Христианство и...

Лев  Александрович Тихомиров

 Христианство и политика

I

Для того духовно-нравственного подъема, который в настоящее время необходим для возрождения России, одно из главнейших условий составляло бы усиление христианского влияния на политику. К сожалению, в среде нашего духовенства чрезвычайно распространено недоразумение, препятствующее этому и выражающееся в ходячей формуле: "Не мешайте Церковь в политику".

Весьма сомнительно, чтобы эта формула была порождена действительно религиозным духом. Она, полагаю, составляет скорее некоторую ширму, за которой прячется боязнь ссориться с "освободительным" движением, одерживающим теперь, по мнению многих, верх над монархией. Но, во всяком случае, такое отстранение от политики совершенно ошибочно.

Без всякого сомнения, нельзя вмешивать Церковь в политику в узком смысле слова, то есть нельзя делать Церковь служительницей политических партий или даже главой их. Дело Церкви - вечное, Небесное, спасение душ человеческих. Но "политика" в широком смысле слова вовсе не безразлична для этих церковных задач и для спасения душ человеческих, а потому не может быть изъята от влияния Церкви.

Достаточно посмотреть теперь на нашу несчастную Россию с ее поразительным нравственным падением, убийствами, грабежами, воровствами, изменами, малодушным трепетом перед торжествующим злом и т. д. Все это нравственное падение в значительной мере создано именно политическими условиями.

Человек - существо, способное к падению, существо, в котором вечно борется добро и зло, причем множество условий, в том числе и политических, могут способствовать победе и зла, и добра. Так и в наши дни - деморализация, доходящая до состояния болезни, не только поддерживается, но отчасти даже порождается больными условиями политики...

Представьте себе разбитый, тонущий корабль среди океана, представьте себе ничтожный плот из разбитых остатков корабля с кучей обезумевших от страха людей, без пищи, без пресной воды, еле цепляющихся за бревна, с которых их то и дело смывают волны. До каких страшных падений доходят несчастные в таком положении! История кораблекрушений говорит, что они отнимают друг у друга пищу, сталкивают слабейшего в воду, даже пожирают друг друга...

Нечто подобное этому плоту представляет теперь наша Россия. Нечто подобное обезумевшим мореплавателям представляют наши сограждане. Они совершенно растерялись. В ужасе они не знают, где искать спасения. Обычная жизнь человека в нормальное время со всех сторон окружена ясными рамками политических и социальных учреждений, охранена законом и властью. Теперь же все кругом рассыпается. Вся страна вообще и все ее жители в частности не знают, что с ними будет завтра, не знают, что будет сегодня: не ограбят ли? не сожгут ли? не застрелят ли или не взорвут ли революционеры? не арестует ли полиция? можно ли безопасно нанять квартиру или рабочего? можно ли купить хлеба или землю, пойти в церковь или на крестный ход? можно ли отдать сына в школу, где его товарищи захватывают в какую-нибудь боевую дружину? Русский обыватель не знает даже, не пострадает ли он иногда от именуемой законной власти за несочувствие революции... Вокруг него все перевернулось вверх дном, и жители, как слепые среди пропастей, не знают, куда ступить, где гибель, где торная дорога.

Как же им тут не обезуметь? А когда человека охватывает безумный страх перед жизнью, все его нравственные устои неизбежно расшатываются. Все соблазны низости, корысти, злобы, эгоизма усиливаются в десять и сотню раз, а спасительная нравственная сила сопротивления во столько же раз ослабляется в душе.

Как известно, главная опора духовной силы есть самообладание, а тут у всех является, напротив, полная растерянность.

И вот человек падает нравственно, губит других, чтобы спасти себя, и чем больше совершает дел, за которые его грызет стыд и мучит совесть, чем больше убеждается в своем падении, тем ниже падает снова и снова.

И что же? Когда такое нравственное опустошение души человеческой производится "политикой", перевертывающей вверх дном все устои жизни, какой бессердечный лицемер осмелится сказать, будто бы Церковь не должна мешаться в политику?

Я считаю излишним доказывать, что, напротив, Церковь обязана в подобных случаях сделать все для успокоения и образумления людей и для устранения того, что их приводит в деморализующий ужас. Не только христианин, но всякий мало-мальски порядочный человек обязан в таких случаях не сидеть, сложа руки, а спасать людей. Что же и говорить о Церкви, христианском обществе?

