Развитие психологического начала в различных мировоззрениях

Даже зеркалу не под силу показать тебя тебе самому, если ты не желаешь смотреть.

(Сэм Сиддхартха)

Понимание мира, подобное рассмотренному в предыдущей главе, независимо обнаруживается в рамках других культур. Например, в даосизме оно соответствует вышеописанному практически один в один.

В главном произведении даосизма, "Дао Дэ Цзин", космогония дается через числовую символику аналогичным образом (стих 42, курсив наш):

Дао порождает Одно,
Одно порождает Два,
Два порождают Три,
Три порождают всю тьму вещей.

Традиционные комментарии этого места разъясняют его так:

Одно, как вариант — Единое, — это порождаемая Дао "изначальная сила" (Юань-Ци). Концепция этой "изначальной силы", первозданного хаоса сил, в общих чертах тождественна "великому пределу", Тай-Цзи (некоторые все же различают нюансы); а также и самому понятию Дао, определение которого довольно туманно. Можно сказать, что Дао — этот же принцип, употребляемый в другом контексте, в значениях: путь, метод, закон, учение, истина… Очевидно тождество этих понятий абстрактной составляющей Universum'а в нашей системе, без реализации действия в мире.

Два — негативная, темная[270] сила Инь и положительная, светлая сила Ян, на которые разделяется единая недифференцированная квазиматериальная субстанция Юань-Ци.

Тут и комментировать нечего. Это обычная диалектическая пара противоположностей. В концепции развития они соответственно «отвечают» за консерватизм и прогресс и соответствуют у нас Deus и Satanas. Правда, в национальных традициях понятия несколько перекручены. Так темное начало в этой диаде пассивно, а активно — светлое. Для восточной культуры это не критично, т. к. противоположности тут не разодраны по полюсам, а находятся в сплаве, в гармонии, что собственно и символизирует известная эмблема Инь/Ян.

Три — это Небо, Земля и Человек, — синтез Инь и Ян, создающий ощущаемую реальность.[271] Число три, как нам кажется, привлечено сюда для сохранения числового ряда. В действительности же, здесь можно было обойтись еще одной единицей, представляющей собой арену человеческого бытия. Впрочем, указанные три компоненты отдаленно напоминают координатные оси этой реальности и намекают на множественность ее компонентов.

Подобную схему можно выстроить в понятиях многих культур Востока и Запада. И во многих философских и религиозных системах эти понятия пытались разъяснить.

В Индии, например, в качестве Единого выступает Брахман,[272] как высшая реальность, безличное абсолютное начало, из которого проявляется мир со всем, что в нем находится. Вместе с тем все, что есть в мире, разрушаясь, растворяется в нем, сам же он вне времени и пространства, вне причинно-следственных отношений, свободен от качеств и действий, невыразим в терминах и рамках какой-либо частичной логики.

Даосизм мы уже разобрали. Больше всего, как нам кажется, на роль Единого подходит термин Тай-Цзи — великий предел, категория, выражающая идею предельного состояния бытия. Однако следует иметь в виду, что значение этого «предела» — бесконечность, так что, возможно, более подходит другое понятие, У-Цзи — беспредельность.

В буддизме[273] есть очень специфический термин — Природа Будды. Но более удобно понятие, возникшее в направлениях буддизма-Махаяна — Шуньяваде и Мадхьямике. Это понятие «Шунья» — буквально «Пустота». Это взгляд с другой стороны на Беспредельность. Существует тесная психологическая связь между абстрактными понятиями «Все» и «Ничто». Во второй части «Фауста» доктор Фауст просит Мефистофеля проводить его к «материям» (сущностям мира, первоосновам). Мефистофель предупреждает: там — "пустота, ничто". Но Фауст предчувствует в этом невообразимые возможности: "В твоем Ничто я мыслю Все найти". "Там, где нет ни одной готовой формы, течет источник творчества всех форм".

В славянском язычестве Единому соответствует понятие Навь.[274]

А мы в значении Единого часто употребляем слово Тьма.[275]

Европейская философская мысль с начала христианской эпохи испытывала определенные затруднения в проработке этого вопроса. Дело в том, что на ее пути запрудой встало представление о едином боге, преграждая путь к более универсальным и удобным представлениям. В крайнем случае, применялось понятие Абсолют, но опять же с оглядкой на бога, да и, по сути, оно не отличалось настолько принципиально, чтобы это выглядело прогрессом.

