Аменхотеп взошёл на престол в 1364 году до Р.Х. пятнадцатилетним юношей. Блистательная Египетская империя находилась в это время в зените своего могущества, хотя стали ощущаться уже и первые признаки упадка. На севере и на востоке постепенно крепли молодые государства — Ассирия и держава хеттов. Сирийские царьки, давно не видавшие под стенами своих столиц египетской армии, начали проявлять непокорность. Однако вместо того чтобы сосредоточиться на проблемах внешней политики, Аменхотеп всецело отдался религиозным реформам. Подробности его преобразований нам неизвестны, но мы можем судить о них по многочисленным изображениям той эпохи. С первых лет царствования Аменхотепа ощущается пристрастие молодого фараона к культу Солнца, причём не в древних его формах поклонения солнечным богам Амону и Ра, а в горячем почитании третьестепенного и до той поры почти неизвестного бога «видимого Солнца» Атона. Первым храмом, построенным при Аменхотепе, стал именно «Дом Атона». Впрочем, никаких признаков отрицания старых богов в это время ещё не было заметно. Никто не возбранял придворным изображать и призывать в гробницах любые древние божества и даже представлять фараона и его мать почитающими их. Однако Аменхотеп значительно умерил свои пожертвования храмам других богов, в то время как жречество Атона получало неисчислимые подношения.

Около 1360 года до Р.Х. Аменхотеп провозгласил Атона-Ра царствующим фараоном. (Летоисчисление продолжали вести по годам царствования самого Аменхотепа, но после числа перестали вставлять обычную с древних времён формулу «при Аменхотепе», поскольку первым фараоном отныне считалось Солнце.) В повседневную жизнь двора были включены многочисленные религиозные церемонии в честь Атона, в добровольного жреца и пророка которого превратился фараон. Вслед за «воцарением» Солнца резко изменилось его изображение. Прежний образ человека с головой сокола, увенчанной солнечным кругом, заменился новым: круг с солнечной или царской змеёй спереди и множеством устремлённых вниз лучей с кистями человеческих рук на концах. Такой способ изображения Солнца при полном отказе от его очеловечивания наглядно свидетельствовал, что за своим божеством фараон признавал только один облик зримого Солнца. Около 1358 года до Р.Х., в шестой год своего правления, Аменхотеп объявил о намерении построить новую столицу. Одновременно он убрал из царской титулатуры всё, что напоминало о прежней столице и её боге, а взамен ввёл наименования в честь Солнца и нового города. Вместо прежнего личного имени «Аменхотеп» (т. е. «Амон доволен») фараон принял имя Эхнатон (т. е. «Полезный Атону»). Место для новой столицы было выбрано в Среднем Египте, на правом берегу Нила, где горы, отступая полукругом от реки, образовывали просторную равнину (ныне это место известно под названием Эль-Амарны). Город получил название Ахетатон (что значит «Небосклон Солнца»). Его центром стал грандиозный храм Атона — величайшее сооружение древности длиной около 800, а шириной — 300 метров.

В следующие годы заметны уже первые проявления неприятия старого фиванского бога Амона. Явный тому знак видится в том, что чиновники и сподвижники Эхнатона вслед за ним переиначивают свои имена, удаляя из них имя Амона. Более того — имя отверженного Амона стали уничтожать везде, где только находили: на стенах храмов, на вершинах колонн, в гробницах, на изваяниях, на погребальных плитах, на предметах дворцового обихода и даже на клинописных посланиях иноземных властителей. Религиозный переворот завершился около 1352 года до Р.Х. К этому времени был положен конец многовековому господству Фив. Столица переместилась в выросший со сказочной быстротой Ахетатон. Старых богов перестали чтить, а величайший из них — Амон — стал подвергаться преследованию. Государственную поддержку получил культ единственного бога — бога «видимого Солнца» Атона, в честь которого во всех городах воздвигались величественные храмы. Что касается храмов старых богов, то, лишившись царских субсидий, они стали быстро приходить в упадок. Уже после смерти Эхнатона его преемник Тутанхамон писал: «Храмы богов и богинь, начиная от Элефантины и кончая болотами топи в Низовье… были близки к забвению, их святилища были близки к гибели, превратившись в развалины, они поросли растительностью, их обители стали как то, чего не было, их двор стал дорогой для пешехода».

Религиозная реформа сопровождалась быстрым упадком внешнего могущества Египта. Хотя об особе Эхнатона говорили и писали в духе его предков, царей-завоевателей, именуя его «властителем всех народов», реальное положение вещей имело мало общего с подобными притязаниями. Отношения с крупными государствами Ближнего Востока расстроились, так как Эхнатон не желал отправлять их правителям золото с отцовской щедростью. Между тем хетты стали постепенно распространять свою власть на Сирию. Не получая действенной поддержки от Египта, верные ему сиро-палестинские царьки гибли в борьбе с враждебными властителями и собственными подданными. О своём тяжёлом положении они постоянно писали Эхнатону, но фараон оставался глух к их мольбам и не отправлял на помощь даже небольшие отряды египетских солдат. Умер Эхнатон в 1347 году до Р.Х.

Одним из самых знаменитых деятелей индийской древности считается правитель империи Маурьев Ашока (268–232 до Р.Х.). В годы его царствования пределы маурийской державы простёрлись от Кашмира и Гималаев на севере до Майсура на юге, от области современного Афганистана на северо-западе до Бенгальского залива на востоке. К сожалению, об этом государе, как и об Эхнатоне, сохранилось не очень много известий. Его собственным именем было Пиядаси (именно так он именует себя в своих надписях), но в пуранах и сочинениях буддийского цикла он известен как Ашока. Это имя и закрепилось за ним в истории. Об обстоятельствах его воцарения источники пишут по-разному. Согласно южной традиции, Ашока был направлен своим отцом Биндусарой в Западную Индию (провинцию Аванти) с центром в Уджаяни, где правил более десяти лет. Именно отсюда, узнав о смерти Биндусары, он начал поход на столицу государства город Паталипутру. Северные индийские авторы сообщают о пребывании Ашоки в Северо-Западной Индии, в Таксиле, куда Биндусара отправил его подавлять восстание. Однако все источники единодушны в том, что царевичу пришлось завоёвывать престол в упорной борьбе с братьями. По некоторым сведениям, война продолжалась четыре года.

Разгромив соперников и усмирив мятежи, Ашока приступил к внешним завоеваниям. Особенно тяжёлой оказалась для него война с Калингой — сильным государством на восточном побережье Бенгальского залива. По признанию самого Ашоки, она стоила многих жертв: было взято в плен 150 тысяч и убито более 100 тысяч человек. Ужасы войны пробудили в душе царя раскаяние. В одном из своих наскальных эдиктов он писал: «Теперь, после того как завоёвана Калинга, у Милого богам (это был официальный титул Ашоки. — Прим. К.Р.) строгая забота об охране дхармы, любовь к дхарме, решение к наставлению в дхарме. Вот появилось раскаянье у Милого богам после завоевания страны Калинги». О дхарме идёт речь и во многих других эдиктах Ашоки, из чего можно заключить, что царь действительно видел одну из главных своих задач в её распространении и утверждении среди народа. Что же такое дхарма? По мнению большинства современных учёных, под ней нельзя понимать какое-то особенное религиозное учение. Дхарма включала в себя свод правил праведного образа жизни и поведения, которым должны были следовать все без исключения жители империи. Правила эти были очень просты: послушание родителям, уважение учителей и старших, почитание брахманов, хорошее отношение к рабам и слугам, друзьям, родственникам, щедрость в подаяниях, воздержание от мотовства и скупости, неубиение живых существ. В сущности, ничего нового в них не было. Новизна заключалась только в том, что государство взяло под свой контроль исполнение всех этих предписаний. Ашока учредил специальный разряд чиновников-махаматров по делам дхармы. «Они назначены, — отмечалось в одном из эдиктов, — для блага и счастья наёмных людей, брахманов и вайшьев, сирот и старых, для успеха в распространении дхармы».

Одним из проявлений «раскаянья» Ашоки стало принятие им новой религии — буддизма. В последние годы своего царствования он приложил много сил к распространению буддизма как в собственной стране, так и за её пределами. Он рассылал своих миссионеров во все сопредельные государства, основывал там монастыри и строил ступы (всего при нём было построено 84 тысяч ступ). Царь проявил большое внимание и к догматическим вопросам — при его поддержке в Паталипутре прошёл Третий буддийский собор. По свидетельству «Ашока-аваны» под старость царь стал настолько религиозен, что щедрыми дарами буддийской общине разорил государственную казну. Между тем в окружении царя далеко не все разделяли его пристрастие к новой религии. В конце концов при активном участии второй жены Ашоки, царицы Тишьяракшити, произошло что-то вроде тихого государственного переворота. Ашока был фактически отстранён от власти. Его соправителем (а на самом деле полновластным правителем) стал внук Сампрати. (В отличие от деда, Сампрати был ревностным последователем учёния Махавиры и противником буддизма.) Он запретил хранителю казны выдавать драгоценности по приказу Ашоки. Но царь и после этого пытался продолжать свои дарения и отсылал к монахам золотые блюда, на которых ему приносили еду. Тогда Сампрати приказал давать деду пищу в железных и глиняных тарелках. Ашока тяжело переживал утрату былого могущества, но вернуть его уже не мог. Ему оставалось только сетовать и жаловаться. В «Дивья-авадане» есть рассказ о том, как царь собрал сановников и обратился к ним с вопросом: «Кто же истинный правитель государства? Я лишился власти и богатства. Раньше, когда я отдавал распоряжения, никто не смел противиться мне. Теперь же мои приказы не выполняются… Мои эдикты — мёртвые буквы».

Точное место рождения Константина неизвестно. Вероятно, он происходил из города Нэсса в Дакии. Матерью его была простая женщина по имени Елена, как гласит предание, — дочь содержателя гостиницы. Ему исполнилось двадцать лет, когда его отец Констанций Хлор был в 292 году возведён императором Диоклетианом в звание цезаря. Но при этом Констанций принуждён был развестись с Еленой и жениться на Феодоре, падчерице второго августа — Максимиана Геркулия. Сам Константин после удаления отца в западные провинции империи продолжал служить Диоклетиану. По свидетельству Феофана, он с юности выказывал необыкновенный разум и большие способности к наукам. Мало-помалу его возвысили до почётного звания трибуна первого разряда.

Последние годы правления Диоклетиана совпали с жестокими гонениями на христианскую церковь. В 303 году был обнародован указ, в котором объявлялись лишёнными чести все, кто исповедовал христианскую религию; всякому было велено возводить на них обвинения и предавать их мукам, к какому бы званию они ни относились. Христианские божественные книги было велено сжигать, а священников и всех христиан насильно заставлять приносить жертвы идолам. Гонения никого не щадили. Чиновники беспрерывно заседали в храмах и наблюдали за тем, как народ приносит жертвы. Всякий, кто отказывался от жертвоприношения, рисковал своим имуществом и жизнью. Темницы были наполнены несчастными, вся вина которых заключалась в том, что они исповедовали христианство.

