Финикийцы

На территории Ханаана (древнейшее название Палестины и соседних районов Сирии и Финикии) человеческие жертвоприношения были распространены, вероятно, не более чем по всему остальному древнему миру, но ужас потомков (а в значительной мере и современников) вызывал тот факт, что в жертву здесь очень часто приносили детей, причем не рабов и не пленников, а своих собственных. Впрочем, этот обычай тоже не был уникальным, но в финикийских городах он продержался до того времени, когда остальная Ойкумена давно от него отказалась.

Одним из крупнейших и древнейших городов Сирии была Катна. В середине четырнадцатого века до н. э. она была уничтожена хеттами; завоеватели сожгли царский дворец и храм, составлявшие единый архитектурный комплекс. Рухнувшие развалины надежно законсервировали для археологов подземные склепы и фундаменты. А под этими фундаментами исследователи обнаружили в специальных кувшинах жертвенные погребения детей в возрасте от двух месяцев до трех лет.

Впрочем, использование детей в качестве строительных жертв было достаточно широко распространено у многих народов. Но помимо этого у жителей Ханаана существовал еще один страшный обычай — принесение в жертву своих первенцев — их «всесожжение». Практиковался он, например, в Угарите — древнем городе-государстве, существовавшем на севере будущей Финикии в третьем — втором тысячелетиях до н. э. Сохранилась молитва, которую угаритцы возносили к своему богу Балу (он же Баал):

Когда осаждает сильный ворота ваши,
витязь — стены ваши, глаза ваши к Балу поднимите:
О Балу!
Так! Прогони сильного от ворот наших,
витязя — от стен наших!
Тельца, о Балу, мы посвятим,
посвящение по обету, Балу, мы выполним.
Первородного, Балу, мы дадим!
Добычу, Балу, мы дадим!
Пиршество, Балу, мы устроим!
К святыне, Балу, мы поднимемся,
по дороге к храму, Балу, мы пойдем!
И услышит Балу молитвы ваши,
прогонит сильного от ворот ваших,
витязя — от стен ваших.

Корни этого обычая — приносить в жертву именно первенцев — вызывают споры среди исследователей. Ведь у большинства народов первенец, как правило, считается привилегированным ребенком и наследником. Возможно, древние жители Угарита пытались смягчить своих кровожадных богов, отдавая им самое ценное, что у них было. Впрочем, есть и другая точка зрения. Дело в том, что религия и мировоззрение семитских народов, населявших эти края, были достаточно тесно связаны с шумеро-аккадской религией и мировоззрением. А у тех была своя точка зрения на ценность первенцев. Сохранилась аккадская поэма, записанная в одиннадцатом веке до н. э. вавилонским жрецом-заклинателем Эсагилкини-уббибом (она носит условное название «Вавилонская теодицея»). В ней говорится, в частности, о том, что богиня-мать Аруру создала первенцев менее жизнеспособными, чем младших детей:

Творение рук Аруру все существа живые —
Отпрыск их первый у всех не ладен:
Первый теленок мал у коровы,
Приплод ее поздний — двое больше;
Первый ребенок дурачком родится,
Второму прозванье — сильный, смелый.
Видят, да не поймут божью премудрость люди!

(Перевод И. С. Клочкова.)

Греческий историк Филон Библский, ссылаясь на не дошедшую до наших дней книгу финикийца Санхунйатона Беритянина, описывает происхождение обычая детских жертвоприношений. Филон придерживался учения Эвгемера, считавшего, что прообразами языческих богов были реально существовавшие люди. Он пишет:

«У древних был обычай, по которому во время великих несчастий от опасностей властители городов или народа отдавали свое любимое дитя на заклание карателям-богам — в качестве искупления, вместо всеобщей гибели. Отданные на заклание убивались во время мистерий. Так, Крон, которого финикияне называют Элом и который царствовал над страною, а потом, после своей смерти, был обожествлен под видом священной звезды Крона, имел от туземной нимфы, называемой Анобрет, единственного сына, — его поэтому назвали Йехуд, так как еще и теперь у финикийцев это слово означает „единородный“, — его Крон, когда на страну обрушились величайшие несчастия вследствие войны, украсив царским нарядом и соорудив жертвенник, принес в жертву».

