СТО ДНЕЙ

В свои новые владения, на остров Эльбу Наполеон прибыл 3 мая. Остров это небольшой, 223 квадратных километра, лежит всего в 50 километрах от его родной Корсики. Три небольших городка среди виноградников. Несколько тысяч жителей, которые встретили его почтительно и радушно.

К нему приехали мать и сестра-княгиня Полина Боргезе. Наведывалась погостить графиня Марыся Валевская, привозила с собой их четырехлетнего сына Александра. Жена Мария-Луиза не воссоединилась с ним: взяв с собой маленького Наполеона, она перебралась к отцу в Вену. А потом вроде бы император Франц не хотел ее отпускать, да и сама она не рвалась к мужу. Вскоре она сошлась с графом Нейпергом, с которым в 1822 г. вступила в морганатический брак. Сын французского императора воспитывался в Вене как австрийский принц, но прожил он недолго: скончался от чахотки в 1832 г. в возрасте 21 года (чучело любимого мальчиком жаворонка в венском Шенбрунне - самое трогательное напоминание о нем). Наполеон считал, что Мария-Луиза бросила его, и был на нее зол.

Бывшая императрица Жозефина, она же Жозефина Богарне, после развода проживала в замке Мальмезоне на Сене, любимой их с Наполеоном резиденции. Там ее посещали царь Александр, его братья Николай и Михаил, Фридрих Вильгельм Прусский, шведский наследник Бернадот (когда-то друг семьи) и другие знатные господа.

Но дни Жозефины были сочтены. В двадцатых числах мая она занемогла - доктора так и не смогли поставить диагноз, и 29 мая, через месяц после отплытия Наполеона на Эльбу, скончалась в возрасте 51 года. Император, узнав об этом, тяжело переживал утрату - он и после развода был неизменно дружен с Жозефиной.

Когда, вернувшись через год во Францию, он стал допытываться у ее лечащего врача доктора Оро, в чем же все-таки причина смерти любимой женщины, тот ответил: «Горе, тревога, тревога за вас».

Как управлял Наполеон Эльбой - тема интересная, но она скорее для краеведов. Он жадно ловил вести с материка. И приходил к убеждению, что там все больше скучают по нему.

Король Людовик XVIII, его брат Карл Артуа и прочие члены династии и их приближенные не были такими уж законченными бурбонами, которые «ничего не забыли и ничему не научились» - как их ославил прогрессивнейший ум своего времени Талейран. Они смогли довольно быстро убедиться, что в структуре аппарата управления менять ничего нельзя - он отлажен и эффективен. Остались «кодекс Наполеона», суд, армия. Сохранился и орден Почетного легиона. Их величество даже даровал своим подданным конституцию (подчеркнем - даровал. Он и сам постоянно делал упор на том, что права народу не принадлежат - они дарованы, пожалованы государем. На том, чтобы он это сделал, настоял царь Александр). В соот ветствии с ней имели право голоса 100 тысяч богатых людей из 28-миллионного населения Франции. Но интеллигенция была рада и такой конституции, а также тому, что стало свободней печатное слово: появлялись новые газеты, сравнительно беспрепятственно издавались книги и брошюры. Наполеон подобными вольностями своих подданных не баловал. Наиболее дремучие роялисты просто бесились от такого попустительства.

Но у широких масс сразу же появились поводы для недовольства. Можно было стерпеть, что день казни Людовика XVI был объявлен днем национальной скорби. Или то, что стала восстанавливать свою утраченную роль в жизни общества католическая церковь - без Бога в такие времена нормальным людям вообще не жизнь. Но сразу же стали занимать ответственные посты эмигранты, страну не знающие и в деле не смыслящие. Мало того - вернувшиеся из-за границы дворяне и их здешние собратья жадно требовали компенсации за все муки, которые они претерпели, а получив подачку - вели себя разгульно и нагло. Было немало случаев избиения крестьян, купивших законным образом господскую когда-то землю. Это тревожило. Хотя новое правительство вопрос о возвращении земель не поднимало (в нем не было самоубийц), но криков об этом из монархического лагеря неслось немало. Буржуазия же была недовольна тем, чего, собственно, и боялась: Бурбоны считали просто неудобным ставить какие-то препоны английским товарам, и они хлынули на французский рынок рекой.

