(в миру Воскресенский Василий Николаевич) (1795-1868) – русский богослов и историк философии. Окончил Московскую Духовную академию (1816). Преподавал в Петербургском университете Священное писание и герменевтику. Ректор Орловской духовной семинарии. Преподавал в Казанском университете богословие, церковное право, логику, метафизику, историю философии. Ректор Симбирской духовной семинарии (1840-1841). Основные сочинения: «История философии Архимандрита Гавриила» (1837-1840) (часть VI этой книги явилась первым трудом по истории российской философии), «Философия правды» (1843), «Поучительные слова. В двух частях» (1850). История философии для Г. – это история познавательного потенциала человека, его чувствительности, разума и воли. Основные философские направления, согласно Г., отражают абсолютизацию этих начал: сенсуализм абсолютизировал чувство, идеализм – разум, а мистицизм – волю. Однако, по мнению Г., разделенные как объект исследования, религия и философия «в душе истинного философа соединены совершенно. Они существуют, не смешиваясь, и различаются, не уничтожая себя взаимно». Национальные характеристики русской философии Г. трактовал в контексте идеи о том, что Божья благодать распределена меж разных народов по-разному, и поэтому должны учитываться географический фактор («климат и особенности земли»), социально-психологические черты народа и его государственные и культурные традиции. Совокупность названных условий результируется у одних народов развитием философии в «наукообразном выражении», у других – в форме «повестей, нравоучений, стихотворений и религии». Особенностями русской философии у Г. оказались принципиальная совместимость православной веры и знания, рассудительности и набожности.

(р. 1900) – немецкий философ, один из основоположников философской герменевтики. Профессор философии в Лейпциге (с 1939), ректор Лейп-цигского университета (1946-1947), профессор философии в Гейдельберге (с 1949). Основные сочинения: «Диалектическая этика Платона» (1931), «Гете и философия» (1947), «Истина и метод» (1960), «Диалектика Гегеля» (1971), «Диалог и диалектика» (1980), «Хайдеггеровский путь» (1983), «Похвала теории» (1984) и др. Подвергая критике методоло-гизм наук о духе, Г. придает герменевтике универсальный характер, видя ее задачу не в том, чтобы разработать метод понимания (что имело место у Дильтея), но в том, чтобы прояснить природу этого понимания, условия, при которых оно совершается. Всеопределяющее основание герменевтического феномена Г., вслед за Хайдеггером, усматривает в конечности человеческого существования. Противопоставляя теоретико-познавательной установке понятие опыта, Г. видит в нем опыт человеческой конечности и историчности. При этом укорененность в предании, которое и должно быть испытано в герменевтическом опыте, рассматривается им как условие познания. Исходя из конечности бытия человека и принадлежности человека истории, Г. подчеркивает онтологически позитивный смысл герменевтического круга (круга понимания) а также особую значимость предструктур понимания для герменевтического процесса. В связи с чем он, в частности, реабилитирует понятие предрассудка (Vorurteil), указывая на то, что предрассудок как пред-суждение (Vor-Urteil) вовсе не означает неверного суждения, но, составляя историческую действительность человеческого бытия, выступает условием понимания. Анализируя герменевтическую ситуацию (осознавание которой Г. называет действенно-историческим сознанием), Г. опирается на понятие горизонта. «Горизонтность» понимания характеризуется, согласно Г., принципиальной незамкнутостью горизонта – ввиду исторической подвижности человеческого бытия, – а также существованием только одного горизонта, обнимающего собой все, что содержит историческое сознание, так что «понимание всегда есть процесс слияния якобы для себя сущих горизонтов». При этом на первый план выходит центральная проблема герменевтики – проблема применения (Anwendung). Пересматривая традиционное решение этой проблемы, Г. выделяет применение, понимание и истолкование как интегральные составные части единого герменевтического процесса и подчеркивает, что понимание включает в себя и всегда есть применение подлежащего пониманию текста к той современной ситуации, в которой находится интерпретатор. Таким образом, указывает Г., понимание является не только репродуктивным, но и продуктивным отношением, что ведет к признанию плюральности интерпретации. Апеллируя к Гегелю, Г. в качестве фундамента герменевтики устанавливает абсолютное опосредование истории и истины, обусловливающее исторический характер понимания. Герменевтический феномен рассматривается Г. как своего рода диалог, который начинается с обращения к нам предания, оно выступает партнером по коммуникации, с которым мы объединены как «Я» с «Ты». Понимание как разговор оказывается возможным благодаря открытости навстречу преданию, которой обладает действенно-историческое сознание. Герменевтика становится у Г. онтологией, основанием которой является язык. Полагая язык в качестве среды герменевтического опыта, Г. исходит из того, что языковым (и потому понятным) является сам человеческий опыт мира. Сам мир выражает себя в языке. Философское значение герменевтического опыта состоит, по Г., в том, что в нем постигается истина, недостижимая для научного познания. Стремясь развить понятие истины, соответствующее герменевтическому опыту (формами которого являются опыт философии, опыт искусства и опыт истории), Г. обращается к понятию игры. Трактуя его в духе антисубъективизма, Г. отмечает, что игра обладает своей собственной сущностью, она вовлекает в себя игроков и держит их, и соответственно субъектом игры является не игрок, а сама игра. Основываясь на том, что понимающие втянуты в свершение истины и что герменевтическое свершение не есть наше действие, но «деяние самого дела», Г. распространяет понятие игры на герменевтический феномен и делает это понятие отправной точкой в постижении того, что есть истина.

(1564-1642) – итальянский мыслитель эпохи Возрождения, физик, основоположник классической механики, астроном, математик, один из основателей современного экепериментально-теоретического естествознания, поэт и литературный критик. Профессор Пизанского университета (с 1589), после вынужденного отъезда из Пизы работал на кафедре математики Падуанского университета (1592-1610). Основные сочинения: «Звездный вестник» (1610), «О солнечных пятнах» (1613), «Письмо к Кастелли» (1613), «Диалог Галилео Галилея, академика Линчео, экстраординарного математика университета в Пизе, философа и старшего математика Его Светлости Великого герцога Тосканского, где в собраниях, четыре дня продолжающихся, ведутся рассуждения о двух главнейших системах мира, Птолемеевой и Коперниканской, причем неопределительно предлагаются доводы столь же для одной из них, сколько и для другой» (1630), «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки» (1638) и др. Первым серьезным изобретением Г. были гидростатические весы для быстрого определения состава металлических сплавов. Узнав об изобретенной в Голландии зрительной трубе, Г. в 1609 построил свой первый телескоп с 3-х кратным увеличением, а несколько позже – с увеличением в 32 раза. С их помощью сделал ряд важных астрономических открытий (горы и кратеры на Луне, размеры звезд и их колоссальная удаленность, пятна на Солнце, 4 спутника Юпитера, фазы Венеры, кольца Сатурна, Млечный путь как скопление отдельных звезд и др.). Эти открытия Г. безусловно усиливали позиции гелиоцентрической системы Коперника в борьбе со схоластической аристотелевско-птолемеевской трактовкой Вселенной. После публикации Г. «Диалога о двух главнейших системах мира – птолемеевой и коперниковой» инквизиция привлекла его к суду (1633), обвинив в коперниканстве. Угрожая запретить заниматься научной деятельностью, сжечь неопубликованные труды и применяя пытки, инквизиция принудила Г. отказаться от теории Коперника. Сформулировав принцип относительности движения, закон свободного падения тел, механику их падения по наклонной плоскости, идею об изохронизме колебания маятника, идею инерции, Г. заложил основы классической динамики. В основе мировоззрения Г. лежит признание им объективного существования мира, который бесконечен и вечен, при этом Г. допускал божественный первотолчок. В природе, по Г., ничто не уничтожается и не порождается, происходит лишь изменение взаимного расположения тел или их частей. Материя состоит из неделимых атомов, ее движение – универсальное механическое передвижение. Небесные светила подобны Земле и подчиняются единым законам механики. Все процессы в природе обусловлены строгой механической причинностью. Отсюда подлинная цель науки – отыскать причины явлений. Исходный пункт познания природы, по Г., – наблюдение, а основа науки – опыт. Г. утверждал, что задача ученых не добывать истину из сопоставления текстов признанных авторитетов и путем абстрактных, отвлеченных умствований, а «…изучать великую книгу природы, которая и является настоящим предметом философии». Развивая в гносеологии идею безграничности «экстенсивного» познания природы., Г. допускал и возможность достижения абсолютной истины, т.е. «интенсивного» познания. В изучении природы Г. выделял два основных метода познания: сущность первого заключалось в том, что понятие опыта, в отличие от своих предшественников, Г. не сводил к простому наблюдению, а предпочитал планомерно поставленный эксперимент, посредством которого исследователь как бы ставит природе интересующие его вопросы и ищет на них ответы. Метод этот Г. назвал резолютивным, который, в сущности, есть метод анализа, расчленения природы, т.е. аналитический. Другим важнейшим методом познания Г. признавал композитивный, т.е. синтетический, который посредством цепи дедукции проверяет истинность выдвинутых при анализе гипотетических предположений. При этом Г. считает, что хотя опыт и является исходным пунктом познания, но сам по себе он не дает еще достоверного знания. Последнее достигается планомерным реальным или мысленным экспериментированием, которое опирается на строгое количественно-математическое описание. В итоге достоверное знание мы получаем при сочетании синтетического и аналитического, чувственного и абстрактного. Сочинения Г. по литературе положили начало итальянской научной прозе. Из художественных произведений Г. известны набросок одной комедии и сатирическое «Стихотворение в терцинах». В 1971 католическая церковь отменила решение об осуждении Г.

(греч. armonia – связанность и соразмерность частей) – установка культуры, ориентирующая на осмысления мироздания (как в целом, так и его фрагментов) и человека с позиции полагания их глубинной внутренней упорядоченности. В аксиологическом своем измерении Г. выступает одной из базовых ценностей европейской культуры, конституированной не столько в качестве скалярной (поддержание), сколько в качестве векторной (достижение) аксиологической структуры, что обусловлено доминантой будущего в европейском менталитете (см. Надежда). Важнейшим аспектом Г. является ее соотнесенность лишь с дифференцированным, негомогенным объектом, включающим в себя разнородные или даже противоположные составляющие (исходно термин «Г.» употреблялся в античной культуре для обозначения металлической скобы, соединяющей различные детали единой конструкции; наряду с этим значением, у Гомера встречается также употребление слова «Г.» в значении «согласие», «договор», «мирное со-бытие»). Гармоничность того или иного объекта выступает не просто как его организованность, противостоящая хаосу, но мыслится в качестве фундированной глубокой имманентной объекту закономерностью, проявлением которой и выступает феномен Г. В этой связи в античной философии Г. трактовалась как мировой космический закон: «все происходит по необходимости и согласно с Г.» (Филолай). Соотнесенность Г. мироздания с фундаментальной закономерностью задает в европейской традиции вектор ее осмысления как открытой для рациональной экспликации и исчисления: от идеи пифагореизма о возможности выразить гармонию пространственного соотношения космических сфер посредством числовых соотношений музыкальной октавы (см. Гармония сфер) – до новоевропейского искуса «проверить алгеброй гармонию» (А.С. Пушкин об А. Сальери): математическое исчисление перспективы в живописи, попытки эталонирования в скульптуре и др. В отсутствие имманентной глубинной основы Г. внешняя псевдо-гармо-ничность не воспринимается европейской культурой в качестве ценности: «скрытая гармония лучше явной» (Гераклит), «заштопанные чулки лучше разорванных, – не так с сознанием» (Гегель) и т.п. Осмысление Г. как феноменального проявления исходной ноументальной закономерности бытия – при трактовке последней в качестве сакральной и соотнесенной с Абсолютом – приводит к формированию в европейской традиции идеи предустановленной Г.: Лейбниц, Вольф, Кондильяк и др. (см. Телеология), генетически восходящей к окказионализму (см. Окказионализм) с его трактовкой духа и тела как не взаимодействующих, но изначально – при заводе – синхронизированных Богом часов (А. Гейлинкс). В этой связи в европейской философии понятие Г. выступает в качестве категориального выражения сущностной внутренней связи внешне альтернативных начал: «враждующее соединяется, из расходящегося – прекраснейшая Г.» (Гераклит), а в европейской эстетике презумпция Г. выступает как холистский идеал прекрасного, все элементы, аспекты и проявления которого внутренне сбалансированы между собой, создавая совершенство целостности: «Г. складывается не иначе, как общий контур обнимает отдельные члены» (Леонардо да Винчи). Отсюда античный идеал кало-кагатии, ренессансный идеал единства телесного и духовного, идеал пропорциональности духа (Г. разума и аффектов) в традиции Просвещения и др. Если для классической европейской культуры Г. мироздания в широком смысле этого слова и Г. отношений человека с мирозданием выступала как норма, и центральный конфликт культуры (как в сфере философии, так и сфере искусства) конституируется как нарушение этой Г. и поиск путей ее обретения вновь, то для неклассической культуры (см. Модернизм) в качестве нормы мыслится дисгармоничность, и центральной коллизией является поиск форм бытия в условиях онтологической (социальный и социоприродный хаос) и экзистенциональной (разорванное сознание) дисгармонии. (См. также Дуализм)

– представления древнегреческих мыслителей о музыкальном звучании планет, солнца, луны и их сфер, о музыкально-математической архитектонике космоса. (Поскольку гипотеза о космических «сферах» была разработана позднее, Платон рассуждал о со-ответсвующих «кругах», Аристотель – о звучании самих светил). В античной традиции первыми начали уподоблять Вселенную «Гармонии и Числу» представители пифагореизма. Сам Пифагор (по более поздним реконструкциям) предполагал наличие лишь трех уровней: звезд с планетами, луны, солнца – сопряженных, соответствено, с интервалами «целого», «кварты» и «октавы». Считалось, что Г.С. – музыку врачующую душу и порождающую состояние катарсиса, – был в состоянии различать лишь сам Пифагор, однако отрешение от суеты и вслушивание в Г.С. выступало главной целью пифагорейского искуса молчанием, пятилетний срок которого входил в качестве необходимого элемента в первый этап пифагорейского ученичества (акусмата). Идея Г.С. у пифагорейцев обладала предельно высокой эсхатологической, этической и эстетической нагруженностью, ибо игра на земной лире, являющей собой аналог небесной, выступала у них как предварительная процедура возврата на «астральную первоотчизну», как постижение созвучия и соразмерности гармоний души и космоса. Аристотель, в изложении которого известны соответствующие мыслители пифагорейцев, полагал, что звучание, издаваемое светилами при круговом движении, образует гармонию потому, что их скорости, измеренные по расстояниям, соотносимы аналогично тонам кон-сонирующих интервалов. Образ «Г.С», перспективно про-транслированный в будущее творчеством неопифагорейцев и неоплатоников, доминировал в течение длительного времени не только в астрономии (Кеплер), но и в эстетике и искусстве Европы средневековья и Нового времени (Гете, немецкие романтики, Шекспир и др.).

(р. 1913) – французский философ. Сторонник «персоналистского марксизма». За диссидентские взгляды исключен из ФКП (1970). Основные сочинения: «Христианская мораль и марксистская мораль» (1960), «Что такое марксистская мораль?» (1963), «От анафемы к диалогу» (1965), «Марксизм XX века» (1966), «Альтернатива» (1972), «Танец жизни» (1973) и др. Г. усмотрел в качестве главной духовной предпосылки творческого, гуманного марксизма своеобычно проинтерпретированную философскую доктрину Фихте: человек в границах такого подхода понимался как свободный, себятворящий дея-тельностный индивид. Согласно Г., любые теологические, антропологические и общественно-обусловливаемые трактовки сущности человека необходимо низводили его до статуса пассивного продукта социального тиражирования. Лишь сбои и сшибки в механизмах осуществления этого процесса были в состоянии продуцировать истинно человеческий тип людей, призванный преобразовывать окружающую действительность в направлении обретения индивидами аутентичного смысла бытия. Постигает их человек посредством создания экспериментальных «моделей», впоследствии проверяемых общественной практикой. Удушающий истинно человеческое в человеке метод «социалистического реализма», проявления которого Г. усматривал во всех сферах социальной жизни в СССР, должен был быть отвергнут и заменен совокупностью высоконравственных мифов, напоминающих «человеку о том, что он творец». В качестве одного из оснований такого мифа Г. видел своеобразно интерпретированную христианскую мораль вкупе с частью христианских догматов. Создав (вопреки духу античного рационализма) в общественной и духовной практике новую ипостась человека – личность; постулируя уникальность любых человеческих сознаний, ни одно из которых не может служить в качестве средства для другого; провозглашая сопряженную установку на отказ от эксплуатации человека человеком, – христианство, по мнению Г., во многом предвосхитило марксизм и поэтому нет и не может быть принципиальной грани между христианами и гуманистически ориентированными марксистами. И те, и другие, согласно Г., «живут в тяготении к бесконечному, только для первых бесконечное – в присутствии, для вторых – в отсутствии». Марксисты верят исключительно в человека, христиане без Бога в душе не видят человека. Г. подчеркивал, анализируя преемственность и генетическую идейную связь учения Маркса и идеалов истинного христианства, что «христианская теология в сравнении с марксизмом дает то, что средневековая алхимия осуществила в отношении современной ядерной физики: сон о невероятных трансформациях материи стал реальностью наших дней, эсхатологические требования любви и человеческого достоинства нашли условия воплощения в марксизме, но только не в ином, иллюзорном, а скорее в посюстороннем мире». Г. настаивал на той версии прочтения Маркса и Энгельса, согласно которой коммунизм трактовался не как жестко заданное состояние общества, а выступал скорее как высоконравственное гуманистически ориентированное «движение, уничтожающее нынешнее состояние». Ибо, – утверждал Г., – обещающие людям на Земле вечный Рай в лучшем случае способны к устройству «респектабельного Ада». Философско-социологическое творчество Г. было посвящено полемике со сталинско-брежневской («советской») моделью социализма, борьбе против реакционно-религиозных интерпретаций сущности марксизма, развенчанию античеловеческой сущности реального коммунизма, создававшегося в СССР. «После отлучения Югославии в 1948, сталинских преступлений, признанных на XX съезде КПСС, после событий в Берлине, Познани и Венгрии в 1956 г. санкций против Китая 1958, клеветнических кампаний, приведших к расколу коммунистического движения, вторжения в Чехословакию… интеллектуальной инквизиции в Советском Союзе от дела Синявского до постыдной травли Солженицына, после взрыва антисемитизма в Польше, а затем в Ленинграде, подавления польских забастовщиков, не считая прочего, – все как после всякой катастрофы. Так можно ли сказать, что речь идет об «ошибках»? Не следствия ли это самой системы? Системы не социалистической, а советской – творения Сталина и Брежнева? Как не задуматься над неизбежностью этого превращения и не попытаться понять социализм как сотворенный не только сверху, но и снизу?» Выступая одним из провозвестников идеи социализма «с человеческим лицом» – первой реальной попытки интеллектуальной критики общественно-экономической системы государств-членов «социалистического лагеря» с позиций гуманизма и нравственно-препарированного марксизма, Г. категорически отвергал любые аналогии между бюрократическим централизмом коммунистических диктатур и обществом подлинного социализма. Лидеры КПСС и СССР, неспособные, по мнению Г., «ассимилировать даже минимальную инициативу снизу, отвергая любую попытку обновления, они несут полную ответственность за теоретическую дегенерацию марксизма и преступную практику полицейской власти в России и странах-сателлитах. Больше всего они боятся социализма с человеческим лицом». Исследуя перспективы и потенциальные возможности гуманистической трансформации неизбывно сталинистского социалистического общества в странах «народной демократии», Г. обращал особое внимание на очевидную ограниченность любых попыток сведения этих общественно-преобразующих процедур к каким бы то ни было переделам собственности и властных полномочий. Коренным изменениям должны быть подвергнуты все духовные образования: школа, культурные учреждения, символы веры и жизненные смыслы. Политика истинных коммунистов-реформаторов призвана, с точки зрения Г., «… сотворить историю. Создавать не партию, а дух. У нас есть возможность выбора не между порядком и переменами, а между революционными конвульсиями и конструктивной революцией». Обращая особое внимание на самодеятельный, не скованный установками идеологического догматизма и партийного прагматизма характер желаемых общественных трансформаций, Г. неустанно подчеркивал: «Наша эпоха стремится к открытому обществу, члены которого не впадают ни в тоталитаризм, ни в индивидуализм, – к обществу, где существует единение полифонии, как в хорошо исполненном танце, открытость творчеству, грядущему, пророчествам и утопиям».

(1882-1950) – немецкий философ. Родился в Риге. Обучался в Петербургском университете. После событий 1905 в России переехал в Марбург, учился у Когена и Наторпа (последнего сменил на кафедре в 1922). В 1907 стал доктором философии. С 1909 – приват-доцент, с 1920 – экстраординарный профессор Марбургского университета. С 1926 – в Кельнском, с 1931 – в Берлинском, с 1946 и до конца жизни – в Геттингенском университетах. Основные работы: «Платоновская логика бытия» (1909); «Основные черты метафизики познания» (1921); «Аристотель и Гегель» (1923); «Философия немецкого идеализма» (ч. 1-2, 1923-1931); «Этика» (1926); «Проблема духовного бытия. Исследования к основоположению философии истории и исторических наук» (1933); «К основоположению онтологии» (1933); «Возможность и действительность» (1938); «Строение реального мира. Очерк высшего учения о категориях» (1940); «Философия природы. Абрис специального учения о категориях» (1950); «Эстетика» (рус. изд. – 1958) и др. Г. прошел путь сложной творческой эволюции и вобрал в критически переосмысленном виде идеи многих философов и направлений. Начинал как приверженец марбургской школы неокантианства, но уже к началу 20-х под воздействием работ Гуссерля выступил с его критикой за «методологизм», «субъективизм"и «конструктивизм». Испытал влияние Шелера, в некоторых работах – Хайдеггера и Э.Гартмана. Особо же велико на него воздействие идей Аристотеля и Гегеля, повлиявших на становление окончательной (реалистической) позиции Г. Отсюда существующие в литературе оценки философии Г. этого периода как «модернизированного аристотелизма и схоластики» или «гегельянства, ограниченного в притязаниях кантианством». Получив кантианскую «прививку», Г. критически относился к построению (конструированию) философских систем, и тем не менее сам последовательно и методично разрабатывал собственную философию как систему, считаясь последним «системосоздателем» в европейской философии 20 в. Относя себя к сторонникам проблемного типа мышления (Платон, Аристотель, Декарт, Лейбниц, Кант), противопоставляя его системному типу (Бруно, Спиноза, Вольф, Фихте, Шеллинг, Гегель) Г. фактически сам попадает в этот ряд. Обосновывая познание как онтологический процесс, восстанавливая в правах онтологию в целом, Г. определял суть своей философии как реализм. В то же время в реалистических направлениях 20 в. он занимает совершенно особое положение как основоположник «критической онтологии» («новой онтологии»). Еще одна этикетка приклеилась к его имени уже в конце 20 в. – «забытый философ» (так же и столь же справедливо ее соотносят и с именем Зиммеля). Исходное основание «критической онтологии» – критика трансцендентализма, упускающего из виду, что познание есть трансцент-ный (выходящий за пределы сознания) акт. Мышление двоиственно-интенционально – мысля мысль, оно тем самым и через нее мыслит предмет, который, со своей стороны, есть нечто иное, но потому именно то, о чем мыслится мысль. Мышление ради мышления бесплодно, мысль всегда ради чего-то другого – сущего. Мысль и вещь неразличимы по содержанию, но по способу бытия они в корне отличны (мысль в духе, вещь – всегда вне духа). Познание – не конструирование, а именно «схватывание» действительности, уже существующей до и независимо от познающего. И хотя структура действительности во многом совпадает со структурой познания, полного их совпадения быть не может. Познание в каждый данный момент времени лишь увеличивает полноту и глубину «схватывания» действительности, никогда в нем не исчерпывающейся. Одновременно, расширяя собственные границы, познание расширяет и границы реальности. Второе исходное основание системы Г. – тезис о бытийном (онтологическом) единстве мира. Бытие многоаспектно. В нем различаются «наличное бытие» (существование) и «определенное бытие» (сущность) как его взаимосвязанные моменты, реальность и идеальность как способы бытия. Бытие обладает разной модальностью (возможность – действительность – необходимость). Возможным может быть лишь то, что было или будет реальным. Возможность действенна, что равнозначно ее необходимости. Это утверждение ведет к соотнесенности, к отождествлению, наличного и определенного бытия (последнее надо лишь суметь «извлечь» из первого), реального и идеального бытия (хотя первое не исчерпывается во втором). Кроме того (и это самое главное), бытие «слоисто» (многоступенчато). Оно включает в себя четыре «слоя» (уровня): неорганический (физический), органический (биологический), душевный (психический) и духовный (идеальное бытие). Высшие «этажи» возникают на основе низших, закономерности которых присутствуют и в них («закон возвращения»). «Высший слой бытия не может существовать без низшего, тогда как последний может». Высшие уровни не сводимы к низшим, наращивают в себе свободу как свою атрибутивность («закон нового»). Каждый «слой» автономен и имеет собственную внутреннюю детерминацию («закон дистанции»). Отсюда критика Г. телеологизма как незаконного распространения категорий высшего слоя на низший. Нет и идеального (абсолютного) направляющего возникновение слоев фактора. С этим во многом связана и парадоксальность этической доктрины Г.: в силу абсолютного характера нравственного, но при исключении трансцендентности смысла необходимо постулировать атеизм для обоснования возможности свободного личностного деяния. Однако, хотя способы детерминации меняются на разных уровнях, хотя от уровня к уровню возрастает свобода, это не отменяет каузальных зависимостей, накапливаемых от «слоя» к «слою» и снижающих вариативность возможных проявлений, усиливая их необходимость («закон детерминации»). (Оказывается, что свобода есть необходимость). Исходя из этих двух оснований, Г. приходит к формулировке сути «новой онтологии»: в бытии необходимо различать формы существования и его категориальные структуры. Задача же «критической онтологии» – дать анализ категорий (как фундаментальных определений бытия) внутри каждого из слоев и вскрыть их взаимосвязи и соотнесенность. Познание, следовательно, в принципе является бытийным отношением (между сущим объектом и так же сущим субъектом). В процессе познания объект остается тем же, а изменяется субъект. Проникновение субъекта в объект всегда есть прирост некоторого «познавательного образования» в познавательном соотношении. При этом предмет познания всегда выступает в этом отношении «более чем предмет» – он есть не только познанное, но и непознанное (он как объект безразличен к познанию и его возможным в данный момент границам, он бытиен). Одному миру соответствует множество картин мира. Таким образом, онтологический подход понимает познавательное отношение как бытийное, т.е. позволяет постичь его в его встро-енности во взаимосвязи жизни, в его дифференцированности по «слоям» бытия. Если бы все категории предмета, – по утверждению Г., одновременно были категориями познания, то не могло бы быть ничего непознаваемого. Но мы во всех областях обнаруживаем непреодолимые границы познания, т.е. «избыточные категории бытия», которые не отражаются в сознании как его категории. Граница познаваемости проводится в предмете рубежом категориальной идентичности (к познаваемости же самих категорий она не имеет никакого отношения). Отсюда программа «дифференциального категориального анализа»: разделение категорий на два царства: категории как только принципы бытия и категории как «также» и принципы познания (только в математике и логике, считает Г., можно говорить о действительном тождестве категорий). При соотнесении этих двух рядов категорий мы впадаем в неизбежную антиномичность. Только сознание может обладать познанием. Однако, с одной стороны, сознание должно выходить за свои пределы, поскольку оно схватывает нечто вне себя, т.е. поскольку оно познающее сознание, а с другой – сознание не может выйти за свои пределы, поскольку оно может схватывать только свои содержания, т.е. поскольку оно – познающее сознание. Коль нет тождества бытия и мышления – это противоречие в принципе представляется непреодолимым. Г. же говорит о том, что всякое категориальное изменение касается лишь познавательных, а не бытийных категорий (которые неизменны и инвариантны, суть предельны значения, к которым стремится и приближается познание). При этом «схватить» можно лишь то, что уже имеется в наличии, поэтому понятийное «оформление» категорий всегда вторично (они могут существовать и без понятийного «оформления»). Реальное же изменение категорий познания структурируется во всеобщем процессе приспособления человека к окружающему миру, протекающему на заднем плане всякого исторического прогресса познания, всякого изменения мыслительных форм и понятий, образуя его суть. К тому же процесс познания входит в более широкий процесс духовной жизни в истории, определяемый непрерывной ориентацией человека в мире как аспект приспособления. В свою очередь, приспособление понимается как категориальное изменение, разворачивающееся в историческом процессе духовно-культурной жизни. Это есть процесс развития категориальной идентичности (аппарат познавательных категорий содержательно приспосабливается к состоянию бытийных категорий). Механизм реализации этого процесса следует искать в четвертом духовном «слое» бытия во взаимодействии личностного и объективного духа. Личность при этом понимается как этический феномен, конституируемый единством актов, интенционально направленных на другие личности. Объективный же дух реально, помимо индивидуальностей, не существует, но есть их всеобщая обезличенная форма – царство ценностей. Взаимодействие личностного духа с объективным, их синтез порождает «объективированный дух», фиксируемый в произведениях искусства, философии, религии, науке, технике и т.д. Постоянное трансцендирование расширяет окружающий мир, увеличивает адекватность категориальной идентичности. Познание, в конечном счете, есть не что иное, как участие в сущем, «для-нас-бытие», того, что иначе существует лишь в себе. В своем обращении к бытию оно является сознательным участием духовного бытия в себе самом, его «для-себя-бытие» (смыслы познавания – проблема аксиологическая). Однако ценности не могут быть «схва чены» только познавательным отношением, они открываются прежде всего в отношениях «любви-ненависти», суть проблема этики и эстетики. В основе их постижения – интуитивное «чувство ценности», эмоционально-трансцендентные акты их непосредственного и прямого «схватывания»: акты воспринимающие (переживания субъекта), акты проспективные (предвосхищения субъекта: надежда, страх, беспокойство), акты спонтанные (полностью инициативны: вожделение, желание, воля). Эмоционально-трансцендентальные акты (в отличие от познания) наглядно, согласно Г., подтверждают существование действительности как реального мира.

(1842-1906) – немецкий философ, создатель «философии бессознательного». Из-за болезни отказался от желанной военной карьеры и занялся философией. Собственные философские воззрения развивал под влиянием идей философии Гегеля, Шеллинга, Шопенгауэра, учения Дарвина и др. Написал ряд работ по проблемам натурфилософии, логики, эстетики, философии религии и пр. Основное произведение: «Философия бессознательного» (1869). Опираясь на философскую традицию, предпринял попытку доказательства, что в основе всего сущего лежит бессознательное начало (являющее собой единство воли и представления), обусловившее возникновение Вселенной, жизни и развития. Исследовал роль бессознательного в мышлении, чувственном восприятии, истории и пр. Осуществил сравнительный анализ бессознательного и сознания в человеческой жизни; выдвинул идею примата бессознательного и понимание его как сферы недоступной сознанию. Особенно отметил, что утрата сферы бессознательного равнозначна утрате жизни. Считал мировой процесс неразумным, но целенаправленным, несмотря на постоянную борьбу разума и воли.

(1592-1655) – французский философ и математик. В 1614 получил степень доктора теологии в Авиньонском университете, в 1616 – сан священника. Преподавал философию в г. Эксе (до 1622). С 1626 – каноник кафедрального собора в г. Дине. В 1645 приглашен профессором кафедры математики Королевского колледжа в Париже. Был дружен с Гоббсом и Кампанеллой, состоял в переписке с Галлилеем. Испытал влияние скептицизма. Выступал против Декарта, картезианства и господствовавшей в то время аристотелевско-схоластической картины мира. Извлек из забытия наследие античных материалистов и дал ему блестящую по эрудиции и глубине мысли интерпретацию, обновил эти учения современными ему достижениями науки и философии. Свою философскую систему Г. делил на три части: логику, физику и этику. Логику трактовал широко, как включающую в себя собственно логику, теорию познания и методологию. Понимал ее как науку о правилах, канонах, нормах, законах достоверного познания, необходимых для «врачевания духа» от «мрака невежества». Г. последовательный сенсуалист, рассматривающий идеи как результат умственной переработки данных чувств. Отсюда его критика схоластики и рационализма. Однако Г. допускал, что идея Бога мыслится на основе врожденной склонности разумной души. В целом рассматривал логику как условие физики. Физика строится им как натурфилософия на основе атомистики Эпикура. Все состоит из атомов, движение атомов задается силой, которой их наделил Бог. Наряду с атомами существует пустое пространство, без которого невозможно движение. Все тела – результат комбинаций атомов. Животные и человек суть тела, но они обладают чувственной душой как принципом движения организма. Чувственная душа материальна, состоит из атомов и умирает со смертью тела. Человек же наделен еще и разумной душой, созданной Богом, не материальной и бессмертной. Физика – центральное звено в концепции Г., но сам он рассматривает ее лишь как условие этики, исследующей вопросы о том, как следует жить в этом мире, чему содействует его познание. Этика при этом трактуется с позиций эвдемонизма. Основные произведения: «Парадоксальные упражнения против аристотеликов» (1624); «О жизни и нравах Эпикура» (1647); «Свод философии Эпикура» (1649); «Свод философии» (1658). Бейль охарактеризовал Г. как величайшего философа среди ученых и величайшего ученого среди философов своего времени.

(1885-1968) – немецкий философ и теолог итальянского происхождения. Изучал политические и естественные науки в Берлине, Мюнхене, Тюбингене, философию и теологию – во Фрейбурге и Тюбингене. Католический священник (с 1910), магистр теологии (1915), ординарный профессор философии религии и католического мировоззрения в Берлине (1923). Отстранен от преподавания и лишен звания профессора нацистами в 1939. Вернулся в университетские аудитории в 1945. Основные философско-теологические сочинения: «О духе литургии» (1917, в течении пяти лет переиздавалась 12 раз), «Противоположность. Опыт философии жизненно-конкретного» (1925), «Киркегоровская идея абсолютных парадоксов» (1929), «Человек и мысль. Исследование религиозной экзистенции в великих романах Достоевского» (1932), «Христианское сознание. Исследование о Паскале» (1935), «Ангел в «Божественной комедии» Данте» (1937), «Мир и лицо» (1939), «К истолкованию «существования» у Райнера Мария Рильке» (1941), «Форма и содержание пейзажа в поэтическом творчестве Гельдерлина» (1946), «Свобода, милость, судьба» (1948), «Конец нового времени» (1950), «Власть» (1951), «Забота о человеке» (1962), «О Гете, о Фоме Аквинском и о классическом духе» (1969) и др. Основания миропредставления Г. являли собой религиозную версию философии экзистенциализма и персонализма. Г., вслед за Дильтеем, Зим-мелем и Шелером, отвергал позитивизм и абстрактный рационализм, усматривая смысл философствования в постижении «конкретно-живого» (целостности, порожденной «нераздельными» и «неслиянными» моментами) в существовании людей. Познание, по Г., есть «конкретно-жизненное отношение» конкретного человека к конкретному предмету. Следуя парадигме Николая Кузанского и развивая ее, Г. постулировал универсальный статус идеи и явления противоположности в рамках повседневной жизни людей (на ана-томо-физиологическом, эмоциональном, интеллектуальном и волевом уровнях). Анализируя в контексте «внутренней саморазорванности», античеловеческий характер и планетосо-размерный масштаб мировых войн 20 в., Г., в частности, стремился изыскать ответы на вопрос о сути культуры людей, ее моральной и жизненной ценности. По убеждению Г., традиционная гуманистическая культура Европы, основанная на возрожденческом провозглашении высшей ценностью оригинальности человека, на тезисе о «гениальности в индивидуальности» романтизма, умирает: в мире «невозможны боги» и «господствует техника». Человек теряет собственное положение смыслового центра мироздания. По мнению Г., «наука больше не должна заботиться о ценностях, ее дело – исследовать, независимо от того, что из этого выйдет; искусство существует только для самого себя, и его действие на человека его не касается; сооружения техники – это произведения сверхчеловека и имеют самостоятельное право на существование; политика осуществляет власть государства, и ей нет дела ни до достоинства, ни до счастья человека…». Техника, попавшая в распоряжение государственной машины власти, согласно Г., порабощает в первую очередь людей; современные технические системы в условиях индустриальной цивилизации не допускают автономного существования саморазвивающейся творческой личности; злоупотребления властью в итоге становятся не столько вероятными и возможными, сколько неизбежными. Г., тем не менее, усматривает потенциальные возможности противодействия людей такому ходу событий: отказываясь от свободы индивидуального саморазвития и творчества, человек призван «всецело сосредоточиться на своем внутреннем ядре и попытаться спасти самое существенное. Едва ли случайно слово «личность» постепенно выходит из употребления, и на его место заступает «лицо» (Person). Это слово имеет почти стоический характер. Оно указывает не на развитие, а на определение, ограничение, не на нечто богатое и необычайное, а на нечто скромное и простое, что, тем не менее, может быть сохранено и развито в каждом человеческом индивиде. – На ту единственность и неповторимость, которая происходит не от особого предрасположения и благоприятных обстоятельств, но от того, что этот человек призван Богом; утверждать такую единственность и отстаивать ее – не прихоть и не привилегия, а верность кардинальному человеческому долгу… Каждый, будучи однажды поставлен Богом в самом себе, не может быть ни замещен, ни подменен, ни вытеснен». Совокупность именно таких людей, с точки зрения Г., конституируют совершенно нетрадиционную для европейской социальности общность: «… масса… не есть проявление упадка и разложения…; это историческая форма человека, которая может полностью раскрыться как в бытии, так и в творчестве, однако раскрытие ее должно определяться не мерками нового времени, а критериями, отвечающими ее собственной сущности… Такой человек не устремляет свою волю на то, чтобы хранить самобытность и прожить жизнь по-своему… Он принимает и предметы обихода и формы жизни такими, какими их навязывает ему рациональное планирование и нормированная машинная продукция, и делает это, как правило, с чувством того, что это правильно и разумно». Благоговейно воспринимая бытие, человек, согласно Г., должен учиться видеть и созерцать мир, как бы даже «не желая» его. По мнению Г., таким даром владели благороднейшие мыслители – в частности, святой Фома и Гете: «Во взгляде Гете и Фомы есть благоговение, оставляющее вещи такими, каковы они есть в себе. Это – взгляд ребенка, доверенный взрослому… Он видит великое и малое, благородное и низкое, видит, как сплетены друг с другом жизнь и смерть…».

(1930-1992) – французский философ и психиатр. Один из создателей шизоанализа. Осуществил цикл работ по исследованию шизофрении. Проявил интерес к психоаналитическим идеям, но впоследствии выступил с критикой концепций Фрейда, Лакана, Марку-зе и других психоаналитиков различных ориентации. Предложил расширительное понимание бессознательного как структуры внутреннего мира индивида и чего-то разбросанного вне его, воплощающегося в различных поведенческих актах, предметах, атмосфере времени и т.д. Разработал концепцию «машинного бессознательного», согласно которой бессознательное наполнено всевозможными абстрактными машинизмами, побуждающими его к производству и воспроизводству различных образов, слов и желаний. Особое внимание уделял разработке теоретических проблем «производства желания», как совокупности пассивных синтезов самопроизводства бессознательного. В 70-х, совместно с Делезом, разработал концепцию шизоанализа, в значительной мере направленного на преодоление психоанализа и критику капитализма в его связи с шизофренией. Иногда квалифицировал шизоанализ как одну из форм микрополитической практики. Ему же, совместно с Делезом, принадлежит авторство «ризомной» концепции (см. Ризома). Принимал активное участие в различных акциях левого движения. Автор книг (совместно с Делезом): «Капитализм и шизофрения» (т. 1 «Анти-Эдип», 1972; т. 2 «Тысячи плато», 1980); «Ризома» (1976) и др. (См. Шизоанализ).