В другом отрывке Филон говорит: «Когда же случилась губительная моровая язва, Крон приносит в жертву отцу своему Урану единородного своего сына». Таким образом, согласно Филону, обычай детских жертвоприношений был освящен божественным почином. Филон отождествляет Эла (Илу) с Кроном и считает, что жертвы приносились его отцу Урану. Более традиционным считалось принесение жертв Балу (Ваалу, Баалу), который тоже отождествлялся с Кроном, а иногда — с Зевсом. А в культе карфагенян ведущую роль играл Баал-Хаммон («хозяин-жаровик»), олицетворение солнца, которого в римское время почему-то отождествляли с Сатурном.

Позднее возникла версия еще об одном божестве — Молохе. О нем говорится в Библии, причем Молох назван здесь «мерзостью Аммонитской», ему строятся капища и приносятся жертвы. Однако реальных следов кровожадного Молоха ученые не нашли; есть основания думать, что он появился на свет в результате ошибки переводчиков. Отечественный историк, профессор Новгородского университета Ю. Циркин, в своей книге «Карфаген и его культура» пишет: «…жертвоприношение, как полагают многие современные исследователи, называлось „молк“ (или „молек“). Это слово встречается в Библии. Неправильно понятое, оно послужило поводом для сконструирования несуществовавшего у финикийцев бога Молоха, пожирающего человеческие жизни». Версия эта, впервые выдвинутая немецким семитологом О. Эйсфельдтом, давно признана ученым миром, о ней говорится, в частности, и в солиднейшей энциклопедии «Мифы народов мира», написанной ведущими российскими учеными. Но это не мешает Молоху совершать победное шествие по множеству не только художественных, но и научно-популярных книг и словарей и даже иметь свои традиционные изображения.

Впрочем, как бы ни звали кровожадных ханаанских богов, требующих от своих последователей человеческих жертв, жертвы эти приносились. Детей сжигали в так называемых «тофетах» — небольших святилищах, вокруг которых простирались своего рода кладбища, здесь останки детей, помещенные в глиняные сосуды, зарывали в землю и над каждым ставили посвятительный камень с обращением к божеству, которому была принесена жертва. Но были и жертвоприношения другого рода. Сохранились египетские барельефы, на которых изображены сцены осады сиро-ханаанских городов. Их жители, совершая какой-то религиозный обряд, стоят над стеной и держат детей с вероятным намерением бросить их вниз. Это можно видеть, например, в храме Амона в Карнаке, где показано взятие южноханаа-нейского города Ашкелона в тринадцатом веке до н. э. Впрочем, поскольку это подозреваемое намерение на большинстве рельефов так и осталось неосуществленным (кроме, возможно, рельефа храма Бейт эль-Вали), исследователи не пришли к окончательному выводу о том, какой же обряд в действительности происходил на городских стенах.

Известны законы, за нарушение которых виновник должен был принести своих детей в жертву богам. Например, арамейский документ из Верхней Месопотамии (составленный на аккадском языке) гласит, что за осквернение царского имени преступнику положена следующая кара: «Пусть семеро его сыновей будут сожжены для Хаддада (одно из имен Баала.), а семь его дочерей отданы Иштар в качестве жриц».

Сохранились документы, в которых жители Сирии обещают, в случае нарушения делового контракта, принести своих детей в жертву божеству. Так, заключенный в 783 году до н. э. договор о покупке пахотной земли гласил, что в качестве неустойки возможный нарушитель «должен будет сжечь своего старшего сына для (бога) Сина, а свою старшую дочь — для Белет-цери (богиня степи. — О. И.)». В контракте, заключенном ста годами позже, говорится, что нарушитель «должен будет сжечь своего старшего наследника или свою старшую дочь для Белет-цери, а также два хомера (по разным версиям от 440 до 750 литров. — О. И.) хороших пряностей». Впрочем, здесь уже происходит смешение традиций, потому что и Син, и Белет-цери были аккадскими божествами, которые ни человеческих жертв, ни тем более сожжения детей традиционно не требовали.

