21.

Потому что все испугались

Едва я открыла дверь, как Брыся выкатилась мне под ноги с криком «Ну как?!». Видимо, все это время она просидела у двери.

— В целом, нормально. Завтра я заберу Роджера и отправлю его к друзьям, на юг…

— Ты его сюда принесешь? — заволновалась она. — А вдруг он и меня укусит?

— Нет, я возьму клетку, поеду к Леруа, а оттуда сразу на вокзал.

— А-а-а… Тогда ладно, — успокоилась Брыся. — А хозяин?

— Будет разбираться со своими проблемами. По-моему, он понял, что это необходимо.

— Скажи, а почему он его бил?

— Потому, что его тоже били в детстве. Он несчастен, поэтому и агрессивен.

— А «зазаборные», получается, тоже несчастные? — совершенно неожиданно спросила Брыся.

— Конечно, — ответила я, — все агрессивные несчастны.

— Откуда ты знаешь? Может, они, наоборот, счастливые?! Службу несут, дом охраняют, хозяева ими довольны…

— Знаешь, — ответила я, — если тобой кто-то доволен, это еще не значит, что ты счастлив. Понятно?

— Кажется, да… Например, если я поймаю мышь и притащу ее домой, я буду счастлива, но ты будешь недовольна. Зато ты будешь довольна, если я совсем не буду ловить мышей. Так?

— Именно, — улыбнулась я. — Кстати, у меня для тебя новость. Насчет Чемпионата. К нам на подмогу едет Марина!

— Какая Марина? — озадаченно спросила Брыся.

— Помнишь, ты жила в питомнике? Хозяйку питомника звали Марина.

— А-а-а! Вообще помню, только запах забыла. Понюхать бы… Тогда точно вспомню!

— Вот приедет, тогда и понюхаешь! — сказала я. — А пока будем тренироваться…

На следующее утро, захватив старую клетку-переноску, я поехала забирать Роджера. Поль жил в красивом доме с огромным ухоженным садом, в котором цвели фруктовые деревья. Садовые дорожки были покрыты серебристым гравием, а на клумбах уже пробивались ранние весенние цветы.

Поль вышел встречать меня к калитке. Он был небрит и всклокочен, белки глаз пронизывала сеточка лопнувших сосудов. Одетый в мятую рубашку и рваные, в пятнах, джинсы, он производил впечатление бродяги, случайно попавшего на чужую, недоступно богатую территорию.

— Не обращайте на меня внимания, — извинился он, — я всю ночь не спал. Думал.

— И что надумали? — осторожно спросила я.

— Что пойду к психотерапевту, но Роджера не отдам. Я знаю, что плохо с ним обращаюсь, но я буду стараться. Отдать — это легче всего.

— Охотно верю, — кивнула я, поддерживая эту неожиданную инициативу. — А можно мне взглянуть на Роджера?

— Конечно, — охотно отозвался он, — подождите, я сейчас его выпущу. В дом не приглашаю — у меня не убрано.

Едва он скрылся за дверью, как оттуда тотчас донесся истошный лай маленького джека. Видимо, он был заперт на кухне. Я на всякий случай вышла за калитку, и не напрасно: Роджер пулей вылетел из дома и бросился к самой широкой щели в заборе, откуда удобнее всего лаять на прохожих.

— Ну, и чего ты орешь? — спросила я, как только он просунул оскаленную морду между прутьями. — Ты же меня укусить не можешь. Тогда чего орать?

— Потому и ору, — проорал Роджер, — что укусить не могу!

— Ясно, — ответила я. — Слушай, а у меня к тебе дело!

— Дело?! Что за дело? — Джек от неожиданности присел на свой куцый хвостик. К нему, видимо, еще никто не приходил по настоящему делу.

— Тебя хозяин бьет?

— Ага! — закивал он. — Еще как лупит! Говорит, что я по-другому не понимаю.

— А ты правда не понимаешь?

— Понимаю, но объяснять нужно долго. А у него терпения не хватает, — он тяжело вздохнул.

— Я думаю, он скоро изменится, — сказала я и, просунув палец сквозь решетку забора, почесала его за ухом. — Я буду тебя навещать раз в неделю, а ты мне будешь рассказывать, бьет он тебя или нет. Идет?

— Идет! — ответил Роджер. — А меня от него не заберут?

— Нет, он не хочет.

— Вообще-то он хороший, просто у него терпения не всегда хватает…

— Значит, договорились?

— Договорились! — ответил он и потрусил обратно на кухню.

Я вернулась к Леруа.

— О чем это вы там шептались? — спросил он настороженно.

— Я попросила его рассказывать мне, если вы будете его бить, — призналась я.

Он только пожал плечами, видимо, больше не сомневаясь в правдивости моих слов.

— Когда пойдете к психотерапевту, — продолжила я, — вам станет понятно, почему вы бьете тех, кто вам дорог. А пока постарайтесь, пожалуйста, сдерживать свой гнев. Я дам вам книжку про обучение с помощью положительной мотивации. Вот увидите: затягивает, как покер…

Мы попрощались, и я поехала домой. Я чувствовала, что Поль не врал, но до полной победы было еще далеко. Он с детства усвоил, что единственный способ мотивации окружающих — это побои и оскорбления. Теперь ему предстояло осмыслить относительность этого способа общения с окружающими, что вполне очевидно в теории, но невероятно трудно на практике. Я мысленно пожелала ему удачи.

Вернувшись домой, я пересказала Брысе наш разговор. Она покачала головой:

— Если бы Роджер не вцепился тебе в ногу, хозяин продолжал бы его бить. Так?

— Так, — грустно согласилась я.

— И где же тогда справедливость? — вздохнула Брыся. — Нет свидетелей — нет преступления. Он же никому не может рассказать, что его лупят?

— Никому, — подтвердила я. — Но некоторые могут увидеть и вмешаться.

— А могут и не вмешаться, — мрачно подытожила Брыся. — Если никто не видит, бей собаку, сколько влезет! Все равно она никому не скажет!

— Брыся, — сказала я, — а может, не все так безнадежно? Смотри, сколько существует людей, которые любят собак, заботятся о них…

— Мама! — возмущенно воскликнула Брыся. — Ты не понимаешь о чем я тебе говорю! Хозяин Роджера — жертва воспитания. Значит, Роджер — жертва жертвы воспитания? И кто тогда в ответе за то, что хозяин Роджера его бьет? Воспитание?

— Хозяин Роджера. Если человек способен осознать свои собственные проблемы, он сможет изменить свое поведение. Легче всего искать для себя оправдания — «в детстве меня били», «я рос без отца». Это может быть причиной, но никак не оправданием недостойного отношения к окружающим.

— Значит, нужно всегда вмешиваться, если кто-то лупит собаку! — воскликнула Брыся, делая ударение на слове «всегда». — Так?

— Так, — ответила я.

— Тогда почему никто не вмешался, когда он бил Роджера на выставке?

— Потому что все испугались.

— Но почему? — с отчаянием в голосе закричала Брыся. — Почему?!..

Этот разговор так и не был окончен. Я не смогла объяснить Брысе, почему люди могут плохо обращаться с животными и не нести за это никакой ответственности. Почему в странах, считающих себя цивилизованными, все еще существуют зоопарки, хотя уровень современной фотографии и видеосъемки позволяет увидеть любое животное в естественной среде, не сажая его за решетку. Почему до сих пор существуют цирки, где тигров заставляют прыгать через обручи, слонов — садиться на тумбы, а медведей — крутить педали велосипедов. Почему человек продолжает обращаться с животными, как с игрушками, и получать от этого удовольствие.