* 376 NN 3

В конце концов, молодой герцог решил сбежать в свои владения, переодевшись французом, но в результате сам угодил в узилище, захваченный своими врагами. Старый же господин, восстановив, наконец, свои законные права, завещал все свои владения герцогу Бургундскому - и тот вскоре присоединил к своим и без того огромным владениям еще и Гельдерн.

Карлу это понравилось. Он рассудил, что император человек не из храбрых, дела вассалов его как бы и не касаются, и наметил следующий объект своей экспансии: ни много, ни мало как славный город Кельн. Формальный повод для вмешательства - он поддерживал одного из претендентов на освободившееся место архиепископа Кельнского. А дальше у него на очереди были другие города по Рейну - вплоть до принадлежащей ему Голландии.

Но сначала надо было взять сильную крепость Нейс, что близ Кельна. А в ней стоял большой гарнизон ландграфа Гессенского, тоже выдвигавшего своего кандидата в кельнские архиепископы. Герцог втянулся в долгую осаду.


***

Остается только гадать, о чем он при этом думал или что на него нашло. Ведь складывалась блестящая расстановка сил для проведения куда более многообещающей операции. Дело в том, что ему уже удалось договориться с Эдуардом Английским о совместных действиях против Франции. В Англии произошла временная стабилизация, и тамошнему королю было просто необходимо объединить все силы нации, направив их против исторического внешнего врага. К тому же ждала огромная пожива - и французскими провинциями, и золотом.

Весной 1475 г. в Кале (единственное английское владение на континенте) переправилась армия, равная которой еще никогда не пересекала Ла-Манш. Королю Людовику было направлено послание давно знакомого содержания: передать свое королевство его законному владельцу - на этот раз Эдуарду IV.

К антифранцузскому союзу готов был присоединиться бретонский герцог, оставалось только дождаться подхода хваленых бургундских войск. И что же? Карл будто окаменел под Нейсом. А между тем в противостояние с ним втягивались и другие немецкие князья. Герцог Лотарингский напал на Люксембург, швейцарцы в союзе с верхнерейнскими немецкими городами (такими, как Базель и Страсбург - теперь они отнюдь не немецкие) тоже вторглись в смежные с ними бургундские области и разорили их. * зН 377?

Излишне говорить, что король Людовик не дремал. Он сразу же вступил в переговоры с императором, всячески настраивая его на борьбу с бургундцами. Однако тот чувствовал, что эти уговоры не без подвоха: скорее всего, француз хочет стравить империю с Бургундией, оставаясь по возможности в стороне. Поэтому, когда Людовик предложил, чтобы оба государя не шли с Карлом Смелым ни на мир, ни на перемирие, а побыстрей бы разгромили его и забрали себе свои законные земли, находящиеся в ленном владении у бур-гундца - император не спешил действовать. В ответном послании Людовику он не без иронии напомнил о басне про дележ шкуры неубитого медведя, а также о том, что давно бы пора выслать 20 тысяч обещанных французских кавалеристов. Людовик же лишь начал незначительные военные действия в бургундской Пикардии - для того, чтобы склонить Карла хотя бы к перемирию.

Между тем время шло, и шло оно явно не на пользу врагам Франции. Англичане были в недоумении, почему так ведет себя их союзник. А Людовик стал подкатывать и к ним: обещал компенсировать все расходы на военную экспедицию и прибавить еще немало на обратную дорогу - лишь бы они побыстрее убрались к себе за пролив.

Наконец, Карл Смелый снял осаду с Нейса (когда тот был уже накануне сдачи). Но теперь его блестящая полгода назад армия находилась в плачевном состоянии. Она понесла большие потери, была голодна, измождена и оборвана. Поэтому герцог направил ее на дерзнувшую напасть на него Лотарингию - чтобы она отдохнула в ее пределах, привела себя в порядок и пограбила. Сам же с небольшой свитой отправился в Кале к английскому королю - кормить его обещаниями.

Но англичане быстро разобрались, что к чему: в настоящий момент у герцога Бургундского боеспособной армии нет, а приближается осень. И вскоре между королями Англии и Франции был заключен мир. Условия были не обременительны для Людовика (а обременительные он всегда умел обойти): денежное содержание для английской армии вплоть до отплытия ее на родину (а задерживаться никакого резона не было) и женитьба сына Людовика Карла на дочери Эдуарда Елизавете (мальчику было пять лет, а девочке девять). На прокорм новобрачной полагались доходы с области Гиень или их твердый эквивалент.

Договор подписывали в Амьене. Перед этим прибывшему туда английскому отряду французы выкатили триста бочек доброго вина - воины здорово перепились, но серьезных инцидентов не было. Потом встретились государи - в беседке посреди плавучего моста, специально ради такого дела наведенного через Сомму.