После отречения в 305 году Диоклетиана Константин оказался в Никомедии на положении почётного пленника. Провозглашённый императором Галерий боялся отпускать его от себя, так как знал, что в случае смерти Констанция Константин легко сможет склонить на свою сторону галльские и британские легионы. Он строил козни против молодого человека, но не решался предпринять чего-нибудь явно, дабы не навлечь на себя гнев граждан и ненависть воинов. Однажды император как бы в шутку и для испытания силы и ловкости Константина втолкнул его в клетку со львом. Но Константин одолел хищника. Между тем в 306 году тяжелобольной Констанций отправил письмо Галерию и просил прислать к нему сына, которого он хочет видеть перед кончиной. Так как Галерий не имел больше приличного предлога препятствовать отъезду Константина, он с большой неохотой дал на это согласие. Впрочем, он намеревался задержать его по дороге и поэтому повелел, чтобы он отправился в путь утром. Однако Константин в тот же вечер умчался из Никомедии, искалечив по пути всех государственных лошадей на многочисленных дорожных постах. Когда Галерий узнал об этом, он пришёл в ярость, но уже не мог ничего поделать. С невероятной быстротой Константин добрался до Британии и застал отца при смерти. Тот успел только представить его воинам и передать власть из рук в руки.

Галерий должен был признать свершившееся и даровал Константину титул цезаря. В завязавшейся затем междоусобной войне Константин поначалу не участвовал, но явно был на стороне врага Галерия Максимиана. В 307 году он женился на дочери Максимиана Фаусте и принял из рук тестя звание августа, которое Галерий после своего поражения вынужден был за ним признать. Открыто он взялся за оружие только в 312 году, когда ему объявил войну правивший в Италии Максенций. Но коль скоро война началась, он действовал стремительно и решительно. Пока Максенций собирал силы, армия Константина уже перевалила через Альпы и вторглась в Италию. Под Турином Константин нанёс своему врагу первое поражение, после чего вся Северная Италия признала его власть. Под Вероной была разбита вторая армия. Решительное сражение произошло у Красных Скал в девяти милях от столицы. После упорного боя воины Максенция обратились в бегство, а сам он при переправе через Тибр упал в воду и утонул. Вступив в Рим, Константин велел казнить двух сыновей свергнутого императора и позаботился о совершенном истреблении его рода. Но когда некоторые римляне потребовали казни всех приверженцев Максенция, Константин решительно воспротивился такой жестокости и объявил всеобщую амнистию. Справедливость была одним из главных его достоинств. По свидетельству Аврелия Виктора, Константин всем своим врагам оставил почёт и имущество и принял их в число друзей.

Пробыв недолгое время в Риме, Константин отправился в Медиолан и здесь издал знаменитый эдикт, положивший конец гонениям на христиан. В нём, в частности, говорилось: «Руководствуясь здравым и правым смыслом, мы объявляем следующее наше решение: никому не запрещается свободно избирать и соблюдать христианскую веру и каждому даруется свобода обратить свою мысль к той вере, которая, по его мнению, ему подходит… Отныне всякий, свободно и просто выбравший христианскую веру, может соблюдать её без каких бы то ни было помех…» Даровав свободу вероисповедания своим подданным, сам Константин ещё несколько лет жил в двоеверии. Он всё более деятельно поддерживал христиан и продолжал приносить жертвы старым богам; давал большие деньги на восстановление христианских церквей и не менее щедро поддерживал языческие храмы; превозносил Христа и благоволил к Аполлону. Но в последующие годы почитатели старины и древнего римского духа с болью и гневом убедились, что император постепенно склоняется к новой религии. Он отказался участвовать в публичном молебствовании в честь Юпитера Капитолийского и запретил ставить свои изображения в храмах, а потом и вовсе перестал посещать их. Епископы и проповедники нового учёния приглашались к императорскому столу и назначались воспитателями его детей. В чертогах дворца Константин устроил род церкви, где молился вместе со всем своим двором. Евсевий пишет, что император проводил целые ночи без сна за изучением Священного Писания и сочинением проповедей. Затем, собрав слушателей, он вставал с поникшим лицом и тихим голосом, весьма благоговейно, толковал им божественное учение. Если потом слушатели награждали его одобрительными криками, то он давал им знак возводить очи на небо и своим удивлением, своими благоговейными похвалами чествовать одного Бога. Разделяя речи на части, он то обличал заблуждения многобожия, то говорил о единовластвующем Божестве и вслед за тем рассуждал о всеобщем и частном промысле. Даже на золотых монетах он повелел изображать себя со взорами, обращёнными вверх, в виде молящегося. В походах Константин возил за собой сделанную наподобие церкви палатку. Позже каждый легион стал иметь такую походную церковь и получил священников и диаконов.

Государственные дела также требовали его постоянного внимания. После смерти всех остальных августов римский мир оказался поделён между Константином и Лицинием, и соперничество между ними было неминуемо. В 324 году Лициний стянул все свои силы к Адрианополю. Константин переправил свои легионы через Гебр и атаковал неприятеля. Потеряв до тридцати тысяч только убитыми, Лициний отступил в Византий. Вскоре после этого Крисп, сын Константина, разгромил в Геллеспонте флот Лициния. Лициний переправился в Халкедон на малоазийское побережье и здесь в короткий срок собрал новую армию. Она была разбита неподалёку от Никомедии. После этого продолжение войны стало бессмысленным. Через свою жену Лициний обратился к Константину с просьбой о мире. Он отрёкся от власти и был сослан в Фессалоники. Через год его казнили, обвинив в изменнической переписке с варварами. Римская империя вновь объединилась под властью одного императора.

Боевые действия против Лициния имели ещё одно важное последствие. Проведя достаточно много времени под Византием, Константин не раз имел возможность оценить и как воин, и как государственный человек бесподобное положение этого города, а также то, как хорошо он оберегаем самой природой от неприятельских нападений и вместе с тем открыт для торговых сношений. Именно здесь император решил основать свою главную резиденцию Новый Рим (Константинополь), которую предполагал сделать второй столицей империи. Строительство началось, видимо, в 325 году, а пять лет спустя город был уже освящён.

Последние четырнадцать лет правления Константина прошли в относительном покое, и он имел больше досуга заняться государственными и религиозными делами. Церковные распри особенно занимали его. Все восточные христиане разделились в то время на сторонников православия и на последователей арианского учёния. Сначала Константин не вмешивался в споры прелатов, а только призывал их прекратить гибельные для христианства раздоры. Но увидев, по словам Созомена, что споры громче голоса примиряющего, Константин решился созвать Вселенский собор и всем представителям церкви предписал в 325 году явиться к определённому дню в Никею. Так как Константину угодно было участвовать в совете епископов, то все они были призваны во дворец. В своей речи император сказал, что желал бы видеть всех епископов единомысленными и согласными во мнениях, ибо считал возмущения в Божьей церкви самым тягостным злом. Вслед за тем священники начали рассуждать о догмате. Константин спокойно и незлобиво выслушивал слова той и другой стороны и присоединился к тем, которые говорили хорошо. Арианское учение было объявлено еретическим. Это событие имело очень большое значение для дальнейшей истории христианства.

В описаниях современников личность Константина представлена очень неоднозначно. Сочинители церковных историй заполнили страницы своих книг восхвалениями в его честь, но писавшие тогда же языческие историки не были так ослеплены. Они отметили, что в последние годы правления императора стали проявляться не свойственные ему раньше нетерпимость, деспотизм и жестокость. По словам Евтропия, благоприятный исход всех его начинаний сильно повредил душе Константина: он начал преследовать своих родственников и друзей, карая и казня их без видимой причины. Таким образом, если в начальное время своего правления он мог бы быть уподоблен лучшим правителям, то в последующем — скорее посредственным. Безграничное честолюбие всегда было одной из главных его страстей. Добившись наконец своей заветной цели и став владыкой мира, Константин окружил себя азиатской пышностью и опозорил свою старость безумным и неслыханным мотовством. Он одевался и вёл себя как восточный деспот: носил крашеные фальшивые волосы, длинные, пёстрые шёлковые одеяния, украшал себя множеством драгоценных камней, ожерельев и браслетов. Если прежде Константин не терпел клеветников и доносчиков, то теперь стал настолько подозрительным, что в особом эдикте поощрил их обещанием наград и отличий. Старший сын Крисп, отмеченный многими достоинствами и очень популярный в народе, вскоре стал вызывать в императоре чувство опасения, которое переросло в тайную ненависть. В 326 году Константин велел схватить Криспа и после скорого суда казнить. Многие приписывали гибель Криспа коварству его мачехи Фаусты, которая будто бы обвинила пасынка в покушении на её честь и целомудрие. Неизвестно, раскаялся ли позже Константин в своём проступке или же раскрыл козни жены, но он покарал её так же сурово, как и сына: по одной версии, императрица задохнулась в бане, специально натопленной до такой степени, что в ней невозможно было дышать, а по другой — Константин сам столкнул её в ванну с кипятком.

Незадолго до смерти Константин провёл удачную войну против готов и сарматов. В начале 337 года больной император отправился в Еленополис пользоваться ваннами. Но, почувствовав ухудшение, он велел перевести себя в Никомедию и здесь на смертном одре крестился. По словам Гиббона, влияние этого императора как на своё, так и на последующее время было огромно и многогранно. Он начал проводить новую политику, построил новую столицу и поддержал новую религию. Он вновь поднял величие римского имени и внушил страх соседям. Современники называли его восстановителем государства, а многие даже считали, что он, вслед за Ромулом, основал его во второй раз.

Ислам — третья, наряду с буддизмом и христианством, мировая религия — возник в начале VII века в среде арабов, коренных жителей Аравийского полуострова. В то время они не составляли единой нации, а были группой племён, большей частью кочевых, лишённых центрального управления и организации. Большинство арабов, особенно кочевники, оставались язычниками. Следуя древним семитским традициям, они поклонялись солнцу и луне, различным божествам и духам, силам природы, а также умершим предкам. В Центральной Аравии процветал фетишизм, нашедший своё отражение в культе больших поставленных на ребро камней. Иногда над этим камнем возводилось здание кубической формы — кааба (в переводе с арабского — «куб»). Крупнейшим из таких фетишей был знаменитый Чёрный камень в святилище Каабы в Мекке. Окружённый многими меньшими камнями, символизировавшими других племенных божеств и духов, этот Чёрный камень воспринимался всеми арабами как высший божественный символ. В такой религиозной обстановке начал свои проповеди основатель ислама пророк Мухаммад.