(1770-1831) – немецкий философ, создатель философской системы, являющейся не только завершающим звеном в развитии немецкой классической философии, но и одной из последних всеобъемлющих систем классического новоевропейского рационализма. Разработал теорию диалектики на основе философии абсолютного (объективного) идеализма. С 1788 по 1793 – студент Тюбингенского теологического института (вместе с Шеллингом и Гельдерлином), с 1794 – домашний учитель (Берн, Франкфурт), с 1801 по 1806 – преподаватель Йен-ского университета, в 1808-1816 – директор гимназии в Нюрнберге, в 1816-1818 – профессор Гейдельбергского, а с 1818 и до конца жизни – Берлинского университетов. Становление философских воззрений Г. начинается с усвоения античного классического наследия. Греческий мир, его духовная культура, философия станут для него навсегда своеобразным духовным отечеством, а в государстве древних эллинов Г. найдет искомый идеал нравственно-эстетического состояния общества. Г. глубоко изучает и современное ему общество – его политику, экономику и культуру, близко знакомится с литературой Просвещения Германии, Франции и Англии. Постепенно все научные дисциплины того времени того времени входят в орбиту его изучения. Именно благодаря этой энциклопедично-сти и присущему ему искусству систематизации Г. сумел переработать и обобщить в рамках своего учения весь материал современного ему человеческого знания. Хотя в первую очередь его интересы всегда были связаны с историческим знанием, проблемами истории человеческого духа. После довольно длительного периода переработки Г. начинает самостоятельную академическую деятельность в Йене; вначале, как и Шеллинг, в качестве последователя критической философии Канта и Фихте, затем как единомышленник Шеллинга и, наконец, после поворота последнего в сторону теософии, Г. порывает с системой абсолютного тождества и приступает к разработке собственного оригинального учения. Об этом разрыве он впервые заявил в «Феноменологии духа» (1807), написанной им в Йенский период. Однако осознание своей задачи и формулировка ее основной идеи в виде идеи абсолютного духа – как бесконечно законченного в себе бытия, открывающего себя в процессе познания – были осуществлены еще в более ранний – Франкфуртский период творчества, когда Г. наметил в общих чертах трехчленное деление своей системы: 1) абсолютный дух, как он существует «в себе» или «идея в себе», составляющая предмет логики; 2) дух в своем «инобытии», как он является чем-то внешним «для себя», в качестве природы (натурфилософия); 3) дух, достигший себя «в себе и для себя» и завершивший свое необходимое развитие (философия духа). Каждая из этих частей подразделяется далее по триадическому принципу диалектики. Эта схема будет реализована, однако, в работах более позднего периода. Первым крупным произведением, ставшим своеобразным введением в великую систему Гегеля, явилась его «Феноменология духа». Задуманная как первая часть всего учения, она и вышла в свет под названием «Система науки. Первая часть. Феноменология духа», оставшись, однако, не только первой, но и единственной частью, так как последующие на свет просто не появились из-за изменений в планах Г. относительно самой структуры его философии. Отсюда и своеобразное место этой работы в системе Г.: «Феноменология духа» – это прежде всего учение о тех явлениях, которые должно пережить знание, чтобы подняться от обыденного сознания до философии. Это возвышение сознания, понимаемое вначале как только гносеологическая необходимость, вынуждающая мышление подниматься со ступени на ступень до самоуспокоения в философской точке зрения, рассматривается Г. в то же время и как ход развития, проходимый с психологической необходимостью каждым индивидуальным сознанием, как несовершенное обнаружение мирового духа. Более того, изображаемый в «Феноменологии духа» процесс развития форм индивидуального сознания повторяется и в духовном развитии всего человеческого рода; развитии, в котором постепенно выявляются творческие силы мирового духа, воплощающегося в последовательно сменяющие друг друга образцы культуры. Духовное развитие индивида воспроизводит все ступени самопознания мирового духа, начиная с самого примитивного предметного сознания и кончая абсолютным знанием, т.е. знанием всех форм и законов, которые управляют изнутри всем процессом духовного развития. В основе этой диалектики развития духа лежит открытая Г. схема раздвоения последнего на сознание (понятие) и его предмет. Этот разрыв преодолевается затем на каждой ступени развития знания, достигая, однако, полного совпадения только на этапе абсолютного знания. Целью данной гегелевской работы, в которой то сильнее, то слабее слышатся почти все последующие мотивы его философии, и явилось показать, как из множества форм, стадий и образований знания должно развиться философское познание в качестве самопостижения абсолютного духа. Отсюда и стремление Г. воссоздать всю философию из связи исторического развития человеческого духа, который, в свою очередь, рассматривается им как пришедший к самому себе мировой дух. Развитие человеческого духа становится сознательным самопостижением мирового духа, а потому сущность мира вещей должна быть понята из того процесса, который прошел человеческий дух, чтобы постичь собственную организацию, тождественную организации вселенной. Уже в «Феноменологии духа» Г. пришел к выводу о том, что философия является самосознанием общего культурного развития человеческого родового разума, в котором она сама в то же время видит самосознание абсолютного духа, развивающегося в виде мира. С 1812 Г. резко меняет всю структуру своей философии, начиная ее с логики. Сравнительно кратким и сжатым изложением этой системы в зрелый период его творчества стала опубликованная в 1817 «Энциклопедия философских наук». А еще раньше в 1812 и 1816 вышли в свет два тома «Науки логики» (т.н. Большой логики в отличии от Малой логики, изложенной в «Энциклопедии…»), в которых он изложил первую, наиболее содержательную часть его системы – логику. Задачи гегелевской логики самым непосредственным образом были определены результатами, полученными им в «Феноменологии духа», где он снял различие между субъективным и объективным, показав, что субъект оказался единственным объектом, а объект по сути своей единственным субъектом. «Феноменология духа» как бы уравняла субъективную сторону чистого мышления (как деятельность в форме понятий) с объективной (понимаемой как сущность духа). Логика становится т.о. наукой о чистом мышлении в элементе самого чистого мышления. Будучи наукой о сущности духа, а, следовательно, и вещей, она соединила в себе характер логики с чертами онтологии (или метафизики), став т.о. содержательным, а не только формально-логическим знанием, как это было до Г. Сам философ назовет ее «царством теней действительности», акцентируя тем самым момент порождения схем всякой реальной жизни в процессе движения абстрактного чистого мышления, а эволюцию этого превращения понятий он представит как изображение всеобщего мирового процесса, формы которого должны вначале пройти через сферу чистого мышления (т.е. элемент абстракции). Исходя из универсальной схемы творческой деятельности мирового духа, получившей у Г. название абсолютной идеи, его логика предстала как идея в себе, как самосознание этой идеи, которая в своем всеобщем содержании раскрывается в виде определенной системы категорий, начиная от самых общих и бедных определений – бытие, небытие, наличное бытие, качество, количество, мера и т.д. и кончая более конкретными, более определенными понятиями – действительность, химизм, организм и т.д. Вся эта сложная система понятий последовательно развертывается посредством диалектического движения вперед, соединяя жесткой, необходимой связью все три части логики – учение о бытии, учение о сущности и учение о понятии, которые вместе являют собой «возвышение субстанции до субъекта». Специфической чертой гегелевских категорий по сравнению с кантовскими является то, что в отличие от последнего, сделавшего их синтезирующими формами деятельности человеческого рассудка, Г. представил их скорее в качестве образований самой объективной действительности, причем, это относится и к тем случаям, когда они совпадают с формами формальной логики (например, в учении о понятии). Содержанием всей последующей философии Г., опирающейся на систему его логики, становится превращение абсолютной идеи в абсолютный дух. Промежуточными членами, через которые совершается этот процесс, служат природа и конечный дух, развивающийся в форме индивидуального, субъективного духа, объективного духа, и всемирно-исторического духа. Эту совокупность природы и духа Г. назвал мировым процессом или миром, переход к которому от абсолютной логической идеи, как, впрочем и от логики к философии природы и философии духа, является одним из самых трудных мест в его учении. Различие между его абсолютной идеей и природой заключается не в содержании, а в форме существования. Так, природа для него – тот же дух (или идея), но в своем инобытии. Иначе говоря, логическая идея находится здесь уже не в себе, не в элементе чистого мышления, а вне себя. Такой характер природы вытекает из самого понимания Г. духа в качестве развивающейся идеи. Даже достигнув чистой абсолютной истины в процессе своего развития в логике, абсолютная идея объективируется в природу и существует в чуждой ей внешней форме потому, что она не стала пока «субъективностью», духом или, как пишет сам Г.: «Божественная идея именно и состоит в том, что она решается извести из себя это иное и снова втянуть его в себя, чтобы стать субъективностью и духом». Абсолютное, т.обр., может познать себя только с помощью человеческого сознания, которым оно в принципе не обладает в элементе чистой мысли, а значит, только приняв форму природы и найдя себя в ней в форме сознания. Тот факт, что вне природы нет и не может быть человеческого сознания, определяет задачи всей гегелевской натурфилософии – второй части его системы. Цель ее – проследить за постепенным возникновением духа в природе, познать в каждой ступени природы момент идеи и ее развитие в формах природы до тех пор, пока в природе не возникнет сознательная мысль, которая и узнает себя в ней. В изложении своей натурфилософии Г. по сути целиком следует духу и даже букве своего предшественника – Шеллинга, повторяя его телеологизм. Основные ступени развития природного процесса у него составляют: механика, физика и органика. Заканчивается натурфилософия рассмотрением того, в каком отношении стоит органический индивидуум к роду: из них только последний обладает необходимостью и разумностью; индивид же выступает лишь в роли переходного момента в жизни идеи, обнаруживающейся исключительно в роде. Наконец, третью основную часть гегелевской системы составляет философия духа, в которой нашли свое проявление наиболее значительные результаты всей его философии. Триадическое расчленение предполагает наличие здесь следующих форм развития духа: субъективного (индивидуального), объективного (всеобщего) и абсолютного (божественного) духа. Рассмотрение этих форм духа осуществляется Г. в соответствующих отделах его философии духа, из которых первым выступает психология в широком смысле этого слова (изучающая психическую жизнь индивидуума через все ступени его развития вплоть до осознания им его сокровенной сущности в тождестве со всеобщим духом). Следующий отдел – то, что сам Г. назвал «Философией права» («Основоположения философии права», 1821 и «Философия права», 1826) – посвящен рассмотрению объективного духа, под которым он разумеет разум в человеческой родовой жизни, т.е. сверхиндивидуальную целостность, возвышающуюся над отдельными людьми и проявляющуюся через их различные связи и отношения. Г. пытается понять здесь те формы развития, в которых в действительной человеческой жизни реализует себя свобода духа. Низшей из этих форм является абстрактное право, за ним следует моральность, имеющая дело уже не с чисто внешними, а внутренними формами объективного духа и, наконец, нравственность, в которой сущность объективного духа находит свое завершение за счет совпадения его внешней и внутренней форм. Эта ступень охватывает собой все те учреждения человеческой жизни, которые способствуют реализации родового всеобщего разума во внешней совместной жизни людей. Здесь, в сфере нравственности Г. заставляет объективный дух пройти опять своеобразную триаду «объективирования самого себя» – через семью, гражданское общество и государство. Идеалом последнего для него служит античное государство эллинов – это, по его словам, «живое произведение искусства», воплотившее в себе жизнь родового разума человечества и все высшие интересы индивидуума. Истинное осуществление идеи государства может иметь место лишь в историческом развитии человечества – т.е. во всемирной истории, представляющей собой полное осуществление объективного духа. Так философия права логически переходит и заканчивается философией истории («Лекции по философии истории», 1837). Рассматривая историю в целом как «прогресс духа в сознании свободы», Г. ставит в качестве основной ее задачи показать, как в историческом процессе этот мировой дух последовательно развивается в различные формы духов отдельных народов. Каждый период истории характеризуется руководящим положением какого-нибудь отдельного народа, который на этой ступени познал в самом себе общий дух и, выполнив эту задачу, передал эстафету другому народу. Г. развил здесь идею об исторической закономерности, показав глубинную, необходимую связь различных этапов исторического процесса, каждый из которых является только одной из форм развития и проявления всеобщего духа. Этот всеобщий дух, отдельные определения содержания которого становятся действительностью в историческом развитии, выраженный в своей целостности и единстве, и является, по Г., абсолютным духом, который, в свою очередь, тоже развивается в трех формах: в виде интуиции в искусстве («Лекции по эстетике», 1835-1838), представления в религии, и понятия – в философии. Соответственно этим формам духа Г. построил свои эстетику, философию религии и то, что справедливо было бы назвать «философией философии» или историю философии. Речь идет именно об истории философии, а не философии вообще, так как свою задачу последняя может выполнить только в ее историческом развитии, понимаемом к тому же как необходимый закономерный процесс. Изложенная Г. в его «Лекциях по истории философии» (1833-1836) концепция историко-философского процесса явила собой одну из первых серьезных попыток создания историко-философской науки. Г. представил историю философии как прогрессирующий процесс развития самосознания человеческого духа, в котором каждая отдельная философская система представляет собой необходимый продукт и, соответственно, необходимую ступень этого развития, а также осознание того общего содержания, которого достиг дух человека на определенной его ступени. Гегелевская трактовка истины – Абсолюта – в качестве развившейся, порождающей в диалектической необходимости все ее отдельные моменты и объединяющей их в конкретном единстве, приводит его к своеобразному выводу относительно его собственной философской системы в качестве заключительного звена такого развития. Именно она, восприняв в себя все моменты истины, выступавшие обособленно и даже в противоречии друг к другу, понимает их как необходимые формы развития и т.о. объединяет в себе все предыдущие философские системы в их целостности. В определенном смысле такая претензия имела под собой реальные основания, так как гегелевская философия по своей всеобъемлющей систематизации явилась своеобразной переработкой всего мыслительного материала истории, сплавившей в одно целое содержание мыслей своего времени. Все это, однако, было бы невозможно без глубокого, диалектического осмысления этого грандиозного энциклопедического материала. Диалектический метод буквально пронизывает все стороны гегелевского учения. Согласно Г., диалектический метод, или метод развития следует понимать как методическое обнаружение и разрешение противоречий, содержащихся в понятиях, а под противоречием он понимал столкновение противоположных определений и разрешение их путем объединения. Главной и постоянной темой его диалектики стала тема единства взаимоисключающих и одновременно взаимно предполагающих друг друга противоположностей, то есть тема противоречия. Оно полагается им как внутренний импульс развития духа вообще, который шаг за шагом переходит от простого к сложному, от непосредственного к опосредованному, от абстрактного к конкретному, все более полному и истинному результату. Такое прогрессирующее движение вперед придает процессу мышления характер постепенно восходящего ряда развития. Г. очень глубоко и конкретно трактовал природу самого противоречия. Оно для него не есть простое отрицание той мысли, которая только что полагалась и утверждалась; это – двойное отрицание (первое отрицание есть обнаружение противоречия, второе его разрешение), когда исходная антиномия одновременно и осуществляется и снимается. Иначе говоря, высшая ступень развития включает в себя низшую, последняя же отменяется в ней именно в этом двойственном смысле. Быть отрицаемой – значит быть одновременно и сохраняемым и возвышаемым. С помощью разработанного им диалектического метода Г. критически переосмыслил все сферы современного ему человеческого знания и культуры, обнаруживая везде на этом пути напряженную диалектику, процесс постоянного отрицания каждого наличного, достигнутого состояния духа последующим, вызревающим в его недрах в виде конкретного, имманентного ему противоречия.

(1877-1962) – швейцарско-германский (отказался от немецкого подданства в 1923) писатель, лауреат Нобелевской премии (1946). Основные произведения: «Романтические песни» (сборник стихов, 1899), «Посмертно изданные записи и стихотворения Германа Лаушера» (1901), «Петер Каменцинд» (1904), «Под колесом» (1906), «Гертруда» (1910), «Из Индии» (сборник, 1913), «Росхальде» (1914), «Кнульп» (1915), «Душа ребенка» (1918), «Сказки» (1919), «Взгляд в хаос» (сборник, 1919), «Демиан» (1919), «Клейн и Вагнер» (1920), «Последнее лето Клингзора» (1920), «Сидд-хартха» (1922), «Курортник» (1925), «Степной волк» (1927), «Нарцисс и Гольмунд» (1930), «Паломничество в страну Востока» (1932), «Игра в бисер» (1943), «Путь сновидений» (сборник, 1945) и др. Произведения Г., насыщенные символикой немецкого фольклора, христианства и гностицизма, психоанализа и восточной философии, раскрывают одну и ту же вечную тему – поиск Человеком самого себя (см. Борхес). Г. начинал творчество как романтик: пафос личной свободы, избранности и одиночества, презрение к толпе, жажда совершенствования и жесткое противопоставление социальной действительности (мира обывателей) миру чудаковатого мечтателя, который не может вписаться в «стадную жизнь», хотя и может мыслиться подлинно существующим только на ее основе. Действительность понимается Г. как враждебное начало, – она есть «то, чем ни при каких обстоятельствах не следует удовлетворяться, чего ни при каких обстоятельствах не следует обожествлять и почитать, ибо она являет собой случайное, т.е. отброс жизни. Ее, эту скудную, неизменно разочаровывающую и безрадостную действительность, нельзя изменить никаким иным способом, кроме как отрицая ее и показывая ей, что мы сильнее, чем она». Протест против реальности, проповедь оправданности последующего ухода в себя, преломленные в свете идей Ницше и Юнга, сделали Г. культовой фигурой для поколения бунтующей молодежи 1960-х. Повесть «Демиан» (вышла под псевдонимом Эмиль Синклер) обозначила отказ Г. от мировоззренческого бинаризма, переориентацию его внимания на проблему культуры: «два мира» (Бог и Дьявол, Аполлон и Дионис, инь и ян, сознательное и бессознательное) воссоединяются в образе гностического бога Абраксаса, которому поклонялся еще Василид (2 в.). Главной темой становится деконструкция субъекта и, как следствие, деконструкция тотальности «мертвой культуры» («доксы»), состоящей из застывших образов, схем и являющейся продуктом молчаливого мещанского сговора. «Всякие объяснения», всякая психология, всякие попытки понимания нуждаются… во вспомогательных средствах, теориях, мифологиях, лжи» (Г.). Основания этой «лжи» Г. находит в «простой метафоре»: «тело каждого человека цельно, душа – нет». По Г., личность, субъект – всего лишь идеологический конструкт, «очень грубое упрощение.., насилие над действительностью»: только «человек на стыке двух культур, эпох, религий», маргинал, «изведавший распад своего «Я» и овладевший «искусством построения», может заново, в любом порядке составить «куски» своей личности и «добиться тем самым бесконечного разнообразия в игре своей жизни». Т.обр., по Г., истинно свободным человеком, творцом является только шизофреник, а смысл игры – вместить в себя весь мир. (См. Шизоанализ). Деконструкция субъекта осуществляется в условном игровом пространстве («Степной волк») – в «Магическом Театре», куда допускаются только «сумасшедшие», а «плата за вход – разум». «Игра жизни» требует ироничного отношения к «бессмертным», к признанным авторитетам и ценностям. Проводя параллель между"Магическим Театром» (как архивом культуры) и вечностью, Г. заключает, что «серьезность – это атрибут времени», а «вечность – это мгновение, которого как раз и хватает только на шутку». «Магический Театр», прообраз «игры в бисер» – представляет собой модель культуры постмодерна, игру «со всем содержанием и всеми ценностями нашей культуры». «Игра в бисер», как и постмодерн, характеризуется отсутствием первоначала, истока, причины. Согласно Г., «именно как идея – игра существовала всегда», и только от предпочтений исследователя зависит ее предыстория (см. также Игра). По Г., она является результатом рефлексии, т. наз. «фельетоном эпохи», которая «не была бездуховной, ни даже духовно бедной… она не знала, что ей делать со своей духовностью», «фельетоны» (или – в терминологии Лиотара – «малые повествования») отличаются занимательностью, про-фанированием идеалов, ценностей, авторитетов «высокой» культуры, а также «массой иронии и самоиронии, для понимания которой надо сперва найти ключ». (См. Нарратив). «Игре в бисер», таким образом, придается статус новой духовности, она вбирает в себя все культурное наследие. «Игра в бисер» функционирует как метатеория – искусственно создаваемая система культуры, имеющая целью построение специфических средств по оценке и описанию другой (объектной) культуры. Набор таких средств ограничен («все уже сказано» – топос постмодернистской чувствительности), но число их комбинаций огромно, и практически невозможно, «чтобы из тысячи строго определенных партий хотя бы две походили друг на друга больше чем поверхностно». Игра состоит «из сложных ассоциаций и играет сплошными аналогиями». Она самоценна, ибо цель игры – сохранение самой игры, а значит и культуры. Однако сохранение культуры, по Г., влечет за собой утрату субъекта. Субъект исчезает из истории, в «ней нет крови, нет действительности», а есть лишь одни идеи; у субъекта подавлена телесность; он целиком принадлежит культуре и выполняет необходимые ей функции; в конечном итоге – субъект умирает, поглощенный культурой. Имя и пафос творчества Г. принадлежат сразу к двум культурным эпохам: соединяя модерн («произведения») и постмодерн («тексты»).

(греч. hedone – наслаждение) – этическая установка, с т.зр. которой основой природы человека является его стремление к наслаждению, а потому все ценности и ориентации деятельности должны быть подчинены или сведены к наслаждению как подлинному высшему благу. Г. впервые заявляет о себе в древнегреческой школе киренаи-ков, где он радикализирован в качестве смысложизненного, а окружающий мир понят как объект эстетического и чувственного наслаждения во всех своих выражениях (напр., красота бедствия). Эпикур стремился, соблюдая меру в наслаждениях, избегнуть страданий, его идеал – самозамкнутая жизнь, полная чувственных и духовных наслаждений, не приносящих пресыщения. Христианство противопоставляет Г. аскетизм, однако именно в последнем Г. проявляется в форме наслаждения собственными страданиями. Возвращение к умеренному Г. Эпикура и признанию ценности чувственного происходит в период Возрождения, что задает фундамент идей этического эгоизма просветителей 18 в. Кант Г. отвергает за приверженность чувственному, не способному задать основу морали. Утилитаризм определяет свое центральное понятие «польза» как достижение наслаждения или избегание страдания. Вновь радикальное проведение принципов Г. встречается в индивидуализме, признающем возможность наслаждаться за счет другого или общества вообще.

(1834-1919) – немецкий биолог, профессор Иенского университета (1865-1909). Основные сочинения: «Мировые загадки. Общедоступные лекции о философии биологии» (1899), «Естественная история миро-творения» (1868), «Монизм» (1892), «Чудеса жизни» (1904), «Бог в природе» (1914) и др. Страстный защитник и пропагандист эволюционных концепций в биологии, Г. развивал учение Дарвина о естественном отборе как факторе органической эволюции. Сформулировал основной биогенетический закон, согласно которому в онтогенезе (индивидуальном развитии организма) кроется ключ к познанию филогенеза (истории происхождения вида). В трактовке движущих сил эволюции Г. стремился синтезировать идеи Дарвина и Ламарка. Г. исследовал проблему естественного возникновения жизни из неорганических веществ. С «Всеобщей морфологии организмов» Г. (1866) начинается развитие дисциплинарной экологии. Работы Г. сыграли видную роль в распространении эволюционизма и в критике креационизма.

(1904-1976) – немецкий философ, один из основателей философской антропологии. Профессор университетов в Лейпциге (с 1934), Кельне (1938-1940), Вене (1940-1942), Шпейре (с 1947), профессор Высшей технической школы в Аахене (с 1962). Прошел сложную духовную эволюцию (от немецкого классического идеализма, влияния английского эмпиризма и американского прагматизма до решительного размежевания с немецкой традицией метафизической спекуляции). Главное антропологическое исследование Г. – «Человек. Его природа и его положение в мире» (1940) – издавалось только при жизни автора 12 раз – рекорд для трудов по философской антропологии. Г. ставит в своей антропологической концепции задачу: в противовес метафизической спекуляции дать интегративно-научное описание человека как целостного и единого существа, не распадающегося на две субстанции – «тело» и «душу». Средствами такого описания, по Г., должны служить «психически нейтральные» понятия и выражения, среди которых ключевую роль играют понятия «действие», «сообщество», «культура». Г. определяет человека в морфологическом аспекте как неспециализированное, незавершенное и «биологически недостаточное существо». В отличие от животных, человек, по Г., живет не в окружающем мире, а в культурной среде, которая предстает для него как «поле неожиданностей». Будучи незавершенным существом, человек должен отвоевывать условия своего существования у мира и при этом постигать самого себя как задачу и проблему. Человек как единый вид и как целостный индивид, считает Г., раскрывает свою сущность в действиях по планируемому преобразованию наличных обстоятельств в нечто пригодное для жизни, в актах самоопределения, взаимного контроля и управления, в создании ценностной ориентации в мире. Тем самым природа как бы предопределяет не только открытость человека миру, но и его творческую способность к созданию культуры. Г. относит культуру к коренным условиям существования человека. Важнейшим культурным средством самосозидания человека и регуляции человеческих отношений в сообществе Г. считает дисциплину, однако, предлагает заменить понятием дисциплины понятие морали, видя в содержании последнего дуалистическую направленность. История, общество, социальные институты и нормы предстают в концепции Г. в качестве форм, восполняющих биологическую недостаточность человека и оптимально реализующих его витальные устремления.

(1715-1771) – французский философ, крупнейший представитель французского Просвещения и школы французского материализма, идеолог революционной французской буржуазии 18 в. Основные сочинения: «Об уме» (1758, в 1759 сожжено по распоряжению парламента как представляющее опасность для государства и религии), «О человеке, его умственных способностях и его воспитании» (1769, издано в 1773) и др. Г. разработал весьма динамичную философскую картину мира: природа, частью которой является человек, существует вечно и имеет основание в себе самой; в ней все находится в движении и развитии; все рождается, растет и погибает; все переходит из одного состояния в другое. Ничто во времени и пространстве не предшествует материи. Г. обосновывал единство материи и движения, материи и сознания. Вместе с тем, в отличие от Дидро, считал, что материя лишь на определенном этапе своего развития и организации обретает способность ощущения. Г. отвергал не только теизм, но и деизм вольтеровского толка. Г. – блистательный и остроумный критик религиозных заблуждений. В классической традиции Просвещения корни идеи сверхъестественного и религии Г. искал в темноте и невежестве людей, в чувстве страха смерти, в организованном обмане одних людей другими. Вопрос о познаваемости мира Г. решал с позиций материалистического сенсуализма, был противником агностицизма. Принцип материалистического сенсуализма Г. использовал в объяснении общества и человека. Человек, по Г., – природное существо, наделенное чувствами, сознанием, страстями, и является основой общества. Из чувственной природы человека Г. выводил движущее начало общественной жизни – принцип эгоизма, себялюбия. Идея Г. о том, что в деятельности людей, направленной на самосохранение и приобретение жизненных благ, следует искать ключ к объяснению социальных процессов, была теоретически перспективной для своего времени. Г. утверждал равенство природных умственных способностей людей всех рас и национальностей. Причину неравенства умов видел в различном воспитании и различных условиях жизни. Будущее общество Г. представлял свободным от сословного деления и сословного неравенства. Был открытым противником феодальных устоев. Деятельность Г. сыграла значительную роль в духовной подготовке Великой французской революции 18 в.

(1770-1843) – выдающийся немецкий поэт и мыслитель, выступивший на заре романтизма и в значительной мере повлиявший на философию и осмысление существа поэтического творчества прежде всего в 20 ст. С 1788 по 1793 он занимается в Тюбингенской духовной семинарии (филиал университета), где сближается, в частности, с Шеллингом и Гегелем. «Мы все пробегаем по эксцентрическому пути, и нет другой дороги от детства (более или менее чистой простоты) к совершенству (более или менее совершенной образованности)», – писал Г. Для Г. этот путь – возвращение на Родину, к истоку. Символом такового, духовной прародиной для Г. предстает неповторимый свет классической Эллады. Для молодого Г. оказались тесны школярские рамки «тюбинген-ской теологии». Штудированию схоластических трактатов Г. предпочитал изучение античной драмы, обсуждение поэзии Шиллера, философские дискуссии с Гегелем и Шеллингом о Канте, увлечение философией Спинозы. Однако и рациональное постижение Абсолюта не соответствовало его натуре. В душе он носит высокое поэтическое призвание. Он не хочет «учить о Боге». Он хочет «говорить с Богом» на поэтическом языке. Удивительно ли, что сама его поэзия может быть понята как богословие, а точнее – как Богословие, но уже за рамками только христианской догматики. В 1794-1795 Г. Йене, в самом центре зарождающегося «веймарского романтизма». Здесь он знакомится с Гете, формуле Гете – «Постоянство в перемене (Dauer im Wechsel)» он противопоставляет романтический тезис – «Становление в гибели, через гибель (Das Werden im Vergehen)». Шиллер принимает в нем участие, помогая с местом домашнего учителя и публикуя в «Новой Талии» оды Г. и фрагмент романа «Ги-перион» (1794). Он замечен «князьями поэзии» (по выражению Г.), но не принят ими. Здесь же в Иене Г. слушает лекции Фихте, которым тогда увлекалась вся молодежь. Однако «скандал Фихте» уже в теоретических набросках Г. – «Суждений и бытие», «Гермократ к Кефалу» (1795), критикуется как гипостазированный разрыв между Я и не-Я. У Г. иное стремление: «Докончить с этим вечным противостоянием между нашим Я и миром, восстановить высший мир, который превыше всякого разума note 2, соединиться с природой в одном бесконечном целом – вот цель всякого нашего стремления…». В течение семи лет, с 1792 Г. вынашивает, многократно перерабатывая, свой основной роман «Гиперион, или Отшельник в Греции». Имя главного героя Гиперион означает – «сын вышнего», или «сын неба», что отсылает к образу Аполлона. Роман состоит из писем к другу Беллармину (под этим именем некоторые исследователи угадывают Гегеля или Шеллинга, с которыми Г. находился в переписке). Сюжетная линия путешествия Отшельника накладывается на историю освободительной борьбы греков. Как известно, многие т.наз. «эллинистические романтики»: Шелли и Ките, Дельвиг и Батюшков, Байрон и др. были захвачены идеалом свободы классической Эллады и борьбой за политическую независимость со временных им греков. Однако Г. не вписывается и в этот ряд. Прежде всякой политической свободы есть высшая свобода – свобода духа, в которой народ обретает свою судьбу; или не обретает, сбившись с пути и канув в Лету истории. Для Г. лишь эта свобода духа может привести нас к грядущему, как истоку, «царству красоты». Об опережающем властвовании истока поэт говорит в гимне «Рейн»: «…Ибо // Как начинал ты, так и пребудешь». Красоту Г. понимает в платоническом духе из высказывания Гераклита : «Великое определение Гераклита – единое, различаемое в себе самом – мог открыть только грек, ибо в этом вся сущность красоты, и, пока оно не было найдено, не было и философии. Теперь можно было давать определения: целое уже существовало. Цветок распустился: осталось разъять его на части». (Ср. «Пир» Платона, где это высказывание Гераклита истолковывается по аналогии с «внутренне напряженной гармонией лука или лиры»). Как высшее единство, прекрасное, по Г., имеет онтологический статус: «Блаженное единство, бытие в единственном смысле слова потеряно для нас, и нам должно было его утратить, если мы хотели его достичь и добиться. Мы вырываемся из мирного «Одно и Все» мира, чтобы вновь восстановить его через самих себя». Замечательно в этой связи понимание Г. сопринадлежности поэзии и философии. Плененный светом вышнего, Г. вводит в немецкую поэтическую речь античный акростих, сочиняет в основном оды и гимны, создавая своеобразную гимнографию. Но в письме к другу Нейферу (12.XI.1798) самоиронично замечает по поводу «философской перегруженности» своих стихов, что неудачливые поэты, вроде него, почетно уходят в философию как в госпиталь. В тоже время в «Гиперионе» Г. показывает, что без поэзии греки никогда бы не стали народом философов. Позже, в стихотворении «Память» Г. скажет: «Но то, что пребывает, устанавливают поэты». Мы еще далеки от мысли Г., если просто скажем, к примеру, что подвиг Ахилла сохранился в историческом предании лишь благодаря Гомеру; ведь поэт говорит об основывающем установлении пребывающего. «Философия не родится из голого рассудка или голого разума, ибо она есть нечто большее, чем ограниченное познание существующего». Лишь поэзия, оплодотворенная светом божественной красоты, словно объемля философию, задает начало и конец последней. «… Философия, как Минерва из головы Юпитера, родится из поэзии бесконечного божественного бытия». И далее устами своего героя Г. говорит: «Человек, который не почувствовал в себе хоть раз в жизни полную, чистую красоту… в философии не может быть даже скептиком; его разум непригоден даже для разрушения, не говоря уже о созидании. Поверьте мне, скептик находит противоречия и недостатки во всех наших мыслях потому только, что ему знакома гармония безупречной красоты, которую нельзя постичь мыслью. Черствый хлеб, которым его благодушно потчует человеческий разум, он отвергает только потому, что втайне пирует с богами». В своем творчестве Г. создает мифологизированный мир, окрашенный в пантеистические и платонические тона. В предисловии к «Гипериону» он напишет: «Пожалуй, мы все в конце скажем: «О святой Платон, прости нам! Мы тяжко согрешили перед тобой!». Говоря о пантеизме Г., следует указать на влияние Ф.Г. Якоби, а также голландского философа Ф. Гемстергейса и немецкого натурфилософа и физика И.В. Риттера. «Мы называли землю цветком неба, а небо – бескрайним садом жизни… Земля – неизменно любящая бога солнца…». По Г., дух природы, или жизнь, и есть любовь Земли и Неба, именно в этом пространстве человек перекрещивается с божественным. В «овнутренненом мире» Г. уживаются Аполлон и Христос, Дионис и Аллах, германская природа и эллинский дух. В 20 в. мы встречаем близкий по всеохватности и глубине пантеон в поэтическом ансамбле «Русские боги» Д. Андреева. Если говорить о влиянии Г. на последующую философскую мысль, то прежде всего следует подчеркнуть взаимовлияния Г., Шеллинга и Гегеля. Приоритет поэтического и «ощущение» близости Бога у Г. (В гимне «Патмос» говорится: «Близок// И труден для понимания Бог. // Но где опасность, там вырастает// И спасительное») выражены на философском языке Шеллингом в его теории «эстетического созерцания» и в «философии откровения». Другая же основная мысль Г. – «становление через гибель» – нашла монументальное воплощение в «Науке Логики» Гегеля в качестве диалектической триады; только Vergehen истолковано как отчуждение и снятие (Aufheburg), а место «Божественной Красоты» занял «Абсолютный Дух». Необычна посмертная судьба поэта. До сих пор ведутся споры об отношении Г. и романтизма: его называют «боковым побегом романтизма», и вот же – побег появился раньше дерева и пророс в культурной почве глубже. Судьба Г. – это вечное «между»: между Элладой и Германией, между романтиками и 20 в., между классицизмом и романтизмом. Но он не принят ни там, ни здесь. Пожалуй, лишь у Новалиса мы встречаемся с подобной глубиной мысли и тончайшим, едва выразимым мотивом Nostalgie – ностальгии по будущему. Немногие из романтиков смогли оценить своеобычность Г.: прежде всего Брентано, его сестра Беттина фон Арним, Шлегель, В. Вайблингер. Уже современники называли его поэзию «темной». По замечанию Хай-деггера, немцам (да и всем нам) еще предстоит показать свое достоинство при встрече с поэтической мыслью Г. В финале «Гипериона» звучит потрясающая филиппика в адрес немцев. «Варвары испокон веков, ставшие благодаря своему трудолюбию и науке, благодаря самой своей религии еще большими варварами… оскорбляющие как своим излишеством, так и своим убожеством.., глухие к гармонии и чуждые ей, как черепки разбитого горшка… Я не могу представить себе народ более разобщенный, чем немцы… Говорю тебе: нет ничего святого, что не было бы осквернено этим народом, не было бы низведено до уровня жалкого вспомогательного орудия. Здесь все бездушней и бесплодней становятся люди, а ведь они родились прекрасными; растет раболепие, а с ним и грубость нравов, опьянение жизненными благами, а с ним и беспокойство; каждый год, который мог бы стать благословенным, превращается в проклятие для людей, и все боги бегут от них». Особенно интересны параллели в творчестве Г. и Ницше, хотя среди своих знаменитых «пяти Нет» Ницше непоколебимо отвергает «18 век Руссо» и романтизм, в котором сходятся идеалы христианства и Руссо. Но может быть Г. уже предчувствует «тот мост», который Ницше перекидывает между «последними людьми» и сверхчеловеком, когда Г. пишет брату: «Я люблю человеческий род будущих столетий… Мы живем в такое время, когда все работает на будущее». Вот что писал у Г. Гиперион Диотиме: «Но только ни за что не поддавайся обманчивой жалости, поверь мне, для нас есть еще одна радость. Истинная скорбь воодушевляет. Кто поднялся до страдания, тот стоит выше других. И это великолепно, что только в страдании мы обретаем свободу души…». Кажется, что это говорит Ницше, который устами Заратустры словно сводит к формуле ведущие интенции поэтических прозрений Г.: «Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания, заступник круга…». Возможно, более ранние слова Г. – «…и все боги бегут от них,» – помогут нам понять слово Ницше: «Бог мертв», которым он, как молотом, ударяет своих современников. Не есть ли это такое состояние мира культуры, когда Бог действительно покидает мир, выступая тем самым как не-Сущий. (Известно также, что в 1871 Ницше делает набросок трагедии «Эм-педокл».) Философский интерес к Г. просыпается, когда В. Дильтей публикует в 1905 знаменитую книгу «Переживание и поэзия: Лессинг – Гете – Новалис – Гельдерлин», подчеркивая роль «гениальных творцов» в связи со своей теорией духовно-исторического понимания. Значительный вклад в «ренессанс Г.» в начале 20 в. внес Норберт фон Хеллинграт, погибший в 28 лет на 1 мировой войне, но успевший подготовить первое научное издание соч. Г. в 6 тт. и исследование «Наследия Гельдерлина» (Hellingrath. Holderlin-Vermachtnis, 1936). Экспрессионисты устанавливают настоящий «культ Г.»; несомненно его влияние на поэзию С. Георге, Г. Тракля, Р.-М. Рильке. Безусловно значение Г. (как и выше названных поэтов) для эволюции фундаментальной онтологии Хайдег-гера, которому принадлежит приоритет в попытке «мыслить всерьез» поэтические откровения Г. Последнего Хайдеггер называет «поэтом поэтов», поскольку в его творчестве осмысляется и обретается существо поэтической речи. В докладе «Г. и сущность поэзии» он пишет: «…поэзия есть устанавливающее именование бытия и сущности всех вещей, – не произвольное говорение, но то, посредством чего впервые вступает в Открытое все то, что мы затем обговариваем и переговариваем в повседневной речи… Поэзия есть изначальная речь некоего исторического народа». Ибо «только там, где есть событие речи, есть Мир (Welt),.. и лишь там, где господствует мир, есть История». Гадамер отмечает, что именно «страстные занятия» по'эзией Г. приводят к появлению у позднего Хайдеггера понятия «земля», которая суть «в истине своей не вещество, а то, из чего все выходит наружу и куда все возвращается». В своих «поворотных» докладах Хайдеггер постоянно ссылается на Г., а размышления над теми или иными гимнами Г. составляют 4, 39, 52 и 53 тома его Gesamtausgabe. Основные темы Хайдеггера после II поворота: истолкование в-мире-бытия как Четверицы – небесного и земного, человеческого и божеского; поворота как «возвращения на родину»; бытия как властвующего истока; переосмысление самого философствования как «вопрошания бытия» из близости к изначальнейшему «творению языка», – все это, да и сам поворот, было бы невозможно без напряженного осмысления загадочных слов Г.: «Полон заслуг, однако поэтически жительствует человек на этой земле». Хайдеггер толкует это так: '"Поэтически проживать' означает: находиться в присутствии богов и быть затронутым близостью сущности вещей. 'Поэтически' есть Вот-бытие в своей основе, – и это означает одновременно: как установленное /основанное/ оно есть не заслуга, но дар». Среди многих загадок Г. оставил нам и загадку своего безумия. П. Берто (Bertaux) в 1978 даже заподозрил Г. в искусном симулировании душевной болезни, как в случае с Гамлетом. Последующие публикации опровергают эту версию. Сам Бертр поясняет что им двигало: обида и боль за то, что один из величайших поэтов Германии слывет помешанным. Всю жизнь Г. пленял далекий сицилиец – Эмпедокл, который, по преданию бросился в кратер Этны: мыслитель, воспевающий первости-хии, словно возвращается к огненному духу природы, бросаясь на грудь вулкана. В «См'ерти Эмпедокла» Г. напишет: «Тому, кто был для смертных гласом духа, // Необходимо вовремя уйти…». Хайдеггер говорит по этому поводу: «Чрезмерный свет толкает поэта в темноту,., когда он взят уже под защиту ночи безумия». Самой своею судьбой Г. подтвердил свое пророчество о том, что «речь есть опаснейшее из имуществ, дарованных человеку». Так может быть безумие Г. и есть проявление заботы богов, лишь в такой форме внятное нам, о чем поэт написал в знаменитой элегии «Хлеб и вино»: «Там они (боги) бесконечно творят и, кажется, мало считаются с тем, // Живем ли мы, так сильно берегут нас небожители. // Ведь не всегда хрупкий сосуд может вместить их, // Лишь иногда переносит человек божественную полноту». Что Г. некогда «перенес божественную полноту», свидетельствует то, что мы и сегодня, спустя 200 лет, видим его в той местности, где созвучные друг другу, обретаются и обретают себя поэзия и философия. Об этой области в поздней статье «Жительствование человека» пишет Хайдеггер: «Пусть же именуется местностью склонения та светлая про-реженность, где, ошеломляя и раздаривая, небожители склоняются к смертным на сей земле, где, благодаря и созидая, склоняются пред небожителями жители земли. В области склонения сопринадлежны друг другу в даровании-восприятии меры, то есть сопринадлежны поэтически, смертные и небожители: жительствуя всякий на свой лад, они едины и слиты меж собой». Г., «подверженный молниям богов» по слову Хайдеггера, сказал об этом по– своему: «Но нам подобает, о поэты, // Под божьей грозою стоять с головой непокрытой. // И луч отца, его свет // Ловить и скрытый в песне // Народу небесный дар приносить».

