Breakfast зимой в пять утра

Старики Уэбстеры шли по перрону вокзала Флэкстаф, штат Аризона, к автобусной остановке, размещенной под крытым навесом. Отсюда автобусы направлялись в сторону Гранд-каньона - небольшие, маневренные, приспособленные для извилистых дорог, с широкими витринными окнами и раздвижными лесенками. При необходимости лесенки услужливо опускали ступеньки к земле для удобства пассажиров-инвалидов.

Чете Уэбстеров такие удобства ни к чему - эта супружеская пара послужит еще Богу не один год. Вот с какой прытью Джек катит за собой огромный чемодан на колесиках, да и Джейн не отстает, ее чемодан хоть и поменьше, но тоже поскрипывает от тяжести на неровностях брусчатки…

За автобусами раскинулся небольшой базаришко… Два-три фургона-магазина предлагали свой товарец: фрукты, молочные продукты, кондитерские изделия. Поодаль от фургонов раскинул лоток индеец - высокий, громоздкий мужчина. Красновато-бурое широкоскулое лицо его обрамляли длинные прямые черные волосы, падавшие на плечи из-под расшитой бархатной шапчонки, гребень которой украшал тканый цветной хохолок. Низкий плоский лоб как бы накрывал узкие глаза. Тугой подбородок порос редкой растительностью, с заявкой на очевидно задуманную бородку. Шею охватывали цветные шнурки, из-под ворота джинсовой рубашки. Кожаные штаны держались на узорном ремне. Простроченные пушистой бордовой бахромой штанины были заправлены в сапоги на высоких каблуках. Голенища сапог простреливал замысловатый набор серебристых кнопок. На широкие плечи торговец накинул пятнистый малахай с аппликацией из разноцветных кожаных лоскутов…

В косых холодных лучах предвечернего солнца содержимое лотка представлялось сокровищем Аладдина. Лики ритуальных идолов из черного агата, змейки из зеленой яшмы, бирюзовые, изумрудные, сердоликовые бусы, браслеты - кофейные, с белыми крапинками в серебряном обрамлении, шариковые ручки с птичьими перьями на конце, карликовые кактусы - символ штата Аризона… Множество безделушек из меди, золота и серебра…

С высоты своего роста индеец смотрел на меня с ожиданием и любопытством. Так, вероятно, встречали его далекие предки белолицых гринго, пришедших на эти земли. Английского он не знал и цену своим поделкам назначал на испанском. А для непонятливых объяснял с помощью пальцев… Я присмотрел для дочери браслет - серебряный, с чернением, в виде свернутой змейки с зелеными капельками глаз. Со стороны торг выглядел довольно забавно: я отходил, возвращался, примерял браслет на свою руку, поглаживал, чуть ли не пробовал на язык. Торговец выбрасывал навстречу мне растопыренные пальцы, с каждым разом меняя цену. Делал он это с явным удовольствием…

Удар вокзального гонга поставил точку в нашем торге. Я протянул индейцу десять долларов, он мне сдачу - два доллара. Что было духу я бросился бежать к своему вагону. В купе я рассмотрел браслетик в полной уверенности, что дочери он не понравится, - дочь частенько отвергает наши с женой подарки. Змейка подняла узкую скуластую головку, похожую на лицо певца Александра Вертинского… «Аризона» на языке племени апачей означает «приносящее серебро». Если браслет дочери и впрямь не понравится, буду его держать в банке с водой - известно, что серебро убивает болезнетворные бактерии, и пить такую воду полезно. Решив проблему, я вновь обратил взор к окну…

А за окном на смену Аризоне пришла Калифорния - страна вечной весны и лета, страна, название которой слетает с языка так же легко и звеняще, как и само слово «Америка».