С возникновением и развитием иудаизма, который категорически запретил любые человеческие жертвоприношения, значительная часть Ханаана избавилась от страшного обычая (об этом мы подробнее поговорим в главе «Жертвоприношение Авраама»). Но в приморских городах-государствах, смешанное население которых греки называли финикийцами (Тире, Сидоне, Библе и других), его продолжали практиковать. Примерно с шестнадцатого века до н. э. финикийцы начинают осваивать берега всего Средиземного моря, выводя колонии и насаждая страшный культ Баала-Хаммона во множестве новых городов и поселений.

Финикийцы издревле считались лучшими кораблестроителями и мореходами Ойкумены. Даже само слово «финикийцы», возможно, произошло от египетского слова «кораблестроитель» — «фенеху». Уже в четвертом тысячелетии до н. э. финикийцы начали заниматься морской торговлей. На рубеже второго и первого тысячелетий знаменитые финикийские пираты наводили ужас на все Средиземноморье. Финикийцы были первыми, кто совершил путешествие вокруг Африки, — когда на рубеже VII–VI веков до н. э. египетский фараон Нехо II организовал такую экспедицию, он пригласил в нее финикийских мореходов, и они выполнили заказ фараона за три года.

Естественно, что именно финикийцы были главной движущей силой колонизации Средиземноморья. И сегодня археологи находят традиционные следы финикийского культа — глиняные сосуды с обгоревшими детскими костями — о множестве древних береговых поселений. Около тысячи трехсот таких сосудов были найдены в одной из финикийских колоний, основанных на рубеже второго и первого тысячелетий до н. э., — в городе Моция на небольшом одноименном острове возле Сицилии. Над многими из них сохранились стелы с изображениями богов или посвятительными надписями. Подобные кладбища найдены в Хадрумете (в нынешнем Тунисе), в финикийских городах Сардинии и, конечно же, в Карфагене — крупнейшей колонии финикийцев.

Карфаген был основан выходцами из финикийского города Тира в конце девятого века до н. э. Согласно легенде, ими предводительствовала вдовствующая дочь тирского царя Дидона (или Элисса). Когда корабли Дидоны подошли к африканским берегам, предприимчивая царица купила у местного правителя Ярба такое количество земли, которое можно покрыть одной бычьей шкурой. Ярб отнюдь не собирался торговать своими владениями, но Дидона просила о ничтожном участке, и царь уступил. Однако Ярб просчитался: хитрая финикиянка велела разрезать шкуру на узкие полоски и окружила ими огромный участок земли, на котором и основала цитадель будущего города.

О дальнейшей судьбе Дидоны мифографы повествуют по-разному. Существует рассказ о том, что Дидона, преследуемая сватовством Ярба и желающая сохранить верность покойному мужу, совершила самосожжение, чтобы спасти Карфаген от войск настойчивого жениха. Другое предание связывает гибель Дидоны с отъездом бросившего ее Энея. Исторический Эней, если он существовал, мог оказаться в Африке никак не позже начала двенадцатого века до н. э., вскоре после окончания Троянской войны; Карфаген же был основан значительно позже (впрочем, есть разные версии). Но из-за кого бы ни покончила с собой злосчастная Дидона, ее смерть однозначно была связана с самосожжением. Гибель царицы на костре положила начало страшному потоку ритуальных самоубийств и убийств, которые совершались в Карфагене на протяжении многих веков, причем так активно, как, возможно, ни в одном другом финикийском городе, а быть может, и ни в одном из городов Ойкумены.

Римский историк Саллюстий передает рассказ о двух жителях Карфагена, братьях Филенах, которые согласились похоронить себя заживо, дабы расширить границы карфагенских земель.