(англ. gender – род, чаще всего грамматический) – понятие, используемое в социальных науках для отображения социокультурного аспекта половой принадлежности человека. В отличие от русского языка, в котором есть одно слово, связанное с данным вопросом: пол, – английский язык имеет два понятия: секс (sex) – пол – и тендер (gender) – «социопол». Оба понятия используются для проведения так называемой горизонтальной социо-поло-вой стратификации общества в отличие от вертикальных классовой, сословной и т.п. стратификации. Sex обозначает биологический пол и относится к «нативистским» конструкциям, суммирующим биологические различия между мужчиной и женщиной. Gender, в свою очередь, является социальной конструкцией, обозначающей особенности поведения, социальных стратегий. Sex и gender находятся на разных полюсах в жизни человека. Sex является стартовой позицией, с ним человек рождается. Sex детерминирован биологическими факторами: гормональным статусом, особенностями протекания биохимических процессов, генетическими различиями, анатомией. Gender – конструкция иного полюса. Это своеобразный итог социализации человека в обществе в соответствии с его половой принадлежностью. Человек в свое!! эволюции, как в фило-, так и в онтогенезе, движется от sex к gender. «Сексуально-гендерное поле» человека возникает еще в преднатальный период: современные средства медицины позволяют уже задолго до рождения ребенка определить его пол. Родители по-разному могут реагировать на рождение мальчика или девочки. Рождение мальчика или девочки может также по-разному восприниматься и в культурах. Так, в архаических обществах с допроизводящей экономикой, особенно с охотнически-собирательским укладом, рождение девочки приветствовалось в меньшей степени, чем в земледельческих культурах, где уже появляется моногамная семья и женский труд (воспроизводство рода, выхаживание, воспитание и т.п.) получает более высокую оценку. Известны случаи, когда детей в соответствии с полом просто уничтожали. Например, в Японии в селах вплоть до начала 20 в. сохранялась традиция умерщвления новорожденных мальчиков, так как их нельзя было, в отличие от девочек, выгодно продать в город или выдать замуж. Бедуины же и эскимосы (канадские), например, избавлялись от девочек (умерщвляли, относили в горы, подкидывали), так как считалось, что мужчин в роду должно быть больше. Причем материнский инстинкт в этих и многочисленных подобных случаях грубо подавлялся групповыми интересами и мифологическими представлениями. Через игры и игровые структуры, одежду и т.п. ребенок уже с малолетства начинает себя идентифицировать либо с мужским, либо с женским началом. Хорошо известны игры девочек в «дочки-матери», «учителя», «доктора» и вообще «в куклы», а также увлечения мальчиков машинами, конструкторами, оружием и т.п. В этих ранних актах социализации большую роль играет культурная среда. Именно она определяет «сферу должного», которая в разных культурах различна. Но есть и некоторые универсалии. Так, мужское ассоциируется с инициативностью в отношениях, агрессивностью, установкой на господство, напористостью, авантюризмом, авторитаризмом, стремлением к лидерству, рациональностью в мыслях и действиях, монизмом в поведении, стремлением к монологу, вызову и утверждению собственного «Я», эгоцентризмом и эгоизмом. Эти и подобные качества, проявляемые женщиной, скорее вызовут критическую оценку и даже негативную реакцию со стороны окружающих, находящихся, строго говоря, под влиянием известных стереотипов. Женская линия в поведении, как правило, связана с мягкостью, милосердием, заботой, ответственностью, ненасилием, терпимостью, альтруизмом, эмоциональностью, диалогичностью, стремлением к поиску согласия, компромисса, ценностью равенства, справедливости и свободы и т.п. Обе эти конструкции можно различать в плане общего и особенного. Sex является проявлением общего и относится к так называемым «итиче-ским» (etic) характеристикам. Gender связан с проявлением особенного в поведении и является «имической» (emic) характеристикой. Для ее понимания необходимо учитывать со-цио-культурный фон, во многом обусловливающий формирование gender. В частности, представления о мужественности и женственности сильно различаются в культурах, что накладывает серьезный отпечаток на нормы коммуникативного поведения и характер взаимоотношений мужчин и женщин. Так, в странах с развитой экономикой и протестантизмом женщины высокообразованны и активно вовлечены в общественную жизнь. В таких странах (скандинавские страны, например) тендерная идеология склоняется к равенству в отношениях между мужчинами и женщинами. Напротив, в традиционных культурах и особенно с мусульманской религией (Пакистан, а также Нигерия, Индия и многие другие страны Востока) статус женщины далек от равноправия, и поведение женщины в обществе строго регламентировано. Тендерные различия достаточно сложно изучать через сравнение в силу их имической природы. Сравнивать можно только итическое, в частности, мужчин и женщин как биологические объекты. А уникальное, строго говоря, сравнению не подлежит. В зависимости от характера общества тендерные различия будут иметь различную силу. Этнографы устанавливают усиление тендерного неравенства от охотнически-со-бирательских к аграрным культурам и существенное его снижение далее к индустриальной культуре и особенно к информационному обществу. Кривая, отвечающая этому движению, будет иметь вид перевернутой заглавной буквы U латинского алфавита.

(греч. – genesis) – происхождение, становление и развитие, результатом которого является определенное состояние изучаемого объекта. Г. природных и социальных явлений интересовал и интересует философию и науку с античности до наших дней. Объяснение Г. природных и социальных объектов получало научное объяснение в эволюционных теориях дисциплинарного, междисциплинарного, общенаучного и философского характера. Рассмотрение в современной науке и философии изучаемых природных и социальных объектов как самоорганизующихся, саморегулирующихся, саморазвивающихся многоуровневых сложных систем привело к формулировке концепции системогенеза (П. Анохин) и выявлению таких закономерных тенденций этого процесса как: минимальное обеспечение становления зародившейся системы, гетерохрон-ная закладка ее компонентов, их консолидация в направлении получения полезного для системы результата, относительность принципа историзма в объяснении переключения функциональной системы с одной программы на другую. Объяснение Г. природного и социального бытия в современной науке связывается также с принципами глобального эволюционизма, структурно-синхроническим и генетически-диахроническим изучением объектов.

(лат. generalis – общий, главный) – 1) логический прием, предусматривающий обобщение, переход от частного к общему, подчинение частных явлений общему принципу; 2) метод познания, позволяющий на основании выделения множества элементов, имеющих однотипную характеристику (генеральной совокупности) и выбора единицы анализа изучать массивы (системы) этих элементов. Генеральная совокупность включает в себя элементы, соответствующие рабочему определению данного элемента. Признаки и свойства, придающие неповторимость и исключительность элементу совокупности, элиминируются. Происходит формализация объекта (генеральной совокупности) и единицы анализа системы. Например, в социологии разработан анализ социального благополучия (единица анализа) городской семьи (элемент генеральной совокупности – «городская семья»). Метод Г. противостоит выборочному методу исследования, позволяющему делать заключения о характере распределения изучаемых признаков генеральной совокупности на основании изучения некоторой ее части.

(1886-1951) – французский мыслитель, исследователь т.наз. Сакральной традиции и ее различных версий. Бакалавр философии. В 1912 прнял ислам. Создатель концепции «интегрального традиционализма», провозглашающей определенные элементы интеллектуальной традиции человечества особой Традицией – единственной и абсолютной хранительницей Божественной Мудрости, Истины, Софии. Основные работы: «Общее введение в изучение индуистских доктрин» (1921), «Теософия, история одной псев-до-религии» (1921), «Заблуждения спиритов» (1923), «Восток и Запад», «Кризис современного мира», «Король Мира», «Духовная и временная власть», «Символика креста» (1931), «Множественность состояний бытия» (1932), «Восточная метафизика» (1939), «Царство количества и знамения времени» (1945) и др. (Рассматривая себя лишь как глашатая Традиции, Г. в своих трудах никогда не говорил от собственного имени). Автор столь популярных терминов как «средиземноморская традиция», «алхимическая традиция», «традиционное общество» и т.п. Сумел разграничить оккультизм, теософизм и сопряженные с ними учения, с одной стороны, и истинный ортодоксальный эзотеризм, с другой, придав последнему легитимный статус в глазах значимой совокупности европейских интеллектуалов (А. Жид, Элиаде, А. Корбен, Ю. Эвола, А. Бретон и др.). Основополагающим принципом метафизики 20 в. Г. считал Единство Истины – Изначальной, Примордиальной Традиции, сверхвременного синтеза всей истины человеческого мира и человеческого жизненного цикла, всегда самотождественной. Данная совокупность «нечеловеческих» знаний опосредует мир принципов и мир их воплощения, транслируясь из поколения в поколение усилиями кастами посвященных различного толка. Человечество – часть космоса, небольшая проекция некоего Единого Архетипа, вмещающая в себя, тем не менее, суть реальности в целом. Являясь людям фрагментарно и поступательно, в виде промежуточных, частных, нередко внешне противоречивых истин, Единая Истина всегда может быть реконструирована как Незамутненный Исток, если только обратный путь действительно преодолен до конца. Современный же мир, – мир, по Г., «вавилонского смешения языков» – дробит Истину до пределов, выступающих уже ее противоположностями. Так формируется мир Лжи, Царство Количества. Райское состояние духа сменилось, по мнению Г., через чреду парциальных периодов подъема и упадка – «мерзостью запустения». Вуалируется же реальное положение дел тем, что верная теория перманентной деградации Бытия («материализации» вселенной), присущая любой сакральной доктрине, оказалась заменена схемой эволюции, прогресса мироздания, идеалами гуманизма. Существует понятие, – постулировал Г., – которое особенно почиталось в эпоху Возрождения и в котором еще тогда была заложена вся программа современной цивилизации: это понятие – «гуманизм». Смысл его состоит в том, чтобы свести все на свете к чисто человеческим меркам, порвать со всеми принципами высшего порядка и, фигурально выражаясь, отвратиться от неба, чтобы завоевать землю. Это завоевание не имеет иных целей, кроме производства предметов, столь же схожих между собой, как люди, которые их производят. Люди до такой степени ограничили свои помыслы изобретением и постройкой машин, что в конце концов и сами превратились в настоящие машины. Путь посвященного, по Г., заключается в том, чтобы идти от современного через древнее – к изначальному посредством очищения Традиции, носителями которой (пусть даже и в весьма трансформированном виде) выступают сейчас воистину традиционные структуры – католическая и православная церкви. Г. отказывал философии в обоснованности претензий ее представителей на чистоту помыслов, называя ее порождением «антитрадиционного духа». (Единая Мудрость или София, по Г., выродилась в «любо-мудрие» или философию). Духовный кризис мира, согласно Г., – дело рук организаций (как правило, иудейского и масонского толка), отождествивших наличную тенденцию упадка с системой собственных ценностных предпочтений. Этот процесс «контр-инициации» у Г. предстает в своих наиболее наглядных версиях в облике материализма, атеизма, профанного мировоззрения (Лео Таксиль, Анни Безант и др.). «Материя – это, по сути своей, множественность и разделение, и вот почему… все, что берет в ней начало, не может вести ни к чему, кроме борьбы и конфликтов, как между народами, так и между отдельными людьми. Чем глубже погружаешься в материю, тем более усиливаются и умножаются элементы розни и раздора; чем выше поднимаешься к чистой духовности, тем больше приближаешься к единому», – писал Г. в работе «Кризис современного мира». Идеализируя и воспевая Традицию в ее посюстороннем воплощении, Г. писал: «Традиционной цивилизацией мы называем цивилизацию, основанную на принципах в прямом смысле этого слова, т.е. такую, в которой духовный порядок господствует над всеми остальными, где все прямо или косвенно от него зависит, где как наука, так и общественные институты являются лишь преходящим, второстепенным, не имеющим самостоятельного значения приложением чисто духовных идей». Истинная власть, по Г., может быть дарована лишь свыше и является законной лишь тогда, когда ее утверждает нечто, стоящее над обществом и его институтами, – а именно духовная иерархия – элита, которая, не принимая участия во внешних событиях, руководит всем с помощью средств, непостижимых для простого обывателя и тем более действенных, чем менее они явны. Одновременно в схеме Г., трактуемой в образном контексте, особое место в системе символических центров «контр-инициации» (или семи башен Сатаны, одной из которых, по Г., возможно являлась Шамбала) отводилось (в качестве географического указателя) серпу на гербе СССР вкупе с усеченной пирамидой (образ обезглавленного западного мира) на гербе США. (Не совсем случайно, хотя и явно со значительными передержками, Л. Повельс в нашумевшей книге «Утро магов» заявил, что «фашизм – это генонизм плюс танковые дивизии»). Сам же Г. к выбору позиций на политических ристалищах относился предельно осторожно. Во многом это обусловливалось представлениями Г. о «эзотерическом» ядре в любой духовной традиции, из которых вытекало его сдержанное отношение к очень многим неортодоксальным и модным интеллектуальным течениям. Именно на эзотерическом уровне, по Г., внешние составляющие традиции перестают исполнять роль граничных догматов, становясь содержанием духовного опыта людей. То, что во внешнем мире может выступать исключительно как предмет веры (религиозная духовная практика – по мнению Г., удел Запада), в сфере эзотерики становится предметом непосредственного познания и прямого знания (метафизика – извечное достояние Востока). Но последнее – удел посвященных, исключительных личностей. Это – приверженцы даосизма (а не конфуцианства!) в китайской традиции. Последователи каббалы – в иудаизме. Сторонники брахманизма и духовной йоги (а не буддизма!) в Индии. Апологеты христианского герметизма и тамплиеры – в католичестве, поклонники практик исихазма и старчества – в православии (в целом отрицающие ненавистную Г. «средиземноморскую» натурфилософию). Являя собой учение, плохо приспособленное к популяризации и адаптации на уровне средств т. наз. массовой информации, идеи Г. демонстрируют и в конце 20 в. высокий ретрансляционный потенциал, в первую очередь обращенный к духовным маргинальным элитам Европы и арабского Востока.

– понятие, введенное в западно-европейскую интеллектуальную традицию шведским ученым и парламентским деятелем Р. Челленом (1846-1922) в контексте его попытки определить основные характеристики оптимальной системы управления для формирования «сильного государства». Новацией явилось стремление Челлена вычленить Г. в качестве одного из ведущих элементов политики как многоуровневого, многоаспектного, направляемого процесса. Концептуальную разработку Г. как специфического термина осуществил немецкий исследователь Ф. Ратцель (1844-1904). Он продемонстрировал актуальность разработки теоретических оснований новой социальной дисциплины, которая бы реконструировала взаимосвязь и взаимообусловленность государственной политики и географического положения страны. В концепции Ратцеля, изначально наделенной высоким идеологическим потенциалом, особое историческое значение придавалось народам, обладающим «особым чувством пространства» и, следовательно, стремящимся к динамическому изменению (расширению) собственных границ. К. Хаусхофер (1869-1946), продолжая данную традицию трактовки содержания понятия Г., развил и акцентировал экспансионистские, империалистические аспекты его понимания, сформулировав агрессивную по сути гипотезу о потенциально необходимом «жизненном пространстве германской нации». Взятая на вооружение лидерами третьего Рейха, данная разновидность теорий Г. на долгие годы дискредитировала академические разработки немецкой геополитической школы. В интеллектуальных схемах американского адмирала А.Т. Мэхэна (1840-1914) постулировалось существование извечного антагонизма между морскими и сухопутными державами, а также подчеркивалось то обстоятельство, что лишь глобальный контроль над океанскими и морскими коммуникациями и портами может обеспечить долговременное геополитическое доминирование государства в мире. Очевидная эрозия «биполярного» геополитического устройства мира в конце 80-х 20 ст. вкупе с нарастающими тенденциями его «многовекторности», результировались, в частности, в принципиально новых подходах к идее Г. Французский генерал П. Галлуа, в книге «Геополитика. Истоки могущества» (1990), обратив внимание прежде всего на то обстоятельство, что Г. отнюдь не тождественна географическому детерминизму и политической географии, подчеркивал, что потенциал государства задается его территорией, населением, географическим расположением, протяженностью и конфигурацией границ, состоянием недр и т.п. (с учетом наличия или отсутствия новейших средств оружия массового уничтожения). Отличия современных трактовок Г. от ее «классических» версий обусловлены тем, что в настоящее время постулируется решающая значимость тех материальных, социальных и моральных ресурсов государства (или его «геополитического потенциала»), не только активное использование, но и само по себе наличие которого достаточно для успешной реализации тех или иных внешнеполитических приоритетов. Военное поражение Германии во второй мировой войне не должно вуалировать то, что с точки зрения геополитического контекста идеи мирового господства, 20 в. явился ареной борьбы трех основных субъектов, ориентированных на его достижение. Фашистская Германия, стремившаяся осуществить ранжирование наций и народов по степени приближенности к «арийскому эталону» с сопряженой идеей ликвидации недоразвитых этносов. Коммунистический СССР с догмой о мессианизме и избранности одних общественных слоев (пролетариата и беднейшего крестьянства), вылившейся в геноцид классово «чуждых» социальных групп, а также в лозунги «мировой революции» и «всемирной Республики Советов». «Англо-саксонский» блок государств с (непровозглашаемой явно) теорией ранжирования стран мира по степени приобщенности к ценностям «открытого» общества под планетарной эгидой США. Крушение гитлеровского фашизма и СССР лишь сделали более наглядным и очевидным процесс стремительной «американизации» мира на рубеже третьего тысячелетия (вне каких-либо ангажированных мировоззренческих оценок). Несмотря на нередкую характеристику Г. лишь как удачного междисциплинарного термина социальных дисциплин либо как околонаучного, идеологизированного неологизма западно-европейского интеллектуализма, ее статус как специфического политолого-социологического подхода к изучению корреляций между географическим положением государств и их внешней политикой'вряд ли подлежит сомнению.

(греч. geos – земля и лат. centrum – центр) – учение, согласно которому Земля есть неподвижный центр Вселенной, мира. Традиционно на основе Г. как представления об устройстве, субординации Вселенной, осуществлялись сопряженные с ним мировоззренческие, философские и идеологические выводы. В настоящее время модернизированное и эвристично-научное переиздание Г. (вне непосредственной видимой идейной связи с ним) осуществляется в рамках разработок идеи антропного принципа.

(544/540/535-483/480/475) – древнегреческий философ, основатель первой исторической или первоначальной формы диалектики. Аристократ по рождению, происходил из знатнейшего рода Кодридов – основателей Эфеса (имел наследственный титул царя-жреца, от которого отрекся в пользу брата). Отвергал традиционное неписанное право элиты, веря в устанавливаемый государством закон, за который должно сражаться как за родной город. Сочинение Г. «О природе» («О Вселенной, о государстве, о богословии») дошло до нас в 130 (по другим версиям – 150 или 100) отрывках. Был прозван «темным» (за глубокомысленность) и «плачущим» (за трагическую серьезность) мыслителем (по Г., люди живут в эпоху упадка бытия, при которой будущее еще ужаснее настоящего). Согласно Г., «космос» (первое употребление слова в философском контексте как синоним термина «мир») не создан никем из богов и никем из людей, а всегда был, есть и будет вечно живым огнем (сакральная метафора – «чистая сущность», «невоспринимаемый субстрат»), мерами воспламеняющимся и мерами угасающим. Божественный первоогонь – чистый разум («огонь» у Г. обладает жизнью, сознанием, провиденциальной волей, правит Вселенной, носитель космического правосудия и Судия, карающий грешников в конце времен) суть «логос». (Г. офилософствовал это греческое слово в смысле «слово», «речь» – в трех фрагментах, в значении «понятие» – в пяти отрывках). «Логос» порождает через борьбу и расколы множественность вещей («путь вниз»). Логос у Г. – это также божество, правящее миром; верховный разум; всеобщий закон взаимопревращения вещей, а также количественных отношений этого процесса; учение самого Г. Согласие и мир через «оцепенение» циклично возвращаются в состояние первоогня («путь вверх»). Из Единого все происходит и из всего – Единое (либо «одно» и «многое» или «все» – как фундаментальная оппозиция мировоззрения Г.). В онтологии, космологии, теологии Г. утверждал примат «одного» над «многим». Все, непрерывно изменяясь, обновляется. Все течет в соответствии с постижимым лишь для немногих Логосом, господствующим во всем и правящего всем посредством всего. Познание его, подчинение ему – подлинная мудрость. Последняя дарит человеку душевную ясность («я искал самого себя») и высшее счастье. (Хотя в основе познания, по Г., лежат ощущения, только мышление приводит к мудрости). Внимающие логосу и живущие «по природе» достигают огнесоразмерного просветления ума и становятся богами при жизни. «Мир как речь» у Г. нельзя прочитать, не зная языка, на котором она написана. («Бытие любит прятаться»). Философия, по Г., – это искусство верной интерпретации и разделения чувственного текста на «слова – и – вещи». Каждое слово-понятие призвано объединять («мудрость в том, чтобы знать все как одно») в себе соответствующую пару противоположностей. Люди неверно расшифровывают этот мир: «большинство не воспринимает вещи такими, какими встречает их (в опыте)… но воображает». Люди погружены в себя, «присутствуя, отсутствуют» и видят лишь сновидения. Борьба у Г. – «отец», «царь» всех вещей, раскрывающая в людях и рабов, и свободных, и богов. Политеизм Г. призывал сменить единобожием: «Признавать одно Мудрое Существо: Дух, могущий править всей Вселенной». В истории философии Г. более всего известен и заметен благодаря своим наработкам в области диалектики. Именно Г., как никому другому, впервые удалось четко артикулировать ростки всех предшествующих диалектических идей. Так, общеизвестным мыслям об изменениях Г. придал абстрактно-всеобщую, философскую форму, не лишенную, однако, яркой образности и символизма («в одну и ту же реку нельзя войти дважды»). Идея об изменениях оказалась объединенной у Г. с идеей единства и борьбы противоположностей (идея Единого, приведения к Одному, единства). С ней в учении Г. сосуществовала мысль о раздвоении этого Единого и вычленения из него противоположностей, которые, по Г., носят всеобщий характер. Это означает, по мнению Г., что они имеют место везде и всегда, являясь, как это не парадоксально, конструктивной основой самого существования как такового. Во многом именно благодаря Г. диалектические идеи становятся существенной компонентой историко-философских концепций, раскрывая сложность и противоречивость процесса познания, а также относительный и ограниченный характер человеческих знаний о действительности и себе самом. Принято полагать, что диалектика Г. оказала значимое влияние на Платона и многих других античных философов. Своеобразный ренессанс идей Г. наблюдается в 19 в. – Гегель, Ницше, а также в 20 в. – Шпенглер, Хайдеггер и др.

(1776-1841) – немецкий философ, психолог, педагог. Профессор в Геттингене (с 1805 и вновь с 1831) и в Кенигсберге (с 1808). Основные сочинения – «Общая педагогика» (1806), «Основные моменты метафизики и логики» (1807), «Общая практическая философия» (1808), «Психология» (1816), «Общая метафизика с началами философского учения о природе» (1828-1829) и др. Г. ввел идею вечной и неизменной сущности, именуемую «реалом». В этом понятии Г. соединил лейбницевскую «монаду» и кантовскую «вещь в себе». В работах по психологии Г. отказался от традиционного учения о душевных способностях и предложил использовать математические методы для точного изучения психических феноменов. Душа, будучи «реалом», не заключает в себе никаких способностей. Не имея пространственно-временного положения, она лишена каких бы то ни было характеристик. Спонтанно возникающие представления обеспечивают самосохранение души. Через представление душа обретает свои первые характеристики, которые, к тому же, могут быть количественно измерены. Так душевная жизнь индивида представляет собой статистически описываемый ряд представлений. Каждое представление стремится, благодаря своей «напряженности», сменить собой другое, делая его предыдущим, что в итоге и составляет непрерывный ряд следующих друг за другом представлений. Этот процесс теоретически возможно математически измерить через вычисление «суммы задержки» двух противоборствующих представлений, которые противостоят друг другу в течение одного мгновения. Ряды представлений образуют все духовные органы. Душа вечна только потому, что ни одни из постепенно образованных связей и представлений не могут разорваться снова. Совокупность одновременно действующего «представливания» (Г.) называется сознанием. Духовная возбуждаемость, являясь единственной причиной активности человека, имеет начало или в самих представлениях, или в их «напряженности», или в организме. По утверждению Г., обучение должно строиться на применении «эстетических суждений», потому что «нет преподавания более подходящего, чем наглядное». Цель воспитания и обучения – укрепление способности учеников задерживать всякое желание без особого труда, тем самым повышая «напряженность» нужных представлений. В этом случае позитивное знание должно увеличиваться само собой при каждой «задержке». В процессе обучения, в первую очередь, необходимо усиливать внутреннее содержание и значимость преподаваемого предмета, чтобы ученик без особых усилий, чисто произвольно, повышал «напряжение"получаемых представлений. Данное количество «напряжений» должно в сумме составить некий «час преподавания», который, в свою очередь, образует в уме ученика соответствующую силу, через которую он и упорядочивает представления. Каждая «сила» должна быть правильно задействована, за что отвечает расписание занятий и количество «часов».

(1744-1803) – немецкий философ-просветитель. Основные сочинения: «Исследование о происхождении языка» (1772), «Еще один опыт философии истории для воспитания человечества» (1774), «Идеи к философии истории человечества» (1784-1791), «Письма для поощрения гуманности» (1793-1797) и др. На формирование философских взглядов Г. большое влияние оказал Кант, у которого Г. учился, будучи студентом теологического факультета Кенигсбергского университета, а также немецкий философ-иррационалист И.Г. Гаман. Воздействие двух таких противоположных по духу наставников навсегда запечатлелось в противоречивости гердеровской натуры, сочетавшей в себе качества ученого-вольнодумца, одного из духовных вождей движения «Бури и натиска», с одной стороны, и правоверного протестантского пастора, – с другой. Деятельность Г. знаменует собой новый этап просветительства в Германии, характеризующийся пробуждением первых ростков недоверия к рационалистическим принципам раннего Просвещения, повышенным интересом к проблемам личности и внутреннему миру ее чувств. Основные идеи этой новой философско-просветительской программы были изложены Г. в «Дневнике моего путешествия» в 1769. После ряда лет скитаний – Рига, Париж, Гамбург, Страсбург – Г. навсегда поселяется в Веймаре, где в 1776 не без участия Гете, он получает высокую должность генерала-суперинтенданта. Здесь же у него пробуждается интерес к естественным наукам; вместе с Гете он много занимается биологией, увлекается философией Спинозы. В работах этих лет Г. удается синтезировать и обобщить ряд передовых идей современного ему естествознания, что особенно отчетливо проявило себя в сформулированной им идее органического развития мира, прослеживаемого на разных уровнях единого мирового организма, начиная от неживой и живой природы и заканчивая человеческой историей. Главные исследовательские интересы мыслителя были сосредоточены в сфере социальной философии: проблемы истории общества, морали, эстетики и т.д. Г. создает главный труд своей жизни – «Идеи к философии истории человечества», в которой основной акцент сделан на преодоление теологической картины истории, безраздельно царившей в социальной мысли Германии до конца 18 века. Философ осуществил значительный вклад в развитие идей социального историзма; он четко, как никто до него, сформулировал идею общественного прогресса, показав на конкретном материале всемирной истории закономерный характер общественного развития. Руководствуясь принципом, согласно которому обширность рассматриваемого периода наиболее явственно демонстрирует признаки все большего совершенствования материи, Г. начинает изложение своей истории с возникновения солнечной системы и постепенного формирования Земли. В этом смысле история общества предстала как бы непосредственно примыкающей к развитию природы, а ее законы как носящие столь же естественный характер, как и законы последней. Несмотря на свою принадлежность к высшим чинам тогдашней церковной иерархии, Г. смело выступил против телеологизма и провиденциализма в вопросе о движущих силах развития общества, выделив в качестве таковых целую совокупность естественных факторов. Особенно плодотворными оказались его идеи о закономерном поступательной развитии человеческого общества, которые долгое время оставались непревзойденным образцом общесоциологической и историко-культурной мысли, оказав влияние на ряд последующих философов, в том числе и Гегеля, который хотя и сделал крупный шаг вперед в понимании хода всемирной истории, опустил, тем не менее, ряд продуктивных идей Гердера (имеется в виду вынесение Гегелем за пределы истории эпохи первобытного общества, а также его подчеркнутый европоцентризм). Своеобразным продолжением и логическим развитием «Идей к философии истории человечества» явились «Письма для поощрения гуманности», в которых Г. изложил по существу всю историю гуманизма от Конфуция и Марка Аврелия до Лессинга. Здесь же, в одной из глав работы, Г. независимо от Канта развивает свое учение о вечном мире, в котором, в отличие от своего великого старшего современника, акцентирует не политически-правовой, а нравственный аспект, связанный с идеей воспитания людей в духе идей гуманизма. Г. навсегда остался в истории философии и благодаря той острой полемике, которую он в последние годы своей жизни вел с Кантом, и его философией, посвятив ей такие работы, как «Метакритика критики чистого разума» (1799) и «Каллиго-ну» (1800). Несмотря на ряд действительно справедливых упреков и замечаний (особенно в адрес кантовского априоризма), за отрыв явления от «вещи в себе» и отсутствие историзма в подходе к познанию и мышлению, Г. не сумел удержаться в границах академического спора, чем на всю жизнь скомпрометировал себя в среде профессиональных философов, большинство которых выбрало сторону Канта. Идеи Г. о становлении и развитии мира как органического целого, а также его социально-исторические взгляды оказали большое влияние на все последующее развитие немецкой философии, но особенно теплый прием они нашли у русских просветителей и писателей – Державина, Карамзина, Жуковского, Гоголя и др.

(греч. hermeneia – толкование) – направление в философии и гуманитарных науках, в котором понимание рассматривается как условие (осмысления) социального бытия. В узком смысле – совокупность правил и техник истолкования текста в ряде областей знания – филологии, юриспруденции, богословии и др. Философская Г. видит процесс понимания как бесконечный, что воплощается в принципе герменевтического круга (целое понимается из частей, части – из целого). Исторические разновидности Г.: перевод (опыт иного и перенос смысла в свой язык), реконструкция (воспроизведение истинного смысла или ситуации возникновения смысла) и диалог (формирование нового смысла (и субъективности) в соотношении с существующим). Первый этап исторической эволюции Г. – искусство толкования воли богов или божественного намерения – античность (толкование знамений) и средние века (экзегетика как толкование Священного Писания). Понимание как реконструкция преобладает, начиная с эпохи Возрождения, в виде филологической Г. В протестантской культуре накла– дывается на религиозную Г. – проекты отделения в Писании божественного от привнесенного человеком. Техники реконструкции наиболее развиты Шлейермахером. Целью работы герменевта, согласно Шлейермахеру, является вживание во внутренний мир автора – через процедуры фиксации содержательного и грамматического плана текста необходимо создать условия для эмпатии – вчувствования в субъективность автора и воспроизведения его творческой мысли. В традиции историцизма Дильтей настаивает на дополнении этого метода исторической реконструкцией ситуации возникновения текста (как выражения события жизни). Кроме того, Дильтей выдвигает идею понимания как метода наук о духе, в отличие от присущего наукам о природе объяснения. Он рассматривает как базис Г. описательную психологию, а приоритетной наукой, в которой раскрывается Г., – историю. До Дильтея Г. рассматривалась как вспомогательная дисциплина, набор техник оперирования с текстом, после – как философская, цель которой – задать возможность гуманитарного исследования. Совершенно оригинален подход Хайдеггера, который рассматривает понимание (себя) как характеристику бытия, без которой оно скатывается в позицию неподлинности. Такое понимание служит основой всякого последующего истолкования и того что есть, и возможностей. Понимание Г. как порождения новых смыслов в диалоге традиций (Рикер); с традицией (Гадамер, Хабермас) преобладает в философии двадцатого века (вероятно, именно такой образ Г. привел к «герменевтическому буму»). Гадамер, интерпретируя Хайдеггера, говорит о том, что бытие само себя понимает через конкретных людей и события – такое бытие есть язык, традиция. Цель работы герменевта – наиболее полно выявить механизмы формирования сво его опыта (предрассудки), которыми наделяет его традиция. Выявление происходит через практику работы с текстами – через соотнесение их содержания с опытом «современности». Это – диалог, посредством которого рождается новый смысл – этап жизни традиции и самого текста. Хабермас видит Г. как рефлексивное средство критики и преодоления традиционной «извращенной коммуникации», приводящей к современному уродливому сознанию. Рикер рассматривает гносеологическую сторону Г. – в семантическом, рефлексивном и экзистенциальном аспектах. Семантика – изучение смысла, скрытого за очевидным – коррелирует с психоанализом, структурализмом и аналитической философией, а также экзегезой. Рефлексия как самопознание должна опровергнуть иллюзию «чистоты» рефлексирующего и обосновать необходимость познания рефлексирующего через его объективации. Экзистенциальный план подразумевает распознание за различными образами интерпретации разные способы бытия – при проблематичности нахождения единства. Г. для Рикера необходимо связана с философией. Она должна ограничить сферы применимости каждого из этих методов. В противоположность этому Э. Бегги выступает за сохранение Г. как независимого от философии метода гуманитарных наук. В то же время Г. в 20 в. стала большим, чем просто конкретной теорией или наукой, – она стала принципом философского подхода к действительности.

– совокупность концепций, стремящихся выявить реального субъекта социальных действий, способы и результаты его влияния на жизнь общества. Хотя проблема Г. и Т. интересовала мыслителей с древности, развернутые Г. и Т. т. создаются в 19 в., когда широкие народные массы начинают оказывать серьезное влияние на социальный процесс. Уже Гегель, Конт и особенно Ницше предвидят катастрофические результаты эпохи господства масс (толпы). Наибольшую известность и значение имеют Г. и Т.т. Лебона, Тарда, Михайловского. От Лебона идет традиция анализа возрастающей роли толпы как деструктивного социального фактора. Общество, считает Лебон, вступило в век массы как толпы. Толпа представляет собой психологический феномен, возникающий при непосредственном взаимодействии индивидов независимо от их социальных и иных качеств. Образуется «душа толпы», под воздействием которой гаснет индивидуальность, утрачивается чувство личной ответственности и индивиды превращаются в слепую разрушительную силу. Тард разграничивает толпу и публику как более пассивное, а потому – и предпочтительное объединение людей, и выявляет законы психологического подражания, действующие в массе. Толпа косна, верит лидеру, рабски покоряется сильному. Все достижения цивилизации – результат деятельности выдающихся личностей, поскольку главный закон социальной жизни, по Тарду, подражание последователей (массы) герою. В России проблема ставилась в контексте возможностей революционного преобразования общества. Лавров сформулировал идею критически мыслящих личностей (интеллигенции) как носителей нравственного идеала, внедряемого в сознание масс. Неудачи революционного движения в России потребовали более глубокого анализа проблемы, что выразилось в теории Михайловского. Михайловский различал понятия «герой» и «великая личность». Если великие люди выделяются в зависимости от ценности вклада в общество, то герой – это человек, который делает первый шаг и увлекает своим примером массу. Этого шага толпа ждет, она готова к нему, и здесь сама по себе личность героя (она может быть очень мелкой) не имеет значения. Толпа же – та масса, которая пересекает некий таинственный психологический порог (часто неосознаваемо) и увлекается примером, вне зависимости от его нравственных характеристик. В основе взаимодействия героев и толпы, по Михайловскому, лежит особый социально-психологический механизм – гипнотизм, который активно проявляет себя в условиях скудости и однообразия социальных впечатлений массы. Индивид децентрализуется, сознание опустошается и тогда являются харизматические герои, которые увлекают толпу куда угодно. Маркс, анализируя социальные движения 19 в., сформулировал закон возрастания роли народных масс в истории. Данному процессу была дана исключительно положительная оценка без учета его негативных сторон, в полной мере выявившиеся в практике радикальных политических течений типа большевизма, что побудило многих мыслителей 20 в. дать более объемный и глубокий анализ проблемы. Если Фрейд и Юнг сделали упор на бессознательных мотивах поведения личности и массы, то другие исследователи обратились к анализу социального типа человека массы в контексте особенностей общества 20 в. Вебер подчеркнул необходимость различать, исходя из объединяющих людей субъективных мотивов, типы толпы. Ор-тега-и-Гассет, в концепции которого был осуществлен особенно глубокий анализ проблемы, суть кризиса Европы видел в «восстании масс». С помощью понятия «масса» дается качественная характеристика толпы: масса – это множество людей без особых достоинств. Ортега выделяет черты «массового человека»: это усредненный человек, совершенно удовлетворенный самим собой, не признающий никакого авторитета, вмешивающийся во все дела на основе принципа прямого действия. Масса, созданная либеральной демократией и техникой, характеризуется безудержным ростом жизненных вожделений, но это стремление в итоге становится источником разрушения жизни. Типичный результат восстания масс – большевизм и фашизм. Противоположным массовому человеку духовным (а не социальным) типом является аристократ. Аристократ – и есть подлинный герой; это духовные дрожжи общества, хребет нации; для него характерны подвижничество, аскеза духа, внутренняя требовательность к себе. Разложение аристократии равнозначно распаду общества. Раньше Ортеги-и-Гассета близкие идеи развивал Булгаков, разводя, однако, понятия героизма и подвижничества. Современным вариантом Г. и Т.т. являются различного рода теории элиты.

