© B. C. Сыромятников 2006

Эту статью Владимир Сергеевич планировал написать к 100–летию со дня рождения С. П. Королёва (12 января 2007г.), но она осталась незавершенной. Текст статьи взят из книги 2–й «100 рассказов о стыковке» (Москва, 2008 г. под редакцией Е. В. Сыромятниковой). Мелким шрифтом выделены примерные планы ненаписанных фрагментов статьи, курсивом даны примечания публикатора.

Эта аналитическая статья в основном посвящена 100–летию Сергея Павловича Королёва, первого Главного конструктора ракетно–космической техники (РКТ), основателя, идеолога и организатора практической космонавтики. Статья была задумана на январских чтениях 2006 года, которые мы по–прежнему называем Королёвскими. Позднее мне также представилось уместным включить ее в качестве пролога ко второй части своих «100 рассказов о Стыковке», которые планируются к публикации в этом юбилейном году, по всему похоже, — пора! В 1–й части «Рассказов», вышедших на русском языке в 2003 году, информация о Королёве рассыпана по половине страниц книги, надо было представить ее более концентрировано: ведь то, что мы делали в последующие годы в космонавтике, как в отечественной, так и международной, в большой степени базировалось на том, что было заложено под руководством основоположника нашего дела, и все это надо было еще раз переосмыслить. Дополнительно надо было хотя бы коротко поведать о том, что почти не было затронуто в 1–й части, прежде всего, о важнейшем периоде становления ракетной техники (РТ) до 1956 года, года моего прихода в ОКБ-1 к Королёву, рассказать о том, что я мог знать тогда только понаслышке, урывками, но что счел очень важным изучить более детально, пользуясь опубликованной и неопубликованной информацией, отечественной и зарубежной.

В целом данный пролог, как я надеюсь, должен послужить хорошим введением и для тех, кто не читал 1–ю часть «Рассказов», а тем, кому это сделать привелось, коротко напомнить о многом, написанном фактически еще в XX веке.

К тому же мы, дети Войны, Королёвская гвардия, тоже уходим со сцены, «театр одного поколения» заканчивается, его первым режиссером был сам Королёв, а после его безвременного ухода 40 с лишним лет назад его труппа играла под куполом мироздания ведущие роли на протяжении многих десятилетий. Нам привелось сделать действительно очень много, но далеко не все, что было задумано, о чем мечтали и на что рассчитывал сам Королёв. Много событий произошло также после выхода 1–й части (и продолжает меняться почти каждый день). Об этом надо обязательно рассказать, в том числе и о тех, кто продолжал достойно работать в новых условиях, и о тех, кто предавал и общее дело, и страну в целом. Об этом — в заключительной части «Рассказов». К сожалению, всего не напишешь, даже из того, что известно.

Уходит не только поколение победителей и детей войны, создавших советскую ракетно–космическую технику. Заканчивается целая эпоха нашей страны, Королёв осветил ее неповторимой звездой на небосклоне вселенной, ярчайшей кометой, недаром XX век назвали космическим. С тех пор российская космонавтика, так же как американская астронавтика, менялась постепенно. На рубеже веков эти изменения усилились, так же как и все космическое сообщество. Да и весь остальной мир за эти годы стал совсем иным, он продолжает меняться буквально на наших глазах, особенно в последние годы, с приходом XXI века. Очень многое, о чем мечтал наш Главный и его соратники, не сбылось, но ведь то же самое можно сказать о многих великих мечтателях прошлого: «…жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе!»

Историю не переделаешь. Самое большое, что из нее еще можно извлечь, так это чему?то научиться. Есть чему — особенно в XX веке, а Королёв — феномен этого космического периода человеческой эпохи, его удивительная концентрированная история.

Однако, как хорошо известно, учиться (особенно на чужом опыте) — это очень трудная задача!..

Все мы, все космическое сообщество, и, как говорили раньше, — все прогрессивное человечество, готовимся отметить 100–летие СП. Королёва. Значение Королёва для РКТ, которая создавалась у нас в стране (а не только на нашем предприятии — ОКБ-1, которым он по–настоящему командовал) под его руководством или под его сильнейшим влиянием, — огромно. Оно оказалось столь мощным не только для нашей страны, но и для всего мира нового космического времени, в первую очередь для США. То, что земляне (хотя и не наши соотечественники) уже к концу 60–х годов побывали на Луне, стало результатом прорыва в космос, осуществленного благодаря Главному конструктору ОКБ-1.

Однако дело не только в достигнутых результатах, в тех переменах, которые произошли и изменили жизнь людей на Земле. Деятельность Королёва — это уникальное явление во многих аспектах. Поэтому история его жизни и деятельности, методы его работы и руководства огромными коллективами людей сравнимы с крупнейшими политическими и военными кампаниями, завоеваниями огромных жизненных пространств, которые свершались в истории человечества под руководством великих людей прошлого. Они сравнимы и несравнимы, потому что и Александр Македонский, и Цезарь, и Наполеон совершали свои завоевания, обладая, по существу, неограниченной властью. Завоевание космоса происходило совсем в других условиях. Одно это заслуживает отдельного, дополнительного анализа. Однако, в целом, область исследования Королёвского наследия гораздо шире: это и создание новых уникальных технических систем, и сами методы новых разработок, это и прорыв в неизведанное космическое пространство, это и беспрецедентно короткие сроки осуществления проектов, это и преодоление непонимания и косности руководства, разлада среди соратников и зависти соперников, и еще многое другое. Все это позволяет говорить о том, что требуется комплексное исследование наследия Королёва, необходимо Королёвоведение.

Еще раз надо подчеркнуть, что деятельность Королёва — это уникальное явление во многих аспектах: это и беспрецедентный масштаб технических и организационных свершений, это широчайший диапазон действий одного человека, который многие начинания инициировал сам (не забывая инициативу других, — наоборот, поощряя деятельных и активных соратников) и продолжал участвовать во всех важнейших этапах сборки и испытаний своих изделий, доводя их до конечного этапа. Он сам принимал участие в подготовке к полету и запуску в космос и встречая космонавтов на Земле. Такой стиль нашего Главного конструктора выработался, конечно, не сразу, этому надо было научиться, его требовалось осознать и освоить. Стиль работы, руководства, его становление — это тоже важный предмет для анализа и изучения.

В целом, вся эта деятельность ОКБ-1 как головной организации, подчиненной непосредственно Королёву, и его многочисленных смежников фактически привела к открытию новой космической эры в мировой истории человечества.

Хотя в течение 10 лет работы в ОКБ-1, руководимом Королёвым, мне не привелось взаимодействовать с Главным часто и много, он не только оставил в моей памяти и сознании неизгладимый след, но и оказал наибольшее влияние на всю последующую деятельность.

При том что я — непрофессиональный историк и никогда не имел склонности «рыться в архивах», прошлое всегда привлекало меня. И это относилось как к истории цивилизации в целом, так и к прошлому нашего ракетно–космического дела. Работа над книгой «100 рассказов о стыковке» подогрела этот интерес и прибавила мастерства. Кстати, в этой книге Королёв занимает особое место, его имя появляется на 150–ти страницах, но важно не только это количество: мне кажется, что там удалось отразить и ту роль, которую сыграл наш Главный конструктор в становлении РКТ в целом, и как он это делал. Тем не менее вся собранная, осмысленная и записанная информация рассыпана по разным рассказам, и ее не так просто собрать воедино.

Здесь, в этой статье, в тех местах, где это показалось мне убедительным и уместным, использовались целые цитаты из «100 рассказов».

Несмотря на то, что инженерия по–прежнему занимает основное время, за последние годы я также научился совмещать свои профессии. Так вот, получив на последних Королёвских чтениях (почему?то переименованных в Академические) очередной заряд вдохновения, я решил внести свой вклад в предстоящий юбилей. Должен сказать, что ни в коем случае не претендую на полноту своего исследования и на последнее слово в этой неисчерпаемой теме. Это лишь большая статья под названием «Разрабатывая наследие Королёва».

Королёв был сыном своего времени. Рано став самостоятельным в первые годы советской власти, в то переломное время, он, как и многие его сверстники, тянулся к технике, в первую очередь их манило неизведанное, романтическое — полет! Как многие молодые и честолюбивые юноши 1920–х годов, ориентированные на технику, он начал с авиации. Первые наблюдения, опыты, и вот он уже студент МВТУ им. Баумана и дипломник Туполева, а затем — первые построенные и облетанные им планеры и самолеты.

Практика, настоящее конструирование летающих машин, пусть вначале довольно простых, но законченных и опробованных им самим, — все это, думаю, сыграло огромную роль во всей дальнейшей деятельность Королёва.

Поворотным в его судьбе стало увлечение реактивным движением, ракетами. Ракетный научно–исследовательский институт (РНИИ) в 1933 году, стал его первым судьбоносным испытанием.

Каждый человек созревает постепенно, у одних это получается быстрее, у других — медленнее, одни идут к своей цели прямым путем, другим приходиться плутать. Что касается Королёва, то его путь в ракетную технику мог стать почти прямым, но судьба распорядилась иначе и приготовила ему на этом пути тяжелейшее испытание.

Жизнь Королёва оказалась очень извилистой, почти как у многих россиян XX века, и все же не совсем такой. В 20–30–е годы, по современным меркам и масштабам, первые ракеты были почти любительскими, с них начинали все группы энтузиастов тех лет: и немцы, и американцы, и россияне. Во второй половине 30–х годов, в силу ряда обстоятельств, лишь немцам удалось пойти дальше и продолжить путь, который, в конце концов, привел их к созданию первой полномасштабной профессиональной баллистической ракеты Фау-2, ставшей классической.

Теперь, много лет спустя, можно сказать, что у наших первых ракетчиков — если бы даже не произошло того разгрома руководства первого РНИИ в 1937–38–х годах — практически не было шансов создать то, что удалось немцам в 30–е и 40–е годы. Объективно, в 30–е годы у наших оружейников было слишком много других более актуальных задач: требовалось создавать и совершенствовать более понятное, а главное, необходимое вооружение, и, конечно, самолеты. Кроме того, наша промышленность была тогда не готова поддержать создание высокой ракетной технологии. К этому надо добавить, что на развитие немецкой военной техники сильное влияние оказали Версальские ограничения в части производства вооружений в Германии после ее поражения в Первой мировой войне, которые не распространялись на ракеты.

Так судьба приготовила Королёву предельно тяжелое испытание: руководство не оценило перспективу жидкостных ракет — ее действительно тогда было трудно разглядеть, к тому же, это время совпало с разгаром большой сталинской чистки. Практика того времени была простой: независимо мыслящих и неугодных объявляли вредителями и врагами народа. В отличие от Глушко, который был арестован ранее, но вскоре после ареста сразу попал в шарашку, Королёву привелось пройти по самому длинному и опасному пути. По–видимому, он оказался менее сговорчивым при проведении следствия, во втором заходе к нему, похоже, применялись жестокие методы. Невозможно без содрогания смотреть на его фотографии, на глаза человека, как будто только что вытащенного из застенка.

В результате многократных заявлений, а также обращений его матери, поддержанных знаменитыми летчиками того времени М. Громовым и В. Гризодубовой, избранными в Верховный Совет СССР, в 1939 году образовался благоприятный шанс по пересмотру дела. Когда Берия, слывший одним из самых жестоких руководителей НКВД, сменил Ежова, он и его подчиненные несколько изменили свое отношение к арестованным, и прежде всего к специалистам и интеллигентам. Так или иначе, к июню Королёв оказался кандидатом на пересмотр приговора. К несчастью, он был уже в пути на Колыму, и быстро его отыскать не удалось. Тем не менее, несмотря на дополнительные тяжелейшие испытания, именно этот шанс спас его от неминуемой гибели той зимой, уже стоявшей на пороге.

В течение двух лет после ареста судьба водила молодого ракетчика по самому краю пропасти, не раз подводя его к критической черте на пути в Магадан, по дороге туда и особенно обратно в Москву: в пересылочных тюрьмах, в поездах и на пароходах и, конечно, в зоне на золотых приисках. Осенью 1939 года, незадолго до того, как его отозвали в Москву, уже полного доходягу буквально спас от неминуемой гибели М. А. Усачев, бывший директор авиационного завода, физически очень сильный человек, которого арестовали в связи с гибелью Чкалова.

