20.

Я Вам не враг…

На встречу с Полем Леруа я пришла гораздо раньше назначенного времени и очень волновалась. Я не знала, чего ждать от этой встречи. Брыся настойчиво давала мне советы и переживала, что я не смогу его укусить. «Мама! — говорила она. — Если он на тебя нападет, не теряйся! Не сможешь укусить — ударь по попке!». Я нервно смеялась, представляя себе прилично одетую даму, которая хлопает по попке незнакомого мужчину в весьма престижном местном кафе.

Поль появился минута в минуту. Он был одет в строгий темный костюм, белую рубашку и модный галстук. На лице сияла привлекательная мальчишеская улыбка, но глаза выдавали мятежное состояние души.

— Кофе? — спросила я, вежливо, но холодно улыбнувшись ему в ответ.

Он кивнул и выжидающе уставился на меня.

— Поль, — сказала я, — перед тем, как мы начнем разговор о ваших проблемах, я хотела бы донести до вас довольно нехитрую мысль: я вам не враг.

— Но и не друг, — ответил он как-то по-детски, обиженно. — Вы мне грозили судом, я помню!

— А иначе вас невозможно было заставить поговорить со мной, — ответила я. — Благодарите своего пса. Если бы он укусил не меня, а полицейского, вы бы уже были в суде. Кстати, как он?

— Нормально, — буркнул Поль. — Не знаю, что с ним делать. Упрямый, скотина.

— Вряд ли упрямее вас, — улыбнулась я. — Как его зовут?

— Роджер.

— Хорошее имя, пиратское… Впрочем, мы будем говорить не о нем, а о вас. Учитывая то, что от вас ушла жена, что вы пьете и совсем не занимаетесь компанией, я думаю, собака — не самая интересная для вас тема разговора.

Поль поперхнулся своим капуччино. Я услужливо подала ему салфетку. Откашлявшись, он настороженно посмотрел на меня:

— Вы что — ясновидящая?

— Я?! Да нет, что вы… Просто у меня есть источники информации, позволяющие узнавать нужные сведения быстро и совершенно конфиденциально, — рассмеялась я. — Ну что, расскажете все сами или будем дальше угадывать?

— А вы еще что-то можете угадать? — озабоченно спросил он.

— Многое! Например, что вы купили Роджера в подарок жене, а она, уйдя от вас, отказалась от него. Так?

— А это вы откуда взяли?

— Я знаю, что во Франции щенков часто дарят женам на Рождество. А тот, кто уходит из семьи, собаку почему-то не берет. Ну что? Так и было?

— Лучше бы она его забрала… — вдруг грустно сказал он.

— А почему она ушла? У вас ведь есть дети?

— Есть… Но это ее не остановило.

— Так почему она ушла? — продолжала настаивать я.

Он посмотрел куда-то в угол, пряча от меня глаза.

— Ну… — начал он и густо покраснел. — Ссорились мы часто. Однажды я ее ударил. Потом еще раз. А потом она ушла. Только почему я вам это все рассказываю, ума не приложу!

— Потому что это очень важно, — ответила я. — Представляю, как вам было трудно это рассказать. И что вы собираетесь со всем этим делать?

— А что тут сделаешь? Мне больше и жить-то незачем… — ответил он, опустив глаза. — Впрочем, я и не живу. Так, существую…

— Поль, у меня есть еще один вопрос… Почему вы не можете сдержать себя, чтобы не ударить, не оскорбить?

Он пожал плечами и горько усмехнулся:

— Во мне поднимается такая волна ненависти… Вы же сами видели.

— Послушайте, Поль, — сказала я, накрыв ладонью его руку. — Все люди иногда впадают в состояние гнева. Но поднимают руку на другого чаще всего те, кто в детстве сами подвергались насилию. Я думаю, вы бьете только потому, что били вас. Скажите, Поль… кто вас так сильно обидел, что вы до сих пор ему мстите?

Поль посмотрел в небо, и яркое зимнее солнце заставило его на мгновение зажмуриться.

— Ты ничего в жизни не добьешься… Нормальная девушка за тебя замуж не пойдет… Тебе лучше не иметь детей…

Слова, как капли дождя, еле слышно падали с его губ.

— Отец? Мать? — осторожно спросила я.

— Нет, — ответил он, вернувшись обратно на землю. — Автокатастрофа. Детский дом. Приемная семья…

Первым моим желанием было обнять этого несчастного, потерявшегося в далеком детстве ребенка. Он нес в себе такой заряд ненависти и боли, что никому на свете не был нужен. Если бы он был собакой, его бы, скорее всего, усыпили…

— Мне очень жаль, — сказала я и сжала в ладонях его крупные, красивые руки.

Мы долго молчали. Выражение его глаз постепенно смягчилось, ненависть сменилась тихим отчаянием.

— Я дам вам адрес очень хорошего психотерапевта, Поль, — сказала я, доставая из сумки карандаш и блокнот. — Он вам поможет.

— А вы? — спросил он.

— Нет, — покачала я головой, — я не смогу. Я бы очень хотела, но не смогу. По разным причинам. Единственное, что я могу для вас сделать, это пристроить Роджера к моим друзьям, пока вы будете разбираться со своими проблемами.

Он кивнул:

— Неплохая идея. Я и сам уже начал подыскивать ему новых хозяев. Но кому он, такой, нужен?

— Они с радостью возьмут его. У них три джека, они умеют с ними обращаться. Позвонить?

— Позвоните, — кивнул он, — я думаю, так будет лучше для всех.

Мы допили давно остывший кофе. Поль немного оживился и даже улыбнулся, прощаясь. Листочек с адресом психотерапевта он бережно вложил в свое модное портмоне.

— Завтра я вам позвоню, — сказала я, прощаясь. — Если они не согласятся приехать, я сама заберу Роджера и отвезу к ним. Идет?

— Идет, — кивнул он. — Ну, я пошел? До завтра?

— До завтра…

Он быстро пересек площадь и скрылся в какой-то подворотне. Я заплатила за кофе и пошла за машиной, припаркованной у подножия наполеоновского дворца. Машинально разглядывая по дороге витрины кафе и магазинов, я вдруг заметила разрисованную неприличными словами афишу очередного розыгрыша «лото-миллион», обещавшую лот в пятнадцать миллионов евро. «На эти деньги можно построить приют, реабилитационный центр, дом для престарелых собак» — пронеслось в голове.

Я зашла в это кафе и купила голубой лотерейный билетик…