VII. Возвращение на родину

Сосредоточение чехов в Харбине и Владивостоке — Ограбление чехами Иркутска — Русский золотой государственный запас — Договор чехов с большевиками — Захват железной дороги — Отношение чехов к русским — Убийства — Два документа по поводу воровства чехами 32 вагонов автомобильных шин — Грабежи и вандализм чехов — Погрузка краденого на транспорты для отправки — Открытое обвинение в воровстве — Ответ чешского дипломата в Токио

Итак, длинною цепью предательств и преступлений чешские политики подготовили свой отъезд из Сибири на родину, в Чехословакию, это новорожденное дитя Версаля. И возвращение не просто как-нибудь, а с полными кошельками, набитыми полновесным русским золотом или ценной иностранной валютой. Бедные, голодные и худые военно-пленные превратились в раскормленных «героев», отягощенных имуществом самого разного вида и рода. В далекой, богатой Божьими дарами и патриархальной Сибири развернулась эта сказка наших дней.

После предательства русской государственности, армии и адмирала Колчака — первые чешские эшелоны вышли в полосу отчуждения Восточно-Китайской жел. дороги и добрались до Харбина. Вот как отмечает это прибытие очевидец:[42]

«Интересную картину представлял Харбин в дни прохода чешских эшелонов. Прежде всего, прибытие чехов отмечалось резким падением рубля. Китайские менялы сразу учитывали, что на рынок будет выброшено много рублей, и играли на этом. Меняльные лавки были полны чехами, менявшими русское золото и кредитки на иены и доллары. На барахолке шла бойкая распродажа движимого имущества, начиная от граммофонов и швейных машин и кончая золотыми брошками и браслетами.

На станции железной дороги распродавались рысистые лошади и всякого рода экипажи.»

Передав в руки Иркутского революционного комитета верховного правителя России, адмирала Колчака, сдав политическому центру российский золотой запас, чехи перед отъездом из Иркутска захватили наличную кассу казначейства и клише экспедиции заготовления государственных бумаг — для печатания денежных знаков. Купюры эти они начали усиленно печатать в пути и во Владивостоке, преимущественно билеты тысячерублевого достоинства.[43]

Генерал-лейтенант *** отмечает это так в своей брошюре:[44]

«Чехо-словацкие отряды, как документально установлено, конфисковали в иркутском казначействе значительную партию бумажных денежных знаков, на довольно значительную сумму, которую точно определит очень трудно. Деньги были упакованы в мешках и в специальном багажном вагоне отправлены на восток. Вес этих мешков, наполненных деньгами, определяют в несколько десятков пудов. Реквизированы, главным образом, вновь выпущенные 200-рублевые выигрышные займы и 5.000 руб. казначейские обязательства. Большое количество этих знаков попало на харбинский денежный рынок, где появление их вызвало панику на местной бирже.

Кроме того, в разоруженном около Иркутска бронированном поезде генерала Скипетрова конфисковано было чехами 8 миллионов рублей, которые ими забраны под видом «военной добычи».

Охрана золотого запаса чехами была установлена, — после ареста верховного русского правителя, — своя. По прибытии золота в Иркутск, оказалось, что один вагон, наполненный ящиками, содержавшими золотые монеты 5-рублевого достоинства, всего тысячу пудов, и находившийся под охраной чешских солдат, совершенно расхищен.

Номинальная стоимость украденного золота составляет свыше двадцати пяти миллионов золотых рублей. Кроме того, чехи, доставив остальное золото в Иркутск, сдали его «под расписку» политическому центру, т. е. трем проходимцам, ими же поставленным к власти; политический центр принял золотой российский запас от чехов не считая.

Во всяком случае, падение цен на золото и на золотые монеты, отмеченное в те месяцы в полосе отчуждения Восточно-Китайской жел. дороги, объясняется именно тем обстоятельством, что на рынке появились в огромных партиях золотые монеты, которые спешно разменивались чехами проходивших эшелонов на американскую и японскую валюту. Китайцы-менялы, которыми кишат специальные кварталы всех китайских городов, были сначала ошеломлены этим наплывом золота и даже сначала приняли его за фальшивые монеты. После пробы, убедившись, что это полноценное золото, они бросились скупать его по пониженным ценам.

Особенно богаты были передние чешские эшелоны, где ехало высшее чешское командование и все эти политические руководители, ближайшие сотрудники и по сегодня господ Масарика и Бенеша. У них-то наиболее пышно расцвел, найденный последним, «гений чешской расы».