Грамоты были подписаны, после чего состоялась небольшая беседа. Эдуард пожелал, чтобы Карлу Бургундскому было послано второе предложение перемирия (одно он уже горделиво отверг), а бретонского герцога, показавшего себя надежным союзником английского короля, не трогали бы.

Людовик со всем согласился, можно было разъезжаться по своим столицам. Перед этим, правда, придворные английского монарха намекнули его французскому собрату, что их государь не отказался бы от предложения посетить Париж. Но тот под благовидным предлогом отклонил такую честь, а в кругу близких людей объяснился по этому поводу: «Он необычайно красив, этот король, и безмерно любит женщин. А в Париже он может найти какую-нибудь красотку, которая столь прельстит его прекрасными речами, что ему, пожалуй, захочется вернуться».

Англичане, получив свои деньги, сразу же двинулись к Кале, причем ускоренными переходами - из страха перед ненавистью местных жителей. И действительно, если кто-то из них сбивался с дороги, его потом находили обретшим вечное упокоение где-нибудь в кустах.

Свадьбу играть так и не пришлось: маленький Карл стал Карлом VIII Французским, а маленькая Елизавета - английской королевой, женой Генриха VII. Отцы же детей скончались в один год - 1483-й. Но Людовик прожил 60 лет - по тому времени немало, а Эдуард почил на 41-м от пьянства, обжорства и разврата.


***

Вскоре было подписано соглашение о перемирии с Бургундией сроком на девять лет. Начинался последний акт трагедии Карла Смелого и его великолепной державы.

Завоевав Лотарингию, Карл соединил воедино все свои владения - от Голландии до Лиона. Но, как мы уже говорили, на юг от Лиона ему грезились Прованс и Средиземное море.

Однако сначала он хотел отомстить швейцарцам, которые тоже во время эпопеи под Нейсом прогулялись по его владениям в поисках поживы и бранной потехи. Но, справедливости ради, совершили они это не беспричинно: вассал герцога сеньор де Роммон отобрал у одного швейцарского крестьянина, проезжавшего по его земле, две телеги с овчинами.

Напрасно швейцарцы присылали к Карлу послов с повинной, обещая вернуть все награбленное, а в случае необходимости помочь за умеренную плату вооруженной силой. Напрасно отговаривали свои же сведущие приближенные: земли старой германской лиги, именуемые Швейцарией - беднейшая страна, захваченная в этих горах добыча не будет стоить даже шпор и уздечек его кавалеристов. Все уговоры, все доводы были пустым сотрясанием воздуха - Карлу Смелому хотелось воевать.

В дружественной Карлу Савойе, у которой швейцарцы захватили часть земель, он сначала без особого труда отбил у них несколько небольших городков. Потом подступил к Грансону. Это был город посолиднее, там укрепилось 700 или 800 отборных швейцарских воинов, и настроены они были решительно: за Грансоном лежала их родная скалистая Швейцария.

У окружившей город армии была превосходная артиллерия, в лагере, в шатрах знати находились несметные богатства - в этом походе бургундцы хотели чувствовать себя, как дома. Осажденных несколько дней нещадно обстреливали из пушек, и они, наконец, сдались. Карл приказал всех перебить.

Тем временем на помощь Грансону спешила подмога из Швейцарии и из верхнерейнских земель. На подходе они узнали о происшедшем. Столкновение произошло, когда часть бургундцев уже втягивалась в горы, а остальные оставались еще в долине. Шедшие в авангарде герцогской армии лучники сразу же были опрокинуты, смешали ряды следовавших за ними - и началась всеобщая паника и бегство. Бежал и герцог.

Потери были не очень велики, где-то около полутора тысяч человек, но брошено было все - и пушки, и роскошные шатры со всем их содержимым. Простодушные победители понятия еще не имели, что почем. Они принимали серебряную посуду за оловянную, продавали за бесценок драгоценные перстни. Шелковый, искусно вышитый шатер герцога, один из лучших в мире - разрезали на куски как добротную ткань.

Однако, с тех пор швейцарцы уяснили цену и вещей, и денег - и посейчас знают ее, как никто. Окружающие же государи оценили, что это за солдаты - и горные пастухи и лесорубы стали самыми высокооплачиваемыми наемниками в Европе (с ними конкурировали только чехи, блестяще зарекомендовавшие себя во время Гуситских войн). Впрочем, этим делом они давно уже не балуются - разве что гвардейцы папы римского щеголяют перед видеокамерами в нарядах, исполненных по эскизам Микеланджело.

А тогда впереди было еще много битв. После такого бесславного поражения от Карла отвернулись все властители, еще недавно искавшие его дружбы, и он опять рвался в бой. Хотя уже в те времена опытные полководцы твердо знали, что с битыми солдатами в том же сезоне без крайней надобности в дело лучше не соваться.