Он родился около 570 года в священном арабском городе Мекке и был единственным ребёнком купца Абдаллаха, происходившего из знатного мекканского рода Хашим племени курайшитов. Абдаллах умер вскоре после рождения сына, а на шестом году жизни Мухаммад лишился матери. Сироту приютил дядя Абу Талиб. Лет с 15 мальчик начал самостоятельную жизнь: какое-то время нанимался пасти овец мекканцев, а потом, вероятно, участвовал в снаряжении караванов. О том, насколько незавидно было положение Мухаммада в те годы, свидетельствует отказ Абу Талиба выдать за него свою дочь Фахиту, которую он отдал замуж в другой род. А когда племянник стал упрекать его за это, Абу Талиб ответил: «Да, мы породнились с ним — благородный достоин благородного». Только около 595 года, когда Мухаммад женился на богатой вдове Хадидже бинт Хувайлид, в его жизни произошёл поворот к лучшему. После женитьбы он занялся торговлей кожами. Когда Абу Талиб разорился, он взял себе на воспитание его младшего сына Али.

Мухаммаду было около сорока лет, когда ему стали являться странные сны и видения, которые внушили ему мысль, что он есть пророк Аллаха. Он стал обличать заблуждения своих соплеменников, проповедовать им веру в Аллаха и учить их богоугодной жизни. Мухаммад говорил о всемогуществе Бога, о близком конце света и о том, что спасутся лишь те, кто помогает ближним, кто уверовал в Аллаха и последовал за его пророком. Мухаммад назвал их мусульманами, то есть «отдавшими себя». Сначала участниками молений Мухаммада были только члены его семьи, потом к ним присоединился Абу Бакр, богатый купец из рода Тайм, а затем ещё несколько человек. Одним из последних принял ислам Умар, занимавший в Мекке высокий общественный пост — человек с большим авторитетом, с решительным характером и мощным телосложением.

Поначалу успехи нового вероучения были очень скромными. Большинство мекканцев отнеслось к нему очень холодно. Число последователей ислама не превышало нескольких десятков человек. Когда же Мухаммад, обличая почтенных горожан, провозгласил, что их отцы и предки горят за своё неверие в адском пламени, он стал встречать в согражданах уже явную враждебность. Однако пророк не прекращал своих речей, и по прошествии нескольких лет, его проповедь произвела большое впечатление на группу паломников из Йасриба. Они поспешили разнести весть о новом учении, появившемся в Мекке. Вскоре многие жители оазиса приняли ислам, а в сентябре 622 года Мухаммад сам переселился в Йасриб.

Когда положение пророка укрепилось, он перешёл к враждебным действиям против Мекки. После нескольких безуспешных попыток в начале 624 года отряду мусульман удалось захватить у Нахлы мекканский караван. Вслед за тем в марте того же года Мухаммад собрал большие силы для нападения на другой караван с товарами из Газы. В него входило более тысячи верблюдов, а весь груз оценивался в 50 тысяч динаров. Когда мекканцы узнали о приготовлениях Мухаммада, то немедленно собрали войско и поспешили на помощь своим соплеменникам. Случилось так, что сама причина раздора — богатый караван — сумел благополучно ускользнуть от Мухаммада, но обе враждебные армии встретились у Бадр. С Мухаммадом было около 300 человек, а у мекканцев, видимо, раза в три больше. Хотя с обеих сторон в этом сражении едва участвовало полторы тысячи человек, по понятиям того времени оно было крупным событием. Мухаммад построил своих воинов плотным строем на удобной для обороны позиции и сам наблюдал за сражением из шалаша, находившегося в отдалении. Мекканцы, имевшие достаточно многочисленную конницу, первыми атаковали своих врагов, но были отброшены и после короткого боя обратились в бегство.

Эта победа произвела большое впечатление на современников. Авторитет Мухаммада сразу колоссально возрос. Даже местопребывание его стало считаться священным. Йасриб из обычного селения стал для мусульман столицей пророка Мадинатан-Наби, в просторечии Мединой. Своё возросшее могущество Мухаммад прежде всего направил против иудейских племён, издавна проживавших в Медине. В апреле 624 года он призвал евреев из племени бану кайнука принять ислам. Когда те отказались, мусульмане осадили их квартал города. Через две недели кайнука сдались на милость победителя и должны были выселиться из Медины.

Тем временем мекканцы помышляли о мести. Своим военачальником они сделали Абу Суфайн Сахра, и тому удалось собрать войско, численность которого достигала 3 тысяч человек. Эта армия в марте 625 года двинулись походом на Медину. Мухаммад узнал о приходе врага лишь тогда, когда тот был в нескольких часах хода от оазиса, поэтому в войске мусульман едва была тысяча человек. В начавшемся сражении мусульмане сначала одержали верх. Они прорвали строй мекканцев и начали грабить их лагерь. Заметив это, конница мекканцев врезалась в рассыпавшийся строй мусульман, которые в свою очередь обратились в бегство. Сам Мухаммад получил удар мечом по голове. Кровь из раны залила всё его лицо, и на короткое время он лишился чувств. Это ещё более усилило беспорядок — войско мусульман разбежалось, и мекканцы могли торжествовать полную победу.

Неудачи вне города приходилось компенсировать внутри него. Вскоре после возвращения из похода мусульмане изгнали из Медины второе еврейское племя бану надир, старейшины которого будто бы готовили покушение на пророка. Бану надир не смирились сразу с потерей своих земель. Они начали хлопотать о соединении всех врагов Мухаммада и вскоре преуспели в этом деле. Первыми на их призыв откликнулись мекканцы, которые выставили на этот раз более 4 тысяч воинов. Союзниками их стали кочевые арабские племена, так что общая численность войска достигла 10 тысяч. Сборы такого большого числа воинов не могли остаться незамеченными. Мухаммад, заблаговременно обо всём узнавший, сумел собрать около 3 тысяч своих сторонников. С наиболее доступной стороны на севере от Медины мусульмане вырыли ров длиной 6 километров. На долю каждого мужчины был выделен участок в 40 локтей, причём пророк вырыл свою часть наравне со всеми.

31 марта 627 года мекканцы подошли к Медине и приступили к её осаде. Десять дней прошли в мелких стычках — противники нащупывали слабые места в обороне мединцев. Но те были начеку, и осаждавшие, так ничего и не добившись, отступили. Мухаммад сразу после их ухода осадил селение третьего еврейского племени в Медине — курайза, которое вело изменнические переговоры с надира и едва не перешло на сторону врага. Через две недели те сдались. На этот раз с иудеями поступили гораздо жёстче. Все мужчины были казнены, а женщины и дети обращены в рабов.

В марте 628 года Мухаммад объявил о своём намерении совершить хадж в Мекку. С ним вместе в паломничество отправилось более тысячи человек. Все они вместе и каждый в отдельности поклялись пророку, что готовы умереть за веру. Не желая начинать новую войну, мекканцы согласились заключить с Мухаммадом мир на десять лет, хотя и не разрешили ему въехать в город. Союзники мекканцев получили право заключать союзные договоры с Мухаммадом.

В марте 629 года Мухаммад вновь отправился в Мекку в сопровождении 2 тысяч мусульман, совершил положенный обряд семикратного обхода святыни, а затем на несколько часов уединился в Каабе. Это появление Мухаммада в сопровождении огромной толпы приверженцев произвело впечатление на мекканцев. Один из его давних врагов, Халид ал-Валид, заявил после отъезда пророка: «Теперь каждому умному человеку ясно, что Мухаммад не колдун и не прорицатель, а его речи — речи господина миров, и каждый, у кого есть соображение, должен следовать за ним». И действительно, сразу вслед за тем он принял ислам.

Весь конец 629 года прошёл в подготовке нового большого похода на Мекку. Однако цель его хранилась в строгой тайне. К началу рамадана гонцы Мухаммада созвали в Медину все союзные племена. Поход начали в январе 630 года. В нём участвовало около 10 тысяч человек. Мекканцы были подавлены слухами о возросшем могуществе Мухаммада и не решились оказать ему сопротивления. Так что мусульмане без боя четырьмя колоннами вошли в город. Мухаммад запретил своим воинам врываться в дома и устраивать грабежи. Утверждение его власти над родным городом прошло в целом спокойно. Пророк семь раз объехал вокруг Каабы, слез с мула, совершил два земных поклона, выпил воды из Замзама и распорядился повергнуть идолов, стоявших вокруг святилища. Затем Каабу отперли. Осмотрев её, Мухаммад велел разбить главного идола Хубала и стереть со стен росписи, оставив только изображение Девы Марии с младенцем. В очищенном таким образом храме пророк совершил молитву, а затем, встав на пороге Каабы, который в ту пору возвышался над землёй в рост человека, обратился с речью к собравшимся мекканцам. Он объявил об отмене всех прежних счетов кровной мести. Все языческие привилегии курайшитов, кроме охраны Каабы, также были объявлены аннулированными. После этого глашатай прошёл по городу и кратко изложил основные положения мусульманского права, которых отныне должны были придерживаться мекканцы. Особо было подчёркнуто, что принятие жителями Мекки новой религии не меняет прежнего особого положения города и служителей культа его святынь. Это до некоторой степени примирило мекканцев с их положением. В последующие дни были разрушены все языческие святилища как в самой Мекке, так и в её окрестностях После чего окрестные племена последовали примеру курайшитов и также приняли ислам.

Узнав об этих успехах Мухаммада, соседи Мекки, могущественные племена хавзин и сакиф немедленно выступили против него. Встреча двух армий произошла в вади Хунайн, в ста километрах северо-восточнее Мекки. Мусульман было вдвое меньше, и поэтому начало битвы оказалось для них неудачным. Большая часть войска, не выдержав натиска врага, обратилась в бегство. Только мухаджиры, окружавшие пророка, остались непоколебимо стоять на месте. Считая битву уже оконченной, хавзины и сакифы бросились грабить лагерь мусульман. Тем временем помощники Мухаммада восстановили порядок в своём войске, ударили на врага и опрокинули его. Мусульманам досталась огромная добыча: 6 тысяч пленных (женщин и детей), 24 тысячи верблюдов, не менее 40 тысяч овец и 160 тысяч дирхемов серебра. По возвращении в Мекку скот и деньги были разделены между победителями, а женщин и детей Мухаммад вернул хавзинам и сакифам без всякого выкупа. Этой поистине царской щедростью он сумел завоевать их расположение. Вскоре пришло известие, что оба эти племени приняли ислам.

