруски господствовали на этих территориях, и их могущество не позволяло их вытеснить. Это имеет серьезное значение в вопросе о происхождении этрусков: в этот период они жили в Центральной Италии, а если кто-то и придерживается теории миграции с востока, то она должна была произойти намного раньше, в конце второго тысячелетия или по крайней мере в начале первого. Кроме того, как отметил Жак Эргон, если будущие этруски в ходе своей масштабной экспедиции прошли бы через Сицилийский пролив около 700 г. до н. э., то греческие поселенцы непременно отметили бы это и данное происшествие оставило бы след в классических источниках!

Первые греческие надписи

Кто же они, эти первые греческие поселенцы? Это были выходцы с Эвбеи, острова, отделенного от Беотии проливом Эврипос, течения в котором постоянно меняются. Впоследствии это название в латинском языке станет означать любой пролив {euripus). Именно у них этруски заимствуют особый алфавит — так называемый красный, или западный греческий: как известно, в классической Греции существовали различные диалекты и различные алфавиты. Например, знак «трезубец» в хрестоматийном языке Аттики, на ионийском диалекте, который мы изучаем по учебникам, означает звук «пси», а у этрусков же он служит для обозначения звука «кхи». Эвбейцы были очень хорошими металлургами: неудивительно, что они первыми пошли по этому «морскому» пути в поисках металла, о котором мы немедленно начнем разговор. В ходе раскопок на Искье, о которых мы уже упоминали (исследователи Г. Бухнер и Д. Риджвэй), в 1954 г. был обнаружен необыкновенный эпиграфический источник. На красивом родосском кубке третьей четверти VIII в. до н. э., найденном в погребении ребенка или юноши, была выгравирована надпись, представлявшая собою метрический стих (два эпических гекзаметра) о забавах с последующим испитием вина из «кубка Нестора», о котором есть упоминание в Илиаде. Так, с этого времени гомеровские поэмы стали известны и успешно цитировались эвбейскими колонами, явно жившими в атмосфере пиршества. Еще более удивительной представляется другая археологическая находка из некрополя Остерия-делл-Оса на территории античного полиса Габии, что недалеко от Рима. Там, в одном из могильников, был обнаружен сосуд, датируемый 770 г. до н. э., на котором были выгравированы пять греческих букв (возможно, следует читать «eulin»). Быть может, это была одна из древнейших известных греческих надписей во всем мире. Предположив, что эвбейцы часто посещали финикийцев на острове Искья, можно задаться вопросом: возможно, греки заимствовали финикийский алфавит отсюда, а не из Восточного Средиземноморья.

Аристократия письменности, должность писца

Если этруски и заимствовали эвбейский алфавит, то, несомненно, для того, чтобы упростить торговлю с эвбейцами, которые пришли в поисках тосканских металлов, а взамен предлагали разнообразные предметы роскоши. Керамика здесь, как правило, является основным археологическим источником: действительно, в VIII в. до н. э. эвбейские сосуды появляются в некрополях Южной Этрурии. Владение письменностью долгое время было признаком аристократизма: не случайно в роскошных и богатых погребениях VII в. до н. э. находили азбуки и различные инструменты, связанные с письменностью. Так, в Этрусском музее Ватикана хранится сосуд-буккеро (см. главу 4) с плоским дном, на тулове которого выполнены надписи силлабическим письмом и отдельные буквы алфавита. В XIX в. возникло предположение, что этот сосуд был чернильницей, и такая интерпретация перешла в археологическую литературу, хотя это был, скорее всего, сосуд для парфюмерного масла. Совершенно точно мы можем утверждать то, что эта «чернильница», датируемая последней четвертью VII в. до н. э., была найдена в Черветери, в некрополе Сорбо, в аристократическом тумулусе, находящемся рядом с великолепным погребением Реголини-Галасси. Самой прекрасной находкой такого рода остается табличка для письма из Марсельяны д’Албеньи, что недалеко от города Косы (хранится в музее Гроссето).

В некрополе Бандителла было обнаружено захоронение второй четверти VII в. до н. э. Захоронение было окружено плитами, за что его прозвали «Круг Костей», поскольку в нем были найдены, среди прочих ценных вещей, два предмета из кости: гребенка, украшенная изображениями фантастических животных, и небольшая табличка для письма с тремя стилосами и двумя скребками для стирания. На центральной части, покрытой воском, с помощью стилоса писали текст (впоследствии этот метод стал известен и в Риме), а на верхнем краю таблички был выгравирован алфавит из двадцати шести букв, написанных справа налево, причем некоторые из них не использовались этрусками: этот алфавит был предназначен, вероятно, для будущих учеников.