Что обязана сделать Церковь? Все, что может, все, на что дают возможность обстоятельства. Если между ее членами может быть по этому поводу какое-либо обсуждение, то разве только о средствах, имеющихся в распоряжении. Но долг христианина пред лицом такого страшного положения состоит не в том, чтобы сделать лишь возможное наверняка, а в том, чтобы скорее попытать даже кажущееся невозможным, а никак не сидеть, сложа руки, хладнокровно повторяя: "Не мешайте Церковь в политику".

II

Могут сказать: "Государственный корабль рассыпается... Неужели же дело Церкви - приняться за постройку его?" В прямом смысле, конечно, нет. Но дать у себя приют нравственно тонущему она обязана, как давала его в эпоху первых веков. Точно так же она обязана научить потерпевшего кораблекрушение, как ему снова воссоздать свой корабль. Или же Церковь не в состоянии нам сказать, на чем держится мирное и благоденственное житие?

Но если христианское учение ведет к Небу, то оно научает и тому, как жить на земле, чтобы прийти к Небу. В таких положениях, какое постигло современную Россию, эта учительная обязанность Церкви, как и отдельного христианина, настоятельно требует исполнения.

Христианство есть целое мировоззрение, наиболее всеобъемлющее из всех. Как же оно может не знать истинных, здоровых основ социальной жизни?

Оно их действительно очень хорошо знает, и именно поэтому в истории имело столь благодетельное влияние на судьбы народов, воспринявших христианскую веру. Я, понятно, говорю о христианах, а не о тех отцах иезуитах, которые создавали парагвайское крепостное право, и не о тех "батюшках", которые у нас называют себя "социал-демократами"... Я говорю о действительно верующих христианах, которые искренне вникают в Священное Писание, и им руководствуются в жизни. Для таких людей Слово Божие открывает основы не только личного, но и общественного существования.

Влияние христианской проповеди теперь имело бы такое же значение, как влияние науки.

Наше политическое кораблекрушение, с развившейся из него анархией и с проистекающим отсюда всеобщим развращением, имеет своим источником недостаток политических знаний в самой правящей среде. Если наши современники охвачены теперь таким деморализующим ужасом перед анархией, которую выдают за нечто прогрессивное, то это поддерживается также политическим невежеством, мешающим видеть средства спасения, то есть восстановления правильного действия разрушающихся учреждений. Если бы возможно было быстро распространить в массе нашего населения политико-социальные знания, этого было бы достаточно для того, чтобы умы пришли к успокоению, и повсюду началась здоровая работа возрождения России. Но, к несчастию, поверхностное образование интеллигенции делает совершенно невозможным быстрое ознакомление народа с действительно научными основами политического и социального устроения. Усиление христианского просвещения могло бы восполнить этот недостаток научных знаний.

Христианство скажет народу, в сущности, совершенно  то же, что наука, но иным языком, таким, который народу более понятен. Для будущего времени распространение социально-политического образования настоятельно нужно, и над этой задачей нужно неустанно работать. Но этого скоро не достигнешь, а народу необходимо быстро, теперь же, дать какие-нибудь опоры для того, чтобы он сколько-нибудь осознал, куда идти... Как только он увидит истинную дорогу, к нему возвратится надежда на будущее, а страх перед непонятными пертурбациями современности пройдет или ослабится. Это было бы уже началом выздоровления, ибо, как только безумие, охватившее народ, сколько-нибудь ослабеет, здравый смысл его получит возможность начать работу.

III

Политическое значение христианства обусловливается двумя обстоятельствами:

1) христианство в своем нравственном учении превосходно определяет отношения личности к обществу;

2) христианство в исторической части своего вероучения развертывает перед нами историю если не всего мира, то очень значительного числа народов, и в этой сменяющейся картине процветания и падения обществ и царств раскрывает те основы человеческого общежития, которые никогда не изменяются по существу.

В те эпохи, когда священные летописи христианства, указывающие этот ряд общественных истин, изучались глубоко и внимательно, европейский мир развил наибольшую политическую силу, и стал владыкой народов земных. Его государственные деятели и его народы обнаруживали необычайную практичность политической организации.

Образчиками можно указать два противоположных государства - североамериканскую демократию и русскую Монархию. Эти два политических построения, оба внушенные гением христианского учения, во многом противоположны, но сходны в том, что одно дало миру величайшую из демократий, другое - величайшую из монархий.