В марте победоносное войско вернулось в Медину. Эта победа окончательно переломила настроение арабов. До конца года к Мухаммаду пришло несколько делегаций из различных частей полуострова с извещением о принятии ими ислама. Мухаммад на глазах превращался в крупнейшего политического вождя Аравии, и союза с ним искали даже самые отдалённые племена. Вскоре языческие святилища были уничтожены на всей территории Западной Аравии от границ Византии до Йемена. Весной 631 года пророк объявил, что ни один многобожник отныне не войдёт в Каабу. Всем язычникам, которые не успели заключить договоры с мусульманами, было дано четыре месяца на размышление, после чего им объявлялась война.

Впрочем, Мухаммад старался действовать не столько силой оружия, сколько убеждением. Он отправил многочисленных проповедников в Южную Аравию, и распространение новой религии произошло здесь практически без насилия: часть племён приняла ислам, другие поспешили заключить договоры с Мухаммадом, признавая его власть и соглашаясь на выплату дани. К началу 632 года все племена, почитавшие священную Каабу, уже были мусульманами, что позволило Мухаммаду впервые возглавить чисто мусульманский большой хадж. Однако это паломничество оказалось для него последним. Когда пророк вернулся в Медину, его начали донимать головные боли и лихорадка. Летом стали отказывать почки — ноги Мухаммада сильно отекли, и он не мог передвигаться без посторонней помощи. Руководить молитвенными собраниями было поручено Абу Бакру. Умер Мухаммад в начале июня 632 года.

Жизнь и деяния Константина Копронима, самого сурового из императоров-иконоборцев, были описаны православными историками исключительно в мрачных и неприглядных тонах. Уже в то время, когда патриарх Герман крестил будущего наследника престола, случилось, по словам Феофана, страшно зловонное предзнаменование: он испражнился в самой святой купели, и Герман пророчески предрёк, что христианство и церковь постигнет через него великое несчастье. Сделавшись взрослым, Константин, по словам того же Феофана, любил забавляться музыкой, пиршествами и пляскою. Был он неравнодушен и к красивым юношам. Впрочем, даже враги императора признавали, что в годы его правления в столице было удивительное изобилие дешёвых продуктов.

После смерти своего отца Льва III Константин смог утвердиться на троне лишь после упорной борьбы со своим зятем Артаваздом. Этот Артавазд, женатый на сестре Константина Анне, был стратигом опсикийского войска. Едва он узнал в 742 году о кончине тестя Льва Исавра, то сразу взял клятву с подчинённых ему войск: стоять за него и не признавать императором никого другого. В это время римская армия находилась во Фригии и готовилась к походу на арабов. Константин позвал Артавазда к себе в лагерь на военный совет. Артавазд отправился в надежде, что сможет легко захватить своего врага, но Константин был настороже. Он послал навстречу зятю патрикия Висира, и когда узнал, что тот убит, бежал в Анатолийскую область. Тамошнее население благожелательно приняло его и обещало стоять за него до самой смерти. Фракийское войско также взяло сторону Константина.

Между тем Артавазд овладел столицей. Магистр Феофан провозгласил его императором, а византийцев уверил, что Константин умер. Артавазд послал за своим сыном Никифором, бывшим тогда стратигом во Фракии, и поставил его для охраны Константинополя. Сам он, едва вступив в город, восстановил почитание икон (запрещённое при Льве III) и стал готовиться к отражению нападения. Весной следующего года, собираясь в поход, он назначил младшего сына Никиту стратигом войска Армениаков, а старшего, Никифора, венчал на царство. Константин провёл зиму в Амории, собирая и стягивая из азиатских фем верные ему войска. В мае 743 года он встретился с узурпатором у Сард, вступил с ним в бой и полностью обратил в бегство. Подчинённые ему войска он привёл в покорность, а всё их снаряжение присвоил себе. Артавазд бежал в Кизик, а оттуда переправился в Константинополь. Константин не преследовал его, а обратился против Никиты, взял штурмом Модрину, укреплённое место, в котором он укрылся со своим войском, многих перебил, а самого Никиту обратил в бегство. Только после этого он переправился во фракийские области и подошёл к стенам Константинополя. Из-за того что прекратился подвоз продовольствия, в столице начался сильный голод. Многие византийцы погибли, другие были вынуждены выбрасываться наружу через стены. Кто мог, убегал, подкупив с помощью даров городскую стражу. Константин благосклонно принимал всех беглецов и окружал их всяческой заботой. Положение осаждённых становилось день ото дня всё хуже. Никита ещё раз попытался помочь отцу: собрав новое войско, он подступил к азиатскому берегу Босфора и взял Хрисополь. Константин обратился против него, разгромил во второй раз, преследовал до Никомидии и захватил в плен. Наконец 2 ноября в сумерки, приступив к воротам столицы с сухопутной стороны, Константин внезапно овладел городом. Артавазд с сыновьями бежал в Вифинию в Пузанскую крепость, но вскоре был захвачен. Император велел с позором влачить их связанных во время конских состязаний, а потом ослепить.

В следующие годы Константин начал упорную войну с арабами. В 745 году он отобрал у них Северную Сирию, в 746 году разгромил арабский флот у берегов Крита. В начале 750-х годов военные действия перекинулись уже в Месопотамию и Южную Армению. Император захватил и разрушил старые римские города Феодосиополь, Малатию, Самосату, а жителей их переселил вглубь империи на пустующие земли. Так он расселил множество сирийцев и армян во Фракии, построил для них города, щедро одарил и всегда приходил на помощь, когда она требовалась. Болгары, увидев построение этих городов, потребовали от Константина уплаты денег. Однако, так как дань не была уплачена, они в 754 году двинулись войной на Фракию и дошли до Длинных стен Константинополя. Император, бросившись в бой, отважным ударом обратил их в бегство, упорно преследовал и многих перебил. Затем, собрав многочисленные силы, он повёл с болгарами упорную борьбу на суше и на воде. С 500 кораблями Константин вошёл в Дунай, выжег болгарские земли и захватил множество пленных. У крепости Маркелл он имел ещё одну битву, вновь обратил врагов в бегство и нанёс им большой урон. Вследствие всех этих поражений болгары ослабели и прислали послов для переговоров о мире. Девять лет спустя началась новая большая война. Болгары убили своих правителей и поставили вождём хана Телеца, мужа, по словам Никифора, спесивого и выказывавшего юношескую дерзость. Собрав и вооружив боеспособных воинов, он в 763 году храбро напал на ближайшие римские города и крепости. Константин, увидев его отвагу и безбоязненность, послал через море к Дунаю флот из 800 судов, заполненный конным войском. Сам он повёл другое войско к городу Анхиалу и под его стенами нанёс поражение Телецу и его армии, многих перебил, других взял в плен и велел казнить в Константинополе. Устрашённые болгары убили Телеца и стали просить у императора мира. Константин подступил к Балканам и тут для вида примирился с ними. Однако когда враги, усыплённые этим, сняли охрану с горных проходов, он внезапно разорвал мир и вторгся в пределы их страны. В результате этого нашествия вся Болгария была сожжена и разграблена византийцами, так что многие селения оказались совершенно истреблёнными. В следующие годы опустошительные походы неоднократно повторялись.

Так же суров и непреклонен был Константин в вопросах веры. Подобно отцу, он всю жизнь боролся с почитанием икон и мощей и делал это с таким рвением и неуступчивостью, что был назван «новым Юлианом». В 754 году он собрал в Константинополе церковный собор, который объявил еретиками всех «древо- и костепоклонников». Почитатели икон, и более всего монахи, подверглись после этого прямым гонениям. Тех из них, которые хранили свой обет и противостояли иконоборческому учению, Константин предавал различным пыткам и издевательствам: одним беспощадно выжигали или выщипывали бороды, другим разбивали головы иконами, некоторым выкалывали глаза или отрубали руки и другие части тела. Как бы при возродившемся во второй раз язычестве изобретали по отношению к христианам всяческие злодеяния, с помощью которых стремились обесчестить и погубить всех приверженных запрещённому учению. Многих, исполнявших государственные или военные должности, обвиняли в поклонении иконам и, как бы уличённых в жертвоприношении, убивали и во множестве высылали за границы империи. Часть монастырей Константин отдал под жилища воинам, а другие приказал срыть до основания. Монахов же принуждал насильно вступать в брак. В 764 году по доносам клеветников Константин велел казнить многих знатных вельмож, которых обвинил в заговоре против него. Тогда же подан был донос на патриарха Константина, его с позором свели с амвона, посадили на осла и со многими издевательствами возили по городу. Наконец император велел отрубить ему голову, а труп бросить в Пелагиевы рвы.

Церковная политика Константина привела к окончательной утере Рима, в особенности после того, как в 751 году лангобарды взяли Равенну, а папа Стефан II помазал на царство франкского короля Пипина Короткого и отдался под его защиту. Император сохранил свою власть лишь над южной оконечностью Апеннинского полуострова: в Апулии, Калабрии и на Сицилии. Впрочем, потери в далёкой Италии он компенсировал приобретениями в Азии и на Балканах. В 775 году Константин выступил в очередной поход на болгар, но вдруг тяжело заболел и скончался на корабле вблизи крепости Стронгиле.

По свидетельству русских летописей, Владимир был незаконным сыном киевского князя Святослава, прижитый им от рабыни — ключницы Малуши. Дядькой Владимира был брат Малуши Добрыня. В 969 году Святослав, только что схоронивший мать и собиравшийся в новый длительный поход в Болгарию, посадил старшего сына Ярополка князем в Киеве, а другого сына — Олега — князем у древлян. В то время пришли новгородцы, прося и себе князя. Узнав, что старшие сыновья Святослава уже получили свои столы, они сказали: «Если не пойдёте к нам, то сами добудем себе князя». Святослав спросил: «Но кто пойдёт к вам?» и стал уговариваться о том со старшими сыновьями, но те отказались. Тогда Добрыня сказал новгородцам: «Просите Владимира себе в князья». Новгородцы стали просить Владимира, и согласился Святослав с тем, чтобы он был у них князем. В тот же год Владимир отправился вместе с Добрыней в Новгород, а Святослав отплыл в Болгарию. Из этого похода он уже не вернулся, так как в 972 года погиб на Днепровских порогах. После смерти Святослава его сыновья стали править Русью, сидя каждый в своём городе. Владимир был ещё мал годами и всеми делами за него распоряжался Добрыня. В Полоцке тогда сидел Рогволод — варяг, пришедший из-за моря и утвердивший власть свою среди полочан. Добрыня стал сватать Владимиру Рогнеду, дочку Рогволода. Испросил Рогволод у дочери: «Хочешь пойти за Владимира?» Но она отвечала: «Не хочу разуть робичича. Но Ярополка хочу». Владимир прослышал об этом ответе и сильно разгневался. Ему было обидно оттого, что его назвали робичичем (рабом). Князь пожаловался своему дяде, а тот, распалясь яростью, собрал воинов и пошёл на Полоцк. Рогволод был побеждён в битве и затворился в городе. Новгородцы же, подступив к Полоцку, взяли его и захватили Рогволода с женой и его дочерью. Добрыня, насмехаясь над Рогнедой, нарёк её рабыней и велел Владимиру обесчестить её на глазах отца и матери. После убили Рогволода, а Рогнеда сделалась женой Владимира и родила ему сына Изяслава.