Задние эшелоны растянулись, естественно, далеко на запад, ибо продвижение всех 20.000 вагонов требовало времени. А в это время все пространство на запад от Иркутска бродило уже большевизмом. Трусливое чешское стадо не подумало о единственной честной возможности — соединиться с белой русской армией и дать большевикам отпор. Руководители чехов во главе с Яном Сыровым, остались верны себе до конца. Они пошли с комиссарами на мировую сделку и заключили упомянутое выше условие на станции Куйтун.

Этот позорный документ был вывешен большевиками на всех больших станциях железной дороги. В нем, кроме пункта 5-го о выдаче большевикам адмирала Колчака, были еще обязательства чехов разоружать белые отряды, выдавать белых офицеров и добровольцев, устанавливалось расстояние между последним чешским эшелоном и регулярной красной армией в один перегон, обязательство чехов по проходе не портить железнодорожные мосты и инвентарь станций.

А кроме того — чехи обязались помочь большевикам путем снабжения местных красноармейских банд оружием и боевыми припасами. Чехи возили в своих поездах большевицких агентов; было тогда же установлено, что они провезли, например, видного коммуниста Виленского, руководителя борьбою против атамана Семенова и будущего комиссара всего Забайкалья.

Бесконечно тяжело было положение многих русских офицеров, добровольцев и их семей, которые почему-либо отбились от нашей армии, двигавшейся усиленными маршами на выручку адмирала Колчака к Иркутску. Эти люди, по большей части больные или старые, а также женщины и дети, должны были ехать в санях одиночным порядком. Так как «русских» поездов не было, вся железная дорога была захвачена чехами и набита их эшелонами, — то, естественно, что многие обращались с просьбой о месте в вагоне к чешским офицерам, рассчитывая на их самое примитивное благородство.

Чехи имели в своих поездах мест, более чем достаточно; не надо забывать, что на 50.000 чехов было 20.000 вагонов. Им не стоило ничего принять в свои эшелоны несколько тысяч отбившихся от армии русских.

Но всего чаще на эти просьбы следовал грубый и циничный отказ. Иногда чехи принимали в свои поезда таких пассажиров, но затем на одной из ближайших станций выдавали их большевикам — для расстрела.

За разрешение проехать в нетопленом конском вагоне, чехи брали от пяти до пятнадцати тысяч рублей. От женщин они требовали золотые вещи, то, что еще осталось последнее у несчастных при себе. Но и плата не обеспечивала жизни и доставления в Забайкалье, где была в то время безопасная от большевиков зона.

Генерал-лейтенант *** приводит случай, имевший место около станции Оловянная.[45] Там из проходящего чешского эшелона было сброшено с моста в реку Онон три мешка. В этих мешках оказались трупы русских женщин, принятых чехами в свой эшелон, а потом, после надругательств, убитых чешскими солдатами. Нет возможности установить хотя бы приблизительно синодик замученных, погубленных и преданных чехами в Сибири, за этот период их движения к океану для отправки на родину.

На станцию Яблоновую, в Манчжурии, явились однажды в период эвакуации чехов хунхузы, с требованием, чтобы находящаяся там крупная лесная концессия внесла им немедленно 300 иен. На протест управляющего концессией против такого сверхъобычного побора, предводитель хунхузов вежливо объяснил, что из проходящего мимо эшелона чехи продали хунхузам два пулемета с лентами и требуют немедленной уплаты.

Управляющему концессией, — так сообщает газета «Дело России», 1920 г., № 13, — осталось подчиниться. Деньги были даны, и пулеметы получили от чехов хунхузы.

Дойдя до Владивостока, чехи стали постепенно, по мере предоставления им «союзниками» транспорта, грузиться на суда, стаскивая сюда же и награбленное имущество. Никто не мог защитить интересы нашего народа и страны, так как все русское национальное было тогда уничтожено или принуждено было скрываться, остатки белой русской армии совершали свой тяжелый поход через Сибирь, а затем отстаивали Забайкалье; временно у власти оказались полубольшевики. Эти люди были слеплены из одного теста с чешскими политиками, и они помотали чехам дополнить их запасы, не забывая и себя.

«Оши расхищают частное имущество, частные грузы, частью отдают их чехам по баснословно дешевой цене, частью грузят при содействии чехов на иностранные пароходы, будто в советскую Россию.» — Так писали в те дни газеты Д. Востока.