«В те времена, когда Карфаген владычествовал почти во всей Африке, Кирена тоже была могущественна и богата. Между обоими городами лежала однообразная песчаная равнина; не было ни реки, ни горы, которые могли бы служить границей между ними. Это обстоятельство привело к тяжелой и долгой войне. После того как не раз соперники разбивали вражеский флот и наносили огромный ущерб друг другу, они, опасаясь, как бы на усталых победителей и побежденных не напал кто-либо третий, заключив перемирие, договариваются о том, чтобы в назначенный день из обоих городов вышли послы, и там, где они встретятся, установится граница между обоими народами. И вот отправленные из Карфагена два брата по имени Филены поспешили в дорогу; киреняне передвигались медленнее… Киреняне, увидев, насколько их опередили, и испугавшись наказания, ожидавшего их дома, обвинили карфагенян в том, что они вышли в путь раньше установленного срока; они спорили и готовы были на что угодно, только бы не уходить побежденными. Но когда пунийцы предложили поставить другие условия, лишь бы они были справедливыми, греки предоставили карфагенянам на выбор: либо чтобы они в том месте, где желают провести границу своей страны, позволили зарыть себя в землю живыми, либо чтобы сами греки на тех же условиях отправились до того места, которое выберут. Филены согласились и принесли себя и свою жизнь в жертву отечеству — они были заживо зарыты. В этом месте карфагеняне посвятили алтари братьям Филенам, а на родине учредили для них и другие почести».

Карфагеняне приносили в жертву и военнопленных. Иногда, как сообщает греческий историк первого века до н. э. Диодор Сицилийский, для этого выбирали самых красивых пленников. Но случалось, что с выбором не заморачивались и в жертву приносили всех пленников сразу. Так поступил Ганнибал Магон (не путать со знаменитым Ганнибалом Баркой) после того, как в 408 году до н. э. взял сицилийский город Гимеру. Когда-то карфагеняне потерпели при Гимере сокрушительное поражение, и в битве погиб дед Ганнибала Магона — Гамилькар. Взяв город, мстительный полководец разрушил его и принес в жертву тени своего деда 3000 пленных.

Двумя веками позже Ганнибал Барка, воевавший с Римом и одержавший блистательную победу при Каннах, перенял у побежденных обычай погребальных гладиаторских игр. По сообщению римского историка Аппиана, «тех, кто принадлежал к сенаторам или вообще к знатным, он заставил вступить друг с другом в единоборство, отцов с сыновьями, братьев с братьями, не упуская ни одного случая проявить презрительную жестокость, причем ливийцы были зрителями этого зрелища». Возмущение Аппиана, получившего римское гражданство и причисленного к сословию всадников, не вполне справедливо, ведь во времена пунических войн римляне сами практиковали и человеческие жертвоприношения, и гладиаторские игры. А ко второму веку н. э., когда Аппиан поселился в Риме, на аренах римских цирков ежегодно гибли тысячи людей. Но к вопросу о гладиаторских играх мы вернемся в главе, посвященной Вечному городу. А пока что перейдем к самому страшному и массовому виду человеческих жертвоприношений Карфагена — всесожжению детей.

Тофет Карфаген находился на берегу моря, рядом с портом. Поначалу, примерно до седьмого века до н. э., здесь было обычное святилище, где приносили в жертву животных. Вплоть до этого времени археологические находки ничем не подтверждают детских жертвоприношений. Та же самая картина видна и в других финикийских колониях — покинув родину, древние мореходы отходили от традиций предков, хотя в остальном связи с метрополией сохраняли, и даже независимый Карфаген регулярно посылал своих представителей в Тир для участия в религиозных ритуалах. Но начиная с VII–V веков до н. э., на окраинах финикийских городов, рядом с крепостными стенами, появляются тофеты.

Карфагенский тофет представлял собой закрытый двор, внутри которого, за лабиринтом перегородок, находился еще один, внутренний дворик, а в нем — крохотная часовня площадью всего в один квадратный метр. Здесь на алтаре сжигали детей, прах и кости которых помещали потом в глиняные урны и хоронили в наружном дворе. Над урнами ставили каменные стелы.