Из коридора раздались голоса - в соседнем купе появились пассажиры. Ребенок говорил, что сникерсы ему велики, но они такие красивые, что он все равно будет их носить и не отдаст Дику, у которого целый шкаф таких сникерсов. Взрослый женский голос убеждал, что неудобно носить обувь не по размеру, что это вредно, - надо поменять сникерсы. В ответ детский голос завопил неожиданно громко. А женский так же ровно и педантично вдалбливал упрямцу, что носить спадающую с ног обувь глупо… На какое-то время стало тихо. Потом ребенок объявил, что это - судьба. И он примет ее как есть. На что женский голос незамедлительно откликнулся, что это не судьба, а глупость, но если ему нравится, пусть делает что хочет…

Слово «судьба» вызвало в моей памяти случай, о котором я однажды прочел в какой-то американской газете. Вновь меня стал донимать смех, хотя ничего смешного в той истории не было… Произошло это удивительное «шоу» в Гринборо, штат Северная Каролина. Парень по имени Рональд Опус решил покончить с собой. В записке, которую он оставил, Рональд жаловался на нежелание родителей поправить его финансовые дела. Рональд распахнул окно и сиганул вниз с девятого этажа. Однако в тот день мойщики стекол натянули страховочную сеть на седьмом этаже - и бедняга прямехонько угодил в ее мягкие объятия. И все же парню не повезло. Когда Рональд летел мимо восьмого этажа, в голову ему угодил заряд дроби, выпущенный из окна, так что в страховочную сеть Рональд свалился уже бездыханным трупом, с разнесенным черепом. Пока полиция доставала Рональда из сети, детективы предъявили жильцу восьмого этажа обвинение в убийстве. Перепуганный жилец-старик, оправдываясь, заявил, что он метил в свою жену, но не попал, и заряд угодил в открытую форточку. Детективы учли его показания и уточнили обвинение: к непреднамеренному убийству добавилось покушение на убийство жены. Тем временем старичок, приняв успокоительное и закурив любимую сигару, решил объясниться с детективами. Он не собирался убивать свою жену, а тем более человека, пролетавшего мимо его окна. Просто во время ссор со своей женой он всегда хватал со стены незаряженный дробовик и пугал жену щелчком курка. Таков их семейный ритуал. Это подтвердила и жена - дробовик годами висел на стене незаряженный… Детективы задумались. Кто же зарядил дробовик, который выстрелил в столь неподходящую секунду? Логично решили, что ружье мог зарядить человек, вхожий в эту квартиру. Это мог быть единственный сын стариков. Один из понятых - товарищ сына - заявил, что сын давно поговаривал о том, что собирается наказать скупердяя отца за отказ в денежной помощи. Зная, что отец при скандалах взял себе в привычку пугать супругу дробовиком, он тайно зарядил оружие в надежде, что папаша пристрелит мамашу, попадет за решетку, и наследство достанется ему… Однако последние две-три недели супруги жили на удивление мирно, о чем сын в отчаянии поведал своему приятелю… «Где же этот подонок?!» - вскричали детективы. «Как - где? - удивился старичок и пояснил: - Он живет выше, на девятом этаже».

Да, тем самым сыном оказался невезунчик Рональд, пристреленный собственным папашей из дробовика, который сам же и зарядил… Эта история зафиксирована американской Академией судебных наук. Вот что такое судьба! При воспоминании об этой грустной истории меня душит смех. И ничего не могу с собой поделать…

Мне захотелось взглянуть на мальчика, для которого великоватые сникерсы - знак судьбы. Да и пора идти в вагон-ресторан, наступило время пятичасового чая.

Дверь-гармошка соседнего купе оставила довольно широкую щель для любопытствующего глаза. Чем я и воспользовался. Мальчик лет десяти, круглоголовый, белобрысый, притулился в углу дивана и следил глазенками за экраном электронного мультипликатора. Рядом, боком к двери, с книгой в руках, пристроилась женщина. Я изумился. Подобное сходство трудно представить - ну точно Женечка Гуткина! Я невольно придвинулся к щели с уверенностью, что где-то в купе притаился и ее муж - мой дружок Геня Гуткин. Но нет…

Это ж надо, такое сходство. А кто они такие, эти Гуткины? Отвечаю - одни из самых близких мне людей. Эмигранты, бывшие ленинградцы и бывшие… вернее, родители бывшего моего зятя. В своем изложении я стараюсь избежать «литературной коррупции», личных пристрастий - жена и дочь не в счет. Но что поделать: судьба Гуткиных - тоже эмигрантская судьба, судьба людей, заброшенных на чужбину. Стало быть, она тоже имеет право на внимание автора этой книги… Но мне хочется рассказать о другом. О душевной их щедрости, о великодушии? Да, все это так, но хочется писать о другом, о другом, о другом. О том, как даже самые враждебные обстоятельства не могут внести разлад в отношения между людьми, испытывающими взаимную симпатию…