Потому-то не было возможности не только защитить от вороватых чешских рук русское имущество, но даже собрать все документы о том, зарегистрировать все. Только частью удалось тогда выполнить эту задачу некоторым русским людям, по своей частной инициативе.

На этом ведь и был построен весь расчет чешской банды, — они надеялись, что все им сойдет с рук безнаказанно. Для того они и предали на убийство главного свидетеля — адмирала Колчака.

Ниже два таких документа, помещенные в газете «Дело Росоии», 1920 г., № 10:

«Верховному контролю чеховойск. — Товарищества российско-американской резиновой мануфактуры «Треугольник», г. Владивосток.

В 1918 году, апреля 26-го дня, было отправлено из Петрограда за пломбами товарного двора, тридцать два вагона груза, принадлежащего товариществу «Треугольник» и содержащего в себе резиновые автомобильные и грузовые шины. При следовании в пути, в мае месяце 1918 года, груз находился на станции Чишма, около Уфы, в период наступления на эту местность чехо-войск. При оккупации этой местности и в виду потребности чехо-войск в автомобильных и грузовых шинах для военной цели, весь означенный груз, в количестве тридцати двух вагонов, был реквизирован отрядом чехо-войск и продвинут на станцию Челябинск, а затем далее, на станцию Екатеринбург, в адрес технической авто-части чехо-войск. По прибытии груза на товарный двор станции Екатеринбург, в наличии оказалось только двадцать восемь вагонов с грузом, которые и были там приняты автомобильной ротой чехо-войск, остальные же четыре вагона были в пути использованы чехо-войском для своих нужд. В декабре 1918 года двадцать восемь вагонов с грузом распоряжением чехо-войск были продвинуты на станцию Курган, где и оставались до марта 1919 г., а затем были отправлены до станции Зима, на которую прибыли в апреле месяце 1919 года. На станции Зима груз частично был переупакован в ящики и повагонно, разновременно отправлен во Владивосток, в адрес авто-парка чехо-войск. На станцию Владивосток 1 марта 1920 г. прибыли восемнадцать вагонов, были перегружены на пароход «Мадо-Васко» с чехо-войском и отправлены в Чехо-словакию. Следующие семь вагонов с означенным грузом прибыли на ст. Владивосток в адрес авто-парка чехо-войск 21-го числа марта сего года и также подготавливаются к погрузке на очередной пароход с чехо-войском, для отправки в Чехословакию, остальные же три вагона находятся еще в пути следования по тому же назначению во Владивосток.

Основываясь на том положении, что при условиях гражданской войны, частные грузы, реквизируемые какими-либо частями войск враждующих сторон не составляют военной добычи, а должны быть возвращены владельцу по принадлежности, в случае же использования таковых грузов для надобности военных частей, последние обязаны возместить владельцу груза стоимость такового. Вышеозначенный груз — собственности товарищества «Треугольник», отделение которого находится во Владивостоке. Стоя на страже интересов фирмы и принимая во внимание факт реквизиции чехо-словаками выше-означенного груза и намерение вывезти таковой из пределов России, отделение товарищества «Треугольник» обращается с просьбой к верховному контролю чехо-войск — возвратить фирме находящийся еще во Владивостоке груз и уплатить стоимость вывезенного количества груза, согласно прилагаемого при сем перечня.

Согласно прилагаемой описи на все вышеозначенные 28 вагонов груза, стоимость таковых определяется по ценам 1918 г. в период реквизиции его чехо-войсками в сумме 38.092.815 (тридцать восемь миллионов шестьсот девяносто две тысячи восемьсот пятнадцать рублей.

Владивосток, марта 28-го дня, 1920 г.»

Ответ:

«Отделение высшего контроля чехо-войск в России. № 437, мая 4 н. ст. 1920 г. Владивосток. Товариществу российско-американской резиновой мануфактуры «Треугольник» во Владивостоке.

В ответ на Ваше заявление от 28 марта с. г., имеем честь сообщить, что Вашу претензию относительно уплаты рубл. 38.692.815 — к большому нашему сожалению признать не можем, так как отсутствуют доказательства, что упомянутые 32 вагона резиновых шин во время их захвата чехо-словацкими войсками представляли собственность фирмы «Треугольник».