В 975 году Ярополк поссорился с братом Олегом. Через два года он пошёл на него войной. Олег погиб в бою, а Ярополк захватил его волость. Когда Владимир в Новгороде услыхал, что Ярополк убил Олега, то испугался и бежал за море. Ярополк посадил своих посадников в Новгороде и владел один Русской землёю. В 980 году Владимир вернулся в Новгород с варягами и сказал посадникам Ярополка: «Идите к брату моему и скажите ему: „Владимир идёт на тебя, готовься с ним биться“», — и пошёл на Ярополка. Дойдя до Киева с большим войском, Владимир осадил его, а Ярополк заперся в городе вместе с воеводой своим Блудом. Когда осада затянулась, Владимир стал тайно сноситься с Блудом, говоря ему: «Будь мне другом. Если убьют брата моего, то буду почитать тебя как отца, и честь большую получишь от меня; не я ведь начал убивать братьев, но он. Я же, убоявшись этого, выступил против него». Блуд сказал послам Владимировым: «Буду с князем вашим в любви и дружбе».

Блуд стал говорить Ярополку: «Узнал я, что киевляне пересылаются с Владимиром и говорят ему: „Приступай к городу, передадим де тебе Ярополка“. Бежим же из города». Ярополк послушался его и, выбежав из Киева, затворился в городе Родне, что расположен был в устье реки Роси. Владимир вошёл в Киев, а после осадил Ярополка в Родне. Среди осаждённых вскоре начался жестокий голод. И сказал Блуд Ярополку: «Видишь, сколько воинов у брата твоего. Нам ли их победить? Заключай мир с братом твоим». Ярополк сказал: «Пусть будет так». Блуд же послал к Владимиру со словами: «Сбылась мысль твоя, приведу к тебе Ярополка, приготовься убить его». Владимир вошёл в отчий терем и сел там с воинами и дружиной. Когда Ярополк пришёл к Владимиру и входил в двери, два варяга подняли его мечами под пазуху. Блуд тем временем затворил двери и не дал войти своим. Так убит был Ярополк, и с этого времени стал Владимир княжить в Киеве один.

Утвердившись у власти, Владимир поставил на холме за теремным двором кумиры богам: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Макошь. И приносили киевляне им жертвы, называя их богами. Дядю своего Добрыню Владимир посадил в Новгороде, а сам жил в Киеве и был одержим вожделением. Имел он связи со многими замужними женщинами и девушками. Среди прочих совратил он и вдову Ярополка, брата своего. Когда Владимир сошёлся с ней, она была уже беременна от Ярополка, а после родила сына — Святополка. Кроме неё и Рогнеды Владимир имел ещё четырёх законных жён и 800 наложниц: 300 было у него в Вышгороде, 300 — в Белгороде и 200 — в селе Берестове.

Увлечение Владимира языческой религией продолжалось недолго. В 986 году приходили в Киев посольства от разных народов, призывавших Русь обратиться в их веру. Сперва пришли болгары и хвалили своего Магомета, потом иноземцы из Рима от папы проповедовали католическую веру, а хазарские евреи после них — иудейство. Последним прибыл проповедник, присланный из Византии, и стал рассказывать Владимиру о православии. Владимир слушал его со всем вниманием. Под конец грек показал князю занавес, на котором было написано судилище Господне. Направо указал ему на праведников, в веселии идущих в рай, а налево — грешников, идущих на мучение. Владимир, вздохнув, сказал: «Хорошо тем, кто справа, и плохо тем, кто слева». — «Если хочешь с праведными справа стать, то крестись», — сказал грек. Но Владимир отвечал: «Подожду ещё немного», желая разузнать подробнее о всех верах.

В 987 году князь созвал бояр своих и старцев градских и сказал им: «Приходили ко мне болгары, говоря: „Прими закон наш“. Затем приходили немцы и хвалили закон свой. Затем пришли евреи. После же всех пришли греки, браня все законы, а свой восхваляя, и много говорили, рассказывая мне о начале мира и о бытии всего. Мудрёно говорят они и чудесно слушать их. Рассказывали они и о другом свете. Если кто, говорят, перейдёт в нашу веру, то, умерев, снова воскреснет и не умереть ему во веки, если же в ином законе будет, то на том свете гореть ему в огне. Что же вы мне посоветуете? Как им ответить?» Бояре и старцы сказали: «Знай, князь, что своего никто не бранит, но всегда хвалит. Если хочешь обо всём разузнать, то пошли от себя мужей посмотреть, кто и как служит Богу». Князю понравился этот совет. Избрали десять мужей, славных и умных, и сказали им: «Идите сперва к болгарам и испытайте веру их». Они отправились и, придя к ним, наблюдали их скверные дела и поклонение в мечети. Когда вернулись послы в землю свою, сказал им Владимир: «Идите ещё к немцам, высмотрите и у них всё, а оттуда идите в греческую землю». Послы пришли к немцам, увидели их церковную службу, а затем пошли в Константинополь. Когда же они вернулись, Владимир созвал своих бояр и старцев и сказал им: «Вот, пришли посланные нами мужи, послушаем же всё, бывшее с ними». И обратился к послам: «Говорите перед дружиной». Они же сказали: «Ходили мы к болгарам, смотрели, как они молятся в мечети. Стоят они там без пояса; сделав поклон, сидят и глядят туда и сюда, как бешеные. И нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Недобр закон их. И пришли мы к немцам, и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в греческую землю, и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой. И не знаем, как и рассказать об этом. Знаем мы только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмёт потом горького: так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве». Выслушав послов, Владимир обратился за советом к боярам, а те сказали: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшая из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?» Они же сказали: «Где тебе любо».

Владимир совсем уже было собирался креститься, но тут началась война между ним и греками. В 988 году Владимир пошёл с войском в Крым, к Корсуни, и затворились здесь греки. Русь встала на той стороне города, что против пристани, и начала осаду. Однако горожане защищались крепко, и не было видно конца осаде. Но тут один из корсунян по имени Анастас пустил в лагерь Владимира стрелу с письмом. В том письме говорилось: «Перекопайте и переймите воду, она идёт по трубам из колодцев, которые за лагерем вашим с востока». Владимир, услыхав об этом, посмотрел на небо и сказал: «Если сбудется это — крещусь». И тотчас же велел копать наперерез трубам и перенял воду. Люди изнемогли от жажды и сдались. Владимир вошёл в город с дружиной своей и послал к царям Василию и Константину сказать: «Вот, взял уже ваш город славный. Слышал, что имеете вы сестру девицу. Если не отдадите её за меня, то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Цари отвечали на это: «Не пристало христианам выдавать жён за язычников: если крестишься, то и её получишь, и Царство Небесное воспримешь, и с нами единоверен будешь. Если же не сделаешь этого, то не сможем выдать сестру за тебя». Владимир ответил на это послание императоров: «Скажите царям вашим так: я крещусь, ибо ещё прежде испытал закон ваш и люба мне вера ваша и богослужение, о котором рассказали мне посланные нами мужи». Цари были рады услышать такой ответ и стали упрашивать сестру свою Анну стать женой Владимира. Но та не хотела уезжать в Русь, говоря: «Иду, как в полон, лучше бы мне здесь умереть». Но братья отвечали ей: «Может быть обратит тобой Бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавит от ужасов войны. Видишь, сколько зла наделала грекам Русь? Теперь же, если не пойдёшь, то сделают и нам то же, что в Корсуни». И так говоря с ней, едва принудили её дать согласие. Анна села в корабль, попрощавшись с ближними своими и с плачем отправилась через море. Вместе с ней плыли сановники и пресвитеры. Когда прибыла она в Корсунь, вышли корсунцы ей навстречу с поклоном, ввели её в город и посадили в палатке. Царевна спросила: «Крестился ли Владимир?» Но ей отвечали, что нет пока, ибо разболелся глазами и не видит ничего. Тогда Анна послала к своему жениху сказать: «Если хочешь избавиться от болезни, то крестись поскорей, а если не крестишься, то не избавишься от недуга своего». «Если вправду исполнится это, — сказал Владимир, — то поистине велик Бог христианский». И повелел он крестить себя. Епископ корсунский с царицыными попами, огласив, крестил Владимира. И когда возложил руку на него, Владимир тотчас же прозрел и, ощутив своё внезапное исцеление, прославил Бога. Многие из дружинников, увидев это чудо, тоже крестились. Случилось это в церкви Святого Василия, что стояла посреди Корсуни.

После этого Владимир взял царевну и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента. Взял он также церковные сосуды и иконы, и со всем этим отправился в Киев. Возвратившись в столицу, Владимир повелел опрокинуть идолов, — одних порубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы к Ручью. Затем Владимир послал по всему городу со словами: «Если не придёт кто завтра на реку — будь то богатый или бедный, или нищий, или раб будет мне враг!» Услышав это, пришли люди к Днепру без числа. Одни стояли в воде до шеи, другие — по грудь, некоторые держали младенцев. Когда крещены были все и разошлись по домам, Владимир приказал рубить церкви, определять в них попов и приводить людей на крещение. Послал Владимир собрать у лучших людей детей и отдать их в книжное обучение. Матери, провожая их, пишет летописец, плакали по ним как по мёртвым, ибо не утвердилась ещё новая вера.

Крестившись, Владимир обратился к государственным делам. От шести жён у него было 12 сыновей, и всех он рассадил по городам, дав каждому свой удел. И сказал Владимир: «Нехорошо, что мало городов около Киева». И стал ставить города по Десне и по Остру и по Трубежу. И по Суле и по Сторне. Набрав лучших мужей от славян, кривичей, чуди, вятичей, населил ими города, так как была война с печенегами. В Киеве, призвав греческих мастеров, Владимир поставил церковь Пресвятой Богородицы и поручил её Анастасу Корсунянину. В 996 году церковь была освящена, и Владимир даровал ей десятую часть от всех своих богатств. Вскоре за тем Владимиру пришлось биться с печенегами. Он потерпел поражение и, спасаясь от погони, спрятался под мостом вблизи Васильева. В память о своём счастливом спасении Владимир поставил в Васильеве церковь Преображения Господня и устроил по этому случаю великий пир. Созвано было на него, кроме бояр, посадников и старейшин, ещё и людей много из разных городов. И праздновал князь восемь дней, а потом приехал в Киев и здесь ещё устроил великое празднование, созвав бесчисленное множество народа. И так отныне стал Владимир поступать постоянно, собирая по праздникам в своём дворце чуть не весь город. Щедростью своею старался Владимир превзойти самого Соломона. Повелел он всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать всё, что надобно: питьё и пищу, и деньги. А для больных, которые сами ходить не могут, повелел Владимир нагружать разной снедью телеги и развозить еду по городу, чтобы оделять всех желающих.