Говоря о социальном статусе, отметим, что письменность на протяжении нескольких веков остается престижным занятием. Высокий ранг этрусского писца неоспорим, достаточно рассмотреть надгробный рельеф из Клузия, который в настоящее время хранится в Палермо, — рельеф, датируемый 490–480 гг. до н. э. Здесь изображена сцена награждения победителей в спортивных состязаниях: на помосте восседают три фигуры, — два магистрата и писец, вписывающий в диптих имена победителей. Отметим, что этот писец был одет точно так же, как и магистраты, а в эпоху Античности это являлось серьезным знаком. Изображенный наравне с ними, писец, очевидно, являлся носителем высокого ранга: Дж. Колонна очень справедливо сопоставил этот рельеф с историей, рассказанной Титом Ливием в начале книги II его «Истории». В то время как царь этрусского города Клузий Порсена осаждал Рим, чтобы восстановить там власть Тарквиниев, Муций Сцевола решил проникнуть в их лагерь и убить царя. Герой прибывает в тот самый момент, когда Порсена вместе с писцом начинал выдачу жалованья: оба персонажа были одеты абсолютно одинаково, и Муций Сцевола, не зная, как обнаружить этрусского царя, которого в лицо он не знал, по ошибке убил писца. Этот случай, имевший место быть в 509 г. до н. э., то есть почти в то же время, когда был создан упомянутый выше рельеф из Клузия, показывает особенный статус этрусского писца.

Принятие и адаптация алфавита

Воспринятый этрусками эвбейский алфавит очень быстро распространился, и вскоре он был адаптирован к их собственной фонетической системе. Например, в этрусском языке нет некоторых взрывных согласных, таких как Г, Б или Д. Этрускам хватало соответствующих глухих и придыхательных звуков К, П и Т, а также -кх-, -пх- и -тх-. Так, третья буква греческого алфавита «гамма» сохранилась со значением глухого К: в латинском языке это значение сохранится, вот почему латинская буква С занимает третью позицию, — это имеет корни в этрусском языке. Однако латыни необходимы были звонкие взрывные согласные, поэтому, благодаря маленькому диакритическому знаку, рядом с С появляется буква G. Этруски же, в свою очередь, изобретут специальный знак для обозначения звука Ф, который в греческом изображался очень сложно — с помощью диаграммы или двойной буквы (дигамма + придыхание, или наоборот): это был новый графический знак в форме цифры 8, появился он после V в. до н. э. и являлся единственной характерной буквой собственно этрусского алфавита (см. табличку из Кортоны, строки 14, 21 и 29). Эта буква была отмечена на надписи, выполненной на каменной надгробной плите из Перузии — этот текст занял четвертое место по длине после таблички из Кортоны. Эта надпись из Перузии, посвященная разделению земель, знакомит нас с двумя семьями, одна из которых — Афуна, — неоднократно встретится нам с этим характерным символом в форме 8 (вторая крупная семья, упомянутая в тексте, — Велтина).

Прежде чем закончить с алфавитом и перейти к вопросам, связанным непосредственно с языком, необходимо добавить, что этрусская письменность эволюционировала с течением времени и она имеет множество вариаций. В целом различают северное и южное письмо, но существует также множество региональных особенностей: так, в Кортоне — знаменитая табличка является тому примером, — постоянно встречаются развернутые Е, читаемые в обратном направлении, невозможно дать им точное фонетическое значение: возможно, это всего лишь художественная вариация, ставшая все же очень любопытной? Есть мнение, что различия кроются в протяженности или акценте по отношению к обычной Е. Однако лингвисты, изучающие текст из Кортоны, до сих пор не получили убедительных ответов. В той же географической зоне встречается символ, похожий на греческую прописную лямбду или перевернутую букву V, которая на самом деле является упрощенной буквой М.

Различия между северным и южным вариантами письма проявляются, в частности, в написании знака, обозначающего звук К (на юге Этрурии использовали только знак С) и в манере обозначать свистящие звуки, в том числе в конце слова. Эти различия в письменности проливают свет не только на указанное выше. Они показывают нам, что история Этрурии — это прежде всего история этрусских городов со всей их спецификой, в силу которой они нередко становились противниками, что в результате и привело к гибели тосканской цивилизации под воздействием сокрушительного удара одного лишь Рима. Эти надписи, каждый раз очень узнаваемые, являются в конечном счете не только хорошим источником для хронологии, но и интересным критерием для определения городов, которые могли играть ключевую роль в доминировании на той или иной территории в определенный момент ее развития. Это имеет решающее значение для понимания того, как Кампания и паданская равнина были заселены этрусками. Разумеется, при таком подходе такие источники, как керамика, не должны быть заброшены, — вот почему в эпиграфике придают особую важность носителю, на котором сделана надпись.

Перевоплощения этрусского алфавита

Намеки на географические вариации должны нам напомнить, что история этрусского алфавита на этом не заканчивается. Мы уже упоминали латинский алфавит, который был заимствован у этрусков, а не напрямую у греков, о чем свидетельствует присутствие С в третьей позиции. Однако этрусский алфавит был передан и другим народам Северной Италии, таким как реты (Западные и Центральные Альпы) и венеты (северное побережье Адриатического моря), которые, подобно этрускам, заимствовавшим эвбейскую письменность, приспособили его к своим языкам. Примечательно, что у венетов было обнаружено несколько образцов этрусских алфавитов, — из Клузия и из Южной Этрурии, — которые могли успешно использоваться. А в Эсте известен настоящий «храм письменности», посвященный богине Рейтии: были найдены многочисленные бронзовые таблички с выгравированными на них алфавитами, а также письменные принадлежности, в том числе стилосы. Эти предметы, да еще и в сакральном окружении, свидетельствуют о большом значении письменности, которая подарила нам этрусские надписи, подобные табличке из слоновой кости из Марсельяны д’Албеньи.

Обратим внимание на то, что большинство наиболее древних надписей были найдены в женских погребениях, а буквы алфавита (в основном буква А) с конца VIII в. до н. э. присутствовали на предметах, связанных с прядением и ткачеством, — явно женскими занятиями. Таким образом, было предположено, что этрусские женщины могли играть особенную роль в распространении письменности. Впоследствии, как мы уже упоминали, письменность станет уделом этрусских аристократов.

Путешествие в Северную Италию и в альпийский регион приводит нас, наконец, к весьма интригующему вопросу о происхождении рун. Очевидно, что рунические надписи, обнаруживаемые в Центральной и Северной Евpone, начиная с эпохи Поздней римской империи и вплоть до начала II тыс. н. э., имели сходства с надписями ретов, венетов, или лепонтийцев, которые в конечном счете относились к этрусскому языку.

Эпиграфические источники

На сегодняшний день мы имеем около 12 000 этрусских надписей, сделанных в основном на керамических изделиях, на камне или бронзе. Надпись на льняных лентах Загребской мумии остается исключением. Ежегодно публикуются новые тексты, которые журнал «Studi Etruschi»[2] регулярно издает в своем «Rivista di Epigrafia Etrusca».[3] Однако большинство этих надписей являются короткими и однообразными. В конечном счете мы имеем лишь десяток более-менее длинных текстов. В остальном же это эпитафии, на которых указано имя умершего и краткие сведения о его жизни и профессии, или же это вотивные предметы, на которых указано, что дар был преподнесен таким-то человеком такому-то божеству. Такие источники несут в себе главным образом имена собственные и скудную лексику. То же можно сказать и о более длинном тексте — Кортонской табличке, — поскольку из 206 слов, составивших эту надпись, 107 являются именами собственными, объединенными в четыре списка, следующих друг за другом. В конечном счете мы имеем всего 60 слов, имеющих лексическое значение, но и они остаются нашим «больным местом», поскольку гапаксы, — слова, встречающиеся только однажды, — в большинстве случаев не поддаются точному переводу.

Отсутствие билингвов

Неизбежно вспоминая пример с Розеттским камнем, затронем тему возможных двуязычных надписей. Речь идет о нескольких поздних очень коротких этрусско-латинских погребальных надписях, с которыми связано больше проблем, чем позитивных моментов. В 1961 г. при раскопках этрусского порта Пирги были найдены три золотые пластины начала V в. до н. э. с текстом о посвящении правителем города Цере даров богине Уни (Астарте). Надписи были сделаны на этрусском и пуническом языках. Поначалу возникло предположение, что был найден долгожданный двуязычный текст, но оказалось, что надписи не идентичны.