Произведенное расследование показало, что весь означенный товар составлял часть военного имущества красной армии, отнятого у ней в бою. Решить же вопрос законности приобретения резиновых шин со стороны красноармейских властей мы не имеем ни права, ни основания, даже несмотря на то, что автомобильный резиновый материал во все военное время составлял предмет государственного реквизиционного права и означенный товар, по всей вероятности, уже заранее перешел во владение военного ведомства.

Начальник отделения высшего контроля чехо-войск в России капитан Шимунский.»

Но тем не менее владивостокский консул одной из союзных стран остановил погрузку этой резины на чешские пароходы, — ведь были затронуты не только интересы русских, а и иностранных подданных, общество было российско-американское. А самый тон ответа чешского капитана напоминает отговорку того любителя чужих золотых часов, который, будучи пойман на улице с поличным, начинает спрашивать у собственника часов, где у того свидетельство из магазина о покупке их.

Когда интересы иностранцев не были затронуты, то они смотрели на коммерческие подвиги чешского «гения» холодно, равнодушно и только иной раз, — кто почестнее, — с презрением.

Владивостокская газета «Слово» так описывает в те дни то, что представляла оборотная картина ликвидации «анабазиса»:

«В Гнилом Углу (часть Владивостока) несколько огромных зданий, бывших паровозных мастерских, заняты ликвидационной комиссией чехо-войск.

Чего-чего тут только нет — и весы, и швейные машины, и телеграфные аппараты, и инструменты, словом все, от булавки до автомобиля, как пишет «Изо Экспорт и Ко.» (японская фирма). Разница одна: «Изо Экспорт и Ко.» — фирма с безупречной репутацией, у ликвидационной же комиссии чехо-войск репутация не так-то уж чиста. Хотя комиссия и работала чисто!

Взять хотя бы весы. Комиссия тщательно окрасила все весы, в надежде замазать надписи, указывающие с какой дороги эти весы увезены были «доблестными» войсками. Но явилась русская железнодорожная комиссия и стала откапывать. Там на гирях отметка: «Пермская ж. д.», тут на платформе весов выступает: «Сибирская жел. д.», там оказалась: «Китайско-Восточная ж. д.», а на инструментах нет-нет, да и находили надписи: «депо Тайги», «депо Перми». Пришлось чехам уступить эти вещи, а там, где признаки хищения не были отлиты или выгравированы — комиссия ничего не могла сделать. Неужели и русская администрация ничего не может сделать, чтобы защитить народное достояние от такого наглого расхищения?

Не лишено интереса и следующее — чехо-войска открыли торговлю оптом и в розницу, продают муку, макароны пудами и фунтами, выдают счета, во наотрез отказываются оплачивать счета гербовым сбором.»

Газета «Русский Голос» приводила заметку о вандализме чехов: «В ожидании парохода, чехи жили в классных вагонах. Уезжая, чехи сняли зеркала, вывинтили все медные части, вплоть до винтов, сняли линолеум со стенок и пола, обивку с диванов и конский волос, которым эти диваны были набиты. Одним словом, взяли все, что представляло какую-либо ценность. Железнодорожные власти, принимая эти вагоны, вынуждены были составить акты о грабеже вагонов.»

Отдельные русские люди и противобольшевицкая пресса Владивостока и Харбина пробовали протестовать, опубликовывая отдельные вопиющие факты открытого, безнаказанного ограбления России. Чехи или оставляли без ответа, или отвечали отписками, только подтверждающими эти факты.

Так, например, русским ведомством снабжения и продовольствия отпускался чехам, начиная с 1918 года, сахар в кредит. При их отъезде в новорожденную родину — Чехословакию, чешскому штабу был предъявлен ведомством счет с расписками чешских частей в разновременном получении сахара на 648.796 иен. Чехословацкий штаб дал следующий ответ:

«Не отрицая факта передачи нам русскими властями продовольственных продуктов, мы в данное время не можем произвести этой передаче необходимый учет и контроль, так как наше интендантство эвакуировано. Вся переписка по этому делу будет направлена в Прагу с первым отходящим транспортом и, до получения распоряжения оттуда, мы произвести расплаты не можем.»