(1812-1870) – русский философ, писатель, общественный деятель. В 1829-1833 учился на физико-математическом факультете Московского университета. Еще до поступления в университет познакомился с Н.П. Огаревым, вместе с которым поклялся отомстить за казненных декабристов и посвятить свою жизнь борьбе за свободу. Во время учебы слушал лекции известного русского шеллингианца проф. М.Г. Павлова. Вместе с Огаревым организовали кружок, ориентированный на взгляды Сен-Симона. В1834 вместе с другими членами кружка арестован и обвинен в антиправительственной деятельности. Осужден и сослан в 1835 под надзор полиции (Пермь, Вятка, Владимир). В 1840 получил разрешение вернуться, но вскоре последовала новая ссылка в Новгород (1841-1842) за резкий отзыв о полиции. С 1842 по 1847 были написаны основные философские работы Г. В этот период жизни. Г. выступал как один из основных идеологов западничества. К 1839 относится его резкое столкновение с Белинским по поводу понимания гегелевской философии. Г. выступил против трактовки Белинским идеи «примирения с действительностью», противопоставляя ей «философию деяния». В 1847 уехал из России, в 1849 принял решение остаться за границей. В 1853 основал в Лондоне вольную русскую типографию, с 1855 по 1869 издавал альманах «Полярная звезда». Вместе с Огаревым (который присоединился к нему в 1856) с 1857 по 1867 издавал газету «Колокол». После поражения французской революции 1848 Г. пережил духовную драму, во многом пересмотрев свои прозападнические ориентации, посвятив себя разработке доктрины «русского социализма». В это же время в центре его внимания оказываются проблемы социальной философии и социологии. Несмотря на достаточно четко проявляющееся разграничение творчества Г. на два этапа, оно носит цельный характер, пронизано «сквозными» темами и идеями. Большое значение для понимания духовной эволюции Г. и самой эпохи имеет его мемуарная эпопея «Былое и думы». Основные философские и социальные идеи изложены Г. в следующих работах: «Дилетантизм в науке» (1842-1843); «Письма об изучении природы» (1845-1846); «О развитии революционных идей в России» (1851); «С того берега» (1855); «Русские немцы и немецкие русские» (1859); «Концы и начала» (1862); «Письма к противнику» (1864); «Письмах старому товарищу» (1869) и др. Основу философии Г. составляет переосмысленная идея Гегеля о единстве бытия и мышления, принцип единства онтологии и гносеологии. Древняя философия проявила односторонность, сливаясь с миром, опираясь на природу. Средневековая философия впала в противоположную крайность, сосредоточившись на человеческом духе. Новая философия породила дуализм природы и духа, отразившийся в крайностях эмпиризма (материализма) и рационализма (идеализма). Эмпиризм не видит в природе развития разума, который для материалистов является лишь свойством человека, его психики, функцией мозга. Идеализм же (как «схоластика протестанского мира») в высшем своем проявлении – гегелевской системе – продуцирует природу из разума, впадает в панлогизм. Ни то, не другое не соответствует социальной действительности, которая есть борьба бытия и небытия. Вечный дух развивается из изменчивой природы. Вне ее его не существует, природа же в духе познает самое себя. Мышления, логика выводятся из развития природы. «История мышления – продолжение истории природы», и наоборот – «Законы мышления – сознанные законы бытия». Эту свою позицию Г. определяет как реализм, в котором онтология переходит в гносеологию. Человек как бы достраивают собой природу, эксплицирует ее смыслы. Природа как бы отделяет себя от человеческого сознания. Истинное знание возможно как результат единства чувственного и рационального, исторического и логического в познании. Абсолютизация любой из сторон познавательного процесса ведет к заблуждению, истина же добывается постепенно и задается совпадением законов бытия и мышления. Процесс превращения духа в действительность, знания в действие («деяние») Г. описывает как «одействотворение», т.е. как «реализацию» идеи, придание ей формы, актуализацию потенции духа в действительности. Личность призвана «одействотворить» свое призвание, придать событиям свою индивидуальную окраску. «Одействотворение» осуществляется ежедневно не только в жизни личности, но и в развитии человеческой истории. Тогда целью философии является не только ведение (познание), являющееся лишь моментом в целостной человеческой деятельности, в историческом развитии, но и осмысление человеческих поступков, событий истории, претворяющих знание в действие. «Метода», утверждает Г., важнее всякой суммы познания. Отсюда программа «философии деяния», введение оценочных этических моментов в познание (как предверие этико-субъективного метода в социологии), специфика философии истории Г. История человечества как продолжение истории природы – центральная тема Г. Ее движущим и порождающим принципом является «отрицательность». История эксплицирует законы развития разума как свои собственные. Важнейшими среди последних Г. считает поступательность и телеологичность социокультурных изменений, сменяемость форм социальной и культурной жизни и борьбу этих форм между собой. История – область проверки идей (логики) жизнью на «построя-емость», т.е. на возможность «одействотворения», способ реализации человеком своей «родовой сущности», понимаемой как всеобщность «разума». Следовательно, историю нельзя понимать как прикладную логику, в ней следует видеть «развитие индивидуальности в родовое». Основными качественными признаками личности являются: ее социальность (личности нет вне целого и вне связи с ним); устремленность к всесторонней и гармоничной самореализации («одействотво-рению» заложенных в человеке возможностей): реализуемость в практических «деяниях» (любая идея должна быть «прожита»). С этих позиций историческое развитие «предзадано» в направлении правового порядка Запада (а не российского абсолютизма), ведущего к реализации социалистического идеала. Исторический процесс понимается как поэтапная эмансипация человека от рабства, фиксируемая через все большее соответствие разума и действительности. Она есть непрерывная смена форм и циклов, в пределах которых происходит обновление общества. Каждая форма и ступень в развитии необходимы, но преходящи, всегда уступают место более совершенному порядку. Однако смена одного порядка другим далеко не всегда проходит гладко, особенно, когда речь идет о смене социального, а не только политического строя. Отсюда его понимание революции как социальной революции, которая не может быть организована мгновенно, а есть длительный диалектический по характеру процесс изменений, столкновений интересов различных социальных групп. В этой связи Г. и характеризовал диалектику как «алгебру революции». Источник развития общества – совершенствование человеческих знаний и распространение просвещения. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри». Прогресс человека есть прогресс содержания мысли, овладение действенным методом. Движение истории – в делании человека независимым, ликвидация принуждения извне. Именно в этом ключе Г. трактовал социализм и понимал суть анархической доктрины. Отсюда вытекает и антиславянофильская позиция Г., который считал необходимым соединение философии с наукой, а не с религией, акцентирование индивидуального, личностного, а не государственного начала, общего, а не особенного в развитии. С другой стороны, Г. всегда старался занять трезвую позицию в оценке достижений Запада, одна из его постоянных тем – негативная оценка проявлений «мещанства» (буржуазности). Поворотной для творчества Г. оказалась работа «С того берега» (1855), закрепившая начавшийся во второй период творчества Г. пересмотр некоторых положений теории, переакцентирование внимания на новых аспектах рассматриваемых вопросов, введение новых тем в социально-философский анализ. Г. максимально про-блематизировал в работах этого периода собственное мышление, принципы своей доктрины («Не ищи решений в этой книге – их нет в ней, их вообще нет у современного человека»). Прежде всего ставится под сомнение само всемогущество разума, обосновывающего те или иные общественные идеалы, что сразу проблематизирует возможность достижения последних. Вера в непогрешимость разума сама есть вариант идолопоклонства. Можно говорить даже о своеобразной религии разума. Реальная же история обнаруживает свое несовпадение с «диалектикой чистого разума». В результате Г. приходит к снятию тезиса о телеологичности истории. Прогресс есть не цель, а результат истории. В истории обнаруживается «хроническое сумасшествие», она скорее «импровизация», чем следование какой-либо логической схеме. Г. говорит об «эмбриогении» истории, которая есть поле возможностей, реализуемых конкретными субъектами. История является не чем иным, как развитием свободы в необходимости (человеку необходимо сознавать себя свободным). Разум не управляет индивидуальной жизнью, однако человек должен и может утверждать свою «нравственную самобытность». Реальна воля человека как творящий разум, его личное противостояние «потоку истории», его вера в необходимость свободы. Индивид, осознавая реальность своего выбора, обречен быть свободным даже в алогичном мире. Возникает тема «должного» и тема персонализации истории в свободном «деянии». Появляются антитезы активного меньшинства и массы, индивида и мира. Г. обсуждается даже проблема (правда не получившая у него развернутого изложения) разрыва индивида с миром, в котором господствуют «безличные формы». У Г. появляется постоянная метафора радуги: народы идут за «радугой», не понимая, что перед ними лишь оптический обман (ведут вера, надежда, любовь, ненависть, но не разум и логика). Люди идут «наяву сонные». Усиливается и ранее присутствовавший мотив «проживания» идеи, философии, делания истины пафосом жизни, воспитания «любви к идее». В ряде работ западных авторов (Чикагская трехтомная антология русской философии; М. Малиа, И. Берлин и др.) этот круг идей Г. трактуется как экзинстенциали-стски ориентированный, что дает основания сравнения Г. с Кьеркегором, и как ориентированный на «этический анархизм», что служит основанием сравнения Г. с Штирнером. Однако у Г. одновременно заметна и тенденция к натурализации и, одновременно, социологизации концепции в 1860-е, что особенно проявилось в концепции русского социализма (первое ее более или менее систематическое изложение относится к 1849). Русский социализм Г. базируется на четырех основаниях. Первое – концепция «старых» и «молодых» наций (Россия принадлежит ко вторым). Второе – концепция сохранившейся в России общины как носителя «социалистического» начала. Третье – теория возможности для России особого пути развития, возможности миновать ряд стадий развития, пройденных Западной Европой. Фактически, это основы народничества 1870-х. Четвертая – тема разрыва двух России, развития идеи их сближения через экономические преобразования (проблема элиты (героя) и массы в народничестве). В начале 1860-х происходит окончательное размежевание Г. с либеральным направлением в западничестве (обозначившееся еще во второй половине 1840-х, в частности, споре с Грановским), происходит его разрыв с Кавелиным (после выхода брошюры последнего «Дворянство и освобождение крестьян»), параллельно идет «скрытая» полемика с идеями Чернышевского. В конце 1860-х происходит окончательный разрыв с Бакуниным. Г. – целая эпоха в развитии русской мысли, в нем, если воспользоваться названием его работы, «концы и начала» русской философии. Не зря к его творчеству обращались такие разные философы как Лавров, Михайловский, К.Н. Леонтьев, Бердяев, Булгаков, Шпет и др.

(1869-1925) – русский историк, культуролог, философ. В 1887 поступил в политехникум в Берлине, но проучился лишь два курса. В 1889-1894 – на историческом отделении историко-филологического факультета Московского университета. Занимался журналистикой. Работал в журналах «Критическое обозрение» и «Вестник Европы», сотрудничал с газетами «Русская молва» и «Биржевые ведомости», издательством «Путь». Составитель 6-ти томного собрания документов и материалов по истории русской культуры «Русские пропилеи» (1915-1919, в 1923 дополнительно вышел сборник «Новые пропилеи»). Автор работ по истории русской мысли и культуры: «Русские писатели в их переписке. Герцен и Огарев» (1902); «История молодой России» (1908); «П.Я. Чаадаев. Жизнь и мышление» (1908); «Жизнь B.C. Печорина» (1910); «Образцы прошлого» (1912); «Грибоедовская Москва» (1914); «Мудрость Пушкина» (1919); «Видение поэта» (1919) и др. Инициатор, организатор и издатель сборника «Вехи» (1909). Автор предисловия и статьи «Творческое самосознание». Свое несогласие с Г. сразу же по выходе «Вех» высказал его участник Струве. В либеральных кругах Г. был объявлен главным еретиком и изменником. Негодование вызвала его фраза: «Ка-ковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, – бояться его мы должны пуще всех козней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной». Вынужден был уйти из либерального «Вестника Европы», сблизился с деятелями русского религиозного ренессанса (период сотрудничества с издательством «Путь»), но и с ними разошелся, не приняв их оценок Первой мировой войны. В 1917 произошел разрыв с Бердяевым, но уже по поводу сочувственного отношения Г. к революции. В 1922 выехал на лечение в Германию, в следующем году вернулся в Россию. Работал в Академии художественных наук, основанной В. Брюсовым, был организатором и первым председателем Всероссийского союза писателей. Совместно с В.И. Ивановым опубликовал в 1921 работу «Переписка из двух углов» (это 12 их писем друг другу, написанных во время нахождения их в одной комнате Московской здравницы для работников науки и культуры летом 1920). Работа вызвала широкий резонанс, была переведена в последующем на основные европейские языки. С ней были знакомы Ортега-и-Гассет, Бубер, Марсель, Т.С. Элиот и др. В это время Г. опубликовал и др. свои собственные философские работы: «Тройственный образ совершенства» (1918); «Ключ веры» (1922); «Гольфстрем» (1922). Сквозные темы творчества Г. – судьбы культуры, интеллектуальной мысли, интеллигенции в России. Однако во второй период творчества у него происходит существенная их переакцентировка. От либерального круга идей Г. все больше смещается в сторону религиозного миропонимания, от развернутых культурных анализов к нигилистическому восприятию культуры, от подхода Т. Карлейля к подходам Толстого и Руссо. Дальнейшее переосмысление идей Чаадаева и Киреевского привело Г. к позициям, близким по ряду вопросов Джемсу, Бергсону, Ницше (философию жизни в целом можно рассматривать как основной вектор эволюции его творчества). Сильная сторона философских построений Г. – их критическая ориентированность, установка на вскрытие мифологем и «очевидностей» сознания. Не позитивистски понимаемые факты, а личность, не редуцируемая ни к системе политических, религиозных и т.д. взглядов, ни к какой-либо схеме, – основная задача философской рефлексии. Личность должна браться не во «внешних» своих проявлениях, а как «внутренний человек». Внутренняя жизнь субъекта («муки индивидуальной души») важнее обстоятельст, в которых она протекает. В структуре человеческого духа Г. выделяет как бы три подсистемы (уровня): глубинное чувственно-волевое ядро («бессознательную волю»), подчиняющуюся «мировому космическому закону»; подсистему эксплицированного «Я» (желания, усмотрения, хотения), дающую возможность отклонения от «мирового космического закона»; самосознание как синтез «внутренних» и «внешнена-правленных» импульсов, испытывающих воздействие социокультурной среды. Европейский человек ориентирован на идентификацию своего «я» с внешними формами жизни, прежде всего в них видит возможность самореализации, воспринимая себя «внутреннего» как отчужденного в категории «Он», что задает постоянную дуалистичность (противоречивость) личности. Особенно эта тенденция сильна среди русской интеллигенции, мифологизировавшей свое историческое предназначение, приняв эсхатологическую установку на падения политического режима как начало нового мира – Царства Божия на земле. При этом (в отличие от западного человека) она мирится с «мерзостью запустения» на уровне повседневной жизни и перекладывает всю вину и ответственность за происходящее на общество и власть. Это порождает дополнительный разрыв между логикой (сознанием) и волей (чувством). Идеи заимствуются и внешне усваиваются, но не переживаются и не укореняются в потребностях воли, сознание живет своими мифами и иллюзиями. Такое положение дел привело, согласно Г., к двоякому результату. С одной стороны, русская интеллигенция стала (внутренне) духовным калекой, живущим «вне себя», с другой стороны, она оторвалась (внешне) от народа, обладающего качественно иным (метафизическим и религиозным, а не рационализированным) «строем души»: «формализм сознания – лучшее нивелирующее начало в мире». Только «инстинктивно-принудительное» соответствие с прирожденными глубинными особенностями индивидуальной воли делает отвлеченную идею внутренним двигателем жизни. Речь должна идти об «идее-чувстве», «идее-страсти», осваиваемой в «творческом самосознании» как возрождении «внутреннего человека». Необходимо узреть «бесконечность в собственной душе», ее связь с космическим началом, через «творческое самосознание» возродить веру (понимаемую не конфессионально, а как задающую «стержень» и личности, и культуре). На этот круг идей, считает Г., вышли Чаадаев и славянофилы. В частности, у Киреевского он видит учение о душевной целостности, чувственном «подсознательном» ядре человека, вере, как регулирующих всю человеческую жизнь. Однако, считает Г., славянофилы сами же отказались от этих установок, отдав предпочтение внешним «готовым» формам жизни и породив ряд фетишей русской интеллигенции, в частности идеализированное представление о русском народе. В целом же можно сказать, что Г. видит основной источник противоречий в русской жизни в доминировании «внешнего», формального, некритически усвоенного над «внутренним», глубинным, личностным, т.е. сущностным. Он говорит об отчужденности человека от культуры. Однако, уже в работе «Тройственный образ совершенства» речь идет об отчужденности культуры от человеческой природы. Культура начинает трактоваться как репрессивное начало по отношению к человеку, как система «тончайшего принуждения», как господство над человеком противостоящих ему его же творений. Этот акцент максимально усиливается Г. в «Переписке их двух углов», где доминируют мотивы разрыва культурного сознания и личной воли, «мертвящей» отвлеченности и системности европейской культуры, «неподлинности культуры», поддавшейся «соблазну доказательности» и оторвавшейся от живого опыта. Личное вновь должно стать личным, но при этом должно быть пережитым как всеобщее. Человек, утверждает Г., должен увидеть во всяком своем проявлении и свое дитя, и Бога.

(1887-1950) – русский философ, педагог, правовед. Учился в Гейдельбергском (у В. Вин-дельбанда, Б. Ласка, М. Контора, Г. Еллинека) и во Фрей-бургском (у Г. Риккерта и И. Кона) университетах. В 1909 защитил докторскую диссертацию («Об индивидуальной причинности»). По возвращению в Россию с 1910 по 1914 входил (вместе с Ф.А. Степуном, Б.В. Яковенко (с 1911), В.Е. Се-земаном (с 1913), в редакцию журнала «Логос». Регулярно выезжал по делам журнала в Германию, кроме того слушал курсы у Когена, Наторпа, Н.Гартмана, познакомился с М. Ве-бером. С 1914 по 1917 – приват-доцент Петербургского университета (где среди его студентов был Гурвич). Поддерживал отношения с Петражицким и Кистяковским. С 1917 по 1921 заведует кафедрой педагогики на историко-филологическом факультете Томского университета. В 1921 вернулся в Петроград. Эммигрировал. Занимал кафедру педагогики в Русском высшем педагогическом институте в Праге. В 1931 P.O. Якобсон привлек его к сотрудничеству в Славистском обществе, образовавшемся при Немецком университете в Праге, и Пражском лингвистическом кружке. С 1923 по 1929 – один из руководителей журнала «Русская школа за рубежом». С 1935 преподавал в Варшаве, принял польское гражданство. После войны – профессор педагогики в университете Лодзи (ректор – Котарбиньский). Архив и рукописи Г. (в том числе и две работы, излагавшие его собственную версию современного общества, и подробная разработка «Философии воспитания») погибли во время Варшавского восстания. Основные опубликованные работы: «Философия наказания» («Логос», 1912-1913); «Основы педагогики. Введение в прикладную философию» (1923); статья «Монизм и плюрализм в системе понятий» (1928), «Трагедия добродетели в «Братьях Карамазовых» Достоевского (1928); «Проблема конституционного социализма» («Современные записки», 1924-1928) и др. Г. защищал принципы трансцендентализма, пытался соединить их с диалектическим методом, позволяющим принять «плюрализм в систематике понятий» (достаточную независимость различных «групп понятий»). Задача философии – обнаружить за плюрализмом понятий скрытую в нем иерархию, позволяющую синтезировать монистическое и плюралистическое видение, придать понятиям конкретность. Такой синтез осуществим на основе «метода полноты». Выявленная иерархия понятий дает картину «умаления конкретности». Центральное понятие для Г. – личность. Отсюда возникает проблема применения принципов трансцендентализма в сфере антропологии (а не только этики). Зеньковский указывает, что Г. дал наиболее удовлетворительное в неокантианстве решение этой проблемы. Своеобразие личности заключено в ее духовности, которая задает человеческую индивидуальность. Она обретается в работе над сверхличными задачами и соизмеряется сотворенным. Мир и личность не исчерпываются физической и психической действительностью. Есть еще и царство ценностей и смыслов (которое не трансцендентно, но трансцендентально). Есть ценности, содержащие цели в себе и в этом смысле абсолютные. Эти цели – суть задачи, которые не могут быть разрешены ни в какой конкретной деятельности (не в силу их мнимости, а из-за их неисчерпаемости). Цели-задания (абсолютные ценности) просвечивают сквозь реализуемые цели – данности (относительные ценности), задают полноту бытия личности, являясь ценностями культуры. Последняя есть деятельность, направленная на осуществление безусловных целей – заданий. Их выявление – задача философской рефлексии, реализуются же они в конкретных человеческих практиках через свое предварительное нормирование. Личность, таким образом, всегда созидается через приобщение к миру «сверхличных» ценностей культуры. «Созидание» личности полагает своим условием свободу. «Начало свободы» в человеке трансцендентально, вытекает из потенциально живущей в нем силы автономии духа, заставляет исходить из должного. Свободное действие предполагает свою безусловную новизну в силу своей проективности. Свобода не есть факт – но цель, не данность – но задание, хотя она, указывает Г., «не нарушает законов природы» (она не вне, а внутри). Механизмы реализации свободы задаются через этику и право, посредством которых осуществляется практическая волевая интуиция («волезрение»). В этом ключе Г. специально анализируется проблема преступления как нарушения закона ответственным субъектом (формальный анализ) и как симптома дисгармонизации между законностью и жизнью (содержательный анализ). Г. приходит к выводу о том, что высшая мера наказания противоречит концепции правосудия, так как наказание перестает быть выражением справедливости, уничтожается (с уничтожением субъекта права) сама возможность реализации права. В этом же ключе дан и анализ этической проблематики романа Достоевского «Братья Карамазовы», в котором все основные герои рассматриваются как носители разных стадий добродетели (как естественная основа нравственности, как объект размышления, как любовь («из-за ничего») и т.д.). Однако основное внимание Г. на протяжении всей его жизни было сосредоточено на исследовании процессов образования и воспитания, которые наряду с процессами созидания гражданственности (право и государственность) и цивилизации (хозяйство и техника) задают культуру общества. Образование – область реализации дисциплины через свободу, а свободы – через закон долга. Свобода здесь – не выбор между наличными путями, а созидание нового пути, не существовавшего ранее даже в виде возможного выхода. Она – основа взаимоотношений учителя и ученика. Она же требует акцента на методе и его самостоятельном применении (задача обучения – овладение методом). За сказанным всегда должен быть план несказанного, подразумеваемого, в знании должно просвечивать другое знание. Реализация этих максим требует постоянной про-блематизации обучения, созидания себя как нравственной, свободной и ответственной личности через приобщение к ценностям (целям – заданиям) культуры как цели образования. Отсюда основополагающее убеждение Г. в том, что даже самые конкретные вопросы педагогики выводятся в последних своих основах из чисто философских проблем. И обратно – самые отвлеченные философские вопросы имеют практическое значение и могут быть (через «метод полноты») доведены до уровня реализации. Педагогика при этом пони мается Г. двояко. С одной стороны, как практическая, а не теоретическая наука (направлена не на сущее, а на должное, не на бытие, а на установление правил и норм деятельности). С другой стороны, как прикладная философия. Как прикладную философию трактовал педагогику и Наторп, но он не выводил ее на уровень конкретной применимости (работа «Социальная педагогика»). Таким образом, Г. можно рассматривать как одного из основоположников философии (и социологии) образования.

(1749-1832) – немецкий поэт, просветитель, ученый и философ (Большое Веймарское издание сочинений Г. насчитывает 143 тома), который, однако, не считал себя принадлежащим к философскому цеху. Тем не менее, философия всегда была в центре духовных интересов Г., пронизывая все его творчество глубокими теоретическими размышлениями. Его философию можно считать самостоятельным философским учением, хотя и не изложенном в виде целостной и завершенной концепции. Феномен Г. являет собой яркий пример скорее возрожденческого, нежели просветительского универсализма, в котором тесно переплелись поэтическое творчество, научные изыскания (минералогия, ботаника, физика, остеология и т.д.) и философско-мировоззренческие поиски. В литературно-эстетическом и научном творчестве Г. принято различать три периода. Первый – «Бури и натиска», когда протест против классицизма приводит его к борьбе за утверждение реализма в искусстве, а последнее понимается как подражание природе и жизни людей. Второй – начиная с 80-х гг., во многом под влиянием путешествия по Италии: Г. увлекся античностью, которая становится для него идеалом гармоничных отношений между людьми, а высшей целью искусства, по Г., провозглашается красота. В это не очень плодотворное для поэзии время Г. много занимается наукой: составляет первую геологическую карту Германии, выказывает догадки об эволюционном развитии растительного мира или т. н. метаморфозе растения («Метаморфоза растений», 1790); занимается минералогией и анатомией. Г. обнаружил в 1784 г. межчелюстную кость человека как новое свидетельство родства людей со всем живым миром. Многочисленные занятия ботаникой, сравнительной анатомией и геологией в значительной мере обогатили его понимание диалектики органического мира и всех его живых форм. Третий период литературных, эстетических и мировоззренческих исканий Г. связан с последними годами жизни мыслителя, разочаровавшегося в своем стремлении построить мир по античному образцу. На первый план в его творчестве выступают реалистические черты его эстетики. Г. резко критикует немецкий романтизм за его отрыв от жизни и мистицизм. Именно в эти годы (1808) появляется знаменитый «Фауст», утверждающий недопустимость отрыва художника от действительности. В своих философских поисках Г. испытал влияние многих мыслителей: Аристотеля, Плотина, Канта, Гердера, Гегеля и особенно Спинозы с его знаменитой «Этикой», которая учила навсегда освободить ум от различного рода предрассудков. Г. становится сторонником пантеизма, пытаясь соединить его с идеей развития. Для мыслителя было характерно критическое отношение к господствовавшему тогда механицизму, неспособному адекватно объяснить принципы развития природы. Последняя рассматривалась Г. как развивающееся единое органическое целое. Процесс развития идет, согласно Г., через отрицание старого, отжившего постепенным эволюционным путем, минуя скачкообразные переходы. Вся природа видилась Г. в большей или меньшей мере одухотворенной: «… кто хочет высшего, должен хотеть целого, кто занимается духом, должен заниматься природой, кто говорит о природе, тот должен брать дух в качестве предпосылки или молчаливо предполагать его». По мнению Г., «человек как действительное существо поставлен в центр действительного мира и наделен такими органами, что он может познать и произвести действительное и наряду с ним – возможное. Он, по-видимому, является органом чувств природы. Не все в одинаковой степени, однако все равномерно познают многое, очень многое. Но лишь в самых высоких, самых великих людях природа сознает саму себя, и она ощущает и мыслит то, что есть и совершается во все времена». О месте человека во Вселенной Г. утверждал: «Все есть гармоническое Единое. Всякое творение есть лишь тон, оттенок великой гармонии, которую нужно изучать также в целом и великом, в противном случае всякое единичное будет мертвой буквой. Все действия, которые мы замечаем в опыте, какого бы рода они ни были, постоянно связаны, переплетены друг с другом… Это – Вечно-Единое, многообразно раскрывающееся. У природы – она есть все – нет тайны, которой она не открыла бы когда-нибудь внимательному наблюдателю». При этом «каждого можно считать только одним органом, и нужно соединить совокупное ощущение всех этих отдельных органов в одно-единственное восприятие и приписать его Богу». Живо интересуясь идеями многих немецких философов своего времени, Г. так и не примкнул ни к одной из великих философских систем. Для Г. философия – такое миропредставление, которое «увеличивает наше изначальное чувство, что мы с природой как бы составляем одно целое, сохраняет его и превращает в глубокое спокойное созерцание». Творчески-активное отношение Г. к миру результиро-валось в его убежденности в том, что «каждый человек смотрит на готовый, упорядоченный мир только как на своего рода элемент, из которого он стремится создать особенный, соответствующий ему мир». Весьма реалистично Г. мыслил перспективы предметного познания: «Ничего не нужно искать за явлениями; они сами суть теории… Мое мышление не отделяет себя от предметов, элементы предметов созерцания входят в мышление и пронизаны мышлением внутренним образом, мое созерцание само является мышлением, мое мышление – созерцанием». Эксперимент у Г. – «посредник» между субъектом и объектом. Г. был весьма близок Кант с его поисками единых принципов анализа природы и искусства; философия природы Шеллинга и система Гегеля благодаря поистине грандиозной теорией диалектики. Место Г. в немецкой и европейской культуре 18-19 вв. поистине уникально, оно демонстрирует удивительное единство, взаимопроникновение и взаимовлияние литературы, науки и философии в культуре Просвещения Германии того времени.

– одно из ведущих направлений в западной психологии. Появилось в конце 19 в. в Германии и Австрии. Для объяснения явлений психической, жизни Г. взяла на вооружение принцип целостности, несводимости элементов психической жизни к простой сумме ее составляющих. Это ключевое положение было зафиксировано в активном использовании понятия «гештальт» (немец. Gestalt – образ, структура, целостная форма, которое также близко к понятиям «паттерн» и «конфигурация»). Впервые феномен «гештальта» был выявлен при исследовании стробоскопического движения в 1912 М.Вертхаймером совместно с В. Келером и К. Коффкой, ставшими позже также центральными фигурами в Г. Иллюзия движения двух последовательно вспыхивающих точек ими впервые была объяснена наличием целостного перцептивного поля. Воспринимаемое движение являлось функцией неизолированных стимулов и зависело от их взаимоотношения в рамках определенного гештальта. Первоначально наиболее активно исследования велись в области восприятия с целью выявления его целостного характера. Для объяснения ряда феноменов, выявленных в ходе этих работ, были введены в психологию такие понятия, как фигура и фон, прегнантность фигуры, законы прегнантности и др. В 20-40-х 20 в. Г. стала применяться для изучения интеллектуальной сферы животных (Ке-лер) и творческого мышления человека (Вертхаймер). Экспериментальные исследования гештальт-психологов (Келер, Вертхаймер, Дункер) выявили один из главных механизмов мышления – обнаружение новых сторон предметов путем мысленного их включения в новые связи и отношения путем их переструктурирования и придания им прегнантности. В 30-40-х при описании групповых процессов и объяснении закономерностей групповой динамики К. Левин исходил из законов «организм – среда» таким образом, чтобы его актуальные потребности удовлетворились. Ф. Перле создал модель психологического роста, в основу которой положено определение психологического здоровья как наличия у индивида способности и энергии для перехода от опоры на среду к опоре на себя и к саморегулированию. Психологический рост может проходить по-разному. Это прежде всего завершение (проживание «здесь и теперь») незавершенных ситуаций или гештальтов с помощью терапевта. Он совершается и при последовательном прохождении индивидом пяти невротических уровней; клише, игр, тупика, внутреннего взрыва, внешнего взрыва. В ходе взаимодействия с клиентом терапевт должен помочь ему восстановить границы контакта путем работы с невротическими механизмами, препятствующими росту: проекцией, интроекцией, ретрофлексией и конфлюенцией. Психологический рост непосредственно связан с расширением зон самосознавания, со способностью человека жить в этом потоке сознавания, находиться на континууме сознавания, т.е. осознавать собственный опыт, свои ощущения чувства, мысли, желания, каждое мгновение своей жизни, переходя от одного фрагмента «здесь и теперь» к следующему и т.д. В Г. считается, что сознавание уже само по себе обладает позитивной, оздоравливающей силой. Поэтому Перле и целый ряд его последователей (П. Гудмэн, Р. Хефферлин, К. Наранхо, Дж. Энрайт и др.) постоянно пы тались и пытаются расширить арсенал процедур и упражнений, направленных на активизацию сознавания, формируя на базе Г. методы гештальт-терапии (см. Гештальт-терапия).

– одно из современных и постоянно развивающихся и совершенствующихся психотерапевтических направлений. Основатель Г. Фредерик (Фриц) Соломон Перле (1893-1970). Благодаря таким его личностным качествам, как неукротимый темперамент, страсть к постоянному экспериментированию и совершенствованию технологии, широкая эрудиция и т.д. Г. стала самобытной и эффективной психотерапевтической системой. Г. появилась как своеобразная антитеза психоанализу (в особенности его концептуальному аппарату). При разработке идеологической базы Г. Перле попытался синтезировать некоторые постулаты экзистенциальной философии (экзистенциальный тупик, пустота, смерть и т.д.), а также телесноориентированной пси-хо'герапии Райха, что нашло свое выражение во взглядах Перлса на отсутствие пропасти между психической и физиологической деятельностью организма. Последовательное внедрение в концептуальный аппарат Г. принципа холизма привело Перлса к пониманию индивидуума как части широкого поля жизнедеятельности, включающего в себя и организм и его среду. Развитие этой точки зрения позволило ему создать оригинальную концепцию психического здоровья человека, в основе которой лежит его способность гибко, творчески, а не фригидно контактировать со средой, и прерывать контакт с нею. Перле полагал, что ритм контактирования и ухода от контакта определяется сменной актуальности потребностей индивида. В качестве модели смены потребностей Перле использовал разрабатываемую в гештальт-психологии идею о взаимодействии фигуры и фона. Доминирующая потребность проявляется как фигура на фоне всего того, что есть в сознании. После ее удовлетворении, т.е. завершения гештальта, она уходит в фон, и ее место в качестве фигуры занимает новая актуальная потребность. Г. исходит из предположения о том, что невротик не способен осознать, а следовательно, сделать правильный выбор, определить, какая из его потребностей доминирующая, или же построить свои отношения в системе гештальт-психологии. При анализе групповой динамики Перле опирался на два основных закона гештальт-психологии: целое доминирует над частями и отдельные элементы объединяются в целое. В 1940-1950 он предпринял попытку приложить основные положения Г. к исследованию динамики личностных изменений, переформулировал некоторые из принципов гештальт-психологии применительно к психотерапии, создав новое эффективное психотерапевтическое направление – Г. В настоящее время основополагающий постулаты гештальт-психологии используются при создании концептуального аппарата онтологической психологии (например, культурно-символический геш-тальт). За более чем сорокалетний период развития Г. в ее лоне был разработан целый ряд оригинальных техник: суп-прессивная, экспрессивная интеграции, переименование симптома, бархатный каток и др. Гуманистический дух Г. привлек к ней умы и сердца огромного числа последователей Перлса.

(р. 1938) – британский социолог и политолог. С 1961 – преподаватель социологии в университете Лестера, с 1970 – старший преподаватель социологии в Кембриджском университете, с 1985 по настоящее время – профессор социологии в Кинге Колледже, Кембридж (Великобритания). Автор многочисленных работ по социальной теории, исторической социологии. Известен как создатель социальной теории структуризиции. Г. начал свою научную деятельность с пересмотра работ классиков социальной теории («Капитализм и современная социальная теория», 1971). На его теоретические взгляды сильно повлияла философия Хайдеггера, в частности, концепция интерпретации времени и бытия. Г. использует постулат Хайдеггера о том, что ни пространство, ни время не могут быть рассмотрены в современной философии и социальной теории и трактовке Канта, как «структура» (рамки) социальных объектов и их деятельности. Понятия пространства и времени могут интерпретироваться только как постоянное преемственное смешение присутствия и отсутствия. В первую очередь Г. выступает против ставших аксиоматическими теорий «функционализма» и «эволюционизма». По его определению «функционализм» является доктриной, которая: (1) постулирует наличие «потребностей» у социальных систем и обществ, а (2) обеспечивает определение путей, по которым общества удовлетворяют эти потребности, представляет как объяснение того, почему частные и конкретные социальные процессы происходят так, как они происходят. Подобную трактовку «функционализма», по Г., включает в себя как «нормативный функционализм» Парсонса, так и «конфликтный функционализм» Мертона. Г. утверждает, что функционализм основывается на ложном разделении социальной статики и динамики, синхронизации и диахронизации. Это приводит к ряду грубых логических ошибок. При изучении систем диахронически мы анализируем, как они изменяются во времени, что в рамках функциональной традиции неизбежно приводит к идентификации времени с социальными изменениями. Он активно возражает функциональной трактовке социальриваться только в контексте пространственно-временных отношений (понимаемых в соответствии с философской концепцией Хайдеггера) и пониматься как один из элементов среди других в устройстве социальной системы. Причем, полемизируя с Марксом, он утверждает, что понятия власти и свободы не являются оппозиционными. Напротив, власть лежит глубоко в основе природы человеческого агента и, следовательно, «в свободе действовать иначе». Власть, в соответствии с теорией структуризации, определяется как порождаемая в и через воспроизводство структур доминирования. Также Г. выступает против отождествления общества с национальным государством. Скорее следует говорить о «социальных системах и институтах, которые могут быть (а возможно и нет) ограниченными национальными границами». В настоящее время существует ряд вторичной литературы, продолжающей развитие теории структуризации Г. (например, И.Дж. Коген, «Теория структуризации», 1989). Критики Г. обвиняют его в изобретении велосипеда там, где социологические теории социального действия, структуры и изменений уже выработали достаточно ясные варианты ответов. Также, как и Парсонса, его обвиняют в отрыве от эмпирической реальности и научном обскурантизме (например: Дж.Кларк, «Э.Гидденс. Консенсус и полемика», 1990).