Несмотря на все испытания, судьба действительно хранила Королёва, а в 1940 году привела его в шарашку (к Туполеву, руководившему его дипломным проектом в МВТУ), которую эвакуировали вскоре после начала войны в Омск. Сам Туполев проявил о вновь прибывшем, который все еще находился в плохом состоянии, особую заботу. По воспоминаниям одного из очевидцев, уже тогда он разглядел в Королёве качества, очевидные в те годы немногим: трудолюбие, ответственность и интерес к творческим решениям. Еще через два года его, по личной просьбе, перевели в другую шарашку, на этот раз — к ракетчикам, которые работали в Казани под руководством другого ракетного зэка — Глушко. Стремление Королёва туда, где снова начали работать ракетчики, очень показательно: надо было действительно иметь очень сильное стремление заниматься делом всей жизни, чтобы уйти от своего маститого учителя, да еще в такое лихолетье. К тому же на новом месте, по сравнению с РНИИ, относительная позиция этих двух очень честолюбивых людей поменялась, позднее Глушко очень гордился тем, что Королёв работал тогда в его подчинении.

В Казани эту группу ракетчиков освободили уже в августе 1944 года за успех по разработке ракетного двигателя и его установке на пикирующий бомбардировщик Пе-2Р. Не исключено также, что органы к этому времени начали присматриваться к кадрам новых разделов техники, которой все больше появлялось в качестве трофеев, отбитых у немцев, включая реактивную технику. Вскоре появились также первые практические сведения о немецких ракетах, когда наступающие войска захватили пусковую площадку Фау-2 в Польше, о которой Черчилль сообщил Сталину в июле 1944 года (у англичан, как теперь хорошо известно, были очень веские причины проявлять к ним повышенный интерес).

Королёв провел в заключении целых шесть лет (с 1938 по 1944 год), и все?таки по большому счету это были не совсем потерянные годы, хотя, на первый взгляд, это звучит парадоксально. Однако нередко тяжелые испытания делали из сильных людей — очень сильных, и не только это. Можно привести ряд примеров того, как сильные целеустремленные люди порой становились гигантами. Так нередко формировались личности.

Шарашка тоже была уникальной школой, она учила работать и мечтать, объединяя людей, близких по духу и по общему делу. В этих КБ и НИИ за колючей проволокой, которые базировались на интеллектуальном, хотя и рабском труде, и аналогов которым нет в истории современной цивилизации, можно было научиться многому, в том числе различать, кто есть кто в этой необычной арестантской жизни. Для многих шарашки становились еще одними ни с чем не сравнимыми университетами, а освобождение усиливало жажду жизни и творчества. Такие люди начинали заново осознавать цену жизни и свою цену.

Как уже упоминалось, в Казани группу ракетчиков во главе с Глушко освободили уже в августе 1944 года, и они продолжили работать уже как вольнонаемные специалисты.

В 1944 году, по освобождению, Королёву было только 38 лет. Это был еще молодой человек, но совсем не такой, каким его застал арест шесть лет назад: потрепанный физически, но не сломленный жизнью, еще выносливый и стойкий, а главное — опытный и сильный, даже окрепший духом, с жаждой жизни и творчества в том большом деле, о котором он мечтал и которое начало возрождаться буквально на глазах с феерической быстротой. С этого освобождения для него начиналась по–настоящему новая жизнь. К тому же, досрочно освобожденным ракетчикам уже привелось снова прикоснуться к обожаемой ими технике, им сопутствовал успех, который стал их вкладом в общую большую Победу, которая была уже совсем не за горами.

Все это заново разбудило в Королёве жажду жить и творить. Позднее, когда в конце 40–х и в 50–е годы он снова был часто оторван от дома, он писал в своих письмах, что жажда жизни пришла к нему очень поздно. В те годы судьба в очередной раз начала испытывать его самого и его ракеты, и об этом речь впереди. Большой талант всегда одинок, а чтобы высказаться, ему требовалась отдушина. В 50–60–е годы такой отдушиной для Королёва стала его вторая жена Нина Ивановна.

Кстати, доступ к этим письмам по–прежнему закрыт в соответствии с завещанием жены, и это, пожалуй, плохо с позиций Королёвоведения: через несколько лет эта уникальная информация может оказаться по–настоящему невостребованной.

В августе 1945 года вслед за другими советскими ракетчиками с оптимистическим и активным настроем Королёв попал в поверженную Германию, в руинах которой они увидели то, что им не привелось создать самим за эти потерянные годы, наверное, они открыли там для себя и для своего будущего дела намного больше того, что можно было ожидать. Больше, потому что во время войны немецким ракетчикам способствовала редкая удача: возможность продвинуть свое дело с полукустарного уровня на профессиональный. Как и какой ценой, об этом тоже речь впереди.

Известны слова Королёва об основной заслуге немцев, которая заключалась в том, что они заставили нас собрать советских ракетчиков вместе. И это правда, но не вся, просто наш первый Главный без особой нужды не любил признавать чужого первенства и превосходства. По правде говоря, надо признать, что современные баллистические ракеты имеют начало в Германии, а первой такой профессиональной ракетой стала Фау-2. История ее создания в целом удивительна и даже парадоксальна. Поэтому надо еще раз рассказать о немцах и об истории создания ракет. Но сначала о том, как об этом стало известно союзникам, а это фактически произошло только тогда, когда немцы приступили к их боевому использованию в 1943 году, и о том, какими разными путями детальная информация об этих ракетах, одном из самых ценных трофеев Второй мировой войны, досталась победителям — СССР и США. Интересно отметить, что супероружие, создание которого продолжалось более 10 лет огромным научно–техническим комплексом целой страны, долгое время оставалось почти незамеченным для всех видов разведок противников Германии: и самой Англии, и США, и СССР.

Надо рассказать также о том, как собрали наших ракетчиков вместе в Германии и как они этим сумели воспользоваться, хотя им в отличие от американцев, будущих соперников по ракетно–ядерной и космической гонке, было очень непросто. Однако в успехе на этом этапе, который растянулся на целых два года, заслуга не только инженеров и ученых. Руководители всей кампании на самых разных уровнях, в том числе на самом высоком, оказались на высоте, и это тоже примечательная история.

Как стало известно намного позднее, Сталин получил первую официальную информацию о немецком ракетном оружии из тогда секретного письма Черчилля летом 1944 года, в нем излагалась просьба помочь в сборе сведений о пусковых установках, расположенных в районах Польши, к которым приближались части Красной Армии. Это письмо фактически инициировало целую кампанию по сбору информации, которая стала развертываться с нарастающей интенсивностью, растянулась на много месяцев. В последние годы войны англичанам пришлось принимать не только разведывательные меры, требовалось что?то предпринимать превентивно, ведь когда такая ракета улетала с пускового стола, защититься от нее было уже невозможно.

В августе 1943 года союзники, наконец, совершили мощный ночной рейд на основной ракетный центр немцев в Пенемюнде. Дальше первая ракетная и антиракетная война шла с нарастающей силой, с успехами и поражениями с обеих сторон.

Первые фрагменты Фау-2 были доставлены из Польши в Москву, в НИИ-1 (бывший РНИИ) уже в августе 1944 года. Они были тут же засекречены, и с трудностями разного характера работа по воссозданию образа немецкой ракеты началась. На этом этапе наших ракетных экспертов можно было сравнить с археологами: шаг за шагом по отдельным фрагментам они делали неожиданные для себя открытия. Когда A. M. Исаев, замечательный ракетный двигателист, будущий руководитель ОКБ-2, внесший выдающийся вклад в советскую РКТ, еще в Москве получил возможность детально разглядеть двигатель немецкой ракеты, развивавший тягу в 25 тонн, он воскликнул: «Этого не может быть!» Действительно, нашим ракетчикам тогда под силу было создавать двигатели с тягой лишь раз в 10 меньше.

Поначалу информация о немецких ракетах собиралась фрагментарно и довольно сумбурно. В этой работе приняли участие две группы экспертов: гражданские из НИИ-1 и военные из ГАУ (Главного артиллерийского управления). Надо отметить, что с этого начального этапа артиллеристы, создавшие гвардейские минометные части, знаменитые «катюши», оказались очень активными, и им было суждено сыграть историческую роль как в те первые месяцы, так и в последующие годы.

В конце 1944 года военные, а среди них подполковник Г. Тюлин, будущий директор НИИ-88 и замминистра MOM, подготовили деловые рекомендации генерал–лейтенанту Л. Гайдукову, тогда консультанту по вопросам артиллерии в ЦК, по продолжению разведывательной кампании. Этому человеку привелось сыграть историческую роль в организации всего ракетного дела в стране на начальном этапе его становления.

В то же время руководство авиапрома, которому подчинялось НИИ-1, не проявило особого интереса к ракетам этого типа, что затрудняло нашим специалистам участие в этой деятельности. Только в апреле 1945 года первая небольшая группа советских специалистов, отобранных почти наугад, была отправлена в Германию. Среди них оказался и Б. Е. Черток, будущий заместитель. Королёва и всех его преемников по вопросам управления ракет и космических аппаратов (КА). 50 лет спустя он хорошо описал начавшуюся тогда кампанию в первой части своего четырехтомника «Ракеты и люди».

Итак, весна 1945 года! Патриотизм, гордость и энтузиазм победителей, сумевших одолеть Гитлера и всю эту уникальную немецкую военную машину, охватили повально всех. С другой стороны, многих из тех, кто впервые оказался в Германии, поразила западная цивилизация, и не только это. Победители оценили силу поверженных, в том числе их технические достижения, и это относилось не только к основному предмету интереса наших ракетчиков — ракетам. Фактически, уровень технического оснащения промышленности Германии оказалась намного выше нашего, и это относилась буквально ко всему спектру оборудования заводов и лабораторий, начиная от простых обрабатывающих станков. Например, прибористов буквально поразило качество и количество измерительной техники в немецких лабораториях. Даже кабельные разъемы, без которых не обходится сегодня ни один аппарат, имеющий электрические цепи, оказались для послевоенных россиян в новинку. Там, в Германии, было очень много такого, что поражало всех, от простых солдат до инженеров, впервые попавших в техническую цивилизацию. Недаром инструктаж, который проводили наши спецслужбы, обычно начинался со слов: «Никаких удивлений и восторгов…»

Этот разрыв в технологиях, во всем его диапазоне предстояло ликвидировать в послевоенные годы, чтобы создать в стране фундамент для новых отраслей промышленности, и не только для ракетной техники. А пока в Россию отправлялось все, что могло пригодиться на начальном этапе и на что тогда положили глаз наши спецы. Они сами паковали понравившееся им оборудование вместе с техдокументацией и направляли его по своим адресам.

Нам, послевоенным мальчишкам, тоже привелось прикоснуться к этим трофеям на другом конце их длинного пути из Германии в Россию. На окраине Подлипок, на огромном поле полузаброшенного аэродрома, куда мы ходили играть в футбол, образовалась большая свалка, нам было интересно полазать там и даже открутить какую?нибудь загадочную деталь из сваленных и уже частично разобранных немецких самолетов и еще какого?то брошенного военного скарба.

Станочное оборудование представляло для россиян особый и всеобщий интерес. Из Германии оно вывозилось в огромном количестве. Уже в студенческие годы на производственных практиках и позднее на нашем и других заводах мы видели, как в течение многих лет эксплуатировались станки с названиями известных немецких фирм.

Огромный разрыв обнаружился и в электронике. Фактически у нас в стране вообще не было тогда радиолокационной техники, и ее тоже пришлось создавать с нуля. Не было еще многого из того, что тогда имели немцы. Зато у нас оказалось много такого, чего не смогла сконструировать и построить Европа, у них не было наших танков Т-34 и штурмовиков ИЛ-2, не было наших «катюш», и когда самоотверженный, героический тыл наладил их производство в больших количествах, а генералы и солдаты научились воевать, Красная Армия оказалась сильнее непобедимого, как поначалу казалось, вермахта. Нашего оружия, талантливо сконструированного и самоотверженно изготовленного в невероятно тяжелых условиях и по более простым технологиям, хватило для победы над, казалось бы, более продвинутым противником, и этот совсем не простой парадокс, многоплановый по своей сути, достоин более глубокого изучения и детального исследования.