Ещё более делал князь для своих людей. Каждое воскресение он устраивал во дворце и в гриднице пир, разрешив приходить на него всем боярам, гридням, и соцким и десяцким, и лучшим мужам, и бывало на этих пирах всяких яств в изобилии. Когда Владимир услышал, что гридни корят его за прижимистость, то повелел выковать каждому дружиннику серебряную ложку, говоря себе: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиной добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиной доискались золота и серебра». Так любил Владимир дружину и всегда совещался с ней об устройстве страны и о войне, и о законах; и была ему всегда удача во всём.

О смерти его летописец сообщает следующее. В 1015 году пошли на Русь войной печенеги. Владимир, уже больной, послал на них своего любимого сына Бориса с дружиной, а сам разболелся ещё сильнее. От этой болезни он и умер 15 июля в своём селе Берестове. Смерть его, по приказу Святополка, его пасынка, утаили от народа. Ночью его люди разобрали помост между двумя клетями, завернули тело Владимира в ковёр и опустили на землю. Затем, возложив его на санки, отвезли в Киев и поставили в церкви Святой Богородицы. Народ, однако, прознал о смерти князя. И сошлись люди без числа и плакали о нём — бояре, как о заступнике страны, бедные же, как о своём заступнике. И положив Владимира в мраморный гроб, похоронили его с плачем.

Креститель Норвегии Олав Трюггвасон приходился правнуком Харальду Прекрасноволосому, о котором у нас уже шла речь выше. Отец Олава, конунг Трюггви, был убит, когда его сын был ещё маленьким ребёнком. Его мать Астрид скрывалась некоторое время в Уппленде, но люди норвежского конунга Харальда II охотились за ней повсюду, и женщине пришлось отправиться в Швецию. Здесь она прожила два года у Хакона Старого, друга её отца. Послы Харальда и здесь не оставили её, всячески понуждая шведского конунга Эйрика выдать Олава. Тогда Астрид села на корабль и решила отправиться в Новгород к русскому князю Владимиру, при дворе которого служил её брат Сигурд. В дороге корабль, на котором она плыла, захватили эсты. Они взяли себе людей и добро, некоторых пленников убили, а других поделили между собой как рабов. Тогда Олава разлучили с матерью. Его продали человеку по имени Клерк, потом перепродали другому эсту — Реасу, в доме которого он прожил шесть лет.

Случилось так, что дядя Олава Сигурд поехал в страну эстов как посланец Владимира собирать подати. Однажды на реке он увидел очень красивого мальчика и понял, что тот чужеземец. Сигурд спросил мальчика, как его зовут и кто он родом. Олав сказал, что отцом его был конунг Трюггви, а матерью — Астрид. Тут Сигурд понял, что мальчик — его племянник, и стал расспрашивать о том, как он попал к эстам. Олав рассказал ему всё, что с ним случилось. Сигурд отправился к Реасу, купил у него мальчика и привёз с собой в Новгород. Когда Владимир узнал, кто такой Олав, он взял его в свой дом и окружил почётом, какой подобает сыну конунга. Так он прожил в Новгороде девять лет.

Когда Олав вырос, он стал красивым, статным и могучим юношей. Он был в большой чести у Владимира и на его деньги собрал себе дружину. Затем случилось так, что приближённые князя оговорили Олава в его глазах, и отношения между ними испортились. Тогда Олав отпросился у Владимира и решил отправиться в поход за пределы Руси в страну вендов. Здесь он женился на польской княжне Гейре и прожил три года. Когда жена его умерла, он отправился дальше. Со своей дружиной он воевал во Фризии, Саксонии, Фландрии, Англии, Шотландии, Ирландии и Франции. В этих походах Олав провёл четыре года. Потом на его корабле произошёл бунт, и Олав едва не был убит своими дружинниками. Но ему удалось избежать смерти, хотя рану его и посчитали поначалу смертельной. Вылечившись, он крестился.

Олав поселился в Дублине и женился на Гюде, сестре Олава Кварана, дублинского короля. В Ирландии он прожил около года и тут узнал, что у трандхеймского ярла Хакона, который правил в Норвегии после смерти Харальда II, пошли раздоры с подданными. Тогда он решил испытать судьбу и вернуть власть в стране своих предков. Олав снарядил пять кораблей и поплыл с ними в Норвегию. Он явился как раз вовремя: норвежцы восстали; ярл, застигнутый врасплох, был убит собственным рабом. Бонды провозгласили Олава конунгом (995). Все в Норвегии признали его власть — даже те правители в Уппленде и Вике, которые раньше получали землю во владение от датского конунга. Теперь они сделались людьми Олава и получили землю от него.

Прожив год в Вике, Олав объявил о своём намерении крестить страну. Жители Вика покорно исполнили его волю и крестились. Некоторых из тех, кто противился новой вере, конунг велел убить. Затем крестились жители Агдира, Рогаланда и Хердаланда. Со множеством народа Олав поехал дальше. Бонды Согна, Фьордов, Южного Мера и Раумсдаля собрались на тинг. Конунг предложил им либо креститься, либо сражаться с ним. Бонды предпочли принять новую веру, так как были напуганы большим войском Олава. Крестив Северный Мер, конунг велел разрушить и сжечь языческое капище. Жители северных фюльков, узнав об этом, разослали ратную стрелу, вооружились и приготовились к битве.

Сражаться с ними Олав не решился и вернулся в Вик. Он стал свататься за вдову шведского конунга Сигрид Гордую. Поначалу дело шло хорошо. Сигрид благосклонно выслушала предложение Олава. Но потом Олав сказал, что Сигрид должна принять крещение и правую веру. Сигрид отвечала: «Я не намерена отказываться от веры, которая у меня была раньше и у моих родичей до меня. Но я не буду возражать против того, чтобы ты верил в того бога, который тебе нравится». Олав очень разгневался и воскликнул: «С какой же стати я женюсь на заядлой язычнице?» И ударил её по лицу перчаткой, которую держал в руке. Затем он встал и она тоже. Сигрид сказала: «Это может привести к твоей смерти». Так они расстались.

Олав собрал большую рать и отправился с ней в Трандхейм. В свою очередь все бонды явились на тинг вооружёнными. Едва конунг завёл речь о крещении, они пришли в сильный гнев, и Олаву пришлось для вида уступить. Он объявил, что не будет настаивать, и дело как будто закончилось примирением. Олав отправился в Хладир, где устроил большой пир. Были приглашены могущественные херсиры из Трандхейма. Но когда люди захмелели, конунг велел схватить гостей и объявил, что принесёт их в жертву на языческом празднике в Мэрине. Пленники стали просить пощады и согласились принять крещение. После этого Олав поехал на ежегодный языческий праздник в Мэрин. Туда уже съехались бонды со всего Трандхейма. Все они были очень враждебно настроены против конунга и христианства. Во главе них стоял Скегги Железный. Олав, не открывая пока своих планов, вступил в капище, будто бы для жертвоприношения, и велел повергнуть всех идолов. В то же время убили Скегги. Конунг вышел к народу и объявил, что у тинга два выбора: либо принять христианство, либо биться с его людьми. Но после смерти Скегги у язычников больше не было вождя, и они поневоле должны были покориться. Так был крещён народ в Трандхейме. Олав велел заложить город Нидарос в устье реки Нид и поселился там. Некрещёным оставался только север Норвегии, и Олав отправился в Халогаланд. Всюду, где он останавливался, конунг сзывал тинги и приказывал народу принимать крещение. Оставшиеся язычники объединились под властью Рауда Могучего и дали конунгу ожесточённый бой. Но халогаландцы потерпели поражение. Олав двинулся дальше и добрался до самого севера в Эмд. Вся страна стала христианской.

Снорри Стурлусон пишет, что конунг Олав был самым сноровистым из всех людей, о которых рассказывали в Норвегии. Он был необычайно сильным и ловким. Он ходил по вёслам за бортом корабля, в то время как его люди гребли, и он играл тремя ножами так, что один был всё время в воздухе, а рукоять другого в его руке. Он рубил одинаково обеими руками и метал сразу два копья. Олав очень любил повеселиться и пошутить, был приветлив и прост в обращении, горячо за всё брался, был очень щедр, любил выделяться своей одеждой и в битве превосходил всех своей храбростью. Но он бывал крайне жесток, когда гневался, и своих недругов он подвергал жестоким пыткам: кого велел сжечь в огне, кого отдать на растерзание свирепым псам, кого — покалечить или сбросить с высокой скалы. Поэтому друзья любили его, а недруги боялись. Он во всём добивался успеха, потому что одни выполняли его волю из любви и преданности, а другие из страха.

Последней женой Олава стала Тюри, сестра датского конунга Свейна Вилобородого. Её насильно выдали замуж за короля венедов, но она бежала в Норвегию и вышла замуж за Олава. На пятый год своего правления (1000) Олав снарядил 60 кораблей и собрал большую дружину. Он хотел плыть в страну венедов и собирался требовать там имущество Тюри, оставшееся после её отъезда. Когда Олав приехал в страну венедов, все переговоры прошли успешно, и он получил всё, что хотел. Женой Свейна Вилобородого в то время была Сигрид Гордая, ненавидевшая Олава за оскорбление, которое он нанёс ей. Она уговорила мужа и сына, конунга Улафа Шведского, собрать корабли и напасть на Олава Трюггвасона в то время, когда он будет возвращаться назад. Конунги устроили засаду у острова Свельд.

Когда Олав подплыл к Свельду, враги вышли ему навстречу и началась жестокая битва. Олав велел связать свои корабли вместе и отражал все нападения. Сначала отбили приступ датчан, потом шведов. Наконец подступил Эйрик, сын трандхеймского ярла Хакона, правившего до Олава Норвегией. Люди, бывшие с ним (все сплошь норвежские изгнанники, ненавидевшие Олава), бились с чрезвычайным ожесточением и вскоре им удалось захватить все корабли, кроме Большого Змея, на котором плавал сам Олав. Корабль этот был такой огромный, что возвышался над всеми остальными. Людям Эйрика пришлось пролить немало крови, прежде чем они смогли взойти на его борт, да и то лишь тогда, когда большинство дружинников Олава было уже убито. Оставшиеся в живых сгрудились на корме вокруг своего конунга. И тут произошла последняя схватка. Олава хотели взять живым, но он прыгнул в море и утонул.

Генрих был младшим сыном Генриха VII, первого английского короля из рода Тюдоров. Его старший брат, принц Артур, был человек хилый и болезненный. В ноябре 1501 году он вступил в брак с арагонской принцессой Екатериной, но не мог исполнять супружеских обязанностей. Прикованный к постели, он кашлял, томился в лихорадке и наконец скончался в апреле 1502 года. Его юная вдова осталась в Лондоне. В 1505 году между английским и испанским дворами была достигнута договорённость о том, что Екатерина выйдет замуж за младшего брата, когда тому исполнится 15 лет. Папа Юлий II выдал диспенсацию — специальное разрешение на вторичный брак Екатерины, несмотря на заповедь Библии: «Если кто возьмёт жену брата своего, это гнусно; он открыл наготу брата своего, бездетны будут они…»

В апреле 1509 года Генрих VII умер, а в июне, незадолго до своей коронации, Генрих VIII обвенчался с Екатериной. Ни один король до него не внушал при своём восшествии на престол более радостных надежд: Генрих имел цветущее здоровье, был отлично сложён, считался прекрасным наездником и первоклассным стрелком из лука. К тому же, в отличие от своего меланхоличного и болезненного отца, он был весел и подвижен. С первых дней его царствования беспрестанно устраивались при дворе балы, маскарады и турниры. Состоявшие при короле графы жаловались на громадные расходы для покупки бархата, драгоценных камней, лошадей и театральных машин. Учёные и реформаторы любили Генриха за то, что у него, по-видимому, был свободный и просвещённый ум; он говорил по-латыни, по-французски, по-испански и по-итальянски, хорошо играл на лютне. Однако, как и у многих других ренессансных государей, образованность и любовь к искусствам соединялись у короля с пороками и деспотизмом. Генрих был очень высокого мнения о своих талантах и способностях. Он воображал, что знает всё, начиная от богословия и до военных наук. Но несмотря на это, он не любил заниматься делами, постоянно перепоручая их своим любимцам. Первым фаворитом при нём был Томас Уолси, сделавшийся из королевских капелланов кардиналом и канцлером.

В богословских спорах того времени Генрих поначалу был на стороне католиков. В 1522 году он послал папе памфлет своего сочинения, направленный против реформаторов. За этот труд он получил от Рима титул «Защитника веры», а со стороны Лютера был осыпан оскорблениями. Но затем, под влиянием обстоятельств, король переменил свои взгляды на противоположные. Виной тому были его семейные дела. Королева Екатерина за годы своего замужества была несколько раз беременна, но сумела родить в 1516 году только одну здоровую девочку, наречённую Марией. Прожив двадцать лет в браке, король всё ещё не имел наследника престола. Так не могло более продолжаться. Постепенно между супругами возникло охлаждение. С 1525 года Генрих перестал разделять с женой ложе. Екатерину всё больше стали занимать дела благочестия. Она носила под своими королевскими платьями францисканскую власяницу, и современные отчёты были заполнены упоминаниями о её паломничествах, раздачах милостыни и постоянных молитвах. Между тем король по-прежнему был полон сил, здоровья и имел к этому времени несколько внебрачных детей. В 1527 году он сильно увлёкся фрейлиной королевы Анной Болейн. Тогда же он дал кардиналу Уолси ответственное поручение — собрав епископов и законников королевства, вынести суждение о юридической несостоятельности эдикта папы Юлия II, в соответствии с которым ему было разрешено жениться на Екатерине. Однако дело это оказалось крайне сложным. Королева не пожелала уходить в монастырь и упорно защищала свои права. Папа Климент VII не хотел даже слышать о разводе, а кардинал Уолси не собирался допускать брака короля с Анной Болейн и всячески затягивал дело. Кузен Анны Френсис Брайн, английский посол в Риме, сумел добыть секретное письмо кардинала к папе, в котором тот советовал Клименту не спешить с согласием на развод Генриха. Король лишил фаворита всех своих милостей и сослал в дальнее захолустье, а с Екатериной стал обращаться грубо и сурово.

Занявший место Уолси Томас Кромвель предложил Генриху развестись с Екатериной без папского разрешения. Почему, говорил он, король не хочет последовать примеру немецких князей и при содействии парламента объявить себя главой национальной церкви? Мысль эта показалась деспотичному королю чрезвычайно заманчивой, и он очень скоро дал себя уговорить. Поводом к наступлению на церковь послужила присяга папе, которую издревле давали английские прелаты. Между тем по английским законам они не имели права присягать никому, кроме своего государя. В феврале 1531 года по повелению Генриха в высший уголовный суд Англии было внесено обвинение в нарушении законов против всего английского духовенства. Прелаты, съехавшиеся на конвоакцию, предложили королю большую сумму денег, чтобы прекратить процесс. Генрих отвечал, что ему необходимо другое — а именно, чтобы духовенство признало его протектором и единственным главою английской церкви. Епископы и аббаты ничего не могли противопоставить своеволию короля и согласились на неслыханные требования. Вслед за тем парламент принял ряд постановлений, разрывающих связи Англии с Римом.

На основании своих новых прав Генрих в начале 1533 года назначил архиепископом Кентерберийским Томаса Кранмера. В мае Кранмер объявил брак короля с Екатериной Арагонской недействительным, а через несколько дней Анна Болейн была провозглашена законной супругой короля и коронована. Папа Климент потребовал, чтобы Генрих явился с повинной в Рим. Король ответил на это надменным молчанием. В марте 1534 года папа отлучил Генриха от церкви, объявил брак его с Анной незаконным, а родившуюся к этому времени дочь Елизавету — незаконнорождённой. Словно издеваясь над первосвященником, Генрих своим указом назвал недействительным свой первый брак, а родившуюся в нём дочь Марию — лишённой всех прав на престолонаследие. Несчастная королева была заключена в монастырь Эмфтилль. Это был полный разрыв. Однако далеко не все в Англии одобряли церковный раскол. Потребовались жестокие репрессии для того, чтобы принудить английское духовенство к новым порядкам. Одной из первых жертв религиозных гонений стали монастыри. В 1534 году Кромвель потребовал от английских монахов принесения особой клятвы — что они считают короля верховным главой английской церкви и отказываются от повиновения римскому епископу, который «незаконно присвоил себе в своих буллах называние папы». Как и следовало ожидать, это требование встретило среди монашеских орденов сильное сопротивление. Кромвель велел повесить вождей монашеской оппозиции. В 1536 году был принят статут о секуляризации имущества 376 мелких монастырей.

Тем временем главная виновница английской реформации совсем недолго сохраняла своё высокое положение. Поведение Анны Болейн было далеко не безукоризненное. После коронации вокруг неё стали увиваться поклонники значительно моложе её супруга. Подозрительный король замечал это, и привязанность его к жене таяла с каждым днём. К тому же Генрих уже увлечён был новой красавицей — Джейн Сеймур. Поводом к окончательному разрыву стал будто бы случай, происшедший на турнире в начале мая 1536 года. Королева, сидя в своей ложе, уронила платок проезжавшему мимо придворному красавцу Норрису, а тот был так неблагоразумен, что поднял его на глазах Генриха. На другой день Анна, её брат лорд Рочестер, а также несколько кавалеров, которых молва окрестила любовниками королевы, были арестованы. Обвинительный акт гласил, что Анна с сообщниками злоумышляла на жизнь короля-супруга, что поведение её было всегда более чем предосудительно; что, наконец, между её сообщниками находятся лица, с которыми она состоит в преступной связи. Начались пытки и допросы. Музыкант Смитон, забавлявший Анну игрой на лютне, сознался, что пользовался неограниченной благосклонностью своей повелительницы и трижды бывал у неё на тайном свидании. 17 мая следственная комиссия из двадцати пэров признала бывшую королеву виновной и постановила казнить её смертью. 19 мая она была обезглавлена. На другой день после казни Генрих обвенчался с Джейн Сеймур. Это была тихая, кроткая, покорная девушка, всего менее домогавшаяся короны. В октябре 1537 года она умерла, родив королю сына Эдуарда. Её брак с Генрихом продолжался 15 месяцев.

Церковная реформа между тем продолжалась. Поначалу Генрих не хотел ничего менять в учении и догматах церкви. Но догмат о папской власти был так тесно сплетён схоластическим богословием со всей системой католичества, что при его отмене необходимо было исключить некоторые другие догматы и учреждения. В 1536 году король утвердил первое вероисповедание англиканской церкви — так называемые «Десять статей», представлявшие из себя причудливую смесь католичества и протестантизма. Этот акт постановил, что источниками вероучения должны приниматься только Священное Писание и три древних символа веры (то есть отвергался авторитет церковного предания и папы). Признавались только три таинства из семи: крещение, причащение и покаяние. Отвергались моления святым, уменьшалось количество обрядов. Понимание причащения оставалось католическим, то есть как пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Христовы. В согласии с учением Лютера, упоминалось, что человек оправдывается верою, однако признавалась также необходимость добрых дел. Действие индульгенций отрицалось, но сохранилось католическое учение о чистилище. В 1539 году в дополнение к «Десяти статьям» был принят так называемый «кровавый статут» в шести членах, где между прочим подтверждалось безбрачие духовенства. Этот акт явился сигналом к уничтожению икон, мощей, статуй и других священных реликвий.

В 1538–1539 годах была проведена секуляризация крупных монастырей. Всё их колоссальное имущество поступило в собственность короля. Кроме того в казну стали перечисляться десятина и другие церковные подати. Эти средства дали Генриху возможность значительно усилить флот и войска, возвести много крепостей на границе и построить гавани в Англии и Ирландии. Тогда было положено прочное основание будущему могуществу английской нации. Но при всём этом время Генриха VIII было эпохой жесточайших религиозных гонений. Всякое сопротивление проводимой реформации подавлялось с беспощадной суровостью. Считается, что за семнадцать последних лет правления Генриха было сожжено на кострах, казнено и умерло в темницах более 70 тысяч человек. Деспотизм этого короля как в государственной, так и в личной жизни не знал никаких границ. Судьба шести его несчастных жён яркий — тому пример.

После смерти Джейн Сеймур король стал подумывать о четвёртом браке. Перебрав множество партий, он в конце концов остановил свой выбор на дочери герцога Клевского Анне, которая была знакома ему только по портрету кисти Гольбейна. В сентябре 1539 года был подписан брачный трактат, после чего Анна прибыла в Англию. Увидев её непосредственно своими глазами, король был раздосадован и разочарован. «Это настоящая фламандская кобыла!» — сказал он. Скрепя сердце он 6 января 1540 года обвенчался с невестой, но сейчас же стал подумывать о разводе. Трудностей с расторжением брака у него не возникло. Летом того же года король велел провести расследование и объявить: девственница его жена или нет. «В первую же ночь, — говорил он, — я ощупал ей груди, живот и понял, что она не девственница, а поэтому и не стал с ней плотски сближаться». Как и следовало ожидать, оказалось, что королева не девственница. На основании этого 9 июля Совет высшего духовенства объявил брак с Анной недействительным. Разведённой королеве было дано приличное содержание и поместье, куда она удалилась с тем же невозмутимым флегматизмом, с каким пошла под венец.

К этому времени у короля уже была новая фаворитка — Кэтрин Говард, которая была моложе его на 30 лет. Он обвенчался с ней через три недели после развода с четвёртой женой, чем немало удивил своих подданных: репутация Говард была всем хорошо известна. Некто Ласселс представил вскоре донос на королеву, обвиняя её в распутстве как до брака с Генрихом, так и после него. Доносчик называл её любовниками личного секретаря Фрэнсиса Дерема и учителя музыки Генри Маннока. Генрих поначалу отказался верить этому, но велел провести негласное расследование. Вскоре подтвердились самые худшие слухи. Генри Маннок признался, что «ласкал интимные места» своей ученицы. Дерем поведал, что не единожды «плотски познавал её». Не отпиралась и сама королева. На заседании совета Генрих рыдал от обиды. Снова обманут! И как нагло! В начале февраля 1542 года Кэтрин Говард была обезглавлена в Тауэре.

Спустя полтора года, в июне 1543 года, Генрих женился в шестой раз на 30-летней вдове Екатерине Парр. Очевидно, на этот раз он уже не гнался за красивым лицом, а искал тихую гавань для своей старости. Новая королева была женщина с самостоятельными твёрдыми взглядами на жизнь. Она заботилась о здоровье мужа и с успехом выполняла роль хозяйки двора. К несчастью, её слишком занимали религиозные споры, и она не стеснялась высказывать свои взгляды королю. Эта вольность едва не стоила ей головы. В начале 1546 года, поспорив с женой по какому-то религиозному вопросу, Генрих затем составил против неё как «еретички» обвинительный акт. К счастью, проект обвинения успели показать королеве. Она лишилась чувств, увидев подпись мужа под собственным приговором, но потом собралась с силами, бросилась к Генриху и благодаря своему красноречию сумела вымолить прощение. Пишут, что в этот момент стражники уже явились арестовать королеву, но Генрих указал им на дверь.

Грозный король скончался через год после этого события. Его болезнь была следствием чудовищной тучности. Ещё за пять лет до кончины он был не в состоянии сдвинуться с места: его возили в креслах на колёсах.

Усман дан Фодио — основатель халифата Сокото — по праву считается одной из самых ярких и неординарных фигур в новой истории Африки. Созданное им государство — одно из крупнейших в Западном Судане — было образовано соотечественниками Усмана, кочевниками-фульбе на территории проживания негритянской народности хауса. К этому времени история хаусанской цивилизации насчитывала уже около восьми веков (первые города-государства появились здесь ещё в конце X века). Хауса были известны во всей Северо-Западной Африке как искусные ремесленники и предприимчивые торговцы. Единого политического центра они не имели — их страна делилась на множество эмиратов, находившихся друг с другом в постоянной вражде. Порою какому-нибудь эмирату удавалось добиться кратковременной гегемонии и подчинять своему влиянию другие города-государства. Первоначально таким гегемоном был Кано, потом — Кацина, позже — Замфара. Во второй половине XVIII века лидерство перешло к Гобиру.

Что касается фульбе, то они резко отличались от хауса и остальных негритянских народов Судана более светлым цветом кожи, высоким ростом и сухощавым сложением. Издревле их основным занятием считалось скотоводство. Впервые фульбе появились на берегах Сенегала ещё в X веке. В следующие века они кочевали небольшими группами по всему Западному и Центральному Судану. Особенно много было их в стране хауса. Фульбе, владевшие огромными стадами скота, вели патриархальный образ жизни под главенством родовых старейшин (ардо). Собственного государства он и не имели. Многие знатные фульбе занимали должности придворных чиновников или мусульманских священнослужителей, но ни богатства, ни звания не уравнивали их в политических правах с аристократией и даже простолюдинами хауса. Однако в начале XIX века положение в корне переменилось — благодаря Усману дан Фодио фульбе сделались господами страны, а хауса оказались у них в подчинении.

Усман дан Фодио родился в хаусанском царстве Гобир (территория нынешней Северной Нигерии), в небольшой деревне Маратта в декабре 1754 года. О его происхождении ясно говорит прозвище — дан Фодио, что означает «сын образованного человека». Действительно, отец Усмана, Мухаммад, был известным кораническим учителем и принадлежал к фульбскому роду Торонкава. Мать, Хавва бинт Мухаммад, также происходила из образованной фульбской семьи. По преданию, предки Усмана переселились в Гобир из Адара.

Детство и юность Усмана прошли в деревне Дегель близ города Бирини-Конни и были заполнены духовными занятиями с фульбскими маламами (кораническими учителями). Выучив под руководством отца Коран, он начал жизнь странствующего ученика, прилежно изучая основы богословия и арабской культуры. Большое влияние на юношу оказал малам Джибрил бен Умар, наводивший страх на местных жителей постоянными призывами к джихаду. Период обучения завершился хаджем в Мекку и Медину. Около 1774 года Усман возвратился в Гобир и сам начал преподавать основы коранических знаний. Хорошее мусульманское образование, редкое красноречие и религиозное рвение позволили ему быстро собрать вокруг себя большое число учеников и последователей. К концу 1780-х годов их насчитывалось более тысячи человек. Но после того как эмир Гобира Бава (правил в 1776–1794), относившийся к Усману с глубоким уважением, отдал ему на воспитание своего сына Юнфу, число его последователей многократно умножилось. В одном из хаусанских текстов говорится: «Во время Бавы имя малама Усмана стало известно повсюду. Он проповедовал, он собирал людей, и они принимали ислам в Руга Фако (так именовалась резиденция Усмана дан Фодио в Дагеле). Бава знал малама Усмана очень хорошо и поэтому отдал ему своего сына…»

После смерти Бавы и его брата Якубы Усман добился, чтобы эмиром провозгласили его воспитанника Юнфу. Тот стал править с 1802 года. В это время Усман пользовался огромным влиянием на дела. Юнфа внимательно прислушивался ко всем его советам. Ничего не предвещало разрыва между ними, и тем не менее он произошёл. И хотя эта ссора, имевшая огромные последствия для всех народов Северной Нигерии, описана во многих источниках, её глубинные мотивы остаются по сей день неясными. Внешне же всё выглядело следующим образом. Вскоре после восшествия на престол Юнфа позволил своему полководцу Варо совершить поход против мусульманской общины Гинбана. Когда она была разгромлена, Усман, не одобрявший, по-видимому, этого похода, попросил у Юнфы позволения освободить одного обращённого в рабство мусульманина. Юнфа отвечал: «Я даю тебе разрешение, так как ты — отец мой». «Тогда, — продолжает хроника, — малам Усман сказал, чтобы все фульбе пошли, встали на дороге и каждого, кого увидят связанным, чтобы освобождали, у заключённых разбивали цепи. И это они выполнили. Они разбивали цепи и освобождали рабов, мужчин и женщин, мальчиков и взрослых…» В результате гобирава (так называли жителей Гобира) лишились большей части добычи. Варо подал Юнфе жалобу на своеволие фульбе. «Они говорят, — донёс он, — что ты приказал этому фульбе (то есть Усману), чтобы он разбил все цепи и освободил рабов». Юнфа возразил: «Я не говорил так». Он послал за Усманом. Однако тот категорически отказался от встречи и отвечал посланцам эмира: «Я отказываюсь». Юнфа рассердился и послал за ним стражников, но последователи Усмана побили и прогнали их. Это было открытое неповиновение. Юнфа вспылил. Он отправил за своим наставником сначала начальника тюрьмы, потом начальника конницы с отрядом солдат. Разгорелось настоящее сражение, закончившееся победой Усмана. Оно произошло 21 февраля 1804 года и считалось в дальнейшем началом джихада — священной войны фульбе против правящих в стране хауса.

Усман дан Фодио объявил, что целью его борьбы является возврат к строгой морали, к истинному Корану и Сунне, а также восстановление централизованного государства в его первоначальной чистоте и простоте. Он прямо обвинил хауса в том, что они изменили исламу, постоянно нарушают мусульманские правовые нормы, следуют анимистическим традициям и совершают языческие ритуалы. Неизвестно, насколько обоснованы были его упрёки, но призыв к священной войне не остался без ответа — тысячи фульбе взялись за оружие и начали борьбу против хаусанского господства.

В июне 1804 года произошло новое сражение у озера Квотто, недалеко от слияния рек Сокото и Рима. Плохо вооружённые, но бесконечно верившие в свою силу повстанцы заставили спасаться бегством отряд тяжёлой кавалерии Юнфы. Победа воодушевила всех противников царской династии. На сторону Усмана перешли местные племена Суллебава, а также жители Замфары, издавна ненавидевшие гобирцев. Армия Усмана двинулась в соседнюю с Гобиром страну Кебби, где им оказали гостеприимство местные фульбе. Осенью Усман начал наступление на столицу Гобира — Алькалаву. Однако на этот раз сражение закончилось крупным поражением — погибло более двух тысяч повстанцев, в том числе многие родственники Усмана дан Фодио. Впрочем, религиозное рвение его сподвижников от этого не уменьшилось. В 1805 году Усман двинулся в сторону Кебби. Местные хауса оказали фульбе упорное сопротивление, но потерпели поражение. После падения их столицы Бирнин-Кебби почти всё население бежало вверх по реке Кебби. А повстанцы-фульбе укрепились в районе города Гванду, создав здесь свою постоянную базу. Отсюда они стали совершать походы в различные царства страны хауса. В 1805 году была взята Кацина, в 1807 году пал Кано, а в 1808 году под власть фульбе перешла Зария. Тем временем Юнфа, объединившись с эмирами Замфары, Кебби и вождями туарегов, собрал новую армию. Основное сражение 1806 года произошло недалеко от Гванду в местечке Альвасса. Воины Усмана были прижаты к Гванду, но сумели собраться с силами и отбросили неприятеля. После этого война переместилась на землю Гобира. В 1808 году в одном из сражений погиб Юнфа. В том же году фульбе взяли и разрушили Алькалаву.

Таким образом, в результате пятилетнего джихада в стране хауса произошли кардинальные перемены: гегемония Гобира пала, независимые государства хауса прекратили своё существование. На их месте возникло одно большое теократическое государство, известное позже в истории как халифат Сокото. Его верховным религиозно-политическим главой был провозглашён Усман дан Фодио. Однако сразу после победы восстания он отошёл от активной политической деятельности и в последние годы вёл замкнутый и строгий образ жизни. Скончался Усман в апреле 1817 года в Сокото, резиденции своего сына Мухаммада Белло. Он был не только пламенным проповедником и политическим деятелем, но и даровитым поэтом. Ему принадлежало немало песен, в том числе написанная по-арабски «Касыда ал-Кадирийа».