Е.А. Угринович

(1883-1960) – французский лингвист, автор идеи и концепции психомеханики языка. Преподавал в Школе Высшего образования в Париже (1938-1960). Основные сочинения: «Проблема артикля и ее разрешение во французском языке» (1919), «Время и глагол» (1929), «Архитектоника времени в классических языках», «Лекции по лингвистике Гюстава Гийома» (издание их продолжается по сей день), «Принципы теоретической лингвистики» (опубликованы посмертно, 1973) и др. Является создателем теории лингвистического ментализма, которую иначе еще называют феноменологией языка. Свои первые очертания теория Г. стала обретать в то время, когда в лингвистике стал распространяться структурализм как теория и метод анализа языковых явлений. Из школ структурализма (пражской, французской), а также русского формализма, Г. ближе всего была версия Соссюра. Однако тот вариант структурализма, который был предложен Г. в 1919, далеко выходит за рамки структурализма 20-х и может быть признан одной из первых попыток создания постструктуралистской концепции языка. Основанием для подобной трактовки идеи Г. может служить как то, что он достаточно строго различал понятия структуры и системы (системы и не-системы), так и то, что он стал вводить в лингвистику на целых 30 лет раньше, чем постструктурализм Лакана и Делеза, понятия из области психологии. Так же, как и Соссюр, Г. различает речевую деятельность, язык и речь. Однако в уравнение Соссюра: «Речевая деятельность = язык + речь», Г. вносит существенное дополнение – фактор времени, который принципиально меняет представления о том, что есть речевая деятельность. У Г., как и у Соссюра, содержится идея целостности рассматриваемого феномена: язык и речь рассматриваются не отдельно, а представляют особое целое – речевую деятельность. Во-вторых, речевая деятельность, по Г., есть не просто целое, а есть последовательность, а также параллельность языка и речи: языка, присутствующего в нас постоянно в состоянии возможности, и речи, присутствующей в нас время от времени в состоянии действительности. Г. уходит от замкнутого на самого себя языка в структурализме (что впоследствии в постструктурализме выразилось в таких понятиях как контекстуализм и универсальная текстуальность), обосновывая ту гипотезу, что в основе и языка и речи лежат психомеханизмы. Это означает, что Г. соединяет в одной «языковой игре» семиотические коды психологии и лингвистики. На первый взгляд кажется, что между введением временности в исходную для понимания речевой деятельности формулу и соединением психологических и лингвистических семиотических кодов нет ничего общего. Однако именно понятие времени позволяет снять лингвоцентризм и осуществить выход к феноменологической проблематике: к миру «психических сущностей». Г. различал те мыслительные операции, из которых следует построение речи, и те, из которых следует построение языка. По аналогии с различием речи и языка Г. различает «факт речи» и «факт языка». И если с пониманием первого проблем не возникает – «факт речи» тождественен акту речи, который протекает в определенный момент времени и ограничен временными рамками, то «факт языка» – это совсем другое дело в силу его иного положения в сознании. По Г., он представляет собой психический процесс, который произошел в нас в неопределенном прошлом, о чем в нас нет ни малейшего воспоминания. Очень важную функцию в теории Г. несет на себе различие между психосистематикой языка и психомеханикой языка. Данное различие описывает отношение Г. к проблеме соотношения языка и мышления. Г. отходит от традиционной постановки вопроса, которая проявляется повсеместно – тождественны или нет мышление и язык, и если нет, то где и как они пересекаются? Г. прибегает к совершенно иной постановке вопроса – он различает собственно мышление и возможность мысленного самослежения. По Г., язык есть механизм мышления для перехвата своей собственной деятельности. Поэтому то, что мы открываем, изучая язык – это и есть, по Г., «механизмы перехвата», схватывания мышлением самого себя. По Г., психосистематика исследует не отношение языка и мышления, а определенные и готовые механизмы, которыми располагает мышление для перехвата самого себя. И если язык представляет собой систему средств, которые «порождены» мышлением для мгновенного перехвата своей собственной деятельности, то изучение языка опосредованно приводит нас к познанию мышления вербального. Что означает в контексте теории Г. понятие «механический»? Оно означает, что речевая деятельность в своей основе имеет реально протекающие психические процессы. «Психосистематикой» Г. называет науку, изучающую психомеханизмы мышления. По Г., она представляет собой новую область лингвистики. Г. говорил о том, что лингвист-структуралист должен уметь преобразовывать возможность физического словесного высказывания в возможность мысленного словесного высказывания, а возможность мысленного словесного высказывания в начальную возможность мысленного видения. Интерпретация идей Г. ставит вопрос о существовании в прежнем виде современных парадигм философии и лингвистики. Интерпретация касается не только одной из базовых для философии 20 столетия бинарных оппозиций гуманитарного и научного методов познания в духе дильтеевского разграничения «наук о духе» и «наук о природе», но и менее фундаментальных проблем, например, демаркации между методами аналитической философии и феноменологии. Именно в рассмотрении этих вопросов состоит значимость концепции Г. для современной философии. На всем протяжении 20 в. очевиден непрекращающийся спор о методе. Суть его можно свести к следующему: метод «наук о природе» – экспериментальный, метод «наук о духе» – интроспективный или, предположительно, феноменологический. Различие между ними поклонники подобного взгляда на мир видят в разной направленности этих методов: один направлен на «внешний» мир, другой на «внутренний». Построения Г. показывают несостоятельность подобного разграничения и обращают внимание на структуру любого «усмотрения» – экспериментального или интроспективного, на то, что в какую бы сторону они не были «направлены», они формируются прежде всего в «возможности мысленного видения» и заканчиваются «действительной речью». Тем самым снимается «разнонаправлен-ность» методов и приходит понимание того, что любой экспериментальный метод в своей основе является глубоко феноменологическим или интроспективным. В 1964 (официально открыт в 1973) в Университете имени Лаваля (Квебек, Канада) был создан Фонд Г. Аналогичный Фонд открыт в Савойском университете (Франция). В 1968 создана Международная ассоциация психомеханики языка.

(греч. hile – материя, morphe – форма) – новоевропейское обозначение (окончательно утвердилось в литературе в 19 в. применительно к Аристотелю) осевой семантической конструкции, фундирующей собою античную натурфилософию и заключающейся в трактовке кос-могенеза (как и любого становления) в качестве оформления исходного субстрата. Досократическая натурфилософия основана на идее последовательной трансформации первоначала (arche) в серию сменяющих друг друга миров (версий Космоса), каждый из которых проходит в своей эволюции как стадию становления (космизации как оформления), так и стадию деструкции (хаотизации как утраты формы, т.е. об-ращения=возвращения в Хаос как «безвидный»). Как пифагорейский «предел», выраженный в числе, ограничивает и тем самым структурирует беспредельность в процессе становления объекта, так и у Анаксимандра апейрон (ton apeiron – то, что беспредельно), семантически изоморфный пифагорейской беспредельности, структурируется посредством дифференциации и комбинации пар противоположностей, обретая форму (вид) и – тем самым – определенность. Смысловой осью античной натурфилософии выступает проблема соотношения материи (как arche) и формы – с очевидным приматом формы с точки зрения ее креативного потенциала. Исходно это было детерминировано осмыслением становления в качестве генезиса как антропоморфно истолкованного «рождения»: «природа… по сути своей такова, что принимает любые оттиски.., меняя формы под воздействием того, что в нее входит», – «воспринимающее начало можно уподобить матери, образец – отцу» (поздняя реминисценция мифоло-гизма у Платона). Семантическое наложение друг на друга биоморфной и техноморфной моделей космогенеза (см. Античная философия) задает трактовку оформляющего (отцовского) начала как субъекта-создателя, носителя цели (идеи, образа) будущего предмета становления, творимого им «по образу» (образцу). Соотношение мужского и женского космических начал конфигурируется, таким образом, в европейской культуре как структурообразующее противостояние пассивной материи и активной формы, что в перспективе задает такой вектор развития западной философии, который предполагает аксиологический примат духовного (см. Идеализм), – в отличие от характерного для древневосточной культуры космического синтетизма энергетического взаимопроникновения оплодотворяющей мужской силы и женской силы плодородия (см. Тантризм, Ян и Инь). При возможности обнаружения семантических аналогов фигуры Г. в древневосточной философии (достаточно редких самих по себе и, как правило, поздних), тем не менее, аксиологическая приоритетность данной трактовки проблемы становления в европейской культурной традиции достаточно очевидна. Античная философия детерминирована в своем возникновении и семантике фундаментальной для европейской традиции акцентировкой субъектной составляющей в структуре базовой субъект-объектной оппозиции, – в отличие от древневосточной традиции, акцентирующей объект. Если аграрная (т.е. традиционная восточная) культура мыслила в этом контексте становление как спонтанный процесс изменения объекта (см. древнекитайские пословицы «урожай не поторопишь», «не тяни лук за перья» и т.п.), то раннее развитие и дифференциация ремесла задает в древнегреческой культуре понимание ремесленника (демиургоса) как созидающего объект посредством придания ему нужной формы в процессе трансформаций исходного материала. Пафос формирующего активизма лежит в глубинных основаниях античной культуры (вплоть до канона дорожного строительства, не допускавшего обходящих гору петель и требовавшего прорубать в горе туннель или ступеньки, сохраняя исходный вектор направления). В этом контексте форма оказывается приоритетной (как семантически, так и аксиологически) по отношению к оформляемому субстрату, выступая одновременно и как носитель предметного эйдоса, и как носитель творческого импульса становления. Возникновение, таким образом, мыслится как формирование, а формирование – как оформление извне (привнесение формы). Ремесленно-демиургическое оформление вещи выступает смыслообразующей моделью становления для сократической натурфилософии и Аристотеля: конституирование объекта мыслится как внесение формы в аморфный субстрат, т.е. как результат воздействия на пассивное субстанциальное начало активной формы как структурирующей модели, носителя образа предмета (см. Эйдос). В философии Аристотеля, моделирующего космогенез в категориях техноморфной версии космического процесса (см. Античная философия), акцентированное выделение целевой причины (наряду с материальной, движущей и формальной) фиксирует становление предмета в качестве результата реализации цели как имманентного предмету эйдоса (см. Телеология). Парадигма возникновения как привнесения формы задает в античной культуре вектор трактовки демиургоса как творящего вещи из материальной первоосновы мира в акте их гештальтного структурирования, придания им – посредством формы – определенности и «самости» (ср., с одной стороны, с древнекитайской моделью становления самости («жань») в процессе взаиморезонирующего взаимодействия объектов однопорядковой общности («лэй»), а с другой – с формируемой в теизме принципиально монистической парадигмой творения демиургом мира «из ничего» – вне исходного наличного материального субстрата (см. Демиург), что допускает возможность феномена чуда (см. Теургия), в то время как фундаментальная необходимость для становления материальной причины задавала античной натурфилософии вектор осмысления мирового процесса в парадигме естественного закона). Однако, если в системе отсчета объекта процесс наложения формы (эйдоса) на аморфный субстрат выступает как становление, то в системе отсчета эйдоса он может быть понят как воплощение, объективация его в материале. Данный аспект Г. представлен в философии Платона, задающей, с одной стороны, онтологическую модель, фундированную механизмом объективации идей, с другой – гносеологическую модель, основанную на принципе «припоминания» как усмотрения эйдоса за искажающей фактурно-стью материального воплощения. Материя мыслится у Платона именно как лишенность формы, а идея (эйдос) – не в качестве внешней, но в качестве внутренней формы как способа бытия объекта, вне которого объект утрачивает свою самость: идеальные (как в семантическом, так и в оценочном смысле этого слова) эйдосы выступают в качестве не только модельного образца предметов, но и целеполагающе-го импульса их становления (см. Платон). Аналогично, истинное знание трактуется Платоном как фактически распредмечивание (усмотрение «мысленным взором» – сквозь искажающую ткань вещественности) идеи, реконструкция в познающем сознании эйдоса предмета сквозь внешние, случайные, сугубо субстратные характеристики (noema как предметное содержание истинного знания – см. Ноэзис и но-эма). В пифагорейско-платоновской нумерологии монада обозначала неопределенную («чистую») сущность, форму как таковую, в то время как диада – неопределенную и неоформленную субстратность. Предметный мир как воплощение обоих названных принципов бытия мыслился как обладающий софийностью, т.е. преисполненностью умопостигаемого в распредмечивании смысла (см. София). В рамках неоплатонизма проблема соотношения материи и формы обретает звучание именно как проблема воплощения, артикулируясь в контексте концепции эманации, задающей мировой процесс как поступательное воплощение трансцендентного Единого (Блага) – в смысле наделения его плотью, отягощающей вещественностью, смешения с материей как смешения света с мраком (см. Эманация). Истинное познание как постижение света (Единого, Блага) необходимо предполагает реконструкцию его в сознании в качестве распредмеченного («как можно говорить о мире, если не увидеть его идею?» – у Плотина). Идеи Г. оказали значительное влияние на развитие европейской философской традиции, включая классический, неклассический и современный типы философствования, задавая структурно-семантическую модель соотношения объектного и не-объектного бытия. Под последним вариативно понималось: 1) – абсолютное бытие Бога: схоластика моделирует механизм креации как вещественного воплощения исходно наличных идеальных прообразов вещей в мысли Божьей (archetipium у Ансельма Кентерберийского, species в скотизме, visiones у Николая Кузанского и т.п.). В поздней схоластике конституируется парадигма осмысления креации как «развертывания» (exphcatio) Бога в предметный мир посредством Божественного «самоограничения» (ср. с эйдетической и структурирующей функцией предела и формы в античной философии); обратным вектором этого процесса выступает «свертывание» (implicatio) мира как снятие им своего предела (наличной предметной определенности – ср. с феноменом апейронизации у Анаксимандра) и возвращение в лоно Абсолюта как беспредельной полноты возможностей как потенциальных объективации (см. Николай Кузанский). Аналогичные Г. семантические фигуры обнаруживают себя и в рамках неотомизма в контексте креационной парадигмы онтологии (Г. Мейер, И. Гайзер и др.); 2) – субъектно-сущност-ное бытие: в марксизме оформляется концепция опредмечива ния и распредмечивания, в рамках которой опредмечивание выступает как, с одной стороны, самореализация «родовой сущности» человека, воплощаемой в продуктах деятельности, т.е. объективация в предметах «второй природы» социокультурно артикулированного человеческого целеполагания и «сущностных сил человека» (что восходит к аристотелевскому педалированию онтологизирующего потенциала целевой причины), а распредмечивание мыслится как освоение «логики объекта» в познании и практике (что восходит к праксеологически истолкованной платоновской концепции ноэмы). (См. также Опредмечивание и распредмечивание); 3) – безличное трансцендентное бытие: немецкой классикой (и, прежде всего – Гегелем) моделируется разворачивание семантического потенциала абсолютной идеи, презентирован-ного в диалектике понятий, посредством объективации его в природном и историческом материале (аналогичной exphcatio Абсолюта в поздней схоластике), на базе чего познание конституируется как вектор, семантически изоморфный поэтической реконструкции в сознании понятийных структур идеи как эйдотического образца, абстрагированного от его предметного воплощения (человек, по Гегелю, «есть прекрасная и мучительная попытка природы осознать самое себя»). В контексте современной философии парадигма Г. утрачивает свою операциональность в онтологических аппликациях; однако семантические следы ее влияния (в весьма специфической аранжировке), могут быть обнаружены в гуссерлиан-ской «эйдологии» (трактовка Гуссерлем species, ноэтическое «усмотрение сущности» как предмет «интеллектуальной интуиции» – см. Ноэзис и ноэма). С определенной долей условности аналогичный семантическим фигурам Г. гештальт может быть усмотрен и в постмодернистских стратегиях отношения к тексту: процедуры деконструкции (в моменте произвольной центрации) и означивания текста, плюрализм нарративных практик (см. Нарратив) и т.д.

(греч. hyle – вещество, материя и zoe – жизнь) – философская концепция, признающая одушевленность всех тел, космоса, материи, природы. Г. снимал принципиальное различие между неорганической и живой природой. Термин Г. был введен Кедвортом в 1678 для обозначения ранних греческих философских концепций, признающих одушевленность всеобщим свойством макро– и микрокосма (Фа-лес, Анаксимандр, Анаксимен). Социокультурные истоки Г. уходят корнями в особенности культуры ранних традиционных обществ и Запада, и Востока, рассматривающих природу как единый целостный живой организм. (Смыслообразы пуруши, праны, атмана-брахмана в древнеиндийской философии; субстанции «ци», смыслообразы «Тянь» (Неба) – в древнекитайской; «огня» у Гераклита и т.д.). Г. был присущ воззрениям Платона и Аристотеля. В эпоху Возрождения Г. под влиянием концепций античных мыслителей используется в качестве аргумента при обосновании единства человека с его сознанием и природы. Так, Бруно утверждал, что мировая душа как принцип жизни, как духовная субстанция, находится во всех без исключения вещах, составляя их движущее начало. Появление концепций Г. в философии Нового времени связано с поисками ответа на вопрос об основаниях и предпосылках становления чувствительности у живых существ и мышления, сознания у человека. Так, Спиноза признавал мышление свойством, присущим всей природе, атрибутом материи. Положение о всеобщей чувствительности материи защищают и отстаивают французские материалисты 18 в. (Дидро, Робине, Кабанис). Г. противостоял поискам оснований психики и сознания в особой надприродной, нематериальной, духовной субстанции. В то же время Г. отвергает и механистические представления о косной, «мертвой» материи и виталистические утверждения о существовании особой «жизненной силы», определяющей способность к ощущениям у живых существ. Г. подготавливает почву для становления эволюционных представлений о чувствительности, психике, разуме. Г. в противоположность механицизму, характерному для метафизического материализма, снимает противопоставление инертной материи внешней силе, приводящей ее в состояние движения. В понимании сознания, психики человека и животных Г. (приписывающий всей материи способность ощущать) являл собой наивную попытку отыскать корни психических явлений в материальном мире.

Е.В. Нетушкова

(370-415) – греческий математик, философ. Руководительница школы неоплатоников в Александрии. Активно занималась просветительской и полемической деятельностью, автор комментариев к Диофанту и Аполонию Пергамскому. Замучена христианскими фанатиками. Описания гибели Г. неоднократно использовались (наряду с именем Бруно) в полемике атеистов с церковью.

(греч. hypostasis – сущность, субстанция) – рассмотрение абстрактных объектов (см. Абстрактное), не обладающих временным и пространственным онтологическими статусами, в качестве непосредственных объектов человеческого мышления. Вневременность и внепро-странственность гипостазированных объектов отличает их от эмпирических объектов внешнего мира, обладающих пространственно-временными характеристиками. Г. есть процесс осмысления в заданной системе категорий объекта рефлексии, наделенного исключительным, несвойственным ему статусом (например, понятие «число» в пифагореизме, «диалог» в философии Левинаса и др.).

(греч. hypothesis – основание, предположение) – форма организации научного знания, обеспечивающая движение к новому знанию, выводящая за рамки наличного (имеющегося) знания и способствующая (в отдельных случаях) реализации новой идеи (концептуальная схема как экспликация идеи, как «общая Г.» теории). Функционально оформляется как предварительное объяснение некоторого явления или группы явлений. Строится, исходя из предположения об имплицитном существовании некоторого отношения порядка, реализуемого как последовательность чередования явлений, позволяющих (при соблюдении норм и правил процедуры) делать заключения (выводы, предположения) о структуре объектов, характере и тесноте (существенности) фиксируемых связей объектов, признаков, параметров и т.д., детерминированности одних явлений другими. Логически формулируется по схеме условно-категорического умозаключения, в котором нужно подтвердить или опровергнуть определенную посылку. В этом смысле Г. выглядит как положение, которое с логической необходимостью следует из имеющегося знания, но выходит за его пределы (границы), и является переформулировкой обнаруженной и разрешаемой проблемы. Процессуально Г. (как переход от неизвестного, проблемного – к известному, гипотетически предполагаемому) строится как алгоритм реализации исследовательской цели с возможным выходом на практическое решение. Тем самым Г. предзадает внутреннюю логику развертывания знания. В большинстве случаев это логика обоснования какого-либо положения, иногда – логика открытия (предположение о существовании некоторого явления). Г. – такая форма нормативно-процессуальной организации знания, которая не может быть непосредственно оценена с точки зрения ее истинности или ложности. Она задает некоторое поле неопределенности. Снятие этой неопределенности и происходит в ходе теоретического (логического) обоснования (доказательства) Г. и (или) ее опытного подтверждения или опровержения, т.е. эмпирического обоснования. Предположения, оформленные как Г., всегда вероятны (и в этом отношении в той или иной мере неопределенны); процедуры обоснования (проверки) исходных исследовательских Г. всегда есть шаги по уменьшению этой неопределенности, в пределе – по ее снятию вообще, что позволило бы изменить статус знания вероятностного на сттус знания достоверного (теоретического), а тем самым преодолеть нормативно-процессуальные ограничения гипотетического знания (т.е. «ликвидировать» Г. как форму знания в данном конкретном исследовании и (или) теории). Однако в современной методологии науки данная установка все больше рассматривается как принципиально полностью не реализуемая ни в одной научной теории, которая сама трактуется как совокупность (структурность и организованность) гипотетических конструктов, связанных в идеале) отношениями выводимости. В этом контексте в научном знании (теории, программе) различают инвариантное ядро и ее периферийный «защитный пояс», открытый вовне, зависимый от вновь появляющихся данных и нуждающийся в постоянном переформулировании своих положений, их постоянном переобосновании. Таким образом, «периферия» принципиально оформляется как проблемно-гипотетическое знание, граница которого с «ядром» всегда достаточно условна, конвенциональна. В то же время акцент на обоснование соответственных гипотетических положений внутри теории все больше заменяется акцентом на дискредитацию конкурирующих теорий, а сами теории начинают пониматься как принимаемые на веру паттерны, как возможные точки зрения на определенные предметные области, т.е. само научное знание начинает трактоваться как принципиально гипотетическое (содержащее в себе неустранимый момент неопределенности, разрешаемый конвенционально и (или) процессуально). «Гипотетизация» знания приводит к актуализации его деятельностно-технологических аспектов за счет работы с его содержанием. Тем самым можно утверждать (с известной долей условности), что научное знание имеет дело скорее не с реальными событиями, а с анализом объективных возможностей тех или иных событий. Оно способно снимать (преодолевать) собственную проблемность, но не собственную вероятностность, что неизбежно ведет к его новой про-блематизации. Поворотной точкой к такому подходу можно считать перенесение акцентов с процедур верификации на процедуры фальсификации знания (см.: Верификация, Фальсификация), со схем вывода, ориентированных на подтверждение Г., на схемы вывода, ориентированные на опровержение Г. Подтверждение следствия из Г. способствует лишь увеличению правдоподобности суждения, отрицание же следствия способно поставить под сомнение само основание Г. Опровержение обладает большим эвристичеким потенциалом, чем подтверждение, которое всегда проблематично, – любое научное положение, пока оно не опровергнуто, может быть рассмотрено как Г. (оно всегда есть «вопрошание», сформулированное по определенным правилам и нормам в соответствии с тем или иным идеалом знания и «простроенное» как адекватная исследовательской ситуации процедура). Необходимо различать Г.-основания и выводимые из них Г.-следствия, которые, собственно, и подвергаются процедурам обоснования. При этом неподтверждение одного из следствий есть достаточное условие для опровержения Г.-основания. Хотя она и ставится под сомнение, речь идет, скорее, о проблема-тизации процедуры построения системы Г. с параллельными повторной экспликацией содержания (вплоть до его переформулирования-переинтерпретации) и проверкой формальной правильности организации собственно процедуры. (В той или иной мере справедливо, что работа с гипотетическим по статусу знанием есть работа со знанием в процедурном режиме). Теоретическое обоснование Г. предполагает ее проверку на непротиворечивость, установление ее принципиальной проверяемости, выявление ее приложимости к исследуемому классу явлений, исследование ее выводимости из более общих теоретических положений, оценку ее вписываемости в теорию через возможную перестройку последней. Эмпирическое обоснование Г. предполагает или наблюдение явлений, описываемых Г. (что редко возможно), или работу по соотнесению следствий из Г. с наличными и обнаруживаемыми данными опыта. Работа с процедурами обоснования Г. выработала в научной практике установки на продуцирование возможно большего числа взаимосвязаных Г., с одной стороны, и на установление возможно большего числа референтов (эмпирических индикаторов) для каждой Г. – с другой. В методологии науки наработан ряд качественных параметров, которым должна удовлетворять правильно сформулированная Г. Среди них можно назвать параметры: общности (более предпочтительными полагаются Г. с охватом большего количества объектов); сложности (определение оптимума включаемых в структуру Г. факторов); специфицируемости (установление различимых значений для каждого из факторов, включенных в структуру Г.); детерминированности (фактор тем более детерминирован, чем большее количество наблюдений учтено); фальсифицируемости и проверяемости (установление границ неопределенности Г.); коммуникативности (содержательная и процессуальная согласованность Г. внутри знания с установленными – уже обоснованными – положениями); предсказуемости (на основе имеющихся данных и знания); воспроизводимости и устойчивости (меры объективности и достоверности Г.). Особо оговариваются процедурные требования к Г. – ее принципиальная реализуемость на данном уровне знания и данными средствами, избегание в ней оценочных суждений, отсутствие в ней непроинтерпретированных понятий, минимизация в ней различных ограничений и допущений. Процедуры специфицируются для различных классов (типов) Г.: основных и неосновных (ориентирующихся на разные исследовательские задачи), первичных и вторичных (возникающих на базе или взамен первых), а главное – структурных (ориентированных на выявление структур, свойств, характера связей объекта), функциональных (ориентированных на определение степени тесноты связей и взаимодействий внутри определенной целостности), объяснительных (причинно-следственных). В ряде типологий к объяснительным относят и функциональные Г., в других типологиях их объединяют вместе со структурными в тип (класс) описательных Г. (в обеих типологиях структурные Г. квалифицируются как описательные). См. также: Гипотетико-дедуктивный метод, Наука, Теория.

– метод получения нового знания и метод развертывания теории, сущность которого заключается в создании дедуктивно-связанных между собой гипотез, из которых выводятся (дедуцируются) в конечном итоге утверждения об эмпирических фактах. В основе метода лежит постулат о том, что развитое теоретическое знание строится не за счет процедур индуктивного обобщения данных и фактов, т.е. «снизу», а развертывается как бы «сверху» по отношению к последним. Можно выделить три этапа в реализации этого метода: 1) построения связной, целостной, дедуктивно-соподчиненной системы гипотез; 2) процедуры верификации или фальсификации этой системы; 3) уточнение и конкретизация исходной конструкции. В любой дедуктивно-развернутой системе выделяют два яруса гипотез – верхний и нижний. Гипотезы последнего выступают как следствия к гипотезе (-ам) верхнего яруса и именно они подлежат эмпирическому обоснованию (в свою очередь, гипотезы нижнего яруса могут быть иерархизирова-ны), но при этом проверку проходит вся гипотетико-дедук-тивная система как целостность, что делает процесс переформулировки гипотез весьма сложной исследовательской процедурой. Рассогласование конструкции с опытом еще не означает, что в ней неверны все гипотетические положения. Однако опыт свидетельствует против всей системы гипотез одновременно, не позволяя, как правило, выявить, какой именно ее элемент ставится под сомнение. Как правило, «давление» фактов не распространяется на гипотезы верхнего яруса («ядро системы»), а относятся к перифирии системы-проме-жуточному между данными и ядром слою гипотез. Появление новых фактов приводит, чаще всего, к формулированию дополнительных гипотез ad hoc с тем, чтобы ассимилировать то, что необъяснимо из изначальной системы гипотез. Однако чрезмерное возрастание гипотез ad hoc свидетельствует о серьезных изъянах в ядре теории. В конечном итоге это выливается в необходимость формулировки новой гипо-тетико-дедуктивной «конструкции», способной объяснить изучаемые факты без введения дополнительных гипотез и, кроме того, предсказать новые факты (как правило, выдвигается сразу несколько конкурирующих теорий). В современной методологии науки конкуренция гипотетико-дедуктивных систем рассматривается как борьба различных исследовательских программ. Победившая система получает статус «более эвристически сильной». Г.-Д. м. может выступать в двух разновидностях: 1) он может быть способом построения системы содержательных гипотез с последующим (возможным) их выражением в языке математики (изначально вводится система содержательных понятий); 2) он может быть способом создания формальной системы с последующей ее содержательной интерпретацией (изначально вводится математический аппарат). Последний путь развертывания гипотетико-дедуктивной системы получил название метода математической гипотезы (или математической экстраполяции).

(1911-1975) – британский антрополог. Родился в Южной Африке в еврейской семье, эмигрировавшей из Российской империи. Эти обстоятельства в дальнейшем сильно повлияли на формирование мировоззрения Г., который с большим сочувствием относился к негритянскому населению и резко критиковал политическую систему Южной Африки. Изучал право и антропологию в Университете Витватерсранд (Witwatersrand) и Оксфорде. Докторская диссертация по антропологии (1938) посвящена роли религиозных ритуалов в поддержании социального порядка у народов банту. В 1949-1971 – профессор и декан созданного им же факультета антропологии в Манчестерском университете. Организатор знаменитых Манчестерских семинаров, посвященных анализу полевых этнографических материалов. Научную известность Г. приобрел благодаря исследованиям, посвященным роли конфликта в социальной жизни традиционного общества. Взгляды Г. формировались под влиянием идей Дюркгейма и Радклифф-Брауна. Г. отталкивался от их положений о том, что общество представляет собой моральный порядок, способный сохранять себя несмотря на конфликты между его членами, преследующими собственные интересы и, даже, восстающих против социального принуждения. Вместе с тем, Г. считал, что конфликты представляют собой нормальные (и даже «здоровые») явления социальной жизни, вполне совместимые с поддержанием социального порядка. По Г., конфликты, включенные в структуру общественных взаимоотношений на протяжении длительного периода времени, на самом деле ведут к воспроизводству общественной солидарности. Кровная вражда, ненависть к социальным лидерам, отчужденность во внутрисемейных отношениях, колдовство и даже система апартеида, все это, по Г., лишь «зерно для помола на социальной мельнице». Социальный порядок представлялся Г. как баланс различных форм взаимозависимостей. В конкретных социальных ситуациях конфликт может быть уравновешен дополнительными формами зависимости между его участниками. Даже бунт, протекающий в рамках «ритуала восстания», способствует укреплению традиционного социального порядка. Такой подход к феномену конфликта не означает, что Г. не понимал значения социальных потрясений, приводящих к полному изменению социальной структуры общества. Такие явления оставались вне поля его зрения как антрополога, занимавшегося изучением социальных структур традиционного общества. Основные сочинения: «Обычай и конфликт в Африке» (1955); «Очерки о ритуале социальных отношений» (1962); «Порядок и бунт в племенной Африке» (1963) и др.

– собирательное понятие, посредством которого обозначают ряд различных направлений, течений, школ и концепций психологии, придающих особое значение деятельности и исследованию разнообразных бессознательных компонентов, механизмов и процессов, скрытых в глубинах психики человека. Обычно к Г.П. относят психоанализ Фрейда, индивидуальную психологию Адлера, аналитическую психологию Юнга, неофрейдизм (Хор-ни, Фромм и др.). Иногда – эгопсихологию Фрейд, экзистенциальный анализ Л.Бинсвангера, гормическую психологию У.Мак-Дугалла, психосоматику Ф. Александера, неопсихоанализ Г.Шульц-Генке и др. Понятие Г.П. было введено в научный оборот в конце 19 в. швейцарским психиатром Э.Блейлером для обозначения отрасли психологии, исследующей феномен бессознательного.

(греч. gnosis – познание, знание) – центральная категория гностицизма – эклектического религиозно-философского течения поздней античности, выступившего одной из культурных форм связи оформившегося христианства с мифо-философским эллинистическим фоном и вероучениями иудаизма, зороастризма, вавилонских мистериальных культов. Основные источники изучения – гностические сочинения из архива Наг-Хаммади (обнаружены в 1945), а также фрагменты гностиков в трудах христианских критиков и текстах раннехристианских и средневековых ересей. Гностицизм возникает в 1 в. и проходит в своем развитии три этапа: 1) ранний гностицизм, противоречиво сочетающий в себе несистематизированные разнородные элементы античных мифов и библейских сюжетов (например, культ змия у офитов, восходящий, с одной стороны, к архаической мифологеме крылатого змея, олицетворявшего собой единство земли и неба как космогонических прародителей, а с другой – к символу библейского змия, разрушившего райскую гармонию); 2) зрелый гностицизм 1-2 вв. – классические гностические системы Валентина (Египет) и Василида (Сирия), а также Кар-пократа Александрийского, Сатурнина Сирийского и Маркиона Понтийского; иногда к гностицизму относят и так называемый 3) поздний гностицизм – христианские дуалистические ереси средневековья (павликанство, богомильство, альбигойские ереси катаров и вальденсов). Концепция знания (Г.) задает основную проблематику гностицизма: проблема сущности человека и его духовного предназначения. По формулировке Феодота, роль Г. заключается в способности дать ответ на извечные человеческие вопросы: «Кто мы? Кем стали? Где мы? Куда заброшены? Куда стремимся? Как освобождаемся? Что такое рождение и что возрождение?». Однако это ценностно-семантическое ядро гностического учения вытекает из общей космологической проблемы, унаследованной гностицизмом от античной философской классики и – опосредовано – от мифологии, а именно – проблемы бинарной мировой оппозиции, понимаемой как напряженное противостояние и связь материального (земного, материнского) и небесного начал. В космологии мифа их связь понималась как сакральный брак, имеющий креационную семантику. Эта парадигма созидательного взаимопроникновения космических структур сохранена и в античной философии, хотя решена в совершенно новом смысловом ключе. Так, у Платона единство материального и идеального миров обеспечивается двумя каналами: от мира идей к миру вещей (вектор «вниз») – воплощение, и от мира сотворенного к миру совершенства («вверх») – познание. Первый канал («вниз») фактически является креационным, второй («вверх») оформляется Платоном как узнавание («припоминание») абсолютного образца в совершенном творении («любовь к узренной красоте») и последующее восхождение по лестнице любви и красоты «к самому прекрасному вверх» – вплоть до постижения истины в абсолютной идее совершенства. В неоплатонизме креационный вектор сохраняет свою интегрирующую семантику, что же касается вектора «вверх», то он наполняется новым смыслом: восхождение от земного бренного мира к единосущему возможно на пути экстатической сыновней любви к творцу, разрешающейся в созерцании источника сущего. Запутавшись в тенетах земных соблазнов, ослепшая душа отвращается от Бога (типичная метафора у Плотина: дева «ослепляется браком» и забывает отца, ибо дочерняя любовь – небесная, земная же «низменна, подобно блуднице»). Разрыв земного и небесного (в новом понимании) начал практически намечен. В христианской интерпретации бинарная оппозиция космических структур оказалась аксиологически нагруженной и переосмыслена как дуальность «дольнего» и «горнего»; накладываясь на традиционную космологическую парадигму, христианство обусловливает интерпретацию соединительной вертикали от Бога к миру уже не как космогенез, и даже не как эманацию Бога в мир, но как творение. Актуальной для христианства оказывается и философская проблематика, касающаяся вектора «снизу – вверх», однако, под воздействием новых мировоззренческих смыслов от платоновской лестницы любви и красоты осталась лишь первая ступень любви к ближнему и последняя – любовь к Творцу: в модели мироздания сохранена идея двух миров, но разрушено связующее их звено. Принцип антикосмического дуализма и выступает основой гностической модели мира: мир есть антипод божий. Переосмысление античной идеи эманации первоначала также сдвинуло акценты в сторону антикосмизма: мир остается иерархично организованным, но эманирующие сущности служат не единению, а изоляции Бога и мира. – Сущность первоначала, порождающего эманации, посредством познания последних не постигается и остается сокровенной. Количество этих промежуточных звеньев в гностических концепциях, как правило, достаточно велико: от 33 у Валентина до 365 у Василида. Так, в системе Валентина лежит идея абсолютной полноты – Плеромы, проявляющей себя в серии эонов (см.: Зон). Плерома, в сущности, выступает типологическим аналогом античного апейрона: из нее происходит и в нее возвращается все, способное к становлению. «На незримых и несказанных высотах» (которые удобно было бы описать в терминологии трансцендентализма) пребывает Глубина – совершенный зон первоначала. Непостижимое содержание Глубины конституируется в Молчание (ср. с основоположением мистики: божественное откровение «несказанно», т.е. неинтерсубъективно и невыразимо вербально). «Постижение же становится началом всего», порождая Ум и его объективацию – Истину (типологическая параллель будущего кантианского разрыва «ве-щи-в-себе» и априорных форм как начала познания). Оплодотворяя друг друга, Ум и Истина порождают Смысл и Жизнь, которые, в свою очередь, порождают Человека и Церковь (т.е. общество). Названные четыре пары эонов составляют священную огдоаду. Затем Смысл и Жизнь порождают еще десять эонов (священная декада), а Человек и Церковь – еще двенадцать (священная додекада). – Все 30 эонов составляют выраженную полноту бытия – Плерому. Круг, казалось бы, замкнулся. Однако, последним из 30 эонов выступает женский зон – София, возгорающийся пламенным желанием непосредственно созерцать Первоотца – Глубину («супруга своего желанного»), т.е. постичь истину (ср. мифологическую параллель сакрального брака, неоплатоническую концепцию возврата к отцу на путях познания и сыновней любви). – Принципиальная асимптотичность этого порыва повергает Софию в состояние «недоумения, печали, страха и изменения». Последнее чревато возникновением Ахамот, которая есть объективированное желание познания, бесформенное детище неудовлетворенного алкания истины. Кроме того, страстная устремленность Софии задает для нее самой опасную перспективу растворения во всеобщей субстанции, – однако, безграничная векторность встречает Предел, возвращающий Софию на ее место в структурной иерархии эонов. Интерпретация гностиками Предела носит фактически христианский характер: он понимается как Очиститель (Искупитель) и символизируется фигурой креста; с его искупительной ролью связано появление двух новых эонов – Христа и Духа Святого. Упорядочивание (со встречей мятежной Софией Предела) эонов инспирирует у них вспышку творческого потенциала – в акте откровения и единения зоны порождают особый зон («совокупный плод Плеромы»), причастный генетически и содержательно ко всем зонам и потому именуемый Все (гностический тезис «все в каждом и каждый во всем» как семантическая параллель античного преформизма и идеи всеединства в христианстве). Однако, гармония неполна, ибо Ахамот, будучи исторгнутой из Плеромы, пребывает во мраке (ср. идентификация мрака и хаоса в античной культуре, символика света в христианстве). Во спасение Христос вкладывает в нее бессознательную идею Плеромы (аналог античных «врожденных идей»), дабы избавить ее от безысходности скалярного покоя, дав ей ощутить скорбь разлуки с Плеромой и «светлое предощущение вечной жизни» . Этот заданный Христом вектор устремляет Ахамот вслед за Христом в Плерому, но Предел-Крест удерживает ее. – Ахамот повергается в состояние «смятенной страсти», сама будучи объективацией страстного порыва Софии к знанию. Таким образом, если первый акт гностико-космологической трагедии был связан с неудовлетворенным желанием Софией истины, то героиней второго ее акта является Ахамот в ее стремлении к выразителю этой истины. Ее неудовлетворенная страсть материализуется в объективный мир: вода есть слезы Ахамот по утраченному Христу, свет – сияние ее улыбки при воспоминании о нем, ее окаменевшая скорбь – твердь земная, etc. А когда в ответ на мольбы Ахамот из Плеромы ей был послан Утешитель (Параклет), то от созерцания его и сопровождающих его ангелов она произвела свое высшее порождение – духовное начало. Именно из этих материального и духовного порождений Ахамот Демиург творит земной мир, противостоящий миру эонов. В этом контексте и оформляется акцентированное в гностицизме учение о человеке как средоточии мирового процесса: с одной стороны, он сотворен и тварен, а потому укоренен в мире темных сил, с другой же – душа его есть производное от умопостигаемого мира эонов, она надприродна и несет в себе свет божественной полноты Плеромы. – Человек причастен всех начал, а потому занимает исключительное положение в мире, имея высшее предначертание. Гностицизм задает трихотомию плотских, душевных и духовных людей, т.е. – соответственно – тех, в ком реализуется только плотское начало (материальное порождение Ахамот); тех, в ком реализуется полученная от Демиурга способность к различению и выбору добра и зла; и, наконец, тех, в ком реализуется духовное порождение Ахамот, воплощающее ее порыв к истине. Это духовное начало, вложенное в душу духовного человека, и есть Г. – знание, проявляющееся в устремлении, зовущее к избавлению от уз греховной материальности и указующее путь к спасению. С конституированием христианской ортодоксии гностицизм оттесняется на идеологическую периферию, и в средние века проявляет себя лишь в качестве семантического аспекта ересей. Так, например, концепция катаров («чистых») основывается на принципе радикального дуализма: материя объявляется абсолютным злом, а плотский грех – максимальным из грехов, беременная женщина мыслится как находящаяся на особом попечении дьявола, и именно он творит плоть от плоти и дух от духа в утробе ее. Трактовка в таком аксиологическом контексте феномена непорочного зачатия приобретает рафинированно спекулятивный смысл: Христос («слово Божье») входит в ухо Марии и сходит с уст ее (парафраз текста 44 псалма: «Слыши… и приклони ухо твое…»). Вошедший в классический христианский обиход термин «апокриф» (греч. apokriphe – тайный, секретный) исходно был введен для обозначения эзотерических текстов гностицизма. Развитие гностицизма оказало серьезное влияние на эволюцию альтернативных ортодоксии христианских течений западноевропейской культуры; ман-деизм как оформившееся во 2-3 вв. на семитско-вавилон-ской культовой основе ответвление гностицизма (арамейское manda – Г.) сохранилось в контексте восточной культуры (ныне в Иране) до наших дней.