Зато после войны стало понятно, чего нам недоставало и чему надо было учиться у побежденных, что требовалось восполнить. К сожалению, всего этого оказалось слишком много, и полностью ликвидировать разрыв, особенно в электронике, Советскому Союзу так и не удалось.

Потом началась горбачевская перестройка, а еще дальше полный ельцинский беспредел и развал… Не могу не добавить еще несколько слов и об этом. Тот фундамент, на котором держится современная техническая цивилизация, то, что с таким трудом создавалось в послевоенные годы, было отдано на разорение, на разграбление варварам XXI века. Например, сохранив на фасаде старые советские ордена и прикрываясь новыми экономическими условиями, а больше якобы законами, директор–перерожденец в одностороннем порядке полностью ликвидировал ракетно–космическую тематику и превратил в свою вотчину завод «Машиноаппарат», на котором в 1946 году налаживали производство электродвигателей для рулевых приводов и другой ракетной электротехники. А сколько их, таких предателей дела своих отцов и дедов?..

Работа по освоению новых военных технологий началась сразу после войны широким фронтом и вылилась в беспрецедентную гонку вооружений, а мы, подросшие дети Войны, стали ее активными участниками. Уже в 50–е годы, во время учебы в МВТУ, несмотря на завесу секретности, мы знали о том, что в соседних группах и на факультетах готовили инженеров по многим новым оборонным специальностям.

Однако надо вернуться к главной задаче, которую поставили перед нашими ракетными экспертами, направленными в Германию, — к поиску и изучению немецких Фау.

Когда первые группы наших специалистов попали в главный ракетный центр в Пенемюнде, там осталось не так уж много ценной информации. Ракетные «сливки» сняли сами немцы задолго до того, как в начале мая 1945–го опустевший центр заняли части Красной Армии. Им, под руководством Дорнбергера и фон Брауна, удалось вывезти все, что представляло настоящий интерес и что оказалось транспортабельным. Они начали подготовку к эвакуации еще в январе и провели ее по–немецки очень организованно.

Другой важнейший ракетный объект, подземный завод в Нордхаузене, где немцы организовали серийное производство ракет Фау-2, находился западнее Берлина, в Тюрингии. Этот район был занят американскими войсками и переходил в советскую зону позднее (в обмен на Западный Берлин). Поэтому наиболее ценные ракетные трофеи опять же достались не нам. К этому времени американцы уже хорошо многое понимали и очень постарались. Они там похозяйничали не только со знанием дела сняв все немецкие ракетные «сливки», но и разрушив многое из остававшейся техники, что, естественно, вызывало бурное возмущение главных победителей фашистской Германии.

Летом 1945 года произошло событие, которое сильнейшим образом повлияло на расстановку сил в советской ракетной технике на предстоявшие годы и на судьбу многих наших ракетчиков, в первую очередь, бывших зэков. Началось с того, что консультант ЦК по вопросам артиллерии генерал–лейтенант Л. М. Гайдуков, который был в родственных отношениях с Г. Маленковым, подготовил доклад на самый верх с предложениями по расширению разведывательной кампании в Германии. В свою очередь, существенную помощь в этой подготовке ему оказал Ю. Победоносцев, соратник Королёва, который работал в РНИИ в 30–е годы, а накануне и во время войны был очень активным при создании «катюш». На состоявшейся встрече Гайдукова со Сталиным фактически через голову самого Берии решился вопрос о командировании в Германию Глушко, Королёва и других бывших зэков, все еще работавших тогда в Казани, а это значительно усилило состав советских ракетчиков в Германии.

Уместно отметить, что, планируя техническую разведку, стратеги наших спецслужб решили загримировать направляемых на Запад гражданских специалистов, включая бывших зэков, под офицеров: их всех одели в военную форму. Будущие наши главные ракетчики Глушко, Пилюгин и другие стали тогда полковниками. Несмотря на форму и высокие звания, отличить гражданских офицеров от прошедших войну, с их орденами и медалями, не составляло труда. Бывшим зэкам за все их испытания никаких знаков отличия, например, как раненым — нашивок, тоже не полагалось.

Надо сказать, что, в отличие от Глушко, Пилюгина и других будущих руководителей советской ракетной индустрии, главных конструкторов, которым присвоили звание полковников, Королёв прибыл в Германию подполковником и был поначалу назначен руководителем летных испытаний ракет (группа «Выстрел»). Ему еще надо было доказать, что он способен на гораздо большее, и с этой далеко непростой задачей он постепенно справился весьма успешно. С самого начала в его поведении там уже чувствовалось уверенность человека, который станет руководителем большого нового дела, уже тогда просматривались большие организаторские способности, воля и уверенность в своих силах. Он умел находить общий язык с разными людьми, и даже с немцами, на их родном языке. Именно в таком психологическом ракурсе описал свою первую встречу с Королёвым в 1945 году Б. Е. Черток.

В этой внешней стороне проявилась еще одна сторона таланта Королёва. Пожалуй, самое важное, что это осознали те, кто готовил решения, определившие основные роли в будущей советской ракетной технике.

По сравнению со своим подчиненным по казанской шараге Глушко явно уступал Королёву в общении и руководстве людьми, будущего главного ракетного двигателиста отличали большая склонность к анализу тонких элементов конструкций.

Еще раз надо сказать, что в конечном итоге трофеи достались всем союзникам, однако американцам они, можно сказать, сами пришли в руки вместе с самим фон Брауном и другими ведущими специалистами, технической документацией и доброй сотней готовых ракет. В то же время нашим пришлось затратить огромные усилия, чтобы собрать то, что от этого осталось, и что пришлось по кусочкам искать по всей Германии. Парадоксально, но факт: гандикап, который поначалу получили американцы, был быстро ликвидирован. Более того, наша МБР (межконтинентальная баллистическая ракета) залетала первой, именно знаменитая теперь на весь мир «Семерка» открыла космическую эру.

В районе Нордхаузена наши специалисты организовали небольшой институт под названием «Рабе», руководителем которого стал Черток. На этом этапе институт сыграл важную роль во всей разведывательной кампании. В частности, удалось собрать немногих оставшихся от американцев немецких ракетчиков, и те активно помогали в деятельности «Рабе». Если воспользоваться современной терминологией, это было первое совместное интернациональное предприятие по освоению высоких технологий. На последующих этапах эти немцы оказались хорошими консультантами сначала в Германии, а позднее в СССР. Однако в отличие от американцев разработчиками новых модифицированных ракет они у нас не стали.

Другая группа наших специалистов, гражданских и военных, работала также в Берлине.

В августе 1945 года по инициативе военных была создана Особая техническая комиссия по координации всей ракетно–разведывательной деятельности в Германии, которая постепенно расширялась. К осени 1945–го за счет усилий прежде всего генерала Гайдукова и подключившихся к этому времени руководителей наркомата вооружений под руководством Д. Ф. Устинова, удалось наметить эффективный комплексный план дальнейшего сбора ракетной информации в Германии и ее последующего использования. Был организован короткий визит зама Устинова В. Рябикова, который стал важным шагом для последующих организационных действий.

В то же время, в конце 1945 года, некоторые московские начальники посчитали, что пора отзывать наших специалистов. Однако Гайдуков (при поддержке Устинова) настоял на расширении работ в Германии.

В феврале 1946 года Королёв был вызван на короткое время в Москву, где Гайдуков организовал его встречу с Маленковым. О ее результатах можно судить по последовавшим событиям: в марте бывший ракетный зэк — будущий главный конструктор — вернулся в Германию уже в чине полковника, а вскоре Особая комиссия организовала в Германии сводный институт под названием «Нордхаузен», начальником которого стал Гайдуков, а его заместителем и главным инженером — Королёв.

В последующие месяцы 1946 года в Германии был создан целый технический комплекс, в который вошло несколько организаций. С его помощью удалось не только систематизировать всю собранную информацию, но и, главное, наладить изготовление материальной части ракет.

К началу 1947 года экспедиционная кампания в целом заканчивалась. Немецких специалистов, которых удалось наскрести, вывезли в Москву вместе с десятком полностью скомплектованных ракет Фау-2 для проведения летных испытаний в России. Однако еще в мае 1946 года было подготовлено важнейшее организационное решение, подписанное 13 числа самим Сталиным. Об этом будет рассказано более подробно, но сначала — о самой ракете Фау-2.

Можно еще много говорить обо всей этой многоплановой теме огромного разрыва в технологиях и связанной с ней кампанией, которая началась в конце войны, а позднее растянулась на все послевоенные годы, десятилетия. Но не в этом задача этой статьи: главный предмет анализа — ракетная техника, а она началась с Фау-2. Поэтому я должен вернуться назад, чтобы коротко напомнить историю создания того ракетного чуда, которое увидели наши специалисты, многие из них к этому времени сами и профессиональными ракетчиками?то еще не были, в поверженной Красной Армией Германии 1945 года.

Благодаря целому ряду обстоятельств немцам в 30–е годы удалось собрать группу уникальных, очень способных и деятельных ракетчиков и организовать их работу по созданию РТ, в последующие годы им способствовала редкая профессиональная удача. Как показала дальнейшая история, руководство Третьего рейха, казалось, вопреки логике, стало тратить большие усилия и средства сначала (1933–42 годы) на разработку ракетного оружия, а затем (1943—45 годы) - по–настоящему огромные ресурсы на его массовое производство и использование. Несмотря на это, в конечном итоге эффективность этих ракет оказалось существенно меньше того, на что рассчитывали немецкие стратеги во главе с Гитлером. Если же посмотреть с другой стороны, с точки зрения исторической перспективы, немцам удалось создать тогда то, что обеспечило прорыв в области баллистических ракет, а это заложило основы ракетно–космической техники XX века, фактически изменившей картину послевоенного мира. И все это наследие досталось не самим немцам, а победителям Германии в качестве трофея. В историческом плане стало парадоксальным, что после войны немцы на территории самой Германии в процессе дальнейшего развития ракет почти не участвовали.

Как все?таки удалось немцам создать это супероружие, и даже наладить его массовое производство в самый разгар войны, когда чаша весов уже стала явно склоняться на сторону союзников, и какие оно дало практические результаты?

В период 1932–42 гг. немецкие ракетчики стали энергично, с нарастающей активностью работать под руководством генерала Дорнбергера и тогда еще совсем молодого фон Брауна (1912 г. р.), ставшего в 60–е годы всемирно известным в связи с ракетно–космическими проектами в США, и прежде всего лунной программой «Аполлон» — «Сатурн». В те предвоенные и военные годы начинающие ракетчики пользовались поддержкой руководства немецкого вермахта и во второй половине 30–х в обеспечение разработки своих ракет создали тот самый уникальный научно–инженерный и производственный центр в Пенемюнде, расположенный на берегу Балтийского моря. Этот центр сыграл ключевую роль во всей немецкой ракетной программе 30–40–х годов. Несмотря на огромные трудности, свойственные такому большому и сложному делу, немцы в целом успешно продвигались вперед в своих уникальных разработках. К середине 1942 года первая полномасштабная ракета Фау-2 (весом более 12 тонн) залетала.

В конце 1942 года, уже после поражения под Сталинградом и высадки союзников в Северной Африке, немецких ракетчиков напрямую поддержало высшее руководство Третьего рейха во главе с Гитлером, который решил создать «оружие возмездия» (Фау) и наказать непокорную Англию. С его помощью немцы решили отомстить за жестокие, порой действительно варварские, рейды англо–американской авиации. В результате этих бомбовых ударов союзников (особенно на мирные города в конце войны) погибли в общей сложности около миллиона человек. В этой части немецкое возмездие оказалось неадекватным: в результате пуска около 3000 ракет (из общего числа изготовленных 6000) погибли не более 3000 человек, точность попадания ракеты с однотонной боевой головкой оказалась очень низкой, прежде всего из?за несовершенства системы управления, а надежность ракетной системы оставалась небольшой.