Пуритане всю мудрость почерпали из Библии и Евангелия. Не на политических доктринах воспитывали они свое миросозерцание, а на священных книгах. То же самое должно сказать и о строителях русской Монархии, источником политической мудрости которых были почти исключительно священные книги.

С тех давних пор наука среди многих ошибочных гипотез и обобщений, среди множества наблюдений поверхностных и тенденциозных собрала, однако, и значительный фонд достоверных знаний по истории и устройству человеческих обществ, достигнув сознательного понимания многих законов общественных явлений. Но огромнейшее большинство не только простых граждан, а и так называемого образованного общества далеко не способны различить в этой массе научного материала то, что представляет ложную и поверхностную гипотезу, и то, что составляет действительную констатировку социального закона. Даже среди ученого мира общие представления о законах гражданской жизни постоянно меняются. В целом культурном обществе в течение одного столетия несколько раз переменялась социально-политическая вера, считавшая себя каждый раз выражением "последних" слов науки. Что касается России, то у нас научные знания поверхностны более чем где-либо и менее чем где-либо способны давать прочное, длительное руководство для общественной и политической жизни. И вот почему, отрешившись от руководства, какое имели наши предки в христианстве, мы теперь не столько ведем политическое строение, как мечемся среди противоречивых принципов, которыми доводим свое общество и государство до истинного разложения.

Если бы христианская проповедь твердо стала на свою почву, она, несомненно, снова помогла бы русскому народу выйти из этого мятущегося состояния. Но для этого нужно, чтобы христиане не боялись твердо противопоставить свою правду тем спутанным фантазиям, которые у нас выдаются за якобы научные системы общественного и политического строя.

К сожалению, хорошее знание Священного Писания очень ослабело не только среди мирян, но и среди духовенства. Вместо глубокого, непосредственного изучения Библии, Евангелия и документальной части церковной истории у нас большей частью знают лишь их плохонькие компиляции, а ученые-богословы тратят десятки лет жизни и труда не на то, чтобы вникнуть в самый дух великих поучений священных книг, а на схоластическое изучение исследований всякого малейшего варианта или буквы священных сказаний.

Это ослабляет силу христианской проповеди и ее способность давать людям уроки общественного существования.

Если мы посмотрим на нашу церковную жизнь, то увидим, что сильное влияние на окружающих и оздоровляющее действие на их личную и общественную жизнь имеют и поныне только лица, отбрасывающие академическую схоластику и учащие себя и других тому, что находят непосредственно в Священном Писании, не озабочиваясь пустячной разницей вариантов и списков. Эти люди, в большинстве случаев монашествующие старцы, только и приобретают роль народных духовников и руководителей.

Именно эти старцы духовники в своих общественных поучениях подходят к глубочайшим выводам неведомой им социальной науки, почему столь часто покоряют себе крупнейшие умы людей образованного общества. Ничем подобным не похвалится академическая схоластика, которая постоянно умеет только подчиняться господствующим в обществе взглядам, но, ни разу, ни в едином примере, не вела его за собой.

В том-то и дело, что сила христианских доказательств - в самой душе тех, к кому они обращаются. Что бы ни гласила ученая схоластика или псевдонаучные фантазии, вроде социалистических, но у всех людей все-таки есть в действительности душа, внутренним ощущением близкая высочайшим идеалам Богом вложенного в нас духа...

IV

Христианское научение в общественном отношении необоримо сильно защитой высоты личности. Никакие философии, никакие системы этики не раскрывают нам высоты личности столь ясно и неуступчиво, как христианское учение, которое показывает нам в человеческой личности частичку Всемогущего Бога, Создателя мира и его законов. Между тем охрана и культивирование этой высоты по инстинкту близки сердцу всякого человека, даже неверующего. Даже и таким людям христианин всегда может доказать необходимость тех условий, которые охраняют, воспитывают и повышают силу личности человека. В этом нет ему равносильного противника. А эти условия именно заключаются в той личной и общественной обстановке, какой научают нас священные книги. Во имя требований высокой личности христианская проповедь может с силой и властью стать на почву выяснения здоровых общественных условий жизни.

Поясню примером. Я упомянул, что величайшая демократия и величайшая монархия созданы были христианским учением. Почему же столь различные политические формы могли быть почерпнуты из одной общей сокровищницы? Потому, что в обоих случаях, веря Писанию, твердо помнили, что государство воздвигается на крепком, здоровом общественном строе.

