Корниловский бастион

Оборонительная башня Малахова кургана — одно из немногочисленных военных сооружений середины прошлого века, сохранившихся в городе до наших дней. Интересна ее история. В начале Крымской войны было решено построить на Малаховом кургане так называемый донжон — каменную многоэтажную башню с бойницами, зубчатыми стенами и потайным выходом в поле. Однако к строительству севастопольская инженерная команда под руководством Ф. А. Старченко приступила лишь в начале 1854 г. Средства на сооружение — 12.500 рублей — собрали жители города и моряки Черноморского флота. Башню полуовальной формы (радиус — 7 м) построили из инкерманского камня. Ее высота достигла 8,5 м, толщина стен нижнего яруса — 152 см, верхнего — 88 см. Два закрытых яруса башни имели 52 бойницы для ружейного обстрела местности. В башне предусматривались: часовня, пороховой погреб, помещение для снарядов и провизии. На верхней площадке установили пять крепостных 18-фунтовых пушек. 10 июня 1854 г. исполняющий должность военного губернатора Севастополя вице-адмирал М. Н. Станюкович сообщил князю А. С. Меншикову, что строительство башни закончено. Первым комендантом башни назначили командира 19-го рабочего экипажа подполковника И. Арцыбашева.

В плане башня решена в виде подковы: оба яруса донжона венчаются горизонтальным фризом, образованным средствами пластики вертикальной плоскости. На двух ярусах башни под отверстиями фриза расположены бойницы. Высота бойниц, расстояние между ними, их положение по отношению к элементам фриза взаимосвязаны между собой по замыслу автора. В архитектуре верхнего яруса использован квадрат — символ устойчивости. Остальные элементы пластики взаимосвязаны на основе пропорций золотого сечения. Архитектурные элементы внешнего фасада перенесены на внутренний.

5 октября 1854 г. союзники подвергли Севастополь первой бомбардировке. В тот день английские ядра разрушили верхний ярус башни. Нижний же до конца обороны служил убежищем для солдат, в нем находился штаб контр-адмирала В. И. Истомина, командующего 4-й дистанцией, куда входил Малахов курган. Здесь же были и пороховой погреб, походная церковь и перевязочный пункт.

К 50-летию обороны города по проекту архитектора А. М. Вейзена внутри здания произведены реставрационные работы, восстановлена бывшая там часовня. Позднее реставрировали и фасад первого яруса башни, не восстанавливая верхний.

Во время Великой Отечественной войны башня вновь сильно пострадала. К 100-летию обороны Севастополя 1854—1855 гг. по проекту архитектора Ю. Н. Бельковича ее реставрировали. На башне установлены памятные доски из белого мрамора с перечислениями частей, сражавшихся на кургане (автор проекта архитектор А. Л. Шеффер). В 1956 г. в оборонительной башне открылся филиал Музея Краснознаменного Черноморского флота, а с 1963 г. в ней расположена экспозиция Музея героической обороны и освобождения Севастополя, рассказывающая о событиях, происходивших на Малаховом кургане в годы Крымской и Великой Отечественной войн.

По-разному именовалась башня. В период Крымской войны ее называли Малаховой, противник — «белой» и «круглой», позже она носила имена руководителей обороны Корнилова и Нахимова.

В день 40-летия Советских Вооруженных Сил, 23 февраля 1958 г., на оборонительной башне Малахова кургана вспыхнул факел Вечного огня. Его зажег Герой Советского Союза, бывший командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский, возглавлявший в годы Великой Отечественной войны Севастопольский оборонительный район. От Вечного огня на Малаховом кургане, горящего в память героев двух оборон Севастополя, зажжен Вечный огонь на мемориалах Сапун-горы, Ялты, Керчи и Новороссийска, Одессы. В 1984 г. Вечный огонь погасили и факел зажигали только в дни праздников и торжественных дат, в 1989 г. — демонтировали.

В 1958 г. по обе стороны башни, где в период первой обороны стояли батареи, установили орудия того времени. Слева от башни находилась противоштурмовая батарея, которой вначале командовал капитан-лейтенант 32-го флотского экипажа И. Н. Кондогури. Представляя командира батареи к ордену за отличные действия в первую бомбардировку города, контр-адмирал Истомин писал: «Командуя 5-пушечною батареею, действовал так хорошо своей артиллерией, что сбивал в продолжение трех дней к вечеру все пушки, исключая одной, 5-пушечной неприятельской батареи, действовавшей по левому флангу нашей позиции, заставив, наконец, неприятеля вовсе закрыть свою батарею…»[33].