Лемносская стела

Первым заключением, к которому пришли лингвисты, стало то, что этрусский язык остается изолятом, наподобие нынешнего баскского языка: невозможно сравнить этрусский язык с каким-либо другим известным языком или языковой группой, во всяком случае, ни с одним индоевропейским языком. Действительно, единственное сходство, которое можно отметить в случае с этрусским языком, — это близость с текстом погребальной стелы из Каминьи, на Лемносе, острове на севере Эгейского моря, завоеванном афинянами в VI в. до н. э. Наряду с некоторыми различиями, которые справедливо позволяют назвать его «подобным этрусскому», но не этрусским языком, этот лемносский догреческий язык имеет многие лексические, фонетические и морфологические сходства с этрусским, что не могло быть случайностью. К примеру, отмечают, что в этом лемносском языке, как и в этрусском, не было взрывных согласных, и лишь одна задненебная гласная: -о (в этрусском -и). Такое выражение, как «avis sialchvis», невозможно не рассмотреть с точки зрения этрусского языка, — оно обозначает, вероятно, определенное количество лет (ср. этрусский «avii» — «год»). Остается лишь предположить, что лемносскую надпись оставили представители этрусской «колонии», основанной в период гипотетической миграции с востока около 1200 г. до н. э. Письменность восточных этрусков развивалась автономно, отсюда и отличия.

Этрусский язык не является индоевропейским

И все же в течение более 150 лет филологи пытались, хоть и безуспешно, сравнить этрусский язык со всеми индоевропейскими и близкими языками, — италийскими (умбрский), оскским, латинским, а также кельтским, греческим или хеттским, не говоря уже о некоторых семитских языках. Следует отметить некоторые сходства языков, поскольку этруски, общаясь с индо-европейцами на протяжении тысячи лет, несомненно, имели некоторые лингвистические заимствования. Так, вино на этрусском языке пишется vinu, а племянник или внук, — nefts, как nepos на латинском. Поначалу специалисты пытались установить связи между языками, но эти попытки были обречены на провал.

Этрусский язык не относится к индоевропейским, о чем свидетельствуют некоторые морфологические и лексические признаки. Он является агглютинативным языком: при склонении существительных суффиксы, обозначающие множественное число и косвенный падеж (к примеру, дательный), прибавляются друг к другу, то есть «склеиваются», а не объединяются, как в латинском, принадлежащем к индоевропейской языковой группе, к т. н. флективным языкам. Так, этрусское существительное clan, сын, в дательном падеже множественного числа пишется denarosi: clen (корень) — аг (суффикс множественного числа) — asi (суффикс дательного падежа); различие между clan и clen весьма относительно. Для сравнения приведем пример родительного падежа множественного числа латинского слова consul — это consulum, где окончание -ит обозначает одновременно множественное число и родительный падеж. Таким образом, этрусский является агглютинативным языком, как венгерский, финский или турецкий. Можно взять пример из последнего, который не является индоевропейским: слово giti, роза, в родительном падеже звучит как gulin, во множественном числе giillir, а в родительном падеже множественного числа — giillirin. Вопрос словарного запаса предельно ясен. В таких консервативных сферах, как названия членов семьи или цифрах, — которые нам хорошо известны в этрусском языке, — слова радикально (за исключением единственного заимствования — слова neft) отличаются от тех, что мы знаем в различных индоевропейских языках, и это не может быть случайностью. Clan, сын, sech, дочь, puia, супруга, ati, мать; ci, три, mach, пять, — все эти примеры весьма показательны и являются доказательством того, что этрусский язык не может быть привязан ни к одной ветви индоевропейской языковой группы.

Фонетика и морфология

Повторим, что эта ситуация не помешала филологам в течение века достичь значительных успехов. Дело не только в том, что сегодня мы имеем словарь этрусского языка, конечно, очень неполный — мы великолепно знаем слова, обозначающие степень родства, а также слово avii — год, поскольку в эпитафиях эти слова, очевидно, использовались чаще, чем, скажем, технические термины или абстрактные выражения. Однако серьезных успехов добились еще и в фонетике и морфологии. Выпадение гласных во внутренних слогах было обнаружено давно: имя Av(i)le — в связи с avii! — превращается в avie и в конечном счете становится латинским именем Авл. По этому поводу можно сделать интересную ремарку, касающуюся точного имени латинского поэта Персия (Персий Флакк Авл), писавшего в I в. до н. э. и принадлежавшего к большой этрусской семье города Вольтерры: его имя правильно пишется на латинском Aules, а не Aulus, как мы привыкли видеть, и этот нюанс напрямую связан с этрусским языком, на котором говорили его ближайшие предки.