Если мы взглянем на общину американских пионеров и наших московских предков, мы увидим поразительно много сходства и вместе с тем увидим, что освещающим идеалом той и другой была Библия и первобытная христианская община. Моисеево законодательство, времена Судей Израиля, великая эпопея Маккавеев, история христианства первых времен дают множество поучений, драгоценных в социальном отношении.

Таким-то образом христианское учение способно указывать величайшую социальную истину, которую особенно важно и нам вспомнить в настоящее время анархии и потрясения государственности. Внутреннее сплочение на основах здорового воспитания личности, своей и чужой, на основах мелких общественных организаций, которые мы сами можем создавать и укреплять, - это, может быть, главнейшее дело настоящего времени. Оно указывает выход людям, приводимым в панику расстройством государства. Оно же подготовляет способы и для возрождения государства.

Внутреннее сплоченное общество спасает народ даже при расстроенном государстве. А сверх того, когда имеется общество, сплоченное в крепкие организации, оно легко воссоздаст государство, даже вполне разрушившееся.

Христианское же научение в социальном отношении прямо ведет к созданию внутренней организации общества.

В этой задаче уроки христианства вполне совпадают с выводами науки. Но уроки христианства живее, понятнее и ближе сердцу народа, чем неведомая ему наука, притом же, уродливо искажаемая пропагандой интеллигенции.

V

Уроки христианства вполне совпадают с наукой и в отношении того, каким путем мы должны усовершать свою общественную жизнь.

Христианское мировоззрение имеет особенную способность поддерживать здоровый ход ее развития, так как оно в высшей степени антиреволюционно.

Это не значит, чтобы христианство было "реакционно", или даже "консервативно", или вообще было против тех улучшений жизни, которые банально называются "прогрессом". В отношении консерватизма и прогресса христианство легко уживается с весьма различными направлениями или партиями, смотря по тому, какие из них, по обстоятельствам и условиям времени, лучше создают между людьми мирное и благоденственное житие. Потому-то христианство одинаково способно было помочь созданию американской демократии и московской монархии.

Но христианская идея по существу эволюционна и потому несовместима с идеей революции.

Часто говорят, что христианство само произвело "величайшую в мире революцию". Выражение это крайне неточное. То глубокое изменение общего направления жизни народов, которое создано христианством и положило грань между эпохой дохристианской и похристианской, вовсе не составляет "революции".

Что такое революция? Сами революционеры, вообще плохие философы, определяя ее, называют по преимуществу внешние признаки: насильственность, быстроту переворота - или, в лучшем случае, определяют революцию как смену господствующих классов. Но и с этих точек зрения ничего подобного не совершило христианство.

Если же мы точнее определим смысл идеи "революция", то увидим, что христианство прямо ей противоположно.

Истинное определение революции должно сказать, что она предполагает переворот самих внутренних законов общественной или политической жизни. Революция стремится изменить закон существования общества. Так, первая французская революция имела своей идеей наступление века Разума. Созревшая сила Разума человеческого, как это выяснено в учении Кондорсе, освобождает людей от подчинения стихийным силам и отныне отдает судьбы обществ во власть самого человека. Современная идея социальной революции почти противоположна по внутреннему духу, но сходна с идеей первой революции в том, что предполагает такой же полный переворот внутреннего закона жизни общества. Созревшие материальные силы экономического производства, по учению Маркса, подчиняют себе общество и диктуют ему совершенно иное построение - коллективистское, или коммунистическое. Это уже не освобождение человека, как мечтала революция XVIII века, а подчинение его природе, экономическим силам. Но переворот закона жизни предполагается и здесь, в такой же степени, как предполагался в идее первой революции.

Христианство ни в какие подобные перевороты не верит, точнее говоря, совершенно их отрицает самой идеей Божества, создавшего законы человеческого существования.

Есть великий переворот, о котором учит христианство, - наступление Царства Небесного, но он в будущем и должен сопровождаться полным изменением всей природы. "Се творю все новое", - вещает при этом глас Божий. Тогда изменяется и небо, и земля... Но до тех пор в течение своего исторического существования человечество живет, и будет жить по тем же внутренним законам, как всегда.

Христианство возрождало дух человеческий и тем воздействовало этически на все общественные отношения, но форм им не предписывало и не отрицало. То изменение, которое оно произвело в мире, всецело зависит от влияния на личность и уже косвенно отражается на действии и построении учреждений, в отношении которых христианство чрезвычайно терпимо и допускает их чрезвычайное разнообразие. Будучи по существу несовместимо с революцией, оно открывает все пути эволюции, то есть развитию всех заложенных в обществе сил и форм его.