С самого начала осады левым фасом Малахова кургана, в том числе противоштурмовой батареей, командовал лейтенант 45-го флотского экипажа Петр Петрович Шмидт — отец легендарного «красного лейтенанта» П. П. Шмидта.

Застыли в едином строю старинные орудия. На месте противоштурмовой батареи, первая слева, — 36-фунтовая корабельная пушка образца 1803 г. Ее отлили в 1808 г. Весит ствол орудия (без станка) около 2950 кг. А рядом однопудовый крепостной единорог образца 1838 г. Вес ствола также около трех тонн. Орудия «единорог» приняли на вооружение в России в 1758 г. Название им дало изображение мифического зверя, которое выбивалось на стволах орудий. Оно взято с герба графа П. И. Шувалова, в то время начальника оружейной канцелярии. Изобрели орудие талантливые русские мастера артиллерийских дел М. В. Данилов и С. А. Мартынов.

Орудия нашли на территории Морского завода. А одно из них обнаружили на кургане правее оборонительной башни, на месте бывшей батареи № 17 Сергея Сергеевича Сенявина. Это 36-фунтовая пушка, ее вес 2754 кг. Вас удивляет такая точность? Вглядитесь в срезы цапф (выступов в средней части ствола, на которых он установлен на металлическом станке). На этих срезах артиллерийские мастера выбили номер орудия — 30 328, цифры и буквы, которые рассказали, что пушку отлили в 1848 г. на Александровском заводе, весит она 168,5 пуда. Выбили в металле и фамилию начальника завода — Бутенева. На стволе чугунная доска с надписью: «Пушка найдена в 1955 г. на Малаховом кургане при производстве земляных работ».

Из пушек стреляли ядрами, картечью, книпелями и ядрами с цепью. Из единорогов вели огонь всеми видами снарядов, в том числе и разрывными бомбами и гранатами. Опытные артиллеристы производили выстрел из таких орудий за одну-две минуты.

Ко дню первой бомбардировки Севастополя на Малаховом кургане насчитывалось 34 орудия. Артиллерией командовал капитан 2 ранга М. А. Перелешин. Именно артиллеристы сыграли основную роль в отражении этой бомбардировки, ставшей первым испытанием защитников города.

В половине седьмого утра 5 октября 1854 г. 122 орудия союзников обрушили на курган смертоносный огонь. Очевидец этих событий Г. Славони свидетельствует в письме из Севастополя: «…Застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море: вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов, и с сухопутных батарей, а в тоже время и с наших батарей разразился адский огонь: неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами: бомбы, каленые ядра, картечи, бранскугели и конгревовы ракеты сыпались градом;…все это сливалось в страшный и дикий гул, нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся»[34].

Огонь англичан вывел из строя несколько орудий, разбил парапет башни. Но защитники действовали смело и энергично, под штуцерным и артиллерийским огнем противника исправляли повреждения, доставляли снаряды. Отличился в тот день двенадцатилетний Максим Рыбальченко, сын матроса 37-го флотского экипажа, носивший ядра на бастион.

Были минуты, когда орудия из-за дыма и туч пыли приходилось наводить только по сверкающим огонькам неприятельских выстрелов. Стволы орудий так раскалились, что, боясь разрыва их, офицеры не раз приказывали стрелять реже, но моряки, поливая стволы орудий водой, посылали снаряд за снарядом по противнику. Девять тысяч снарядов выпустили союзники в этот день по Севастополю, на что русские артиллеристы ответили двадцатью тысячами.

Около 11 часов дня на курган прибыл В. А. Корнилов. Посетив в это утро третий, четвертый и пятый бастионы, он решил побывать на главном укреплении Корабельной стороны. Криками «ура!» встретили адмирала моряки 44-го флотского экипажа. Он заметил: «Будем кричать „ура!“ тогда, когда собьем английские батареи».

Сопровождавший В. А. Корнилова флаг-офицер И. Ф. Лихачев позже напишет: «Покойно и строго было выражение его лица, легкая улыбка едва заметно играла на устах; глаза, эти удивительные, умные и проницательные глаза, светились ярче обыкновенного; щеки пылали. Высоко держал он голову; сухощавый и несколько согнутый стан его выпрямился: он весь как будто сделался выше ростом…»[35].