(греч. gnosis – знание, logos – учение) – философская дисциплина, занимающаяся исследованиями, критикой и теориями познания, – теория познания. В отличие от эпистемологии, Г. рассматривает процесс познания с точки зрения отношений субъекта познания (исследователя) к объекту познания (исследуемому объекту) или в категориальной оппозиции «субъект – объект». Основная гносеологическая схема анализа познания включает субъекта, наделенного сознанием и волей, и противостоящий ему объект природы, независимый от сознания и воли субъекта и связанный с ним только познавательным (или прак-сео-познавательным) отношением. Основной круг гносеологической проблематики очерчивается посредством таких проблем как интерпретация субъекта и объекта познания, структура познавательного процесса, проблема истины и ее критерия, проблема форм и методов познания и др. Если для античной философии характерно представление о единстве предмета и знания о нем, а также о познавательном процессе как содержательном конфигурировании предметов и, соответственно, фокусировка внимания на функциональной трансформации предметности в содержании знания, то в рамках средневековой схоластики проблематика Г. получает более дифференцированное развитие, оформляются многие компоненты категориального аппарата классической Г., а попытки обосновать возможность совмещения учения Аристотеля с христианской догматикой приводят к оформлению концепции двойственной истины, фактически эксплицитно формирующей идею о парадигмальности познавательных процедур и возможной множественности парадигм, а такие направления схоластики как реализм, номинализм и концептуализм задают различные модели познавательного процесса. Становление опытного естествознания, остро зафиксировав проблему способа достижения истинного знания, инспирировало конституирование оппозиции «сенсуализм-рационализм», а, затем, и «эмпиризм-рационализм» (17-18 вв.). Статус актуальности приобретает проблема активности субъекта в познавательном процессе (Беркли, Юм). Гносеологизм как заданная Кантом ориентация на выделение субъективных оснований познания, сыграл важную роль в преодолении ценностных установок натуралистической эпистемологии, утверждавших целью познания достижение абсолютной истины, а также в критике метафизических философских построений. Различение содержания и форм мышления в работах представителей немецкой классической философии выдвинуло проблему множественности оснований познания и относительности истины. Отказ от метафизики, с одной стороны, и бурное развитие естественных наук, с другой, выдвинули именно познавательное отношение к миру в центр философии. Гносеологическая проблематика становится определяющей для неокантианства и позитивизма. Основания познавательной деятельности классическая Г. связывает с «изолированным субъектом». Сознание такого субъекта прозрачно само для себя и является последним источником достоверности. В таких полаганиях действительность знания и его содержание оказываются ограниченными рамками индивидуального сознания. Это препятствует выделению категориальных характеристик знания и приводит к психологизму (субъективизму). Пытаясь преодолеть ограничения исходных абстракций, философы были вынуждены, либо принимать формально-онтологические допущения и принципы («врожденные идеи» Декарта, «априорные формы» Канта), либо генерализовать категорию «самосознание», придавая ей статус онтологии (Фихте, Гегель, Шеллинг). Тем не менее, принципиальная ограниченность исходных гносеологических абстракций и допущений осознавалась все больше. Особую роль в этом процессе сыграла методологическая рефлексия развития гуманитарных наук, в которых взаимодействие исследователя с исследуемой действительностью строится принципиально иначе, чем в естественных науках. Критика оснований классической философии, развернувшаяся с конца 19 в. и продолжающаяся по сей день, привела к ломке традиционных представлений Г. и отказу от абстракций «самосознающего» и «изолированного» субъекта. Современные исследования познания, фиксируя ограничения субъект-объектных схем, вводят в качестве исходных, иные структурные расчленения и абстракции: предметная деятельность («практика»), культурная норма («парадигма»), язык и др. Традиционная гносеологическая проблематика включается при этом в более широкий социокультурный контекст, и, соответственно, более широкую систему понятий. Центральную позицию в рамках Г. занимает методология науки и эпистемология (см. также Наука, Научная картина мира).

(1588-1679) – английский государственный деятель и философ. Окончил Оксфордский университет (1608). В 17 лет, получив звание бакалавра, начал чтение лекций по логике. С 1613 – секретарь у Ф. Бэкона. Основные сочинения: «Элементы законов, естественных и политических» (1640); философская трилогия «Основы философии» (1640-1658): «Философские элементы учения о гражданине» (1642), «О теле» (1655), «О человеке» (1658); «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» (1651); «О свободе и необходимости» (1654), «Бегемот, или Долгий парламент» (1668) и др. Г. стремился создать целостную философскую мирообъясняю-щую систему, выстроенную вокруг трех основных понятий: Человек; Тело; Гражданин. Философия, по Г., – «познание, достигаемое посредством правильного рассуждения и объясняющее действия, или явления из известных нам причин, или производящих оснований, и наоборот, возможные производящие основания – из известных нам действий». При этом, согласно Г., под рассуждением подразумевается «исчисление». «Вычислить – значит найти сумму складываемых вещей или определить остаток при вычитании чего-либо из другого. Следовательно, рассуждать значит то же самое, что складывать или вычитать». Речь у Г. шла об операциях с понятиями, складывая или вычитая которые (сумма понятий: «четырехугольник», «прямоугольный», «равносторонний» – это «квадрат») люди мыслят. «Тело», по Г., – нечто, имеющее свойства; то, что возникает и гибнет; а также совокупность определенных вещей и явлений. Философия у Г. включает философию природы и философию государства (состоящую из двух разделов: «этика» и «политика»). Для улучшения жизни людей философия, по Г., призвана постигать явления и следствия из их причин и, одновременно, при помощи верных умозаключений познавать причины из наблюдаемых следствий. Г. отрицал существование душ как специфических субстанций, признавал материальные тела в качестве единой субстанции, утверждал, что вера в Бога – плод воображения («мы не имеем никакой идеи образа Бога…»). Г. отлучил от философии теологию, учения об ангелах, любые знания – продукты «божественного внушения и откровения». Познание вырастает из ощущений (либо непосредственно данных либо в виде воспоминаний, сохраняющихся благодаря конвенциально конструируемым знакам и именам). Индивидуальное познание смутное, хаотичное, имманентно слабое. Чтобы не тиражировать уже единожды осуществленный опыт относительно предмета или явления, человек создает «метки», фиксирует их, воспроизводя в нужном случае. Так происходит аккумуляция знаний. Познание становится цельным, перманентным процессом. Как существо общественное человек преобразует «метки» в «знаки»: «первые имеют значение для нас самих, последние же – для других». Мышление оперирует с «реальностями знаков» – именами. Общие понятия, согласно Г., – «имена имен». Время, по Г., «образ движения» в его последовательности. «Реальностью познания» выступает речь. Все эти интеллектуальные явления связывает главное – согласие людей относительно их содержания и смысла. Речь предоставляет человеку мощь «имен числительных», возможность взаимного обучения и обмена опытом, транслировать в обществе разнообразные приказы и распоряжения. «Философия природы» Г. демонстрирует очевидную тенденцию к семиотично-сти и номиналистическую ориентацию. По Г., «за исключением имени нет ничего всеобщего и универсального, а следовательно, и это пространство вообще есть лишь находящийся в нашем сознании призрак какого-нибудь тела определенной величины и формы». Человек – часть природы и подчиняется ее законам. «Естественный закон – есть предписание или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни». Собственность – продукт труда и как последний атрибутивна человеческой природе. Воля человека (в отличие от его поступков, обусловленных лишь природой людей) достаточно жестко детерминирована универсальной причинностью. Вначале природа человека проявляется в эгоизме, в естественном состоянии «войны всех против всех» V (bellum omnium contra omnes), не выгодной ни для кого. Люди объединяются в государство при помощи «общественного договора» и подчиняются власти, чтобы получить защиту и возможность гуманной жизни без гражданских войн. Г. интересовала внутренняя логика и основы тех кратких стадий социальной жизни, которые можно было бы обозначить как гражданское согласие. Для достижения последнего оправданы даже ограничение и корректировка исконных характеристик природы людей – неограниченной свободы и абсолютного беспредпосылочного равенства. Благо народа – высший закон государства, сторонником сильной, разумной и законной власти которого и был Г. Общественный закон суть совесть гражданина. Страх перед невидимыми силами, признаваемыми государством, – религия. Аналогичное чувство перед невидимыми силами, игнорируемыми государством, – предрассудки. Жестко отстаивая право мыслителя на свободу слова перед власть предержащими, Г. писал: «Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии».

(1890-1967) – российский философ, культуролог, филолог. Учился на историко-филологическом факультете Киевского университета. Параллельно занимался философией (работы по Сафо и Г. Рик-керту). В 1913 издал сборник стихотворений «Сад души моей» (под псевдонимом). После окончания университета работал директором гимназии в Москве. Сотрудничал с Наркомпро-сом. В 1919-1920 – в Крыму. В 1922-1923 – в Германии, где слушал лекции филолога Виламовица-Милендорфа. После возвращения читал лекции (2-й МГУ, Высшие литературные курсы, Высший литературно-художественный институт) по античной культуре, занимался переводами (древнегреч. лириков, немецких романтиков, Ф. Ницше для издательства «Academia»), писал работы по философии, теории перевода, истории литературы и художественные произведения. В 1936-1939 – в лагере в Воркуте, затем (1939-1942) – в ссылке в г. Александрове. Все рукописи Г. погибли и были им частично восстановлены после возвращения из ссылки. В конце войны входил в Горацианский кружок (Б. Пастернак, А. Тарковский, И. Сельвинский и др.). В 40-х – 50-х создал «Антологию античной лирики в русских переводах, начиная с 18 в.» (не опубликована). Опубликованные философские работы: статья «Поэтика и эстетика Гельдерлина» (1961), эссе «Достоевский и Кант» (1963), книга «Логика мифа» (1987). Основной философский труд – «Имагинатив-ный абсолют» (рукопись 1928-1936 не сохранилась, восстановлена – последняя редакция – 1961). Высший уровень мышления, согласно Г., – имагинация (лат. imago – образ) – творческое воображение, порождение смыслообразов. Воображая, мы одновременно понимаем. Воображение абсолютно и предопределяет человеческое познание и творчество. Г. стремится к рациональному развенчанию «рацио», избегая крайностей идеализма, мистицизма и т.д. Необходимость рождения имагинативного Абсолюта является в человеке одновременно голосом культуры и природы, ищущих взаимного соединения вне меня при неразрывности внутри меня. Культура и природа – одно начало, осуществляемое через человека его духом, которому необходимо вернуть его место в единстве природы и культуры. Беспредпосылоч-ный характер имагинативного Абсолюта трактуется как его естественность и инстинктивность. В концепции Г. нет места трансценденции, на ее месте – идея космического разума. (В этом отношении Г. развивал традиции русского космизма). Человеку изначально присуще стремление к перманентному воспроизводству и созданию духовных ценностей (инстинкт культуры). Культура аккумулирует предикаты Бога: свободу, созидательность (творение – творчество), бессмертность. Инстинкт культуры – это скрывающийся под разными именами «дух» – то, что пробуждает в человеке человечность. Он требует от человека стремления к постоянному, абсолютному, т.е. бессмертному. Бессмертие природы превращается в бессмертие культуры. Для культурных ценностей не существует закона естественной смерти. Самостоятельной жизнью имагинативной реальности является традиция, задающая бесконечность перспективы человеческому творчеству. Ограничение творчества и познания, блокирование воображения приводит к потере смыслов, абсолютов в культуре, превращая последнюю в механицизм цивилизации, обнажая низшие (вегетативные и сексуальные) инстинкты, выпячивая на первый план логичность рассудка, т.е. приводя к вакууму (пустоте) культуры. Наиболее полно имаги-нативный Абсолют выражается через философию, а наиболее полно воплощается в мифе. Познается он энигмативной (греч. enigma – загадка) логикой и отображается в энигмативном знании (отгадывающем, схватывающем, порождающем, а не объясняющем). С этих позиций логика мифа предстает не как логика дискурсивного мышления, а как «логика алогии», не признающая принципов последовательности, непротиворечивости, различения истины и заблуждения и т.д. (В мифе противоречия не нуждаются в разрешении, выход из дилеммы есть синтез). Это логика чудесного, которое укоренено в культуре не менее, чем действительное. Миф – это структура, выдающая себя за аморфность. Она обнаруживается через имагинативный анализ его фабулы («история» мифа), образов («динамика» мифа) и смыслов («диалектика» мифа). Отсюда авторская концепция «диалектической логики», акцентирующаяся на вскрытии структур «постоянства-в-измен-чивости» (природа) и «изменчивости-в-постоянстве» (культура) и их отношениях между собой. Г. формулирует основные законы – энигмы такой логики: закон осуществленного противоречия, закон сложности простоты, закон «оксюморона» (контраста), закон диалектико-синтетического взаимоотношения, закон транссубъективной реальности смыслообраза, закон единства-в-многообразии, закон метаморфозы, закон амбивалентности. Верховный закон – закон господствующей силы, изменчивости в постоянстве (энигма культуры вообще), вводящий представление об имагинативном Абсолюте. Новые прочтения (интерпретации) в культуре проявляют и дополняют заложенную в ней (прежде всего в мифе) структуру и оказываются метафорами ее предшествующего этапа. В своих анализах мифа и его роли в культуре Г. оказывается созвучным многим идеям Леви-Стросса, Ваш-ляра, Лосева и др. центральных фигур философии 20 в. Г. утверждал, что все его сочинения суть только отдельные моменты мифа его жизни.

(1723-1789) – французский философ, один из основателей школы французского материализма и атеизма, выдающийся представитель французского Просвещения, идеолог революционной французской буржуазии 18 в. По происхождению немецкий барон. Основные сочинения: «Система природы, или О законах мира физического и мира духовного» (1770), «Разоблаченное христианство» (1761), «Карманное богословие» (1768), «Здравый смысл» (1772) и др. Г. разработал философскую картину Вселенной как единого целого, где все находится во взаимосвязи друг с другом. Утверждал первичность, несотворимость и неуничтожимость материи, природы, существующей неза-висимо от человеческого сознания, бесконечной во времени и пространстве. Г. предпринял попытку соединить естественнонаучные представления о свойствах и структурной организации материи с гносеологическим подходом к ее определению. Так, по Г., материя есть все то, что воздействует каким-нибудь образом на наши чувства («Система природы»). Движение Г. определял как способ существования материи, необходимо вытекающий из ее сущности. Концепция всеобщей взаимосвязи и причинной обусловленности тел в бесконечной Вселенной, разработанная Г., была одним из философских источников лапласовского детерминизма и космогонической гипотезы Лапласа об эволюции туманности и становлении Солнечной системы. В понимании человека Г. стоял на позициях эволюционизма, считал, что человек – продукт самодеятельности природы, ступень в ее развитии, полностью подчиняющаяся объективным законам природы. Сущность человека, по Г., проявляется в его стремлении к самосохранению, к личному благу и удовлетворению своих жизненных потребностей. Г., как и Гельвеции, попытался перенести принцип материалистически понятого сенсуализма на объяснение общественной жизни. Отстаивал учение о ведущей роли потребностей и интересов в социальном развитии, о формирующей роли среды по отношению к личности с ее потребностями. Г. был сторонником договорной теории происхождения общественных институтов, в том числе государства. Мерилом свободы членов общества Г. считал благо общества в целом. Выступал с резкой критикой феодальных устоев. В теории познания Г. придерживался принципа материалистического сенсуализма, был непримиримым противником агностицизма и учения о врожденных идеях. Саркастически остроумно Г. выступал с критикой религии и церкви. Г., наряду с Гельвецией, сыграл большую роль в духовной подготовке Великой французской революции 18 в.

(1913-1970) – французский социолог и философ, основоположник генетического структурализма. Был руководителем Центра национальных научных исследований в парижской Высшей практической школе, Центра социологии литературы при брюссельском Свободном университете. Основные работы: «Человеческая общность и универсум по Канту» (1945); «Гуманитарные науки и философия» (1952); «Скрытый Бог» (1955); «Диалектические исследования» (1959); «О социологии романа» (1964); «Ментальные структуры и культурное творчество» (1970); «Марксизм и гуманитарные науки» (1970); «Культурное творчество в современном обществе» (1971); «Лукач и Хайдеггер» (незакончена, изд. в 1973) и др. Своими учителями считал Канта, Маркса, Лукача, Фрейда. Сотрудничал с Пиаже. Высоко ценил и использовал при разработке своей концепции работы Адорно, Маркузе, Хайдеггера, Сартра, Леви-Строса, Р.Барта, Фуко. Одним их своих отдаленных предшественников считал Паскаля. Ставил перед собой задачу социологического синтеза на основе диалектической (марксистской) коррекции структурализма с целью создания методологии, позволяющей одновременно анализировать и структуру, и генезис социальных явлений. Отсюда название его концепции – генетический структурализм, который он считал глобальной и комплексной социальной теорией. Фактически же он создал и универсальную теорию культуры. Одним из первых Г. обнаружил исчерпанность структуралистских подходов к исследованию социума и культуры. Определял структурализм как теорию «формальных трансисторических структур», комбинаторику средств без интереса к целям и ценностям, к человеку как субъекту. (При этом Г. был склонен к расширению понятия структурализма, включая в него и всю феноменологическую философию, начиная с Гуссерля). Предложил понимание структуры как взаимосвязанных частей единого ансамбля человеческого поведения («значимая динамическая структура») и сместил интерес от текста к контексту (социализации), что позволяет выявить значимость произведений культуры («фактов слова», а не продуктов языка) в социальных процессах. Г. выделял при этом три этапа формирования генетического структурализма: 1) этап Гегеля – Маркса; 2) этап Фрейда; 3) этап собственного творчества. Заслугу Фрейда видел в том, что он вернул принцип рассмотрения явления в контексте более широкой («глобальной») структуры, утраченный в методологии после Маркса. Критике же подвергалась фрейдовская абсолютизация динамики индивидуальной психики, отсутствие у него «коллективного субъекта» культуры. Г. считал, что поставленная задача принципиально неразрешима средствами психологии и психоанализа, естественнонаучными методами исследования. Отрицая наличие коллективного подсознательного, рассматривал культуру как адаптационный механизм, дающий «значимую согласованность» сознаний через включение в процессы творчества, что недостижимо в повседневной жизни и на уровне индивидуальной адаптации. Сознание трансиндивидуально, подсознание индивидуально, но привносится людьми в любую «согласованную глобальную структуру», задавая ей «либидозную сверхдетерминацию» (либо деформируя ее). В психоанализе нет будущего, он обращен в прошлое (детство), что возможно преодолеть только с позиций диалектического марксизма. За сходные недостатки Г. подвергнуты критике идеи Франкфуртской школы и экзистенциализма, которые рассматривались им как иноверсии марксизма (отсюда интерес к сопоставлению взглядов Хайдеггера и Лукача). Подлинную же философию диалектического марксизма создал, согласно Г., Лукач (у Маркса она не была эксплицитно выражена). Собственно же генетический структурализм есть рефлексивная диалектическая социология гуманитарного факта («фактов слова» как философских, литературных и т.д. произведений, взятых в социокультурных контекстах). Гуманитарные факты одновременно понимаются и объясняются. В связи с этим Г. предложил свою концепцию понимания и его соотношения с объяснителными процедурами. Понимание – строго интеллектуальный процесс (оно рационально-логично). Его суть – в описании сущностных связей, конституирующих структуру, и выявлении внутренней согласованности текстов. Объяснение же есть поиск индивидуального или коллективного субъекта, по отношении к которому ментальная структура, управляющая произведением, имеет функциональный, и, следовательно, значимый характер. Объяснение – суть понимание структур более широких, чем исследуемая частная структура. Объяснить – значит включить понимающее описание факта в охватывающую его значимую динамическую структуру. Понимание структуры, в свою очередь, есть объяснение составляющих ее более мелких структур. Следовательно, понимание и объяснение – сопровождающие друг друга процессы. Схватывание этого и делает структурализм диалектическим. Ментальные же структуры вырабатываются группой, коллективным «мы», т.е. трансиндивидуальным субъектом. Они лишь реифици-руются во множество индивидов и по-разному проявляются в «реальном» и в «возможном» сознаниях. Категория «возможное сознание», считает Г., была введена Паскалем и в имплицитном виде есть в «Святом семействе» Маркса и Энгельса, в котором пролетарское сознание понимается не как то, что реально думают пролетарии. Возможное сознание задает предельные границы промысливания социальной реальности, которые социальная группа не может преодолеть без трансформации социума. Приближение сознания к этим границам – задача генетического структурализма. В культуре к ним максимально приближаются творцы великих произведений. В зависимости от выраженности в их деятельности творческого начала Г. разбивает все социальные группы на три типа: 1) группы, имеющие целью улучшение собственного положения в данной значимой структуре («социальной тотальности» в целом) и вырабатывающие «идеологическое» коллективное сознание; 2) «привилегированные» творческие группы, ориентированные на реорганизацию разных уровней «тотальности» и вырабатывающие «видение мира» (на основе определенных идеалов); 3) «новые творческие группы» (элиты), имеющие целью выработку новых «глобальных человеческих видений» мира. «Видение мира» (категория введена немецкими романтиками, использовалась в неокантианстве) заключается в придании значимой (осмысленной) и согласованной (гармоничной), т.е. «когерентной» структуры поведению, чувствам и мыслям действующих субъектов, обеспечивающей максимально-достижимое в данных условиях приближение к возможному сознанию. Наиболее полно эта задача реализуема в искусстве и литературе. Г. в связи с социологическим анализом последних выдвинул гипотезу гомологии структур экономики и произведений духовной культуры, а также гипотезу «конвергетного действия» четырех факторов гомологии (наиболее уязвимые для критики положения генетического структурализма). С другой стороны, она может быть реализована только «значимыми сообществами», ориентированными на гуманистические ценности свободы личности. Г. различает «свободу от» (индивидуальная свобода) ограничений и «свободу для» (коллективная свобода) – создание предпосылок для обеспечения «свободы от». Прогресс обеспечивается прежде всего развитием коллективной свободы, так как индивидуальная свобода связана с определенными культурно-историческими условиями европейской цивилизации. Г. считает, что индустриальное общество подавляет индивидуальную свободу. Он разделяет тезис Рисмена о совершаемом переходе от общества, регулируемого изнутри, к обществу, регулируемому извне. В этой связи Г. предлагает утопию «усовершенствованного» («гуманизированного») социализма как возрождения утраченного «подлинного» (аутентичного) взаимоотношения людей с миром вещей и друг и с другом. Взгляды Г. получили широкое распространение среди социологов культуры, особенно социологов литературы. Свои версии генетического структурализма предложили Ж. Ленхардт, М. Зерафф, Р. Эскарпи.

(греч. homois – подобный, одинаковый и stasis – неподвижный, состояние) – свойство биологических систем сохранять относительную динамическую устойчивость параметров состава и функций. Основой данной способности выступает умение биосистем противостоять возмущениям со стороны внешней среды за счет автономности и стабильности их внутренней организации. Явления Г. универсальны для всех типов биообъектов. В биологии идея о существовании постоянства внутренней среды организма (французский ученый К. Бернар, вторая половина 19 в.) предшествовала появлению термина Г. (американский биолог У. Кен-нон, 1929). Наиболее интенсивную разработку термин Г. получил в результате применения кибернетического подхода к изучению сложных многоуровневых биосистем (организм, популяция, биоценоз и др.). Изучение биообъектов с обратной связью позволило выявить многообразные механизмы, которые обеспечивают их устойчивость. Физиологический Г., например, достигается с помощью физиологических регуяятор-ных систем: желез внутренней и внешней секреции, симпатической нервной системы, центральной нервной системы и особенно коры головного мозга. Генетический (или популя-ционный) Г. обеспечивает постоянство и целостность геноти-пической структуры популяции в постоянно меняющихся сре-довых условиях через поддержание гетерозиготности, поли-морфоза, регуляции темпа и направленности мутаций. В середине 20 в. термин Г. обнаружил дополнительный общенаучный потенциал. Начиная с работы английского биолога У.Р. Эшби, происходил активный перенос термина Г. из биологии в различные научные и технические дисциплины. Это было связано с потребностями моделирования сложных объектов различной природы: социальных, экономических, культурных и т.д. Важные теоретические и практические результаты выявились при изучении т. наз. «рефлексивных» объектов, к которым прежде всего относятся социальные системы. Проблема оптимизации выбора экологических, экономических, политических и др. решений, определение степени их целесообразности связаны со способностью этих систем к прогнозированию результатов их функционирования. В последнее десятилетие термин Г. особенно широко используется в экологических дисциплинах в связи с переходом к исследованию современного состояния экосистем различной степени сложности, вплоть до биосферы. Проблема сохранения и поддержания тонкого баланса гомеостатических механизмов актуализируется ее катастрофическим состоянием в конце 20 в.

(1886-1943) – российский философ и поэт. Окончил духовное училище, черниговскую семинарию и Духовную академию Троице-Сергиевой лавры. По окончании академии отказался от престижных духовных постов в Петербурге и «ушел в мир». В течении года занимался в Московском университете. Затем переехал в Одессу, где преподавал в духовной семинарии и гимназии. Увлекся идеями философии русского космизма; в особенности – «философией общего дела» Федорова. В 1913 опубликовал ряд статей в московском журнале «Новое вино» и принял участие в составлении сборника «Вселенское дело», посвященного памяти Федорова. В 1915 опубликовал статьи по проблеме синтеза искусства («Германизм и музыка» и др. ). В 1918 познакомился с подвижником «философии общего дела» Н.А. Сетницким, ставшим его соавтором и другом. В первой половине 20-х жил и работал в Москве. Публиковал статьи о научной организации труда в еженедельнике «Октябрь мысли». Увлекался психоаналитическими идеями Фрейда и активно осваивал их. Особенное внимание уделял адаптации и развитию учения Фрейда об Эросе как «влечении к жизни», противостоящим силам деструкции и смерти. В 1924 опубликовал работу «Огромный очерк», посвященную идеям преобразовательной, регулятивной эротики, управления эротической энергией и использования ее для регуляции психики, преображения тела и высшей нервной деятельности. Считал, что в глубинах Эроса таится жажда «космического расширения существа». В контексте философии русского космизма и учения Федорова изучал проблемы «переустройства психики», «психологического переворота» и создания «новой психики». Высоко оценивая «огромные завоевания психоанализа», считал, что «философия общего дела» «естественно должна принять в свое русло одно из самых плодотворных научных движений нашего века – психоаналитическую школу Фрейда», ряд идей которой сопрягается или тождественен догадкам и утверждениям Федорова. В середине 20-х переслал в Харбин Н.А. Сетницкому несколько работ для публикации («Рай на земле. К идеологии творчества Ф.М. Достоевского и Н.Ф. Федорова», «Перед лицом смерти: Л.Н. Толстой и Н.Ф. Федоров» и др.). В 1928 (под псевдонимом А. Остромиров) опубликовал биографический очерк «Н.Ф. Федоров и современность». В 1929 был арестован и в течении 8 лет находился в северной зоне ГУЛАГа. В 1937 отправлен в ссылку в г. Калугу. Во время ссылки продолжал разработку идей философии космизма и эротизма. Развивал свои представления о воскреситель-ной эротике и сверхприродном смысле любви. В 1943 репрессирован вторично. Погиб в ГУЛАГе. Автор книг «Огромный очерк» (1924), «Смертобожничество» (1926, совместное Н.А. Сетницким), «Организация мировоздействия» (1928) и др. работ и стихов.

(лат. hospitalis – гостеприимный; госпиталь – лечебное учреждение) – в буквальном смысле, совокупность психических и соматических расстройств, обусловленных длительным пребыванием человека в больничном стационаре в отрыве от близких людей и дома. Понятие Г. ввел в оборот австро-американский психоаналитик Р.Спитс в 1945, исследовавший его причины, проявления и последствия у младенцев и детей, долго находившихся в больницах. По Спитсу, Г. младенческого и детского возраста обусловливается преимущественно разлукой с матерью. К симптомам Г. Спите относил замедление психического и физического развития, отставание в овладении собственным телом и языком, пониженный уровень адаптации к окружению, ослабленную сопротивляемость инфекциям и т.д. Последствия Г. у младенцев и детей являются долговременными и зачастую необратимыми. В тяжелых случаях Г. приводит к смерти. Явления Г., по Спитсу, возникают в различных заведениях, где уход за детьми и их воспитание осуществляются при полном или частичном отсутствии матери и в условиях семьи, где матери не любят своих детей или не уделяют им должного внимания. Г. взрослых людей характеризуется социальной дезадаптацией, утратой интереса к труду и трудовых навыков, уменьшением и ухудшением контактов с окружающими, тенденцией к хронификации заболевания и др. проявлениями.

– основной институт политической системы, наделенный высшей законодательной властью, т.е. правом устанавливать и регламентировать социальные нормы и правила общественной жизни в пределах определенной территориальной целостности и использовать легитимные методы принуждения для их соблюдения по отношению ко всем членам общества. Г. является основным источником политической власти и использует ее от имени всего общества. Основное отличие Г. от других политических институтов заключается в том, что, обладая верховным правом на законодательную власть, оно подчиняет своим политическим интересам деятельность всех государственных политических учреждений и проводит через них свою политику. Деление власти на законодательную, исполнительную и судебную является основным принципом организации политической власти в большинстве современных демократических Г. Этот принцип, сформулированный Монтескье, был реализован в «Декларации прав человека и гражданина 1789»: «В любом обществе, где не гарантированы права личности и не определены принципы разделения властей, нет конституции» (статья 16). Каждая ветвь власти действует в строго определенном правовом поле, не допуская превышения полномочий и вторжения в сферу деятельности другой. При этом, каждая ветвь государственной власти обладает самостоятельностью и не допускает какого бы то ни было прямого или косвенного вмешательства со стороны высокопоставленных государственных чиновников. Правительство является важнейшим элементом государственной системы власти и обладает полнотой исполнительной власти. Оно выступает от имени Г., а его решения обязательны для исполнения всеми государственными политическими институтами, учреждениями и людьми. Однако власть правительства далеко не безгранична, оно несет ответственность за свою деятельность перед главой исполнительной власти (Президент или Премьер-Министр), который в свою очередь действует на основании Конституции и законов, принятых к исполнению высшим органом законодательной власти (Парламент, Национальная Ассамблея или Дума). Другим важным элементом Г. является административная система, в которую входят различные организации (министерства, ведомства, госкомитеты, государственные учреждения и др.), а также государственные организации, обладающие относительной независимостью: государственные предприятия, центральные банки, органы контроля, главной задачей которых является управление экономической, социальной и культурной сферами деятельности. Возрастание роли управленческих структур характерно в настоящее время для различных типов Г., а отношения, которые складываются между их руководителями и правительством или обществом, чрезвычайно важны для понимания роли Г. Руководители управленческих структур играют важную роль в политическом процессе, их мнение по ряду социально-экономических и политических проблем едва ли может быть проигнорировано правительством. Для сохранения государственного строя, поддержания общественного порядка, защиты прав граждан, разрешения трудовых споров, охраны внешних границ и т.д. Г. необходимы соответствующие органы: армия, полиция, службы государственной безопасности и разведки, а так же органы правосудия: суды, прокуратура и юстиция. Не случайно в различных теориях основным проявлением государственной власти является право принятия законов и использование легитимного принуждения как средства для их соблюдения. Г. незримо присутствует повсюду, а его влияние на гражданскую жизнь общества проявляется в различных формах. Г. может разрешать (индивидуальное строительство, застройку территории, охоту и т.д.), регламентировать обязанности (учреждая правила дорожного движения, хранения и использования оружия), запрещать деятельность (экстремистских, фашистских и иных организаций, преследующих цели разжигания национальной розни, распространение наркотиков, порнографии и т.д.), выступать арбитром последней инстанции при разрешении различных споров вплоть до права на помилование, наконец, наказывать (за несоблюдение правил общественного движения штрафом или же заключением в тюрьму – за различные виды уголовных преступлений). Важнейшим элементом Г. являются местные органы государственной власти, функции и полномочия которых варьируются в различных социальных системах. В современных Г. местные органы власти не просто реализуют государственную политику на местах, а обладают известной самостоятельностью в решении социально-политических проблем, формируют местные бюджеты, принимают решения о благоустройстве территорий, занимаются проблемами образования, переобучения и трудоустройства населения, финансируют развитие социальной и культурной сферы, оказывают различные виды социальной помощи и т.д. Итак, правительство, органы государственного управления, правоохранительные и судебные учреждения, армия, местные органы власти, депутаты различных уровней в совокупности представляют Г. Взаимоотношения между ними в системе политической власти определяют форму государственной системы. Эти государственные структуры являются носителями государственной власти, через их деятельность президенты, премьер-министры, высшие государственные должностные лица, судьи, руководители местных органов власти и др. осуществляют политическую власть. Система государственной власти не является синонимом политической системы. Политическая система включает в себя различные учреждения, политические партии, общественные и религиозные организации, профсоюзы, группы давления и т.д., которые играют важную роль в политическом процессе и влияют на функционирование государственной системы. Многие из этих учреждений формально не являются политическими, например, Церковь, средства массовой информации. Между тем, возглавляющие эти учреждения лица обладают достаточной степени властью, чтобы оказывать влияние на политическую власть. Традиционно важнейшими функциями Г. власти являются функции охраны общественно-политического строя, поддержания правопорядка, соблюдения законов. Однако в настоящее время в индустриально развитых странах функции Г. существенно увеличились в связи с возрастанием его роли в экономике и в социальной сфере. Увеличение государственных функций связано со стремлением обеспечить стабильное развитие экономики и избежать социальных конфликтов, способных дестабилизировать социально-экономическую систему (рост безработицы, увеличение государственных расходов, инфляционные процессы и т.д.). Г. активно действует в с социальной сфере, финансируют образование, здравоохранение, науку и культуру, проводит политику по сокращению уровня безработицы, оказывает помощь малообеспеченным слоям населения, определяет характер взаимоотношений между работодателями и наемными работниками и т.д. Вмешательство Г. в экономику может быть как прямым, например, – в качестве разработчика стратегических целей развития, контролирующего их осуществление, так и косвенным, в качестве координатора, определяющего основные направления развития, но оставляющего за частными предприятиями право самим разрабатывать стратегию экономического развития и методы для ее реализации. Г. непосредственно влияет на развитие экономики путем определения налогов, контроля финансовой сферы и введения таможенных пошлин. Такое вмешательство Г. в экономику позволяет не допустить высоких темпов инфляции, избежать дефицита бюджета и отрицательного сальдо торговли с другими странами. Успешное выполнение этих задач позволяет Г обеспечить стабильное развитие экономики и общества и эффективно решать социальные проблемы. Г. появилось из определенного типа общества и, поднявшись над ним как самостоятельная сила, отразило в себе стремление людей к созданию такого органа публичной власти, который ограничил бы единоличную власть вождя и способствовал бы примирению интересов всех слоев общества. С разложением родового строя для охраны прав собственности, регулирования взаимоотношений между людьми и защиты от внешних врагов потребовалось создать такой орган, который с добровольного согласия всех вершил правосудие и защищал права каждого человека. Такой силой стало Г. Поскольку Г. является продуктом исторического развития общества, то на нем, естественно, лежит отпечаток характерных национальных и культурных черт народа, его традиций, обычаев и гражданских норм, отражающихся в морали, праве, политических взглядах. «Государство является таким, каким мы его заслуживаем» (Бурдье). В зависимости от механизма обретения власти ее субъектом, выделяют такие типы государственного правления как монархия и республика, основанные – соответственно – на механизме наследования власти и механизме легитимных избирательных процедур. В зависимости от способа решения национального вопроса выделяют такие формы государственного устройства как унитарную и федеративную (конфедеративную). По критерию политического режима Г. могут быть либо демократическими, либо авторитарными. При демократической форме политического устройства формирование органов государственной власти происходит на основе всеобщего избирательного права. Участие граждан в политической жизни может быть прямым, например, участие в референдуме, когда государственное решение принимается с учетом мнения граждан страны, или косвенным – выборы Президента, представителей в высшие и местные органы власти. Демократическое Г. обеспечивает реальное равенство граждан перед законом, которые несут ответственность за свои действия не зависимо от социального положения. Граждане пользуются полнотой гражданских прав и свобод, которые конституционно закреплены и гарантированы Г.. Важнейшими из них являются право на свободное выражение политических взглядов, право на объединение в политические партии, право выбора места жительства, свобода слова, печати и вероисповедания и. т.д. Основным принципом осуществления власти является разделение властей, который препятствует злоупотреблениями властью одной из них. В авторитарном Г., несмотря на формальное признание за индивидом гражданских прав и свобод, они по существу не соблюдаются и ущемляются Г., которое не обеспечивает реального равенства людей перед законом. Вся система государственной власти находится под контролем политической партии или главы Г., деятельность которых выведена за рамки права. Сконцентрированная в их руках государственная власть настолько велика, что все государственные структуры действуют в соответствии с принимаемыми ими решениями, даже если эти решения противоречат логике права. Авторитарное Г. подавляет инакомыслие, свободу слова, печати, ограничивает права личности на выбор места жительства, преследует за политические убеждения, запрещает деятельность оппозиционных партий и т.д. В 20 в. появляются новые формы авторитарной власти, такие как фашизм и тоталитаризм. Впервые феномен тоталитарной власти был исследован X. Арендт в ее фундаментальном труде «Происхождение тоталитаризма». Основное отличие авторитарного Г. от тоталитарного заключается в том, что первое существенно ограничивает свободу личности, тогда как последнее не допускает ее вообще. Арендт полагает, что тоталитарными явились нацистский режим в Германии и Советский Союз эпохи сталинизма. В последнее время понятие тоталитаризм широко используется по отношению к бывшим коммунистическим режимам, существовавших в странах Восточной Европы, а посттоталитаризм – к Г., в которых эти режимы существовали раньше. (См. также: Политика, Право).