Герцог усилил свою армию, кем только мог, в том числе англичанами и шотландцами, и она выглядела довольно грозно. Но и швейцарцы, и рейнские города собрали большую силу. 22 июня 1476 г. состоялось сражение при Муртене, близ Базеля - и на этот раз бур-гундцы малой кровью не отделались. Разгром был полный, погибло 8 тысяч воинов, «получающих жалованье», и 10 тысяч из феодального ополчения.


***

Карл, человек по натуре страстный и не привыкший к таким ударам судьбы, перенес поражения тяжело. Отпустил бороду. Прежде он совсем не пил вина, всем напиткам предпочитал отвары из трав и розовое варенье - он и без добавочных градусов всегда пребывал в повышенном тонусе. Теперь же крепкое вино его заставляли пить врачи. Еще они пользовали своего пациента банками, поставленными на грудь: «чтобы кровь приливала к сердцу». Но герцог был угрюм, острота его мышления притупилась. Близкие люди боялись подступиться к нему с разумным советом - как бы повелитель не впал в гнев.

Однако покой - это был не его способ существования. Да ему его и не давали. Герцог Лотарингский вернул несколько небольших своих городов и осадил Нанси.

Набирается новая армия (бургундская казна была неиссякаема): английские наемники, отряды итальянских кондотьеров - отборные вояки того времени.

Тем временем в Нанси был убит ядром англичанин Кольпен, руководивший обороной, а без него город сразу же сдался. Тогда Карл сам поспешил к Нанси и осадил его в свою очередь - хотя куда разумнее было обождать и собраться с силами. Но он, по-видимому, исходил из того, что лотарингский герцог слаб и против бургунд-цев ему никак не устоять. Однако тот разумно прибег к услугам новых фаворитов полей сражений - швейцарцев. Усиленное ими войско поспешило на выручку Нанси, и как раз вовремя - осажденные были на грани сдачи.

Осада тянулась уже довольно долго, в бургундском строю оставалось не более 4 тысяч человек - потери были вызваны не столько оружием неприятеля, сколько болезнями. Надо было отойти. Но Карл, «произнеся безумную речь, решил ждать и принять сражение, располагая небольшим числом перепуганных людей» (де Коммин).


Лотарингцы и швейцарцы пошли в наступление. С ними было немало французских рыцарей, которым Людовик дозволил временно перейти на лотарингскую службу. Правда, не все они пошли в открытый бой - часть предпочла укрыться в засадах, чтобы потом со свежими силами грабить и захватывать побежденных.

Ждать им пришлось недолго. Армия Карла Смелого была сразу разбита, а ее предводитель пал в бою. Сначала он был сбит с коня, на него тут же налетела толпа вражеских воинов. Они даже не понимали, кто перед ними: просто добили богатого всадника и принялись сдирать с него доспехи и одеяние, так что возникла небольшая свалка. «И произошло это сражение в пятый день января 1477 года в канун Богоявления» (де Коммин).


***

Теперь медведь был мертв, и пришла пора делить шкуру. Карл Смелый так и не заимел сына, и его наследницей стала двадцатилетняя дочь Мария, постоянно пребывавшая в Генте. Но что могла поделать неопытная юная герцогиня против могучих жадных рук, тянувшихся со всех сторон?

Людовик XI, до этого с интересом наблюдавший за разворотом событий с благоразумного расстояния, первым посочувствовал участи бедной девушки. Чтобы обеспечить сохранность ее достояния, он стал вводить войска в бургундские владения. Заняты были Пикардия, Франш-Конте - и исконное Бургундское графство (то, которое в узком смысле - нынешняя французская Бургундия). В этих провинциях знать быстро согласилась с переменой власти. Но когда он приступил к захвату Фландрии, то встретил ожесточенное сопротивление: фламандцы, как бы ни складывались их отношения с покойным герцогом, никак не хотели возвращаться под французское ухватистое господство. С боем приходилось брать любой замок, любой укрепленный бург. Под стенами Бушеня король сам едва не нашел свою смерть.

Людовику советовали не решать все вопросы силой, а пойти путем самым мирным и надежным: женить на Марии Бургундской своего сына дофина Карла. Если же такой брак почему-либо покажется неудобным (Карлу десять, Марии двадцать) - можно подобрать заслуживающего доверия жениха постарше.

Но пока прорабатывали этот вариант, девица сама распорядилась своей судьбой - стала супругой австрийского эрцгерцога Максимилиана, наследника имперского престола. Ее свекор император


Фридрих III сразу поставил Людовику на вид, что ввод войск во Франш-Конте - решение довольно смелое, это территория, подведомственная по праву сюзеренитета империи, а сейчас она принадлежит его снохе Марии.