Осмотрев нижний ярус башни, В. А. Корнилов посоветовал устроить в нем перевязочный пункт, затем хотел подняться на полуразрушенный верхний ярус самый опасный участок кургана, но В. И. Истомин и сопровождающие В. А. Корнилова офицеры удержали его. В половине двенадцатого Корнилов решил осмотреть резервы в Ушаковой балке. Не успел он дойти несколько шагов до бруствера батареи № 28 (Станиславского), где стояла его лошадь, как ядро раздробило ему левую ногу.

Смертельно раненного адмирала подхватил капитан-лейтенант А. П. Жандр и вместе с другими офицерами положил его за бруствером между орудиями. «Отстаивайте же Севастополь!» — произнес Корнилов и потерял сознание. Врач В. И. Павловский оказал ему медицинскую помощь. Но усилия медиков были тщетны: в тот же день в половине четвертого в морском госпитале на Корабельной стороне вице-адмирал Корнилов скончался. Одни из последних его слов были: «Скажите всем, как приятно умирать, когда совесть спокойна». Затем, повременив: «Благослови, господи, Россию и государя, спаси Севастополь и флот». Капитан-лейтенант А. А. Попов (впоследствии известный адмирал, конструктор броненосцев) с юнкерами и двумя матросами на руках донесли носилки с прахом адмирала до церкви Святого Архистратига Михаила, где его отпевали. 6 октября 1854 г. В. Н. Корнилова похоронили в склепе строившегося Владимирского собора.

По приказанию П. С. Нахимова на месте смертельного ранения Корнилова севастопольский юнга Дмитрий Бобырь со своими товарищами-юнгами выложили крест из вражеских бомб и ядер. Этот крест стал первым памятником прославленному адмиралу. В октябре 1854 г. по указу императора бастион Малахова кургана стали именовать Корниловским. Скульптору И. П. Витали был заказан памятник В. А. Корнилову. Но из-за болезни Витали не осуществил свой замысел. Проект памятника разработали генерал-лейтенант от кавалерии художник А. А. Бильдерлинг (1846—1912) и скульптор, участник обороны Севастополя, академик И. Н. Шредер (1835—1908). В 1893 г. началось сооружение памятника. Бронзовые части отлили на заводе Берда в Петербурге, цокольную часть выполнили из крымского диорита. На пробитом ядрами постаменте была изображена часть укреплений Малахова кургана. Венчала памятник фигура смертельно раненного адмирала. Опершись на левую руку, он правой указывал на город, на севастопольские укрепления. На постаменте начертаны бессмертные слова адмирала. Здесь же перечислены суда, которыми командовал В. А. Корнилов, и морские сражения, в которых он принимал участие. Ниже — фигура матроса П. Кошки, заряжающего орудие.

В годы Великой Отечественной войны фашисты разрушили этот монумент: бронзовую часть вывезли, цоколь взорвали. В конце 70-х годов начались работы по восстановлению памятника организатору и вдохновителю первой обороны города. Авторы проекта восстановления — народный художник Украины, лауреат Государственной премии СССР профессор М. К. Вронский и заслуженный художник-архитектор Украины В. Г. Гнездилов воссоздали памятник, стараясь максимально точно воспроизвести оригинал. За основу взяли первоначальный вариант памятника, модель которого хранится в Санкт-Петербурге в Центральном военно-морском музее. Общая высота памятника — 9,1 м, скульптура адмирала 3 м.

7 сентября 1983 г., накануне вручения городу-герою Севастополю ордена Октябрьской Революции, памятник Корнилову был открыт.

Первая бомбардировка города не принесла успеха осаждающим. Союзное командование не решилось идти на штурм русских укреплений. Защитники города продолжили работы по усилению и совершенствованию обороны, состоявшей из трех линий инженерных сооружений. На главной располагались бастионы, люнеты, редуты и основные батареи, вторая служила для размещения резервов и укрытия войск, на третьей — внутренней — также построили ряд батарей. На Малаховом кургане все укрепления строились под руководством энергичного инженер-полковника В. П. Ползикова.

Наступившая ранняя зима была на редкость суровая для Крыма — с морозами, снегами и резкими северо-восточными ветрами. Переждав ее, союзники весной 1855 г. дважды подвергали севастопольские укрепления ожесточенным бомбардировкам. Самый мощный артиллерийский огонь противник обрушил на Малахов курган и передовые укрепления Корабельной стороны. Захватив 26 мая Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет, союзное командование стало готовиться к решающему штурму Севастополя.

На рассвете 5 июня 1855 г. началась четвертая бомбардировка города. Противник обрушил на защитников огонь 614 осадных орудий, 279 из них вели беспрерывный обстрел Малахова кургана, второго и третьего бастионов. Русские несли огромные потери, были разрушены многие укрепления.

5 июня защитники потеряли начальника четвертой дистанции капитана 1 ранга Н. Ф. Юрковского, смертельно раненного около оборонительной башни. Это был достойный преемник контр-адмирала Истомина. Участник обороны П. А. Алабин вспоминает о Юрковском: «…с каким дивным самоотвержением, несмотря на свои преклонные лета, девять почти месяцев не сходил он с Малахова кургана… Кто знал Юрковского, тот не мог не удивляться его простой, но возвышенной природе, кто видел его в сражении, тот уважал его непоколебимую твердость, его редкую отвагу и распорядительность»[36]. Четвертой дистанцией стал командовать капитан 1 ранга, командир 44-го флотского экипажа Ф. С. Керн — родственник Анны Керн, которой А. С. Пушкин посвятил свои бессмертные строки.

К 50-летию первой обороны в башне, справа от входа, открыли мемориальную доску с надписью: «Здесь стояла кровать капитана 1 ранга Н. Ф. Юрковского».

На рассвете в понедельник 6 июня 1855 г. противник начал общий штурм укреплений города, приурочив его к 40-летию битвы при Ватерлоо. Сосредоточив под Севастополем 173 тысячи войск, союзники выделили из них 34 тысячи для захвата русских укреплений. В дивизиях французских генералов Брюнэ и д'Отмара, направленных против Малахова кургана, насчитывалось 11 тысяч солдат и офицеров. Около трех часов утра, на час раньше намеченного срока, французский генерал Мейран, приняв разрыв бомбы за сигнал к атаке, атаковал со своей дивизией первый и второй бастионы Корабельной стороны. Встреченные сильным картечным и ружейным огнем, потеряв своего генерала, французы бросились на куртину, соединявшую второй бастион с Малаховым курганом, но были остановлены в ста метрах от рва Корниловского бастиона.

Тогда бригада генерала Ниэля стала наступать на батарею № 6, которой командовал лейтенант П. Л. Жерве. Батарея, прикрывавшая правый фас Малахова кургана, имела большое значение. Ее защищал батальон Полтавского полка под командованием капитана Борна. Силы были неравны. После отчаянной схватки русские стали отходить. Преследуя полтавцев, французы достигли домиков на правом скате Малахова кургана.

В это время на место боя прибыл начальник войск Корабельной стороны генерал-лейтенант от артиллерии С. А. Хрулев — боевой, храбрый военачальник. Он увлек за собой в рукопашную схватку пятую мушкетерскую роту Севского полка со словами: «Благодетели мои, в штыки за мною! Дивизия идет на помощь!» Солдаты бросились в штыки. Подоспели шесть рот Якутского полка, и французов выбили с батареи. Нелегко досталась победа — из 138 севцев вернулись с поля боя 33. Погиб и командир отважных мушкетеров штабс-капитан Ю. С. Островский. Он похоронен на Братском кладбище на Северной стороне, вблизи от могилы генерала С. А. Хрулева.

К семи часам утра защитники отбили все атаки противника на оборонительной линии Корабельной стороны. Бастионы центра города враг штурмовать не решился.

Выпустив за два дня по Севастополю 62 тысячи снарядов, потеряв около 6700 человек личного состава, союзники прекратили штурм. Потери русских составили 5500 человек.

Оценивая этот штурм, в статье «Неудача 18 июня. — Подкрепления» Карл Маркс подчеркивал: «18 июня (6 июня — В. Ш.) 1855 г. под Севастополем предполагалось разыграть сражение при Ватерлоо в исправленном издании и с другим исходом. Вместо этого происходит первое серьезное поражение французско-английской армии»[37].

Стойкость и мужество защитников Севастополя потрясли Европу и заставили задуматься союзников. Участник осады французский генерал Вимпфен в своем дневнике напишет: «Их энергичная и умная оборона заставляет нас уважать нацию, против которой у нас никогда не было серьезных обид… Мы все теперь уважаем солдат, которые сражаются храбро и лояльно. Мы выступаем против этого врага только по приказу, без большого энтузиазма и потому, что желаем покончить с бедствиями осады»[38].

Но борьба продолжалась. За воинственную политику правительств воюющих держав расплачивались своими жизнями их солдаты и офицеры.

В конце июня в Севастополь прибыл архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий (1800–1857) — в миру Иван Алексеевич Борисов. Его называли «великим гражданином земли русской». Блестящий оратор, известный богослов, архиепископ Иннокентий выступил в городе со страстными патриотическими проповедями, в одной из них он сказал: «Не поучения говорить вам мы прибыли сюда, нет мы явились учиться у вас, славные защитники града… Впредь, поучая паству свою, мне не надобно далеко искать примеров добродетели; я скажу им: иди в град сей и поучись у первого встречного из братий твоих защитников веры и мест, откуда впервые разлилось православие на родину нашу: пади ниц, место сие свято есть»[39].

28 июня севастопольцы понесли тяжелую утрату: на Малаховом кургане получил смертельное ранение адмирал П. С. Нахимов.

П. С. Нахимов родился 23 июня 1802 г. в поместье Городок Вяземского уезда Смоленской губернии (сейчас село Нахимовское Вяземского района Смоленской области) в семье офицера. В тринадцатилетнем возрасте его определили в Морской кадетский корпус. Позже он совершил трехгодичное кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» под командованием М. П. Лазарева.

Боевое крещение лейтенант Нахимов принял 8 октября 1827 г. в Наваринском сражении, в котором командовал батареей на крейсере «Азов».

С 1834 г. до последнего дня жизни он служил на Черноморском флоте.

Среди защитников города П. С. Нахимов пользовался особым уважением и любовью. Выполняя обязанности помощника начальника Севастопольского гарнизона, Нахимов, после гибели Корнилова, принял на себя основную тяжесть руководства обороной города. В феврале 1855 г. он был назначен командиром Севастопольского порта и временным военным губернатором города.

Пламенный патриот, горячо любящий свою Родину и русский народ, Нахимов не боялся вставать на защиту «нижних чинов», отрицательно относился к крепостническим порядкам на флоте. «Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми, — говорил он. — Матрос есть главный двигатель на военном корабле… Вот кого нам нужно возвышать, учить, возбуждать в них смелость, геройство, ежели мы не себялюбцы, а действительные слуги отечества…»[40].

12 апреля 1855 г. в приказе в связи с производством его в адмиралы, П. С. Нахимов писал: «Геройская заслуга Севастополя, в которой семья моряков принимает такое славное участие, была поводом к беспримерной милости монарха ко мне, как к старшему в ней. Высочайшим приказом от 27-го числа минувшего марта я произведен в адмиралы. Завидная участь иметь под своим начальством подчиненных, украшающих начальника своими доблестями, выпала на меня.

Я надеюсь, что гг. адмиралы, капитаны и офицеры дозволят мне здесь выразить искренность моей признательности сознанием, что, геройски отстаивая драгоценный для государя и России Севастополь, они доставили мне милость незаслуженную.

Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защите родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно; я горжусь вами с детства»[41].

П. С. Нахимов был не только великим флотоводцем и стратегом, но и выдающейся личностью в российской военной истории. По своим взглядам и убеждениям он принадлежал к прогрессивно настроенным кругам общества. Нахимов умел поднять энтузиазм, боевой дух матросов и офицеров, он придавал исключительно важное значение воспитанию «духа народной гордости в своих подчиненных».

Его забота о нижних чинах, простота и доступность привлекла многих. Участник обороны Севастополя Д. М. Афанасьев вспоминал, что Нахимов «… умел говорить с матросом по душе, называя каждого из них при объяснении друг, и был действительным для них другом… Всякий, кто был на севастопольских бастионах, помнит необыкновенный энтузиазм людей при ежедневных появлениях адмирала на батареях: истомленные донельзя матросы, а с ними и солдаты, воскресали при виде своего любимца и с новой силой готовы были творить и творили чудеса»[42]. В тот роковой день на Малаховом кургане у оборонительной башни, перед иконой, присланной императрицей Александрой Федоровной, шла служба в канун дня Святых Апостолов Петра и Павла.

Нахимов взял у сигнальщика зрительную трубу и стал осматривать позиции французов. Они находились на расстоянии 235 м от бастиона. Его черный сюртук с золотыми эполетами резко выделялся на фоне кургана. Несколько неприятельских пуль ударили рядом в бруствер. «Они сегодня довольно метко целят», — заметил адмирал. В этот миг штуцерная пуля попала ему в левый висок. В блиндаже Ф. С. Керна Прасковья Ивановна Графова наложила ему повязку, затем смертельно раненного адмирала доставили в Аполлонову балку, откуда переправили в госпиталь на Северной стороне, на территорию 4-ой батареи. После операции, 30 июня 1855 г. в 11 часов 7 минут утра он скончался. Похоронили Нахимова рядом с М. П. Лазаревым, В. А. Корниловым, В. И. Истоминым в склепе недостроенного Владимирского собора на Центральном холме. По свидетельству участника обороны поручика Я. П. Кобылянского: «неприятель, в виду которого они происходили, воздавая честь усопшему герою, хранил глубокое молчание: на главных позициях ни один выстрел не раздался во время предания тела земле»[43].

К 50-летию обороны 1854—1855 гг. на месте смертельного ранения адмирала открыли мемориальную плиту, утраченную в годы Великой Отечественной войны. В 1957 г. по проекту архитектора А. Л. Шеффера на Корниловском бастионе, левее башни, соорудили небольшой памятник. Среди зелени на невысоком постаменте установлена полированная плита с надписью: «Здесь, на бастионе Малахова кургана, 28 июня 1855 года смертельно ранен адмирал Павел Степанович Нахимов».

В 1898 г. в Севастополе открыли памятник прославленному флотоводцу (авторы — А. А. Бильдерлинг и И. Н. Шредер). В 1928 году в результате негативного отношения отдельных руководителей художественных учреждений к культурному наследию и героическому прошлому (как монумент, воздвигнутый царскому адмиралу) памятник Нахимову был снят[44]. На его месте в 1932 г. соорудили памятник В. И. Ленину

Новый памятник П. С. Нахимову открыт 5 ноября 1959 г. Авторы проекта скульптор, лауреат Ленинской и Государственной премий, народный художник СССР, Герой Социалистического Труда академик Н. В. Томский, лауреат Государственной премии архитектор А. В. Арефьев, архитектор М. З. Чесаков.

13,5-метровый монумент, при лаконичности и строгости пластического решения, четок и выразителен, удачно вписывается в окружающее историко-архитектурное пространство, доминируя над главной площадью Севастополя. Многофигурные рельефы напоминают о героизме, гражданском и жизненном подвиге адмирала, а многочисленные повреждения старого постамента — о сложной и трагической судьбе памятника.

24 августа 1855 г. противник подверг Севастополь шестой, самой мощной бомбардировке. Главный удар обрушился на Корниловский бастион, по которому днем и ночью не прекращался огонь из 110 орудий. Только за сутки союзники выпустили по городу около 40 тысяч снарядов. В Севастополе не было места, куда не попадали бы бомбы и ядра противника. Город горел. Взлетали на воздух пороховые погреба, разрушались укрепления, гибли тысячи защитников.

Из 63 орудий Малахова кургана уцелели только 8, обращенных к неприятелю. Видя, что готовится штурм, начальник инженерных работ на Корабельной стороне В. К. Геннерих приказал подготовить все для взрыва передних укреплений Корниловского бастиона. Но пороха на кургане осталось мало. За сутки до штурма с Северной стороны на двух шаландах повезли 200 пудов пороха. Около Графской пристани в одну из них попала ракета. От сильного взрыва затонула и вторая шаланда.

Наступила суббота 27 августа 1855 г. — 349-й день обороны Севастополя. В восемь часов утра французы произвели вблизи закругленной части кургана три взрыва. Десятки камней и масса земли обрушились на переднюю часть бастиона. От сотрясения часть бруствера у батареи на гласисе осела в ров, образовав удобный проход для французских войск. Ополченцы 49-й Курской дружины под шквальным огнем заложили обвал мешками с землей. В половине двенадцатого бомбардировка стихла. Защитники кургана, воспользовавшись передышкой, укрылись кто где мог от пуль и осколков, сели обедать. Генерал-майор В. X. Буссау вручал отличившимся знаки отличия Военного ордена[45].

Ровно в полдень грянул залп из всех неприятельских орудий, и французы бросились на штурм кургана.

Для захвата Корниловского бастиона они выделили 12 батальонов — 9.600 человек под командованием генерала Мак-Магона (впоследствии маршала и президента Французской республики).

В это время на всем кургане находилось около 2300 человек, из них более 400 — под землей, в «минах». Передний и левый фасы бастиона защищали 880 солдат Прагского и Модлинского полков.

Седьмой линейный полк и первый полк зуавов прорвались на бруствер бастиона. Завязалась рукопашная схватка. Сопротивление русских было отчаянным: у башни зуавы подняли на штыки отказавшегося сдаться в плен генерал-майора Буссау, был смертельно ранен командир Прагского полка полковник К. С. Фрейнд… Бились прикладами, топорами, банниками, кирками, камнями. Остатки храбрецов, штыками проложив себе путь, отошли в тыловую часть бастиона.

А в это время около 40 солдат Модлинского полка и горстка матросов во главе с поручиками А. А. Богдзевичем, М. И. Данильченко, М. П. Юнием и флотскими кондукторами Венецким и Дубининым засели в оборонительной башне и открыли стрельбу. Вначале зуавы пытались взять ее приступом, но встретили ожесточенное сопротивление. Тогда Мак-Магон приказал обложить башню фашинником и зажечь, но, испугавшись взрыва порохового погреба, отменил приказ. Французы сами погасили огонь. Только обстрел гранатами из мортиры прекратил неравную борьбу. Расстреляв все патроны, защитники башни прекратили героическое сопротивление, продолжавшееся несколько часов.

Их подвигу режиссеры А. А. Ханжонков и В. М. Гончаров посвятили в 1911 г. первый в России полнометражный фильм «Оборона Севастополя».

На кургане собралось около 10 тысяч французов. Засев за поперечными траверсами и пользуясь своим численным преимуществом, они получили возможность его оборонять. В тыловой части кургана находился единственный узкий проход, по которому можно было прорваться на бастион. Французы под прикрытием траверсов расстреливали в упор всех, кто осмеливался там появиться.

Тем не менее, защитники семь раз ходили в контратаки, пытаясь отбить Малахов курган. Одну из контратак возглавил генерал-майор Д. С. Юферов. Солдаты Елецкого, Варшавского и Ладожского полков прорвались на бастион. Завязалась отчаянная схватка. Потери были огромны. «У горжи образовался чистый бруствер из мертвых тел», — вспоминает очевидец. Д. С. Юферова и несколько солдат окружили французы. На все предложения сдаться генерал отвечал ударами сабли. Зуавы расстреляли горстку храбрецов. Даже врагов поразило мужество русского генерала. Позже, узнав фамилию Юферова, один из французов заметил: «Непременно надо знать имя этого героя. Такие имена должны сродниться с памятью народа…»[46].

Судьба Малахова кургана, а с ним и Южной стороны города, была решена. Прибывший к бастиону главнокомандующий русской армией М. Д. Горчаков расставил акценты: отдал приказ об оставлении бастионов и переходе гарнизона на Северную сторону Севастополя.

Погибших в последнем бою — и русских и французов — похоронили в братской могиле в тыловой части бастиона, на площадке, названной французами «чертовой».

Вначале на могиле французы установили деревянный крест, а в 1870 г. инженерное ведомство соорудило памятник из белого мрамора с надписью на русском и французском языках: «Их воодушевляла победа и соединила смерть. Такова слава храбрых, таков удел солдата»[47]. Памятник был разрушен в годы Великой Отечественной войны.

Задумав восстановить его, севастопольский архитектор А. Л. Шеффер написал письмо Н. С. Хрущеву: «Зная о Вашем предстоящем визите во Францию, я подумал о том, что Вам будет, очевидно, небезынтересно узнать, что на Севастопольском Малаховом кургане все годы до последнего времени находились остатки памятника на братской могиле русских и французских солдат, павших на Малаховом кургане при защите и нападении 27 августа 1855 года.

… русский и французский народы должны сделать все; чтобы никогда снова не стать врагами и жить только в мире и дружбе»[48]. Сообщив, что братская могила находится в 20 метрах от деревьев, посаженных на Малаховом кургане Н. С. Хрущевым, Морисом Торезом и Жаннетой Вермерш-Торез, А. Л. Шеффер высказал надежду на восстановление памятника. Письмо помогло, городские чиновники получили указание: утраченный монумент установить.

В 1960 г. надгробие было изготовлено артелью «Химик» и установлено. Правда, надпись изменили: «Памяти русских воинов, павших смертью храбрых 27 августа 1855 года при защите Малахова кургана» и «Здесь захоронено в братской могиле более 1000 солдат и офицеров — защитников города».

Позже первоначальную эпитафию восстановили.

Спустя 86 лет севастопольцы повторили подвиг своих предков. Малахов курган стал символом героизма советской армии в годы Великой Отечественной. Теперь на этом месте расположен мемориальный парк. В нем наглядно запечатлено единство поколений защитников России, защитников Севастополя. В центре аллеи — старое миндальное дерево. На ажурной ограде табличка с надписью: «Одно из немногих деревьев, сохранившихся на кургане в годы Великой Отечественной войны». Дерево-ветеран… Немой свидетель кровопролитных боев за курган в самые тяжелые дни для защитников второй севастопольской эпопеи…

Вблизи от дерева на постаменте установлена бронзовая рельефная карта оборонительных укреплений Малахова кургана периода Крымской войны (автор А. Л. Шеффер). Широкая лестница, построенная в конце 50-х годов по проекту архитектора Г. Г. Швабауэра, ведет к парадным воротам — пропилеям в виде дорического портика, построенным в 1904—1905 гг. по проекту архитектора О. И. Энберга.

Слева остается Доковый овраг, или Кладбищенская балка. В ней находилось небольшое кладбище, на котором покоилась Даша Севастопольская (Д. Л. Михайлова). Здесь же, в октябре 1920 г., группа офицеров похоронила командира 3-й пехотной дивизии Добровольческой армии генерал-майора М. Г. Дроздовского.

Сейчас часть оврага засыпана при строительстве спортивного комплекса производственного объединения «Севастопольский морской завод имени Серго Орджоникидзе».

Слева — мемориальная стенка, ведущая к третьему бастиону. На ней чугунные плиты с перечислением находившихся здесь батарей в период первой обороны города. Одна из них — Госпитальная, получившая название от располагавшегося рядом морского госпиталя на 1400 мест. Вооруженная 18-фунтовыми морскими корронадами, взятыми со шхуны «Дротик», батарея прикрывала тыловую часть третьего бастиона. А рядом доски, надписи которых говорят, что тремя батареями командовал Лев Иванович Будищев. Участник обороны Н. С. Латинский вспоминает, что на одной из батарей Будищева находилась гаубица огромного калибра. Ее ставили под углом в 35 градусов и перед выстрелом говорили «послать бомбу в камыш»[49].

При выстреле гаубица производила страшный шум, слышимый по всему бастиону.

И вот уже вершина Бомборской высоты. Свое название она получила, вероятно, от одноименной слободки, размещавшейся до Крымской войны у северного склона возвышенности. Там селились отставные артиллеристы (бомбардиры), начинявшие порохом бомбы и гранаты в лабораториях соседней балки.

Примечания:

3

{3} Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. М.-Л. 1941—1944. Т. 2. М.-Л. 1944. С. 29.

4

{4} Там же. С. 26.

33

{23} Нахимов П. С. Указ. док. С. 441.

34

{24} Славони Г. Письмо из Севастополя.// Одесский вестник. 1855, 30 октября.

35

{25} Вице-адмирал В. А. Корнилов. Указ. сб. С. 304.

36

{26} Алабин П. А. Походные записки в войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годов. Вятка, 1861. 2.2. С. 393.

37

{27} Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд., Т. 11 — С. 333.

38

{28} Тарле Е. В. Указ. соч. Т. 2. С. 316.

39

{29} Протоиерей Поляков Георгий, Шавшин Владимир. За веру и Отечество. М., 1999. С. 57.

40

{30} Нахимов П. С. Указ. док. С. 613.

41

{31} Там же. С. 500—501.

42

{32} Там же. С. 631.

43

{33} Кобылянский Я. П. Записки о Крымской войне 1853—1856 гг. Письма из действующей армии во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. //Река времен. кн. 1. Из-во «Эллис-Лак», М., 1995. С. 136.

44

{34} Ермонская В. Сведения об отдельных севастопольских памятниках. //Гос. Третьяковская галерея: материалы и исследования. М., 1958. Т. 2. С. 92.

45

{*11} Знак отличия Военного ордена учрежден 13 февраля 1807 г. Им награждались унтер-офицеры, солдаты и матросы за воинские подвиги. В 1856 г. знак отличия Военного ордена был разделен на четыре степени; высшей являлась первая. Знак представляет собой четырехконечный крест 1 и 2 степени золотой, 3 и 4 — серебряный. В 1913 г. знак отличия Военного ордена стал называться Георгиевским крестом.

46

{35} Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 3. С. 423.

47

{36} РГВИА. — ф. 9196, оп. 22/285, св. 23, д. 1., ч. VII, л. 36.

48

{37} Архив отдела охраны памятников истории и культуры г. Севастополя. 2.4.264/14 — 2.12.1.

49

{*12} Французские войска располагались в районе Камышовой бухты. Отсюда и выражение.