Античные авторы оставили леденящие душу описания того, как карфагеняне сжигали живых детей, отправляя их в раскаленную утробу своего медного бога. Как во время ритуала, обставленного как всенародный праздник, родители детей стояли тут же с обязательными улыбками на лицах. Эти сцены, расцветив их красочными подробностями, передает Гюстав Флобер в своем знаменитом романе «Саламбо». Но сегодня исследователи считают, что на деле все выглядело несколько иначе. Ритуал этот действительно проходил ночью, под музыку флейт, тамбуринов и лир. Но детей предварительно убивали в отдельном помещении, и в руки огнедышащего идола попадали уже мертвые тела. Античные авторы, живописавшие предсмертные муки сгоравших заживо жертв, принадлежали к лагерю римлян — злейших врагов Карфагена, и, не желая, быть может, намеренно грешить против истины, они, во всяком случае, из множества разноречивых слухов выбирали те, в которых карфагеняне были представлены наихудшим образом.

Археологи обнаружили в тофете Карфагена останки примерно двадцати тысяч детей. Но нет оснований думать, что все они были принесены в жертву. Возможно, здесь же хоронили и детей, умерших естественной смертью. Эта версия выглядит тем более резонно, что среди останков встречается немало недоношенных детей, вероятно — выкидышей, которых навряд ли приносили в жертву и, уж во всяком случае, не убивали преднамеренно. Но тем не менее, даже если детские жертвоприношения и не обставлялись с такой чудовищной жестокостью и не носили такого массового характера, как об этом одно время писали, все равно масштабы этих жертв потрясают.

По традиции в жертву приносили мальчиков-первенцев, причем прежде всего из аристократических семей. Антропологическое исследование останков, найденных в карфагенском тофете, показало, что 85 процентов похороненных были моложе шести месяцев, как правило, всем было меньше двух лет, и лишь одному ребенку было около двенадцати лет. Встречаются здесь и останки девочек; впрочем, пол далеко не всегда можно установить, а кроме того, как мы уже говорили, это могли быть и дети, умершие естественной смертью.

Как часто и по каким поводам приносились жертвы, неизвестно. Римлянин Силий Италик, автор историко-героической поэмы «Пуника», посвященной войне римлян с Карфагеном, уверяет, что жертвоприношения совершались ежегодно. Диодор писал, что во время осады Карфагена войсками сицилийского тирана Агафокла было принесено в жертву пятьсот детей. Из них двести было выбрано среди первенцев из аристократических семей, еще триста были пожертвованы гражданами добровольно.

Карфаген был республикой, и, хотя руководили государством олигархические советы и избираемые из числа богатых и знатных граждан магистраты, народ имел огромные права. Высшая власть принадлежала народному собранию; была очень развита общинная собственность, и даже имущество храмов контролировалось общиной. Это приводило к тому, что каждый карфагенянин чувствовал себя прежде всего частицей своего государства и ставил общественные интересы выше личных. Когда родине грозила опасность, большинство граждан были готовы пожертвовать ребенком ради общего дела. Тем не менее в условиях мира и благополучия все чаще случалось, что люди заменяли своего ребенка на купленного. Именно этим, по мнению карфагенян, и объяснялся гнев богов, которые позволили Агафоклу с четырнадцатитысячным войском высадиться в Северной Африке и овладеть подчиненными Карфагену морскими портами Гадруметом и Утикой. Следующий удар предназначался самому Карфагену. В городе началась паника, и пятьсот детей были уничтожены во имя спасения отечества.

Укреплению страшного обычая помогло то, что после этого жертвоприношения войска Агафокла действительно покинули Африку: пока сицилиец стоял под стенами Карфагена, на его родине произошло восстание и ему срочно пришлось перебросить свои войска обратно, после чего Карфаген заключил с Агафоклом мирный договор. С этого времени, судя по археологическим данным, карфагеняне настолько уверовали в действенность своего страшного ритуала, что он становится массовым, проникая в самые разные слои общества. Если раньше детей приносили в жертву прежде всего представители аристократии, которых принуждали к этому сограждане или собственный патриотизм, то уже в третьем веке до н. э. приносить в жертву детей стали даже рабы — их имена выбиты на посвятительных стелах.

Поначалу жители Карфагена, соблюдая древнюю финикийскую традицию, приносили детей в жертву Баалу-Хам-мону. До середины пятого века до н. э. территория карфагенского тофета была уставлена стелами с изображением солнечного круга и посвятительными надписями: «Господу Баал-Хаммону жертва-молк, которую пожертвовал такой-то». Но позднее здесь все чаще начинают встречаться стелы с перевернутым полумесяцем — знаком богини Тиннит. С четвертого века и вплоть до падения города в 146 году до н. э. Тиннит занимает ведущее место в пантеоне Карфагена.