Между тем, даже полинезийцы, находящиеся практически на уровне каменного века, дошли до понимания Единого, которое они называли Ио.

У индейцев, создавших в Андах развитые цивилизации, также был бог или абстрактное понятие, включающее в себя Все, которое не имело ни иконографии, ни настоящего имени, хотя его все же называли Виракочей.

В мировоззрении индейцев Месоамерики (Мексиканского субконтинента) подобные космогонические понятия отражались с некоторым сдвигом. Единое, олицетворяемое богом по имени Ометеотль, уже имеет трещину, готовую развалить его на диалектические противоположности. Его имя означает "Владыка Двойственности", и обитает он в Омейокане, "Обители Двойственности", простирающейся за пределами 13-го неба. То есть, персона пока Одна, но уже готова развалиться на Две. И действительно, этот образ тут же проявляется в двух ипостасях, «мужской» и «женской», Ометекутли и Омесиуатль. Но это, так сказать, олицетворение изначального принципа двойственности. Эти персонажи еще не показаны впивающимися в горло друг другу в извечной борьбе противоположностей. Так что на этом уровне мы еще видим олицетворение Единства. А дуэль между противоположными лагерями со всей драматичностью представлена во взаимоотношениях кланов богов другого уровня, возглавляемых богами Кетсалькоатлем и Тескатлипокой.

Интересная особенность — если на востоке относились к Единому с благоговением, то на западе в отношении такого рода понятий, как Хаос, Тьма, чувствуется страх,[276] и даже рафинированно-"светлый" Единый подразумевает "страх божий".

В античное языческое время предвечный Хаос, порождением которого является Мрак-Эреб (уточним: не порождением, а атрибутом), но из недр которого возник упорядоченный мир, Космос, опять же не вызывал у людей теплых симпатий.

Но в древнем средиземноморском язычестве не бросается в глаза и война между «добром» и «злом». Все непредвзятое внимание язычников приковано к камерной зоне Actiones.

Какая-то часть Единого служит ареной сознательной активности человека и других существ. Эту часть называют Бытие, Явь и т. д. На этом и заканчиваются представления о Вселенной части индивидуумов, у которых тяжелые взаимоотношения с абстракциями.[277] Оставшаяся часть Единого, за вычетом Яви, — это Иное, Небытие, Навь и т. д. Причем эта часть склонна отождествляться с собственно Единым, т. к. сознание, дошедшее до понимания Нави осознает, как правило, и ее соотношение с Явью и упускает последнее из виду. Некоторые вообще обозвали Явь Лилой (игрой — инд.) или Майей (иллюзией — инд., будд.), а Навь, соответственно, Истинной Реальностью.

Но отброс Яви в сторону как исключительно иллюзии — это тоже перегиб. При «отбрасывании» Яви метавнимание сознания тут же цепляется за что-то другое. Происходит перемещение в другой мир, с другими правилами Игры, и это будет другая Иллюзия, не закрывающая от взора Навь, но, тем не менее, отвлекающая от нее. Собственно иллюзия не в том, что это явление не настоящее, а в том, что оно исчерпывающее и исключительное. Возможно, пожалуй, и рассеять внимание, рассеять любую Явь, но при этом просто потеряется часть реальности, как и при отрицании Нави. И вообще смысл этому придавался в меру способностей. Кто-то понял слово «иллюзия» не более чем туман, скрывающий от него "истинную реальность". Но те, кто ввел это понятие, имели в виду другое. Представим Единое как множество действительных чисел, а доступную нам обычно реальность (Явь) вообразим множеством натуральных чисел. Последнее полностью содержится в первом, представляет его подмножество, выделенное по принципу определенного закона.[278] Этот закон и есть правила Игры и определитель Иллюзии, закрывающей от восприятия множество действительных чисел, для которого точное соответствие натуральному числу тоже иллюзия. В рамках обусловленного таким образом мира возможно бесконечное развитие в направлении бесконечности. Когда-то древний человек совершил интеллектуальную революцию, додумавшись до дробей. Думаем, дальнейшая аналогия понятна.

Условно можно назвать "истинной реальностью" Навь или Хаос, но разве что только для них самих. Самоосознающей Личности не свойственно стремиться к собственному небытию, слиянию с "истинной реальностью", предвечным Хаосом, тем самым, теряя собственную самоотождествленность.[279] Суть самоосознания — именно отделение себя от всего остального. Полное, однозначное и окончательное. Если разум где-то остался «слит» с остальным миром, не видит "линии раздела" в какой-то области — в этой области нет разума, а то, что есть — к «Я» не относится. Разум определяет собственные границы, только зафиксировав границы "иного".[280]

Но склонность к таким рассуждениям и вообще способность оперировать столь абстрактными понятиями присуща лишь незначительной части чел-овеческого рода. Остальным проще "думать о вечном" в конкретных понятиях. Они требуют, чтобы все силы были олицетворены, то есть имели имя, внешний вид, характер. Другими словами, были персонифицированы.[281]

Прежде всего, персонифицируются ближайшие к человеку силы: феномены природы и социума. Таким образом, возникают живописные языческие пантеоны и увлекательнейший жанр — мифы, повествующие о взаимоотношениях богов. Этот уровень — персонификация слоя Actiones. Иллюстрацией в чистом виде и может служить греко-римская мифология, где представления о добре и зле не абсолютизируются, а целиком зависят от точки зрения рассказчика.

Далее распространение процесса персонификации охватывает область противоположностей Deus <=> Satanas. В результате этого возникает Бог Добра и Бог Зла. Ярчайшим примером такого результата может служить зороастризм.

И наконец, осталось персонифицировать область Единого, Universum. Это приводит к возникновению концепции Единого Бога.

И это выглядело бы забавной игрой, если бы к этому не относились столь серьезно, и не приписывали бы космогоническому принципу характеристику, отражающую уровень своего умственного развития, да еще с конкретным заносом в область одной из противоположностей (пережиток предыдущего уровня персонификации).

Наше мнение: персонификация на первом этапе создает увлекательный мир образов и одухотворяет окружающую человека обстановку (язычество). В раннем детстве разум, сталкиваясь с окружающим миром, еще не может мыслить абстрактно, в отрыве от известных и понятных образов. Конкретное мышление — признак детского, еще развивающегося Разума. Но детство не должно длиться до старости. И дальнейшее движение в этом направлении уродует менталитет и культуру. Причина в том, что мир Actiones изобилует конкретными вещами, которые можно олицетворять без ущерба для их понимания. Остальные же уровни исключительно абстрактны, и их олицетворение приводит к профанации их сути. Приписать Единому личность, какие-то желания и виды на нас — означает низвести его до житейского уровня.

Принцип, который можно постичь, — не извечный принцип.
Имя, которое можно произнести, — не извечное имя.

(Дао Дэ Цзин)

Чтобы иметь адекватное представление о Едином, нужно быть Им. А так любой рассматривает лишь каплю из этого океана; каплю, отражающую его самого. Человек, стоящий на берегу океана, видит только волны разных форм — то легкую рябь, то штормовые валы, а иногда — даже цунами, которые могут убить его мимоходом. Море видится ему влекущим и отталкивающим одновременно — но он никогда не сможет увидеть океан целиком, стоя на берегу моря и рассматривая свое отражение в воде: для этого надо подняться вверх даже не на самолете, а на космическом аппарате. А для того, чтобы исследовать глубины, ему надо опуститься вниз, в батискафе, рискуя своей жизнью. Но все это не поможет ему понять океан как целое, как Единое — для этого надо стать океаном,[282] а не оставаться внешним наблюдателем, который лишь видит волны как иллюзорное представление форм вещей, на мгновение формирующихся из Пустоты Предвечного Хаоса — самого океана…

Когда некоторые европейские философы применяют термины «бог», «всевышний», «абсолют» в значении безличного Единого, европейская чернь по привычке представляет себе седовласого старичка, сидящего на облаке, закутавшись в простыню и давшего людям десять заповедей; или сострадательного бродягу, "умершего за наши грехи"; на худой конец, нечто без облика и имени (бог — это должность), но имеющего конкретный моральный облик, требования к нам и меры воздействия. Этот образ заслоняет от черни всю перспективу (это их проблемы) и превращает их в опасных фанатиков (а это уже, к сожалению, и наши проблемы тоже).

Поэтому мы избегаем употребления этого избитого термина — "бог".

Возвращаясь к четверице как целостности, обратим внимание на интересный факт: те же христиане прекрасно подсознательно воспринимают значение четвертичности, почему и возражают против введения такого принципа в мировоззрение — их вполне устраивает троичный, иллюзорный мир. Юнг приводит как пример подобной фанатичности некоего Герарда Дорне, франкфуртского врача и алхимика, возражавшего против основных алхимических принципов (четыре стихии и так далее), "поскольку миром правит Троица, а Четверица — от Дьявола". Даже в Библии бог не сказал по поводу второго дня творения, что "это хорошо". Второе — это Иное. На второй день он именно отделил небо от земли, разделив мир на материальный и небесный, духовный.

В христианской мифологии ясно выделяются следующие четыре сущности, упрощенно:

Отец — защита + фрустрация + страх, стандартный психологический комплекс;

Сын — жертвенность (примечание: ассоциация преимущественно с Сыном, а не с Отцом показывает подсознательную инфантильность христианства, но это несколько не по теме данного исследования);

Дух — абстрактный принцип. Это легко показывается тем, что, в отличие от других составляющих Троицы, он не имеет четкого определения; олицетворяет стремление к "чему-то возвышенному" — не знание, но стремление показать знание как откровение;

Дьявол — действие.

Как видите, приходим к тому же самому и с этой точки зрения (что неудивительно, поскольку современная западная культура сформирована на основе христианского мировоззрения и одно от другого, к сожалению, отделяется с трудом.).

Если реальность мира подразумевает возможность действия (что, надеемся, не надо никому специально обосновывать), то здесь же, в реальном мире, находится и Дьявол — quod erat demonstrandum.

Объект, не обладающий никакой собственной волей, которая при известных обстоятельствах могла бы быть противопоставлена воле творца, и никакими качествами, которые отличались бы от качеств этого творца, не имеет никакого независимого существования и не способен сам выносить этических решений. В лучшем случае он представляет собой просто часовой механизм, который, чтобы функционировать, должен заводиться Создателем. Вот почему Люцифер, по-видимому, лучше кого бы то ни было, понимал волю Божью, направленную на сотворение мира, и тем самым образом точно исполнил ее, восстав против Бога и превратившись в результате в активный принцип такого создания, которое противопоставляет Богу собственную, отличную от него, волю.

(К.Г. Юнг)

Если отвлечься от христианизированного контекста, то это можно перефразировать приблизительно так: воля Природы заключается в том, чтобы разумное существо, рожденное природой, превзошло саму Природу. Это указывает на еще один аспект архетипа Сатаны — превзойти изначальные условия, управлять собственной природой. Однако из этого не следует необходимость нанесения природе вреда "из принципа" (такое следование просто глупо: «принципы» — следствие/обобщение, а не причина/основа), а также отречения от всего природного (животного) в себе. Надо просто подчинить свое животное начало разумному, а затем использовать, но не подчиняться самому.

Животное управляется своими органами, человек управляет своими органами и господствует над ними.

(И.В. Гете)

Как верно писал Юнг (и не только он), жизнь, будучи энергетическим процессом, нуждается в антагонизмах, без которых энергия невозможна, так как происходит энтропийное выравнивание всех потенциалов.

Добро и зло — не что иное, как моральные аспекты таких естественных антагонизмов. То, что мы столь напряженно их ощущаем, многократно осложняет человеческое существование. Но нам не избежать этого страдания, неминуемо сопряженного с жизнью.

Однако если посмотреть несколько с другой точки зрения, то можно сделать иной вывод: поскольку восприятие определенных обстоятельств, как страдание, неизбежно для человека, и при этом не имеет смысла (Вселенная имморальна!) то надо перестать быть человеком, что также относится к архетипу Сатаны. Никто не утверждает, что это легко; но этот вывод лежит на поверхности. Естественно, что вместе с этим придется отбросить и некоторые другие черты, характерные для человека — но cujus periculum, ejusdem commodum.

Интересно отметить, что процесс индивидуализации неизбежно сопровождается осознанием Тени.[283] Помните общепринятое по всему миру убеждение, что "нечистая сила" тени не отбрасывает? А если учесть, что полностью избавиться от нее невозможно по определению, поскольку она составляет часть психики, т. е. существа в целом — остается только ее ассимилировать, осознать, принять как должное, и тогда исчезнут ее внешние проявления; Тень перестанет отбрасываться.

Функционально Тень лежит в основе всякой невротической диссоциации и не может быть принята сознанием до тех пор, пока ее бессознательное содержание не будет принято безусловно. А это, в свою очередь, возможно лишь в случае принятия человеком тенденций, выраженных Тенью (пусть с критикой и коррекцией, но как свои идеи и устремления). Что как раз и ведет к внеобщественному, внестадному[284] поведению, к независимости от общественного мнения, без которой индивидуализация немыслима. Снова процитируем Юнга:

Всякий, кто априорно подчиняется закону и всеобщему ожиданию, ведет себя как тот человек из притчи, который схоронил свой талант. Индивидуализация представляет собой в высшей степени трудную задачу […] Только лишь словами и удобными самообманами при этом не обойтись: слишком много здесь скрыто деструктивных возможностей. Почти неминуемая опасность — увязнуть в этом конфликте и, стало быть, в состоянии невротической диссоциации. Здесь оказывается вмешательство терапевтического мифа, порождающего разрешающий эффект, даже если нет и следа сознательного понимания. Достаточно — издревле было достаточно — живо ощущаемого присутствия архетипа, перестающего действовать лишь в том случае, когда возможность сознательного понимания оказывается и уместной, и достижимой, а, значит, и должна быть достигнута. Оставаться бессознательным в подобных обстоятельствах просто губительно — однако именно это происходит сегодня с большим размахом в христианской цивилизации.[285]

Таким образом, для среднестадного человека характерен невроз выбора между «хочу» и «нельзя», который приводил бы к психозу в большинстве случаев, если бы не бессознательное понимание, что "если нельзя, но очень хочется, то можно" — как раз в виде терапевтических мифов. Совершенно необязательно быть верующим христианином, язычником, религиоведом или историком, чтобы когда-либо услышать мифы о Прометее и Люцифере, которые занимают надлежащее место в бессознательном.[286]

Далее интересно отметить, что именно максимальное осознание[287] архетипа приводит к полной реализации всех заложенных в нем возможностей. С этой точки зрения можно дать психологический критерий сатаниста — это тот, кто соответствует архетипу Сатаны.

Обычно это выражается более широко: тот, кто имеет инвольтацию к эгрегору Сатаны. Фраза в тексте является психологическим аспектом приведенной здесь. В коллективном бессознательном существует архетип Сатаны, обозначим его как ש {f₁, f₂…., f_n}, где f — это черты архетипа. Строго по списку их перечислить нельзя, но по поводу каждой произвольной черты можно сказать, принадлежит она ש или нет. Суть каждой личности (мировоззрение) также можно выразить подобным образом: S {g₁, g₂…, g_m}. Если ש и S отображаются друг на друга взаимно-однозначным образом, то получаем лично Сатану J.

Если не существует такого g_i, которое соответствует f_j по смыслу, но при этом несовместимо с ним по направлению, то мы получаем сатаниста. То есть — сатанистом является тот, кто проявляет какие-либо черты архетипа Сатаны в своем мировоззрении и при этом не обладает чертами, несовместимыми с архетипом Сатаны. При этом могут существовать g, которые не имеют соответствия среди f, это — черты, которые не имеют отношения к сатанизму. Скажем, не определено, должен ли сатанист быть филателистом или ни в коем случае.

Обратите внимание, что вполне вероятен случай, когда сатанистом является тот, кто относительно не развит (скажем, просто не смог набрать знаний из-за возраста, и не является гораздо более развитый по тем же параметрам индивидуум, который при этом имеет какую-либо черту, несовместимую с архетипом.

Примечание: это не значит, что могут быть недоразвитые сатанисты, у которых, условно говоря, пара черт развита чуть выше нуля, а все остальные по нулям, но противоречий нет. Инвольтироваться может только цельная личность или близкая к этому, находящаяся в становлении, что подразумевает достаточно высокое развитие личности.

Примечания:

2

В данном случае можно условно считать, что архетип Сатаны — это «проекция» эгрегора на психику.

27

При этом, разумеется, надо уметь определить, что и кто ты есть. Следование своей природе — это вовсе не "делай, что только в голову взбредет". Хотя, с другой точки зрения, если есть какое-то желание — то проще его раз выполнить, чем кормить эту фантазию всю жизнь. Вот только не стоит всю жизнь тратить на фантазии. Рекомендуем ознакомиться с концепцией Желания Алистера Кроули.

28

Для объективности: в то время умащивать себя благовониями перед битвой и т. п. было общепринято и это не являлось чем-то странным. Но Шива и тут выпадает из общепринятых клише. Он ведет существование не богемы, как Вишну, а отшельника. Его описывают либо в героическом обличье: в тигриной шкуре, со змеей, висящей на шее, с трезубцем (тут напрашивается ассоциация с иконографией Дьявола), луной в волосах (намек на темную сторону); либо в аскетическом: сидящим на местах сожжения трупов, покрытым пеплом. К сведению: в индуизме аскетизм понимается не в плане "умерщвления грешной плоти", как в христианстве. В своем многообразии содержит всякие варианты подвижничества. В одних случаях, плоть воспринималась, как часть существа, связанная непосредственно с Майей. И если она отощает до прозрачности, то и Брахман через нее станет виднее. В конечном итоге ставилась цель слиться с ним. Но в других случаях, как раз характерных для шиваизма, подвижнические подвиги были способом накопления личной Силы, а высшая цель — стать богом, а не выслужиться перед таковым. Смысл такой аскезы в жертвовании одним ради другого, ведь за все надо платить. Индуистские мифы содержат примеры, когда риши (мудрецы), наращивали могущество до такой степени, что становились вровень с богами.

270

Термины «темный» и «светлый» в приложении к монаде инь/ян гораздо более условны, чем их применение в европейских философских системах.

271

Соответственно, четрверицу целостности дополняет Дао, получается система Дао => (Небо, Земля) => Человек.

272

Который при этом является Атманом. Упрощенно: Я = бог.

273

Интересно отметить еще такой аспект первоначального буддизма: в нем не просто нет поклонения богам (хотя существование их признается), но они игнорируются. Будде нет никакого дела до богов — весьма похвально с нашей точки зрения.

274

Не думаем, что такого взгляда придерживается большинство язычников. Но с точки зрения сатаниста это именно так. "Навь — это то, что было до и будет после".

275

Может возникнуть путаница с общепринятым "Тьма = Сатана, бог = Свет". Здесь, однако, Тьма — это Изначальный Хаос, из которого все организовалось.

276

Возможно, это связано с особенностями мировосприятия Запада и Востока. Если западная наука стремится все разложить на составляющие и анализировать, и рассматривает Тьму отдельно от Света, то восточная созерцательность воспринимает как единое целое весь мир, включая все сущности в нем, и в этом случае необходимость Тьмы для целостности мироздания очевидна. У обоих подходов есть свои преимущества и недостатки, но в плане философского мировоззрения даосизм и буддизм выглядят куда лучше монорелигий.

277

Либо, наоборот, чересчур перемудренные — со всеразличными Абсолютами всяческих мастей, включая безусловные нравственные императивы и т. д.

278

Еще лучше Навь иллюстрируется комплексными числами, ведь тогда она смотрится «богаче», т. к. видно, что большую часть ее составляют области, вообще не пересекаемые Явью. Просто эта книга рассчитана не только на математиков.

279

Это сентенция хорошо поясняет разницу между Путями Правой и Левой Руки. ППР предусматривает именно слияние с высшим, ПЛР же всегда предусматривает сохранение индивидуальности адепта, идет единение, но не слияние.

280

Этим определяется, кстати говоря, несовместимость сатанизма и буддизма, при всем нашем уважении к последнему как к мировоззрению.

281

Причем персонификацией дело не ограничивается: чтобы еще более облегчить восприятие, силы антропоморфируются. От реальности остается — кот наплакал и за собой вытер…

282

И тогда ставшему океаном уже не опасны цунами, ставшие его собственными движениями.

283

Тень — это две функции, которые лежат в Ид: ограничительная и демонстрационная; а также — компонента личности, содержащая то, что обычно не желает безоговорочно приспособляться к законам сознательной деятельности. Естественно, она имеет характерную антиобщественную направленность, поскольку социумом в первую очередь не одобряются именно индивидуалистические, эгоистичные желания, которые и отвергаются сознанием как "аморальные".

284

Нюанс: «А-общественный» (НЕ-общественный) для общества всегда выглядит как «АНТИобщественный». «Асоциальный» — верный термин в данном случае — как воспринимается? То-то же.

285

Nota bene: "христианская цивилизация" — это не обязательно засилье религии как таковой или теократия в чистом виде, но общество, основанное на христианском базисе, что мы и имеем сомнительное удовольствие наблюдать в так называемых "развитых странах". К сожалению, многие не понимают, что "общечеловеческие ценности" в их современном виде инспирированы именно христианством.

286

Несколько не по теме, но все же интересно сравнить с точки зрения психологии мифы о Прометее (язычество) и Люцифере (христианство): один и тот же поступок — бунт против бога — вызывает у верующих совершенно различное отношение. Впрочем, это легко каждый сделает самостоятельно, оценив заодно, какие мифы (языческие или христианские) лучше отражают стремление человека к свободе.

287

Естественно, полное осознание архетипа невозможно, в таком случае он перестанет быть архетипом, перейдя из бессознательного в область сознательного.