B.C. Тарасов

(1920-1980) – американский социолог неомарксистской ориентации. Представитель «радикальной социологии», предложил ее крайний вариант – «альтернативную социологию». Основные работы: «Надвигающийся кризис западной социологии» (1970); «Диалектика идеологии и технологии» (1976); «Будущее интеллигенции и становление нового класса» (1979); «Два марксизма» (1980) и др. В 1950-е являлся сторонником структурно-функционального анализа, занимается исследованием бюрократических организаций. Испытал влияние идеологов Франкфуртской школы, которое пытался преодолеть, в том числе опираясь на идеи Миллса. В 60-е выступил с тотальной критикой всей западной социологии, особенно Парсон-са. Исходил из того, что вся официальная социология акцентирует свою манипулятивную функцию и состоит на службе у правящих властей, обслуживая обезличенные бюрократические структуры, стремящиеся к искусственному поддержанию равновесия в обществе, что блокирует любые импульсы к изменению. Между тем общество переживает воздействие достижений «третьей революции». По Г., Новое время определялось влиянием результатов «дуалистической революции» – ростом промышленности (индустриальная революция) и переустройством политической жизни (вызванным Французской революцией). Параллельно развертывалась «третья революция» – коммуникативная, начало которой было положено книгопечатанием. Однако долгое время она находилась в тени политических и индустриальных изменений, как бы была средством их осуществления. Отсюда ее определение как «невидимой революции». В настоящее же время возникновение «mass media» и массовое производство недорогих «продуктов культуры» вызвали качественные сдвиги во всех областях социокультурной жизни, особенно революционизируя политическую систему, подталкивая ее к реализации идеалов «прямой демократии» и породив «индустрию сознания», вызвавшую «символический взрыв». Суть «третьей революции» – изменения в видении. В связи с описанием этого процесса Г. пересматривает содержание введенного Миллсом понятия «аппарат культуры» (организации и учреждения науки и искусства и средства, делающие доступными для групп н общества их продукты). Г. разделяет функции создания и «доставки» публике культурных ценностей и благ. Он считает, что под воздействием «аппарата культуры» остается лишь функция производства, и он сам все больше изолируется от общества, замыкаясь в университетских, академических и т.д., институциализированных кругах, не имея собственных мощных средств коммуникативного воздействия. Творцы культуры (как носители критического разума) все больше мар-гинализируются, становятся политически бессильными. Функция же «доставки» монополизируется «mass media» (индустрией сознания в целом), а соответственно и стоящими за ними «технократами», тесно связанными с политическими кругами и государственным аппаратом. Именно технократы легитимизируют господство последних, с одной стороны, и организуют манипулирование массой, «поставляя ей надежду», с другой. Этим целям служит и подконтрольная официальная социология, однако, согласно Г., это лишь внешние проявления кризиса западной культуры и науки. Глубинное основание – заложенная в них «модель непрямого правления» буржуазии, которая постепенно передала ряд своих функций (прежде всего по производству сознания) исполнителям, бюрократии, ставя себя во все большую зависимость от них. Сама же бюрократия претерпевает параллельную эволюцию от «наказательно-централизован-ной» (основанной на подчинении иерархии, страхе наказания как основе контроля и не имеющей стимулов к собственной автономной активности) к «представительной» (основанной на принципах профессионализма, ответственности перед делом, а не вышестоящим, корпоративном сотрудничестве и т.д. и почувствовавшей свою автономную силу). Она стала воплощением «технического разума», технической рациональности, эффективной, но и опасной. Технократия сумела потеснить правящие элиты, ориентировать социум на настоящее, а не на будущее, положив конец трансцендентальным надеждам (эре героизма и юношеского энтузиазма). Но она же претендует на монополию производства «видения мира», «обещает одновременно и слишком много, и слишком мало», деморализует активность людей «фактологической прозаичностью» («рисует Бога серым»), т.е. по сути «умерщвляет культуру». Ей может противостоять социогуманитарная интеллигенция как новый класс, обладающий культурным капиталом и культурой критического дискурса. Средством завоевания господствующих позиций для нового класса должна явиться «альтернативная социология» дающая тотальную критику западного общества и занимающаяся поиском путей преодоления его кризиса с помощью «критической рефлексии» (отсюда иное название социологии Г. – «рефлексивная социология»). Позиция социолога в этой связи может быть охарактеризована как антисциентистская, основанная на принципах «участия» в общественной жизни и «вовлеченности» в реализацию собственных проектов.

(1922-1982) – американский социолог и психолог. Представитель символического интеракционизма, создал свою версию последнего – драматургическую социологию. Ученик Дж.Г. Мида. Известен прежде всего своей первой работой «Я и маски» (1959), созданной на основе развернутого исследования поведения больных шизофренией, а также работами «Стигма» и «Приюты» («Тотальные институты»). Социальное взаимодействие трактовал не как складывающееся в интерпретационном по своей природе диалоге-игре (подход Блумера), а как задаваемое образом театральной постановки с заранее заданными функциональными позициями, хотя и постоянно переинтерпретируемыми в ходе взаимодействия. Центральное понятие концепции – «Я сам», как «маска», как представленный образ роли, т.е. человек берется в отвлечении от его «телесности», он здесь лишь предлог для предстоящего по «сценарию». Изначально он актер, уже предзаданный «профессионально», но еще относительно непредсказуемый, «недооформленный» в реальном ролевом взаимодействии. Границы того, что и кого можно представить, задает «сцена» с имеющимся на ней «реквизитом». Результат постановки зависит прежде всего от характера «постановки» (сценария, режиссеров и т.д.), с одной стороны, и поддержки (или неподдержки) действа «публикой». Публике в структурировании социального взаимодействия Г. отводятся доминирующие позиции в «драме», без нее нет театра. Причем актер может «представлять» как совместно с другими (чаще всего), так и сам по себе. Более того, он может стать публикой сам для себя, когда «я» разговаривает со «мной» или с «обобщенным другим». Его «игра» – это скорее сопротивление себе, чем публике. Каждый из элементов подготовки наделен той или иной мерой власти и ролевым образом дистанционно определен в пространстве взаимодействия. Социальная (ролевая) дистанция у Г. – это различение своих ролей и себя самого, что позволяет отделить ролевую и личностную ипостаси и бесконфликтно дискриминировать одну из них. В противном случае возможны два равно нежелательных исхода: или человек запутывается в хитросплетениях жизни, теряя представление об ориента-циях и границах, или попадает в категорию психически больных. И, наоборот, чем сильнее способность актера смотреть на себя и свое выступление, умение дистанцироваться от себя самого и занимать, следовательно, рефлексивную позицию, тем выше его социальная компетентность. Отсюда еще два понятия концепции Г.: «честный актер», т.е. не осознающий, что он представляет, и идентифицирующий себя с ролью; «циничный актер», который неидентичен роли и хорошо это осознает. «Честный» при этом не обязательно «хороший», а «циничный» – «плохой», эти понятия вводятся для описания рефлексивно-дистанционных отношений, а не для характеристики морально-нравственной стороны социального взаимодействия. Эти характеристики и параметры театральной постановки рассматриваются Г. как вневременные (константные), что не исключает их специфически культурной окраски и мастерства актеров, развертывающих «пер-форманс» (представление) жизни. Таким образом реализуется главная установка драматургической социологии – «изучать не столько людей и мгновения их жизни, сколько мгновения жизни и людей в них».

В.Л. Абушенсо

– понятие ряда гуманитарных дисциплин, содержание которого охватывает целостную совокупность неполитических и неполитизированных духовных и экономических отношений в обществе. Г.О. – область спонтанной самореализации людей (либо в ипостаси свободных индивидов, либо в виде добровольных их объединений в качестве граждан), защищенная соответствующими правовыми нормами от любых проявлений произвольной односторонней регламентации их деятельности со стороны государства и его органов. По-видимому, впервые на европейских языках термин Г.О. был употреблен в 16 веке в одном из французских комментариев к «Политике» Аристотеля. Появление понятия Г.О. практически синхронно формированию основанир! европейской политической науки обусловило его смысловую многовариантность: термин Г.О. – продукт интеллектуальных усилий (зачастую противоречивых) главных фигур западной политической традиции. Постулированное Августином Блаженным противоположение «града божьего» и «града земного» (двух видов человеческой общности) являло собой отражение идеи о существовании между людьми водораздела онтологически-мистического порядка. «Град земной» – следствие первородного греха – вместилище «граждан» «града божьего», удостоившихся избирательной милости Бога. Г.О. или «град дьявола» обречен на гибель в результате пришествия божьего града. Символизировавшее в рамках схоластики идею приятия даже несправедливого общественного устройства учение о Г.О. трансформировалось у Гоббса в принцип социального идеала – результата преодоления нечеловеческого первобытного «естественного состояния войны всех против всех». (Руссо, правда, настаивал на том, что переход от дикого состояния к цивилизации, от «естественного состояния» к государственному устройству – нельзя мыслить иначе, чем нисхождение). Гегель видел в эпохе торжества Г.О. такое положение вещей, при котором люди благодаря участию государства собственным трудом приносят пользу себе и другим. Маркс, не избежавший соблазна осуждения государства-паразита эпохи Наполеона III во Франции, трактовал Парижскую Коммуну как восстание пролетариата от имени Г.О. против бюрократической государственной машины. (На немецком языке Г.О. допустимо переводить и как «общество буржуазии» с акцентом именно на этой характеристике). 70-е 20 века реабилитировали понятие Г.О. в ряде значимых течений европейского интеллектуализма. Понятие Г.О., концептуально значимое и для либералов, и для ортодоксальных марксистов, по-прежнему активно используется противниками инициируемого современными политическими элитами Европы процесса перманентного нивелирования социальных различий в обществе.

(1891-1937) – итальянский философ, политолог, социолог, политический деятель. В 1911-1915 учился в Туринском университете, откуда ушел по болезни. Занялся журналистикой. Сотрудничал в изданиях социалистов: газете «Аванти!» (с 1915 – член редакции туринского издания) и еженедельнике «Гридо дель попо-ло». Испытал воздействие идей итальянского неогегельянства (Кроче и Джентиле), был сторонником идей «сардинизма» (освобождения острова Сардиния от гнета «пришельцев с континента»), увлекся марксистским социализмом. Г. ставил перед собой задачу «корректировки» марксизма, интерпретируемого им как «экономический детерминизм», с позиций культурной и исторической проблематики. С 1913 – в Итальянской социалистической партии (ИСП). Во время и после Первой мировой войны происходит радикализация его взглядов: вошел в «революционную фракцию непримиримых» (1917), стал одним из организаторов (совместно с П. Тольятти, У. Террачини и А. Тоской) нового еженедельника «Ор-дине нуово» (1919), был одним из идеологов движения фабрично-заводских советов как формы самоуправления рабочих (1919-1920). Неудача всеобщей забастовки в апреле 1920 в Турине послужила основанием для написания и направления доклада Национальному совету ИСП, в котором Г. дал принципиальную критику деятельности и общей линии руководства партии (опубликован под заглавием «За обновление социалистической партии»), а также сделал прогноз возможности диктатуры буржуазии в Италии. После раскола ИСП в 1921 вошел в ЦК образованной Коммунистической партии Италии (КПИ). Одновременно Г. был утвержден главным редактором «Ордине нуово» (который стал ежедневным органом КПИ). В 1922-1923 и в 1925 участвовал в работе Коминтерна в Москве. С 1923 – в Вене, где готовил издание газеты «Унита». В апреле 1924 избран в парламент, что позволило ему вернуться на родину. С августа 1924 – генеральный секретарь ЦК КПИ. В 1926 пишет работу «Некоторые аспекты южного вопроса», где выдвинул ряд идей, развиваемых им во всем последующем творчестве (идеи гегемонии, структуры господства, роли интеллигенции). В ноябре 1926 арестован. В 1929 осужден на 20 лет Особым трибуналом в Риме по обвинению в заговоре с целью свержения государственной власти, с 1929 по 1935 (пока позволяло здоровье) работает в тюрьме над своим основным трудом «Тюремные тетради». С 1933 по 1935 – в клинике, куда был помещен после очередного обострения болезней. В октябре 1934 получил условное освобождение. Последние годы жизни провел в клинике в Риме. В 1947 опубликованы его «Письма из тюрьмы», в 1948-1951 – «Тюремные тетради». В Италии вышло его 12-томное собрание сочинений (в 80-е было предпринято новое расширенное издание). Г. работал в круге идей марксизма, квалифицируя свою позицию как философию практики, преодолевающую крайности как экономического детерминизма (Бухарин), так и идеалистических трактовок практики (Кроче). Выступал против деления марксизма на философию (диалектический материализм) и социологию (исторический материализм), провозглашая тождество философии и истории. Философия, по Г., должна быть взята в ее конкретно-исторической обусловленности, историческое (сфера человеческих действий) приоритетно перед логическим. «Философия практики» – это абсолютный «историзм». В свою очередь, необходимо «абсолютное очеловечивание истории». Нет истории помимо человеческих действий, активного практического отношения человека к миру. Философия должна обеспечивать «катарсический синтез» (точнее – синтезы) – способствовать высвобождению человека из-под власти экономического базиса, осознанию им себя как деятеля, способного ставить и решать социальные задачи, меняя, тем самым, общественные отношения. Рассогласование базиса и надстройки, по Г., – постоянная тенденция исторического развития. Преодоление этого рассогласования – постоянная задача практического изменения мира. Базис при этом рассматривается Г. как «реальное прошлое», как условие настоящего и будущего, сложившееся в конкретной истории. Практическая деятельность является единственно «реальным познанием», проверяющим идеи на их (не) воспринимаемость социальными субъектами. Теория познания должна фокусироваться не столько на объективности действительности, сколько на отношении человека к действительности. Г. вводит понятие «человечески объективного» или «всеобще субъективного») и утверждает, что по мере развертывания практики наши субъективные знания становятся все более объективными, вскрывают всеобщие закономерности мира (во многом благодаря и критическому анализу сознания философией). Таким образом, объективное тождественно человечески объективному, которое, в свою очередь, тождественно исторически субъективному. Нет абсолютных идеальных форм, знания самого по себе. Любое знание несет в себе ограничения эпохи и культуры, в которых оно было продуцировано. Поэтому оправдание любой философии – в ее превращении («переворачивании») в норму практического поведения более или менее значительных групп людей. Отсюда одна из основных задач философии – исследование форм обыденного и массового сознания, их восприимчивости к новым идеям. Решая ее, марксизм пошел по пути упрощения своей сути: вместо преодоления идей немецкой классической философии, т.е. возвышения уровня философствования, воспринял ряд идей метафизического материализма, легче воспринимаемых обыденным сознанием. Это, по Г., сделало его непригодным для противостояния идеологиям образованных классов. Решить эту проблему, снять противоречия философии и обыденного сознания, высокой и низкой культуры, интеллигенции и народа, теории и практики (в конечном счете), может, согласно Г., только философия практики, ставящая своей целью конструктивную критику обыденного сознания с целью его возвышения, и противопоставление конструктивных (опять же) аргументов немарксистским видам философии. Отождествление теории и практики является, считает Г., критическим актом, в котором доказывается рациональность и необходимость практики или реалистичность и рациональность теории. В результате должна быть выработана «философия эпохи», способная воспроизводить себя через механизм веры в обыденном сознании. Основная задача по ее выработке принадлежит интеллигенции, осуществляющей не просто интеллектуальные действия, а руководящей и организующей с позиций конкретных классов и социальных групп, теоретическое и практическое отношение людей к миру, т.е. формирующей коллективную волю. Г. различает «органическую» (специально создаваемую для решения актуальной задачи) и «традиционную» («наследуемую» новой эпохой) интеллигенцию. Без органической интеллигенции невозможно обеспечение гегемонии социальных групп и классов в обществе. «Гегемония» – одно из центральных понятий социологии и политологии Г. Она включает в себя два уровня: горизонтальный, обеспечивающий союз под руководством доминантных группы или класса социальных сил, и вертикальный – занятие группой или классом господствующего положения в общественной жизни, возвышение их роли до общенационального, государственного уровня. Ступени гегемонии: 1) экономико-корпоративная; 2) осознания общности классовых интересов; 3) выхода интересов за рамки класса и превращения их в интересы других классов, т.е. полная гегемония. Экономика лишь создает почву для распространения определенного мышления, постановки и решения актуальных задач. Полная гегемония предполагает не только экономическое и политическое, но и интеллектуальное и моральное единство действующих субъектов на основе выработанной органической интеллигенцией философии и идеологии, оправдывающей (обосновывающей) историческую миссию доминирующего класса (группы). Полная гегемония предполагает осознание себя как субъекта общенационального процесса («субъективная ступень гегемонии»). Неполнота гегемонии класса или группы ведет к диктатуре как форме компенсации собственной ущербности, – это искушение «цезаризмом», одной из форм которого является фашизм. Учение о гегемонии тесно связано у Г. с его теорией власти и господства. Гегемония включает в себя две стороны: насилие (принуждение, подчинение) и согласие (убеждение, руководство), которые, взаимопроникая друг в друга, и конституируют феномен власти, реализующийся в господстве определенных социальных групп и классов. Господство выступает как производная от процессов, происходящих в политическом и гражданском обществах, и в стоящем за ними экономическом обществе. Политическое общество связано с государством, т.е. с принуждением. Гражданское – с общественными организациями, т.е. с принципами добровольности. Единство политического и гражданского обществ, устанавливаемое классом (группой), занявшим доминирующее положение (реализовавшим полную гегемонию), порождает «исторический блок» как конкретно-историческую целостность социокультурной жизни. (Понятие «исторический блок» используется Г. вместо понятия «общественно-экономическая формация»). Рассогласование исторического блока есть проявление кризиса сложившейся системы гегемонии. Достижение гегемонии предполагает «маневренную войну» как стратегию достижения господства в политическом обществе и «позиционную войну» как стратегию достижения доминантных позиций в гражданском обществе. Основная стратегия и гарант окончательного установления гегемонии – борьба за гражданское общество. Отсюда новая (расширенная) трактовка Г. современного государства («интегральное понятие государства») как синтеза политического и гражданского обществ (гегемония, предполагающая «этико-политическое» руководство, основанное на согласии, облекается в «броню принуждения»). Достижение государством данной ступени своего развития предполагает коренную «интеллектуально-моральную реформу» общества, т.е. преобразования в области культуры, воспитания, образования. Всякое отношение гегемонии – это, по необходимости, отношение педагогическое, отмечает Г. Отсюда его концепция «активной созидательной школы», ориентированная на организацию самообучения людей. Таким образом, Г. создал собственную оригинальную философскую концепцию, многие положения которой созвучны и предвосхищают, во многом, идеи неомарксизма и др. направлений философской мысли второй половины 20 в.

(1813-1855) – русский историк, философ, общественный деятель. В 1832-1835 учился на юридическом факультете Петербургского университета, получил степень магистра. В 1836-1839 – в Германии, в Берлинском университете слушал лекции Л. Ранке, Ф.К. Савиньи, К. Вердера, К. Риттера, Э. Ганса. Увлекся философией Гегеля, но воспринял прежде всего круг его идей по философии истории, которые критически переработал, обосновывая собственную систему взглядов. Г. входил в кружок Станкевича. В круг его общения входили также Чаадаев, Н.П. Огарев, Герцен. Стал известен своими публичными лекциями по истории, которые читал с 1843 по 1851. Являясь одним из идеологов западничества, Г. стремился занять компромиссную позицию в споре радикального и либерального направлений течения, но в 1846 все же произошел его идейный разрыв с Герценом. Незадолго до смерти был избран деканом историко-филологического факультета Московского университета. Специальных работ по философии не оставил. Интересовался, в основном, философией истории, основные положения которой изложил в теоретических введениях к читаемым курсам. При жизни печатался мало. В 1897 издано два тома его переписки, в 1905 – два тома сочинений (однотомник выходил ранее). Историческое развитие, считал Г., задано бесконечным разумом, «развертывание» которого позволяет выделять исторические ступени социокультурного развития, реализующие все более и более принципы свободы. При этом исторический процесс субстратен и телесен. Историю можно рассматривать как правильно (закономерно и целесообразно) развивающийся организм, причины изменения которого лежат в нем самом. Случившееся, по Г., должно было случиться по внутреннему логическому закону. Конкретика истории поставляет лишь необходимый материал для осмысления идеи истории в философии истории. Только сознающий себя внутренний дух обладает полным и ясным уразумением истории. Г. считал основателем подлинной философии истории Шеллинга, а раскрытие ее проблематики связывал с именем Гегеля. Критически переработанную концепцию последнего, Г. дополнил ее идеей «органической жизни истории» Гумбольдта. Считал, что 18 в. дал всем народам место в истории (сделал их историческими народами), что каждый из них идет в историческом процессе туда, куда ведет его провидение. Исторический процесс пытался трактовать как диалектику необходимости и свободы. Разделял идею «старых» и «молодых» народов. Утверждал, что в бесконечной преемственности истории постоянно происходит смена «лидеров», т.е. тех народов, которые, наследуя предшествующие достижения, способны внести новое начало в историческую жизнь. Восприятие «нового» является условием «удержания» «одряхлевших народов» в историческом процессе. Цель последнего – утверждение такого общества, которое будет сообразно требованиям свободной личности.

– комплекс философских курсов из г. Гродно 17-18 вв. различных преподавателей католических школ (А. Бандзевич, М. До-машевич, Ю. Мышковский, И. Стирпейко и др.). В них отразился переход от поздней схоластики к эклектической философии Нового времени, от преимущественно логических курсов к натурфилософии, физике, началам антропологии и т.п. Содержат анализ философских систем Декарта, Гассен-ди, Гоббса, Спинозы, Лейбница и др., а также теорий Ньютона, Коперника и Тихо Браге. Среди Г. ф. т. наиболее полное изложение новой философии и естествознания содержится в «Основах натуральной философии, или физике», написанных в 1787-1789 годах Домашевичем и близких по духу философии Вольфа и Лейбница. Здесь дан анализ перипатетической, томистской и скоттистской школ схоластики, которые рассматриваются Домашевичем как пройденный этап философии, что связывается автором со становлением естествознания. Современная ему философия характеризуется как философия разума (но одновременно Домашевич отстаивает и ряд сенсуали-стских идей). Бадзевичу принадлежит изданный в 1757 на основе курса лекций трактат «Философия аристотелевско-скотовская…», содержащий критику атомизма и картезианства, Мышковскому – «Философия разума» (1790), Стирпейко – «Лекции по экспериментальной физике» (1792). Г.Ф.Т. дают представление о преподавании философии в учебных заведениях Беларуси до нач. 19 в.

(1852-1899) – русский философ и психолог. В 1875 окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, после чего пробыл два года в Германии. С 1876 преподавал в Историко-филологическом институте в Нежине. Магистерская диссертация: «Психология чувствований в ее истории и главных основах», докторская – «К реформе логики» (1882). Первый этап творчества Г. носил ярко выраженный позитивистский характер. Начало второго («метафизического») этапа датируется переездом Г. в Одессу, где он занял кафедру философии в Новороссийском университете. В 1886 приглашен в Московский университет, где проработал до конца жизни. С именем Г. связано реформирование Московского психологического общества (в 1888 избран его председателем) и организация журнала «Вопросы философии и психологии» (в 1889), редактором которого он был до 1896 (с 1894 совместно с Лопатиным). Имел широкий круг знакомств, дружил с B.C. Соловьевым, Лопатиным, князьями Трубецкими, Кавелиным. Был близок с Толстым. Основные работы: «Отношение философии к науке и искусству» (1883); «К вопросу о свободе воли» (1884); «О научном значении пессимизма и оптимизма как мировоззрений» (1884); «Джордано Бруно и пантеизм» (1885); «О душе в связи с современными учениями о силе» (1886); «Жизненные задачи психологии» (1890); «Основания нравственного долга» (1892); «К вопросу о значении параллелизма в психологии (1894); «Основные моменты в развитии новой философии» (1894); «Устои нравственной деятельности» (1895); «Основания экспериментальной психологии» (1895); «Критика понятия прогресса» (1898); «Философия и ее общие задачи» (1904) и др. В первый период творчества находился в круге идей позитивизма с акцентом на органицизм Спенсера. Абсолютизировал научное знание как достоверное, опытным путем добытое. Отвергал любую метафизику как лжеучение и источник заблуждений разума. За философией признавал лишь функцию синтеза знания и средства его «очищения» от следов метафизики, трактовал ее как научную дисциплину. В психологии и теории познания исходил из принципа психофизиологического параллелизма. Чувствование (удовольствие и страдание) понимал как «субъективную оценку гармонии или дисгармонии между тратой веществ в организме и их накоплением в ходе взаимодействия с внешним миром». В психологии был под заметным влиянием идей Сеченова. Познание трактовал как совокупность «психических оборотов»: оно начинается с внешних впечатлений, «переходит» во внутренние психические движения, вызывает волевые стремления и заканчивается снова внешними движениями. Умственные процессы при этом – ассоциации чувственных образов, но не «механические», а «органические» (предполагают процессы интеграции – дифференциации образов). Этика Г. исходила из практической установки, требовавшей нахождения оптимального баланса между оптимизмом и пессимизмом как возможности увеличения счастья. Второй период творчества Г. отмечен отказом от установок и многих идей позитивизма, часто измененных на прямо противоположные (в частности, от отрицания свободы воли Г. пришел к ее признанию). Главное же в этот период для него – обоснование необходимости метафизики. Особенно велико в этот период на него было влияние философии Шопенгауэра. Тем не менее многие свои ранние идеи Г. сохранил и переосмыслил в своей новой философии, которую определял как «монодуализм». Это идеи прогресса, «психологической энергетики» (усиленной после знакомства с работами Оствальда), чувствования. Именно из переосмысливания пантеистических идей Бруно Г. и извлек новую для себя идею философии чувства именно как философии (метафизики, а не науки), основанной на анализе состояний познающего субъекта при помощи «априорного метода» и «метода субъективной индукции». Задача философии – перевод «чувства всемирной жизни» в понятия об истинно существующем. Философия Г. строится принципиально не как монистическая, а как допускающая признание нескольких исходных начал (минимум двух), но и не постулирующая их дуализм, а предполагающая их некоторое объединение на «нейтральной» основе. Отсюда – «монодуализм». Основная содержательная тема последнего – анализ «высшей вселенской мировой воли», в которой слиты воедино сущее и должное, т.е. силы. «Божественная мировая воля» задала акт творения, а в своем нравственном аспекте она есть мировая любовь. «Личная воля человека» предназначена усиливать пульс идеальной жизни в мире, содействовать торжеству разума. Соответственно Г. было переосмыслено и понятие прогресса, который стал пониматься как увеличение нравственной жизни во Вселенной в силу роста в нем сознания и самосознания. Ранняя смерть не позволила Г. полностью осуществить свою программу реформирования позитивистской философии.

(Grotius, de Groot) (1583-1645) – голландский гуманист, теоретик права, государственный деятель. В своем наиболее известном сочинении «О праве войны и мира» (1625) Г. исследует вопросы международного, гражданского, уголовного права, войны и мира, власти и государственного устройства. Решая вопрос о том, что такое право вообще, Г. анализирует правила, возникшие «путем установления», и правила, вытекающие из «самой природы», соответственно – «право волеустановленное» и «естественное право». Право вояеустановленное «изменяется во времени и различно в разных местах», его источником может быть либо воля Бога (право божественное), либо воля людей (право человеческое). Естественное право всегда «тождественно самому себе», оно существует независимо как от произвола людей, так и от воли Бога, хотя его предписания и не расходятся с божественной волей. Вера в Бога и в особые божественные законы (изложенные в Священном Писании) сочетается у Г. с уверенностью в том, что даже если бы Бога не было, то естественное право все равно бы существовало. Источник естественного права лежит в контролируемом разумом стремлении человека к общению. Эта особенность присуща человеку как существу «высшего порядка». Принципы естественного права отвечают коренным нуждам общежития людей. В основе стремления людей к общению Г. видит чувство самосохранения. Способом противостоять насилию и организовать мирные формы общения является создание людьми государства «не по божественному велению, а добровольно». «Государство… есть совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы». Единая и нераздельная, верховная власть выступает началом, приводящим в движение весь государственный механизм. Результатом общественного договора как акта сознательной деятельности людей может явиться не только отдельное государство, но так же и сообщество государств. Предполагая возможность такого сообщества, Г. уделяет особое внимание разработке норм международного права. Принципы права и гуманности должны регулировать отношения между народами даже в том случае, если проблема войны и мира не разрешима мирным путем. Г. выступал также против религиозных войн и отстаивал принципы религиозной и философской терпимости. Принципы естественного права (первые представления о котором содержатся в учениях софистов и стоиков), сформулированные Г., носили ярко выраженный антифеодальный характер, отвечая интересам буржуазии. Взгляды Г. оказали влияние на формирование философии права в целом и школы естественного права.

– одновременное лечение группы людей, основанное на использовании совокупности психоаналитических и психоаналитически ориентированных идей, методов анализа, методик и техник, направленных на избавление пациентов от психических травм и конфликтов, обусловивших возникновение их заболеваний и достижение соответствующего терапевтического эффекта. Систематическое использование Г.П. началось на рубеже и в течении 20-х 20 в. Первые серьезные попытки использования Г.П. предприняли психоаналитики: А. Адлер, Т. Барроу, Р. Дрейкурс, Э. Лазелл, Морено, К. Оберндорф, Л. Уэндер, П. Шильдер и многие др. Получивший значительное распространение и популярность термин «групповой анализ» (в значении – Г.П.) ввел в оборот в 1925 психоаналитик Барроу. По Э. Берну, в настоящее время преимущественно используются три вида Г.П.: 1. Психоаналитическая групповая терапия (наиболее распространенныи вид группового лечения, использующий идеи, принципы и приемы классического психоанализа); 2. Групповая аналитическая терапия (уделяющая особое внимание соотнесению всего происходящего в группе с состоянием всей группы и составляющих ее индивидов) и 3. Групповая терапия взаимодействия (форсирующая внимание на анализе взаимодействия между пациентами в целях оказания на них соответствующего влияния, в т.ч. посредством специальных игр).

(р. 1923) – американский философ науки немецкого происхождения. С 1938 – в США. Профессор университета г. Бентелем (с 1956). Преподавал проблемы релятивистской теории в Питтсбургском университете (с 1960, основатель и руководитель Центра по философии науки этого учебного заведения). Основные сочинения: «Геометрия, хронометрия и эмпиризм» (1962), «Философские проблемы пространства и времени» (1963), «Современная наука и парадоксы Зенона» (1968), «Основания психоанализа. Философская критика» (1984) и др. С точки зрения Г., философская теория пространства-времени должна основываться на гносеологической по сути проблеме статуса отношений пространственной и временной конгруэнтности. Разделяя позицию «геохронометрического конвенционализма» – тезиса о конвенциональном статусе отношений конгруэнтности и одновременности, Г. полагал (в противовес схеме Ньютона), что физическому пространству и времени не присуща внутренняя метрика. Г. предложил оригинальное теоретико-множественное решение апории Зенона о метрической протяженности для случая континуума пространства-времени. Неоднократно полемизировал с концепцией научного знания Поппера (статьи «Является ли фальсифицируемость краеугольным камнем научной рациональности? Карл Поппер против индуктивизма»; «Способна ли одна теория ответить на большее число вопросов, чем другая, соперничающая с ней?»; «Является ли законным метод ниспровергающих построений в науке?»; «Вспомогательные гипотезы ad hoc и фальсификационизм»). По мнению Г., воинствующий анти-индуктивизм Поппера неоправдан и малообъясним. Точку зрения, согласно которой преимущество более новой теории определимо по тому параметру, что она оказывается в состоянии ответить на большее число вопросов по сравнению с предыдущей, Г. считал ошибочной. По Г., заказ на всеобъемлющее и всестороннее объяснение реальности (либо ее фрагмента) неисполним ни для какой научной теории. Некоторые проблемы, принципиально непостижимые, например, в модели мирообъяснения Эйнштейна, находят свое разрешение в концепции Ньютона. (Вопрос «почему орбита планеты с ничтожно малой массой, находясь в солнечном гравитационном поле, имеет форму совершенно замкнутого вокруг Солнца эллипса», по мнению Г., имеет однозначный ответ у Ньютона и выглядит «основанным на ошибочной предпосылке» у Эйнштейна). Не соглашаясь с мнением Поппера о ненаучности психоанализа вследствие его принципиальной нефальси-фицируемости, Г. акцентировал свое внимание на политических, социальных и нравственных измерениях учения Фрейда. Г. полагал, что герменевтическая интерпретация психоанализа Хабермаса – Рикера – избыточно простой и далеко не лучший экзегетический миф. Трансляция в контекст оценок человековедческих дисциплин как подходов и методик естественных наук, с одной стороны, так и избыточных версий значимости интенциональности в действиях людей, с другой, – согласно Г., одинаково недопустимы. Контент-анализ учения Фрейда, осуществленный Г., продемонстрировал принципиальную фальсифицируемость психоанализа даже в стилистике требований Поппера. По Г., подтверждением этому могут выступать: наименования ряда «культовых» исследований Фрейда (статья «Сообщение о случае паранойи, несогласующемся с психоаналитической теорией» и лекция «Ревизия теории сна»); реконструкция документальной базы психоанализа – наличие в ее массиве набора достаточно «рискованных прогнозов»; присутствие в практике сторонников Фрейда самых разнообразных, но при этом эффективных психоаналитических техник; методологическая ипостась творчества Фрейда (работы «По поводу критики невроза страха» и «Конструкции в анализе») и т.д. Психоанализ, по мнению Г., безусловно, – наука, хотя «плохая» и даже «худшая». Подвергнув реконструкции и установив теоретическое ядро учения Фрейда, Г. пришел к выводу о том, что необходимым компонентом и посредником для достаточно адекватного видения пациентом неосознаваемых причин его невроза выступает применение психоаналитического метода вкупе с его соответствующей интерпретацией. Такое же видение каузально необходимо на протяжении всего течения психоанализа с целью излечения невроза. («Упреждающие представления должны кореллировать внутренней душевной реальности» – в этом и Фрейд, и Г. были солидарны). Одновременно ошибочные праксисы и оговорки пациента, с точки зрения Г., как правило, увязываются с тематикой его вытесненных желаний лишь вследствие явных или неявных установок психоаналитика. Цепочки же «свободных ассоциаций» раньше или позже встречают такие фрагменты психики, которые однозначно принадлежат сфере сознания (мысли пациента о жизни и смерти, например). Сама же клиническая практика и ее реальные результаты, по мнению Г., отнюдь не убеждают в том, что психоанализ занимает какое-либо исключительное положение в иерархии психотерапевтических методик.

(лат. humanitas – человечность) – мировоззрение антропоцентризма (характерного еще для мышления и социальной практики античности в версиях Цицерона, именовавшего «гуманистическим» состояние эстетически завершенной культурной и нравственной эволюции «подлинно человечного» индивида, и Гая Юлия Цезаря, осуществлявшего политику «милосердия»), перманентно подвергающегося осмыслению и рефлексии в канонах ценностных подходов Ренессанса и более поздних философских систем. (В узком смысле может трактоваться как определенное культурное движение Ренессанса). Термин «Г.» был введен в научно-просветительский оборот немецким педагогом Ф. Нит-хаммером в 1808. Постулирует высшую, самодостаточную и самоосознающую значимость человека; провозглашает вне-и античеловеческим все, что способствует его отчуждению и самоотчуждению; отвергает идею приоритета идей и истин «сверхчеловеческого» происхождения в ряду феноменов посюстороннего мира. Теоретики Г. в эпоху средневековья противостояли схоластам по вопросам содержания и направленности «чисто человеческого» образования, опираясь на авторитет мыслителей Древней Греции и Древнего Рима. К представителям данного течения эпохи Возрождения и Нового времени традиционно относят Данте, Петрарку, Бокаччо, Леонардо да Винчи, Балла, Эразма Роттердамского, Бруно, Бодена, Монтеня, Рабле, Ф. Бэкона, Мора, Агриколу, фон Гуттена, Цвингли и др. Церковная реформация в Западной Европе положила конец Г. (особенно в Германии) как особому направлению философствования и сопряженной интеллектуальной традиции. В дальнейшем усилиями представителей школы романтизма, а также таких самодостаточных философских фигур как Шиллер, Гете, Лессинг, Гердер – Г. был вновь легитимизирован в контексте реконструкции идеалов античного миропредставления. По Канту, человек может быть для другого человека только целью, но никогда не средством. Г., исповедуемый идеологами индустриализма и Просвещения, основывался на идее естественного прогресса общества в контексте линейных представлений о развитии и истории. Кризис этой разновидности Г., связанный с экономическими кризисами и античеловеческой общественной практикой большевизма и фашизма в 20 в., был в ряде случаев интерпретирован как крушение ценностей европейской цивилизации и культуры, да и самой Европы в целом (Ницше, Шпенглер, Фромм и др.). Вступление авангардных либеральных государств 20 в. в стадию развития, близкую канонам «постиндустриального», «информационного» общества, актуализировала проблему оптимизации функционирования человеческого фактора в социальной жизни. Г. приобрел прак-сеологический срез «очеловечивания» и сопряженной тематизации всей совокупности общекультурных, образовательных, просветительских и «социализаторских» стандартов (идеи и гипотезы «общечеловеческих ценностей», «человеческих качеств» и т.д.). Наряду с этим, в 20 в. идеология и теория прагматизма, центрируясь в конечном счете на идее многомерной (по целям, мотивам, потенциально достижимому объему и процедурам интерпретации) обусловленности нашего познания природой человека, также выступает как одна из версий философского (в данном случае – методологического) Г. В концепции экзистенциализма Сартра Г. трактуется как «обреченность человека на свободу». Люди, будучи заброшенными однажды в мир, всегда отвечают за все свои действия. Высокогуманистичную абсолютность свободы Сартр дополняет тотальностью ответственности. Г., по Сартру, – это интенция человека на уяснение, своеобычную декодиров-ку своего подлинного потенциала и, тем самым, воссоздание самого себя.