Началось все «с мелочи» - со скоропалительной женитьбы наших детей. Накануне моей туристической поездки за рубеж, в 1978 году, я и понятия не имел о планах дочери, как, впрочем, и она сама. Она еще не знала никакого Сашу… Однако после двухнедельного отсутствия я позвонил домой из Москвы, предупредить о своем возвращении, и узнал, что дочь выходит замуж за некоего Сашу, который появился на горизонте нашей семьи стремительно, как метеор, за несколько дней до моего телефонного звонка. И не один, а с гитарой. Черноволосый, с усами, студент последнего курса института. «Он похож на тебя в молодости, - сказала дочь в телефонную трубку, - поэтому я и решила выйти замуж». Преисполненный благодарности, чувствуя слабость в ногах, я повесил трубку.

Кроме гитары, Саша ввел в нашу жизнь своего младшего брата - опять же с гитарой - и родителей: Женю и Геню, нормальных советских инженеров. С тех пор прошло более двадцати лет… Молодые давно уже не молодые, к тому же у каждого из них теперь другая семья. Младший брат подрос, стал мужчиной, специалистом по компьютерам, с весьма высокой, даже по американским меркам, зарплатой. И родители постарели на двадцать с лишним лет… Сохранилась только наша дружба, несмотря на то что основа этой дружбы - брак наших детей - давно распалась. Предвижу недоумение читателя - стоит ли писать об этом, о деталях личной жизни автора. Думаю, что стоит. Именно благодаря тому, что в наших отношениях нет драматических поворотов, характерных для ситуации распада семьи детей. Сохранение добрых отношений между родителями - своего рода нравственный пример…

На площадке, где царствовал буфет с набором дармовых яств, орудовал пожилой негр в белом кухонном одеянии. Он перекладывал из тележки на полки буфета банки кока-колы и чипсы в голубых пакетах. Докомплектовывал… Заметив меня, негр проговорил, улыбаясь всем своим широким лицом: «Возьмите пакетик, сэр, это очень вкусные чипсы. Их разберут мгновенно», - и, не дожидаясь согласия, с баскетбольной сноровкой закинул в оттопыренный карман моей куртки голубой пакетик…

Салон ресторана пустовал. Официанты сидели спиной к двери на высоких табуретах, точно эскимо на палочках. Моя полька обернулась красивым профилем и помахала рукой. От былой нашей размолвки не осталось и следа. Официантка старалась разговаривать со мной на языке, похожем на русский. И я ей подыгрывал. Обычно разговор вертелся вокруг одной темы. Если бы она знала, что Польша вырвется из «советского плена», то она ни за что бы не приехала в Америку. В Польше все лучше - и вода, и воздух, и продукты… Разве в Америке овощи? Сплошная химия. И мясо, и куры - все химия. «Пани! - взмолился я. - Вы хотите, чтобы я здесь голудовал? А харбатэ? Тоже химия? Нет? Тогда принесите мне харбатэ з цукрином». И она, довольная, несла мне чай с лимоном…

Так мы невинно кокетничали. А глядя на ее обтянутый блестящим люстрином обворожительный зад, я ощущал в себе токи давно минувшей молодости. Официантка принесла мне чай, дольку лимона, булочку с маком, розетку с вишневым вареньем… Поставив все это на стол, официантка достала из кармашка листок и положила подле тарелки. «В связи с ранним прибытием в Лос-Анджелес просьба к пассажирам I класса явиться на завтрак в 5 утра»… Я в недоумении поднял брови. По расписанию поезд прибывал в Лос-Анджелес в девять утра…

- Да, пан. Постарайтесь не опаздывать.

- Так рано?! - проговорил я и умолк, стесняясь, что вновь предстану бузотером перед этим «обольстительным задом».

Официантка объяснила, что в Лос-Анджелесе они сдают смену. Для этого необходимо составить отчет, пересчитать посуду, инвентарь и все прочее. Все это требует времени.