Началась война с империей. К тому же во Франш-Конте вспыхнуло восстание: тамошний большой сеньор принц Орлеанский, прежде бывший опорой Людовика, оказался обиженным. Людовик обещал сделать его наместником всех перешедших к нему земель герцогства, да так и не сделал.

С его выступлением королю удалось справиться, хоть и не без труда. В 1479 г. была взята тогдашняя столица графства Доль - в ход опять пошли швейцарские наемники, приохотившиеся к золоту. Город был разграблен и сожжен. После этого в графстве не осталось силы, способной противостоять королю.

Но на севере, в Артуа, где армия Людовика встретилась с имперскими войсками, дела пошли хуже. В том же 1479 г. в битве при Гинегате французы потерпели серьезное поражение от эрцгерцога Максимилиана. Впрочем, это было худо, которое не совсем без добра: король, как всегда, сделал для себя полезные выводы. Если его конница показала себя в бою неплохо, одолев немецкую, то рекрутированные «вольные стрелки» явно уступали вражеской наемной пехоте - ландскнехтам. После этой неудачи Людовик приступил к формированию своих полков из наемников, их численность вскоре составила 30 тысяч человек.

В декабре 1482 г. случилось несчастье с Марией Бургундской. Она была заядлой охотницей (понятно, кто привил ей эту страсть), и однажды горячий конь сбросил ее на полном скаку. Ударившись о ствол дерева, молодая женщина через три недели скончалась. Было ей всего 26 лет, ее оплакивали и люди близкие, и подданные - законной госпожой Бургундии была она, а не ее муж.

Этим последним обстоятельством объясняется то, что на начавшихся вскоре мирных переговорах эрцгерцог уже без прежней уверенности настаивал на своих правах на все бургундские земли. Проблему решили следующим компромиссным образом: дочка Максимилиана и покойной Марии - трехлетняя Маргарита была обручена с французским дофином Карлом и отправлена воспитываться в Париж, а Франш-Конте и Артуа были объявлены ее приданым. Этим актом закреплялся раздел славного Бургундского герцогства: значительная часть досталась Франции, за империей остались Нидерланды (в историческом их понимании, по современным меркам это Бенилюкс: Бельгия, Нидерланды, - которые еще и Голландия - и Люксембург).


Но малышка Маргарита, когда повзрослела, стала не французской королевой, а правительницей этих больших Нидерландов. И кое-что пришлось не раз де-лить-переделивать - об этом речь еще будет.


***

За годы своего правления Людовику удалось полностью подчинить уцелевших сеньоров (полностью, но не окончательно: если в дальнейшем кто-либо из французских королей давал слабину, удельные господа сразу - когда на словах, когда на деле - ставили в известность, что у них хорошая память о временах не столь отдаленных).

В 1471 г. в тюрьму угодил герцог Алансонский - с конфискацией имущества. На следующий год король забрал в свой домен Гиень как наследство своего брата. Другим наследством стало герцогство Анжуйское (а заодно с ним - право на Неаполитанское королевство). Граф Арманьяк сам выкопал себе могилу: поднял мятеж, заперся в Лектуре и хотя и сдался в конце концов - погиб вместе со многими другими защитниками при погроме. Его родственник герцог Немурский был сначала заперт в Бастилию, а потом казнен за интриги против короля. Прибрав к рукам все опальные и выморочные владения, Людовик получил полный контроль почти над всей южной Францией.

Сеньоры бывали рады, когда их государь уходил на войну - ему хотя бы отчасти становилось не до них. А то ведь многим пришлось провести долгие годы в оборудованных в подвалах специальных клетках, в которых нельзя даже было выпрямиться в полный рост (этим смирялась гордыня). Туда попадали уличенные или только заподозренные в крамольных намерениях. Изобретший эти обезьянники епископ Верденский одним из первых туда и угодил, и просидел 14 лет. Сам король ввел в обиход очень неудобные ножные кандалы.


Менее мрачной мерой, способствовавшей централизации страны, была организация общегосударственной почтовой службы: ордонанс об ее учреждении был издан 19 июня 1464 г.


***

О конце жизни Людовика XI рассказывали всякое нехорошее. Он наглухо уединился в королевском замке Плесси-ле-Тур, где несли бдительный дозор преданные ему шотландцы (первым браком король был женат на дочери шотландского короля Иакова I). Развлекался иногда тем, что читал долгие нравоучения согбенным узникам. К нему почти никого не допускали, даже дофин не видел отца годами.

Что тут скажешь? С одной стороны, чего только не наговорят, особенно про мертвого правителя. С другой - чего только с человеком не бывает на старости лет, особенно после такой перенапряженной жизни. Владык ведь и пожалеть надо: редко кто им слово поперек скажет, все больше бобиками выплясывают. Мудрено ли, что в конце концов общее восприятие мира у коронованных особ становится неадекватным?









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх