24.

Мы скоро переезжаем!

Июнь и июль выдались исключительно дождливыми: в нашем подвале постоянно стояла вода, в которой, по словам Брыси, кто-то тихо квакал по ночам. Стены покрылись черной плесенью, и по ним важно расхаживали огромные лесные пауки.

Однажды вечером, когда Брыся задумчиво следила за этим неспешным парадом, а ЖЛ, громко вздыхая, откачивал воду из подвала, я, наконец, решилась:

— Хватит! Надоело! Переезжаем! А то мы скоро сами плесенью покроемся, и у нас отрастут ноги, как у пауков!

— А я как раз хочу такие ноги, — мечтательно произнесла Брыся. — Тогда удобнее будет за ними бегать! Может, останемся?!

— Брыся, если ты начнешь бегать еще и по стенам, мне придется посадить тебя в вольер и кормить бананами, как макаку. Так что даже не мечтай.

Расстроенная такой перспективой, Брыся переключилась обратно на пауков, а ЖЛ бросил насос и пошел искать новый дом по интернету, назидательно заметив, что переехать надо было уже давно.

На следующий же вечер, сразу после работы, мы поехали смотреть предложенные нам дома. Один из них нам понравился: абсолютно белый, как внутри, так и снаружи, с новенькими окнами, дверями, греющимся полом и стойкой-баром из фальшивого черного мрамора. Мы одобрительно переглянулись. Агент показал нам огромный, на три машины, гараж, комнаты, туалеты, ванную… Все было как с иголочки.

Потом мы вышли в то место, которое агент гордо называл садом. На голом, похожем на выжженное футбольное поле, небольшом участке одиноко рос безымянный куст, покрытый розовато-ситцевыми цветочками. Контраст с зеленым буйством нашего дикого лесо-сада был разительным. Я посмотрела по сторонам: соседские дома похожи на этот, как две капли воды. «Один владелец, — видя наши удивленные лица, пояснил бойкий агент, — вся улица ему принадлежит…».

На газоне соседей слева пасся складчатый шар-пей. Его нос напоминал боксерскую грушу. Он подошел к забору и прислонился к сетке, прозрачно намекая, что неплохо бы познакомиться. Я присела на корточки и протянула ему ладонь.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Тай, — коротко ответил он. — А тебя?

— А меня — Ирина. Мы, наверное, скоро сюда переедем.

— Насовсем?

— Нет, — ответила я, — года на два, я думаю. А вы тоже снимаете?

— Да.

Я просунула палец в дырку и почесала его надутый нос.

— А ты так все время разговариваешь? Кратко, я хотела сказать.

— Да, — улыбнулся он, — порода такая. Буддисты вывели.

— Ясно, — рассмеялась я, — у меня тоже собака есть, но она болтливая, как сорока. Задает кучу вопросов и все время требует ответы.

— Пусть болтает, — великодушно разрешил шар-пей. — Может, я ее молчать научу. Дзен. Слыхала?

— Ага. Но ты особо не надейся. Она, конечно, способна молчать, но только когда спит.

Он пожал плечами:

— Посмотрим…

Мы попрощались. Я вернулась в дом, где агент рассказывал ЖЛ об обитателях деревни. Я подумала о Брысе, о том, как тяжело ей будет расставаться с друзьями, с диким садом, ежами и пауками, кротами и улитками… Но оставаться в старом доме у нас больше не было сил, а о том, чтобы провести в нем еще одну промозглую зиму, не могло быть и речи. Мы поехали домой, обсуждая предстоящий переезд.

— Брыся, у меня новость! — сказала я, едва мы вошли в дом. — Мы скоро переезжаем!

— Как это? — заинтересованно спросила Брыся.

— Мы нашли новый дом, теплее и лучше, — сказала я и погладила ее по голове. — Ты не расстраивайся, там тоже есть соседская собака…

— Ничего себе! — повторила Брыся и озадаченно покрутила головой. — Пойду расскажу Энди и Робину!

Она умчалась в сад. Я сварила себе кофе и устроилась на диване. В глубине сада по-прежнему нежно розовел вереск, и я с грустью подумала, что больше никогда его не увижу. Собаки прибежали на террасу. Я вышла к ним.

— Ну, как вам новость? — спросила я, когда мы обменялись приветствиями.

— Жалко! — выдохнул йорк, сделав жалобное личико. — Брыся переедет, а мы-то — нет!

— Кто знает? — философски заметил Энди.

— Мы будем вас навещать, — пообещала я. — Мы же совсем недалеко переезжаем!

— Да-а-а… — протянул Робин, еле сдерживая слезы.

Я села на ступеньки и взяла йорка на руки. Он шмыгнул носом, поплотнее прижался к моему животу и что-то тихо запричитал. Энди молчал, а Брыся переводила взгляд с меня на Робина, с Робина на Энди…

— А может, не будем переезжать? — тихо спросила она. — Может, останемся?

— Брыся, мне тоже ужасно не хочется переезжать, тем более… — сказала я, кивнув в сторону вереска. — Но этот дом совершенно не приспособлен для жизни: он плохо построен, в нем холодно зимой и сыро летом. Мы очень устали, понимаешь?

— Понимаю, — грустно вздохнула Брыся. — Но глупо терять друзей из-за какого-то дома…

— Ну, почему же терять? — возразил Энди. — Знаешь, все мои друзья остались в полиции, там было много собак. А потом появились вы. Теперь опять все поменяется, но это ведь еще не конец, правда?

— Правда, — кивнула я. — Не расстраивайся, Робин, еще все наладится.

— Да, не переживай, — сказал Энди, — мы будем часто встречаться, как раньше. Хочешь, я научу тебя незаметно подкрадываться сзади?

— А меня? — тут же встряла Брыся. — Пока я не переехала! А то кто меня там учить-то будет?

— Ладно, и тебя, — согласился Энди. — Тогда пошли?

— Пошли! — хором ответили собаки и потрусили вслед за Энди в глубину сада.

Я осталась сидеть на ступеньках. Мой взгляд вернулся к вереску. Прости меня, теперь мне останутся только воспоминания и фотографии. Прости и прощай.