Распоряжения из Праги не последовало никогда. Обычно, иностранцы хранили молчание, лишь наблюдая со стороны, как ловко чехи обворовали Россию, превращаясь из голодранцев в довольно состоятельных, а некоторые, так просто в богатых людей. Но вот в номере от 1 мая 1920 года английской газеты «Japan Advertiser» (Kobe), была помещена телеграфная корреспонденция, из Владивостока, следующего содержания:

'«Вчерашний отъезд транспорта «Президент Грант» оставил еще 16.000 чехов для эвакуации. Транспорт для них еще не предусмотрен и не ожидается раньше конца июня. Есть предположение зафрахтовать японские пароходы, так как ничем незанятые чехи суть причина постоянных волнений и недоразумений. «Президент Грант» увез 5.500 чехов, а также сотни тонн золота, серебра, меди, машин, сахара и всяких других продуктов, как и другое награбленное добро, которое чехи увозят с собой из Сибири.»

Чехо-словацкий посланник в Токио, Перглер, один из ближайших сотрудников Масарика, не счел возможным на этот раз смолчать и дал такой классический ответ, помещенный в том же «Japan Advertiser» и в русской дальневосточной прессе. Приводится ниже в подлиннике, без изменения:

«Газеты содержат сообщение из Владивостока от 28-го апреля касательно возвращения на родину чехо-словацкой армии из Сибири, а также относительно отъезда американского транспорта «Президент Грант», увозящего 5.500 чехо-словаков. Сообщение газеты: «Президент Грант» увозил 5.500 чехо-словаков, сотни тонн золота, серебра, меди, машин, сахара, снаряжений и другого награбленного добра, которое чехи увозят с собою из Сибири.» — Газеты озаглавливают это сообщение следующими словами: Чехи увозят награбленное из Сибири и чехи грабят Сибирь. — Словарь определяет слово награбленное, как обозначающее грабеж в связи с войной и всеобщим расстройством порядка. Чехо-словацкие солдаты, таким образом, обвиняются в весьма серьезном преступлении.

Обязанности дипломата, насколько я (т. е. Перглер) их понимаю, заключают в себе также защиту доброго имени своей страны и своих сограждан. Эта обязанность особенно существенна, когда ставится вопрос о добром имени армии, которою восторгался весь свет, как в данном случае чехо-словацкой армией в Сибири. Тот факт, что чехо-словаки увозят из Сибири, в этом случае на американском транспорте свое собранное имущество, приобретенное на свои же собственные деньги. Чехо-словаки находились в Сибири очень долго. Эти солдаты все воспитанные люди, многие из них окончили университеты, интеллигентные рабочие и ремесленники. Как солдаты, они получали известное количество денег. Вместо того, чтобы расходовать свое жалованье, они сложили свои финансы и основали большое торговое общество, а также значительные банки, банк чехо-словацких легионеров. Эти доходы увеличивались при русских условиях потому, что жалованье было уплачиваемо во франках и выплачивалось по курсу русскими деньгами. Солдаты скупали большое количество запасов, и именно эти запасы теперь увозят в республику. Для них было особенно важно купит хлопок, необходимый в текстильной промышленности, и в этих покупках они дошли до таких размеров, что в октябре русский экономист рекомендовал сокращение покупок хлопка чехами, это, очевидно, доказывает, что эти сделки были законные, основанные на обычных методах покупки и продажи.

Что чешские солдаты делают со своим жалованьем, как бы незначительно оно ни было, видно из того, что в 1918 году они подписали пять миллионов франков на заем чехо-словацкого национального совета для поддержки этой же армии.»

Таков ответ чешского дипломата. Чего в нем больше, — глупости, наивности, самолюбования или наглости, — решить не легко. Курсив в этом документе всюду мой, для того, чтобы только подчеркнуть особенно наивные и наглые места. В общем же, этот документ говорит сам за себя: в нем есть подтверждение всего, что изложено выше о деятельности чехов в Сибири, — подтверждение частью словами, больше частью фигурой умолчания.

Заметим только одно чешскому дипломату: не одни «чехо-словацкие солдаты» обвиняются в серьезном преступлении. Главным образом, их руководители и их командование. И еще: тот, кто не только покрывает и замазывает преступление, а еще и старается отрицать его и ввести общественное мнение в заблуждение, тот сам делается участником преступления.

Из следующей главы мы увидим, что не только г-н Перглер делает это, но и его «высокие» руководители.

Примечания:

4

T. G. Masaryk, «Die Weltrevolution». Стр. 164.

42

Статья «Чехо-словаки» в газете «Дело России». Токио, № 14. 1920 г.

43

Статья «Чехи и с-ры», «Дело России». Токио, 1920, № 10.

44

«Чешские аргонавты в Сибири». Токио, 1921. стр. 12.

45

«Чешские аргонавты в Сибири». Токио, 1921, стр. 21.