Огромные усилия и средства немцы затратили на серийное производство ракет, особенно после того, как союзники разбомбили Пенемюнде в 1944 года. Поражает тот огромный размах, с которым немцы в тяжелейшие годы войны создали буквально разбросанную по всей стране и на оккупированных территориях мощную инфраструктуру, относившуюся к изготовлению, испытаниям и использованию ракет. С ракетным производством немцам, в буквальном смысле, пришлось уйти под землю. Надо подчеркнуть, что в сооружении подземного завода в Нордхаузене широко использовался труд военнопленных. Немцы также стали использовать рабский труд и в самом процессе производства ракет, причем в совершенно бесчеловечной его форме, жестокость эсэсовцов не имела границ, пленные погибали тысячами. Уместно также привести общую цифру погибших советских военнопленных: из 5 миллионов, взятых немцами в плен, погибли более 3 миллионов человек!

В целом вся немецкая ракетная программа оказалось стратегическим просчетом: вопреки прогнозам эффективность нового оружия, которое удалось с таким трудом создать, оказалась действительно невысокой. Решение по поводу ракет Фау, пожалуй, было типичным для Гитлера того времени, когда он, уже как загнанный, но еще сильный зверь, начал метаться, часто принимая нерациональные решения. Можно еще раз сказать, что фактически уникальные немецкие ракетчики работали тогда на своих противников: оружие, которое ковали немцы против англичан и — потенциально — против американцев, стало одним из самых ценных трофеев, попавших в руки победителей.

В целом немецкая ракетная программа была очень обширной. Всего в рамках программы в 1933–45 годах немцы разработали 12 разновидностей ракет — от А-1 до А-12, включая межконтинентальную А-9/А-10, однако большая часть из них не продвинулась дальше эскизной проработки. Вскоре после войны бывшие союзники взяли А-4 (Фау-2) - наиболее продвинутую немецкую ракету — за основу для создания оружия, которое, в конце концов, стало основным в будущем ракетно–ядерном противостоянии.

Надо отметить, что далеко не все и не сразу разглядели стратегический потенциал именно баллистических ракет среди действительно богатого немецкого наследия. Его в самом деле не так уж и просто было по–настоящему разглядеть. Это относится как к начальному периоду знакомства с немецкими трофеями в 1944–1945 годах, так и к более позднему послевоенному периоду, когда, взяв за основу Фау-2 с дальностью полета всего 300 км и совсем небольшой точностью, стали постепенно развивать и совершенствовать этот тип ракет, ставший по существу основным стратегическим оружием.

Немецкий инженерный гений, помноженный на их дисциплину и последовательность в период национального (и националистического) подъема, принес выдающиеся плоды.

Наверное, еще раз стоит подчеркнуть, что формирование всей ракетной инфраструктуры в СССР стало еще одним организационным, научно–техническим и общечеловеческим чудом, сравнимым с эвакуацией на Восток оборонных отраслей промышленности во время Войны. Тем более что в это же время создавались другие новые индустриальные комплексы, такие как атомный, радиолокационный, а авиапром начал переход на реактивную авиацию. И все это свершалось в стране, половина которой лежала в руинах и требовала восстановления. Результат известен, атомную бомбу взорвали уже в 1949 году, а спутник запустили в 1957–м. Наверное, здесь не стоит подробно говорить, какой ценой доставались все эти достижения и каков оказался конечный результат для нашей страны, для народа. Важно другое: наша страна была способна — и не раз демонстрировала это — на такие свершения, которые не только создали супердержаву, но и могли бы по–настоящему позаботиться о своем народе, о его благосостоянии. К сожалению, для этого не было ни стратегии и не нашлось стратегов.

Невольно я снова коснулся глобальных проблем, но что поделаешь: ведь политика — это концентрированная экономика, как правильно учила нас правильная, неискаженная диалектика.

В апреле

В мае

В августе — НИИ-88 вкл. Отд. 3 и Королёв — Главный конструктор и др.

В том же августе Устинов посетил Германию

Воспроизвести ФАУ-2

Другие министерства

Началась обратная эвакуация

10 ракет и наземное оборудование

Дополнительные комплекты

Немецкие специалисты

В самом начале 1947 г. все вернулись в Москву

Следует отметить, что осознание всего немецкого трофейного имущества оказалось далеко не простым и поначалу довольно запутанным делом, ведь Фау-2 была не единственной ракетой. Координация между отдельными группами оказалась недостаточной. Хорошо, что к этому делу быстро подключили умных, опытных и широко мыслящих людей разного профиля, основным мотивом которых было разобраться по делу и предложить правильные решения. Среди них оказались и боевые генералы, и руководители оборонной промышленности, и даже генералы НКВД. Другие мотивы у этих людей играли, похоже, второстепенную роль. Это были люди, в тяжелейших условиях выигравшие беспрецедентную войну, сумевшие сломать хребет, как казалось поначалу, непобедимой немецкой военной машине. Сразу после войны у них в этом деле не оказалось больших противоречий.

Фактически, в результате всей разведывательной немецко–ракетной экспедиционной кампании была не только собрана техническая информация, но и сформулированы планы воспроизводства немецких баллистических ракет, и, что самое важное, намечены конкретные организационные решения, определившие комплексную структуру работ в стране на ближайшие годы, которые вылились в десятилетия. Эти решения, по–видимому, стали основным стратегическим результатом всей немецкой кампании. Комплексный анализ техники, кадровых и организационных вопросов позволил в короткие сроки подготовить и образовать в стране не просто новую ракетную отрасль, а комплексную государственную структуру, в которую вошел целый ряд исследовательских, производственных и военных подразделений и организаций. По масштабам и последствиям ее можно назвать ракетной революцией в стране. Что касается Королёва, то, несмотря на сравнительно невысокий пост во всей этой ракетно–административной иерархии, он занял ключевое место с огромными потенциальными возможностями, что стало для недавнего зэка еще одним немалым чудом. Как он сумел воспользоваться предоставленными возможностями, эта история, хотя в принципе и хорошо известная, но все?таки удивительная, и рассказ о ней в деталях — впереди.

Постепенно, к концу 1945 года, удалось консолидировать основные экспедиционные силы. Руководили этой координационной работой из Москвы, а ведущую роль здесь поначалу сыграли военные, которые, как уже отмечалось, в августе 1945 года с этой целью образовали Особую техническую комиссию. Среди них надо еще раз назвать генерала Л. Гайдукова, работавшего тогда в ЦК партии консультантом по делам артиллерии. В этот период его роль оказалась многогранной, очень эффективной и имела стратегические последствия для последующей организации всего ракетного дела в стране, в том числе в такой важной ее части, которая называлась тогда «подбором и расстановкой кадров», в том числе в судьбе Королёва (а ведь как было правильно сказано, но, к сожалению, часто делалось далеко не так). Надо еще раз отметить, что и органы ведомства Берии, от которого непосредственное участие в этой работе принимал его заместитель генерал–полковник И. Серов, по–деловому относились к кадровому вопросу, в результате среди будущих ведущих ракетчиков оказалось немало бывших зэков.

Из других специалистов, кто внес большой вклад в организацию экспедиционной кампании и организацию стратегического постановления 1946 года и на последующих этапах освоения многодельного ракетного дела в стране, надо бы назвать целую когорту военных и гражданских руководителей. Не претендуя на полноту и правильность конечных оценок, упомяну маршала Н. Д. Яковлева, начальника ГАУ, и генерала А. И. Соколова, который во время войны много сделал для освоения гвардейских минометов — знаменитых «катюш» (впрочем, как и многие другие офицеры, ставшие ракетчиками), а потом руководил инспекцией Пенемюнде, занимал ключевые посты в ГАУ, командовал НИИ-4 (организованном в июне 1946 года) в период его становления и наиболее активной деятельности и сделал еще очень много для становления советской РТ. В НИИ-4 разрабатывались такие важнейшие для нового, очень непростого вида вооружения вопросы, как его испытания, порядок приемки, хранения и, конечно, использования. Уместно отметить, что связь с военными, или, как у нас их было принято называть — заказчиком, осталась на все последующие годы: через военные приемки на предприятиях–изготовителях и, конечно, — испытания на полигонах при подготовке ракет и космических аппаратов к полету.

Из числа руководителей оборонной промышленности назову Г. Н. Пашкова, который в рамках Госплана координировал работу всех вовлеченных в новое дело ведомств.

В. М. Рябиков, заместитель Д. Ф. Устинова, вместе со своим шефом сами, по сути, готовили историческое постановление, подписанное Сталиным 13 мая 1946 года.

Хотелось бы также отметить, что упомянутые выше и многие другие руководители, включая боевых генералов, находились в 30–летнем возрасте, и это тоже имело огромное положительное значение для быстрого и всестороннего прогресса.

Вся эта подготовительная деятельность, проводившаяся и в Москве и в Германии, создала основу для принятия стратегических организационных решений, определивших работу по разработке всей советской РТ, а через десяток лет — и РКТ — на долгие годы, десятилетия.

В 1946 году по ставшему теперь знаменитым Сов. секретному постановлению, подписанному Сталиным 13 мая, определялась организация работ по созданию и освоению ракетной техники в стране. Через пару месяцев, в августе, был образован НИИ-88, а внутри него — отдел № 3, а еще через пару дней Королёв был назначен начальником этого отдела и главным конструктором баллистических ракет.

Так Королёв стал одним из главных конструкторов, номинально таким же, как те, кто стал ответственным за создание основных элементов баллистической ракеты. Тем не менее, как конструктора ракеты в целом, это поставило его по существу (но не административно) во главе огромного ракетного дела. А об этом он по существу мечтал всю жизнь, и это стало огромной удачей, определившей его дальнейшую судьбу; и не только его, а гораздо больше… Это действительно было удачей для бывшего зэка, до той поры не проявившего себя на практике чем?то выдающимся, — занять пост, который фактически — тогда, правда, только потенциально — означал место главного ракетчика страны. Этого тогда, похоже, не понимал никто, и это как раз и стало той основой, за которой скрывалась удача. Но ведь кто?то прозорливый сверху разглядел этого человека, которому еще не исполнилось 40 лет, этот кто?то распознал в нем и талант, и волю, и организаторские способности, и многое другое.

В начале 1946 года в Москве, после активных дебатов и борьбы, в которую оказались вовлеченными ЦК, основные оборонные ведомства при активной позиции военных (ГАУ), удалось определить головного ответственного за освоение немецкой РТ и создание будущих советских ракет, а также — ключевые фигуры в этом сложном деле. Как уже отмечалось, было принято решение продолжить и даже расширить пребывание наших спецов в Германии и создать единый институт, начальником которого назначили Гайдукова, а его заместителем — Королёва. Это был важнейший момент для будущего Главного конструктора и для самой РТ.

Итак, в начале 1946 года, получив большие полномочия в Москве, Королёв уже в чине полковника вернулся в Германию окрыленным и энергичным. По воинскому званию он, по крайней мере, сравнялся с Глушко, Пилюгиным и другими главными конструкторами будущих ракетных подсистем, и это для него тоже было важно. В третий раз поменялось относительное положение Королёва и Глушко.

В результате в Германии привелось побывать очень многим нашим специалистам, которых удалось собрать, вытащив многих из мест весьма отдаленных, и которым в последующие годы пришлось активно работать над созданием отечественной РТ. Эту мысль имел в виду Королёв, когда сказал, что главная заслуга немцев состояла в том, что им удалось собрать всех российских ракетчиков вместе.

Реактивная авиация

Радиолокация

Гонка вооружений в целом

Головным ведомством стал наркомат вооружений, руководителем которого был Д. Ф. Устинов, сталинский нарком вооружений, сам прошедший уникальную школу военного тыла. Он действительно внес выдающийся вклад в организацию оборонной промышленности страны как во время войны, так и после, в том числе в создание советской РТ, а затем и РКТ. Будущий член Политбюро и маршал, и даже министр обороны, как показали последующие годы, все же не проявил себя настоящим государственным стратегом, а оказался больше политиком, который слишком много оглядывался на самый верх и на свое окружение. Он не мог или не захотел навести порядок в ракетно–космических программах 60–х годов, когда там начался хаос, вызванный объективными противоречиями, а также проектно–подрывной деятельностью Челомея. Как мне рассказывал С. А. Афанасьев, министр общего машиностроения (фактически это было министерство РКТ) с 1964 по 1984 год, Устинов несколько раз подставлял его в критические моменты. Устинов оказался также одним из тех, кто несет ответственность за ввод наших войск в Афганистан в 1979 году.