Покровительница Карфагена Тиннит была богиней весьма противоречивой. Она была девственницей, но в то же время ведала плодородием. Символами ее были перевернутый полумесяц (иногда под ним изображался солнечный диск как знак ее «напарника» и, возможно, супруга Баала) и голубь. Но несмотря на такие мирные символы, Тиннит имела еще одну эмблему: так называемый «знак бутыли». Он представлял собой сосуд (яйцевидный или в форме конуса) с круглым колпачком наверху, причем сосуд этот со временем стал принимать антропоморфные черты. Исследователи делают вывод, что этот знак символизировал одновременно человека, приносимого в жертву богине, и урну, в которую его останки помещали после сожжения.

Известны случаи, когда карфагеняне уклонялись от принесения требуемой жертвы. К концу существования города в урнах вместо останков детей все чаще встречаются кости ягнят. А Силий Италик рассказывает, что Ганнибал Барка отказался возложить на алтарь своего сына, пообещав богам, что вместо этого принесет им роскошные жертвы после взятия Рима. Но военная удача оказалась не на стороне Карфагена.

Первая Пуническая война в середине третьего века до н. э. закончилась поражением Карфагена, который, впрочем, отделался относительно дешево — потерей Сицилии и контрибуцией. В конце третьего века Ганнибал Барка развязал Вторую Пуническую войну — но после многочисленных и блестящих побед в конце концов тоже потерпел сокрушительное поражение. Карфаген должен был отдать Риму Испанию и все острова, оставить из всего своего знаменитого флота лишь десять кораблей и выплатить огромную контрибуцию. Ганнибал после попытки политического переворота вынужден был бежать на чужбину и в конце концов покончить с собой. И, наконец, в Третьей Пунической войне (в середине второго века до н. э.) город Карфаген был стерт с лица земли, а территория государства стала римской провинцией, которой управлял наместник из Утики. Из полумиллиона жителей города в живых остались лишь пятьдесят тысяч. К этому времени в Карфагене уже давно усилилась позиция греческих и римских богов, которые были включены в состав официального государственного пантеона; человеческие жертвы им не приносили. Римская экспансия укрепила позиции античных богов в регионе, а римские власти положили конец традиции человеческих жертвоприношений.

На территории Финикии к этому времени страшный обычай уже не существовал. Последний раз он был упомянут в связи с осадой Тира войсками Александра. Римский автор Квинт Курций Руф писал в своей «Истории Александра Македонского»:

«Примерно в те же дни прибыли 30 послов от карфагенян, но они принесли осажденным не столько помощь, сколько сочувствие… Нашлись даже люди, предлагавшие обратиться к давно уже не применявшемуся жертвоприношению, которое, по-моему, совсем не было угодно богам, именно к закланию в жертву Сатурну свободнорожденного младенца. Говорят, что карфагеняне до самого разрушения их города осуществляли это скорее святотатство, нежели жертвоприношение, завещанное им основателями их города. Если бы старейшины, по решению которых у них вершатся все дела, не воспротивились, то грубое суеверие взяло бы верх над гуманностью».

Финикийцы так и не решились на страшное жертвоприношение. Что же касается Александра, который позиционировал себя как представителя гуманной греческой традиции, человеческих жертв в прямом смысле слова он не приносил. Но после взятия Тира он приказал перебить всех его защитников, кроме тех, что укрылись в храмах. Шесть тысяч пленных были казнены внутри города, еще две тысячи — распяты вдоль берега моря.

Держава Александра просуществовала очень недолго. Но зимой 64/63 г. до н. э. Сирия и Финикия были подчинены римским полководцем Помпеем и вошли в состав Римского государства, в котором человеческие жертвоприношения были запрещены указом Сената в 97 году до н. э. Этот указ не касался преступников и гладиаторов, тем не менее он сыграл определенную роль в искоренении человеческих жертвоприношений на всех подчиненных Риму территориях.