Но, высоко поднимая личность и ее самостоятельность, христианство тем самым охраняет ее права даже против общества, не дозволяет нарушать ее права семейные, права собственности и т. д. Все основы человеческой культуры - права личности и власть общественную - христианство поддерживает как вечный закон при Моисее, при Спасителе и до скончания веков, до наступления той единственной "революции", которую создаст "новое творение".

Этим воззрением отрицается всякая идея революции в принципе, отрицается ее необходимость и самая возможность.

Христианская идея, повторю, существенно эволюционна. По этому поводу было и происходит немало споров на почве различия между терминами "развитие" (эволюционная идея) и "раскрытие" (христианская идея). В действительности тут лишь разница оттенков терминологии.

Для того чтобы "раскрыться", нужно "развиться", и развиться тоже нельзя из ничего, а можно лишь из некоторого зародыша, существовавшего в прежнем процессе. Оставляя спор о терминах, нельзя не видеть, что вся мировая жизнь, от сотворения до конца ее, по христианскому мировоззрению представляет некоторый сложный процесс развития. В нем действуют и борются силы добра и зла в комбинациях тем более сложных, что в процесс эволюции привходят не одни земные силы, а также силы Неба и преисподней. Содержание этого процесса, поэтому, не совпадает с тем, какое в него вкладывают наши "истории культуры". Но содержание этих последних не отрицается и не исключается христианской философией, а лишь признается недостаточно исчерпывающим жизнь мира.

Таким образом, на практической почве общественной деятельности христианское воспитание и проповедь могут идти и идут вполне об руку со всеми здоровыми культурными задачами.

Христианское мировоззрение расходится с последними лишь в том случае, если они становятся на почву изменения самых законов существования человеческого, но в этом случае оппозиция христианства таким попыткам переворота имеет драгоценнейшую культурную заслугу, потому что революционные стремления в действительности совершенно иллюзорны. В них говорит не знание, не разум, но или фантазия, или ослепленная страсть. Революционная идея всегда составляет у людей самообман, стремление к тому, что невозможно, и такими путями, которые нецелесообразны. Если в результатах так называемых революций нередко бывают свои частички пользы, то лишь постольку, поскольку под флагом фантастического стремления нашло себе место стремление реальное, в действительности принадлежащее содержанию эволюционного процесса.

VI

Подводя итоги, к какому же заключению должны мы прийти об отношениях христианства и политики?

В течение почти двух тысяч лет своего существования христианство не уклонялось от воздействия на общественную и политическую жизнь, а, напротив, было постоянно одним из могущественнейших факторов в создании человеческих обществ, государств и культуры. В эпоху господства христианства человечество развило до высочайшей степени свои силы, свои средства действия и свою общественность. Все это именно потому, что христианство указывает человечеству истинные основы для развития личности и общества и предостерегает против заблуждений и ошибок, влекущих личность и общество к разложению.

Никогда еще для нас не было так нужно такое воздействие, как в современной России, взбаламученной страстями, дошедшими до психопатологического состояния, и фантазиями, совершенно отрешившимися от сознания реальности. Несомненно, что в таком состоянии народа нам необходимо возможно большее усиление смелой христианской проповеди.

Христианская проповедь действует не только на разум, но и на одно из сильнейших чувств человека - чувство религиозное. Она может заставить слушать себя даже и человека, распаленного страстью. Не поддерживая никаких своекорыстных стремлений ни личностей, ни классов, не отрицая никаких разумных улучшений, требуя справедливости и человеколюбия и в то же время напоминая власти ее долг быть властью, указывая гражданам необходимость дисциплины, требуемой самой свободой их, христианская проповедь - это единственная, которая в столь смутные эпохи может становиться выше всяких партийных стремлений и при этом находит отзвук в душе людей всех партий...

"Не вмешивайте Церковь в политику", - говорят нам. Неправда. Нужно сказать: не смешивайте Церкви с партиями, но зато дайте нашей сбившейся с пути "политике" опору той высочайшей истины, которая лежит в христианском учении и которая уничтожает все иллюзии, фантазии, все односторонние увлечения людей политики.

Вот настоящая роль христианской проповеди в настоящее мятущееся время.