Особенно волновали Наполеона известия о недовольстве в армии. Там, как и на государственной службе, высокие чины получали возвращенцы, а заслуженных ветеранов спроваживали на половинную пенсию. Прославленное в боях трехцветное знамя было заменено белым королевским - которое ни уму, ни сердцу, и даже хуже того - это было знамя эмигрантских полков, с которыми тоже приходилось биться революционным и императорским солдатам.

Чем дальше, тем больше. А у императора были верные люди, которые постоянно перемещались с острова на континент и обратно, и им было о чем поговорить там и о чем донести здесь. Ему было сорок пять лет, у него был умудренный ясный ум, и он по-прежнему был человеком дела (хотя здоровье давало о себе знать).

За императором на Эльбу последовал батальон старой гвардии. Однажды он подошел к стоявшему на часах усачу и с добродушной иронией осведомился: «Что, старый ворчун, тебе здесь скучно?» - «Нет, государь, но я не очень развлекаюсь». Император одарил его золотой монетой и сказал ободряюще: «Это не всегда будет продолжаться».

Потом он поделился своими мыслями с матерью Петицией Буона Парте. Сказал, что во Франции его ждут, он там нужен. Его могут убить где-нибудь на побережье - стоит там оказаться отряду с верным Бурбонам офицером. Но лучше так, чем доживать свои дни на Эльбе.

Петиция попросила времени на раздумье: «Позвольте мне быть минутку матерью, я вам отвечу после». А через эту минутку уверенно сказала: «Отправляйтесь, сын мой, и следуйте вашему назначению… Будем надеяться, что Бог, который сохранил вас среди стольких сражений, еще раз сохранит вас». И она крепко обняла своего дорогого императора.

С Эльбы в плавание отправилось несколько небольших судов, на которые, кроме императора, погрузилось более тысячи человек - в основном его солдаты. Главную опасность представляли постоянно патрулировавшие в этих водах английские фрегаты, но с Божьей помощью, о которой молила мать, проскочили.

На французский берег высадились 1 марта 1815 г. неподалеку от мыса Антиб. Не задерживаясь, двинулись на Гренобль. Достигли его 7 марта. Наступал решающий момент. У города заняли позицию многочисленные королевские войска с артиллерией. О бое не могло быть и речи.

Император приказал своим повернуть ружья дулом в землю, скомандовал «вперед!» и первым двинулся твердым шагом на противостоящий строй.

Там началось смятение. Офицеры хотели было увести солдат, но не успели. Знакомая невысокая фигура в треуголке и сером сюртуке подошла вплотную: «Солдаты пятого полка, вы узнаете меня?» - «Да, да, да!». Наполеон распахнул сюртук: «Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Стреляйте!» Молодой солдатик рухнул в обмороке, остальные бросились обнимать боевого командира. Роялисты попробовали было затвориться в Гренобле, но император постучал по воротам табакеркой - они и открылись.

Дальнейшее шествие к Парижу было триумфальным. Присоединялись войска, присоединялись тысячи крестьян. Наполеон обещал уберечь их земли от возврата эмигрантам, обещал сделать свою монархию по-настоящему конституционной. Он отдавал распоряжения, рассылал повсюду указы, назначал командиров и должностных лиц.

В Париже занятное сообщение получили 5 марта по оптическому телеграфу. Сначала было скорее раздражение - как такое могло случиться? Но власти были уверены, что неисправимого авантюриста ждет скорый арест. Потом появилась тревога, тревогу стала сменять паника. Особенно тряслись за свою шкуру эмигранты.