- Не упрямьтесь, приходите в пять утра. Иначе останетесь без завтрака.

- Кто же придет к вам в такую рань, если можно спать еще целых четыре часа, - проскрипел я склочно, но без энтузиазма. - В пять утра. Самый сон!

- Все придут! - ответила официантка.

И все пришли. Даже мальчик, чья судьба зависела от великоватых по размеру сникерсов. Вместе с мамой, похожей на Женечку Гуткину. Они-то меня и разбудили своей громкой возней, перекрывшей рокот колес. Включив ночник, я взглянул на часы - без пятнадцати пять. «Неужели ты променяешь сладкий предутренний сон на дурацкий брекфаст? - спросил я себя. - На ломоть бекона с яйцом, булочку, кубик джема, кубик масла, кубик сыра? Не будь дураком, спи. Предстоит длинный, безалаберный первый день приезда в Лос-Анджелес, в дом хоть и близких людей, но все же не свой, где бы ты смог сразу завалиться в постель, досыпать. Спи!»

Шум в коридоре утих - мальчика увели завтракать.

Я прикрыл глаза, отдаваясь колыбельной качке поезда. Но любопытство подзуживало - неужели кто-нибудь еще, кроме моих соседей, примет просьбу явиться в ресторан в такую рань, как приказ? Ведь это Америка, а не Германия…

Переступив порог ресторана, я обомлел. Все места были заняты…

- Что, пан? - язвительно проговорила официантка, переставляя содержимое подноса на стол. - Вы просто не знаете американцев - все, за что заплачено, должно быть получено.

Виновато пожав плечами, я приступил к завтраку.

Темень вымазала окна вагона густым черным гуталином, в стекле зеркально отражался весь пенал салона. Изредка тьму простреливал случайный огонек - то ли фары заблудившегося автомобиля, то ли просто светлячок. Приглядевшись, можно было распознать какие-то комья, обведенные четкой контурной линией. Местами комья подкатывали к самому стеклу. Должно быть, поезд шел по дну ущелья, едва не касаясь боками горных пород. Догадка с рассветом подтвердилась - протянув руку, я бы смог коснуться причудливых скалистых глыб… Но пока я видел лишь чрево вагона-ресторана.

Постепенно столы пустели. Убедившись, что их не надули, что брекфаст предъявлен по полной программе, пассажиры вернулись в свои купе, оставив завтрак почти нетронутым…

Причудливы пути в историю. Порой одна лишь шаловливая литературная фантазия прославит имя автора в веках. Знал ли средневековый поэт де Монтальво, когда сочинял на заказ серенады, что придуманный им волшебный остров влюбленных под названием Калифорния удержит имя поэта на плаву истории? А его соотечественники-испанцы нарекут этим солнечным именем землю, что щедро раскинулась на юго-западном тихоокеанском побережье Северной Америки? Часть этой волшебной страны занимают горные отроги Кордильер. Прорастая на западе Береговым хребтом, а на востоке вершинами Сьерра-Невады, горные отроги, смыкаясь, образуют Большую Калифорнийскую долину. Здесь сочетаются средиземноморской климат побережья с жарким и сухим климатом континентальной части. Гигантские лесные массивы оберегаются государством как национальные парки, в которых множество деревьев помечены специальными охранными грамотами. Есть среди них и самое высокое дерево Земли - секвойя, носящая имя участника Гражданской войны генерала Шермана; его высота достигает ста десяти метров. Континентальная часть Калифорнии знаменита гигантскими каньонами. В провале одного из них разместилось самое жаркое место Западного полушария - жара там достигает пятидесяти семи градусов по Цельсию, - названное «Долиной смерти» после того, как там погибла группа золотоискателей…