Что касается Королёва, то Устинов относился к нему настороженно: последовательный ученик Сталина не любил слишком самостоятельных подчиненных, однако в отличие от своего учителя настоящей мудростью, похоже, не обладал.

Таким Королёв вступал в свое первое мирное десятилетие, достигнув, наконец, того, о чем он так мечтал. Несмотря на все трудности этого переходного этапа (1944—1946 годы), что касается самой ракетой техники, самое трудное было еще впереди. Только начав осваивать Фау-2, самостоятельно готовить и запускать немецкие (и полунемецкие — изготовленные на заводе НИИ-88 в Подлипках) ракеты на полигоне в заволжских степях Капустина Яра, советские ракетчики из подмастерий, какими они были в 30–е годы, превращались в настоящих специалистов. Следующий этап, начавшийся по существу почти одновременно, целью которого была существенная модификация ракеты с целью увеличения дальности полета и точности стрельбы, оказался не менее сложным, опасным и изнурительным. Ведь Сталину требовалось именно такое средство доставки ядерного оружия.

НИИ -88

Отдел 3

Зенитные ракеты

Немецкие специалисты, ввезенные в Россию

Организация полигона в Кап–Яре

Генерал Вознюк

Ракетный комплекс, в котором сама ракета — это только элемент, хотя и центральный

Госкомиссии при подготовке и осуществлении запусков ракет, а позднее и КА

Я думаю, что ни он сам и никто не мог представить себе того непрерывного поиска и изнурительного труда, всех тех трудностей и опасностей на этом пути создания отечественной РТ, который начался под жестким давлением самого Сталина и под непрерывным контролем Берии, но, в конце концов, привел Главного конструктора к триумфу.

Как и Война, послевоенный период стал удивительным временем для нашей страны. Несмотря на колоссальные людские потери (только 1 миллион погибших лейтенантов, цвет нации, ее генофонд) и руины на полстраны, в СССР созрели закаленные кадры. Не только в армии, но и в тылу выросла мощная военная промышленность, овладевшая всеми методами оперативного осуществления сложных технических проектов в кратчайшие сроки. К этому надо добавить массовый патриотизм, энтузиазм и веру в правое дело с надеждой на светлое будущее, плюс трофейную технику. Несмотря на все издержки тоталитарной системы, централизованное руководство, реализуемое кадрами того военного и послевоенного времени, было способно творить чудеса и демонстрировало это на деле. Все сказанное относилось как к административным кадрам народного хозяйства, так и другим государственным институтам, а также к партийным кадрам и даже кадрам НКВД (МВД). Послевоенные репрессии все же не носили такого массового характера, как в 30–е годы, а карательные органы научились даже руководить научно–техническими разработками в особых условиях, в том числе за полярным кругом. Таких примеров можно привести много: и это не только создание сначала атомной, а затем и водородной бомбы и целой атомной индустрии (научно–технического и промышленного комплекса — легендарного «Средмаша», еще одного государства в государстве), это, например, создание уникального Норильского металлургического комбината.

Первое послевоенное десятилетие названо здесь ракетным потому, что в течение тех труднейших лет, построив сначала ракетную индустрию, удалось воспроизвести то, что создали немецкие ракетчики, а затем уйти далеко вперед, вплотную подойдя к прорыву в космос.

Уже в Германии появилась первая критика Фау-2, но деятельность в этом направлении поначалу была под строгим запретом, так как могла помешать освоению немецкой ракеты.

Р1

Р2

Немецкий проект Г-1

Р3 как основа, на которой изучались пути дальнейшего развития баллистических ракет

1950: организация ОКБ-1… отделы, экспериментальное производство Р5, Р5М

Этот прорыв стал неожиданным почти для всех, от простых людей до руководителей самого высокого уровня и стратегов во всем мире. Однако эти слова нельзя отнести к самому Королёву, потому что он не только думал и мечтал о космосе, но в течение всех этих лет инициировал почти космические эксперименты и проекты, не говоря уже о лоббировании в самых разных ведомствах и уровнях руководства.

Окончательно созрел, расцвел талант Королёва

Теперь кажется почти невероятным, как наряду с решением основной задачи по разработке новых все более сложных ракет Королёву удавалось проводить первые космические исследования и готовить техническую и организационную почву для настоящего прорыва в космос.

Первые вертикальные пуски так называемых геофизических ракет состоялись уже в 1947 году. Их стали называть академическими, и это тоже не случайно: стремление Королёва к Академии наук проявилось уже тогда и сохранилось на все последующие годы. Для Королёва АН — это было прежде всего поддержка научных экспериментов.

Р1А

Р2А

Собаки

Вертикальный пуск человека

Тихонравов

Еще в Германии Королёв заводил с немцами разговоры о полетах в космос. Эти мысли и разговоры не прекратились после возвращения в Москву, несмотря на всю занятость основной темой: разработкой и испытаниями первых баллистических ракет.

Во время встречи со Сталиным в июле 1949 года после доклада о разработке более дальнобойной ракеты Р1 Королёв намеревался упомянуть о возможности космического использования баллистических ракет. К счастью для Королёва, недовольство Сталина удержало его от неосторожного высказывания; ведь Берия приравнивал работу тех, кто не отдавал все силы обороне страны, к виду изощренного саботажа.

Соратник Королёва по предвоенному РНИИ М. К. Тихонравов работал в НИИ-1 в Болшево, где его группа в конце 40–х годов выполняла предварительные расчеты по возможности запуска спутника при помощи составных ракет. Этот проект продвигался с большими трудностями, но послужил важным дополнительным материалом и аргументом, чтобы постепенно, шаг за шагом сформировать мнение ученых, военных и чиновников в поддержку космического использования ракет. Главный конструктор ОКБ-1 использовал любую возможность, привлекал каждого союзника для формирования команды единомышленников. Эта кампания растянулась на несколько лет, но в конце концов сыграла свою важную положительную роль.

В эти же годы (1945–1948) Тихонравов рассматривал возможность запуска человека на ракете по вертикальной траектории. Позднее, в 1955 году, в ОКБ-1 был разработано несколько вариантов кабин для вертикального запуска в космос человека с возвращением на Землю на парашюте, а один вариант — даже на крыльях.

В 1949 году Королёв привлек специалистов по космической медицине для разработки системы для осуществления пуска собак по вертикальной траектории.

Пуски собак продолжались до 1960 года.

Академия наук не только поддержала пуски академических ракет, академики оказались заинтересованными в расширении этих исследований, и уже в 1953 году Королёва избрали членом–корреспондентом АН СССР.

В 1954 году в ОКБ-1 разработали проект вертикального полета в космос человека.

С 1951 года началась работа по созданию искусственного спутника Земли, которая в целом растянулась в кампанию длиной почти в 10 лет.

Совет главных конструкторов (ноябрь 1947 года) позволил координировать работу предприятий, делавших одно дело, но входивших в разные ведомства.

Постановление по науке, ученых вузов, а также НИИ и КБ, работавших на переднем краю новых высоких технологий.

Преддверие гонки вооружений

Начало гонки

Прикладная наука

И все же создание и развитие техники баллистических ракет, которое привело к настоящему прорыву в стратегическом вооружении — созданию глобального оружия (МБР с ядерными боеголовками) и запуску спутника, — чем?то отличается от других уникальных достижений того времени. Это отличие начинается с того, что поначалу было не так уж много людей, даже среди специалистов, кто сумел разглядеть неограниченные возможности баллистических ракет. В состав НИИ-88, головного института отрасли, входило около десятка КБ, возглавлявшихся главными конструкторами. Королёв был лишь одним из них, и ему в отличие, скажем, от отца атомной бомбы Курчатова, надо было в течение целого десятка лет пробивать себе дорогу и доказывать другим превосходство своего направления РКТ. Если вдуматься, нет ничего удивительного в вопросе, который мне иногда задавали американцы: как это так случилось, что именно Королёва, да еще бывшего репрессированного, назначили главным по советским ракетно–космическим проектам. Но ведь его никто таковым и не назначал, он сам пробил себе дорогу на самый верх (правда, не по административной лестнице). Он вырос в титаническом труде и трудной борьбе к успеху от начальника отдела № 3 НИИ-88 до легендарного анонимного Главного ракетно–космического конструктора, сумев еще раз не сломать себе шею на этом взрывоопасном пути. Опять же, в отличие от Курчатова, советский народ узнал о том, кто запустил спутник и первого человека в космос и еще сделал многое «впервые в мире», только после смерти Королёва.

В этом разделе, как и в статье в целом, нет смысла описывать все послевоенные ракетные и другие проекты Королёва.

Надо прежде всего сказать, что Королёв, наконец, попал в свою стихию: он стал руководить творческим процессом создания своих ракет. Эта деятельность была по–настоящему многогранной, если сказать одним словом — организационно–технической. Именно в эти годы оттачивалось его мастерство, искусство руководить большими и малыми коллективами людей — дивизиями и целыми армиями. Существенная особенность этого командования заключалось в том, что основная масса сотрудников этих подразделений состояла не просто из дисциплинированных солдат, а состояла из творческих людей, инженеров и ученых. Им нужно было не просто приказывать, а прежде всего сделать их своими единомышленниками. Причем все это требовалось делать, не нарушая строгого режима секретности того времени, когда каждый солдат этого интеллектуального фронта не должен был вроде бы знать, что делается на соседнем боевом участке. Всех этих «бойцов, командиров и политработников» надо было еще и вдохновить, мотивировать на новые свершения.

Таковы были правила игры того времени, и их нельзя было нарушать, а Королёв, как никто другой, хорошо это знал, испытав все сполна на своей шкуре.

Начав с освоения немецкой Фау-2, Королёв и его большая команда, включая многочисленных смежников, шла последовательно, от ракеты к ракете, увеличивая их совершенство и параллельно оттачивая свое инженерное мастерство. Вершиной этой деятельности стало создание «Семерки», первой МБР.

Необходимо отметить, что в следующем, космическом, десятилетии Королёв продолжал активно заниматься ракетами, и не только уникальным носителем H1.

В связи с этим следует заметить, что «Семерка» не была самой совершенной Королёвской ракетой. «Девятка» (9К), пожалуй, самая безупречная жидкостная, к тому же экологически чистая — кислородно–керосиновая — ракета. В ее конструкцию внесли целый ряд прогрессивных решений, благодаря чему весовые характеристики приблизились к идеалу.

Забегая вперед, надо сказать, что Королёву не дали возможности создать более совершенный носитель, а возможность такая была, — боле того, по плану развития советской РКТ, принятому в 1960 году, предусматривалась разработка не только суперракеты тяжелого класса, но и ракет–носителей промежуточного класса. Это постановление было пересмотрено, его заменили прочеломеевским постановлением, которое приняли в мае 1961 года, вскоре после полета Гагарина, и это парадоксально.

В годы первых сталинских пятилеток популярными часто становились броские призывные лозунги, поднимавшие трудящихся на новые трудовые свершения, порой наперекор и вопреки всем лишениям и трудностям. Так, когда приступили к массовой коллективизации сельского хозяйства и начали широкую индустриализацию промышленности, 1929 год назвали годом великого перелома.

Заканчивая рассказ о ракетном десятилетии, надо вернуться немного назад, к 1956 году, потому что его тоже можно назвать годом великого перелома для ОКБ-1, завоевавшего в том году, наконец, самостоятельность, и для РТ в целом, которая уже в следующем году стала ракетно–космической — РКТ, и для всего Королёвского дела, и для тех многих из нас, кого судьба привела на эту земную и космическую орбиту.

Тот переломный год начался с того, что 2 февраля впервые в мировой практике провели ракетно–ядерные испытания под кодовым названием «Байкал»: с полигона Капустин Яр была запущена ракета Р5М с ядерной боеголовкой, которая достигла своей цели и взорвалась в Казахстане, в районе Семипалатинска. Несмотря на варварский, по существу, характер самого этого эксперимента, что касается его исполнителей, прежде всего ракетчиков, — это был, несомненно, подвиг. Как известно, Королёв и все члены совета главных конструкторов стали национальными героями (хотя и анонимными): все они стали Героями Социалистического Труда.

А уже 27 февраля НИИ-88 посетил Н. Хрущев, новый советский лидер, и впервые с большой долей удивления разглядывал непривычные на вид образцы сигарообразного супероружия страны Советов и слушал рассказ о перспективе его дальнейшего развития: там, в новом цехе ЗЭМа демонстрировалась первая, тогда еще не летавшая МБР — полномасштабная знаменитая «Семерка». Воспользовавшись представившимся случаем встречи с руководством страны, Королёв не преминул упомянуть также о возможности запуска при помощи «Семерки» искусственного спутника Земли. Можно гадать, что осознал в связи с этим новым для него термином Хрущев, но слово было сказано и, в каком?то смысле, получено согласие при условии, что этот… не совсем понятный научный эксперимент не помешает решению главной задачи — созданию глобального супероружия. Главное — сказано было очень вовремя: ведь до запуска спутника оставалось немногим более полутора лет.

Так, после многолетней научно–технической подготовительной работы и не менее важного лоббирования в самых разных ведомствах и инстанциях, в том числе со ссылкой на Америку, где готовилось что?то подобное, было добыто нечто похожее на устное согласие, но на самом верху. Основная техническая работа, которая растянулась до октября 1957 года, была еще впереди, еще требовалось довести «Семерку» и научить ее летать. Еще предстояло сделать решительный шаг назад, с тем чтобы не пропустить вперед американцев, для этого пришлось заменить «настоящий» оснащенный научной аппаратурой полуторатонный спутник, над которым работали уже в течение нескольких месяцев, на ПС (простейший спутник). Решение о начале его проектирования было принято тоже в конце 1956 года. Так, настоящий процесс по подготовке прорыва в космос пошел.

А уже в августе того же переломного 1956 года ОКБ-1 стало самостоятельной организацией, и, что было очень существенно, ЗЭМ — наш Завод Экспериментального Машиностроения стал неотъемлемой частью королёвской организации, то есть базой, в цехах и лабораториях которого изготавливали и испытывали все то, что совсем скоро залетало в виде ракетных ступеней, межпланетных автоматов и космических кораблей.

Так получилось, что после окончания МВТУ им. Баумана, еще в апреле 1956 года, я пришел работать в ОКБ-1 (тогда еще в составе НИИ-88). Тогда нас, новобранцев, было еще совсем немного, только в 1957 году приток молодых специалистов на предприятие, а также к нашим смежникам резко увеличился. С этого времени в КБ и на заводе стали формироваться лаборатории и отделы, которые составили основу головного предприятия ракетно–космической отрасли страны, предприятия, которому советская космонавтика обязана очень многими своими достижениями. Так или иначе, все основные ракетно–космические программы осуществлялись под руководством Главного конструктора Сергея Павловича Королёва. Проекты, в которых мне привелось в те годы участвовать, во многих деталях описаны в 1–й части «100 Рассказов».

Уместно также упомянуть о том, что в феврале 1956 года состоялся исторический для страны XX съезд КПСС, осудивший культ личности Сталина. С этого политического события по существу начался новый период в жизни страны, получивший название «хрущевская оттепель». К сожалению, этот период продолжался сравнительно недолго, однако много необратимых положительных изменений в Советском Союзе успело реализоваться. Как стало ясно довольно скоро, Хрущев не смог, оказался неспособным радикально изменить управление страной Советов. Более того, его непонимание, стратегическая близорукость, помноженные на воинствующий коммунизм и замешанные сплошь и рядом на поразительном волюнтаризме, привели к разброду, и не только в идеологическом, политическом и хозяйственном руководстве, но даже в руководстве РКТ. Такое положение сильно повлияло на развитие ракетно–космической техники в последующие годы, на Королёвское дело в целом, и даже на личную судьбу нашего Главного конструктора.

Вульгарный подход к развитию советского государства под призывным оптимистическим лозунгом — «наше поколение будет жить при коммунизме» — привел к еще большей деформации экономики страны. Насильственная ликвидация частного сектора, особенно в деревне, практически привела к катастрофе в сельском хозяйстве: в начале 60–х мы пережили опустошенные рынки, и даже очереди за хлебом… Таким путем идеологи «быстрого коммунизма» планировали высвободить рабочие руки для общественно полезного, коллективного труда и намеривались завалить страну и чугуном, и сталью, и вроде бы, товарами народного потребления. С другой стороны, продолжалось наращивание гонки вооружений, которая, надо сказать, тоже оказалась в эти годы плохо спланированной, что вело к бездумному несбалансированному увеличению военного потенциала, а это требовало все больших финансовых и материальных затрат.

Что касается ракетной техники, то ее разработка стала, наверное, самым ярким примером субъективного подхода к выбору типов ракет и головных исполнителей целых комплексов и их основных частей, общая стоимость которых измерялась миллиардами рублей. Развернулась конкурентная борьба среди главных конструкторов, в которой далеко не последнюю роль стало играть стремление стать фаворитом высшего руководства. Конкуренция подогревалась тем, что ракетчики становились также участниками престижных космических программ, которые кратчайшим путем вели к славе, наградам и званиям. Таких примеров можно привести много. Наиболее парадоксальными стали решения работать параллельно над двумя лунными программами, что, в конце концов, привело к потере лидерства в пилотируемых космических программах и к проигрышу в лунной гонке американцам. Все это далеко не полный перечень необоснованных непродуманных решений.

Известно, что из всего этого получилось, и нет смысла рассказывать об этом детально еще и еще раз. Начиная с 1956 года мне самому привелось участвовать во многих ракетно–космических проектах ОКБ-1, и это дало возможность вести многие рассказы от первого лица.

Можно только еще раз сказать о том, что XX век для России стал непрерывным экспериментом, беспрецедентным по масштабу, крайностям и экстремизму, временем величайших свершений и невосполнимых потерь. Такой уж мы, видимо, подопытный народ, не способный самостоятельно постоять за себя и не всегда разумно прирастающий Сибирью, которая иногда кажется бескрайней, почти как этот далекий необозримый космос.

Так или иначе, к концу 1956 года Страна Советов, а с ней и остальной мир стояли накануне новой космической эры. Ключевым действующим лицом в этой эпохальной кампании стал снова Сергей Павлович Королёв.

Следующее десятилетие, последнее в жизни и деятельности Королёва, стало для него периодом величайших достижений, можно сказать, величайших триумфов, и по сути, и по масштабам свершенного, — и одновременно годами горьких разочарований. Это звучит парадоксально, но, к сожалению, так оно и было. Так бывает в этой жизни, и почему?то особенно часто — у нас в России. В данном случае удивляет очень многое, а в ряде примеров просто кажется поразительным, невероятным.

Королёв вошел в него на пике всей своей удивительной силы, помноженной на опыт и приобретенный авторитет. Как известно, за первыми спутниками отправились к Луне первые королёвские автоматы, на прицел были взяты первые планеты, Венера и Марс; корабль–спутник подготовили сразу для выполнения двух уникальных задач: для полета человека («Востоки» и «Восходы») и для военной разведки («Зениты»); стали формироваться еще более грандиозные планы дальнейшего освоения ближнего и дальнего космоса.

Можно отметить, что важной особенностью развития советской РКТ всегда было то, что оборонные заказы оставались более приоритетными по сравнению с самыми видными пропагандистскими проектами. Это прекрасно понимали все главные конструктора, включая Королёва, и соответствующим образом формировали свои планы.

Несмотря на выдающиеся достижения в космосе, которые последовали за сенсационным прорывом в космос спутника в 1957 году и Гагарина в 1961 году, к сожалению, космическое десятилетие Королёва, этот очень важный период дальнейшего развития советской РКТ, оказался очень непоследовательным, можно сказать, сумбурным. Отсутствие настоящей стратегии и координации относилось не только к затрате больших усилий на повторные полеты «Востоков», преследовавших политические, пропагандистские цели, но особенно к разработке новых МБР, а также больших долгосрочных космических программ. И все это происходило в Советском Союзе с его централизованным государственным управлением, находившимся под непрерывным глобальным контролем правящей компартии, возглавляемой ЦК во главе с оперативно действовавшим Политбюро, обладавшим фактически неограниченной властью.

Война и труднейшие послевоенные 40–е и 50–е годы, время восстановления беспрецедентных разрушений продемонстрировали, на что способна эта страна при таком правлении. Как уже говорилось, в эти же годы создавались совершенно новые технологии, которые требовали комплексных, широкомасштабных усилий и действий. Казалось бы, теперь, когда самый трудный период был пройден и в стране созданы ракетно–техническая отрасль промышленности и ракетная инфраструктура, сложились благоприятные возможности рационально решить новые задачи. На самом деле получилось совсем не так. В силу целого ряда причин организация некоторых ключевых ракетно–космических программ разладилась.

Прежде всего, за выработку стратегии и координацию дальнейшего развития РКТ и других отраслей техники высоких технологий взялось новое высшее политическое руководство страны во главе с Хрущевым, который практически не имел ни знаний, ни опыта в этой области. В результате был допущен целый ряд крупных принципиальных ошибок. Наиболее ярким хорошо известным примером явилось прямое перепрофилирование нескольких ведущих авиационных фирм на тематику РКТ. В этой части огромный вред нанесла деятельность В. Челомея. Должен снова отослать читателя к 1–й части «Рассказов»: взяв к себе на работу сына лидера страны прямо со студенческой скамьи на руководящую должность, новый фаворит Хрущева смог достигнуть в кратчайшие сроки, казалось, невозможного. Не говоря обо всех высших наградах и званиях (которые он получил, по–видимому, как задаток за будущие достижения такого же достоинства), ему удалось подписать на самом высшем государственном уровне удивительное для того времени и ситуации постановление: через месяц после полета Гагарина приняли решение передать основные перспективные космические программы, включая лунные, Челомею. За год до этого все эти планы вплоть до 1967 года были утверждены постановлением правительства и поручены Королёву — почти невероятно, но это документальный факт!

После всех первых успехов, достигнутых под руководством Королёва, стало происходить то, что иначе как хаосом не назовешь. В хаос погрузились прежде всего наши лунные программы, в первую очередь в части разработки тяжелых ракет–носителей. Королёва стали оттеснять на второй план, принуждая его менять сложившуюся за долгие годы кооперацию по таким важнейшим компонентам, как ракетные двигатели.

Надо еще раз сказать, что десятилетие, названное здесь космическим, было в не меньшей мере заполнено разработками новых боевых МБР и ракет–носителей. Это был период очень активной работы в этом разделе РКТ, потому что для обороны страны требовались более мобильные, чем «Семерка», МБР, а для решения новых масштабных космических задач требовалось выводить на орбиту целые межпланетные поезда.

К сожалению, Королёв недооценил такие субъективные факторы, как конкурентная борьба, и даже открытая зависть и интриги. Но не только это: он стал действовать слишком прямолинейно, полагаясь на свой авторитет и могущество. В стремлении создать более эффективные носители на кислородно–керосиновом топливе, он делал все, чтобы боевые МБР использовали те же компоненты. Как известно, в результате этого родилась следующая Королёвская МБР «девятка», и хотя ее, в конце концов, приняли на вооружение в 1965 году, по оперативным показателям она явно уступала ракетам на высококипящих компонентах топлива, которые параллельно создавались под руководством Янгеля и Челомея. О роли последнего в советской РКТ и тех методах, с помощью которых он добивался своих целей, тоже рассказано выше. Тем не менее надо еще раз сказать, что в этот критический период Королёву не хватило гибкости.

Самой большой потерей стал разрыв с Глушко. Вместо соратников, которые создали все первые советские ракеты, они стали по существу непримиримыми врагами, и это нанесло непоправимый ущерб всей советской РКТ.

Тем не менее должен еще раз вернуться к мысли о том, что гораздо более эффективным было назначить Королёва Генеральным конструктором РКТ, в целом он доказал способность стать настоящим лидером в масштабах всей страны. Тем более что он проявлял настоящую щедрость, когда в 60–е годы раздавал свои разработки на другие предприятия, руководители которых вскоре после этого сами становились «генералами». Что касается МБР, которые с годами стали наиболее оперативными, то ими стали пороховые ракеты, а их стали разрабатывать в нашей стране тоже под руководством Королёва в самом начале 60–х. То, что их доводка и принятие на боевое дежурство затянулось, не вина нашего Главного.

В конце концов жизнь этого гениального человека закончилась, как известно, трагически.

С уходом из жизни нашего Главного конструктора полным провалом обернулась программа полета советских космонавтов к Луне и на Луну. Нельзя сказать, что будь жив Королёв, проект Н1–ЛЗ завершился бы высадкой нашего человека на поверхность Луны. Печальный итог этого проекта был предрешен волюнтаризмом руководства на самом верху, развалом программы, и здесь нет нужды повторять то, о чем уже написано в 1–й части «Рассказов», в том числе об ущербном варианте проекта, который были вынуждены принять в ОКБ-1, к тому же с большой задержкой. Тем не менее, проживи Королёв еще несколько лет, многое могло быть, и наверняка было бы, по–другому, и не только в советской космонавтике.

Выиграв беспрецедентную лунную гонку у Советов, американцы потеряли один из главных стимулов летать еще выше и дальше по межпланетным орбитам. У нас не стало Королёва, и НАСА фактически отказалось от услуг фон Брауна, потерявший основную жизненную нить гениальный немецкий ракетчик был вынужден свернуть со своей главной дороги и тоже вскоре умер, глубоко разочарованный, несмотря на весь триумф своих выдающихся достижений. Парадоксальные параллели напрашиваются и здесь.

Хотелось подчеркнуть лишь то, что непосредственно повлияло на космические проекты в последующие десятилетия нашей работы. С годами мне все чаще и чаще приходилось мысленно обращаться к его видению и оценке того, что мы, продолжатели его дела, конструировали на земле, чтобы продолжать летать в космос.

Природный интеллект российского интеллигента

Работоспособность

Смелость и скорость мышления и действий

Спутник

Великая октябрьская космическая революция

Пророков нет в отечестве своем…

Лайка

Космическая гонка

Первый человек в космосе, последствия…

Лунная гонка

Фанатичная преданность делу

Способность мечтать и умение претворять мечты в жизнь, не отрываясь от реальности

Патриотизм

Стиль первых космических проектов, которые вырабатывались по ходу их осуществления,

это наш золотой фонд, унаследованный нами от нашего Главного конструктора.

Оправданный риск

Принцип управления КК

Многотемность и многоэтапность

Смелость и скорость мышления и действий

Почему мы не слетали на Луну

Хрущев

Кеннеди

Армстронг

А еще американцы называли Королёва — интеграл, и это не совсем понятно, имея в виду русское значение этого слова. В английском языке — это еще и «неделимый», в данном случае, не отделимый от полетов в космос на ракете, от космонавтики и от космонавтов, от всех тех новых и каждый раз неожиданных достижений, которые буквально сваливались на голову американцев конца 50 — начала 60–х годов, нередко приводя их в шок.

На Марс?

Гибель

Преемник

Семёрка

7К — Союз

Молния, связь

Еще важнее — методы

Люди

Королёвская гвардия

Говорят, что Пилюгин как?то сказал, что Королёв умер вовремя, в том смысле, что ему не привелось пережить тяжелых аварий и горьких разочарований, связанных прежде всего с развитием наших пилотируемых программ.

Иногда также задают вопрос, а слетали бы наши космонавты на Луну, будь жив Королёв?

Ответа на этот вопрос, конечно, нет. На первый взгляд, вообще нет особого смысла говорить о прошлом в сослагательном склонении. Тем не менее я решил на короткое время поступить именно так, нелогично, поскольку это позволило бы взглянуть на некоторые события несколько по–другому и оценить их с позиций специалиста, умудренного опытом космических десятилетий, прошедших со времени безвременного ухода нашего Главного. Все эти годы оказались насыщенными проектами разного масштаба и ценности, причем поначалу они сопровождались большими авариями, и даже катастрофами, а это требует отдельного разговора.

В связи с этим сначала надо напомнить, сказать о тех планах, которые были намечены Королёвым и которые не были выполнены или выполнены не полностью.

Первое, как минимум, два космических корабля «Восход» должны были слетать на орбиту. Один — с продолжительным полетом космонавтов, с тем чтобы не отставать от американцев, начавших к этому времени свою весьма короткую, но очень насыщенную серию полетов на кораблях «Джемини», это дало бы необходимый опыт на четыре года раньше, чем фактически слетал «Союз-9». Второй «Восход» — с искусственной тяжестью: этот уникальный эксперимент, как известно, был полностью подготовлен, но прекращен, и с тех пор его не удалось воспроизвести никому.

Дополнительно, полеты «Восходов» дали бы возможность и время для отработки «Союзов» в беспилотном варианте, по крайней мере, пилотируемый «Союз-1» не полетел бы таким, совершенно неотработанным, как это произошло с космонавтом Комаровым в апреле 1967 года. В связи с этим надо еще раз подчеркнуть, что подход к отработке гагаринского «Востока», корабля существенно более простого, проводился намного тщательнее: Королёв рисковал, но не так, как это стало происходить без его опыта, интуиции и здравого — очень! — смысла.

Более сложен вопрос в части будущего лунных программ Л1 и Л3 и связанной с полетом на Луну судьбой носителя № 1 — H1.

Тем не менее, надо сказать прежде всего о том же, что было отмечено выше в части подхода к отработке «Союзов».

Семёнов только начал учиться на Л1

Первая стыковка…

Орбитальные станции

К Марсу?

Америка тоже остановилась… поначалу ей не было с кем соревноваться

ЭПАС

Американе

На тряпках…

Космические челноки

На крыльях…

Гибрид

В Королёве, как в большинстве людей, которых по полному праву можно причислить к гениям, проявились два основных качества: уникальный природный дар и удивительная работоспособность.

Королёв по шкале Ландау

С ним не может сравниться никто, даже великий немецкий ракетчик фон Браун, который безусловно был способен на большее, чем отпустила ему судьба. Отчасти это стало платой за профашистское прошлое, и за это действительно требовалось заплатить. Думаю, фон Браун даже завидовал Королёву, его одновременно завидной и незавидной судьбе. С другой стороны, несмотря на глубокие патриотические чувства, достоверно известны слова Сергея Павловича о том, что они бы сработались с фон Брауном.

Королёв — это чисто российское явление

Статус главных и генеральных

В войну оборонными предприятиями руководили генералы

У американцев вообще не было явных лидеров (за исключением немецкого ракетного фюрера фон Брауна). Позднее, после смены поколений, когда первое уникальное поколение НАСА ушло со сцены и их размытая организационная структура стала давать сбои, они спохватились, но было, похоже, поздно.

Директор Хьюстонского Центра приглашал прочитать лекцию

Полководец космических армий

Наполеон: «… лучше бы меня убили под Москвой»

Неизвестен своему народу

Королёв не стал Генеральным. Кому это было выгодно

Главный и генеральный

Генералиссимус РКТ

Королёв и АН

Королёв и власть

Королёв и космонавты

Королёв и связь через космос

Королёв и стыковка

Искусственная тяжесть

Королёв и пропаганда космоса

Подлипки — его будущий город Королёв

Королёв и Глушко (змея подколодная)

Королёв и Хрущев… Челомей с сыном Хрущева

Королёв и Келдыш

Королёв и Феоктистов

Королёв и Раушенбах (херувим)

Королёв и Челомей

Королёв и его «зэки»

Королёв и Афанасьев

Фон Браун

Американе

Подбор и расстановка кадров

Руководство людьми: модулирование действий, убежденность

в правоте своего дела, знание и использование психологии

Его орелики

Найти, ухватить самое нужное звено и вытащить всю цепь

Управление ракетами и КА

Скорость мышления, действий и полета: Быстрее звука

Проектирование: двойной подход

Крылья и «тряпки», что в результате(?) - гибрид:

ведь Королёв конструировал в молодости планеры и самолеты

Патриотизм, случай с Шевалевым

Книга Харфорда

Конструктор (100 рассказов)

Ученый (100)

Артист

Играющий тренер

Право выбора вариантов

Интеграл

Личность

Его Королёвская гвардия на многие годы

Его долгожители 7–ка, 7К, 11Ф67

Чем жил

Как работал

Как любил

Ненавидел?

Крикун (Пеле?)

Ученый по Ракетам (Высоцкий?)

«Завуч по пению?»

Кем был

Как руководил

Благодаря чему

Письма жене

Дочь

Еще раз о Василии Павловиче Мишине

Здесь я не собираюсь ни повторять, ни корректировать то, что написал в Рассказе 1.13 и других рассказах 1–й части о том, кому волею судьбы привелось неожиданно стать преемником нашего Главного Конструктора. Однако подводя итоги 2–му прологу, не могу не привести дополнительных соображений, которые мне стали яснее за прошедшие с тех пор несколько лет. Возможно, кто?то расценит неуместными те строки, которые мне самому было неприятно писать, ведь, как и многие, я по–своему любил этого нестандартного человека.

Представляет интерес вопрос о выборе В. П. Мишина в качестве первого заместителя Главного в 1946 году, ведь именно с той далекой поры началось 20–летнее тесное взаимодействие этих, в общем?то, очень разных людей. Теперь можно только гадать, какими мотивами мог руководствоваться Королёв, выбирая себе первого зама на заре организации своего дела, когда неизвестного было гораздо больше, чем могла подсказать самая невероятная фантазия. У Мишина было много привлекательных черт: он был по натуре добрым человеком, был молод и по–мужски красив. Окончив МАИ перед самым началом Войны, приобретя практический опыт в те трудные времена и развив деловые профессиональные качества в авиационном КБ Болховитинова в НИИ-1, молодой инженер выделялся как умелый технарь, к тому же с некоторыми навыками пилота. Начиная с 1944 года он оказался вовлеченным в изучение трофейной ракетной техники, сначала в Советском Союзе, а позднее в Германии.

У Мишина было хорошее по тем временам крестьянское происхождение. Возможно также, что дополнительная Королёвская симпатия исходила из того, что отец его будущего зама тоже некоторое время провел в заключении по какому?то пустяковому политическому делу, и согласно практике того времени сын тоже находился под подозрением.

В течение 20 последующих лет первый зам постоянно работал рядом, рука об руку со своим Главным, участвовал практически во всех ракетных, а затем и космических проектах. Как показали события и дела после неожиданной смерти Королёва, Мишин оказался в целом неспособным воспринять и руководить делом своего шефа, основателя и движущей силы всего огромного дела. Для меня, как я думаю, и для многих остаются загадкой истоки постепенной негативной трансформации личности этого человека, одним пристрастием к алкоголю, которое, надо отметить, он умел преодолевать, это объяснить невозможно. Судьба странно обошлась с ним, и до конца разгадать причину всех изменений, скорее всего, невозможно. В целом, быть во главе такого огромного дела он был, похоже, не способен. Это не только мое мнение. Необузданный нрав как стиль в руководстве, который он во многом воспринял у Королёва и которым Сергей Павлович пользовался, как хороший артист — инструментом, новый главный воспринял как чуть ли не ведущий метод руководить делом и людьми.

Если подытожить результаты его руководства основными проектами и программами, которыми он руководил и… против которых он выступал, оппонировал или допускал просчеты, то их можно выстроить в довольно длинный ряд. Это и твердотопливные МБР, и два КК «Восход» (один — для проведения длительного полета космонавтов, второй — для испытания системы искусственной тяжести), и аварийный пуск неотработанного «Союза-1» с космонавтом Комаровым, и проведение кампании отработки лунной программы Н1–Л3 (прежде всего — летные испытания ракеты–носителя Н1), и активная оппозиция программе ДОСов в странном союзе с В. Челомеем, который в течение многих лет был противником Королёва и нанес огромный ущерб его делу, и настойчивость в продолжении практически обреченной лунной программы Л3–M, после того как американцы уже высадились на Луну.

Мне не по душе вешать все это на одного человека, это в принципе — неправильно. А где было руководство министерства MOM и ВПК Совмина, а ЦК и Политбюро, наконец?! Ведь традиционно руководитель такого масштаба был их номенклатурой. А партия являлась и в целом ряде критических периодов по–настоящему была всемогущей, руководящей и направляющей силой советской эпохи.

Но с другой стороны, Мишин действительно был в течение семи лет главным в рамках системы единоначалия, и если здесь не вдаваться дальше в детали, то уж ничего больше и не поделаешь.

А жаль!