Против Наполеона решили двинуть маршала Нея с большими силами. Ней, казалось бы, твердо встал на сторону Бурбонов. Еще в апреле 1814 г. в Фонтенбло он активнее всех убеждал императора отречься от престола. Императора, который не раз называл его «храбрейшим из храбрых» - и было за что (чего стоил поразительный переход его корпуса по неокрепшему льду через Днепр в обход заступившей дорогу русской армии в ноябре 1812 г. под Красным). Теперь же, будучи вызван к королю, недавно произведшему его в пэры Франции, упоенный лестью встревоженных придворных, он пообещал: «Я привезу его пленником, в железной клетке».

Это было смелое намерение. На дороге, по которой должна была проехать железная клетка, везде происходило одно и то же: войска толпами, с радостными криками переходили на сторону императора. В Лионе Наполеон официально утвердил свой статус главы государства. Династию Бурбонов объявил низложенной, их конституцию отмененной.

Ней поджидал императора с четырьмя полками в Лон-ле-Сонье. Он обратился к солдатам с разъяснительной речью в том духе, что «Наполеон - это война», напомнил о своих собственных боевых подвигах. Но ответом было гробовое молчание.

Вскоре ему донесли, что его отряд начал переходить на сторону императора, а сам он получил коротенькую записку: «Я вас приму так, как принял на другой день после сражения под Москвой. Наполеон».

Этого было достаточно. Маршал построил свои поредевшие полки, объявил, что теперь думает иначе, - и дело Бурбонов было проиграно, по крайней мере на ближайшие без малого сто дней. Когда один из офицеров-роялистов сломал свою шпагу и обратился к Нею с упреками, тот ответил: «А что же, по-вашему, было делать? Разве я могу остановить движение моря своими двумя руками?». В Париже на постаменте Вандомской площади появилась надпись: «Наполеон - Людовику XVIII. Король, брат мой, не посылайте мне больше солдат. Их у меня достаточно».

Ставшая хрестоматийной подборка сообщений столичной прессы за несколько последовательных дней: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан», «Людоед идет к Грассу», «Узурпатор вошел в Гренобль», «Бонапарт занял Лион», «Наполеон приближается s. 664?.пф^ -г к Фонтенбло», «Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже».

Бурбоны, разумеется, его величество не ожидали - они сбежали в Гент. А Париж ликовал. «Люди кричали, плакали, бросались прямо к лошадям, к карете, ничего не желая слушать» (воспоминание кавалериста из охраны императора).

Наполеона на руках пронесли на второй этаж Тюильри, и он вошел в свой кабинет, за сутки до этого покинутый Людовиком XVIII.

Император начал проводить меры, которые действительно должны были дать людям больше свободы: снизил избирательный ценз, отменил предварительную цензуру - вообще либерализовал печать, сделал более демократичным государственное устройство. Успел даже подготовить и вынести на всенародный плебисцит проект новой конституции.

25 мая состоялся старинный праздник «майского поля», на котором император в торжественной и волнующей обстановке раздал знамена частям национальной гвардии. Здесь же были оглашены результаты плебисцита: полтора миллиона за, пять тысяч против. 1 июня открылось заседание вновь избранной палаты.

Но о том, что еще успел сделать Наполеон во благо своей страны, распространяться не стоит. Потому что ему надо было срочно готовиться к войне. Стараниями Меттерниха владыки Европы еще в сентябре 1814 г. собрались на Венский конгресс, чтобы решить судьбы народов. Узнав там, что поверженный гигант восстал из небытия, они сначала страшно перепугались. Тем больший гнев обуял их, когда пришли в себя. Они готовы были на все, лишь бы окончательно изничтожить «врага человечества» (каковым они его официально провозгласили). К ускоренному маршу готовились огромные армии, суммарная численность которых могла перевалить далеко за миллион штыков и сабель.

Надо было готовиться к отражению нашествия, а что император мог ему противопоставить? Многие историки высказывали мнение, что для достижения победы надо было сделать то же, что сделал конвент в годы наивысшего революционного подъема: призвать весь народ к обороне отечества, вновь выдвинуть лозунг «свободы, равенства и братства» - и при этом что-то принципиально значимое пообещать широким народным массам.