Невозможно без любопытства перелистывать справочники, где отражена удивительная история этого уголка Америки. Индейские племена, обитающие в основном на побережье, жили нескучно - охотились, рыбачили, плодили детей… Но особое веселье началось после того, как испанец Кабрильо в 1542 году привел свой фрегат в бухту, возле которой сейчас раскинулся город Сан-Диего. А возможно, настоящее веселье началось в 1579 году, когда севернее земель, захваченных испанцами, бросил якорь «королевский пират» сэр Фрэнсис Дрейк. Пожалуй, да - тогда и началось веселье по поводу соревнования: кто больше отхватит земли у индейцев. Особенно подсуетились монахи-францисканцы - католические миссии росли, как грибы. По всей Калифорнии запылали «костры просвещения» для неразумных краснокожих, угольки которых собрали для своих книг Фенимор Купер, Майн-Рид, Стивенсон… Книг, которые мальчишки, скрывая, выносили из читального зала библиотеки имени Маяковского в городе моего детства Баку, - на абонементе этих книг не было…

Пришло время, и Калифорния подкинула американским писателям другие сюжеты. Одна «золотая лихорадка» чего стоила! Весть о находке Джона Маршалла в долине реки Сакраменто в январе 1848 года мигом разнеслась по Америке. Тысячи искателей счастья хлынули в Калифорнию и разбрелись по всей ее территории. Крытая повозка, запряженная лошадьми, стала приметой Эльдорадо тех лет, а золотоносный песок - пределом вожделения. Знаменательно, что Джек Лондон родился именно в Калифорнии, как и Брет Гарт, как поэт Роберт Фрост, как Джон Стейнбек, чей роман «Гроздья гнева» повествует о семье из Оклахомы, которая отправилась на поиски удачи в Эльдорадо, в страну золота.

Калифорния, в те времена отделенная от Соединенных Штатов пространствами Дикого Запада, существовала сама по себе до 1850 года, да и потом, став законным тридцать первым штатом, она долгое время оставалась «далеким родственником», пока шло приручение западных земель. Но это сыграло и положительную роль. Необходимость поддерживать связь с восточными штатами дала толчок к развитию судостроения, к организации железнодорожного сообщения - Сухопутной почтовой компании и «Пони-экспресс»…

Тем временем в сиреневой дымке рассвета проявляются вокзальные строения первого калифорнийского городка под названием Нидлес, что означает «Бесполезный». Интересное название. Вероятно, на пути золотоискателей задержка в этих местах оказывалась совершенно бесполезной. А я бы задержался. Хотя бы ради двух пальм, что росли у входа на вокзал. Первые калифорнийские красавицы, увиденные мной. Стройные, с высокой, лохматой кроной и тонким станом, перехваченным пушистым корсетом. Непонятно, почему символом Калифорнии является золотистый мак, а не пальма…

Тепловоз сворачивает направо. Кажется - тепловоз беспокойно оглядывается: тут ли его серебристый хвост, не затерялся ли ночью в каком-нибудь ущелье? И, успокоившись, вновь исчезает с моих глаз на прямой стальной тропе.

Стекло обзорной площадки хрустально чистое, словно его и вовсе нет, а накануне, вечером, стекла казались совсем замызганными. Должно быть, помыли за ночь. Или обдули сжатым воздухом. Далекие снежные вершины Кордильер горят пурпурным костром восхода. Потом опять пошли поросшие леском холмы. В их темной бутылочной зелени пробиваются одинокие дома-замки. Более роскошные с виду, чем те, которые ранее были видны из окна вагона. Меня-то не обманешь, я-то знаю: и роскошные, и более скромные - все они только современные американские дома. Легкие, словно щитовые дачи. Американский дом - продукт ширпотреба, некая конструкция из множества реек, дощечек, скобок, филенок, стекла, гвоздиков, поролона и клея. Все они собраны на скорую руку, но с изяществом. Точно кукольный домик. Удобный внутри, разноэтажный, со множеством комнат, туалетов, кладовок. Вместе с тем это легкомысленное сооружение отличается достаточной прочностью и способностью сохранить тепло, которое подается от каких-то игрушечных обогревателей. Калориферы упрятаны в бейсмонд-подвальчики, рядом со стиральной машиной. Тут же нередко и гараж на один-два автомобиля с автоматическими воротами… Благодаря этой легкости, американцы беззаботно расстаются с домом и покупают другой, точно меняют игрушку. Переезд из дома в дом не доставляет особого беспокойства - оплатил, пришли люди, все упаковали, погрузили и перевезли на новое место. А можно и сам дом перевезти - разобрать и собрать на новом месте. Главное - определиться с работой, работа - это все, дом - дело второе. Дом для американца не основа существования, как в Европе, дом для него - вроде хобби. Особенно для молодых людей. Дом выбирают, обсуждают, сравнивают. Увлеченно, но не серьезно…