Валентин Петрович занимает особое место в истории советской космонавтики. Хотя он руководил нашей организацией, головной по ракетно–космическим комплексам, целых 15 лет, его основной вклад состоит в создании ракетных двигателей, которые он создавал всю жизнь, больше 40 лет, и это было действительно выдающееся, беспрецедентное достижение. Тем не менее его вклад в космонавтику на посту генерального конструктора тоже очень большой.

Кстати, интересен вопрос, почему Глушко, несмотря на все свои огромные амбиции, не стал вторым Королёвым? Думаю, не только потому, что он слишком поздно пришел к руководству нашей головной организацией (1974 г.), слишком поздно стал у руля советских РКТ–программ.

Ю. П. Семёнов

Наряду с Глушко Семёнов внес наибольший вклад в развитие пилотируемой космонавтики в стране. В отличие от главного ракетного двигателиста он не был настоящим конструктором, а был, как сейчас говорят, менеджером, по–нашему — ведущим конструктором. Институт «ведущих по изделию» ввел Королёв и называл их «глаза и уши» главного конструктора. Они выполняли широкий спектр диспетчерских функций, начиная с детального конструирования ракет (а позднее — космических аппаратов), через все последующие этапы испытаний и отработки, подготовки и самих ЛКИ (летно–конструкторских испытаний). Такие обязанности требовали, прежде всего, разнообразных инженерных знаний, расторопности и волевых качеств. Ведущими становились энергичные и честолюбивые люди, это был кратчайший путь к успеху, а их, под руководством Королёва, становилось с каждым годом все больше. Новые победы приносили новые награды и звания. Тем не менее ведущие должности приносили прежде всего уникальный опыт. Со второй половины 50–х, когда началась передача «изделий на вывоз», на другие предприятия и города, ряд ведущих стали главными (а позднее генеральными конструкторами), можно назвать Д. И. Козлова, В. П. Макеева и М. Ф. Решетнева. Ведь никто не знал своего изделия лучше ведущего, и такие назначения были в определенном смысле естественными, к тому же, Королёву были нужны свои, проверенные в деле люди на новых ключевых местах. Чего, как правило, не хватало ведущим конструкторам, так это настоящего опыта (и творческих способностей) конструирования новых изделий, такой недостаток мог частично компенсироваться, если новый большой руководитель окружал себя творческими личностями.

Начав с должности зама ведущего по кораблю «Союз» после приезда из Днепропетровска (После Днепропетровска Семёнов сначала несколько лет работал в КБ «Химмаш» у главного конструктора Исаева), Семёнов вскоре продвинулся на должность ведущего по кораблю Л1 (облет Луны). В результате вторая половина 60–х принесла ему уникальный опыт, и он, пользуясь поддержкой с самого верха политического управления страны, становится ведущим (с расширенными полномочиями) уникального изделия — ДОС (долговременная орбитальная станция). Общая обстановка с пилотируемой космонавтикой в стране после поражения от американцев в лунной гонке и такая мощная поддержка очень помогли отвоевать у Челомея «кусочек космического алмаза» и в конце концов превратить ДОСы в основную программу советской пилотируемой космонавтики, а самому Семёнову стать ее главным конструктором. В большой мере этому способствовало то, что проектирование долгие годы находилось в руках и голове Феоктистова — главного космического проектанта Королёва, — которого Сергей Павлович сумел послать в космос, чтобы тот испытал их первый многоместный «Восход» на орбите, как это в молодости делал наш Главный со своими планерами.

Этот «орбитальный», многолетний и длинный путь привел Семёнова к руководству всей нашей организацией после смерти Глушко в 1989 году.

К сожалению, в конце 80–х произошел разрыв Семёнова с Феоктистовым, что существенно ослабило творческое начало при дальнейшем развитии ДОСовских конструкций. Надо сказать, что к этому времени ОК «Мир» уже залетал, а в целом — уже спроектирован. Достраивался «орбитальный мир» в 90–е годы под руководством Семёнова, и здесь ему не было равных. В эти же годы подготовили и реализовали новую международную программу «Мир» — «Шаттл» и спроектировали МКС, причем ее российский сегмент построили с широким использованием конфигурации и техники ДОСов.

Надо отметить также большой вклад Семёнова в качестве «ведущего–главного» в доведении до успешных летных испытаний ОС «Буран», изделия столь же уникального, сколь и противоречивого, впрочем, как и личность самого Семёнова.

Говорят, человека можно характеризовать его отношением к людям и к самому себе, так вот эта «дробь» у нашего Семёнова оказалась чрезвычайно мала. Его отношение к своим подчиненным поразительно. К тому же, наш «гениальный ведущий» очень хорошо изучил человеческую природу и научился воздействовать на людей. С годами его стали называть у нас людоведом, потому что он использовал этот свой опыт и способности на подавление, а человеческая доброта уходила на какой?то другой, второй или третий план.

Личная преданность, а больше — служение, но никак не преданность делу, стала руководящим критерием кадровой политики Семёнова.

Пройдя путь от зама ведущего до генерального, к концу своего правления Семёнов изжил себя, уверовав в свою гениальность и незаменимость, он затеял перестройку, начал разгонять боеспособные подразделения КБ, а старых конструкторов пытался пересадить из?за кульманов за компьютеры. Когда ракетно–космических вице–президентов корпорации стали заменять хозяйственниками, у нас стали говорить, что «даже кухарка может управлять государством», правда многоопытный Черток нас поправил, сказав, что Ленин говорил: «…у нас (в стране советов) даже кухарку можно научить управлять государством». Кстати, уместно отметить, что методы нашего президента часто чем?то напоминали подходы к руководству членов Политбюро.

Когда в «Роскосмос» пришли новые люди, Семёнов посчитал, что он может по–старому диктовать свои условия новому руководству. Так первый президент «Энергии» потерял контакт и сверху, и снизу, и это дорого ему обошлось: два удара, административный и внутренний (инсульт), последовали один за другим.

К счастью, для сильного человека удары судьбы не стали роковыми.

Н. Н. Севастьянов

Хотя рано делать какие?то выводы, нужно сказать несколько слов о человеке нового поколения, который пришел на смену руководителям старого звена, причем первые трое были старше меня и уже ушли в мир иной. Тем более что наш новый руководитель является в некоторой степени моим учеником. Первый руководящий опыт он получил, когда мы с В. Бранцем выдвинули рядового программиста генеральным директором Консорциума «Космическая регата» («ККР»), который образовали для создания первого солнечного паруса. Этот проект детально описан в 3–й главе. Уже в рамках ККР он приобрел опыт и установил хорошие связи с могучим «Газпромом» и в последующем, набрав новую команду, уже самостоятельно, как генеральный директор «Газкома», опираясь на финансирование «Газпрома», осуществил, с большой поддержкой РКК «Энергия» и лично Семёнова, актуальный и масштабный связной проект, основой которого стали спутники «Ямал» нового поколения, построенные с широким использованием импортной авионики.

…и бесценный опыт стали для нашего нового президента хорошим трамплином в неизведанное будущее. Наше время имеет свои и большие особенности.

Севастьянов — человек очень больших амбиций — изначально стремился к тому, чтобы стать большим руководителем — и это, в принципе, нормально. Возможно, не так уж плохо и то, что он стремится взвалить и взять на себя слишком много. Известно выражение: если хочешь добиться очень многого, нагружай себя сверх предела. С другой стороны, и это хорошо умел Королёв, необходимо формировать деятельные команды настоящих профессионалов и единомышленников по основным направлениям техники и организации, надо постоянно их контролировать, не лишая их самостоятельности и инициативы, и в то же время самому учиться у своих подчиненных.

Остается надеяться, что ошибки молодости, такие как неосмотрительность высказываний и действий, пройдут.

В 2005 году с приходом нового руководства «Роскосмоса» сложилась благоприятная ситуация с переизбранием Семёнова. В мае новым президентом РКК «Энергия» стал Севастьянов, то, к чему он стремился, свершилось. Многие из нас, ветеранов, в принципе поддержали это решение. Однако дальше события стали развиваться не так, как мы надеялись.

Проекты, Луна, Гелий-3, Клипер

Команда

Бранец мне друг, но истина дороже

Потеря доверия

Потеря потенциала и в КБ и на ЗЭМе, естественная и приходящая

Несмотря на удручающее начало, большинство из нас, уже немногочисленной Королёвской гвардии, будучи реалистами, искренне желают нашему новому президенту удачи и успеха, ведь от этого зависит продолжение дела, заложенного Королёвым.

Не даром говорят, что время выбирает своих героев. И все?таки мне представляются в высшей степени странными, просто поразительными, я бы сказал, почти мистическими те параллели, которые можно провести между тем, как развивалась пилотируемая космонавтика и наша страна в целом, особенно в последние годы!

О том, как после неожиданной смерти Королёва нам пришлось работать под руководством Мишина, мне уже привелось рассказать. С конца 60–х все более активным становился Семёнов, став постепенно главным конструктором ДОСов, а после смерти Глушко, возглавлявшего наше огромное НПО «Энергия» с 1974 по 1988 год, — Генеральным конструктором. Его, как известно, сменил Севастьянов в 2005 году.

За все эти 30 с лишним лет нам привелось осуществлять целый ряд уникальных ракетно–космических программ и проектов. Мне привелось быть активным участником большинства из них. Об этом во многих деталях и рассказывается вo 2–й части книги. Я по–прежнему старался рассказать, как развивалась советская (а с 1992 года — российская) космонавтика и как она конкурировала, а с 1992 года стала снова сотрудничать с американцами, а позднее также с другими странами. По–прежнему отвечая за стыковочные интерфейсы, количество и сложность которых непрерывно возрастали, в эти годы я смог еще дальше и глубже проникнуть в суть пограничных проблем, технических, организационных и общечеловеческих.

Как упоминалось в 1–й части, Королёв незадолго до неожиданной смерти положил на меня глаз, и неизвестно, как сложилась бы моя профессиональная судьба под его руководством. Недаром десяток лет спустя, после завершения проекта «Союз» — «Аполлон» И. Б. Хазанов как?то сказал мне: «Эх, Владимир, не хватает тебе должного размаха». Были и другие намеки, однако дальше дело двигалось довольно медленно. Мой непосредственный начальник недолюбливал и ревновал меня за излишнюю самостоятельность и непокорность, «Вот и не получилось из тебя главного конструктора», — как?то он признался мне. Была и положительная сторона в моем таком медленном эволюционном росте, который последовательно вел меня по служебной лестнице, умножая опыт формирования и руководства коллективами специалистов и помогая становиться настоящим лидером все более сложных и комплексных технических разработок. Мне удалось собрать и сформировать очень работоспособный и квалифицированный коллектив конструкторов и инженеров, которые мне доверяли. Я собирал их постепенно, шаг за шагом, как Иван Калита. Важным стало также то, что доверяло мне и большое начальство, и я их не подводил.

Должен также отметить, что, набрав силы и уверенность, у меня хватило умения и смелости рисковать, проявлять нестандартную инициативу, которая приносила порой замечательные результаты.

Так, моя нестандартная конструкторская стезя привела меня также к участию и руководству новыми оригинальными космическими проектами, такими как солнечный парусный корабль и система космического освещения, электродинамическая тросовая система и, наконец, пилотируемый корабль гибридного типа. Несмотря на незавершенность организационно–технических идей, есть что рассказать и передать следующему поколению, которое захочет и сможет осваивать космос дальше.

Та школа, которую мне посчастливилось пройти, работая в течение 10 лет под руководством Королёва, была для меня, так же как и для многих моих товарищей, той основой, на которой строилось все остальное. Это не голые слова, не вербальная дань гениальному основателю нашего дела, нашему первому руководителю: читатель сможет убедиться в этом сам, прочитав представленные здесь рассказы о стыковке и на земле, и в космосе.

Наследие Королёва неисчерпаемо.

Библиография:

Черток Б. Е. «Ракеты и Люди», ч. 1–4

Королёва Н. С. «Отец», ч. 1 и ч. 2, 2002

Ветров Г. С. «Наследие Королёва»

Ветров Г. С. «Королёв и его дело»

«Королёв. Ученый, инженер, человек»

Сыромятников B. C. «100 рассказов о стыковке», ч. 1

Neufeld M. J. «The Rocket and the Reich»

Siddiqi Asif A. «Challenge to Apollo»

Harford James «Korolev»