Разговор 15-й. О "посмертном" опыте ученого (монолог-аморкорд)

у. И я стал искать. И удивительно -- мне в самом деле удалось собрать немало опытных подтверждений "посмертной жизни".

Вот они.

Детство

Самое раннее воспоминание. Какой-то родственник из Ленинграда, мамин двоюродный дядя или троюродный брат -- не знаю, больше я его никогда не видел, -- дарит мне серебряную десертную ложку. Отчетливо помню свое самоощущение -- самоощущение взрослого человека. Через много лет я узнал, что в тот момент мне не было и года.

До пяти-шести лет мне казалось, что я живу очень долго. Я часто говорил "всю жизнь" или "никогда в жизни", что очень забавляло окружающих. Это не было подражание взрослым, или, по крайней мере, это не было только подражание. Однажды кто-то из старших детей сказал мне что-то вроде "вся-то жизнь -- пять лет". Как я удивился, когда понял, что он прав: мне моя жизнь казалась тогда более долгой, чем кажется сейчас.

Глаза младенцев

Много лет назад я заглянул в глаза шестимесячному сыну знакомых. И эти глаза я запомнил! Это не были глаза взрослого человека. Но в них была... глубина вечности. Лет через пять-шесть я снова увидел этого ребенка. Обычный ребенок. От тех глаз ничего не осталось.

Поняв, в чем тут дело, я начал специально рассматривать детские фотографии. И результаты оказались интересными. (Кстати, и легковоспроизводимыми.)

Детские глаза бывают бессмысленны. Но нечасто. Гораздо чаще у детей взрослые глаза. Я видел и недовольство мизантропа, и смесь "удивление-интерес-зачарованность", и грустную мысль. Особенно интересно сравнить детские глаза с глазами взрослых на тех же снимках -- не скажешь, что это родственники.

Мама

Помню, как умирала мама. У нее был рак, и последние дни она почти не приходила в сознание. Временами она звала Олю. Как я сейчас понимаю, свою близкую, еще по институту, подругу, которая умерла незадолго до этого. У мамы были люди более близкие и среди живых, и среди мертвых. Почему -именно Олю? Не была ли Оля для мамы "провожатым"?

Мама умерла глубокой ночью. Мы крепко спали. Но, наверное, именно в этот момент я проснулся. Точнее, меня что-то разбудило. То же повторилось на сороковой день.

То есть это я потом сосчитал, что день был сороковым. Тогда я вообще не знал, что это такое. Я не был ни верующим, ни суеверным. И именно поэтому я так удивился, когда после маминой смерти понял, что у меня почти нет скорби. Я не просто любил маму -- она была большой частью меня, а я -- ее. Но мне почему-то было ясно, что умерла только мамина оболочка. Та, которую еще не остывшей я нашел на кровати, когда меня разбудили. А сама мама жива. Я чувствую так и сейчас. Особенно когда прихожу к могиле родителей.

Незавершенное развитие

Вот какие опытные свидетельства в пользу "загробной жизни" я смог найти. А потом я заметил еще один аргумент, скорее логический, чем эмпирический.

Человек развивается всю жизнь. Но его развитие какое-то половинчатое. Он становится немного мудрее, немного добрее. И все же остается очень далек от "Будьте совершенны, как Отец ваш совершенен".

Зачем нужно такое странное развитие -- "ни рыба ни мясо"? Понятно, если бы человек не развивался совсем -- как робот, выполнял бы свою функцию, пока не изнашивался бы, после чего его сменял бы другой человек. Но умирающий не похож на изношенную машину. Было бы понятно и если бы человек был способен за свою жизнь достичь совершенства. Но и этого нет. Если некоторые умирающие и похожи на Святых, то только на Святых недоразвившихся.

Этот факт незавершенного, но все же развития вполне весомый аргумент в пользу того, что жизнь не заканчивается смертью. Иначе не нужно было и "огород городить", начиная развитие, которое не ведет ни к какому окончательному результату.

И не намекает ли эта незавершенность развития на то, что судьбы людей также различны в посмертном существовании, как и на Земле?..

Третий фактор

Затем я нашел еще более весомый аргумент. На сей раз -- эмпирический.

Я стал отслеживать происхождение своих способностей и черт характера. Часть из них оказалась явно унаследованной от родителей или от более дальних родственников. Часть -- воспитанной.

Но оказалось, у меня есть врожденные, но не наследованные черты, которые я помню столько же, сколько себя, и которых не было ни у кого из известных мне родственников. Например -- мое непомерное честолюбие.

Особенно явны врожденные, но не наследованные способности. Я с сожалением обнаружил, что главные таланты моих родителей ко мне не перешли. Но зато и многих моих способностей не было ни у кого из родственников.

Эта не наследованная и не воспитанная часть индивидуальности представляет собой "третий фактор", ответственный, например, за феномен гениальности. В самом деле, нельзя же гениальность Пушкина объяснять тем, что Василий Львович писал посредственные стихи, или тем, как хорошо в лицее преподавали словесность.

Получается, что человека рождают три "родителя": биологические родители -- отец и мать, и его собственное индивидуальное "ядро". (Хотя, конечно, когда в новорожденного реинкарнирует умерший предок, тройственность превращается в привычную для нас двойственность: "третий фактор" растворяется в биологической наследственности.)

Конечно, теоретически можно пытаться объяснять врожденные, но не наследованные черты неосознаваемыми переживаниями младенчества (в духе Фрейда) или внутриутробного развития (в духе Хаббарда). Но в обоих объяснениях часто чувствуется натяжка, особенно если речь идет не о чертах характера, а о способностях.

Воспоминания о прошлых жизнях

И еще.

Я уже записал все это и собирался подвести черту под собранными эмпирическими свидетельствами. Выходить за пределы своего опыта я не хотел. Хотя успехи регрессионной терапии, когда, "вспоминая" прошлые жизни, человек решает свои сегодняшние проблемы: устраняет "беспричинные" страхи, ревность и т.п., -- впечатляют, я не собирался включаться в схоластические дискуссии о природе воспоминаний о прошлых жизнях.

Но получилось так, что, хотя у меня реинкарнационных воспоминаний нет, кое-что о реинкарнации мне стало известно на опыте.

Хэрри

Мы были далеко от Москвы.

Во вторник весь день шел дождь. К вечеру стало яснеть. Мы сидели в сельском ресторане и ели что-то невероятно вкусное. Вдруг раздалась протяжная, заунывная музыка. Потом она смолкла. Потом снова появилась. На мой вопросительный взгляд мне объяснили: это поминальная мелодия. Несколько недель назад умер руководитель местных музыкантов. И сейчас они так поминают его.

Такой получился вечер: безмятежный, без каких-либо предчувствий ужин под поминальный аккомпанемент.

А в среду зазвонил телефон: "Игорь Юганов погиб" -- "Как?!?" -"Сгорел" -- "Когда?" -- "В понедельник. Нам сообщили вчера" -- "Как?!" -"Ничего не знаю. Позвонили и сказали".

В четверг стали появляться подробности. Он поехал в летний лагерь -базу одной из религиозных общин. Собственно, он же эту базу годом раньше и организовал. В комнате их было трое. Среди ночи, вроде бы от непотушенной свечи, начался пожар. Одному человеку удалось спастись. Двое, судя по безмятежным позам, не просыпаясь, задохнулись от дыма, а затем сгорели.

Еще через день: "Они что-то приняли -- и уснули так, что не смогли проснуться". В голосах моих собеседников звучали нотки интонации, с которой говорят: "Доигрался! Я же предупреждал..."

И наконец, последний, кого я пытался расспрашивать: "Дурак -- не рассчитал дозу". (Конечно, без "дурака" -- "о покойниках плохо не говорят".)

Как это могло произойти?! Как "приняли"? Какая "доза"? Он давно уже ничего не "принимал". И тогда я вспомнил...

И все понял.

И прежде всего -- что нужно рассказать о жизни и смерти Игоря. Нет, я так никогда не называл его. С первых же дней знакомства его имя стало эволюционировать: Игорь -- Гарик -- Гарри -- Harry -- Хэрри. Хэрри он и оставался для меня всегда.

Он был моим... сказать "другом" -- это ничего не сказать. На протяжении двадцати пяти лет он был человеком, с которым я мог говорить обо ВСЕМ. Буквально -- абсолютно обо ВСЕМ. У многих ли есть такой человек?.. Мне повезло -- у меня он был. И что за потеря -- лишиться его...

Мы сблизились на втором курсе института. Нам было по восемнадцать. Сблизились мгновенно, как это бывает у детей. И потом не расходились никогда. Нет -- были размолвки, были обиды и были охлаждения. У каждого была своя жизнь. Иногда мы не виделись по нескольку месяцев. Но когда мы встречались -- не важно, после какого перерыва, -- мы снова часами говорили -- обо ВСЕМ. Это не была просто эмоциональная привязанность. Это была глубинная внутренняя близость -- я не знаю, как сказать по-другому. Это были две не то что переплетенные -- две тесно свитые жизни. О -- мне есть о чем жалеть!

И в то же время мы были очень разные. Он писал стихи. Я -- никогда. В отличие от меня он не был трудоголиком. Там, где меня больше интересовала теория, его волновала практика. Но никакого практицизма -- еще одно различие -- у него не было. Когда я понял то, что всегда чувствовал, -- что он от рождения наделен даром притягивать к себе людей -- даром, который он никогда не использовал корыстно, -- я впервые позавидовал ему.

Что нас сближало? Никогда об этом не думал. Но сейчас понимаю: Поиск. Его и мой. Его Поиск принимал самые разные формы. Физика, поэзия, социология, театр -- это в юности. Таро, астрология, рейке, цигун -- в последние годы. И кроме этого -- еще и еще... И самое важное -- за всем этим разнообразием был тот Градиент, который и превращает хобби в духовную работу.

Наши Поиски были синхронны. И к своим главным открытиям мы подошли почти одновременно. Но с разных сторон. Я теоретически "высчитал", что мир "не такой", и подкрепил это открытие самонаблюдениями. Он догадался. Окончательно же его убедили наркотики.

Наркотики -- или, выражаясь мягче, психоделики -- открыли ему вход в нижние психические слои мира человеческих энергий. Те, что чаще называют астральным миром. И он увидел мир совершенно другим. И увидел совершенно другой мир. Тот, о котором догадывался -- и все же не верил в его реальность. В этом мире было Все. Даже -- Бог. Или кто-то, очень на Бога похожий. В это было невозможно поверить! Это было похоже на сумасшествие. Но это не было сумасшествием. Это оказалось реальностью.

И он ринулся туда со всей неуемной жаждой неофита, без малейшего страха и с огромным желанием понять. Ринулся исследовать эту реальность. Без всякой "техники безопасности", без каких-либо мер предосторожности.

Последствия не заставили себя ждать. Не те, о которых твердят наркологи, -- вроде привыкания или формирования зависимости. Но легкой добычей астральных хищников он конечно же стал. Психические изменения -- не клинические, но тяжелые: в эмоциональной ("Я стал совершенно обнаженным") и коммуникативной сферах. И самое неприятное -- он начал "лучить" деструктивную, темную энергию. Общаться с ним стало трудно, и почти все его социальные связи почти одномоментно оборвались: из "души общества" и всеобщего любимца он превратился в изгоя (правда, во многом -- изгоя добровольного).

Это был тяжелый момент. И ему пришлось буквально за волосы вытягивать себя из глубочайшего кризиса. Не месяц, не два -- годы. Несколько лет эта работа продолжала его Поиск...

Но он сумел! Все больше и больше он стал выползать из кризиса. В религию. Не в христианство. Он нашел живого учителя среди работающих на Западе тибетских буддистов. И, как раньше в наркотики, бросился в тибетские практики... Наркотики он забросил, как бросил перед этим пить, курить, есть мясо...

Наверное, года за полтора перед его гибелью у нас состоялся разговор о реинкарнации. Он сказал, что вспомнил свою прошлую жизнь. Пересказал ее фабулу. Рассказал план задуманного им эксперимента. И предложил мне поучаствовать в нем.

"Теория" эксперимента заключалась в следующем. Во время своих "странствий" он обнаружил, что в астральном мире нет времени. И значит, можно попасть в любое время. А еще он обнаружил, что можно изменить любое событие. Для этого нужно просто захотеть его изменить. Правда, захотеть сильно. Но события прошлого влияют на события настоящего. Так вот -- если изменить что-то "плохое" в прошлом, что получится с "плохими" последствиями этой "плохости" в настоящем?

И он захотел в "прикладных целях" воплотить почти фантастический сюжет: вернуться в свою прошлую жизнь и изменить там что-то такое, последствия чего мешают ему сейчас. Как это сделать? Очень просто. Дверь в астральный мир открывают психоделики. А чтобы желание было достаточно сильным, нужно войти туда компанией. И всем вместе захотеть одних и тех же изменений. Вот в этом эксперименте он и предложил мне поучаствовать.

Я отказался. Во-первых, из-за предубежденности против любых взломов астрального мира, и особенно взломов с привлечением химии. Во-вторых, все это показалось мне вполне логичным, но абсолютно неестественным. В-третьих, возможно не отдавая себе в этом отчета, я испугался. Это было похоже на детскую шалость с неизбежным наказанием. Впрочем, не исключено, что эту третью причину я придумал потом.

Я отказался, а он вынашивал свой план еще полтора года, пока, наконец, не нашел людей, готовых в этом участвовать. И они сделали, что хотели. А в результате -- попали на совсем другую бытийную траекторию: измененные ими события вызвали уже другие, не прожитые ими раньше события-следствия, те -свои, и так далее.

Куда эта траектория их унесла? Не знаю. Но возврата обратно им не было. Дальше можно только фантазировать, что они перечувствовали, поняв невозможность возвращения. Как ЭТО "устроилось" -- неинтересно. Прекрасно известно, что астральный мир может воздействовать на вещественный, -- где сейчас нет сообщений о полтергейстах? Устроить пожар -- ничего нет проще. А может быть, "техника исполнения" была другой -- это не имеет никакого значения.

Вот почему, когда я понял, что произошло, мне стало ясно, что об этом нужно рассказать. Хотя бы, чтобы закончить то, что он начал.

То, что показалось многим шалопайством с трагическим исходом, было совсем не иллюстрацией к дешевым брошюрам "О вреде наркотиков". Нет, это было... почти научным подвигом.

Не "почти подвигом" -- "почти научным". Чем-то вроде прививки себе опасной болезни. Было ли сделано это осознанно? Не знаю. Во всяком случае, он не раз говорил, что понимает: из астральных путешествий можно и не вернуться (а иногда -- что ему и не хочется возвращаться!).

Есть люди, да и целые страны (за примером не нужно далеко ходить), которые на своем опыте показывают опасности и трудности того или иного пути. Это важная, хотя и очень неблагодарная миссия и судьба многих (я чуть не написал -- "безрассудно"; нет -- очень "рассудно") смелых исследователей. Хэрри был из таких.

Когда первый острый приступ жалости к себе, вызванный известием о Хэрриной гибели, прошел, в голову полезли обычные вопросы: почему? Почему он погиб? Почему его жизнь оборвалась на взлете духовного роста? Почему он не доделал на Земле так много из того, что мог бы доделать? И так далее. В голову приходили самые разные ответы: от формулы Сведенборга "Каждый получает столько Божественной Благодати, сколько способен принять" -- до мыслей о том, что его стремление в астральный мир сделало, по крайней мере сейчас, жизнь на Земле бесполезной. Может быть, когда-нибудь потом...

Мысли, мысли... А потом -- не через сорок дней после смерти, а гораздо позже -- я почувствовал, что наша связь не прекратилась. Он мне не снится. Мне вообще трудно это объяснить. Но мы по-прежнему связаны. И по-прежнему, как это было всегда, я мысленно обращаюсь к нему, когда пишу. И стараюсь ответить на вопросы, которые он мог бы задать мне. И сказать что-то важное для него. Хотя, конечно, я не знаю, что для него сейчас важно. Да и вообще, я ничего о нем не знаю, кроме ясного мне с самого начала: он есть, продолжает быть.

Когда общаешься так, как общались мы, взаимное обогащение -повседневное явление. Но вышло так, что он обогатил меня и своей смертью. Слишком дорогая цена...

Наши отношения, окрашенные некой хемингуэевщиной, как и большинство мужских дружб в нашем поколении, исключали открытое выражение чувств. И я никогда не мог бы сказать ему, как он мне дорог и какую большую роль играет в моей жизни и моей работе.

Я говорю тебе это сейчас, здесь.

Добрый Путь, Хэрри!!!