Подписи, высеченные на оборотных сторонах бронзовых зеркал, содержат имена многочисленных греческих героев и богов на этрусском языке и дают нам богатые сведения о лингвистике: menerva, Минерва-Афина, стала menrva, — здесь мы видим заимствование из италийских языков, имя Аполлона на этрусском поначалу писалось Apulu, а затем Aplu; Ахилл, герой Илиады, стал Achle, а Одиссей-Улисс становится не кем-нибудь, a Uthste: вспомним, что в этрусском языке нет ни о, ни d, а лишь одна гласная и и один зубной звук -t.

Долгое время считалось, на примере эквивалентных латинских глаголов dedit, dedicavit и других, что прошедшее время в этрусском языке обозначалось окончанием -се (как и прошедшее время в греческом и в других языках). На вотивных предметах часто встречается глагол «muluvanece», обозначающий, что та или иная особа преподнесла данный предмет храму. Однако в этрусском языке зачастую использовались (как нам кажется, без всякого различия) глухие и придыхательные согласные (выше мы видели, что Одиссея называли Uthste, хотя и Utste также считалось допустимым), следовательно, можно предположить, что прошедшее время с окончанием -che имеет такое же значение. Теперь мы убеждены, что глаголы прошедшего времени с окончанием -che — это пассивный залог, а глаголы с окончанием -се относятся к действительному залогу.

До сих пор мы говорили лишь о надписях, сделанных на камне, керамике или бронзе, наподобие тех, что выгравированы на оборотных сторонах зеркал и которые дают нам богатые сведения о заимствованиях из греческого языка. Мы очень ограничены в этих случаях, поскольку такие тексты — единственное, что мы имеем, и, таким образом, они являются единственными источниками, на основе которых мы можем пролить свет на язык этрусков. Однако в действительности этруски не ограничивались лишь короткими текстами: существовала настоящая этрусская литература, на что намекают многочисленные античные источники.

Религиозная литература

Античные авторы многократно упоминают этрусские книги: libri haruspicini, посвященные жертвоприношениям и гаданиям, libri fulgurales, посвященные молниям, libri rituales, регулировавшие множество ритуальных действий, в частности производившихся при основании новых городов, в том числе и Рима. Книги эти не дошли до нас в оригинальных этрусских вариантах, но мы можем ознакомиться с ними в латинской интерпретации: выдержки и переводы из этих книг оставили нам Авл Цецина из Вольтерры, хороший друг Цицерона, или же Луций Тарквиний Приск, пятый царь Рима (заметим, что оба они были выходцами из знатных этрусских семей). К несчастью, их полные переводы не сохранились, и мы имеем лишь несколько разрозненных цитат, например, в трудах Сенеки и Плиния. Можно достаточно уверенно предположить, что многие этрусские тексты представляли собой написанные на льняном полотне книги, известные в Риме по крайней мере еще в начале периода Республики. Именно так был записан религиозный календарь, разрезанный на куски и впоследствии ставший пеленальными лентами Загребской мумии. Ученые считают, что эти льняные книги, свернутые в свитки, изображены на различных этрусских гипсовых, каменных или глиняных рельефах (например, в знаменитых гробницах в Цере).

…и мирская

В одном из отрывков о римских племенах Варрон, крупный латинский эрудит, сообщает нам о некоем Волнии, который писал трагедии для театра на этрусском языке. Помимо этого известны барельефы из этрусских городов Вольтерры и Перузии, напоминающие декорации для театрального представления. Среди прочих в святилище близ Ареццо был обнаружен настоящий театр из камня со скамьями-ступенями для зрителей (cavea); это сооружение датируется второй половиной II в. до н. э. Другой важный литературный жанр в Этрурии, упоминания о котором постоянно встречаются в латинских текстах, это историческая проза. Наиболее яркий пример для нас — это император Клавдий, который в своей речи в Сенате в 48 г. н. э. упомянул auctores Tusci, этрусских историков, которых он противопоставил собственно римским: именно этрусские историки позволили ему доказать, что царь Сервий Туллий, настоящее этрусское имя которого было Мастарна, был выходцем из тосканского города Вульчи, а не из латинского города недалеко от Рима. Несомненно, Клавдий, который был женат в первом браке на Ургуланилле, девушке из знатной этрусской семьи, мог использовать семейные архивы. Эти же источники позволяли ему даже, по словам Светония, написать «Историю этрусков» и «Историю Карфагена».