– направление современной психологии, все еще не являющееся строго организованной теоретической системой. Это движение возникло в 1950-х как теоретическая альтернатива двум ведущим интеллектуальным течениям в психологии – психоанализу и бихевиоризму. Г.П. выступает против построения психологии по образцу естественных наук и называет себя «психологией третьей силы». Принципы гуманистических этики и психологии близки феноменологии и глубоко связаны с экзистенциальной философией: 1) человек ответственен за свои поступки; 2) каждый признает право другого на самостоятельное творение собственной жизни, ценит его внутренний субъективный мир; 3) любые эмоции, в том числе негативные, составляют внутренний опыт индивида и должны восприниматься другими доброжелательно; 4) каждый человек живет только в настоящем моменте – «здесь-и-теперь», и именно этот момент существует для бытия. Поэтому в практическом плане основная тема Г.П. – использование индивидуального внутреннего опыта для изучения и изменения его личности. Позиции представителей Г.П. (Маслоу, Роджерс, Г. Олпорт, Фромм и др.) неоднородны. Тенденции к экзистенциализму и феноменологии сочетаются с антропологией и персонологическими теориями личности. За основную модель представлений о человеке принимается ответственный человек, свободно делающий выбор среди предоставленных возможностей. Человек всегда находится в процессе становления, т.е. он ответственен за реализацию как можно большего числа возможностей и живет полноценной жизнью, если выполняет это условие. Отказ от подобного становления и личностного роста является трагедией, предательством своей человеческой сущности. Вера в значительность личной, субъективной реальности и личностного смысла существования, – вот источники персональной ответственности за делаемый выбор. Гносеологические установки Г.П. следующие (Маслоу): 1) человека нужно изучать как единое, уникальное, организованное целое; 2) позитивный личностный рост и самосовершенствование раскрывает внутреннюю природу человека; 3) признание творчества, универсальной и неотъемлемой функции человека, основным объяснительным принципом гуманистической природы человека; 4) изучение психически здорового человека – условие понимания человеческой природы в его норме и патологии; 5) невозможность в изучении поведения человека полагаться на исследования поведения животных, поведение человека может быть понято только в свете влияний культуры, существующих в данный конкретный момент истории. Практическая привлекательность идей Г.П. – признающей личность как зрелую, уникальную и целостную систему, которая представляет самоактуализировавшегося человека не как обычного человека, которому что-то добавлено, а как обычного человека, у которого ничто не отнято – создает условия для создания различного рода поддерживающей, «недирективной» психотерапии. Подобно тому как неудовлетворение жизненных потребностей может привести к физическому истощению организма, фрустрация высших человеческих целей может привести к психической патологии, неврозу. Поэтому новым шагом в оказании психологической помощи, будет «терапия, центрированная на человеке» (Роджерс), т.е. психологический контакт терапевта и клиента, приводящего к конструктивному изменению личности, должен пройти эволюцию от терапевтической техники к человеческим взаимоотношениям.

(лат. humanus – человечный и лат. religio – набожность) – по Фромму, один из типов религии, отличительным признаком которого является избрание человека и его силы в качестве центра, родственного всему миру, постигаемого мыслью и любовью. В этой религии Бог есть символ сил самого человека, реализуемых им в жизни, образ высшей человеческой самости. Главная добродетель этого типа религии – самореализация человека, развитие им способности любви ко всем живым существам и переживание единства со всем. Преобладающим настроением Г.Р. является радость. В качестве примеров Г.Р. Фромм называл ранний буддизм, учения Исайи, Иисуса, Сократа, Спинозы, некоторые направления в иудаизме и христианстве (преимущественно мистического толка) и др.

(лат. humanus – человечный, человеколюбивый и психоанализ) – самоназвание психоаналитического учения Фромма, в котором особое внимание уделяется гуманитарным, культурным и социальным факторам при одновременном признании приоритетности проблем человека в организации общественной жизнедеятельности и построении «здорового общества».

(1767-1835) – немецкий философ, языковед, государственный деятель, дипломат, один из основателей Берлинского университета (1810). Ведущий представитель гуманизма и идей гуманности в немецком идеализме. Мировоззрение Г. органично соединяло в себе такие базовые основания, как тотальность (в художественном изображении жизни) и универсальность. Идеи Гердера о целостности всемирно-исторического процесса, о народах как живых организмах, о включенности деятельности отдельного человека в бесконечное поступательное развитие общества как предпосылке исследования истории были творчески переработаны Г. наряду с эстетическими концепциями Гете и Шиллера, ориентированными на классическую Грецию как воплощение идеала. Историк, по Г., должен проникать во внутренние содержание и смысл истории дабы избежать опасности быть простым регистратором исторических результатов. Работы Г. 1790-1800-х о древнегреческой культуре соединили проблематику истории и эстетики. В философии истории Г. перерабатывал опыт Великой французской революции, раннее его сочинение «Идеи к опыту, определяющему границы деятельности государства» (частично опубликована – 1792, полностью – 1851) – являет собой рассуждение о политических условиях, призванных обеспечить свободное развитие индивида и народа. По Г., задачами государства являются защита внешних рубежей и обеспечение правопорядка в стране при условии предоставления всех возможностей для свободного и раскрепощенного национального и индивидуального развития. Надежда Г. на достижение идеала с помощью социальных реформ, воспитания, самосовершенствования обусловили возрастающую роль педагогических мотивов в его творчестве. Как результат инициированной Г. реформы образования была создана гуманистическая гимназия в ее классическом облике. Г. стремился преодолеть дуализм материи и идеи, материала и формы; из их слияния возникает, по Г., «организация» – в мире физическом, «характер» – в мире интеллектуальном и моральном. «Тайна всего бытия» заключена, по Г., в индивидуальности (личности, народа). Вся философия Г. может рассматриваться как характерология форм культуры, выражающих самобытную внутреннюю форму «духа народа». Моментом такой сравнительной характерологии (сам Г. понимал ее как «антропологию») оказалось и «сравнительное языкознание», одним из родоначальников которого стал Г. («О сравнительном изучении языков…», 1820). В трактате «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества» (опубликован как введение к работе «О языке кави на острове Ява», т. 1-3, 1836-1839) подчеркивается творческая природа языка: язык – не столько продукт деятельности, нечто созданное, сколько сама деятельность, т.е. непрестанно совершающийся процесс порождения смысла, «орган, образующий мысль», продукт «языкового сознания нации»: в самой структуре языка (его «внутренней форме») воплощено определенное воззрение на мир («мировидение») того или иного народа. Языковед должен постичь язык как продукт творчества народного духа. Г. явился по существу основоположником философии языка как самостоятельной дисциплины и оказал огромное влияние на развитие языкознания в 19-20 вв. Принимая философское учение И. Канта, Г. стремился конкретизировать и развить его на материале общественной истории. Согласно теории исторического познания Г., всемирная история есть результат деятельности духовной силы, лежащей за пределами познания, поэтому она не может быть понята с причинной точки зрения. Историю как науку в известной степени может заменить эстетика. В своем учении о языке Г. предложил оказавшийся весьма ценным метод сравнительно-исторического исследования языков.

(1912-1992) – русский историк-этнолог, философ, автор оригинальной концепции исторического процесса. Сын поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Арестовывался в 1933 и 1935. В заключении на Беломорканале и в Норильске (1938-1943). В 1948 Г. защищает диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук (тема – «Подробная политическая история первого тюркского каганата»), но, не успев получить документы ВАК, арестовывается. Вновь в заключении – до 1956. Доктор исторических наук (1961, тема – «Древние тюрки 6-8 вв.»). Доктор географических наук (тема диссертации – «Этногенез и биосфера Земли», депонирована во ВНИИНТИ в 1979). Основные сочинения: «Хунну» (1960), «Иакинф (Бичурин). Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии» (1960), «Подвиг Бахра-ма Чубины» (1962), «Открытие Хазарии» (1966), «Древние тюрки» (1967), «Поиски вымышленного царства» (1970), «Хун-ны в Китае» (1974), «Этногенез и биосфера Земли. Вып. 1-3» (1979, 1989), «Древняя Русь и Великая Степь» (1989), «География этноса в исторический период» (1990), «Закон Божий» (1990), «Тысячелетие вокруг Каспия» (1991), «От Руси к России: Очерки этнической истории» (1992), «Этносфера: История людей и история природы» (1993), «Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации» (1993), «Из истории Евразии» (1993), «Черная легенда. Друзья и недруги Великой Степи» (1994) и др. Парадоксальная по содержанию и подчеркнуто неакадемическая по способу изложения, философско-исто-рическая концепция Г. в основаниях своих излагается в трактате «Этногенез и биосфера Земли». Своеобразие концепции Г. определяется прежде всего ее исходными установками: 1) преодолеть понимание исторического как «надприродно-го» посредством рассмотрения истории в контексте географических процессов; сфера историко-географических закономерностей связывается Г. с феноменом этноса; 2) подчеркнуть принципиальную «мозаичность» человечества, лишающую оснований европоцентристское разделение народов на исторические и неисторические, передовые и отсталые; исторические свершения связываются Г. не с прогрессом единой человеческой цивилизации, а с активностью дискретных образований – этносов; 3) акцентируя неоднородность исторического времени, сосредоточить внимание на экстраординарных всплесках человеческой активности, имеющих огромные исторические последствия (например, завоевания Александра Македонского или Наполеона), но загадочных по своим источникам и до сих пор не нашедших вразумительного объяснения; 4) свести различие между гуманитарным и естественнонаучным знанием к различию в степени достоверности, ориентироваться на исследовательские стандарты и понятийный аппарат естественных наук; этнос трактуется Г. как природное (хотя и не биологическое) явление. Отношение Г. к историческому материализму напоминает позднесредневековую концепцию «двух истин»: поступательное развитие общественно-экономических формаций не отрицается, но фактически относится к разряду «истин веры», тогда как строго научное «эмпирическое обобщение» представляет историю как сеть природных процессов этногенеза. Этнология, разработанная Г., подчеркнуто и последовательно еретична – им отвергаются все выделяемые традиционной наукой признаки этноса: язык, особенности культуры, этноним, самосознание, единство происхождения. Единственным реальным этнодифференцирующим признаком Г. считает этнический стереотип поведения, за которым стоит гипотетическое «этническое поле». Этнос трактуется Г. как энергетический феномен, связанный с биохимической энергией живого вещества, открытой Вернадским. Способность этноса к совершению работы (в физическом смысле – походам, строительству, преобразованию ландшафта и т.п.) прямо пропорциональна уровню «пассионарного» напряжения. «Пассионарность» определяется Г. как способность и стремление к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Проявления пассионарности легко отличимы от обыденных поступков, продиктованных инстинктом самосохранения, – они стихийны и могут быть саморазрушительными. Индивиды-пассионарии (в просторечии – «великие люди») посредством пассионарной индукции «заражают» своих соплеменников, обеспечивая высокий уровень пассионарного напряжения этноса в целом. Универсальная схема этногенеза включает в себя пассионарный толчок, рождающий новую этническую систему, и инерционное движение растраты полученного энергетического импульса – к состоянию го-меостаза (равновесия с окружающей средой). Анализ географии процессов этногенеза (зоны этногенеза представляют собой сплошные полосы на земной поверхности, ограниченные кривизной земного шара) приводит Г. к гипотезе о внепла-нетном происхождении пассионарных толчков. В этнологии Г. различаются этногенез и этническая история. Этногенез обусловлен внеземным пассионарным импульсом, рождающим в определенном регионе суперэтнос (комплекс родственных этносов, аналог «локальных цивилизаций» Тойнби). Этническая история – история отдельного этноса, обусловленная не только ритмом этногенеза, но и особенностями ландшафта, культурными традициями, контактами с соседями и т.п. Именно эти особенности обусловливают внутреннее своеобразие суперэтносов. Этнология Г., представляющая собой необычное сочетание богатейшей фактологии, сверхсмелых гипотез и визионерской убежденности, значительна прежде всего как радикальная постановка проблемы выработки нового понимания истории, вписывающего ее в контекст глобальных природных процессов.

(1838-1909) – польско-австрийский социолог и правовед, преподаватель в университетах Кракова и Граца, автор многих социологических и юридических работ, основоположник теории «социального конфликта», «этноцентризма», оригинальных теорий происхождения государства, рас и законов социального развития. Основные сочинения: «Раса и государство» (1875), «Расовая борьба» (1883) и др. Г. весьма убедительно показал принципиальное отличие социологии от истории, психологии, права, политэкономии, определив специфический характер ее объекта и предмета исследования. Подчеркнув, что для истории и других гуманитарных наук предметом являются те или иные действия личности, события, Г. обосновывает, что «предмет социологии составляет система движений социальных групп, повинующихся столь же вечным, неизменным законам, как солнце и планеты». Предметом социологии, по Г., являются закономерности развития человечества, его классов, социальных групп, социальных отношений, возникающих из взаимодействия человеческих групп и общностей. «Отыскать во всех этих столь различных процессах социального развития социальные законы, действующие в них и управляющие ими, – писал Г., – великая и отнюдь не легкая задача социологии». Г. первым в социологии не только сформулировал ее общие и специфические законы, но и создал их классификацию. Исходя из той методологической посылки, что субстратом социологического закона является социальная группа, человеческий род, и чертами социологического закона, как и природных явлений, являются однообразие, повторяемость, он характеризует такие специфические законы: правильность развития, периодичность, сложность, взаимодействие разнообразного, всеобщая целесообразность, тождество сил, тождество процессов, параллелизм. Общество развивается, по Г., строго закономерно, под действием социальных законов. Его движущей силой является стремление социальных групп к самосохранению и постоянному повышению своих благополучии. Это стремление в свою очередь «приводит к стремлению властвовать над другими социальными группами и их порабощению, – которое, при столкновении с подобными же стремлениями других групп, приводит к борьбе за власть над другими социальными группами». Вся история человеческого развития – сплошная борьба социальных групп. Борьба между ордами (т.е. группами, объединенными физико-антропологическими и этническими признаками), в результате которой возникает государство, в дальнейшем сменяется борьбой, с одной стороны между государствами, с другой – внутри государств: между группами, классами, сословиями, политическими партиями. Особенно много внимания уделил Г. борьбе рас в книге «Расовая борьба». Но понятие «раса» он определял социальными признаками, а не биологическими. Поэтому по существу речь шла о борьбе классов. Г. является автором теории «этноцентризма», которая также обосновывается им прежде всего в книге «Расовая борьба». Он утверждал, что существует разный характер отношений внутри группы и между группами. Опираясь на выведенный им «всеобщий высший закон» – закон самосохранения, Г. доказывал, что если для отношений внутри группы характерны сплоченность, солидарность, высокое уважение к выработанным внутри группы нравственным и эстетическим ценностям, то для отношений между группами, напротив, характерны враждебность, недоверие, взаимное презрение и т.п. В настоящее время термин «этноцентризм» применяется в социологии и социальной психологии. Г. – автор оригинальной концепции происхождения и сущности государства. По Г., объективные закономерные действия социальных групп ведут к созданию государства. Первое действие здесь состоит в порабощении одной орды другой, одного племени другим, одной социальной группы другой, в организации господства над порабощенными, для чего создаются соответствующие учреждения. «Каждое государство является совокупностью учреждений, имеющих целью господство одних над другими, и именно меньшинства над большинством. Поэтому государство есть организация господства меньшинства над большинством». Таким же путем, по Г., происходило и образование наций. По его мнению нации образовались не путем собственного роста племени, народности, а путем порабощения многих племен более могучими, иногда объединенными племенами. Поэтому в государственной форме объединения людей как правило есть несколько народностей, наций. Внеся достойный вклад в развитие социологии, Г. стремился возвысить социологию над всеми гуманитарными науками. Он считал, что она есть основа всех социальных наук: «… как наука о человеческом обществе и о социальных законах социология представляет, очевидно, фундамент всех наук, занимающихся отдельными частями человеческого общества, отдельными направлениями человеческой деятельности, наконец, отдельными проявлениями общественной жизни».

(1894-1965) – французский и российский социолог и философ. Учился в разных учебных заведениях России и Западной Европы. Изучал философию, социологию, право. В 1917-1918 преподает в Петроградском университете. В 1918 назначен профессором Томского университета. В 1920 эмигрировал. В 1921-1925 читал лекции в Пражском университете. Работал в Германии. Затем переехал во Францию, где работал в университетах Бордо (1929-1935) и Страсбурга, где заменил на кафедре М. Хальбвакса. В 1928 принял французское гражданство. Поддерживал отношения с Н. Гартманом, Шелером, Гуссерлем и др. философами. Участия в дискуссиях русских философов за границей не принимал. Во время войны преподавал в Гарвардском и Колумбийском университетах США, был директором Французского института социологии в Нью-Йорке. Сблизился с Морено, Сорокиным, Р. Паундом. С 1949 и до конца жизни возглавлял кафедру социологии в Сорбонне, основанную Дюркгеймом. Основал Центр социологических иследований (1946) и Лабораторию социологии познания и морали, Международную ассоциацию социологов франкоязычных стран, журнал «Международные тетради по социологии». Инициировал ряд программных для западной социологии коллективных трудов: «Социология» (Т. 1-2, 1947, совместно с У. Муром); «Социометрия во Франции и в США» (1950); «Индустриализация и технократия» (1949); «Трактат по социологии» (Т. 1-2, 1960-1962). В России опубликовал только одну небольшую работу, посвященную исследованию творчества Феофана Прокоповича (1915), в Праге – работу «Фих-тевская система конкретной этики» (1924). Основные работы Г. опубликованы на французском (хотя он опубликовал во Франции и несколько статей на русском). Г. принадлежат: «Современные тенденции немецкой философии. Гуссерль, Ше-лер, Э. Ласк, Н. Гартман, Хайдеггер» (1930); «Идея социального права. Развитие и система социального права. История доктрины с 17 до конца 19 в. « (1932, защищена как докторская диссертация); «Юридический опыт и плюралистическая философия права» (1935, знаменует переход Г. к социологической проблематике); «Эссе о социологии» (1938); «Социология права» (1942, на англ, языке); «Декларация социальных прав» (1944, на англ, языке); «Введение в исследование социологии познания» (1948); «Социальные детерминизмы и человеческая свобода» (1955); «Социология К. Маркса» (1959); «Прудон. Его жизнь, его дело» (1965); «Диалектика и социология» (1962); «Исследование о социальных классах. Идея социальных классов Маркса и современность» (1966); «Социальные рамки познания» (1966) и др. Занимался проблемами истории философии и социологии, теорией и методологией социологического знания, социологией права, морали, познания. Г. исходил из установки на теоретический синтез различных отраслей и концепций в социологии. Это потребовало критического методологического анализа практически всех современных ему направлений мысли и постоянной корректировки собственных взглядов (не зря его теорию называли «доктриной перманетной революции в социологии»). Сам Г. свою социологию квалифицировал как «диалектический микросоциологический гиперэмпиризм». Социология, по Г., должна основываться на диалектике и заниматься социальными микроотношениями людей внутри макрогрупп. Такая двойственная ориентация позволяет снять противоположность материализма и идеализма, преодолеть односторонность имеющихся концепций. Диалектика понимается при этом как инструмент познания, конструируемый исследователем для получения желаемых результатов. Она должна быть связана с эмпирическими данными, т.е., стать «недогматической, эмпирико-реа-листической диалектикой». «Ее задача – разрушение всех принятых воззрений, сложившихся теоретических синтезов и принятых на веру очевидностей. Диалектика (как инструмент познания) выполняет прежде всего регулятивные функции, задает основополагающие рамки: она ставит перед человеком вопросы, проблематизирует жизненные ситуации, предупреждает его о грозящих трудностях будущего, но не дает никаких готовых ответов. Центральными для понимания активности человека оказываются три понятия: «фатализм», «детерминизм», «свобода». Свобода трактуется Г. в духе laisser – faire, понимается как произвольное и спонтанное (без всяких ограничений) действие. В этом плане им критикуются любые проявления фатализма как трансцендентной и непостижимой (мистической) судьбы. Однако свобода человека в реальном социуме не безгранична, она всегда детерминирована. Как вариант детерминистской концепции Г. рассматривается марксизм, основным знатоком и критиком которого он себя считал. Маркс, согласно Г., создал «диалектику реального гуманизма», противопоставленную гегелевскому спекулятивному идеализму. В этом плане «поздний» Маркс полностью дедуцируем из «раннего». Однако, во второй период своего творчества Маркс усилил принцип материалистического монизма, что привнесло в его концепцию недопустимый фатализм. Нет универсальной детерминирующей поведение людей причины. Нужно говорить, считает Г., о плюрализме реально действующих «детерминизмов». Каузальные (ограничивающие действие) законы – это интегративная характеристика сложившихся комбинаций реальных ансамблей, они (законы) не могут, следовательно, претендовать на универсальность и неизменность. Их следует рассматривать, скорее, как «технические методы» познания. Не является всеохватывающим и какой-либо тип социальных законов: эволюционные законы не отвечают на вопрос «почему?», функциональные – носят сугубо описательный характер, статистические – применимы лишь для объединения наблюдаемых фактов в совокупности. Ориентироваться, следовательно, необходимо на микросоциологию, на изучение человека в конкретных ситуациях его деятельности. Необходимо выделение репрезентированных социальных типов, что позволит применить к изучению поведения человека методы микроанализа, в частности, социометрии (метод «качественной и дискретной типологии»). Конструирование типов (метод социологии) отличен как от генерализирующих и аналитико-систематизирующих методов, так и от сингуляризирующего метода исторических наук, занимая промежуточное положение между ними. Социология через процедуры типологии занимается исследованием «целостных социальных феноменов» (понятие Мосса). Через «целостные социальные феномены» происходит утверждение динамичной социальной реальности. Они никогда не идентичны ни одному из своих конкретных содержаний и не могут быть редуцированы к индивидуально-психическому. Они задают, кроме того, импульсы изменения обществу. Социум – продукт коллективного творчества и волевых усилий людей, между которыми постоянно возникают конфликты, которые, аккумулируясь, способны приводить к социальным взрывам. Следовательно, социум должен стремиться к выработке механизмов, блокирующих нарастание в нем негативных тенденций (к их нарастанию ведет централизация, бюрократизация, технократизация социальной жизни). Отсюда идеал Г., обосновываемый им в ряде работ, – плюралистическая демократия, децентрализованное планирование экономики, организованный капитализм (или «плюралистический коллективизм» на принципах самоуправления). Эти идеи Г. опираются на его философские работы первого периода творчества, в которых он обосновывал принципы философского плюрализма. Г. исходит из идеи Абсолюта, но доказывает самостоятельность этической сферы, ее независимость от метафизики и религии. Нравственное действие предполагает «самостоятельное участие», являющееся условием восхождения к Абсолюту, предполагающему множество путей своего постижения (в том числе научную и художественную деятельность). Моральное, научное и эстетическое творчество Г. характеризует как «светское богослужение». Это есть система «автотеургии», смысл которой как раз и состоит в обосновании «самостоятельного участия» в Божественном творчестве (через «волезрение», «волевую интуицию» человек способен возвысится до «непосредственного видения творческого потока»). Бытие многоплано-во, мир не закончен и «непрерывно продолжает твориться», что предполагает постоянную проблематизацию жизни и соучастие человека через мир повседневности в «творческом потоке».

(1872/1873/1877-1949) – русский мыслитель. В юности у Г. появляется интерес к аномальным явлениям. В поисках «истинного знания» посетил множество стран Центральной Азии и Среднего Востока, остаток жизни провел в Европе и Америке. В конце 1913 создал первые учебные группы Института Гармонического Развития Человека. С началом революции уезжает со своими учениками на Кавказ. В 1917-1918 Институт Г. (в различных организационных формах) функционировал в Тифлисе, затем, после эмиграции из России, в Константинополе (1919-1921) и во Франции. (В западной культурной традиции принято полагать датой основания Института – 1922, Франция, замок 14 в., Фонтенбло. Многочисленные американские и европейские интеллектуалы, обучавшиеся там, именовались «лесными философами»). В 1924 его филиал открывается в Нью-Йорке. Доктрина Г. квалифицировалась на Западе как «русский мистицизм». Она включает в себя элементы йоги, тантризма, дзен-буддизма, суфизма. Считая предназначением человека обретение им своей подлинной сущности, Г. усматривал смысл существования своего Института в создании условий, в границах которых «ничего не могло быть сделано автоматически и неосознанно». С этой целью использовались различные упражнения, особое внимание обращалось на музыку, танец, технику медитации. Все виды искусства, по Г., являются закодированной системой древних знаний, «формами письма», а потому в подлинном искусстве нет ничего случайного, его необходимо «уметь читать». Космос у Г. принципиально децентрирован, человек находится под постоянным воздействием различных смысловых полей, что затрудняет выбор собственного пути и предполагает непрестанные усилия. Однако любая нация, класс, всякая эпоха, равно как и любая социальная группа располагают определенным количеством «поз», из которых они никогда не выходят и которые представляют их специфический «стиль», связанный с определенными формами мышления и чувств. Человек не может произвольно трансформировать ни форму своих мыслей, ни форму своих чувств, не изменив «поз». В основе понимания Космоса у Г. лежит глобальный принцип единства микро– и макроуровней. Человек включен в космологические процессы. Все в мире, по Г., материально и находится в движении, характеризуясь лишь различными степенями плотности. Душа человека также материальна, она состоит из очень тонкой субстанции и приобретается им в течение всей жизни. Человек не имеет постоянного, неизменного, индивидуального «Я». Он не может сразу (раз и навсегда) овладеть каким-то готовым общим смыслом существования. Вместо него существуют тысячи отдельных «я», нередко совершенно неизвестных друг другу, взаимоисключающих, несовместимых друг с другом, включенных в разнообразные смысловые поля. Все человечество Г. представлял в виде четырех кругов. Внутренний круг – «эзотерический» (люди, достигшие высочайшего уровня развития и обладающие неделимым «Я»). Люди среднего, «мезотериче-ского» круга обладают всеми качествами, присущими людям «эзотерического» круга, но их знание имеет более опосредованный, теоретический характер. Третий круг – «экзотерический», знания входящих в него людей носят абстрактный характер, их понимание не выражается в действиях. Наконец, четвертый, «внешний» круг – круг «механического человечества» («механических кукол»). Именно здесь, прежде всего, по Г., порождается зло, имеющее «механическую природу». У людей здесь нет взаимопонимания, они противопоставлены друг другу. Преодоление «механистичности» начинается с самонаблюдения, обеспечивается постоянными упражнениями и заключается в сбрасывании с себя «масок», принимаемых за сущность человека. Реальность не должна быть иллюзорной («масочной»). Для сбрасывания «масок» необходимо владение технологиями личностных трансформаций. Известно три таких способа: работа с телом (путь факира), работа с верой и психикой (путь монаха), работа с разумом и знанием (путь йога). Однако эти пути не могут быть реализованы в современной культуре, нужен «четвертый путь», предполагающий осознавание каждого мига бытия, который Г. и предлагает. Поэтому учение Г. имеет самообозначение концепции «четвертого пути». Атаки представителей школы Г. на веру людей Запада 1930-1940-х в Эго, созданное Господом для того, чтобы человек мог управлять миром природы, с великой искренностью воспринимались неофитами как возможность преодолеть собственные прежние клаустрофобные миропредставления. В наиболее систематической форме идеи Г. изложил его ученик П.Д. Успенский. Первая книга Г. была написана им незадолго до смерти – «Все и вся, или Рассказы Вельзевула своему внуку», вторую книгу – «Встречи с замечательными людьми» составили рукописи, опубликованные учениками после его смерти.

(1859-1938) – немецкий философ, основатель феноменологии, одна из наиболее значительных фигур в философии 20 века. Для формирования его взглядов большое значение имели теории описательной психологии Брентано и К. Штумпфа, логические идеи Лот-це, Больцано, Фреге, историцизм Дильтея, трансцендентальный идеализм неокантианства (Наторп). Кроме того, в текстах Г. заметно влияние Декарта, Канта, Лейбница, Локка, Юма. Творчество Г. можно разделить на несколько этапов. Первый из них, который характеризуется эмпирико-позити вистским уклоном, представлен работой «Философия арифметики» (1894), направленной на раскрытие психологических оснований логики и математики. В ключевой работе второго этапа – «Логических исследованиях» (1901) – намечен радикальный разрыв с психологизмом и эмпиризмом, сформулированы основные категории и программа новой философской дисциплины – «феноменологии». В 1 томе («Пролегомены»), критикуя антропологизм и психологизм в логике (стремление редуцировать истины логики и математики к специфике индивидуального или группового дознания), Г. стремится обосновать «чистую логику», которая призвана раскрыть объективно-идеальное единство теоретического знания, являющееся независимым как от связей между физическими объектами, так и от связей психических переживаний конкретного индивида. Наиболее важен 2 том, где обозначены центральные проблемы всего последующего творчества Г. В «Логических исследованиях» эксплицируются категории и принципы феноменологии, которая призвана показать возможность «чистой логики» как фундамента научного познания. Феноменология – до-теоретическая и беспредпосылоч-ная наука, не связанная метафизическими понятиями, которая, по Г., непосредственно описывает процесс консти-туирования смысла сознанием. Эта непосредственность обусловлена тем, что феноменология «выносит за скобки» как аппарат умозаключений, так и традиционные метафизические проблемы, из которых фундаментальная – проблема трансценденции или '"внешнего мира». Основной теоретической предпосылкой «Логических исследований» является теория значения, а основе которой лежит различение «обозначений» (Anzeichen) и «выражения» (Ausdruck) как двух различных функций знака (Zeichen). В первом случае знак используется в обыденной коммуникации и выполняет собственно знаковую функцию – указывает на предмет или иной знак. Эта функция является вторичной или производной по отношению к «выражению», которое существует вне коммуникации и является носителем значения. Таким образом, для феноменологии главным оказывается исследование «одинокого», исключенного из коммуникации сознания, которое представляет собой первичный источник смыслов. Третий, «трансцендентальный» период, охватывает большую часть творческого наследия Г. В «Идеях к чистой феноменологии» (1913) проблематика феноменологического исследования сознания получает дальнейшее развитие. В отличие от «Логических исследований», полем исследования феноменологии становится «трансцендентальное сознание». Для достижения «феноменологической установки» и сферы чистого сознания необходимо последовательное проведение особой процедуры – феноменологической редукции или «эпохе». Первый этап, заключающийся в вынесении за скобки всех суждений о предметах внешнего мира (область «естественной установки» или обыденного сознания), позволяет выделить индивидуальное сознание или психологическую субъективность в качестве области исследования феноменологической психологии. Сознание предстает как феномен, не включенный в каузальность природных процессов. Второй этап – эйдетическая редукция – направлен на выявление сущностной архитектоники сознания или его a priori, представляющего собой поле чистых сущностей или «эйдосов», которые имманентны психическим актам и в то же время несводимы к ним. Третий этап или трансцендентальная редукция, заключающаяся в вынесении за скобки психологической жизни сознания, открывает сферу исследования собственно феноменологии, как философской науки. Это трансцендентальное сознание, ego, которое является носителем объективно-идеальной значимости опыта и не может быть редуцировано ни к причинно-следственной связи физических вещей, ни к связи психических переживаний отдельного субъекта. В то же время, трансцендентальное сознание не представляет собой самостоятельной онтологической сферы «идей» или идеальной субстанции в стиле Декарта. Термин «сознание» используется Г. в специфическом смысле, выражающем стремление отграничить феноменологию от метафизической традиции. Трансцендентальное сознание уже всегда имманентно содержит в себе любую транс-ценденцию, будь то «внешний мир» или «вещь в себе»: оно является предпосылкой и действительной сферой конституи-рования смысла, в том числе и условием разделения «внутреннего» и «внешнего». Будучи предпосылкой предметности, сознание не может быть, опредмечено и исследовано объективирующими методами. Фундаментальной характеристикой сознания является интенциональность – всякое сознание, есть «сознание о» – т.е. сознание существует лишь как по-лагание или «мнение» предметов, как сознание иного, а не как сознание собственных актов. Интенциональность описывается как двучленная коррелятивная структура, включающая акт полагания предмета (ноэзис) и неразрывно связанный с ним полагаемый предмет (ноэма). Ноэтические фазы формируют многообразную и изменчивую жизнь сознания или его «реальный» момент; ноэма представляет собой «идеальный» момент, предметный смысл, сохраняющий идентичность в различный актах сознания. Ноэма в каждом поэтическом акте представлена двояко: как актуальное поле, «высвеченное» данным актом, и как другие, потенциально возможные переживания предмета или «горизонт», являющийся условием всякой актуальности. (Восприятие одной из сторон куба предполагает наличие других его частей в качестве горизонта или потенциальности.) В основании ноэтико-норматиче-ских структур лежат темпоральные фазы сознания, которые собственно и формируют первичные смысловые различия, основанные на различии временных моментов потока переживаний. Темпоральность сознания описывается как структурное единство трех моментов: «теперь» – точка, ее удержание (ретенция) и предвосхищение (протенция) или конституиро-вание условий последующего момента. В «Картезианских размышлениях» (1932) Г. переосмысливает проблему интенцио-нальности в терминах декартовского cogito, признавая тем самым связь феноменологии с предшествующими системами трансцендентального идеализма. Центральное понятие этого периода творчества – трансцендентальная субъективность или эго, которое исследуется феноменологической «эгологи-ей». Сам термин «субъективность» используется Г. в двух значениях. С одной стороны, он обозначает всю сферу трансцендентального опыта или «монаду», обладающую бесконечным потенциалом познания и описываемую в виде интен-циональной структуры ego cogitatio cogitatum (где cogitatio и cogitatum – синонимы ноэзиса и ноэмы). С другой стороны, трансцендентальной субъективностью называется первый элемент указанной триады – чистое ego, абсолютная субъективность, представляющая собой устойчивый полюс, сохраняющий свою идентичность во всех многообразных актах и тем самым поддерживающий единство сознания. Возвращение к субъекту, осуществляемое Г., не означает возрождения антропологизма, интроспекции и «самопознания». Чистое сознание или трансцендентальное «Я» представляет собой предельную точку опыта, с которой сам этот опыт, включающий как индивидуальное «Я», так и мир, являющийся всегда в качестве коррелята сознания, обозревается и описывается незаинтересованным наблюдателем. Феноменология, которая в ранних работах выступала как вспомогательная дисциплина для создания фундамента чистой логики, приобретает здесь статус «первой философии» и основания любого возможного знания, которое должно быть заново отстроено на феноменологическом фундаменте. Поздний этап философствования Г. характеризуется частичным отказом от идеи строго беспредпосылочного знания. Это продиктовано проблематикой последней книги Г. «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (1938), посвященной сферам социальности и обыденного сознания, которые прежде «выносились за скобки». Еще в «Идеях» Г. ввел термин «интерсубъективность» для обозначения связи с другими «Я». Стремясь избежать идеализма и солипсизма, он тщательно разрабатывает проблематику интерсубъективности в «Картезианских размышлениях», где иное «Я» постигается монадой путем «вчувствования», аналогии, «отражения», т.е. необходимым, но вторичным образом. Эта вторичность делает проблему интерсубъективности по существу неразрешимой в рамках трансцендентально-феноменологического идеализма. В «Кризисе» для решения сложившегося парадокса вводится понятие «жизненного мира», которое призвано объединить ego-монады и выявить конкретно-исторический слой конституирования смысла как коррелят-трансцендентальной субъективности. «Жизненный мир» представляет собой сферу дорефлексивных фундаментальных очевидностей обыденного сознания, которые коренятся в практической деятельности и являются неустранимой предпосылкой научного знания. Эти очевидности, обладающие историчностью и релятивностью, будучи необходимыми коррелятами трансцендентальной субъективности, нарушают ее чистоту и самодостаточность. Тем самым ставится под вопрос то, что ранее представлялось Г. несомненным, – возможность абсолютной и незаинтересованной позиции феноменолога. Исследуя процесс возникновения категориального аппарата науки Нового времени, Г. показывает, что «чистые» понятия математики и геометрии изначально коренятся в первичных оче-видностях «жизненного мира», в дорефлексивной наивности обыденного сознания. В процессе исторического развития эта связь оказывается утраченной, что ведет к глобальному кризису европейской рациональности, которая теряет смыслевой горизонт человеческих идеалов и ценностей. Г. оказал большое влияние на формирование таких течений как экзистенциализм (Сартр), структурализм (Деррида), неотомизм; кроме того, феноменология была воспринята многими школами социологии и психологии. Среди тех, кто были учениками Г., – такие фигуры как Хайдеггер, Левинас, Шелер, Р. Ингарден. В последние десятилетия интерес к наследию Г. неизменно возрастает; феноменология получила распространение в США, Великобритании, Японии и других странах.

(р. 1908) – американский мыслитель, экономист, социолог, литератор, общественный деятель. Профессор Гарвардского университета (1949). Основные сочинения: «Новое индустриальное общество» (1967), «Экономические теории и цели общества» (1973), «Общество изобилия» (1958), «Анатомия власти» (1984) и др. Продолжая традиции американского институ-ционализма, Г. анализирует различные аспекты деятельности крупных корпораций в духе концепции «революции менеджеров». Согласно Г., с развитием технологии происходит изменение социального статуса владельцев факторов производства (земли, капитала, труда, предпринимательского таланта): власть переходит к тому фактору производства, который наименее доступен. Длительное время таким фактором была земля, а затем – капитал. Настоящее время характеризуется, по Г., очередной сменой власти, переходящей, однако, не к труду (поскольку его предложение всегда превышает спрос), а к носителям специализированных знаний, необходимых для управления современным производством – т.н. «техноструктуре». Эта социальная группа отличается по своим целям и мотивации от традиционной фигуры капиталиста-предпринимателя. Техноструктура, по Г., не нуждается в максимизации прибыли и не стремится к этой цели, т.к. прибыль принадлежит не управляющим, а акционерам. Единственное, что в данной связи заботит техноструктуру, – обеспечение такого уровня доходов владельцам акций, при котором последние не испытывали бы желания вмешиваться в дела корпорации. Помимо этой «защитной цели» у тех-ноструктуры существует «положительная» программа, заключающаяся в стремлении к росту корпорации, т.к. это приводит к повышению престижа техноструктуры, увеличению ее реальной власти и доходов. Побудительными мотивами деятельности менеджеров становятся желание получить одобрение своих коллег, стремление идентифицировать себя с задачами организации и надежда приспособить цели организации к своим собственным. Господство техноструктуры в мире крупных корпораций приводит к ее доминирующему положению в политике: современное государство становится выразителем и проводником интересов техноструктуры. Современные технологии, по Г., неизбежно требуют расширения сферы планирования и уменьшения неопределенности, присущей функционированию рыночной экономики. При помощи различных средств корпорации способны навязывать покупателю производимую продукцию и тем самым делают эфемерным суверенитет потребителя, провозглашаемый в качестве основы капиталистической экономики либеральными доктринами. Возрастание роли техноструктуры, ее стремление избежать некомпетентного вмешательства в свои дела Г. считал процессами, характерными не только для капиталистической, но и для социалистической экономики, т.к. они диктуются не идеологическими соображениями, а вытекают из требований современной технологии. В этой связи Г. рассматривал капитализм и социализм как разновидности единого «индустриального общества» и отстаивал «теорию конвергенции». Работы Г. были одним из излюбленных объектов критики в советской экономической философии и социологической литературе 60-70-х. В настоящее время некоторые из его аргументов охотно используются сторонниками активного государственного вмешательства в экономику.

А.А. Баканов, М.Г. Баканова

Примечания:

Note2

поскольку постигается в поэтическом созерцании – И.Ж.