На ровной зеленой лужайке, точно яркий гриб, показался еще один дом под красной крышей, в романском стиле, с колоннадой. Он тоже, вероятно, сооружен из фанеры, реек и клея. Рядом голубел овальный бассейн с легкими шезлонгами на борту. Правила владения американцами своим домом для безалаберного домовладельца Европы весьма забавны и не совсем ясны. Хозяин соседнего дома может тебе весьма испортить жизнь. Скажем, если дым твоего барбекю или запах шашлыка дотягиваются до носа соседа, могут возникнуть серьезные неприятности с вызовом полиции. Один мой приятель по наивности срубил дерево на своем участке - так он проклял минуту, когда впервые поплелся на улицу Желябова, в ОВИР, оформлять документы на выезд. Бдительные соседи словно только и ждали звука электропилы. Что более всего сокрушило моего робкого дружка, так это то, что полиция, надев на него наручники и доставив в участок, только там его уведомила о штрафе за сруб дерева на его же собственной делянке. Вообще догляд за соседским домом превратился в нечто вроде спорта. Может быть, поэтому американский дом отличает особая изощренная аккуратность в отношении не только флоры, но и фауны. Попробуй прогнать палкой косулю или оленя, которые забрели на твой участок из леса где-нибудь в предгорье Аппалачей, я уж не говорю о «пристрелить» - пусть это будет лиса, волк или белка… О белки! Эти кроткие существа, пышные, словно муфточки для сугрева нежных девичьих рук… Более наглых тварей невозможно представить. С каким самомнением, с каким высокомерием они шляются по частным владениям. Американские белки, скунсы, барсуки и прочие божьи твари ни в грош не ставят человека, словно ознакомились со всеми статьями кодекса, где четко прописана кара за их притеснение. Однажды ночью автомобиль, в котором я ехал с приятелем по улице Филадельфии, резко затормозил: в свете фар чинно пересекал улицу выводок енотов. Семейство никуда не торопилось. И даже, по-моему, было весьма радо нашему автомобилю: по крайней мере, осветили им дорогу… «Не дай бог мне придавить этих дармоедов, - сокрушался приятель. - Засудят. При чем тут ночь? Завтра же все городские газеты поднимут вой на первой полосе. Будут требовать, чтобы полиция нашла и распяла негодяя. И найдут, поверь мне… Когда я читаю о таких историях, мне кажется, что президентом страны является какой-нибудь енот или скунс».

За окном вагона ландшафт продолжал настойчиво убеждать меня, что я в Калифорнии, причем довольно своеобразно - панорамой завода. Трубы, газгольдеры, сложные конструкции, напоминающие крекинг-установки для очистки нефти, но снаружи, извне… санаторий и только: белые стены ограды, красная и синяя кровля заводских корпусов. В зелени деревьев проглядывали пятна каких-то непонятных механизмов…

Поезд въехал в туман, чья белесая глыба спрятала от меня Калифорнию. Досада. Попасть в эти места, чтобы пялиться в молочное стекло. Неужели туман никогда не кончится? Но кончился. Так же внезапно, как и возник… Взору предстала поляна и строение на краю поляны, у леса. Вдоль аллеи, ведущей к строению, светлели какие-то скульптуры. Казалось, они гонятся за этим строением, а само строение, по мере приближения поезда, превращалось в дом - двухэтажный, со скошенной крышей и небольшими окнами. Сумрачный, темный, он словно замер в нерешительности перед лесом. Дом отличался от современных американских домов особой основательностью. Он напомнил мне другой дом. Тот стоял далеко от этих мест, в деревушке Клаверак, вблизи городка Хадсона, штат Нью-Джерси. Сумрачный, вросший в землю серыми тяжелыми стенами, дом-замок словно исподлобья вглядывался в просторную панораму парка, напоминая декорацию хичкоковского фильма…