От семейных архивов перейдем к другому ряду источников, которые называются Elogia Tarquiniensia: речь идет о латинских надписях I в. н. э. из этрусского города Тарквинии, в которых рассказывается о деяниях местного аристократического рода Спуринна. Многие выходцы из этой крупной семьи играли роли первого плана в конце периода Республики, например, один из них был личным гаруспиком (жрецом) Юлия Цезаря. Можно предположить, что эти надписи, записанные только в I в. н. э., имели первоисточником более ранние этрусские тексты, описывающие жизнь рода Спуринна начиная с VI в. до н. э. Религиозные книги, а также драматические и исторические произведения — вот причина, по которой молодые богатые римляне IV в. до н. э., например Фабии, ехали учиться в Цере. «Я знаю тексты, доказывающие то, что в то время было общепринятым обучать юных римлян этрусской литературе (litteris estuscis), подобно тому, как сегодня обучаются греческой литературе» (Тит Ливий).

Признаем честно, происхождение этрусков — это тот вопрос, в котором не было никакого прогресса с начала XX в. Оставим в стороне появившуюся еще в XVIII в. гипотезу о приходе этрусков с севера от ретов. Эта гипотеза впоследствии была доработана с учетом археологических сведений, и в конце XIX в. ее ярым сторонником стал В. Хельбиг, веривший в миграцию италийских и этрусских племен из ретских Альп в конце II тыс. до н. э. Эта «нордическая» теория почти не подтверждается античными источниками. Античные авторы дают две версии происхождения этрусков. Согласно историку Гелланику с Лесбоса, жившему в V в. до н. э., этруски на самом деле были пеласгами — народностью, занимавшей Балканский полуостров и острова Эгейского моря до греков. Прибыв в Италию по Адриатическому морю, а если быть точнее, — через порт Спина, что в дельте реки По, они направились через Кортону в города Вульчи и Цере. Здесь они и получили свое название «этруски».

Более популярной в античности была гипотеза Геродота, превратившая этрусков в лидийцев из Малой Азии, переселенных при следующих обстоятельствах: «при царе Атисе, сыне Манеса, во всей Лидии наступил сильный голод [от недорода хлеба]. Сначала лидийцы терпеливо переносили нужду, а затем, когда голод начал все более и более усиливаться, они стали искать избавления, придумывая разные средства. Чтобы заглушить голод, они поступали так: один день все время занимались играми, чтобы не думать о пище, а на следующий день ели, прекращая игры. Так лидийцы жили 18 лет. Между тем бедствие не стихало, а еще даже усиливалось. Поэтому царь разделил весь народ на две части и повелел бросить жребий: кому оставаться и кому покинуть родину. Сам царь присоединился к оставшимся на родине, а во главе переселенцев поставил своего сына по имени Тирсен. Те же, кому выпал жребий уезжать из своей страны, отправились к морю в Смирну. Там они построили корабли, погрузили на них всю необходимую утварь и отплыли на поиски пропитания и [новой] родины. Миновав много стран, переселенцы прибыли в землю умбров и построили там город, где и живут до сей поры. Они переименовались, назвав себя по имени сына своего царя [Тирсена], который вывел их за море, тирсенами».

Эта гипотеза получила одобрение практически всех античных авторов и долгое время вводила в заблуждение исследователей нового времени, которые отмечали «восточные» черты этрусской цивилизации. Различные предметы, архитектурные элементы, иконографические мотивы, появившиеся вследствие торговой деятельности или художественного влияния, то есть являвшиеся обыкновенными чертами ориентализирующего стиля, ошибочно объяснялись миграцией с востока. Если же исключить эти свидетельства, не останется решительно ничего, что могло бы оправдать данную точку зрения. В этрусской религии огромное значение уделялось гаданиям, особенно на печени принесенных в жертву животных и людей, и известно, что этот вид гадания был распространен на востоке, в частности в Вавилоне. А ведь религия — это весьма консервативная сфера. На основании этого некоторые исследователи пришли к выводу, что Этрурия была «частичкой Вавилона в Италии». Сейчас уже очевидно, что изложение Геродота является мифическим повествованием, относящим происхождение этрусков к периоду, предшествующему Троянской войне, и связывающим название народа с именем героя-основателя. Восток во всех своих чарующих красках окутывает загадочное рождение тирренского народа, как и римляне не упускали случая подчеркнуть свое троянское происхождение. К тому же совершенно очевидно, что этот рассказ о колонизации имеет много общего с вполне реальной греческой колонизацией, охватившей почти все Средиземноморье, и в первую очередь Италию, начиная с VIII в. до н. э.

Один античный историк выступил против этой гипотезы, имевшей успех среди всех его собратьев. Это был ритор Дионисий Галикарнасский, современник Юлия Цезаря. В своем труде «Римские древности» Дионисий изложил и опроверг две восточные теории, которые мы уже разбирали, прежде чем изложить свое собственное мнение по поводу происхождения этрусков. Дионисий отметил, что Ксанф Лидийский, один из наиболее авторитетных историков древности у себя на родине, не упоминает ни в одном из своих трудов о предводителе лидийцев по имени Тирсен или о переселении тирренов в Италию. Он также добавляет, что «те, кто хочет видеть в пеласгах и тирренах один народ, серьезно ошибаются». Они, по словам Дионисия, не имеют ни схожих обычаев, ни единого языка. И в заключение он признает в этрусках автохтонный народ, что следует из самобытности их нравов и языка.

Теория Дионисия порождена не столько его научной добросовестностью, сколько политическими взглядами. Этот греческий историк пришел в Рим, восхищаясь его устройством и системой управления. Он активно продвигал в своих трудах идею о том, что римляне имеют греческое происхождение и что культура их создана усилиями людей, пришедших из Греции. То есть он пытается приписать Риму исключительно греческое или восточное происхождение. Таким образом, он не мог согласиться с такой же теорией происхождения относительно этрусков, и автохтонность этого народа стала вполне естественным объяснением, принижающим этрусков по сравнению с римлянами. Дионисий не раз был уличен в негативном отнрошении к этрускам в своем изложении первых веков истории Рима. Он не только выступал против тезиса о том, что Рим мог быть основан этрусками, поддержанного многими авторами, но и отказывался признавать очевидные этрусские заимствования в римской культуре. Происхождение того или иного обычая или церемонии Дионисий связывал с правлением Ромула или началом Республики, но ни в коем случае не с правлением трех этрусских царей в Риме.

Повествование Геродота также имеет мало общего с научным подходом: оно основано на видении истории народов как постоянной миграции и изобилует деталями романтического характера. Повествование о троянских истоках Рима имеет похожую окраску. Древние народы, имевшие тесные торговые отношения, всегда стремились доказать свое родство, о чем говорит Тацит. Этот историк пишет, что этруски говорили о своем восточном происхождении во время правления Тиберия, и требовали официального постановления, свидетельствовавшего об их родстве с сардами Малой Азии. Последние воспользовались преимуществом благодаря этому единому происхождению, чтобы заявить лично императору о своих древних связях с Италией. Эта тема родства легко объясняет некоторые наиболее известные теории о происхождении этрусков: помимо восточной гипотезы, которая могла восходить к персидскому двору, пеласгская теория могла объясняться интенсивными торговыми отношениями между греками и этрусками в Адриатике в V и IV вв. до н. э. Напротив, идея об автохтонности этрусков могла быть распространена у сиракузцев, которые стремились уничтожить этрусскую гегемонию на морях в первой половине V в. до н. э. и которые нисколько не стремились признать в тосканцах «братский» народ.

По причине слабого научного характера этих различных античных теорий современные исследователи этрусков практически не занимаются вопросами их происхождения. Неразрешимой проблемой, над которой постоянно ломают голову исследователи, стала, в частности, проблема этрусского языка, который не является родственным никакому другому. Необходимо честно признать, что вопрос происхождения этрусков по сей день остается открытым.

Примечания:

2

Этрусские исследования (пер. с ит.) — Прим пер.

3

Юбзор этрусской эпиграфики (пер. с ит.) — Прим пер.